Текст книги "Двенадцать евреев, которые изменили мир"

Автор книги: Владимир Шевелев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Побег из сибирской ссылки стал началом их личной трагедии. Из-за границы, куда добрался Троцкий, можно было лишь изредка переписываться. Вскоре для Соколовской началась вторая ссылка. Жизнь развела их, оставив лишь идейную связь и дружбу. Лев Бронштейн покинул жену с двумя крохотными дочками, чтобы никогда больше не вернуться к ним. Младшая дочь Нина умерла в 1928 году, старшая дочь Зина – после душевной болезни – в 1933. Сама Соколовская будет сослана Сталиным в Сибирь только за то, что тридцать лет назад она была женой тогда еще никому неизвестного Льва Бронштейна.

Рождение профессионального революционера

«Образцом для Сосо стал Коба, герой романа грузинского автора Казбеги «Нуну». В борьбе против властей угнетенные горцы терпят, вследствие измены, поражение и теряют остатки свободы, в то время как вождь восстания жертвует родиной и своей женой Нуну, всем, даже жизнью. Отныне Коба стал для Сосо божеством... Он сам хотел стать вторым Кобой, борцом и героем, знаменитым, как этот последний. Иосиф назвал себя именем вождя горцев и не терпел, чтобы его звали иначе».

Летом 1902 года ссыльный Бронштейн бежал. И с этого момента появилась новая историческая фигура – Лев Троцкий. В Иркутске друзья достали беглецу не только новую одежду, но и новый паспорт, в который он вписал свою новую, теперь уже бессмертную фамилию. У фамилии был реальный владелец – тюремный смотритель из Одессы – чья весьма представительная внешность импонировала юному Лейбе. Но, может быть, дело не только в фигуре надзирателя, а в самой фамилии, так как «тротц» в переводе с немецкого и идиш означает «вопреки», «наперекор». Такая интерпретация возможна, если учесть, что один из его первых литературных псевдонимов был Антид Отто (антидот), т.е. по итальянски – противоядие. Не только чувство справедливости, но также юношеское упрямство (тротц) превратили Льва Бронштейна в Троцкого – человека, чья жизнь целиком была посвящена борьбе, противостоянию, революции.

Заехав в Самару к Кржижановскому, который одним из первых оценил публицистический талант тогда еще ссыльного Бронштейна и дал ему кличку «Перо», Троцкий направился в Лондон, в редакцию «Искры». С фальшивым паспортом в кармане он нелегально перешел границу с Австрией и добрался до Вены. Здесь, заручившись помощью Адлера – одного из руководителей австрийской социал-демократии, он встретился в Цюрихе с Павлом Аксельродом, получил от него заветный лондонский адрес и ранним октябрьским утром постучал в дверь квартиры, где жили Ленин и Крупская. Взяв денег, он спустился вниз, чтобы расплатиться с кэбом, а затем засыпал чету Ульяновых ворохом новостей с родины.

Отныне судьбы Ленина и Троцкого свыше двадцати лет будут постоянно пересекаться. Они будут переходить от взаимной симпатии к прямой вражде и вновь к согласию. Оба в пору разлада не будут щадить друг друга. С ленинской подачи во все учебники истории партии большевиков войдет обидный эпитет «Иудушка Троцкий». Но в кульминационный момент их жизни – в ночь 25 на 26 октября, в ожидании открытия съезда Советов, они вместе будут лежать в пустой комнате Смольного на старом одеяле и ожидать исхода за– пущенных ими событий. Кто знает, может быть именно в этот момент они вспомнили и общие ботинки, которые носили в Париже, и совместное посещение Opera Comique, и лондонскую церковь, где социал-демократический митинг чередовался с пением псалмов. А может быть, воспоминаний и не было – было только будущее. Революционные отряды уже захватили Госбанк, Центральный телеграф, развели мосты, окружили Зимний дворец. Пружина начала разжиматься, уже ничего не зависело от их действий. В те дни принимались решения, определившие историческую эпоху. Эти решения почти не обсуждались. Бессознательное поднялось и подчинило себе сознание, слив их в какое-то нерасторжимое единство. И наконец знаменитое: «Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась!» А пока Троцкий, не дав подняться Владимиру Ильичу с постели, подвинув ближе стул, энергично жестикулируя, взахлеб говорит о Сибири, Самаре, Цюрихе. Ленин, будучи почти на десять лет старше, увидел в пылком молодом человеке одного из тех, кто может открыть новую страницу революционного движения в России.

