Текст книги "Петля для полковника"

Автор книги: Владимир Сиренко

Соавторы: Лариса Захарова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

IX

Жестом профессионального розыскника Чесноков вытащил из кармана и положил перед Лепшталем фотографию Быкова – нашлась в фотохронике ТАСС.

– Вы знакомы с этим человеком? – спросил жестко.

Лепшталь сжался.

– Сегодня мы будем говорить о вашем прошлом, связанном отношениями с Быковым, – строго предупредил Чесноков. – Насколько я понимаю, полковник милиции Быков, войдя в доверие к вам, привлек вас по делу о незаконном промысле вашего товарища, Валерия Волгина. Так?

– Да…

– Волгин осужден, вы на свободе. Как это понимать? Ведь вы тоже занимались незаконным промыслом?

– Позвольте, – всколыхнулся Лепшталь. – Что вы…

– Волгин в тюрьме, вы процветаете. Какую взятку потребовал с вас Быков, чтобы провести по делу только свидетелем?

У Лешпталя побелели губы.

– Да нет, господь с вами…

В эту минуту он забыл, что Волгин был осужден даже не столько за запрещенный промысел, сколько за грабеж с убийством, совершенный задолго до того, как записал первую магнитофонную ленту «на вынос».

– Я могу присягнуть, что никогда никаких предложений… Быков только предупредил меня, что я могу понести ответственность, – отрывисто оправдывался Лепшталь.

– А завуалированная взятка? – Строгий тон Чеснокова окрасился металлическими нотками.

– То есть?..

– Со слов одного из свидетелей, вы обычно брали со своих клиентов меньше, чем Волгин. Быков записывал музыку и у вас, и у Волгина, я могу сделать вывод: с Быкова вы брали гораздо меньше, чем с остальных.

– Подождите, все не так… – Лепшталь беспомощно покачал головой.

– Вы снизили цену, когда в круг ваших клиентов вошел полковник Быков, так?

– Да нет, тогда я брал по десятке, полковник Быков так и платил мне.

– Он и сейчас записывает у вас музыку?

– Нет. После его предупреждения я не занимаюсь…

– Когда вы давали показания против Волгина, Быков шантажировал вас, давил, стремясь получить против Волгина годную для обвинительного заключения фактуру?

– Что?.. Нет! Он только спрашивал, откуда у Волгина дорогостоящая аппаратура. И предупредил, что мое занятие является нарушением. Нельзя. И все.

– То есть он вам продемонстрировал, что ждет Волгина – а Волгина ждала тюрьма, – и отпустил вас в благодарность за компромат против Волгина.

У Ильи Семеновича голова шла кругом. Ему было физически плохо. Он не знал, как отвечать этому человеку.

– Так вот, ставлю вас в известность, что, привлекая вас… по делу Волгина, Быков нарушил… Мы вас вызовем, когда понадобится… – Лепшталь лишь покорно кивал.

– Данные о взятке, полученной Быковым от вас, подтверждаются. По этому поводу вы также будете своевременно приглашены компетентными органами. – Лепшталь кивал, как заводной болванчик.

Выйдя на улицу, Чесноков решил заранее назначить еще одну встречу. С доктором Нечаевой…

Он вошел в ближайшую будку телефона-автомата.

– Ирина Платоновна? С вами говорит журналист Чесноков. Обозреватель журнала… Хотелось бы увидеться на предмет интервью. Как с чем связано? С тем, что руководство вашей поликлиники рекомендовало вас как интересную яркую личность. Назначьте место. «Космос» на Горького? Конечно, знаю. Так… Хорошо. Значит, до завтра, Ирина Платоновна.

X

Тофик Садыкович Калиев твердил одно: познакомились они с Виктором Николаевичем в Сочи в ресторане «Жемчуг», поддерживали дружеские отношения весь отпуск, ведь жили в одной гостинице – «Кавказ». На прощание обменялись адресами. Когда Калиев приезжал в Москву, то навещал Киреева. Вместе бывали в ресторанах, театрах. Знал жену Виктора Николаевича Ирину Владимировну, потом познакомился и с Лидией Сергеевной. С Преснецовым знаком, с Балакиным знаком, с шеф-поваром Глебом, фамилию забыл, тоже знаком. Сюда эти люди тоже приезжали, на рыбалку, на даче хорошая рыбалка. И икру можно сделать… Только самодельная долго не хранится, добавлял Калиев, хитро глядя на Быкова: мол, в спекуляции не заподозришь. Эту икру далеко не увезешь…

Полковника настораживало лишь одно – о смерти Киреева Калиев узнал только от Быкова. Если не притворяется, то этот факт говорит о том, что либо все «деловые» отношения с Киреевым и Преснецовым прекратились после «разгона» хладокомбинатского начальства, либо они вообще не касались хладокомбината – и Быков сейчас идет по тупиковому пути следствия.

