Текст книги "Петля для полковника"

Автор книги: Владимир Сиренко

Соавторы: Лариса Захарова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

XXI

Самолет улетал в полдень.

Утро, ласковое и теплое, показалось Быкову таким необыкновенным, что он решил позволить себе немного вольности. И пошел на городской пляж. Чистые, кривоватые, устремленные к морю улочки вызвали в нем некое подобие умиления безыскусной прелестью. Он удивился отсутствию человеческой сутолоки, свойственной южным курортным городкам. Вячеслав Иванович наслаждался. Ноги сразу увязли в золотистом песке, едва он сделал шаг с асфальтовой дорожки. Нашел себе место, уселся на потертое полотенце, которое всегда брал в командировки. Посмотрел на бескрайнюю водную гладь и размечтался. «Тут, – твердо решил, – будет хорошо всем. Море мелкое, вон сколько малышни барахтается без всякого риска, значит, Марина будет спокойна за Кольку, а я не буду маяться от жарищи, тут есть где погулять. Есть куда и вечерком самим податься, и детей пристроить – Иринку, конечно, привлечет дискотека. Сомнений никаких – в отпуск нужно ехать сюда и только сюда!»

В аэропорту, дожидаясь объявления на посадку, гулял вокруг ларьков, приглядывая сувениры. Купил кораблик Кольке. Выбрал для Марины недорогие янтарные сережки и призадумался, что купить дочке. Украшения? Ведь уже шестнадцать. А что это Павлов там говорил про Иринку и своего Димку? Что старина Сашок имел в виду? Даже стало как-то обидно. Пройдет два-три года – и что же? Приходит в дом некий молодой человек – конечно, Димка Павлов парень грамотный, неплохой, – и забирает, понимаешь ли, родную дочь?.. Вячеславу Ивановичу было непонятно. Они же дети! И он купил Ирке куклу в национальном костюме.

В министерство Быков попал к концу рабочего дня.

– Что это за новые действующие лица в нашем веселом спектакле «Трактирщик»? – спросил генерал, однако, серьезно. – Телеграммы тут идут через Морфлот, с каких-то кораблей! Среди штормов и шквалистых ветров ведет свой мужественный поиск полковник Быков. Дожили!

Пропустив мимо ушей фразу насчет штормов, Вячеслав Иванович поинтересовался:

– Так что же в телеграммах?

– Читайте сами, я, признаться, мало что понял…

«О своей неудаче с приобретением «Волги» я рассказывал многим знакомым, просто жаловался, ничего не просил. И однажды мой сосед по общежитию академии, капитан второго ранга Лапинь, дал мне телефон, позвонив по которому, я, возможно, получу помощь. Я обратился к человеку, которого знал как тестя Лапиня. Тот сообщил, что слышал от своей дочери о моих неприятностях, предложил встретиться. При личной встрече Киреев Виктор Николаевич предложил мне написать письмо в редакцию с жалобой на волокиту и формализм. Поскольку я собрался расплачиваться за машину чеками Внешпосылторга, это затрудняло ситуацию, и Киреев предложил передать их лично ему, а остальное – его дело. Через несколько дней после этого я получил открытку из магазина на получение автомобиля». – И длинная лента подписей «верно», «радист принял», «радист передал». Показания Дьяченко шли в МВД с корабля, находящегося в плавании.

– Так что же тут непонятного? – вздохнул Быков. – Тут как раз все ясно, как божий день. Дьяченко просто-напросто дал Кирееву взятку и фактически не отрицает этого факта.

– Не украшает взятка боевого морского офицера, – хмыкнул генерал.

– А для Дьяченко эта взятка взяткой и не выглядела, очевидно, – предположил полковник. – Смотрите, Василий Матвеевич, Дьяченко собирался расплатиться с Киреевым чеками Внешпосылторга. Стало быть, с Дьяченко Киреев просто-напросто получил сумму, равную стоимости второй «Волги». Для Дьяченко это одна и та же по сути своей сумма, а для Киреева, с учетом, что на «черном рынке» пресловутый «березовый рубль» идет один к двум, – это удвоенная сумма. Хотя допускаю, что не вся она ему досталась, безусловно, делился. Вот так, начинает раскрываться механизм, это уже хорошо… – Быков посмотрел на генерала.

– Вы еще ничего не доказали.

– Любое открытие начинается с гипотезы. Я делал еще один запрос, есть какие-то материалы?