Первая эмиграция

«Из Сибири Коба вернулся прямо в Тифлис: факт этот не может не вызвать удивления. Сколько-нибудь заметные беглецы редко возвращались на родину».

Эмиграция всегда играла заметную роль в политической и духовной жизни России. Троцкий более трети жизни провел в эмиграции. Оказавшись впервые в Европе в 1902 году, он воспринял это время как «восторженное откровение». Он писал, спорил, ездил, впитывал жизнь, знакомую раньше лишь по книгам и газетным статьям. Ему было только двадцать три года и надо было найти баланс между своим «я» и новой социальной и духовной средой.

Первое поколение русской социал-демократии, возглавлявшееся Плехановым, начало свою критическую и пропагандистскую деятельность в начале 80-х годов XIX века. Пионеры исчислялись единицами, затем десятками. Второе поколение, которое вел за собой Ленин, – он был на четырнадцать лет моложе Плеханова, – вступило на политическую арену в начале 90-х годов. Третье поколение, состоявшее из людей на десять лет моложе Ленина, включилось в революционную борьбу в конце прошлого и в начале нового столетия. К этому поколению, которое уже привыкли считать тысячами, принадлежали Троцкий, Сталин, Зиновьев, Каменев и другие.

Европа для российских политических эмигрантов была больше чем очаг культуры и приют беглецов. Здесь формировалась атмосфера, где генерировались идеи и усилия, обращенные к России в надежде свершения в ней революционных перемен. Осенью 1902 года в эту «Мекку» российских революционеров прибыл Троцкий. Молодого честолюбивого революционера, талантливого публициста влекла возможность участия в общероссийской социал-демократической газете. В редколлегии «Искры», из которой должно было разгореться пламя революции в России, «старики» – Плеханов, Засулич, Аксельрод соседствовали с «молодыми»: Лениным, Мартовым, Потресовым. Ленин быстро оценил Троцкого как человека, несомненно, с недюжинными способностями, энергией, который имеет перспективы роста таланта и «в области переводов и популярной литературы он сумеет сделать немало». По предложению Ленина в марте 1903 года Троцкого ввели в состав редколлегии газеты с совещательным голосом. Плеханов встретил новичка с настороженностью, которая очень скоро переросла в устойчивую неприязнь, сохранившуюся до конца его дней. Он упорно противился вводу Троцкого в редколлегию «Искры». При личных встречах был сух и неприветлив. Несмотря на все старания, Троцкому не удалось расположить к себе корифея русского марксизма. «Отец-основатель» не принял дерзкой бойкости молодого революционера. Троцкий скоро и сам стал отвечать тем же. В целом ряде статей о Плеханове, написанных позже, в адрес последнего будут пущены стрелы сарказма. В работе «Война и революция», написанной в 1922 году, он выразится так: «Несчастье Плеханова шло из того же корня, что и его бессмертная заслуга: он был предтечей. Он не был вождем действующего пролетариата, а только его теоретическим предвестником».

