Текст книги "Легенда (СИ)"

Автор книги: Владимир Коваленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

  Разговор с пленными начал здоровый господин, с усами. Предварительно, он велел Жульену развязать им руки. Затем он указал им на стулья, стоявшие возле стола и пригласил их сесть. Пленные не преминули воспользоваться этим приглашением и сели, растирая затекшие руки.

  Итак, господа кочевники, кто вы такие будете и зачем к нам пожаловали? И он посмотрел на пленников, ожидая, кто из них будет говорить.

  Я, Юлий, бывший тысячник ханского войска, третьего дня разжалован и изгнан. Отныне, я вне закона. Каждый встречный воин Тимурбека обязан убить меня. Со мной мой старый слуга, Саид, – ответил, за обоих, Юлий.

  Так, с этим понятно, – подытожил здоровяк, – Не понятно другое. Зачем вы, кочевники, отправились вглубь нашей территории? Разве тот, кто хочет жить, идет к врагам? И еще, зачем вы спасли Натали? Разве не вы убивали наших женщин и детей?

  Что же тут непонятного? – снова ответил Юлий, – Я воин. На войне мне приходилось убивать. Я воюю с мужчинами, потому, что сам мужчина. Когда я воевал за хана Тимурбека, то его враги были моими врагами. Когда я стал врагом Тимурбека, то стал искать помощи у его врагов. Потому, что теперь, враги моего врага, мне не враги. Что касается меня, то могу вам обещать свою помощь, в борьбе с нашим общим врагом. Что же касается этой девушки, – Юлий указал на Натали, – То тут все очень просто. За ней гнались бандиты, и я помог ей. По-моему, тут не о чем говорить.

  Сидящие за столом переглянулись друг с другом, и кочевнику показалось, что его последние слова произвели на них хорошее впечатление. Тем не менее, допрос продолжался.

  Еще один вопрос, – взял слово младший из них, – Вы сказали, что искали Ленея. Что вы знаете о нем, и зачем он вам нужен?

  Юлий немного помялся. Он не был готов говорить вот так, откровенно, с незнакомыми людьми.

  Об этом я хотел бы сказать ему лично, и надеюсь, что он меня поймет и поддержит, – проговорил он и посмотрел прямо в глаза Ленею.

  На несколько секунд в комнате повисла напряженная тишина. Наконец Леней прервал ее вопросом,

  Откуда ты знаешь меня, кочевник? Мы разве встречались? Прости, но сам я плохо различаю ваши лица.

  Да, – ответил Юлий, – Мы встречались у водопада, и эту встречу я запомню на всю жизнь. Я, тот самый тысячник, которому было приказано доставить Тимурбеку принцессу Ариэлу, – и, увидев, как молния блеснула в глазах Ленея, поспешно добавил, – Я был, всего лишь, слугой Тимурбека. Но то, что я там увидел, поразило меня. Может быть, поэтому, подсознательно, сам того не понимая, я, когда был изгнан ханом и приговорен к смерти, направился на север, чтобы найти тебя. Только заговорив с Натали, я сам понял, для чего ехал на север. Мы опытные и умелые воины. Если хочешь, испытай нас. Мы пригодимся вам в боях. Кроме того, у меня есть, что сказать тебе с глазу на глаз, потому что это предназначено только для твоих ушей.

  Сказав так, Юлий замолчал и стал ждать, каково будет решение этих людей.

  Не верю я ему, – сказал самый молодой из этой троицы, – Он хочет сказать что-то Ленею с глазу на глаз, а где гарантия, что он не убийца, подосланный в наш отряд ханом?

  А я, так думаю, что даже, если он и не подослан ханом, то мы без него проживем, – добавил здоровяк, – Зато, если он подослан, то может натворить очень больших бед. Считаю, что мы не имеем права рисковать делом освобождения Канта, ради двух кочевников.

  Юлий понял, что ниточка, связывающая его с жизнью, вот-вот готова оборваться. Теперь все зависело от слова Ленея. Но, до того как он произнес свое слово, в разговор неожиданно вмешалась Натали.

  Вот как? – воскликнула девушка, вскакивая с места и заливаясь ярким румянцем, – Я дала слово человеку, спасшему мою жизнь и честь, а вы плюете на мое слово. Тогда, вам придется убить и меня, заодно с ними. И вот, что я вам еще скажу господа герои, – она посмотрела на мужчин и усмехнулась, – Сдается мне, что вы просто испугались этих кочевников.

