Текст книги "Условный разум (СИ)"

Автор книги: Владимир Моисеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

               – Да – согласился Молниев. – Но только до тех пор, пока не сталкиваются с явлением, которое не вписывается ни в парадигму науки, ни в парадигму магии. А это значит, что вы – ученые – должны будете использовать другой, непривычный язык для описания события. Точнее, вы должны будете согласиться с тем, что для лучшего понимания изучаемого явления вам придется рассматривать чуждые вам представления, например, магические. Или, если сказать еще проще: вы должны будете согласиться с тем, что ваши подходы не полны, и что какие-то магические проявления вполне могут быть полезными для вас.

               – Если вы говорите о том, что наука может однажды столкнуться с кажущимся нарушением принципа причинности, то мы, ученые, давно к этому готовы. Не удивлюсь, если существуют какие-то неизвестные нам причинно-следственные связи, о существовании которых мы пока не знаем, а проявления их не понимаем и потому не можем учесть.

               – Послушай, Кирилл, я не могу обсуждать с тобой такие тонкие философии, обращаясь на «вы». Называй меня просто Саша. Так нам будет проще понять друг друга.

               – Хорошо, Саша. Добавлю только, что, конечно, мы можем чего-то не понимать. Но одно мы знаем точно: у любого следствия обязательно есть своя причина. И наша задача установить ее.

               – Нет, Кирилл, – радостно воскликнул Молниев. – Ты заблуждаешься, твоя задача вовсе не объяснить случай нарушения закона причинности. А наоборот, доказать, что никакой первоначальной причины не было.

               – Ты о «хармонтском феномене»?

               – Да. О возможном Посещении. Частенько замечаю, что стоит вам, ученым, придумать название чему-то непонятному, и сразу вам легче дышать становится. Есть название – и вроде бы вы уже все объяснили. Например, придумали слово Посещение. И уже многое вам стало понятнее, точнее, ваши мозги успокоились и стали все подряд подгонять под удобную схему, которую это слово задало. Значит, прилетели, значит, инопланетяне, значит, чужие, значит, разум.… А на самом деле, возможно, что это леший чихнул.

               Молниев довольно заулыбался. Видно было, что ему очень понравилась последняя фраза. Наверное, вставит в свой новый текст.

               – Фантасты – это сила! – признал я. – Но я не фантаст и не могу безответственно жонглировать идеями, лишенными физического смысла.

               – В этом, господа ученые, ваше слабое место.

               – Или сильное. Это же диалектика.

               – И все-таки подумай о событии без причины.

               – Обязательно. Но как-нибудь потом.

Первые дни в Хармонте

               И вот мы с Молниевым, наконец, прибыли в Хармонт. Без приключений.

               К моему глубокому удовольствию, бытовые проблемы разрешились сами собой без лишних хлопот и трепки нервов. Нас поселили в местной гостинице, специально построенной для комфортного проживания специалистов высокого ранга, командированных в Институт внеземных культур. Наше проживание было полностью оплачено принимающей стороной. Впервые за долгие годы я был освобожден от необходимости заботиться о питании, уборке помещений, стирке и покупке хозяйственных предметов.

               Молниева поселили в соседнем номере. Но он почему-то загрустил.

               – Когда меня накрывает беспросветная тоска, мне приходится начинать работать, – пожаловался он. – И с каждым годом это случается все чаще.

               – А у меня наоборот, когда я устаю работать, мне приходится развлекаться, – пошутил я.

               – Не знал, что ученые бывают такие потешные.

               – Ты – фантаст, тебе не нужно знать, ты должен уметь придумывать.

               – Это меня и расстраивает больше всего, – признался Молниев. – Мне предстоит совсем скоро встретиться с американцем Энди Хиксом. А вдруг окажется, что он умеет придумывать лучше меня? Как это пережить? Я не сам опозорюсь, я подведу страну.

               – Постарайся. И у тебя получится.

               – Увы и ах, когда я должен соревноваться с кем-то в умении придумывать, у меня моментально отрубается соображалка. Мне напрягаться вредно. У меня слишком тонко организованная психика.

               – Воспользуйся прежними наработками. Свои лучшие экспромты следует готовить заранее.