В Лондоне Троцкий поселился в доме, где жили Мартов и Засулич. По нескольку раз в день они ветречались, обсуждали новости, статьи, заметки, которые готовили в «Искру». Отношения с блестящей группой высокообразованных людей наложили неизгладимый отпечаток на духовный мир Троцкого. Общение с ними не только расширяло кругозор, но и усиливало уверенность в своих способностях, даже исключительности. Молодой член редколлегии не скрывал своего восхищения и преклонения перед прославленной террористкой. Для него Вера Засулич, участвовавшая в террористических актах еще до его рождения, была легендой революции. Она принад– лежала к тому поколению русских революционеров, для которых радикализм решений и действий был их сутью. Троцкий уже тогда начал мыслить радикальными категориями, не признавая полумер и полушагов. Ленин, привлекая Троцкого к работе в газете, вскоре стал использовать его и в качестве оратора и полемиста, затьм посоветовал не ограничиваться журналистикой и диспутами, а выступать с лекциями и рефератами. Очень скоро все это станет для него обычным делом. Троцкий, будучи, безусловно, талантливым человеком, выдающимся оратором и публицистом, всегда заботился, чтобы это было оценено другими. Он не чурался театральности жеста, экстравагантности выражений. Троцкий любил дело, но еще больше он любил себя в деле. И эту любовь к себе другие ощущали как превосходство над ними. Может быть, поэтому у Троцкого было так мало друзей и так много врагов.

Троцкий еще молодым навсегда поверил, что обязательно оставит глубокий след в истории. Он не ошибся, считая, что будет знаменитым, но это и было его жизненной целью: с очень ранних времен им сохранялись не только черновики статей, речей, проектов резолюций, но и афиши, пригласительные билеты, пометки на газетах и календарях, вырезки из периодических изданий, где просто упоминается его имя. Когда в 1903 году в Париж к сыну приехали родители, Лейба показывал им вырезки из газет со своими статьями, афиши, возвещающие о его выступлении, рассказывал о знакомых знаменитых людях. Мать вслух читала заголовки статей, отец с благоговением слушал. Уезжая из Парижа, Бронштейны оставили сыну денег и пообещали помогать двум его дочкам в России. Они теперь были уверены, что их Лейба станет знаменитым.

Враги Троцкого, от черносотенцев до современных антисемитов, всегда старались подчеркнуть его еврейское происхождение. Нередко его деяния пытаются связать с «мировым сионистским заговором», «еврейскими происками» и пр. Троцкий, конечно, не мог забыть, что он еврей, но вовсе не потому, что участвовал в некоем мифическом заговоре. Просто его враги постоянно напоминали о его еврействе. Это всегда звучало как обвинение, как подтверждение вечной ущербности, и он часто страдал от этого. Известен факт его отказа от поста наркома внутренних дел в правительстве Ленина, так как «люди не поймут назначение еврея на эту должность». Но чтобы ни говорили о Троцком, его нельзя упрекнуть в национализме или сионизме. Имеется множество свидетельств, подтверждающих интернациональный характер его мировоззрения. Поведение Троцкого, его отношение к миру является характерным для многих ассимилированных евреев, воспроизводит один из специфических вариантов еврейской судьбы. Момент кризиса Российской империи совпал со временем усиленного разложения еврейского патриархального уклада. Это привело к появлению множества молодых людей, избравших для себя путь освоения светской христианской культуры и знакомых с еврейством лишь отчасти. Они становятся чужими и там и тут и свою чуждость ощущают как объективность. В разной мере они стыдятся своего происхождения и предпочитают роль возвестителя истины, исходящей от какого-нибудь иного, несомненного авторитета, т.е. роль посланца, комиссара, воспроиз– водящую рисунок жизни Моисея. Так, Троцкий сначала ссылался на Маркса, затем на Ленина, у него не хватило цельности опереться на себя самого. В отличие от того, что думают антисемиты, евреи-революционеры не столько выражают еврейские интересы, сколько нарушают еврейские стереотипы поведения. Будучи на вершине большевистской иерархии, Троцкий отверг просьбы еврейской делегации, которая явилась к нему как к еврею, заявив им, что он не еврей, а интернационалист. Когда его отец умер в 1922 году от тифа, последнюю просьбу – похоронить его на еврейском кладбище – сын отказался выполнить по идеологическим соображениям.