  При этих словах, здоровяк побледнел от гнева, молодой дворянин казался крайне изумленным, и только Леней весело рассмеялся. Этот смех разрядил накаленную атмосферу в комнате.

  А что, господа? Как она нас? Ну, а если серьезно, то, конечно, ты права, Натали. Давши слово, надо его держать. И потом, нельзя решать судьбу человека, даже не выслушав его до конца. Простите меня друзья, но нам потом самим станет стыдно. И обратившись уже к Юлию, предложил, – Вы хотели мне что-то сообщить с глазу на глаз. Предлагаю вам выйти на улицу.

  И неожиданно озорно подмигнул ему. Они вышли во двор вдвоем. Хотя, справедливости ради, стоит заметить, что Жульен успел выскочить раньше них, и уже расставил своих бойцов в отдалении, но не настолько далеко, чтобы у Юлия был хоть какой-то шанс скрыться в лесу.

  Перехватив взгляд кочевника, брошенный в сторону охраны, Леней только пожал плечами и заметил,

  Ничего не поделаешь, это вопрос дисциплины, но, полагаю, это не помешает нам поговорить. Уверяю тебя, что нас они не слышат. Так, что ты хотел сообщить мне такого, чего не должны были слышать даже мои друзья?

  Некоторое время понадобилось Юлию, для того, чтобы в голове сформулировать то, что он хотел сказать этому человеку. Наконец он начал говорить,

  Во-первых, не знаю, как это объяснить, но я чувствую, что наши судьбы тесно связаны. Еще три дня назад я был любимцем хана Тимурбека. Изгнали меня из-за того, что я не доставил принцессу Ариэлу и упустил тебя, но это ты уже знаешь. Сегодня же утром я узнал от моего старого слуги, что я никакой не безродный воин, а являюсь законным наследником ханского престола, который у моего отца хана Улумбека, отнял его брат Тимурбек, ценою подлого убийства. Так что, теперь ты понимаешь, почему я отныне являюсь его врагом? Не знаю, как, но я попытаюсь вернуть себе отцовский трон и разделаться с Тимурбеком. Хотя, злая ведьма, говорят, напророчила, что ему не грозит никакая гибель, до тех пор, пока не появится человек с неба. Но что это значит, я не могу понять.

  Как? – поразился Леней, – И у вас слышали эту легенду?

  Какую легенду? – в свою очередь, удивился Юлий.

  Ну, о «летящем в облаках».

  Нет, – покачал головой Юлий, – Я говорю не о легенде, а о пророчестве злой колдуньи. Еще я обещаю, что если мне удастся вернуть отцовский трон, то я выведу все войска за границы Канта.

  Пожалуй, Леней в нем не ошибся. Этот кочевник казался ему все интересней и интересней.

  Послушай, Юлий, – Леней первый раз обратился к кочевнику по имени, Хочу спросить тебя, почему ты захотел сказать это мне наедине. Разве мои друзья не могут знать этой тайны?

  Этот простой вопрос несколько смутил того, но, немного поколебавшись, он ответил,

  Думаю, что они скоро узнают об этом, но я бы хотел, чтобы они узнали об этом не от меня, а от кого-нибудь другого.

  Не понимаю, – удивился Леней, – А чем я отличаюсь от них? Почему же мне ты об этом рассказал сам? Полагаю, что я такой же, как и они.

  Нет, Леней, – улыбнулся Юлий, – Я же, полагаю, что от меня тебе не надо скрываться. Я раскрылся перед тобой, как равный перед равным. Кто же может понять меня, как не такой же изгой, лишенный трона и мечтающий его вернуть?

  Слова Юлия неожиданно взволновали Ленея и заставили его задуматься,

  Что он, на самом деле, знает о себе? А этот кочевник говорил какими-то намеками, словно знал о чем-то из его прошлого.

  Не темни кочевник, – Леней пристально посмотрел своему собеседнику в глаза, – Если что-то знаешь обо мне, то скажи, если нет, то окончим этот разговор.

  Воля твоя, – пожал плечами Юлий, – Если хочешь хранить свое происхождение в тайне, то значит так и будет.