– С Треуховым Киреев вас никогда не знакомил? – спросил Вячеслав Иванович.

– Это с каким еще Треуховым? – вскинул брови Калиев. – С этим бандитом, прорвавшимся к власти над торговлей? Я с преступниками не вожусь!

– Ну, положим, это сейчас Треухов известен, как преступник. А всего каких-то пять-шесть лет назад – вполне уважаемый человек, пожать руку которому многие считали для себя за большую честь.

– Я не подлипала! – с восточной гордостью отказался от знакомства с Треуховым Тофик Садыкович.

– Короче, с Треуховым вас не знакомили, – подытожил Быков. – Так и внесу в протокол… – Он внимательно посмотрел на Калиева. Думал, сейчас заерзает, ведь и у Треухова можно спросить… Но Калиев остался безмятежен.

– Ну а что за человек Киреев?

– «Аут бене, аут нихиль…» Так говорят?

– Да, так, – усмехнулся полковник. С латынью, оказывается, знаком его собеседник: «О мертвых или ничего, или хорошее». – Так что вы предпочитаете – молчать о Кирееве или расскажете что-то достойное его памяти?

– Плохого мне нечего о нем сказать. Приятель. Понимаете? Приятель! Что тут плохого? А хорошего могу рассказать сколько угодно – записывайте! Никогда ни в чем не подводил! Положиться можно, довериться можно… – горячо заговорил Калиев.

Вячеслав Иванович остановил его:

– Давайте договоримся так. Общих слов мне не надо. Мне нужны конкретные факты. Вы вот сказали, Кирееву можно было довериться. В чем же вы доверялись ему?

– Ну… такие дела… Девочки… И чтобы Надя, жена, не знала. Она ревнивая…

«Улизнул от ответа, – отметил Быков. – Но прижать нечем. Пока не разберусь, что к чему на рыбозаводе, прижать нечем. А вот если найду, придется тебе со всей искренностью признаваться, в чем ты доверялся Кирееву».

– Как я понял, Киреева вы знали лучше, чем Преснецова?

– Да, конечно, – кивнул Калиев.

– Но тем не менее, что за человек, по вашему мнению, Преснецов? На него тоже можно положиться?

– Я плохо его знаю, но друг моего друга – мой друг. Одно могу сказать – Преснецов богатый человек, я был у него дома, видел его вещи. Богатые люди – равнодушные люди. Так на Востоке считается.

– Что ж так нелестно о друге своего друга?

– Почему о смерти Виктора от вас узнал?!

– А что Балакин арестован, Преснецов довел до вашего сведения?..

– Да? Что же он натворил? Тихий такой… – Удивление Калиева было неподдельным.

– Натворил… И притом на пару с Киреевым. Только вот Киреева убили, а Балакина, видимо, спасли крепкие стены тюрьмы.

– Киреева убили?.. Я понял вас, что он умер! Виктора убили?! Какой шакал посмел поднять…

– Не знаю, Тофик Садыкович, пока не знаю, что за шакал. И правильно вы сказали, Преснецов – равнодушный человек. Я встречался с ним после смерти Виктора Николаевича. Эта смерть вас потрясла куда больше, чем его, как я вижу.

– Ай, шайтан… – причитал Калиев.

– Когда в последний раз вы виделись с Преснецовым, говорили с ним, звонили ему, писали? Он вам писал?

– Да не писал, не звонил, не говорил я с ним! Уж года два!.. – выпалил Калиев, раскачиваясь всем телом, горестно обхватив руками голову. – Ай, шайтан…

«Да, отношения прекратились, как только Преснецов ушел с хладокомбината…»

– А с Киреевым?

– Виктор мне звонил, когда умерла Мария Викторовна.