Первая эмиграция Троцкого с осени 1902 до начала 1905 года была, пожалуй, самым счастливым временем в его жизни. В Париже Троцкий встретил молодую, умную, красивую женщину – Наталью Седову. Их знакомство началось в Лувре. Наташа изучала в Париже историю искусств и взялась после выступления Троцкого в русской колонии с лекцией показать ему шедевры французской живописи. Наталья Ивановна уже была замужем. Но увлечение молодым революционером было так сильно, что она оставила мужа и ушла к Троцкому. Сильные чувства сопровождали их брак до последних дней их жизни. В своем завещании, составленном в 1940 году, он напишет так: «...судьба дала мне счастье быть ее мужем. В течение почти сорока лет нашей совместной жизни она оставалась неистощимым источником любви, великодушия и нежности». Наталья Ивановна разделила как триумф мужа, так и всю горечь поражения и изгнания. Последние слова умирающего были обращены к ней.

Но это будет нескоро. Впереди вся жизнь – жизнь революционера, полная превратностей и парадоксов. Первый парадокс – поведение Троцкого на II съезде РСДРП в 1903 году: будучи по убеждениям, натуре, мировоззрению ярко выраженным радикалом, он неожиданно поддержал реформистов, умеренных! Это внешне было действительно парадоксально. Троцкий, который на всю жизнь станет певцом мировой перманентной социалистической революции, вдруг поддержал – и решительно! – Мартова, о котором позже напишет «фальсификатор марксизма».

Парадокс этот только кажущийся. Троцкий, при всем своем блеске ума и интеллектуальном изяществе, во многих вопросах скользил по поверхности. Внешняя знциклопедичность не подкреплялась глубиной анализа. Голосуя против Ленина и его сторонников, он не понимал, что голосует против самого себя. За свой «небольшевизм» Троцкому в жизни придется много оправдываться. Троцкий, будучи сам «якобинцем», в начале века обвинял Ленина в радикализме. Позже, будучи сам централистом, обвинял Ленина в стремлении сконцентрировать партийную власть в центральных органах, будучи поклонником Робеспьера, бросал Ленину обвинения в диктаторстве. Этот парадокс связан, с одной стороны, с подменой идей людьми. Для него уход в тень Аксельрода и Засулич выглядел трагедией, а Ленин – виновник этого – узурпатором. Ленин пришел к выводу, что Аксельрод и Засулич становятся помехой на пути к будущему и решил устранить их с решающих постов. Как пишет сам Троцкий: «С этим я не мог мириться. Все мое существо протестовало против этого безжалостного отсечения стариков, которые дошли наконец до порога партии. Из этого моего возмущения и вытек мой разрыв с Лениным на втором съезде. Его поведение казалось мне недопустимым, ужасным, возмутительным. А между тем оно было политически правильным и, еледовательно, организационно необходимым». Яркое воображение не опиралось еще на доводы разума. Он еще был человеком с человеческими привязанностями, страстями и эмоциями, а не марксистским функционером, лишенным личных, внепартийных ощущений. Он видел, как Ленин, подминая под себя сегодняшний день, врезался мыслью в завтрашний, брал только то, что нужно и когда нужно. Троцкому же больше по душе были ажурность мартовских мыслей, его остроумие, гипотезы и догадки.

Метания Троцкого между большевиками и меньшевиками, непоследовательность позиции получат некорректную ленинскую оценку: «Вот так Троцкий! Всегда равен себе = виляет, жульничает, позирует как левый, помогает правым...» Но надо отметить, что именно тогда, может быть, Троцкий был как никогда прав, увидев в Ленине жесткого, нетерпимого человека, и увидев это, еще будучи по-юношески неискушенным, интуитивно ужаснулся и отшатнулся от прорвавшейся негуманности и бесчеловечности поведения старшего товарища. II съезд партии развел Троцкого с Лениным на несколько лет.

Первая русская революция

«Ни в конце 1904, ни в начале 1905 года нет никакой возможности открыть следы деятельности того, кого ныне изображают вождем кавказского большевизма».