  Послушай, – Леней уже начал терять терпение, – Ты, наверное, не хочешь понять меня. Я ни от кого не прячусь и ничего не скрываю. Я сам хочу узнать, кто же я такой? Но прошлое от меня закрыто черной пеленой. Я – человек ниоткуда, даже имя мое не Леней. Так меня назвали уже здесь. Я и сам понимаю, что я не здешний. Но откуда я здесь взялся, никто не знает. Единственное, что я тебе скажу, это то, что здесь, на земле Канта, я нашел своих друзей и узнал своих врагов. Откуда я пришел, мне не известно, но для чего я пришел в этот мир, я знаю. Так вот, кочевник, я пришел в этот мир, чтобы остановить Тимурбека, и надеюсь, что мне удастся это сделать. Если ты послан сюда ханом, можешь сейчас же ехать обратно и передать ему мои слова. Все равно, это ничего не изменит. От судьбы не уйдешь. Люди чувствуют это и идут за мной. Теперь, ты знаешь все, что я сам знаю о себе. Если можешь к этому что-нибудь добавить, то я буду тебе очень благодарен.

  Со стороны, друзьям было видно, что этот разговор взволновал Ленея, но причины этого волнения они понять не могли.

  Что этот узкоглазый там говорит? Что еще за тайны от нас? – недоумевал Лаперус, – Может быть он подослан, чтобы подкупить Ленея и при помощи посулов склонить его на сторону хана?

  Глупости, – успокоил его Джон, – Ленея подкупить нельзя. Ты сам это понимаешь. Что может посулить ему хан такого, чтобы склонить на свою сторону? Подумай сам. Деньги? Власть? Женщин? Да, на это падки низкие души. Но для Ленея есть ценности, неизмеримо выше: свобода, счастье народа, дружба, любовь. Как видишь, если мы наблюдаем попытку подкупа, то она заранее обречена на неудачу.

  А разговор на поляне перед домом, тем временем, продолжался.

  Хорошо, – говорил кочевник, – Я буду говорить то, что мне известно, а также, то, что я видел. Я видел, как человек, называющий себя безродным, один, с мечом в руке, успешно сражался против сорока вооруженных противников. При этом применяемые им приемы боя, большей частью, мне были неизвестны. А ведь я и сам являюсь мастером клинка. Я сказал «большей частью», потому что, кое-что из этих приемов и я знаю. И это, «кое-что», является школой клана наемных убийц «Маката». И я себя спрашиваю: «А кто этот человек? Он простой землепашец, или, может быть, купец?» И мне становится смешно, от таких предположений. «Хорошо», – говорю себе я, – «Может быть, он кадровый военный, или наемник»? – И опять не подходит. Я командую людьми уже восемь лет. Десять лет я воюю, и отличить кадрового военного я могу с первого взгляда. Так что, опять не получается. Делаю выводы:

  Первое – ты великолепно владеешь оружием, но не служишь в армии.

  Второе – ты знаешь тайные приемы боя, доступные лишь узкому кругу посвященных, и, одновременно, являешься образованным человеком, может быть, даже слишком образованным. Этого скрыть невозможно, достаточно посмотреть на тебя. У тебя на лице печать воспитания и знаний. Значит, на наемного убийцу ты тоже не похож.

  Третье – ты не являешься придворным. Достаточно посмотреть на тебя внимательно: ни лести, ни жеманства, ни напыщенности.

  Так кто же ты? И ответ сам собой напрашивается. Ты должен быть выше всех перечисленных мною людей, но при этом, ты пытаешься скрыть свое происхождение. Должен сказать, что такая попытка, все равно, что попытка спрятать бриллиант, среди стеклянных украшений. И там, и там – блеск, и человек неискушенный, алмаз не отличит, но от специалиста скрыть блеск алмаза невозможно.

