Текст книги "Петля для полковника"

Автор книги: Владимир Сиренко

Соавторы: Лариса Захарова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

VII

Киреев вышел из кафе. Такси не было. Двинулся к перекрестку.

«У нас в гостях чайхана» – конечно, неплохо, как и зеленый чай для любителя. Но это не выход, – рассуждал про себя Виктор Николаевич. – Вообще все, что происходило за время после открытия, не совсем то. И спиртным мы не торгуем. Хорошо это или плохо, но с Квакиным из-за ерунды ссориться не буду. Пока дело крутится на уровне самоокупаемости. На уровне поддержания штанов, чтобы не упали. Но не ради же этого я…»

Показался зеленый огонек такси. Киреев энергично вытянул руку. Машина остановилась, он привычным броском занял переднее сиденье.

– В Мневники. По Хорошевке поворот налево сразу за памятником Зорге.

– Знаю, – покровительственно сказал таксист, – туда народ валом валит. Там фирменный мебельный финский…

Когда уже подъехали к дому Федора, Киреев засомневался – зря не позвонил, вдруг Федора и дома-то нет. А куда ему деваться, с другой стороны? Но на всякий случай сказал водителю:

– Я вас попрошу, подождите, пока я позвоню из автомата. Может быть, придется еще ехать по другому адресу.

Тот с готовностью кивнул.

Телефон Федора ответил сразу. К сообщению, что гость стоит внизу и сейчас поднимется, тот отнесся так спокойно, словно они общались пять раз на дню. «Понимает, что я могу еще пригодиться, – подумал Виктор Николаевич. – И чувство благодарности должно сработать. Где бы он сейчас был, если бы не мои связи?»

В домах этого типа лифт почему-то останавливался на площадках между этажами. Киреев так никогда и не помнил, подниматься ли вверх или спускаться вниз. Пошел вниз. Не ошибся. Федор уже стоял на пороге квартиры – в тапочках на босу ногу, в адидасовском влагонепроницаемом костюме, заспанный.

«Он так и спал в этой пленочной упаковке?» – усмехнулся про себя Виктор Николаевич.

– Отдыхаешь?

– Ага, помылся… Сомлел.

– Ясно, после бани – дело святое. А я к тебе с рабочим визитом.

– Проходи… Нинки дома нет, в кино прохлаждается. А может, еще где. Как меня скинули, я ей мало интересен стал. Смотри, как бы Лидка твоя тоже интереса не утратила в связи с угасанием твоей журналистской популярности.

– Лидка популярность видит только в одном – в титях-митях. Сейчас мои гонорары резко возросли.

– Что, пошла твоя лавочка?

– Извини, кафе. Заходи при случае. С Ниной.

– Напоить все равно не напоишь, а вкусно пожрать я дома можно. Прошу…

Они вошли в кабинет Федора Сергеевича Преснецова. Старинная мебель всегда интересовала Виктора Николаевича, и всегда порог этой небольшой, очень тесной комнаты он переступал, испытывая легкую зависть. Очень вовремя подсуетился Федор, когда ломали старую Молчановку и несчастные коренные москвичи, переезжая в новостройки, по бросовой цене, а иногда вовсе за так отдавали мебель красного дерева. Шкафы, горки, серванты, зеркала не вмещались в приплюснутые квартирки блочных пятиэтажек. Сколько раз потом Виктор Николаевич упрекал себя за несообразительность. И хранить было где, и хороший краснодеревщик-реставратор был тогда под рукой…

– Водки хочешь? – спросил Федор, доставая из-за стеклянной дверцы книжного шкафа бутылку «Столичной».

– Нет, спасибо.

– Ну а я выпью с твоего позволения.