Весть о кровавом воскресенье 9 января 1905 года в Петербурге всколыхнула русскую революционную эмиграцию. Однако далеко не каждый поспешил в Россию. Немало «певцов революции» жизнь за границей в качестве советчиков и обличителей устраивала. Однако Троцкий был натурой деятельной. Поэтому возвращение в Россию, в гущу революционных событий для него вполне естественно. Под именем отставного прапорщика, а ныне преуспевающего предпринимателя Арбузова он уже в феврале 1905 года приехал в Киев, а затем перебирается в Петербург. Он участвует в совещаниях забастовочных комитетов, готовит прокламации. Арест в мае 1905 года Натальи Седовой заставляет его на время укрыться в Финляндии, где он продолжает работать в качестве революционного публициста и агитатора. Но когда в столице развернулась всеобщая забастовка, он не выдержал и вернулся. Его революционное чутье подсказывает необходимость поддержать и участвовать в первом народном органе власти – Совете рабочих депутатов. Вскоре он избирается заместителем первого председателя Совета Г.С. Хрусталева-Носаря. При участии Троцкого, который сразу привлек внимание своей энергией, страстными выступлениями, радикальными предложениями, было принято решение об издании газеты «Известия» – как органа Совета, выдвинуты требования восьмичасового рабочего дня, признания Совета представительством трудящихся во властных структурах, началась подготовка боевых рабочих дружин.

17 октября царь издал «Высочайший Манифест», в котором обещал народу конституционные свободы. Народ увидел в этом свою победу, в ночь с 17(18) октября толпы народа ходили по улицам с красными знаменами, требовали широкой амнистии, смещения ненавистных правителей, наказания организаторов расстрела 9 января. Но Троцкий, как и большевики, оценивал манифест как полупобеду. Выступая с балкона университета, перед которым собралась огромная толпа, он призвал не торопиться праздновать победу: «Разве обещание свободы равноценно свободе? Что изменилось со вчерашнего дня?.. Царский Манифест всего лишь клочок бумаги... Его нам сегодня дали, а завтра порвут в клочки, как это сделаю я сейчас!» Троцкий демонстративно порвал манифест, клочки бумаги, подхваченные ветром, понесло над толпой. Масса людей горячо аплодировала новому, пока малоизвестному трибуну революции.

Троцкий был прав. Собрав силы, отколов от революции либеральную часть интеллигенции и буржуазии, самодержавие перешло в наступление. 3 декабря 1905 года жандармы арестовали весь состав руководства Совета. Но даже в такой момент Троцкий оказался верен себе: во время очередного заседания Совета жандармский офицер, грохоча сапогами, вышел на середину зала и стал зачитывать ордер на арест. Председательствующий Троцкий решительно прервал его:«Если Вы хотите выступить, назовите фамилию, я спрошу собрание, желает ли оно Вас слушать!» – и дал слово следующему оратору.

Поведение Троцкого в дни первой русской революции и на суде убедительно говорило, что на сцене истории появилась выдающаяся личность. Он оптимистично принял поражение революции, веря, что это лишь подготовка к будущей победе мирового пролетариата. Заточение в знаменитой тюрьме «Кресты», Петропавловской крепости, в Доме предварительного заключения он использовал для самообразования, написания статей и прокламаций. Именно в это время в статье «Итоги и перспективы» он впервые в достаточно законченном виде излагает свою концепцию перманентной революции, за которую его всю жизнь будут третировать: «Завершение социалистической революции в национальных рамках недопустимо... социалистическая революция становится перманентной в новом, более широком смысле слова: она не получает своего завершения до окончательного торжества нового общества на всей нашей планете».