  И я себя снова спрашиваю, что может заставить человека, занимающего самую верхнюю ступень общества, скрываться? И у меня есть только один ответ – желание вернуть себе то, что у него отняли. Тогда, человек будет скрывать свое имя, для того, чтобы враги не подослали к нему наемных убийц, а сам будет собирать силы и готовить свой удар. И я дальше думаю, кем может быть этот человек? И память подсказывает мне одно старинное предание, услышанное мною в детстве. В нем говорилось, что во время нашествия хана Атамая на Элору, у короля Митримора было два ребенка: дочь – Милисса и сын – Орелий. После падения Марсены, столицы Эллоры, дочь, прекрасная Милисса покончила с собой, бросившись вниз с главной башни замка, а ее малолетний брат пропал без вести. Его следы так и затерялись в истории, и все думали, что он погиб. Но, почему бы не допустить, что он был заранее спрятан отцом подальше от столицы и передан в руки опытных воспитателей, которые и научили его воинскому искусству, и дали ему хорошее образование. Так мог сохраниться королевский род Эллоры. И вот теперь, спустя семь поколений, пришла пора действовать. Вот, что я думаю о тебе. А, поскольку я и сам оказался такой же жертвой обстоятельств, как и ты, то предлагаю заключить союз. Пусть пока мои силы малы, но в дальнейшем, я собираюсь склонить на свою сторону своих соплеменников. Думаю, что когда люди узнают, кто я такой, за мной пойдут очень многие. За свою же тысячу я ручаюсь. И еще раз повторю: если мне удастся свергнуть Тимурбека, я отведу войска за границу Канта. Ты слышал мое предложение, теперь я буду ждать твоего ответа, а заодно, решения моей участи и участи моего слуги.

  Сказав так, Юлий выжидательно замолчал, продолжая внимательно изучать своего собеседника. Было видно, что его речь не оставила того равнодушным. Напротив, он был сильно взволнован, до того взволнован, что не мог устоять на одном месте. Он ходил взад и вперед перед Юлием, морща лоб, как человек, который силится что-то вспомнить, но никак не может это сделать. Наконец, Леней остановился перед своим собеседником и произнес,

  Нет, кочевник, думаю, что ты, все же, ошибаешься. Не скрою, почему-то твой рассказ сильно взволновал меня. Но я, на самом деле, потерял память и как ни силюсь, ничего не могу вспомнить. Что же касается всего остального, то я тебе верю. Если твоя цель – смерть Тимурбека, то мы с тобой союзники. Не скрою, мне бы хотелось, чтобы он погиб от моей руки, но я не откажусь ни от чьей помощи, в этом деле. Давай вернемся к моим друзьям, и я попробую убедить их в том, что ты, отныне, нам не враг.

  Сказав так, он пошел к стоящим неподалеку товарищам, пригласив кочевника следовать за собой.

  Безобразие, – тем временем, проворчал Лаперус, наблюдая за действиями Ленея, – Ведет себя, как мальчишка. Кто поворачивается к врагу спиной? Как, я вас спрашиваю, сможем мы ему помочь, вздумай кочевник броситься сейчас на него и всадить ему в спину утаенный нож или отравленную иглу? – И он, в сердцах, даже плюнул на землю, чего, обычно, никогда не делал из суеверия. Ибо, плевать на землю, считалось святотатством.

  Подойдя к своим друзьям, Леней развел руки и пожал плечами, всем своим видом показывая, что заранее просит у них извинения, и произнес,

  Не знаю, почему, но я ему верю, и делайте со мной, что хотите.

  Затем, кочевников отвели, уже в светлую избу и не связанных, но по-прежнему, не спуская с них глаз, а сами командиры отряда остались в главной избе, игравшей роль штаба, и продолжили обсуждение судьбы узников.

  Ты слишком доверчив, Леней, – обратился к нему Лаперус,

  Может быть ты и не помнишь всех зверств, совершенных ими раньше, но не мог же ты забыть всего того, что сделали они за последние два месяца? Когда мы воевали с рыцарями Приволынья, тогда все было ясно. Все было честно: достаточно было взять с пленного честное слово, и можно было спокойно отпускать его домой, и не проходило двух недель, как выкуп, обещанный за его освобождение, доставлялся его подручным, в целости и сохранности, а тут – и он снова, в сердцах, сплюнул.

  Послушай опытного человека. У кочевников нет ни чести, ни совести. Им, вообще, не известно слово «честь». Это нация лжецов и разбойников. И ты предлагаешь нам взять таких людей в свой отряд. Где, я спрашиваю, гарантия того, что однажды ночью, они просто не перережут нам глотки? – И сам же ответил на свой вопрос, – Такой гарантии нет и быть не может.

  Ну да, да, друзья, конечно, вы правы, – воскликнул Леней, видя, по выражению лица Джона, что тот во всем согласен с Лаперусом, – Нельзя доверять кочевникам. Я и сам все время твержу, что осторожность – главная добродетель воина, но тут дело принимает очень интересный оборот. Если этот человек – тот, за кого себя выдает, то у нас появляется шанс разыграть такую комбинацию, о какой мы и думать раньше не могли.