– Вы знали, что Киреев открыл кооперативное кафе?

– Ничего больше не знал. Как умерла Мария Викторовна, ничего о Викторе не знал.

– и он больше не звонил и не писал вам?

– Ну да! Траур у человека! Чего писать?

«Почему же Киреев не стал завязывать деловых отношений с этим рыбозаводом, где, казалось бы, у него есть свой человек? Почему предпочел обратиться в «Звейнекс», а не сюда? Потому что опасался идти по пройденному пути?.. Да… Видимо, зря я поехал в Астрахань. Было у них что-то. Два года Калиев и Преснецов не знаются. Было да сплыло! И как реконструировать это былое, я пока не знаю. Тем более директор на рыбозаводе новый, о Тофике Садыковиче самого высокого мнения как о старейшем работнике предприятия. Надо возвращаться к делам хладокомбината…»

– А почему, Тофик Садыкович, вас не удивляет и не огорчает, что Балакин арестован? Вы и знакомы, и являлись деловыми партнерами.

– Да… Я Балакина совсем мало знаю. И потом… Он бухгалтер, значит, на деньгах сидит, кто на деньгах сидит – тот рано или поздно сядет. Деньги ведь соблазнительны, – Калиев поежился. – А мне что… Я не знаю, как пахнут деньги. Для меня важно, чтобы у рыбы запах свежий был.

– Почему ваш рыбозавод прервал отношения с Москвой?

– Вы меня так спрашиваете, словно наш завод – частная лавочка. Куда наши фонды переориентировали у вас, в Москве, туда наша продукция и пошла. Сейчас даем рыбу Киеву и Новосибирску. Почему? Спросите у Минрыбхоза, – в тоне Калиева слышалось и раздражение, и какая-то давняя неудовлетворенность.

Сотрудники отдела по борьбе с хищениями соцсобственности проинформировали Быкова, что обстановка на рыбозаводе спокойная. Ревизии, проверки всегда разрешались благополучно, как и последняя, проведенная по инициативе нового директора.

«Осторожный человек», – подумал о новом директоре Вячеслав Иванович и направился к нему.

– Честно говоря, меня очень смутило ваше появление в наших палестинах, – сказал Быкову директор, молодой человек тридцати пяти лет. – Давайте брать быка за рога: что вас привело к нам? Будем говорить как профессионалы. У меня два высших: Московский рыбный и юрфак Казанского университета.

– Стало быть, на должность директора вас избрали,

Евгений Михайлович? – Полковник смотрел на него с чисто человеческим любопытством. – Первый раз говорю с избранным руководителем. Тяжелое испытание для честолюбия?

– Я перенес легко. Сюда рвался только ради возможности работать самостоятельно.

– А почему «прокатили» бывшего замдиректора, Уткина?

– Его «прокатили» потому, что слишком много в рот смотрел бывшему директору. Да и не считали Уткина на заводе порядочным человеком. Какие-то грешки, как намекалось, за ним водились. Уж не они ли и познакомили нас с вами, Вячеслав Иванович?

– Боюсь пока что-либо утверждать. Пытаюсь разобраться. В каких отношениях Уткин был с Калиевым?

– В совершенно непримиримых. Камень преткновения – вопрос плана любой ценой. В том числе и закупок красной рыбы не у совхозов и колхозов, а у частных лиц. Честно говоря, я ни разу не видел ни одного документа на этот счет, но говорят, подобные факты случались. Тофик Садыкович блюл и блюдет репутацию предприятия.

– А на Москву у Уткина были личные выходы?

Директор махнул рукой:

– Как я могу ответить на такой вопрос? Я мало знаком с Уткиным, а теперь он переехал в Керчь – ведь работать нужно по специальности. Он рыбник.

– Уткин ушел с завода из-за оскорбленного самолюбия?

– С одной стороны, да. А в общем, он подвел меня. В частности, Уткин руководил вопросами снабжения и сбыта. Можно сказать, план июня сорвали по-глупому, а я считаю – из-за халатности Уткина. Оказалось, не во что паковать продукцию. Уткин так и не смог договориться с картонажниками – такие голубенькие коробочки, видели, наверное…

– Когда, говорите, не выполнили план?