«Сколько уже не работает, а все пьет… – подумал Киреев, снова внимательно, придирчиво оглядев кабинет. – Нет, пока не исчезло ни одной ценной безделушки. И в книжных рядах прорех не видно. Даже, кажется, появилось что-то новое. Нинка бриллиантики спускает? Если только по рукам продает. В скупку им нести свои камушки опасно. Могли бы и мне предложить. Я бы с удовольствием взял, для Ленуськи».

Преснецов налил рюмку, поставил ее на инкрустированный александровского стиля дамский письменный столик, пить не стал, вопросительно поглядел на Киреева:

– Ну?..

– Кто у тебя остался на холодильнике?

– Практически никого.

– А Балакин? Его же не тронули.

– Уполз в область. – Федор тяжело, будто сокрушаясь, вздохнул и опрокинул рюмку, высоко задрав голову.

– В качестве кого? – осведомился Киреев. – Далеко от системы он все равно уйти не мог.

– Главбух в совхозе «Зеленодолье».

– Ну и что у него там есть?

– А что тебе надо? Как я понимаю, тебе нужны продукты для твоей забегаловки? Так у него найдутся. Мясо, молоко, овощи.

– Карп есть? Рыба?

– Не в курсе. Может быть. Сейчас модно в лужи мальков запускать. Тебя с ним свести, что ли?

– До чего же ты, Федяша, деловой человек… – вздохнул Киреев, поглаживая шелковые подлокотники кресла времен Очакова и покоренья Крыма. – С тобой много и не поговоришь…

– А что время тратить… – Он опять налил себе водки.

– Мне рыба нужна, рыба.

– Понятно… Слушай, а у тебя дочь-то где живет? И мужик у нее вроде моряк.

– Военный моряк, он рыбу не ловит.

– Ха, можно подумать, он на весь Янтарпилс один капитан и ни с кем водки не пьет. Вот сразу видно, Николаевич, что нашего хлеба ты еще не поел. Иначе у тебя машинка, – он постучал себя по лбу, – знаешь, как бы все варианты просчитывала?

– Раз с холодильником туго, выводи на совхоз.

– Сам туда будешь наведываться?

– У меня, во-первых, зам есть, а во-вторых, экспедитор. Виноградов Кирилл, тот самый, старая звезда.

– А… Не боишься, что пропьет твою лавочку?

– Он недавно в общество трезвости вступил.

– Это он у тебя авторитет зарабатывает, – хмыкнул Федор. – Слушай, а Виноградов, и тот, второй, они, надеюсь, понимают, что почем в этом мире? Сообразят, что Балакин не за спасибо и не по номиналу?..

– Главное, это мне понятно.

– Угу, – наклонившись, он вдруг вытащил из ящика стола телефонный аппарат – вполне современный, самый обычный, польский.

– Господи, – изумился Киреев, – зачем ты его прячешь?

– Чтобы ансамбль не нарушать, – снял трубку, но накручивать диск не стал, спросил, прищурившись:

– Слушай, Витек, а что я с этого буду иметь?

– А что ты хочешь? – тем же тоном поинтересовался Киреев. – У тебя все есть. Главное, у тебя есть свобода.

– Ты думаешь, я тебе за нее обязан? – Преснецов медленно покачал головой. – Нет, Витенька, это ты тогда просто только со мной сквитался. Неужели я тебе мало помог в твоей непростой биографии генеральского никчемного сынка с университетским дипломчиком? И опять ты не к кому-то пришел, а ко мне… Что, кормить меня бесплатно в своей закусочной будешь?

– Не знаю, что тебе и предложить, – деланно озаботился Киреев. – Дети у тебя, и те устроены, в медпомощи ты не нуждаешься… Знаешь… – Киреев весело засмеялся. – У них там, у этих капиталистов, традиция такая ресторанная есть… Если в заведение прибывает почетный гость, знаменитость, он обязательно расписывается на стене.

– Значит, звоню за роспись на стене? Не жидко?