               – Добровольно пустить соперника в свой творческий огород? Нет, спасибо. Я еще в своем уме. Знаешь, сколько стоит новый, не использованный еще сюжет?

               – Нет.

               – Вот и я не знаю.

               – Разве на оригинальные сюжеты писателям выдают патенты? – удивился я.

               – По счастью пока нет. Иначе бы с литературой было окончательно покончено.

               Я сочувственно покивал. Мне показалось, что Молниев немного преувеличивает значение новых идей для развития современной фантастической литературы, но спорить, естественно, не стал – специалисту виднее.

               – Разреши мне иногда приходить к тебе по вечерам, естественно, когда ты будешь свободен. Будем болтать на разные интересные нам обоим темы? Вдруг случайно поможем друг другу – я подскажу какую-нибудь умную научную идею, а ты – интересный сюжетный ход. Понимаю, что это звучит неправдоподобно, но в жизни всякое случается.

               Я и сам хотел предложить ему что-то подобное, но был рад, что это Молниев обратился ко мне с такой просьбой. Получается, что теперь я, если понадобится, смогу в свою очередь потребовать у него что-то нужное. Долг, как известно, платежом красен. Приятный бонус. Но ответил сдержано и сухо:

               – Исключать не стал бы. Особенно, если окажется, что проблему не удастся решить чисто научными способами. Так что домового буду ловить с твоей помощью.

               – Неужели ты это понял? – сказал Молниев и довольно расхохотался, как будто отгадал в спортлото четыре номера.

Ресторан «Боржч»

               Вопрос с питанием разрешился самым неожиданным образом. Молниев уже посетил гостиничный буфет и остался недоволен скудостью меню. Даже немного расстроился, как оказалось, едок он был привередливый и прожорливый. Неожиданную помощь оказал профессор Пильман, он пригласил нас отобедать в местный ресторан под красивым названием «Очарованный кварк».

               Довольно быстро я удостоверился, что достаточно хорошо владею английским языком, чтобы вести с профессором разговоры, как на отвлеченные, так и на научные темы.

               – Хорошее заведение, – сказал Пильман. – Наши приглашенные ученые предпочитают питаться именно здесь. Хорошее обслуживание, качественное питание, приемлемые цены. Вам, впрочем, о ценах беспокоиться не следует – у вас, как и у вашего соотечественника фантаста, абонементы, питание в «Очарованном кварке» оплачивается Институтом. Выпивка, само собой, за ваш счет. Мы выкладываем деньги только за еду.

               Доктор Пильман сделал заказ и, добродушно посмотрев на меня, спросил:

                – Нравится ли вам у нас в Хармонте?

               – Мы только приехали, пока еще не осмотрелись. Достопримечательностей пока не видели.

               – Ох уж эти мне русские! Ну, какие могут быть достопримечательности в Хармонте! Впрочем, наш главный городской банк был основан в 1868 году. И за это время его грабили 23 раза. Замечательное достижение. Тоже своего рода достопримечательность.

               – Неужели это правда?

               – Конечно, стану я врать по пустякам!

               – Тогда я, пожалуй, буду держаться от вашего банка подальше.

               Доктор Пильман с удовольствием рассмеялся.

               – Люблю людей с хорошим чувством юмора.

               Мы заговорили о каких-то пустяках. Доктор Пильман поинтересовался, чем я собираюсь заниматься по вечерам после работы. Я ответил, что в Петербурге часто ходил с друзьями в концертные залы, на выставки или в гости. Но чаще проводил свободное время дома, смотрел фильмы или читал книги.

               В это время официант принес заказы. К своему удивлению, я обнаружил, что кормить нас собираются каким-то красным супом, удивительно напоминающим по внешнему виду борщ.

               – Боржч! – торжественно объявил доктор Пильман и, схватив ложку, принялся с энтузиазмом поедать содержимое тарелки.

               Я попробовал и остался доволен. Приготовлено было вполне качественно.

               – Удивлены?

               – Более чем. Не знал, что в Америке умеют готовить настоящий борщ. На самом деле это не так просто.