– Мне ничего не показывали. Это-то принесли… – генерал улыбнулся, – видно, испугавшись всех этих «верно», «радист принял», «сдал»… Решили, не иначе – от Штирлица.

– Я воспользуюсь вашим телефоном, – извинился Быков, потянувшись к внутреннему аппарату.

В трубке раздался женский голос. Это была старая знакомая полковника, майор Левченко, сегодня она дежурила.

– Валюша, Быков. Я делал запрос в архив управления торговли. Пришло? Валя, я у Василия Матвеевича, найди кого-нибудь, пусть занесут.

На запрос Быкова архив управления торговли переслал в МВД копии ходатайства из редакции, в которой работал Киреев, с просьбой разобраться с бюрократическими проволочками со стороны торговых организаций в выделении автомашин ГАЗ-24 семнадцати гражданам, в том числе Дьяченко, Балакину и Преснецову. Все письма были подписаны Киреевым В. Н. И на каждом письме стояла размашистая резолюция: «Удовлетворить! В порядке исключения. Треухов».

– Лю-бо-пыт-но… – пробурчал генерал. – Взятки, получается? Как говорится, женихи к женихам, а деньги к деньгам? Так говорил Тевье-молочник у Шолома Алейхема?

– В той среде это называется благодарность. А в общем, избитая ситуация. Помните, как я искал чиновного взяточника в городке, знаменитом лесохозяйствами? Та же система, тот же прием.

– Тут, пожалуй, изощреннее. С привлечением, так сказать, средств массовой информации. М-да… Живешь– живешь, а удивляться не перестаешь. Хотя давно пора привыкнуть.

– Удивляться? Одно удивляет, зачем Кирееву, автору книг, статей и прочее?.. Кирееву зачем? – Быков вдруг остановился на полуслове, долгим взглядом посмотрел на разложенные на столе документы, сказал, словно поняв все до конца: – Легализация денег! Вот почему он открыл кафе, вот почему начал борьбу за наследство! Обеление денег! Вот вам, Василий Матвеевич, ответ на вопрос «Кому выгодно?», который, вы считаете, я люблю задавать к месту и не к месту. Легализация денег, полученных взятками и мошенничеством.

– Вы думаете? – насторожился генерал.

– Сейчас мы можем предполагать, что, добывая на своем журналистском авторитете машины друзьям-приятелям и даже посторонним, как Дьяченко, Киреев за услуги брал. Анализируя показания Дьяченко, мы можем утверждать, что имели место завуалированные взятки. Вероятно, Треухов и его сообщники, ныне находящиеся в местах отдаленных, от этой комбинации с привлечением средств массовой информации тоже соответственно имели. Треухов сел. Его имущество конфисковано. Но у Киреева эти неправедные деньги еще лежат. Смотрите, Василий Матвеевич, как осторожен Киреев. В годы всеобщего потребительского разгула он машину не приобретает, на меха и бриллианты не тратится, дачу не строит. Весь, можно сказать, в алиментах. Выжидает. Но вот времена изменились. Теперь даже мебельный гарнитур без декларации о доходах не купишь. Что станет Киреев писать в декларации? Во-первых, он весьма прилично зарабатывает в кафе, во-вторых, он получил наследство. Все, можно тратить: хоть на мебель, хоть на машину, хоть на бриллианты! Деньги чистые, честные! Вот оно, обеление старых денег. Но ведь и без новых скучно. Честно работать в кафе – получишь не больше законного. И Киреев обращается к людям, которые, как мы видим, – Быков постучал карандашом по бумагам с грифом управления торговли, – ему обязаны. Кстати, дочь Киреева утверждает, что Преснецов – один из старейших приятелей Киреева. Далее. Он по-прежнему осторожен. Поэтому вместо себя высылает в совхоз Пастухова – прикрывается его подписью. Пастухов мог ничего не знать, мог. Он и не знал ничего. И, ни о чем не подозревая, расписывался, принимал «левый» товар, брал накладные, сдавал их Кирееву, отчитываясь. Суть махинации Киреева и Балакина в том, что Балакину килограмм мяса из излишков стоит ноль рублей. Кирееву, точнее, кафе – пять рублей.

– Все это логично, но требует доказательств.

Часы показывали начало восьмого вечера. Быков зашел к себе в кабинет, переоделся из мундира в легкий костюм, позвонил домой.

– Ну, что там у нас? – спросил, услышав голос жены. – Как дела?

– Дима арбуз принес.

– Кто? – переспросил Быков. – Кто принес арбуз?