  Ну и кто же он такой, этот таинственный туз? – поинтересовался Лаперус. Причем тон его свидетельствовал скорее о скепсисе, чем о любопытстве.

  Напрасно ты так, – укорил его Леней, – Мой туз, – тут он сделал паузу, как актер на сцене, подогревая интерес у публики, и, когда увидел, что слушатели уже готовы сорваться и сказать, что-нибудь, вроде, – «не тяни», или «давай, скорее выкладывай» – наконец, продолжил,

  Не больше, не меньше, как законный наследник ханского престола, и мечтает вернуть его себе любой ценой. Вот так, друзья, – добавил он, садясь на стул и, с нарочито безразличным видом, закидывая ногу на ногу. Сам же, при этом, с удовольствием наблюдая за физиономиями своих друзей, выражавшими крайнее удивление.

  Ну и как расклад? – и он расхохотался. – Вы понимаете, какие перспективы перед нами раскрываются? Во-первых – он ненавидит Тимурбека и готов с ним воевать. Это точно. Во-вторых – он может склонить на свою сторону многих кочевников, недовольных ханской политикой. А таких, должно быть, немало. В-третьих – для Тимурбека это уже не будет война с одним противником. Это будет борьба на два фронта. Больше того, он постоянно должен будет бояться удара в спину. И не дай бог никому, оказаться в таком положении. Как хотите, друзья, – закончил Леней свою речь, – Но я считаю, что мы просто не можем упускать такую возможность. И, кроме того, может быть, это единственный шанс, на то, что после войны у нас будут нормальные отношения с южными соседями. Пусть они продлятся хотя бы двадцать лет, но за двадцать лет можно успеть сделать столько, что просто дух захватывает. И еще одно. Друзья, мы каждый день рискуем своей жизнью в боях, ради свободы нашей Родины и счастья людей. Так, неужели, мы не сможем рискнуть, ради того же, еще раз?

  Ладно, – безнадежно махнул рукой Лаперус, – Разве с тобой можно спорить? Ты и черта уговоришь петь «Алилуйя». Только учти, мои люди с них глаз не спустят.

  А кто против? – улыбнулся Леней.

  На том и порешили.

  Глава 15

  Холмистая равнина то там, то тут была покрыта островами деревьев. На слишком синем небе курчавились белые облака. Все это было красиво, но не грело сердце молодого Аслана, воина второй сотни «железной» тысячи непобедимого Гериона. Впрочем, совсем еще недавно эта тысяча называлась «железная» тысяча непобедимого Юлия. Только после того, как Юлий заслужил немилость хана Тимурбека и был приговорен к изгнанию, сотник первой сотни Герион был произведен в тысячные. Но это их дела, а Аслану сегодня казалось, что вся окружавшая его красота не могла идти ни в какое сравнение с бескрайними степями родного Каланзаса. Вот где была ширь – до самого горизонта. Хоть десять дней скачи, а впереди, все так же будет гладкая степь, покрытая травами по пояс, и только волны ходят по ней, словно по океану. Внезапно Аслан понял, до чего он истосковался по родному краю. Ему так захотелось домой, что он даже испугался. Аслан украдкой посмотрел на своих товарищей. Нечего было и говорить, что все они были на лошадях. Что за кочевник без скакуна. Низкорослые и неказистые на вид лошаденки, обладали неимоверной выносливостью и были способны бежать рысью весь день, от рассвета до заката, буквально поглощая пространство. Благодаря этому воины Тимурбека частенько появлялись в новых местах, обгоняя молву о себе. Как гром, среди ясного неба, сваливаясь на головы врага и сея панику. Так вот, испугался Аслан потому, что тоска по Родине могла быть воспринята, как малодушие. А от малодушия до страха – один шаг. Всем же известно, что единственное, чего может бояться воин – это страха. Но, слава Муну, никто из его товарищей не умел читать мысли. Говорили, что старая ведьма Фабрелла владеет этим даром, но она далеко, и какое ей дело до Аслана? И все-таки он должен был признаться, что этот бесконечный поход ему порядком надоел. Еще два года назад он не мог бы и представить, что битвы и скачки могут когда-нибудь надоесть. А, поди ж ты, оказывается можно скучать и в бою, если сражаешься каждый день, в течение трех лет. Уже давно потерян счет убитых тобой врагов. Уже давно не думаешь, что делать в бою? Тело твое, как будто, живет своей жизнью. Рука сама рубит, а душа словно умерла.