               – Мне передал рецепт этого замечательного блюда ваш начальник господин Алмазов. А я научил Эрнеста. Сам удивлен, как хорошо у него получилось. Не отличишь от русского варианта. Кстати, Эрнест был потрясен, когда попробовал это блюдо в первый раз. Он даже решил переименовать свой ресторан. Теперь он называется «Боржч», – заявил доктор Пильман. – В честь русских, которые отныне будут работать в нашем Институте. То есть в честь вас, господин Панов, и в честь вашего соотечественника, господина Молниева.

               – Борщ, – поправил я. – Произносится борщ.

               – Нет, заведение называется «Боржч»! Так написано на вывеске, разве вы не заметили?

               – Не обратил внимания.

               – Каждый вечер в «Боржче» собираются самые интересные люди города и почти все ученые Института. Можно считать это заведение стало нашим своеобразным клубом. Здесь бывает очень интересно. Присоединяйтесь. Вам нужно познакомиться с коллегами в непринужденной обстановке.

               Я кивнул, неформальное общение – это хорошо. Однако я был удивлен. Мне было бы спокойнее, если бы Пильман после нескольких ободряющих фраз потребовал от меня служебного рвения и продуктивной работы. Это было бы понятно – он заплатил за меня большие деньги, заранее обустроил мой быт, сделал все возможное, чтобы ничто не отвлекало меня от занятий наукой. Но он не сказал ни слова о предстоящей работе, отделался общими фразами. Мне показалось, что ему, как и Алмазову, в нашем родном петербуржском Центре особо важных исследований, нет никакого дела до того, чем я займусь. Ничего страшного, конечно, не очень-то и хотелось докладывать. Но только непонятно, зачем он притащил меня в Хармонт? Какая ему от меня польза?

«Пустышка»

               Мне выдали пропуск для входа в Институт. И как теоретику выделили отдельный кабинет. Надо отметить, что очень хороший. Особенно мне понравился большой письменный стол и удобное кресло – мечта человека, привыкшего работать с бумагами. Вспомогательные устройства были хороши – мощный компьютер, цветной лазерный принтер, сканер, ксерокс и устройство для уничтожения использованных бумаг. Может быть, были и другие полезные устройства, но я не обратил внимания. На одной стене висела школьная доска, на которой удобно было мелом записывать формулы и важные мысли, нуждающиеся в последующем подробном рассмотрении. На других стенах красивые картинки, но их, пожалуй, придется заменить.

               На следующий день я познакомился с начальником лаборатории спектрального анализа профессором Марком Уильямсом. Точнее, он сам пришел ко мне знакомиться, у меня сложилось впечатление, что он был уверен, что я прямо с порога начну пачками выдавать гениальные идеи и потрясающие откровения. Я даже немного застеснялся.

               – Вы зря рассчитываете, что я способен сейчас сказать что-нибудь умное, – признался я. – Я прежде не думал о Посещении, даже не уверен, был ли «хармонтский феномен» Посещением или чем-то другим.

               – Вы – русские смелые ребята. Мало кто из моих коллег признался бы в своем незнании.

               – Но я хочу узнать. У меня постоянные проблемы с чувством любопытства.

               – Это еще более удивительно. Стремление к чистому знанию сейчас большая редкость.

               Мы замолчали. Я не знал, что у него спросить. Потому что пока не решил, чем мне следует заняться в Хармонте в первую очередь.

               Профессор Уильямс догадался и сказал:

               – Лично я занимаюсь «пустышками».

               – Вам удалось выяснить, из какого вещество они изготовлены?

               – Нет. Не уверен, что это металл или полимер. Кстати, это доказывает, что объект создан искусственно, волей чужого разума.

               – Почему вы так решили?

               – Очень тщательная обработка.

               – Галька на морском берегу тоже гладкая. Но для объяснения ее формы мы не ссылаемся на чужой разум, –  возразил я.

               – Галька? Да, я понимаю, о чем вы говорите. Галька –  камень, отшлифованный волнами за сотни лет. Алгоритм ее появления понятен. Но в нашем случае, «пустышка» – это не камень. И нам не известно, как что-то однажды стало «пустышкой».

               – Есть только один способ доказать искусственность «пустышки». Разъединить диски.

               – Можно я напишу об этом статью? – с трогательной застенчивостью спросил Уильямс.

               – Конечно.

               – Я сошлюсь на вас.

               – Хорошо.