– По-моему, приятно чувствовать себя знаменитостью. Тем более, ты и есть своего рода знаменитость. Редкого везения человек… Сейчас ведь уже забылось, что в тот момент в органах все еще оставались люди, на которых можно было воздействовать по старой памяти. И что ты просил меня об этом. А я тех людей кое-чем повязал в свое время. Это тоже мало кому известно. А вот ты сейчас пытаешься повязать меня… – Виктор Николаевич говорил медленно, как будто вяло. – Но ты знаешь, я молчать умею.

– Только поэтому и звоню Балакину, – примирительно проворчал Федор и начал набирать телефонный номер, начинающийся с пятерки.

В это время хлопнула входная дверь.

– Черт! – рявкнул Преснецов, перебросив трубку собеседнику. – Добирай: семь ноль два… – а сам принялся спешно заталкивать бутылку и рюмку за стеклянную дверцу шкафа, подальше, за книги. – Нинка пришла! Сейчас дерьма не оберешься…

К тому моменту, как жена вступила в кабинет, Преснецов сухо и деловито говорил по телефону – с таким серьезным видом, что Нина только уважительно покосилась на него, широко улыбнувшись Кирееву:

– О, как давно, как рада… Сейчас приготовлю кофе. И не отказывайтесь, Виктор! Гость всегда радость.

Он церемонно поднялся и склонился к руке хозяйки дома.

Преснецов оторвался от телефона и долгим недобрым взглядом посмотрел на согбенную спину своего гостя.

VIII

Ехать в «Зеленодолье» Киреев решил вместе с Виноградовым. На хозяйстве остались Лида, Глеб и Люся – та уже всерьез подумывала бросить к черту свое экономико-статистическое управление и целиком отдаться чистке рыночного картофеля, мойке посуды, замесу теста.

К тому же ручной труд в кафе резко сократился: купили две универсальные кухонные машины «Центр».

– За такие деньги, – сказал Глеб, задумчиво глядя на две ярко-красные с нержавейкой тумбочки, – эти «Центры» могли бы не только провернуть мясо и вымесить фарш, но и поджарить котлеты…

– А может быть, – как-то предложил Кирилл, – я переговорю с моими ребятами, махнем, Виктор Николаевич, выручку на чеки, купим в «Березке» японские посудомойки? Одну хотя бы? – Виноградов по вечерам мыл котлы…

– Никаких незаконных финансовых операций! Запомните раз и навсегда! – отозвался Киреев.

Они выехали за город.

– Виктор Николаевич, – заговорил Кирилл, когда свернули с основной магистрали, – а хорошо бы попросить Харитоныча прирезать нам часть двора. Мы бы вокруг асфальтовой площадки коробку сделали из легких прутьев, на них – тент, а под тентом – столики… Коктейли, мороженое…

– Неплохая мысль, – равнодушно отозвался Киреев, поглощенный собственными думами.

О въезде во владения совхоза «Зеленодолье» проезжего и пешего извещала здоровенная стела. Довольно быстро оказались на территории центральной усадьбы, выехали к площади, где слева – Дом культуры, справа – дирекция.

Балакин очень посвежел с тех пор, как Киреев видел его в последний раз. Лицо разгладилось, помолодело. «Что значит – на воздухе, – подивился Виктор Николаевич. – А мне и на дачу выехать некогда. Но Лиду с Ленуськой отправлять надо, непременно!.. А то Варвара с Анной ждать себя не заставят. Потом не выкуришь».

– Здравствуй, Игнат Игнатьевич, здравствуй. Тебя не узнать, – заговорил Киреев панибратски. – Помолодел ты здесь на воздухе, помолодел…

– Ага, – кивнул Балакин. – Приехал… Раньше тебя ждал. Один?

– Да нет, с помощником, вон в машине.

– Вот и пусть посидит, я сейчас.

Вернулся минут через десять.

– Позвонить следовало бы, – сказал, устраиваясь на скамье. – Без звонка дела не делаются. Неужто Федор не записал номера?