Правительство не решилось отправить руководителей народного органа власти на каторгу. По приговору суда четырнадцать членов Совета – и в их числе Троцкий – были осуждены на пожизненную ссылку. Местом ее было определено село Обдорское на Оби, за полярным кругом, тысяча верст до железной дороги и 800 – до ближайшего телеграфа. Несмотря на то, что 14 ссыльных охраняло пятьдесят жандармов, Троцкому пришла в голову идея бежать, не доезжая до места назначения. Когда доехали до города Березова, жандармский офицер дал обозу двухдневный отдых. Троцкий решил задержаться здесь под видом приступа радикулита. Симуляция была такой естественной, что ему разрешили задержаться на несколько дней под присмотром двух жандармов. Обманув сопровождающих, Троцкий бежал. Проделав по снежной равнине более 800 километров на оленях, он добрался до Урала, затем по железной дороге до Петербурга. В этих событиях поражают две вещи: поведение Троцкого, полное риска, смелости, веры в свою счастливую судьбу, и бестолковость и неповоротливость полиции. На одной из остановок поезда Троцкий дал телеграмму жене, проживавшей с сыном в Териоках – финском селе под Петербургом, в котором назначал ей встречу на станции, где скрещивались поезда, идущие на Вятку и на Петербург. Они встретились на станции Самино. При этом Троцкий хотел даже устроить скандал по поводу искажения текста телеграммы. Как пишет Наталья Седова, она еле отговорила мужа от подобного сумасбродства. Он, конечно, отдавал себе отчет в том, что и телеграмма, и встреча, и свобода, и непринужденность поведения, с которой он держал себя в вагоне и на вокзале, опасны, могут привлечь, должны привлечь вни– мание жандармов. А это означало пожизненные каторжные работы. Но он был у всех на виду и считал, что это и есть лучшая защита.

После краткого пребывания в Петербурге, вместе с женой и маленьким сыном, который родился в то время, когда Троцкий сидел в тюрьме, беглец перебирается в Финляндию, где еще оставались в силе некоторые завоевания революции. Здесь состоялась встреча с Jleниным и Мартовым, которые давно перебрались в «ближнее зарубежье» – Финляндию. Меньшевики каялись в безумствах 1905 года, большевики затевали новую революцию. Ленин пожурил Троцкого за то, что тот так и не перешел на сторону большевиков, и дал адреса друзей в Гельсингфорсе. Гельсингфорский полицмейстер был активным революционером – финским националистом. Он покровительствовал борцам с российским самодержавием и обещал предупредить в случае опасности со стороны петербургских властей. В течение нескольких недель Троцкий написал книжку о своем приключении под названием «Туда и обратно». На гонорар он смог купить билет на пароход и выехал в Стокгольм.

Вторая эмиграция

«Если б ЦК видел в Кобе молодого теоретика или публициста, способного за границей подняться на более высокую ступень, его, несомненно, оставили бы в эмиграции... Но никто не звал его за границу. С тех пор, как на верхах партии вообще узнали о нем, его рассматривали как «практика», т.е. рядового революционера, пригодного преимущественно для местной организационной работы».

На скандинавском пароходе Троцкий вплывал в новую эмиграцию, которая длилась десять лет. Семь из них Троцкий с семьей прожил в Вене. Время это оказалось длительной паузой в биографии революционера. В это время он много писал, но это было лишь интерпретацией пережитого. Много ездил и выступал, но суть выступлений была прежняя. Обреченный на долгое выжидание, он сосредоточился на журналистской деятельности и поддержании активных связей с русскими эмигрантами, западными социал-демократами, практиками и теоретиками марксизма.

На V (Лондонском) съезде РСДРП, формально объединившем большевиков и меньшевиков, Троцкий впервые встретился с большевиком из Тифлиса Иосифом Джугашвили, присутствовавшим на съезде под псевдонимом «Иванович». Троцкий просто не заметил молодого кавказца, который за три недели ни разу не попросил слова, даже когда съезд обсуждал проблему, непосредственно касающуюся его, – партизанщину и экспроприацию, и запретил этот бандитизм от имени партии. Сталин же не мог не заметить красивого худощавого молодого человека в очках, очень уверено державшегося во время выступлений. Во время перерыва вокруг Троцкого все время собирались люди. К нему притягивало как к магниту, вокруг него кипели споры, выковывались мнения.