– У нас Дима Павлов. Завернул, говорит, по дороге из института.

– Ему теперь с Левобережной на Новорязанку через Отрадное ближе?

Марина засмеялась.

Не вешая трубку, только ткнув пальцем в кнопочку, заменявшую рычаг, Вячеслав Иванович набрал другой номер. Павлов тоже еще не ушел домой.

– Позвольте, Александр Павлович, пригласить вас па чашку чая по случаю моего возвращения на родную землю. Заодно воочию увидишь, в какой «библиотеке» пишет диплом твой сын.

– А у тебя чай какой – индийский, со слоном? – самым серьезным тоном спросил Павлов. – Другого, имей в виду, не употребляю.

– Со слоном, с синим… Не с тремя же звездочками!

Павлов выдержал паузу.

– Ладно, ответ перед Катей будем держать вместе с Димкой. Достанется наполовину меньше. Только слушай, может, у тебя машина случится?

– До Отрадного довезу. А на такси домой с сыном скинешься. Ну?

– Через пятнадцать минут буду на бульваре, где обычно.

Быков вызвал машину, уложил в сейф папки с делами, закрыл кабинет и не спеша пошел вниз.

На улице, когда отыскивал в веренице одинаковых черных «Волг» ту, номер которой назвала диспетчер, к нему подошел высокий плечистый сутуловатый мужчина. Лицо пряталось за козырьком спортивной кепки. Быков не сразу узнал Виноградова.

– Извините, бога ради, Вячеслав Иванович, мы тут, – он кивнул на женщину, стоящую неподалеку, это была жена Пастухова, посеревшая, ставшая остролицей, – пробивались к вам… Вот хоть встретили. А то все говорят «нет и нет», не пускают.

– Меня действительно не было, – быстро сказал полковник. – У вас что-то срочное?

– Да, в общем… Поглядите на эту газету, – Виноградов несмело протянул старый номер, развернутый на второй и третьей полосах. Названия газеты Быков не увидел, но заметил аккуратные дырочки от дырокола – значит, газету вытаскивали из подшивки. – Посмотрите вот эту заметку, – указал Виноградов на большой газетный «подвал». – Тут про Балакина, про Преснецова, и что самое главное – об этих людях пишет Виктор Николаевич. Значит, они старые знакомые. А Борис Пастухов никакого отношения к этим людям никогда не имел. А теперь Киреев систематически переплачивает Люсе, чтобы молчала…

Быков взял газету, кивнул:

– Спасибо. Это может оказаться полезным.

– Да это вам спасибо… Вам спасибо…

В машине Быков пробежал глазами очерк Киреева о работе хладокомбината, того самого, на котором «трудились» Преснецов и Балакин. Писал прямо-таки взахлеб! Хоть к ордену их представляй!

«Когда же это было? – подумал Вячеслав Иванович. – Судя по газетной дате, это было, когда на хладокомбинате работали комиссии партконтроля и бригада ОБХСС. Значит, когда только начиналось. Выходит, решили поддержать через печать, притупить бдительность газетными аплодисментами. А машины Киреев доставал Преснецову и Балакину еще раньше».

Павлова Быков увидел издалека. «А что это Димка, – вдруг подумал, – в институте делает? Ведь ему вроде на картошке положено быть? Боже мой, да ведь сегодня второе сентября!..» А он планировал отпуск. Допланировался!

XXII

Накануне вызова в МВД СССР Преснецов не спал всю ночь. Всю ночь пил, и его не брало.

Быков рассматривал Федора Филипповича Преснецова, бывшего главного инженера хладокомбината, ныне человека без определенных занятий, утверждающего, что в данное время он оформляет инвалидность.

– Что же болит? – участливо спросил Вячеслав Иванович.

– Гипертония совсем замучила.

– С Киреевым давно знакомы? – перешел полковник к делу, скептически глянув на отекшее лицо Преснецова. Несмотря на гипертонические кризы, ведущие к инвалидности, от «болящего» шел терпкий запах одеколона «Лаванда», не способного, однако, перебить устойчивый дух винного перегара.

Как давно знаком с Киреевым? – Бывший главный инженер хладокомбината склонил лысеющую голову. – Да как вам сказать… Прилично.

– Расскажите, каким образом Киреев помог вам приобрести автомобиль?

