Текст книги "Петля для полковника"

Автор книги: Владимир Сиренко

Соавторы: Лариса Захарова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

XIV

У Павловых уже все спали. Друзья специально просидели допоздна в прокуратуре, чтобы Быков не встретился с Катей и Димкой.

Быков успел рассказать почти все.

– Плохое дело, брат, – мрачно уронил Павлов. – Нет ни одного довода в твою пользу. Арестовали вы парня зря. Незаконно получается. Я принимаю твою точку зрения, что самого важного свидетеля Ильин специально утаил до поры до времени. Но и ты ведь не искал!

Вячеслав Иванович в ответ на это усмехнулся.

– Но с другой стороны, – продолжал Александр Павлович, – ты идешь по верному пути. Уж я на хозяйственных делах не одну собаку съел. И по логике развития хозяйственного дела, когда любым путем убираются концы, убить Киреева мог человек, причастный к манипуляциям с астраханской рыбой на московском холодильнике. Если много лет завод едва выполняет план, то зачем ему постоянно нужна лишняя упаковочная тара? Две с половиной тысячи коробок с одной тонны осетрины умножь на четыре рубля. Тонна – десять тысяч рублей.

– Это я уже подсчитал, – вяло сказал Быков. – Деньги безумные.

– А теперь высчитывай вот что. Поставки астраханского завода переориентировались с московского хладокомбината в Киев и Новосибирск именно тогда, когда мы этот холодильник очистили от его преступного руководства, в том числе от Преснецова и Балакина. Астраханцам понадобился новый рынок сбыта. Вероятно, они его нашли сами. Но как верно сказал тебе Тофик Садыкович – у них же не частная лавочка. Подобный вопрос мог решить в Москве человек уровня Треухова, не меньше. Но он уже находился под следствием. Самым влиятельным интересантом этого дела, таким образом, остается Киреев.

– Ты хочешь сказать, он был дирижером этой аферы?

– Так или иначе – он держал в руках весь механизм громоздкого дела. За это его убили.

– Между прочим, майор Левченко считает, что узел, которым была затянута удавка на шее Киреева, не азиатский, а рыбацкий.

– Вот видишь, еще одно подтверждение, что ты на верном пути. Но, увы, этот путь непрост, а ты от следствия отстранен.

– Левченко завтра вылетает в Астрахань и Керчь.

– Она тоже может долго провозиться, а служебное расследование твое пойдет куда более быстрыми темпами. Сейчас особенно не церемонятся. Извини, но конъюнктура для тебя сейчас складывается – хуже некуда.

– Это я тоже знаю, – кивнул Быков.

В такси по дороге на Новорязанский проспект, где жили Павловы, они молчали. Каждый думал о своем. Но обоим было одинаково больно.

«Как добраться до истины, – размышлял Павлов. – Как проверить допрос один на один? Когда двое говорят разное, один из них – лжец. Ильин будет твердить одно, Быков – другое. Где взять третьего? Ильин нашел «третьего». Художник Федотов, тоже чеканщик, подтвердил, что Ильин не отлучался из Измайлова в день убийства Киреева, они все время были вместе. И когда спросили уже опрошенных свидетелей, те сказали: да, и уходили, и приходили Ильин и Федотов вместе. У Ильина теперь есть «третий», а полковник Быков остался наедине не то с правдой, не то с кривдой».

«Как я расскажу все Марине? – думал Быков. – Что расскажу? Она читала, как расправлялись с подследственными работники милиции в Карелии, Ворошиловграде, читала про чужих людей и была сурова к ним. А теперь скажут, что и ее муж – из таких же?..» – От этой мысли его прошиб озноб.

Не понял сразу, отчего зажегся свет – увидел, как Павлов расплачивается с водителем. Приехали.

По темному коридору прошли в кухню. Павлов зажег бра, поставил чайник.

Стояла тишина, навевающая покой. Вячеслав Иванович опять подумал о своей семье.

– Как мне объяснить все дома? – не спросил – просто вскрыл самое больное.

– Когда ты был в Астрахани, Марина мне дважды звонила. И Димка рассказывал. Видно, не все знали о твоем отъезде. Иначе переждали бы бросать в твой почтовый ящик бумажки с угрозами. Текст нарезан из газетных заголовков – старый прием.

– Одну такую и я успел получить.

– Тоже?

– Надеюсь, Марина не придала им особенного значения?

– Она сохранила эти листочки, – довольно сказал Александр Павлович. – Давай-ка их на экспертизу, а?