О положении российской социал-демократии в то время говорит тот факт, что в партийной кассе не хватило денег на доведение съезда до конца и на обратный путь делегатам. Кончилось тем, что английский либерал, фабрикант Д. Фелз дал взаймы 1700 фунтов стерлингов, при условии, что под векселем подпишутся все делегаты съезда. Англичанин получил этот исторический документ. Советское правительство выкупило вексель Лондонского съезда через пятнадцать лет.

В европейских социал-демократических кругах Троцкого знали, ценили за остроту и живость ума, энергию и самостоятельность суждений, широту взглядов, и, не в последнюю очередь, за явную близость к европейской культуре. Для Троцкого же европейский котел, в котором он варился все годы эмиграции, означал рождение способности рассматривать революционные проблемы и задачи своего отечества в связи с международным характером социалистического движения. Едва ли идея перманентной революции так укрепилась бы в его сознании, не впитай он достижения социал-демократической мысли Запада того времени. Троцкий активно общался с такими видными революционерами, как Клара Цеткин, Роза Люксембург, Карл Либкнехт, Франц Меринг, Август Бебель, Эдуард Бернштейн. Большую роль в его жизни сыграл Парвус (А.Л. Гельфанд) – одиозная фигура в революционном движении. Так же как и Троцкий, Парвус был социал-демократом, выходцем из России. Как и Троцкий, он «приезжал» в Россию для участия в революции 1905 года, был осужден к ссылке в Сибирь, бежал и скрылся в эмиграции. Именно Парвусу принадлежат основные элементы концепции перманентной революции, чего Троцкий и не скрывал. Но в Парвусе не было той цельности, какую привыкли видеть в революционерах. Как пишет сам Троцкий, в Парвусе всегда было что-то сумасбродное и ненадежное. Помимо всего прочего этот революционер был одержим мечтой: разбогатеть. Первоначально эту мечту он соединял с задачами социал-демократического движения. Деньги ему были нужны для издания большой ежедневной социал-демократической газеты на трех европейских языках. Однако скоро мечта о богатстве взяла верх над мечтой о революции. Первая мировая война застала Парвуса в Константинополе. Он начинает заниматься военно-торговыми поставками Германии и Турции, выступает публично как защитник прогрессивной миссии германского милитаризма, рвет с левыми и становится идейным вдохновителем крайне правого крыла немецкой социал-демократии. Надо отметить и еще один интересный штрих к биографии Парвуса. Это он явился главной фигурой в деле о «запломбированном вагоне», в котором Ленин вернется в революционную Россию в 1917 году свергать Временное правительство, не желающее прекращать войну с Германией в одностороннем порядке, и о передаче германских денег большевикам. Все это послужит летом 1917 года поводом для выдачи ордера на арест социал-демократов и заключения Троцкого в тюрьму.

В целом вторая эмиграция Троцкого привела к заметному отрыву его от России. Все эти годы он провел в амфитеатре Европы, а события развернулись на балконе. Его интересы вращались вокруг партийных фракций, европейского парламентаризма, новых веяний немецкой социал-демократии. Критикуя европейский буржуазный парламентаризм, он не заметил рождения российского парламентаризма и возможности его использования для дела революции. Отсюда и его негативное отношение к легальной работе в России, за что Ленин подверг Троцкого критике.

В Вене семья Троцких поселилась в скромной квартире из трех комнат, заваленных подшивками газет, рукописей, журналов. Семью, в которой уже было двое сыновей, Троцкий содержал в основном за счет литературного труда. Особенно долго он сотрудничал с газетой «Киевская мысль». Заметную помощь оказывал отец. Поэтому материальное положение его можно считать, в сравнении с другими эмигрантами, благополучным. Это позволяло ему быть независимым, путешествовать по Европе.