С. минуту Преснецов смотрел на Быкова недоуменно. Потом, издав некое саркастическое «гм!», сказал:

– Три года назад из меня тянули, на что я купил машину. Новые времена – новые вопросы? Покупал, как все тогда покупали. Объявили на холодильнике запись на машины. Мы с Балакиным записались. Потом получили. Балакин, кажется, свою уже продал. Бензин дорогой, нерентабельно.

– Не было у вас на комбинате записи на ГАЗ-24. Я уточнял, – сказал следователь.

– Да? Значит, я запамятовал. Давно было дело. Это все ерунда, полковник. Покупал, как все тогда покупали. Или вы думаете, что была взятка? Нет. Я взятку Кирееву не давал. Да и за что? Он машинами не торговал.

– А вот за это ходатайство разве вы не благодарили Киреева? – Быков выложил письмо Преснецова в редакцию с жалобой на формализм и волокиту при продаже ему автомобиля – с резолюцией Треухова.

– Ах, вот что вас тревожит, – хмыкнул Федор. – Ладно, отвечу. Разве вам не известно, какую вакханалию вокруг торговли автомобилями организовали? Концов не найти! А все специально, чтобы порядочные люди… – Преснецов говорил, но думал о другом: «Прав оказался Игнат,.. А я не хотел верить! Но если здраво рассудить: три года я даже участкового в глаза не видел, а тут в милицейские верха выдернули. Копают там, где вроде им и копать-то неинтересно, где я вроде ни при чем. Дураку ясно: издалека подходит, наводку Киреева маскирует. Логично: три года назад, когда напрямик ломили, где сели на меня, там и слезли. Кроме Киреева, выставить меня некому. Прав Игнат! Где гарантия, что, кроме этого письма, у полковника в столе не лежат другие, тоже с подписью Киреева? Над нашим с Игнатом… смертным приговором?»

– Итак, Киреев вызволил вас из хаоса автомобильной торговли. Хорошо. Как же вы его за это отблагодарили? – спросил Быков.

– Взятки не было, – с нажимом повторил Преснецов. – Помилуйте, взяткодатель привлекается к ответственности, как и взяточник. Я знаю. Зачем мне это? Да и Киреев ничего не просил за помощь. Если только сыграть в «американку» – придет нужда, и я ему помогу чем-то.

– И вы помогли?

Преснецов задумался: «Судя по тону, он ждет конкретного ответа. Балакин, конечно, что-то наверняка сказал. Киреев, черт легавый, – само собой. Не попасть бы впросак! Не нарваться бы! Посредничество могут пришить. Хотя… Договор у Киреева с «Зеленодольем» вполне законный».

– Помог, конечно, – сказал по возможности уверенно. – Помог я Кирееву. Советом. Обратиться в «Зеленодолье». А с Балакиным Киреев знаком лучше, чем со мной.

– И все?! Так на вас, стало быть, висит неоплаченный долг Кирееву? – насмешливо поинтересовался Быков. – Так, по сути, и не сквитались за авто?

– Какие счеты у друзей… – нагло глядя в лицо полковнику, процедил Преснецов сквозь зубы. – Или у вас есть доказательства противного?

«Пока у меня нет прямых доказательств, как и сколько взял с тебя Киреев, – думал Быков, – но у меня есть другое – сценарий получения тобою автомобиля полностью совпадает с тем, по которому получил свою «Волгу» капитан Дьяченко. Дьяченко приобрел машину позже. Стало быть, в случае с капитаном Киреев шел уже проторенной дорожкой. Ну ничего, доберусь я до ваших «американок».

Преснецова пот прошиб, когда он миновал бюро пропусков и снова оказался на шумной улице московского центра. Шел, сам не зная куда, пока не оказался перед высокими витринами университетского музея и подивился – куда же делись такие привычные здесь скелеты гигантских вымерших ящеров? Это удивление сбило навязчивое ощущение, что вот-вот всплывет его причастность к рыбным, икорным, крабовым аферам. «Это ж до чего мы дело закрутили, – вдруг подумал он, – чтобы в России тараньки не стало! Воблу превратили в дефицит… А ведь чудо, что я вышел из кабинета этого Быкова. Почему он отпустил меня? Ведь по его глазам видно – он в курсе или почти в курсе. Хочет поглядеть, кого я побегу предупреждать? С кем на пару начну заметать следы трехлетней давности? А не с кем уже. Все у вас, полковник! А некоторые у… Нет, этих граждан святой Петр в рай не пустил».

Федор огляделся. Телефон-автомат на противоположной стороне улицы, возле овощного магазина.