  «Нет, сегодня, определенно, темный день, или место тут заколдованное, что мне в голову лезут такие мысли», – подумал Аслан и на всякий случай проговорил заклинание,

  – Уйди, шайтан. Из твоего рта, не мне в уши, а в сырую землю, – и трижды сплюнул через левое плечо. Неожиданно, от этого полегчало.

  Слава Муну! – Прошептал молодой всадник, – Ты наша защита от сил тьмы.

  Между тем, день начал клониться к вечеру. Солнце садилось к горизонту, а там, впереди, как раз на линии, соединяющей землю с небом, закрывая ее всю, показалась темная полоса, которая, по мере приближения к ней всадников, все росла и росла, пока не стало вполне очевидно, что это стена леса, преграждавшая всадникам дальнейшую дорогу на запад.

  Ни на секунду не останавливая своего движения вперед, командир отряда, тысячник Герион, подозвал к себе Никитора, хромоногого чернявого кантца, уже год служившего в отряде проводником.

  – Я вижу впереди лес. Можно ли его объехать?

  Нет, господин, – ответил Никитор, даже не глядя вдаль,

  Но пусть вас это не беспокоит. Лес тянется узкой полосой, шириной в полдня пути, и через него идут удобные дороги. Кроме того, другого пути на запад, все равно, больше нет.

  Какое-то смутное беспокойство шевельнулось в груди у тысячного. Он бросил быстрый взгляд на проводника, тот неуклюже (сразу видно, что не кочевник) сидел на своей лохматой лошаденке, спокойно посматривая по сторонам. Герион считал, что доверять этим кантцам нельзя ни в коем случае, но, если и сделать кому исключение, то это Никитору. За тот год, что служит в их отряде, он показал себя хорошим проводником: толковым, знающим местность и абсолютно преданным хану. Да оно и понятно: говорили, что он был не в ладу с законом, и у себя на Родине его ждала петля. Так что, лучше золото хана, чем петля соотечественников.

  Между тем, стена леса была все ближе и ближе, а солнце уже садилось к горизонту.

  Стой! – Скомандовал Герион, – Готовиться к ночевке!

  Тут же весь отряд остановился, и опытные воины, без лишней суеты, но очень быстро, стали разбивать лагерь для ночевки. Не прошло и десяти минут, как уже были расставлены шатры, выставлен караул, лошади расседланы и стреножены, а воины сели ужинать. Поедая вяленую конину и запивая ее вином, сильно разбавленным водою, Герион, время от времени, бросал тревожные взгляды на темную стену леса, до которой осталось пять полетов стрелы. Он должен был признаться себе, что ехать через лес ему очень сильно не хотелось. Лес он всегда недолюбливал, но сегодня, буквально все его существо восставало против этого марша. Такого в его жизни еще не было. Как воин опытный, он не мог не доверять своей интуиции, поэтому, перед сном, он вызвал к себе сотников и приказал удвоить ночные посты. После чего, помолился Муну, завернулся в верблюжье одеяло и крепко заснул...

  ...Пробуждение его было неожиданным. Среди ночи, он вдруг открыл глаза. Стояла полная тишина, в шатре никого не было, но что-то же заставило его вдруг пробудиться? Герион продолжал лежать неподвижно с открытыми глазами, и весь превратившись в слух. И, наконец, до него дошло, что когда он засыпал, со стороны леса доносился вой волков. Вероятно, под этот вой он и спал. Сейчас же, вокруг стояла мертвая тишина. Осторожно, стараясь не шуметь, он встал, взял свою саблю, открыл полог шатра и выскользнул наружу. Как ни были легки его шаги, но спавший у порога шатра верный телохранитель Абдула сразу проснулся и вскочил на ноги.

  Тсс, – Герион приложил палец к губам, призывая слугу соблюдать тишину, и жестом пригласил его следовать за собой. Облака закрывали большую луну, и мгла, окутывающая лагерь, казалась непроницаемой. Тихим скользящим шагом воины прокрались к границе лагеря, охраняемой часовыми. Но часового на посту не оказалось. Продолжая идти вдоль воображаемой границы лагеря, они уже минули несколько постов, так и не встретив часовых, как вдруг Герион споткнулся обо что-то мягкое, лежащее на земле. Наклонившись над этим предметом, и ощупав его руками, он сразу понял, что это мертвое человеческое тело. В этот миг, облака скрывавшие луну, на время, разбежались, и взорам кочевников предстала грозная картина: мертвый часовой с перерезанным горлом.