– Отпечатки пальцев, анализ газетных литер… – Быков усмехнулся. – Как раскручивается ситуация, как накалено недоверие ко мне у того же полковника Петрова! Он не розыскник. Он многих вещей просто не может понять, как я ни старался раскрыть полную картину этого иезуитского замысла. У него факты, а они не в мою пользу. Притяни я сейчас эти листочки с угрозами, еще скажут, мол, я сам себе их послал, чтобы создать благоприятный фон!..

– Пойми ты: у тебя на допросе человек решился на самооговор, признался в убийстве – это немыслимый случай, вопиющий. Петрову тоже нелегко…

Они помолчали. И вдруг Павлов резко отодвинул от себя чашку.

– Слушай. Когда искали Киреева, никто не знал, где он скрывается. Включая его жену. Значит, убийца, настоящий убийца – это либо человек настолько близкий, что Киреев доверил ему свое местопребывание, свою тайну, либо он выследил Киреева, зная, однако, где Киреев мог спрятаться. Или же убийце сказали, где может находиться Киреев – тогда наводящий опять-таки из очень близких Кирееву людей. А? Надо идти к той даме, экс– жене Киреева, под каким она там порядковым номером… Но сам не ходи. Пошли кого-нибудь. Пусть выяснят, кто знал, что Киреев жил у нее, кто звонил, заходил в те дни и так далее… И почему, что характерно, эта простая мысль сразу не пришла тебе в голову?

– Ты ее не подал. И вопрос ставили не «где скрывался Киреев?», а «кто убил Киреева?».

XV

Наконец в половине одиннадцатого Марина услышала, как щелкнул замок двери. И перевела дух. Так и сидела одна в пустой квартире. Коля в школе, первокурсница Иришка – в университете, мама, к счастью, на утреннем приеме.

– Слава! – вскрикнула, вскакивая с дивана. – Слава! Где ты был? Где ты был всю ночь?!

Он сжал зубы, стараясь сказать как можно спокойнее:

– Ехал в поезде. А что?.. Хоть поцелуй мужа, неделю не виделись.

Марина остановилась и больными глазами глядела в его лицо так пронзительно, что он отвел взгляд.

– Это неправда, – с горечью сказала жена.

Ты прилетел вчера утром. Где ты был?

– На службе. Хочешь, позвони Левченко, Сиволодскому, хоть генералу Панкратову, они подтвердят, я был на службе.

– Слава, что случилось? – В ее голосе появилось еще больше тревоги. – Лучше скажи самое неприятное, когда знаешь – легче, чем сто догадок… Почему ты не звонил? Я думала… – с усилием проговорила Марина, – тебя уже нет. Эти угрозы…

– Убили бы – уже знала бы. – «Господи, зачем я так жесток с ней? – подумал с горечью. – А ведь меня и правда убили… Только она, бедная, не догадывается», – смягчил тон: – Надо бы выпить валерьянки и спать.

– Слава, ее голос смягчился, – во-первых, угрозы… Каждый день конверты…

– Ну и что? Знаю, – он опустился на диван и прикрыл глаза. Дело трудное веду. Не обращай внимания.

Он опасался, что Марине уже все рассказали. Та же Левченко – из самых лучших чувств женской солидарности.

– Что тут у вас стряслось?

– Я не знала, что мне делать, – тихо сказала Марина, будто извиняясь. – И еще эти угрозы… В общем, Ирина и Дима Павлов подали заявление в загс… И от нас с тобой требуется расписка, что мы не возражаем против брака несовершеннолетней дочери. Ей же только семнадцать.

– Она что, беременна? – Вышло грубо и Быков пожалел об этом.

Марина сморщилась:

– Не знаю. По-моему, нет. У них ничего нет… пока. Но Дима решил идти служить. Это не в Москве. Ира хочет переводиться на заочный и ехать с ним. Кате кажется, лучше всеми правдами и неправдами оставить Димку в Москве. А Димка кричит: счастью не мешайте..»

– Вот и не мешайте, – вздохнул Вячеслав Иванович. «Какая это все суета». – Тебе никто не мешал в Синьозеро ко мне ехать. Боже мой, какая все ерунда!..

– Слава, – услышал голос жены, – Слава, почему ты так говоришь? У тебя что-то случилось…

– Я очень хочу спать. Оставь меня в покое, пожалуйста. – Он боялся: еще секунда, ж горло перехватит спазм.

«А-соль, а-ми», – пели высокие детские голоса. «Это во втором классе сольфеджио», – подумала Марина, заходя в музыкальную школу, где директорствовала уже несколько лет.

Навстречу попалась молоденькая учительница, поздоровалась, как-то странно посмотрев.