– Артем? Привет тебе от Игната. Я вступаю в долю. Больше сомнений нет. Когда? При первой же возможности.

XXIII

Отпустив Преснецова, Быков вызвал машину. Ему уже было ясно: накладные на мясо не уничтожены потому, что их некому было уничтожить – ведь Киреев находился в отъезде. Следовательно, Пастухов невиновен.

Но необходим факт, либо опровергающий логическое заключение полковника, либо подтверждающий его. Допросы Преснецова и Балакина такого факта не дали.

…Пастухов сидел на табурете и пустыми глазами смотрел на Быкова.

Поначалу Борис пытался сопротивляться событиям, обернувшимся против него. Горячился, спорил с вполне симпатичным, человечным майором Абашкиным, пытался что-то доказать. А потом понял: доказать вину можно, невиновность – нельзя. Найденные милицией накладные – документ, на основании которого можно сказать только одно: он, Борис Пастухов, – преступник.

«Плетью обуха не перешибешь, – решил Пастухов, – я больше не в силах говорить одно и то же. Если в этот ужас вникнуть до конца, можно сойти с ума… Лучше тюрьма, чем психушка. Скорее бы все это кончилось. Скорее бы суд, который все поставит на свое место: столько– то лет такого-то режима».

Вялость и безучастность Пастухова полковнику Быкову не нравились. Что стоит за этим непротивлением – безволие, вина, уверенность в обреченности, неверие в торжество правосудия? Активная натура Вячеслава Ивановича протестовала. Он повел себя наступательно:

– Почему вы не уничтожили накладные на мясопродукты, выписанные вам Балакиным в дни отсутствия Киреева? Когда обычно вы уничтожали документы? Каким образом? Зачем, наконец, вы брали их, если все равно они подлежали уничтожению? Проще было бы не иметь накладных, наверное? Тем более что при любой проверке вы могли объяснить наличие груза приобретением мяса у частников – Устав кооператива этого не запрещает.

Борис сказал глухо:

– Я брал накладные, потому что мне их выдавали под отчет. Об остальном я уже неоднократно рассказывал. Ничего больше добавить не могу.

– Почему?

– Потому что добавить мне нечего. Вы говорите: «Пастухов ограбил банк». Что я могу сказать, кроме: «Я банка не грабил»?

– Если вы не уничтожали накладные, значит, их уничтожал кто-то другой. Кто?

– Я не знаю. Я не видел, чтобы Киреев, которому я их передавал, рвал, сжигал, съедал накладные. Как никогда не видел, чтобы документы оставались где-то лежать свободно и любой имеющий дурные намерения мог получить к ним доступ. Я считал, что вступает в силу обычное делопроизводство.

– Вы говорите неубедительно.

– Может быть, но больше мне нечего сказать.

«Что он хочет? Чтобы я показал на Киреева так же, как тот оклеветал меня? Методом исключения? Если не я, то он? Так этим методом исключения меня и засадили в изолятор… – думал Пастухов. – Теперь нужно, чтобы и от меня ниточка потянулась?»

– При каких обстоятельствах вы познакомились с Балакиным?

– Я уже рассказывал. Вместе с Киреевым и Виноградовым я приехал в «Зеленодолье». Киреев выполнил формальности, заключил договор, я познакомился с Балакиным, директором совхоза, договорились, по каким дням буду приезжать за продуктами.

– По каким же дням?

– Вторник и четверг. Уже обо всем этом я говорил и писал.

– Вы получали продукты у одного и того же кладовщика?

– У разных. Там два склада. На одном мясо-молочные продукты, на другом – все остальное.

– Я уточняю вопрос: мясо вы получали у одного и того же кладовщика или это были разные люди?

– Пожалуй, у одного и того же. Видимо, я всякий раз приезжал в его смену.

– Когда Балакин выписывал вам накладные, до того, как вы отправлялись на склад, или после?

– Разумеется, до того, иначе как же получишь товар?

– Он под копирку выписывал накладные?

– Я не обращал внимания, – Борис поднял на Быкова удивленные, встревоженные глаза. Он понял, почему полковник спрашивает о копирке – был ли вообще второй экземпляр накладных? Или… или с самого начала, да, с самого начала то был подлог? Ах, как же соблазнительно сказать: «Нет, не было копирки, я помню совершенно точно! Видите, я невиновен, меня сделали статистом в дурном театре!» – но Пастухов не решился. Он на самом деле не помнил.

– Вспоминайте, – сухо сказал Быков и склонился над протоколом.