  Тревога! – Закричал Абдула, и они оба бросились бегом в лагерь.

  На этот крик из шатров стали выскакивать воины, спросонья не понимая, в чем дело, но уже готовые к сражению. Не понятно было только, с кем сражаться? Тем не менее, сотенные выстроили свои сотни, и вот тогда, из темноты, окружавшей лагерь, полетели вражеские стрелы, вырывая из рядов десятки воинов.

  Всем рассредоточиться! – закричал Герион, – Оседлать лошадей!

  И в это время, из темноты, окружавшей лагерь, раздался топот копыт, и в ряды пеших кочевников ворвались, со страшным ревом, – Ура! – всадники с саблями наголо. Как волны цунами промчались они по лагерю, оставляя за собой смерть и разрушение, и, наконец, отхлынули в сторону леса, уводя с собой и лошадей кочевников. Воины Гериона, заняв круговую оборону, не смыкали глаз всю оставшуюся ночь, ожидая повторения атаки. Когда же рассвело, стал понятен урон, который нанес им враг своей ночной вылазкой. Из тысячи людей, в живых осталось только семьсот. А лошадей, только двадцать. Кстати, проводник тоже скрылся. Положение отряда было плачевным. До ближайших войск хана два дня пути, так что, нечего было и думать выйти из окружения без лошадей. А в том, что они окружены, Герион не сомневался. Во всяком случае, он бы действовал именно так, а после ночной атаки, у него не было оснований считать врага глупее себя. Вскоре эти подозрения подтвердились – в степи позади лагеря виднелись многочисленные вражеские всадники. Стоило солнцу немного подняться над горизонтом, как со стороны леса показалось несколько всадников, с белым флагом. За два полета стрелы от лагеря они остановились и стали размахивать флагом, приглашая противника на переговоры. По законам ведения войны того времени, надо было выслать парламентеров.

  Кого пошлешь? – спросил у Гериона сотенный Вардан.

  Сам поеду, – ответил Герион, – Пойдешь со мной, и возьми еще троих.

  Повернувшись к своим воинам, Вардан указал на трех ближних,

  Поедете с нами.

  Таким образом, и Аслан попал в число парламентеров.

  Оседлав, пять, из оставшихся двадцати, коней, кочевники выехали навстречу парламентерам. Не успели они преодолеть и половину отделявшего их расстояния, как Аслан подумал, что у него начались видения. Среди поджидающих их всадников он ясно различил своего тысячного Юлия и его старого слугу Саида. На всякий случай Аслан протер глаза, нет, это не наваждение, хотя этого никак не могло быть. По изменившемуся поведению своих сослуживцев, было ясно, что и они распознали своего бывшего командира. Но, каким образом Юлий оказался в стане врага, для Аслана было не понятно.

  Я тысячный Герион, – подъезжая к парламентерам, проговорил командир кочевников, – С кем имею честь вести переговоры, и что вы мне хотите сообщить?

  И он обратил свой взор на трех Кантцев, умышленно игнорируя своих соплеменников.

  Я барон Лаперус, командир отряда сопротивления, – наклонил голову здоровяк, сидевший на породистом гнедом скакуне, – Собственно, мы и не хотели вести с вами переговоры, но наши друзья, ваши соплеменники, – тут он указал рукой на Юлия и его слугу, – Уговорили нас не продолжать ночную атаку и пожалеть ваших воинов. Думаю, они хотят вам что-то сказать.

  Только тут Герион сделал вид, что увидел своих знакомых,

  Как? – Удивленно воскликнул он, – Это ты, Юлий? Я знал, что ты нерадивый солдат, но ты еще оказывается и предатель! А с предателями не разговаривают. Их просто убивают. И я клянусь, что убью тебя при первой же возможности.

  Ну, что ж, – спокойно ответил ему Юлий, – такая возможность тебе сегодня представится, если ты не побоишься выйти против меня на поединке. А теперь, я хочу кое-что сказать моим воинам, – и он посмотрел на сопровождавших Гериона кочевников. – Я водил вас в бой три года, и все вы знаете, какой я воин и какой полководец. Вы все знаете, что я преданно служил хану Тимурбеку. Но ответьте мне, за что мы воевали последние годы? Разве вам не надоела эта война? Разве вас не тянет домой, к своим родным? Можете не отвечать. Я отвечу за вас. Все последние годы мы воюем из-за непомерной жадности Тимурбека.