               Профессор Уильямс ушел воодушевленным. Я помог ему решить, какими экспериментами с «пустышками» следует заняться в первую очередь. Был доволен и я – в первый же день помог местному профессору, не зря приехал. Хотя с трудом верилось, что наши земные ученые способны разъединить диски «пустышки». Но попытаться стоило. Это занятие было не хуже других. Прекрасная имитация полезной деятельности.

О десертных вилках

               Мне выдали из спецфонда настоящую «пустышку». Наконец-то удалось разглядеть этот известный артефакт внимательно. В Чучемле я видел «пустышку» только один раз, издали, когда Мазин показывал свои экспонаты из мешка Пильману. Конечно, мне хотелось потрогать ее, но не успел. Зона в Чучемле самоликвидировалась.

               Признаться, «пустышка» действительно удивительный предмет. Любой человек, впервые столкнувшийся с «пустышкой» испытывает при этом чувство абсолютной растерянности, потому что таких предметов на Земле быть не должно. И я не был исключением. Современная физика не допускает существования ничего подобного. Диски были приятны на ощупь, и сама их фантастическая связка впечатляла потрясающей простотой.

               Я был уверен, что объяснить феномен «пустышки» с помощью известных нам законов природы невозможно. Но, чтобы установить другие, последующие(?), надо будет поработать. И я буду рад, если у профессора Уильямса и в самом деле, что-нибудь получится.

               Вечером я вернулся в гостиницу. В вестибюле сидел Молниев и с явным интересом читал местную газету, наверняка, какой-нибудь желтый листок, в котором на простом английском языке рассказывали о рептилоидах, вампирах, зомби, заколдованных принцессах и коварных инопланетянах. Фантаст в поисках новых впечатлений. Забавно. Увидев меня, Молниев решительно отбросил газету.

               – Давно жду. Где тебя носит?

               – Я приехал в Хармонт работать.

               – И чем ты занимался сегодня, если не секрет? Если мне захочется поработать, обязательно вставлю твой рассказ в свою книгу.

               – Рассматривал «пустышку».

               – И что ты о ней думаешь?

               – Она красивая. Хотел сказать функциональная, но не могу, поскольку не знаю, для чего она создана.

               – «Пустышка» была для чего-то создана?

               – Не могу подтвердить или опровергнуть. Не знаю. Это надо доказать. Самый простой способ – использовать ее по назначению. Вот когда профессор Уильямс выяснит, для чего ее сделали, тогда и поговорим.

               – Но должны же быть какие-то явные признаки того, что «пустышки» были созданы искусственно? Например, тщательность изготовления. Или своеобразная красота дизайна.

               Пришлось пересказать Молниеву часть нашей беседы с профессором Уильямсом, в которой мы с ним обсуждали искусно отполированную волнами прибрежную гальку. Для чего чужой разум не потребовался.

               Молниев с сомнением покачал головой.

               – Это плохо. Для того, чтобы доказать естественное происхождение «пустышек» необходимо будет придумать новую физику.

               – Скорее всего.

               – А может быть, новое представление о пространстве-времени.

               Я разозлился. Мне пришлось так долго, с такими душевными мучениями привыкать к тому, что на время командировки в Хармонт мне придется забыть о своей главной работе, попытке создать приемлемую теорию пространства и времени. И когда это практически удалось, появляется фантаст, который сообщает мне, что «хармонтский феномен» можно будет объяснить, если удастся разобраться с понятиями пространства и времени. Здрасте, приехали.

               Поистине – я оказался пресловутым сапожником без сапог. Молниев не заметил, что обидел меня. У фантастов, видимо, не принято обращать внимания на чувства других людей.

               – Я, конечно, понимаю что вам, ученым, не следует до поры до времени привлекать к объяснению «пустышек» фантазии о параллельных мирах и новых измерениях, – сказал Молниев почти застенчиво. – Всегда нужно помнить о скальпеле Оккамы, и лишние сущности без надобности не привлекать. Но я – фантаст, мне можно почти все.

               Внезапно мне в голову пришло красивое и простое объяснение существованию соединенных невидимой силой дисков. Может быть, со временем я расскажу Молниеву о том, как, обменявшись с ним несколькими фразами, я разгадал тайну «пустышек». В истинности своей теории я не сомневался. Но пока о его роли я решил умолчать, чтобы фантаст не зазнался.