– В июне. Картонажники подвели… И Уткин не среагировал вовремя. Запросы писали, объяснялись, чуть ли не до арбитража дошли, хотя вполне могли без бумаг обойтись – вон, окна кабинета директора «картонки» из моих окон видны, – показал Евгений Михайлович.

«В июне Уткин еще работал здесь, – подумал Быков. – Не хватило коробочек… И тут-то он уволился. Почему же не договорился с картонажниками при новом директоре? Специально, чтобы сорвать новому директору план? Или были более веские основания?»

– Евгений Михайлович, а вы не могли бы позвонить вашему соседу? – Быков кивнул в сторону окна. – Я хотел бы встретиться с ним.

XI

Они обсудили все наболевшие вопросы здравоохранения.

В кафе не попали, сидели в сквере у памятника Юрию Долгорукому. Он постепенно переводил разговор на проблему человеческого одиночества как фактора заболеваемости. Она фыркнула:

– Я тоже живу одна, и ничего, вполне здорова, и нервная система у меня покрепче, чем у замужних подруг.

На том он ее и поймал.

– Вы настолько оберегаете свои нервы от любых встрясок, – вкрадчиво заговорил Чесноков, – что вас не особо задела даже печальная история с вашей ближайшей подругой, Юлией Зайцевой. А вы, как сказано в частном определении суда, вы – одна из тех, кто создал предпосылки стресса, пережитого Зайцевой, стресса, поставившего ее на грань самоубийства. Вы знакомы с такой статьей уголовного кодекса – доведение до самоубийства?

В ее лице ни единая жилка не дрогнула.

– Не надо меня шантажировать, молодой человек, – сухо и равнодушно сказала Нечаева. – Во-первых, никакого самоубийства, как известно, не случилось. Во-вторых, не надейтесь на мою юридическую безграмотность. По итогам происшествия с Зайцевой действительно состоялся суд. Над Потехиной и Штерингасом, расхитителями и аферистами. И никаких частных определений в адрес других лиц суд не выносил и не мог вынести.

– Однако полковник Быков отмечал, что одной из причин состояния Зайцевой оказались ее резко ухудшившиеся отношения с мужем, а виновницей их охлаждения, между прочим, явились вы, Ирина Платоновна. Вы ведь были в связи с Зайцевым.

– Слушайте, вы, – она смотрела с презрением, голос стал резким. – На кого вы собираете компромат, под кого копаете? Под Зайцева? Вы знаете, где он работает? И кем он работает? А между прочим, развод с Юлией никак не отразился на его положении. Я вот ему позвоню и расскажу о вас. Он вас в порошок сотрет.

– Что же он не стер в порошок полковника Быкова, который и его причислил к виновникам стресса Зайцевой?

– Этого не было. Ясно вам? Не было. И Зайцеву, имейте в виду, я позвоню, так и знайте. И имейте также в виду: мои отношения с Зайцевым изжили себя давным-давно. И не вздумайте шантажировать его и меня ими, – она встала и пошла.

Чесноков с ненавистью смотрел ей в спину. С этой тоже не вышло, как не вышло с Москвиной и Тройскими. Неожиданно Чесноков испытал острое желание выпить. И вспомнил, что ресторан, где работает Марина Павловна Карташева, совсем рядом. С подачи Быкова по ней выносилось частное определение за спекуляцию валютой и были приняты административные меры – из лощеных метрдотелей Карташева оказалась переведенной на полгода в рядовые официантки. Этого она Быкову, конечно, и по сей день не простила, хотя давно восстановлена в прежней должности. Она и даст материал.

XII

– С этим картонажным цехом я всю жизнь мучаюсь, – раздраженно говорил директор картонной фабрики. – До того надоело! Никакого учета, никакого контроля! Выгнал начальника цеха! Безобразие одно… Рыбники жалуются. Их предприятие из-за нас план не выполнило! Как так?! Отгрузили им ровно столько этих коробок, сколько им положено… Вот, смотрите, вся переписка по поводу этих коробок. Отгружено как положено. Хотя они привыкли, чтобы у них был запас. Уткин, бывший замдиректора, всегда письма писал, каждый месяц: «В связи с перевыполнением плана»… – директор картонной фабрики подвинул Быкову папку с перепиской.

– Скажите, много они обычно просили дополнительной тары?