Поверх стопки газет в учительской лежал раскрытый журнал. Раскрытый на рубрике «Человек и закон». Марина скользнула по нему взглядом и вдруг:

«…Полковник милиции Вячеслав Быков…» О Славе? В этой рубрике? «…Сомнительные методы этого непримиримого к врагам соцзаконности человека…» Это – о Славе?!

XVI

Преснецов перечитал статью Чеснокова трижды. Удовольствие получил прямо-таки гурманское. Решил позвонить.

Чесноков ответил сразу.

– Ну, старик, я тебя поздравляю, – сыто проговорил Федор. – Ну, ты превзошел самого себя! Как только пропустили, поражаюсь…

Валентин довольно захихикал, потом сказал:

– Выродки везде выродки, а теперь гласность, учимся называть вещи своими именами. Лида звонила, тоже благодарила. Теперь будем ждать пересмотра дела Пастухова и собственно Витиного дела…

Преснецов намек понял:

– Благодарила Лидушка? За мной тоже не пропадет, Валек. Любой ресторан! Говори…

Послышалось, как Чесноков алчуще засопел.

– Да ты понимаешь, нынче по ресторанам-то ходить… Это ты ничем не рискуешь, а мне, как представителю идеологического фронта, практически не рекомендовано…

– Приезжай тогда ко мне! От души зову!

– Конечно, заеду как-нибудь, но не сегодня, – важно сказал Валентин. – Публикация, сам понимаешь, не рядовая. Надо быть начеку. Созвонимся.

– Понял, – разочарованно отозвался Преснецов. – Тогда до лучших времен.

Федор был не просто разочарован, Федор был оскорблен. Ведь он, Преснецов, не просто подкинул, Чеснокову «жареный» факт с Ильиным, он же, Преснецов, сумел этот факт организовать! А статейку всякий напишет.

«Этот пацанчик, – распалялся Федор, – уже и принимать благодарность не желает?! Или считает не стоящим внимания? Ах, мальчик Валя… Да ты же марионетка в моих руках. Кому ты нужен? На все шел… проходимец!.. Оттого ни жены, ни детей, ни друзей! Оттого и к Кирееву всю жизнь жался!..»

И Преснецов решил, что Чеснокова надо наказать. Пусть совсем один останется. От одиночества Валя страдает, иначе б не висел по вечерам на телефоне. Это он сейчас кривляется. Попрыгает, когда вечером некому будет позвонить.

Не думая больше о Чеснокове, Преснецов принялся подводить итоги: «Итак, Быков, который случайно пошел по верной тропе и мог дознаться, практически уничтожен. Киреев, организатор дела, мертв. Начальники торгов – Харитонов, Борисов, Шапочников – сидят, о них давно никто не вспоминает. Треухов ничего не скажет, Балакин, через которого шла липовая документация на торги, вообще будет обо всех молчать, обо мне тем более. Ему свою статью менять невыгодно.

Ну а что с астраханскими товарищами? Три года мы уже не контачим совершенно. Калиев и Уткин с июля лавочку закрыли. И если Калиев еще в Астрахани, то лишь потому, что не хочет демонстрировать внезапную охоту к перемене мест. Это обычно настораживает. Зибуллин и его картонки вообще никому не нужны. А Артем… Я-то с Артемом только по телефону говорил, меня он не знает. И деньги передавались не мной, и куртку не я забирал… А по голосу фоторобот не составишь… Все идет путем…» – Преснецов удовлетворенно потянулся на диване.

XVII

Лейтенант Сиволодский, обдумав предложение Быкова договорить со второй женой Киреева, решил, что, наверное, будет еще вернее расширить круг поисков – прозондировать всех тех, у кого Киреев мог просить укрытия в трудное для него время.

Свой визит к Ирине Владимировне Киреевой тем не менее Сиволодский откладывать не стал. Его поначалу удивило, что предшественница Лидии, яркой и претенциозной, оказалась уже далеко не молодой женщиной, поблекшей, с милым интеллигентным лицом. Кто бы мог подумать, что такая женщина, один облик которой вызывает невольное уважение, не только могла быть женой Киреева, но и могла прощать, значит, любить его и после развода принять его вновь. Она будто прочитала мысли молодого человека и сказала, но не оправдываясь, а объясняя:

– Страшная вещь женское одиночество. И страшная, и странная – толкает к противоречиям. Так чем я могу вам помочь? Плохо, что убийца до сих пор на свободе. Это ведь определенно маньяк… За что ему было убивать Виктора, мирного незнакомого ему человека?.. Так и еще кому-то он бросит на шею веревку…

– В те дни, когда Виктор Николаевич жил у вас, к вам кто-нибудь заходил, звонил по телефону? – спросит Сиволодский, поняв, что Ирина Владимировна явно не знает о «втором плане» жизни бывшего своего супруга.