               – Иногда без новых сущностей нельзя обойтись. Кстати, Оккама не был ученым. Если мы допускаем, что пространство многомерно и не ограничивается тремя измерениями, объяснить странные свойства «пустышек» очень легко. Для простоты рассмотрим двумерное пространство, существующее в привычном и понятном для нас трехмерном мире. Двумерные существа ничего не знают о третьем измерении. И не могут покинуть свой плоский мир. Мы находимся в таком же положении относительно четырехмерного мира. Сейчас нам важно понять, что двумерные существа с энтузиазмом ползают по своему плоскому миру и вполне довольны своим существованием. Для трехмерного существа их мир всего лишь листок бумаги. Давай возьмем листок и проткнем его десертной серебряной вилкой с двумя зубьями. Для плоских ученых два кружка серебра будут таинственным образом связаны друг с другом. Перемещая один из них, плоские ученые будут перемещать другой, при этом они не смогут установить никакой физической связи между ними. Как и мы не можем это сделать с изучаемыми нами дисками «пустышек».

               – Красиво, – признал Молниев.

               – Это самое простое объяснение, которое можно придумать. Даже Оккам не подкопается.

               – Надо будет записать, – сказал Молниев. – Иначе не запомню.

               – Мне рассказывали, что фантасты любят сочинять всякие истории с пространствами с числом измерений большим трех.

               – Это очень плодотворная идея. Позволяет оторваться от изображения привычного мира. Фантастов привлекают идеи, нарушающие школьную физику, и позволяющие упрощать построение сюжета. Например, мгновенное перемещение обеспечивает нуль-транспортировка. А она возможна, если удается «выйти» в подпространство или в пространство с большей размерностью.

               – Нуль-транспортировка. Это я запомню. Знаешь ли, «черные брызги» намекают на что-то подобное.

               – Рад, что смог помочь, – сказал Молниев.

               – Спасибо. Обязательно воспользуюсь, – ответил я.

Работа началась

               Первую неделю в Хармонте я провел в своем кабинете за чтением свежих номеров «Бюллетеня Института внеземных культур». Это было по-настоящему сказочное время полнейшей свободы. Я мог заниматься чем угодно. Например, если бы захотел, то мог весь день играть в компьютерные игры или читать фантастические книги. И никому не было до этого дела. И я бы так и поступал, однако изучать материалы исследований «хартмонского феномена» мне было интереснее. К нам, в Центр, поступали далеко на все тома «Бюллетеня ИВК». И теперь я получил возможность основательно пополнить свои знания. Не могу сказать, что я пропустил что-то важное. С теориями по-прежнему было плоховато, но мне сначала хотелось разобраться с тем, как в Институте собираются раскрыть тайну Посещения? Какие темы сотрудники считают приоритетными. Для этого достаточно было внимательно прочитать заголовки опубликованных в бюллетене статей. Наверняка, должны быть и закрытые отчеты с грифом «для служебного пользования» или «совершенно секретно», но, понятно, к ним я получу доступ не сразу, только когда заслужу особое отношение, и Пильман сочтет меня достойным.

               Впрочем, я считал, что общее представление о том, чем занимаются сотрудники Института, можно достаточно точно составить и по открытым публикациям. Но ничего не получилось. Легче было поверить в то, что десять лабораторий Института занимаются изучением десяти различных, не связанных друг с другом задач. Посещение было одно, значит, частные исследования должны были дополнять друг друга. Но нет, создавалось впечатление, что чужими работами здесь интересоваться не принято. Нельзя исключать, что они принципиально не читают статьи своих коллег – так часто бывает. Но почему доктор Пильман не собрал вместе этих замечательных ученых и не объяснил, что они занимаются одним делом, и должны в своей работе учитывать достижения соседних лабораторий. В конце концов, это его профессиональная обязанность – координировать отдельные исследования и вырабатывать общую концепцию.

               Я не выдержал и рассмеялся. Это действительно было очень смешно. Неужели я и в самом деле веду себя как «романтический ученый», и Алмазов прав, когда обвинял меня в подобном непрактичном подходе к научному ремеслу. Может быть, может быть.