– Я всякий раз получал на руки первый экземпляр… – робко, медленно начал Борис, – копирка… Может быть, была – Балакин всегда, садясь за стол, надевал нарукавники. Чтобы не испачкаться, должно быть.

– О копирку?! – вскинулся Быков.

– Кроме этого, я ничего не могу сказать.

– А когда Балакин отрывал накладные от книжки бланков – перед тем, как заполнить накладную, или после?

– Не могу утверждать… – Пастухов задумался. – Но, кажется, он это делал сразу. Оторвет и выписывает. А может быть, после…

– Почему у вас нет уверенности в своих словах? – с горечью спросил полковник. – Отчего, Борис Васильевич?

Пастухов посмотрел удивленно. Неужели следователю не понятно, отчего?.. Но было во всем облике полковника что-то такое сострадательное, теплое, человеческое, что Борис не выдержал. Слезы душили его.

– Не виноват я, понимаете? Не виноват ни в чем! Я все время говорю правду, одну правду! Я не знаю, почему мне не верят, не знаю… Я только в одном виноват: не подумал, согласился. Не учел: если в государственных торговых общепитовских точках иной раз бог знает что творится, концов не найти, то тут-то, где вообще все на честном слове… А если не на честном слове? Вот не подумал об этом и стал виноват! Хотя я и не виновен. Но как доказать? Не могу доказать!

– Я могу. И стараюсь доказать, кто в чем виноват. Обязанность это моя, – сказал Быков. – Про презумпцию невиновности слыхали?

– Тогда почему я арестован, если вина не доказана?

– Арестован, поскольку следствие располагает против вас весьма серьезными уликами. Но, кстати, если вины за вами нет, чем объяснить, что на очной ставке с Киреевым вы молчали?

Пастухов густо покраснел:

– Когда вот так в глаза, как Киреев… Смотрит в глаза, и без всякого сомнения, без всякого пардона, – Борис усмехнулся. – А ты стоишь, оплеванный и оболганный. Я не могу… Когда хамят, врут в глаза, черное за белое выдают, не могу! Теряюсь, что ли? Ошеломляет меня… Удачные и нужные ответы потом приходят.

– После очной ставки, значит, нужные слова пришли, – Вячеслав Иванович сокрушенно покачал головой. – В таком разе можно попросить встречу со следователем. И высказать ему запоздалые, но верные суждения.

– Киреев убедительно говорит. А один из нас врет. Кому вера? На мне-то уже пятно…

Быков глухо заворчал.

– Скажите, – задал следующий вопрос, – Киреев и ваш брат действительно долго уговаривали вас перейти в кафе?

– Да.

– Вам не показалась странной их настойчивость?

– Я месяц думал. А что они настаивали – понятно. Если работник нужен, так ведь…

– Чем Киреев и ваш брат мотивировали, что им нужны вы, именно вы? Вы давно сами знаете Киреева? Давно дружите?

– Глеб с ним дружил. А я – нет. Понятно, из-за разницы в возрасте. Да и потом… Я рано женился, зажил своей жизнью. Ушел на комсомольскую работу… В общем, я от брата оторвался. А вот на первый вопрос я ответить вам не могу. Чем мотивировали Глеб и Киреев?.. Вы не поверите, Вячеслав Иванович.

– Ну почему же? В чем причина? Я верю вам.

– Не поверите. Потому что причиной всему – моя честность. Так Киреев и говорил.

«Все верно, – согласился в душе Быков. – Кирееву нужен был честный, открытый, простой Пастухов. Вот она – простота, что хуже воровства». И снова спросил:

– У вас были свидетели, при которых вы передавали Кирееву накладные из «Зеленодолья»?

– Конечно, – с неожиданной, даже поразившей Быкова готовностью ответил Борис. – Иногда при этом присутствовала жена Киреева, иногда мой брат Глеб. Но ведь она не станет свидетельствовать против мужа, а мой брат сильно болен, – Пастухов поник головой. – Вот как вышло…

– Не печальтесь. Это все явления временные, я почти убежден: в вашей семье все будет хорошо. – Следователь глянул на часы, до очередного допроса у него оставалось ровно полчаса. Может быть, этот допрос что-то прояснит? Быков продолжил:

– В каких отношениях вы с Тимофеевым?

– Кто это?

– Подсобником был у вас.

– А, Леха… Не знаю его фамилию. Какие у меня с ним могут быть отношения? Выгнали мы его с Виноградовым за спекуляцию водкой – вот и все.