– Конечно. Возьмем за единицу тонну осетрины. Это две с половиной тысячи коробок. А речь шла не об одной тонне.

Быков кивнул. Оценил масштабы. «Что-то я не слышал, чтобы рыбозавод перевыполнял план, – подумал он. – Однако Уткин…»

Директор не дал ему додумать:

– Не жалею, что Зибуллина выдворил… Ох, хитер был! Специально такой беспорядок в отчетности с этими коробками устроил, чтобы не разобраться!.. А мы – картонная фабрика и вполне могли бы жить без картонажного цеха. Но это любимое детище Зибуллина. Он – его создатель. Но все, уехал в Керчь, тоже, наверное, что-нибудь там создавать!

«В Керчь поехал Зибуллин, башкир по национальности, – размышлял Вячеслав Иванович. – А у Калиева жена башкирка. Уткин тоже уехал в Керчь. Следовательно, логично уточнить, не родственники ли через жену Калиев и Зибуллин, не за Уткиным ли поехал Зибуллин в Керчь, на приготовленное местечко? Наверное, самому надо поехать туда…»

На столе директора зазвонил телефон.

– Вячеслав Иванович, – обратился директор. – Вас просят из УВД.

Звонил дежурный. Он сообщил, что полковника Быкова разыскивает его московское руководство.

«Что еще такое?» – удивился Быков. Генерал Панкратов приказал ему немедленно возвращаться, никаких доводов о продолжении расследования и слышать не хотел.

– Ты отозван, – сухо сказал Василий Матвеевич, так сухо, что Быкову очень не понравился его тон.

XIII

Когда полковник вышел из кабинета генерала, ему вдруг показалось, что ковровая дорожка, устилавшая длинный министерский коридор, неожиданно поплыла… Вячеслав Иванович невольно оперся о стенку.

Он вошел в кабинет, сел к столу. Нащупал ключ от сейфа – тот был на месте, в кармане. В сейфе лежал пистолет. Одно движение – и этот кошмар прекратится. Но нет, он не станет стреляться.

В присутствии секретаря партийной организации управления и незнакомого полковника из управления кадров, который будет возглавлять комиссию служебного расследования, генерал предъявил Быкову три документа.

Постановление прокуратуры о прекращении уголовного преследования гражданина Ильина ввиду отсутствия доказательства виновности и наличия алиби.

Представление прокуратуры в МВД СССР о незаконных методах дознания, примененных следователем по особо важным делам полковником милиции Быковым В. И. к гражданину Ильину С. М. с целью получения признания своей вины в убийстве гражданина Киреева, а также о незаконном аресте Ильина.

Постановление об отстранении полковника милиции Быкова В. И. от ведения следствия по уголовному делу об убийстве гражданина Киреева и назначении служебного расследования в отношении полковника Быкова.

Вячеслав Иванович сразу же вспомнил дрянную бумажку с угрозой. Вот, достали-таки… Зачем он ее выбросил?.. Но сейчас не расскажешь об этом немолодым серьезным людям с погонами старших офицеров.

– Пишите объяснительную, товарищ Быков, – сухо сказал генерал.

– А что, собственно, я должен объяснять?.. Никаких недозволенных методов… Меня самого насторожила такая быстрая готовность Ильина к признанию. Неестественно…

– Вот об этом и напишите, – заметил секретарь партбюро.

– Не было и не могло быть недозволенных методов! Никогда в моей практике! – повторил Быков запальчиво.

– Поезжайте в прокуратуру, почитайте показания Ильина. Посмотрите данные медэкспертизы… На теле у вашего подследственного – следы побоев.

– Но… – Вячеслав Иванович онемел. Он понял – все это реально и более чем серьезно. И все-таки… Посмотрел в глаза генералу – с Панкратовым они работали столько лет бок о бок, немало выпало на их общую долю…

– Вячеслав Иванович, – генерал наконец посмотрел в лицо Быкова, – что греха таить, арестовали вы Ильина незаконно…

– Но, Василий Матвеевич, неужели вы верите всему этому?