               По крайней мере, теперь я представлял, как следует организовать дальнейшую работу: начну с хорошей идеи о многомерной природе «пустышек», и буду потихоньку добавлять к этой основе результаты исследований других ученых. А это значит, что без правдоподобной теории пространства и времени обойтись я не смогу. Удачно получилось. Хорошо, что пригодятся мои старые теоретические наработки.

Вечер пятницы в «Боржче»

               И вот первая рабочая неделя в Хармонте закончилась. Мне было любопытно узнать, как развлекаются обитатели Хармонта. Естественно, вечером я отправился в ресторан «Боржч», как рекомендовал доктор Пильман. На других посмотреть и себя показать.

               Наверное, я выбрал неудачное время, поскольку в зале собрались не слишком приятные на вид люди, они без остановки пили виски и довольно громко выясняли отношения на повышенных тонах. Хорошо, что до драки дело не доходило. Я устроился в уголке, заказал форель и бокал белого вина.

               Шум не мешал мне думать. Скорее наоборот, было приятно находиться среди обычных людей. Пусть чужих, шумных и потенциально опасных, но живых. После недели напряженной работы с научными текстами в душном кабинете оказаться среди далеких от науки местных  жителей было поистине сказочным подарком и лучшим отдыхом.

               Я вслушивался в многоголосый ресторанный шум и понимал только отдельные выкрики, что правильно, поскольку не мне они предназначались.

               Знакомых сотрудников Института я не заметил, поэтому удивился, когда ко мне подошел человек и вежливо поздоровался.

               – Мистер Панов? Разрешите представиться. Джеймс Каттерфилд, врач. Наши ребята иногда называют меня мясником, но тут бы я поспорил, конечности я ампутирую не часто. Только когда в этом есть необходимость.

               Я кивнул, хотя понял только то, что человека зовут Джеймсом, и он врач.

               – Рад познакомиться с вами лично, – продолжал Каттерфилд. – до сих пор был знаком только с вашими публикациями. Ну и много интересного о вас рассказывал мой хозяин.

               – Хозяин? Кто обо мне может знать в Америке? Доктор Пильман?

               Врач от неожиданности рассмеялся.

               – Неужели вы забыли о Питере Мозесе? Странно. Обычно, люди, с которыми он встречался, запоминают его надолго. Легче забыть о докторе Пильмане.

               – Да. Я встречался с мистером Мозесом в Чучемле. Никогда бы не подумал, что он помнит обо мне.

               – Да. Это большая загадка. Вообще-то, хозяин наукой не интересуется. А вы, насколько понял, познакомившись с вашим досье, ничем кроме научной работы в своей жизни не занимались.

               – Мое досье? – удивился я.

               – Фирма «Престиж», где я имею честь трудиться, организация серьезная. Учет людей, заинтересовавших хозяина, у нас поставлен очень хорошо. Как правило, это действительно заслуживающие внимания люди.

               – Не знаю, чем провинился? – пошутил я.

               – Это была шутка? – спросил доктор Каттерфилд. – Меня предупреждали, что русские любят глупо шутить, особенно, во время серьезного разговора.

               Я кивнул. Не люблю, когда мой сарказм принимают за глупую шутку.

               – Простите, я не знал, что наш разговор настолько серьезен. Предупреждать нужно.

               – Успели познакомиться с местными парнями?

               – Нет, – признался я.

               – Разве сталкеры еще не пытались рассказать о своих подвигах, чтобы заставить вас оплатить их выпивку?

               – Нет. Разве сталкеров интересуют фундаментальные научные исследования?

               Каттерфилд оживился. Наверное, стал привыкать к русскому чувству юмора.

               – Это вы верно подметили, книг они не читают, а комиксами брезгуют, – он наклонился ко мне и шепотом, словно боялся, что нас подслушают, сказал: – ходят слухи среди ребят, что вы нашли в своей России «золотой шар». Это правда?

               – Об этом вам рассказал Питер Мозес?

               – Нет.

               – Значит, это не моя тайна.

               – Понимаю. Не буду настаивать на искреннем ответе. Даже если бы вы и в самом деле обнаружили «золотой шар», все равно бы не рассказали, как вам это удалось. Но хотя бы намекните, существует ли он?

               Каттерфилд закрыл глаза, словно боялся услышать страшное признание, которое изменит судьбу мира.