– Я звонил. Легче в Рио-де-Жанейро позвонить…

– Связь – дело загадочное. Значит, бросил писанину, на настоящее дело набрел, хорошо, Николаич. А знаешь, ту «Волжанку», что ты помог добыть, я продал. Но память не продается. Поэтому и отношусь к тебе с интересом. Но поскольку ты человек на этом поприще свежий, для начала объясню, что к чему, за счет чего. Иначе тебе непонятно будет, при чем тут старые наши отношения и как они перельются в новую фазу.

– Давай без предисловий.

– Ладно. – Балакин оглядел свои мохнатые валеночки. – Знаешь, что самое сложное в нашем деле? Покрыть недостачу – это пара пустяков. А вот от излишков грамотно избавиться – это целая история. Но и мои излишки в нашем с тобой разговоре – это только предмет. А суть в том, как мы с тобой разойдемся. Федор сказал, ты горишь на закупках. Это ясно как божий день. Ты и должен на них сгореть, потому что закупаешь по кооперативной цене, а то и по рыночной. Но мы изберем золотую середину. – Балакин достал из обтрепанного кармана старых брюк японский микрокалькулятор. На кнопочки легонько нажал.

– Смотри сюда, вот мой навар, со ста кил мяса. – В окошечках зеленые циферки показали три сотни. – Это я считаю по кооперативной цене на говядину вообще. А если вырезка? У частника вырезка по десятке идет, так что тут и вовсе навар миллионерский. И учти, тебе твои две сотни с центнера пойдут чистоганом, а я вынужден делиться с тем же завскладом. Разве справедливо? Новую «Волжанку» ты уже мне не достанешь.

– Жизнь течет, все меняется… – неопределенно отозвался Киреев. – Пусть мне останется полторы сотни Пятьдесят добавишь кладовщику из моих. Больше я не могу. Я еще и сам на ноги должен встать.

– Понял… Молодец. А то все как-то не верилось, что у тебя базовое экономическое образование. Да, пожалуй триста пятьдесят к полутораста будет честнее. Но ты не пожалеешь! Я тебе организую договор на овощи и фрукты. Шампиньоны хочешь? То-то! Но имей в виду, это уже другой склад. Я с тем кладовщиком ни-ни, понял?

– Отлично, Игнат Игнатьевич! – Киреев задумался. – Значит, у тебя два склада. Один – мясной, другой – со всем прочим… Так?

– Так точно.

– Приходно-расходные накладные и там и там одного образца?

– Разумеется. А ты что, Витюшка, хочешь и мясо получать по накладным?

– Так было бы лучше. Бланков, надеюсь, у тебя хватает?

– Неужели своих надуть решил? – Балакин предостерегающе поднял сухую ладошку, как бы заранее останавливая Киреева. – Я это сразу понял, как ты мне легко уступил полсотни.

– Не будем об этом, Игнат Игнатьевич. Хотелось бы вот чего еще – в договоре не указывать всю номенклатуру товаров.

– Ну, насчет мяса – само-собой…

– Разумеется. Я не о том. Хотелось, чтобы перечень продукции был подвижным. С одной стороны, сезонность, с другой, не всегда у вас есть, не так ли?

– Что верно, то верно. Помаракуем, сделаем. Слышал, мать твоя померла? Ну, царствие ей небесное, И говорят, квартирка тебе отходит? А твоя? Я ведь помню твою квартирку на Даргомыжского. Сдавать будешь?

– У меня там дочь.

– А я свою сдаю. Аспирантам из Закавказья. Совхоз же меня теперь служебной площадью обеспечивает. И на дачу не надо ездить. Ты родительскую дачу продавать не собираешься?

– Нет. Никогда.

– Верно, крыша над головой в наше время – крайне ценная штука. Держись за крышу.

IX

В воскресенье Киреевы с утра собирались на дачу. Но выехать по утренней свежести не удалось.