В сентябре 1912 года газета «Киевская мысль» заказала Троцкому серию статей о Балканах, где начался международный конфликт, грозящий перерасти в мировую войну. Условия газета предложила хорошие, и Троцкий отправляется на фронт балканских войн. В своих «Балканских письмах» он показал весь блеск таланта журналиста. Но, будучи к тому же политиком, он занялся составлением рецептов будущего устройства Балкан – создания единого государства всех балканских народов на демократически-федеративных началах – по образцу Швейцарии или Северо-Американской республики. В своих очерках Троцкий отражал реальность войны, она вызывала у него ужас и отвращение. И в то же время он продолжал верить, что войну можно искоренить только войной.

Закончив свою балканскую экспедицию, Троцкий еще не знал, что очень скоро, 2 августа 1914 года, в Вене состоится разговор с шефом полиции Австрии Гейером. Гейер выскажет осторожное предположение, что завтра утром может выйти приказ о заключении под стражу русских и сербов, и порекомендует немедля, «сегодня же» выехать. Так Троцкие попали в Швейцарию, где в это же время и по тем же причинам оказались Ленин, Зиновьев, Бухарин, Радек и другие эмигранты из России, вступившей в мировую войну. Здесь Троцкий пишет брошюру «Война и Интернационал». Он еще в состоянии конфликта с Лениным, но ленинские мысли о мире без аннексий и контрибуций – вот стержень этой работы. И здесь же идея, за которую будет «побит» Ильичом, – пролетариату надо создать Соединенные Штаты Европы, а затем Соединенные Штаты мира.

Из Швейцарии Троцкий перебирается в Париж, где работает в течение двух лет корреспондентом «Киевской мысли» и редактирует собственную газету «Наше слово». В эти годы он окончательно разошелся с меньшевиками и сделал шаг в сторону большевизма. Его революционные антивоенные призывы вызвали соответствующую реакцию французских властей. Троцкого с семьей выдворили в Испанию, где через несколько дней арестовали как «известного анархиста». Пробыв несколько недель в тюрьме и протестуя против произвола властей, Троцкий добился одного – его вместе с женой и детьми выслали в Северо-Американские Штаты. Так он будет изгнан из Европы и пересечет океан в первый раз. Второй наступит ровно через двадцать один год. Тогда один сын уже будет расстрелян в СССР, а второй останется в Париже, чтобы обрести там свою скорую смерть. Но между этими событиями находится кульминация жизни – революция, и Троцкий – ее вождь!

Девятый вал революции

«Факторы мировой политики являются для Сталина рядом неизвестных величин. Он их не знал, и они его не интересовали».

После десятилетнего перерыва Троцкий вновь ступил на родную землю. Из-за канадского интернирования, задержавшего его в порту Галифакс на три недели, Троцкий приехал прямо в революцию одним из последних известных революционных деятелей. На вокзале его встречали представители большевиков, меныневиков, других партий и течений. Он пока еще не знал, с кем теперь будет. Но в одном был уверен – он будет с революцией! Помня заслуги Троцкого в первой русской революции, его ввели в состав Исполкома Петроградского Совета, пока еще с совещательным голосом. Он ищет себя среди новой русской действительности. Ему многое надо постичь и найти свое решение революционной головоломки. Сначала он примкнул к межрайонцам. Причина этого и в его центристской позиции, и в том, что среди межрайонцев были многие близкие и знакомые ему люди: Володарский, Урицкий, Луначарский, Антонов-Овсеенко. Как правило, это, как и Троцкий, интеллигенты социал-демократического настроя, прошедшие «западную» школу социалистического движения и колеблющиеся между парламентаризмом меньшевиков и радикализмом большевиков. Ленин, будучи признанным лидером самого радикального направления российских социал-демократов, тем ни менее хотел привлечь на свою сторону известных и популярных людей: Мартова, Плеханова, Троцкого. Но первые двое отпали сразу – их взгляды были несовместимы с радикализмом большевиков. Оставался Троцкий.