– Скоропалительно вы арестовали Ильина, – с укором повторил генерал. – Да, не сразу он предъявил свое бесспорное алиби, не сразу вспомнил и назвал свидетеля, который подтвердил, что находился вместе с Ильиным весь тот день, в который был убит Киреев. Но ведь и вы не нашли этого свидетеля. Что же касается заявления подследственного, будто вы подвергали его истязаниям.., Допросы шли один на один. У лейтенанта Сиволодского Ильин вины своей не признал. У вас признал. Быстро и полностью признал свою вину в тягчайшем преступлении! Таковы факты, Вячеслав Иванович. И не будем много об этом говорить. Служебное расследование покажет, какова истина. Поезжайте в прокуратуру.

«Почему он со мной так разговаривал? Неужели эти десять лет совместной службы ничего не значат? – тупо глядя на собственный стол, думал Быков. – Почему поверили этому проходимцу, а не мне? Как вообще могли усомниться во мне? Неужели не виден явный оговор?..»

Дверь кабинета тихо отворилась, и вошла майор Левченко.

– Вячеслав Иванович, дорогой, да неужели в это кто– то поверит? Убеждена, служебное расследование все отметет, сразу.

– Не надо, Валя, так легко подходить к этому.

– Следствие, которое вели вы, передадут мне. И надо довести его до конца – тогда все встанет на свои места. И ради вас…

– Не ради меня, ради истины… – глухо уронил полковник Быков.

Левченко заглянула в его лицо и осеклась, побледнела.

– Не верю! Боевой офицер Быков личное оружие в ход не пустит, – сказала требовательно, веско.

– Да, не пустит, – усмехнулся он в ответ. – У меня дети. Какая жизнь дорогая; Марина на свою зарплату да на пенсию за меня, разжалованного, их не прокормит.

– Типун вам на язык, – Быкову показалось, что в глазах у Валентины Михайловны появились слезы. – Надо думать, как выходить из положения. И ради вас, и ради истины, что для нас с Мишей совершенно однозначно.

– Поеду к Анищенко, – перевел разговор Вячеслав Иванович. – Что там этот подонок смог сочинить с такой убедительностью?..

– Следы побоев у него есть. Это верно. Но я обращала внимание Анищенко и полковника Петрова из наших кадров, который возглавляет комиссию служебного расследования, что эти синяки и ссадины – в таких местах, где он мог самотравмироваться. Например, ушиб плеча. Да ткнись как следует о стенку, при хорошем замахе и ключицу можно сломать! Или на шейном покрове.

– А какое вынесла впечатление об Ильине, Валя?

– Не убивал он Киреева, Вячеслав Иванович, – она вздохнула. – Жаль, я раньше к этому делу почти не подключалась. Вы и эксперты настаивали на том, что узел в лассо, которым был задушен Киреев, азиатский… А это узел, каким рыбаки вяжут сети вручную. Сейчас редко кто владеет этим мастерством. Но я вас уверяю – это тот самый узел. Поверьте морячке. У нас в Сосновке каждый подтвердит. Ильин его вязать не умеет и не научится никогда. С этим надо родиться… Я смотрела ваши материалы по Астрахани. Вас не удивило, Вячеслав Иванович, что этот самый Уткин поехал именно в Керчь? А почему не в Батуми? Или не в Баку? И почему в Керчь за ним потащился картонажник? Совпадение? Вряд ли. И еще. Убийца Киреева – рыбак. Умеет сетевой узел вязать. Еще одно совпадение? Когда их слишком много, они перестают быть таковыми. Закономерность начинает просматриваться, как вы любите говорить. Значит, Керчь… И пожалуй, загляну-ка я еще в Астрахань, погляжу, не уехал ли с рыбозавода еще кто-нибудь, в Керчь или дальше. А полковник Быков, пока я буду путешествовать, наберется мужества. Договорились? Кстати, Василий Матвеевич, по-моему, только делает вид, что целиком доверяется факту. Но в душе своей… Уж поверьте моей чисто женской интуиции.

…Поговорив с Анищенко, которая ознакомила его с показаниями Ильина, Вячеслав Иванович понял, что домой ехать просто не в силах. Марина еще не знает, что он вернулся из Астрахани. И не надо ей видеть его в таком состоянии. Она умеет читать в его лице. А сейчас это лишнее. Он не сможет рассказать ей всего – и отмолчаться не сможет. Быков позвонил Павлову и напросился в гости, если можно, с ночевкой – разговор, предупредил, длинный и тяжелый.

– Что с тобой? – увидев полковника, удивился старый друг.