Виктор Николаевич терпеть не мог любых выяснений отношений, чего бы то ни касалось, но все его жены (почему так «везло»?), пожалуй, кроме первой, Сони, покойной Машиной матери, ввязывались в склоку с полуоборота.

– На кой ляд тебе эти мошенники? – начала Лида, едва встав с постели. – Небо в крупную клетку захотелось увидеть? Не торопись! Ленуська растет! А этот Балакин, этот Федя – проходимцы, прохвосты… Что тебя так и тянет к прохвостам?

Сначала Киреев останавливал жену испытанной фразой:

– Лида, храни очаг…

Но она лишь больше распалилась:

– Да ты посмотри, кем ты себя окружаешь! Этот твой польский грек Харитоныч чего стоит! Со мной в доме уже не здороваются! Ну и что, что за него голосуют на отчетно-выборных собраниях в правление? А кто еще эту обузу на себя возьмет? Кому охота мараться? И вообще! Вместо того, чтобы отмыться, тихо тянуть новое дело и под него спокойно свое тратить, ты… Ты что думаешь?

У тебя вторая жизнь будет? Ты что, свои мешки с деньгами в гроб положишь? Жить надо! Сколько тебе лет?! Может, вторую кубышку ты и сложишь, только потратить не успеешь! Кончай с проходимцами, говорю!

В машине сидели взвинченные, ничто не радовало. А он так любил дачу! И как ее не любить? У кого теперь еще такая есть? Отец этот участок получил вскоре после войны – генеральский гектар, как тогда говорилось. Все есть – и лес, и сад, и огород с теплицей, и бассейн с рыбками, правда, повымерзли они прошлой зимой. Даже пчельник был – пчелы тоже погибли, давно, через год после смерти отца. За ними ухаживать ведь надо. А дом! Боже мой, какой дом! Его строили загорские мастера. И ведь как построили! Конечно, теперь нужно ремонтом заняться. Но договариваться с сестрами о ремонте бессмысленно. Вот закрепить дачу за собой, тогда и браться за дело. Через ветровое стекло такси Киреев увидел, что калитка их дачи отворена.

Благостное настроение, охватившее его, как ветром сдуло. «Прикатили сестрички, – подумал зло. – Лида была права, когда предлагала поменять замки».

Лида выгружала вещи, Ленуська уже скакала по дорожке между переродившимися в шиповник штамбовыми розами, Виктор Николаевич расплачивался с водителем такси.

Затем, не глядя на сестер, пошел к дому, понес вещи. Эти дачницы новоявленные уж и костры поразводили – прошлогоднюю листву жечь, перерядились в спортивно-туристические костюмы. Распоясались на его даче!

Он остановился и в упор посмотрел на сестер. Они оценили его взгляд.

– Варя, – спокойно сказала Анна, – поставь чайку. Пора перекусить.

«А я не дам ей пользоваться плитой! – злорадно подумал Виктор Николаевич. – Баллоны они привозили? Они за них платили?» – и, завернув за угол дома, перекрыл доступ газа.

Варвара показалась из кухни через пять минут. С лицом сухим и бесстрастным.

– Виктор, я не советую тебе заниматься мелкими гадостями, – подошла и включила газ.

Он сейчас же выключил. Она опять включила. Он вновь выключил. Когда Варвара снова потянулась к баллону, Виктор Николаевич резко толкнул сестру в грудь. Варвара ударилась спиной о железный ящик и закричала пронзительно, горько. Увидев в ее глазах недоумение, он еще больше рассвирепел и завопил:

– Убирайся отсюда вон!

Лидия, стоя у окна, с интересом и торжеством наблюдала за происходящим.

X

В понедельник Павлов отправился в районный нарсуд. Иск Киреева против правления жилкооператива вела судья Масленникова И. Д.

– Здравствуйте, Ирина Даниловна, – сказал он, зайдя за Масленниковой в комнату отдыха. – Вот мои документы. Мне необходимо ознакомиться с делом Киреева против правления ЖСК.