               – Спросите у Питера Мозеса.

               – Он не расскажет.

               – Простите, мистер Каттерфилд, я не поинтересовался целью вашего визита. Чем могу помочь?

               – Джеймс. Для вас я просто Джеймс.

               – Прекрасно. А я – Кирилл. И все-таки, чем могу помочь?

               – Пока не знаю. Хозяин послал меня узнать, все ли у вас в порядке? Нет ли бытовых проблем? Он считает себя обязанным обеспечить ваше безбедное существование в нашем замечательном городке.

               – Пока не на что жаловаться.

               – Если возникнут проблемы, обращайтесь, помогу, –  Каттерфилд протянул мне свою визитку.

               – Спасибо. Вы, Джеймс, как я понял, местный врач. Приходилось ли вам лечить сталкеров?

               – Это основная моя работа.

               – Можно ли считать их проблемы со здоровьем обычными человеческими болезнями?

               – В каком-то смысле, поскольку они остаются людьми. Впрочем, они не заразны, и их нельзя вылечить. Все, что я могу – облегчить их страдания. Этого достаточно, чтобы объявить их болезни результатом Посещения.

               – Правильно ли я понял, что внеземных микробов или вирусов вы не обнаружили.

               – Верно.

               – Тогда еще вопрос. Сталкивались ли вы с «ходячими мертвецами»?

               – Жуткое зрелище. Не приведи господь встретить их ночью! Слышали о таком явлении как иррациональный страх? Это тот самый случай.

               – Кто они?

               – Правильнее было бы спросить: что они собой представляют? Ответ не слишком информативный: это результат неконтролируемой регенерации отрезанных конечностей сталкеров, поврежденных в Зоне. Что-то – этот фактор пока мной не установлен – бессмысленно использует человеческую ДНК с непонятной целью. Неудачно. «Ходячие мертвецы» не могут быть названы живыми существами. Скорее, это куклы или муляжи. Словно кто-то создает макет человека.

               – Кто занимается их изучением?

               – Только я.

               – Расскажите мне о результатах ваших исследований, Джеймс?

               – Конечно, Кирилл. Как только удастся установить что-нибудь важное.

               Интересно, хоть кто-то в этом хваленном Хармонте знает что-то наверняка? Доктор Каттерфилд утверждает, что «ходячих мертвецов» нельзя считать живыми, но, однако, они двигаются и издают громкие звуки. Неужели и их существование можно объяснить с помощью многомерности пространства?

Что такое «ходячие мертвецы»?

               Джеймс Каттерфилд оказался обязательным человеком и уже через два дня прислал мне подробную справку, в которой доходчиво объяснил, почему «ходячих мертвецов» нельзя считать живыми существами. Самое главное – они не обладают ни одним качеством, отличающим живое от неживого. Живые существа должны быть сложно устроены, получать энергию из окружающей среды и использовать её для своей пользы, они способны к развитию, умело приспосабливаются к изменениям окружающей среды, реагируют на внешние раздражители, ну и конечно, размножаются. «Ходячие мертвецы» ничего подобного не умели.

               Так вот:

               1. «Ходячие мертвецы» устроены абсолютно просто, на самом деле – это одна молекула, напоминающая своим внешним видом человека;

               2. Никакой внешней энергии они не потребляют, еда им не нужна, они спокойно обходятся без солнечных лучей, не удалось зафиксировать ни одной химической реакции,  которая бы обеспечивала их энергией;

               3. Регенерацию  объекта нельзя назвать развитием, это больше похоже на надувание шарика, был маленьким, стал большим.

               4. «Ходячие мертвецы» не приспосабливаются к изменению окружающей среды, скорее, игнорируют ее присутствие, температура их постоянна – двадцать четыре градуса по Цельсию. Их помещали в холодильник, поджаривали на сковородке, как грешников в аду – результат один: их температура не менялась ни на десятую градуса, при этом они не получали ни обморожения, ни ожогов;

               5. Они не размножаются, даже не отпочковывают своих детенышей, которых пока никто не обнаружил, известен только один способ появления «ходячих мертвецов»: из ампутированных конечностей сталкеров появляется их точная копия из непонятного вещества, напоминающего по свойствам резину или каучук.