  Молчи, презренный! – воскликнул Герион и схватился за рукоять сабли, – Ханская власть – от Муна, и всякий, поднявший на нее руку – повинен смерти.

  Вот как? – поднял бровь Юлий, – Тогда давайте познакомимся. Я, Юлий, законный и единственный сын хана Улумбека, предательски убитого своим братом Абазетом, узурпировавшим власть, продавшим душу дьяволу, и против всех законов, сменившим свое имя на имя Тимурбек. Я обвиняю Тимурбека в черном колдовстве, предательстве, убийстве своего брата и захвате ханской власти. Перед богом и людьми клянусь отомстить за отца, вернуть ханскую власть законному наследнику и освободить свой народ от тирана.

  Он замолчал на несколько секунд, обвел глазами ошеломленных слушателей и добавил,

  Я любил вас, как своих воинов, теперь буду любить, как своих подданных. Как только я свергну узурпатора, всех, кто пойдет за мной ждет достойная награда, и самое главное, я верну вас всех домой. Эта война будет закончена.

  Все это ложь! – Крикнул Герион, в бешенстве выхватывая саблю из ножен.

  Держи себя в рамках, тысячный, – надменно бросил ему Юлий. – Свою правду я докажу тебе на поединке, здесь же, через час.

  Распрощавшись, всадники повернули коней и разъехались в разные стороны.

  Через час, к тому же месту, где произошла встреча парламентеров, с обеих сторон съехалось по двадцать человек. Еще несколько сотен зрителей наблюдали за этой встречей издалека. Как и было обещано, Герион и Юлий должны были встретиться на поединке. Ни один из воинов и не подумал уклониться от этого поединка, так как от результатов его зависело очень многое в их дальнейшей жизни. Тысячный Герион, пришедший на эту должность после Юлия, должен был показать своим воинам, что по праву занял это место, а для Юлия этот бой был единственным способом повести за собой своих бывших подчиненных. Встретившись на холме, секунданты определили оружие, которым будет вестись поединок, а именно: сабля, кинжал, и арапник, а также круглый щит. Разумеется, дуэль кочевников должна была проходить на конях. Справедливости ради, следовало заметить, что тут у Юлия имелось одно большое преимущество, ибо под ним находился его любимый конь, который понимал каждое малейшее движение своего седока. В то время как под Герионом был чужой конь, пусть хороший, но чужой, а для сынов степей это значило очень много. Тем не менее, Герион, не без оснований надеялся на победу в этом поединке. До сих пор, он не знал поражений, и очень много смельчаков, бросивших ему вызов, уже упокоились в сырой земле. Итак, поединщики, выхватив сабли из ножен, съехались на конях. Как и положено умелым бойцам, они подвели своих коней друг к другу левым боком. Это в общей битве, когда твоя конница проносится мимо неприятеля, да еще пешего, ты рубишь в упоении врага справа наотмашь, и он рядами падает, как трава под косой, а в бою с опытным поединщиком, осторожность, прежде всего. В течение нескольких минут, удары сыпались слева и справа, но все они, как правило, отбивались щитами, и изредка клинком сабли. При этом, казалось, что противники не знают усталости. И тут, усыпив бдительность Гериона одним и тем же приемом, Юлий неожиданно дернул за правый повод, уводя своего коня в сторону и разворачивая его задом к лошади противника. И в тот же миг конь Юлия ударил лошадь Гериона задними копытами. Удар был так силен и так ловок, что лошадь Гериона оступилась и упала на бок. Не смотря на это, тысячный ни на миг не потерял присутствия духа. Подобно кошке, он успел собраться и выпрыгнуть из седла. Но и Юлий был не последний человек в ратном деле. Не теряя ни секунды, он стал теснить противника, не дав тому возможности снова сесть на коня. В принципе, у всадника гораздо больше шансов в бою, по сравнению с пешим воином, так что положение Гериона было не завидное. Поэтому дальнейшие действия Юлия вызвали удивление, как в стане кочевников, так и среди его новых друзей. Он слез с коня и хлестнул его плеткой, отгоняя прочь от места поединка.