– А, да… Было такое… Здравствуйте, Александр Павлович. А что? По делу заявлен протест?

– Пока нет. Поступила жалоба.

Масленникова молча достала из шкафа папку с делом и положила ее перед Павловым:

– Знакомьтесь. А я, извините, выйду чая глотнуть…

Перевернув последний лист дела, Павлов представил себе его суть таковой. Чтобы получить квартиру матери, Кирееву необходимо стать членом жилищного кооператива. Но общее собрание его не приняло. Люди не считали основанием для приема то обстоятельство, что в этом же доме открыто кооперативное кафе во главе с Киреевым. Именно на это обстоятельство ссылался председатель правления ЖСК. Председателю возражали, напоминая, что отданная под кафе площадь прошлогодним общим собранием пайщиков предназначалась под культурно-оздоровительный комплекс. Председатель правления считал, что это решение утратило силу, ссылался и на райисполком, на его решение открыть кафе, на некоего ответственного работника Квакина. «Нужно уточнить», – отметил для себя Павлов.

А что же Масленникова? Суд отменил решение общего собрания ЖСК и рекомендовал снова рассмотреть вопрос о приеме Киреева. При этом упоминалась статья Гражданского кодекса РСФСР, которая гласит, как помнил Павлов, что предметы обычной домашней обстановки, обихода переходят к наследникам, если они проживали совместно с наследодателем до дня его смерти не менее одного года. Киреев прожил с матерью пятнадцать лет. Но он ведь претендует не только на утварь и предметы обихода, а на квартиру в целом. Нигде в наследственном праве не говорится о наследовании жилой площади. В кооперативах наследуется пай, но не площадь. Масленникова не случайно акцентировала в своем решении факт длительного проживания Киреева с матерью. А далее она указывала, что Кирееву негде больше проживать, поскольку по месту прописки живет его взрослая дочь с семьей. Вот и выписка из ДЭЗа по улице Даргомыжского: в двухкомнатной квартире фактически две семьи, трое малолетних детей – дочь Киреева от последнего брака и двое его внуков. Действительно, тяжелая ситуация. Есть и еще одна деталь: муж старшей дочери Киреева на Даргомыжского не прописан. Значит, она разведена? Вряд ли она мать-одиночка, детей-то двое. Значит, разведена. Тоже осложняющее ситуацию обстоятельство. Киреева М. В. женщина еще молодая, тридцати с небольшим, надо же дать ей возможность и личную жизнь устроить. Как-то даже неладно – у отца жизнь сложилась, у дочери – нет. Наверное, это тоже гнетет Киреева.

Пришла Масленникова.

– Ирина Даниловна, я посмотрел дело, действительно неординарная ситуация. Вы беседовали со старшей дочерью Киреева?

– А зачем? Она претензий не предъявляет.

– Старшая дочь Киреева должна была быть вызвана в суд и опрошена.

– Да что еще прояснять! Вы бы видели этого человека, Киреева! До сих пор в таком горе после утраты матери! – возмутилась Ирина Даниловна. – Рядом ребенок, жмется к отцу, словно чувствует, что вот-вот лишится крыши над ходовой. А там уже сложившийся быт. Ребенок ходит в детский сад рядом с домом, в спортивную секцию, тоже недалеко. И все это ломать? Мы же люди и должны понимать…

– Все так, но Киреев не единственный наследник, и здесь, – Павлов постучал карандашом по обложке папки, – должно быть это сказано.

– О господи, – вдруг вздохнула Масленникова, – подождите, Александр Павлович… Вспомнила! Ко мне приходили две женщины. Точно! Сестры его! С жалобой на милицию и нотариат. И я их отправила в отдел юстиции… А что же они тянут? Замоталась, – она сокрушенно покачала головой, – это у вас в прокуратуре, видимо, свободный режим, а у меня – конвейер.