– Меня об этом уже спрашивали в прокуратуре. Я говорила, что по просьбе Виктора Николаевича устроила все так, чтобы избежать лишних визитеров. Раз он пришел ко мне, значит, устал, значит, ему непросто. Действительно, его сестры вели себя в тот момент не слишком родственно… Виктору Николаевичу никто не звонил, но буквально накануне того дня я ждала звонка с работы. Позвонили. Я подошла к телефону, вызывали Виктора Николаевича. Спокойно, вежливо. Я машинально крикнула: «Виктор!» – и тут же услышала в трубке гудки. Виктор Николаевич был страшно расстроен. А я решила, что это Лидия Сергеевна так его «проверяет». Все это я уже рассказывала следователю прокуратуры.

– А кто, по вашему предположению, мог вот так позвонить?

Чужой голос. Голос человека бесспорно молодого. Это все, что я могу сказать. Прокурору я тоже об этом говорила.

– Если бы вам дали послушать этот голос, по телефону, например, вы смогли бы узнать его?

– Да. Я по профессии логопед. Протяжное «о» в том голосе у меня осталось на слуху. Очень характерно для некоторых говоров, скажем, поволжского…

– Прокуратура интересовалась списком тех лиц, которых ваш бывший супруг просил с ним не соединять? – осведомился Сиволодский, подумав, что тот, кто вызвал Киреева к телефону, мог быть вообще случайным человеком, которого остановили на улице и попросили разыграть приятеля.

– Нет, об этом речи не было. Такого списка не существовало… Виктор сказал – нужен отдых, разгрузка, никого не хочу видеть и слышать… Это, увы, касалось и его жены. Он ведь с ней крупно поссорился накануне гибели.

– Отчего? В чем была причина ссоры?

Женщина развела руками:

Было бы неприлично и бестактно интересоваться этими подробностями мне при наших с Виктором отношениях.

– Ну а предупреждал ли вас Виктор Николаевич, что ему особенно нежелательно говорить, допустим, с Преснецовым, Балакиным, Уткиным, Калиевым?

– О Балакине он вообще как-то и не говорил. О Калиеве? Нет, его приезда он не ждал, тоже речи не было. Уткин… Такую фамилию я никогда не слышала. О Преснецове разговора не было. Но Федор и не стал бы сюда звонить. Я его не жалую, он это знает.

– А с чем был связан этот запрет?

– Это давняя история. Я просто не хотела, чтобы муж общался с этими людьми, особенно с Преснецовым. Виктор стал пить, появились женщины… – Она усмехнулась. – И я пыталась вмешаться. Потом мы развелись, и их отношения с Преснецовым и всей этой торгово-продуктовой компанией благополучно возобновились. Но уже без меня.

Все это наводило на мысли, подтверждающие догадки Быкова, но никаких твердых фактов не давало.

С тем Сиволодский и вернулся в министерство.

Полковник Быков сидел в своем кабинете и ничего не делал. То, что Вячеслав Иванович ничего не делает, Сиволодский видел впервые, и именно от впечатления ничем не занятого, но сидящего на рабочем месте измученного человека ему стало больно. До его сознания дошел весь трагизм положения Вячеслава Ивановича, Ведь ясно же – чтобы оправдаться от наветов, надо вести дело дальше, разматывать клубок, а он от этого «клубка» отстранен. Сиволодский не знал, как и заговорить с Быковым, как пробиться сквозь отрешенный взгляд и отчужденное выражение лица. На всякий случай заметил бодрячески:

– А был Ирине Киреевой звонок, анонимный, – и подробно рассказал о нем.

– А дочери Киреева в Янтарпилс ты звонить не пробовал? – спросил Быков, явно думая о чем-то другом.

– Больно далеко…

– Ну и что? Еще логичнее для непрофессионала искать скрывающегося человека подальше от места розыска. Давай, накручивай Янтарпилс, а я пошел – в отдел кадров вызывают.

Сиволодский энергично завертел телефонный диск.

– Да? Я слушаю? Говорите! – послышался в трубке женский голос.

– Мария Викторовна, говорит лейтенант Сиволодский из опергруппы полковника Быкова. Мы ведем расследование по факту гибели вашего отца…

– Да, я вас слушаю.

– Вас вызывали в прокуратуру?

– Нет, зачем? Отец у меня не был. Никаких сведений он мне о себе не давал.

– Понял вас, – треск в трубке мешал разговору. – А у вас кто-нибудь в те дни справлялся об отце?

Помехи вдруг прекратились, и голос Марии Викторовны сказал будто совсем рядом:

– Да. За несколько дней до гибели отца. Дня за четыре. Поэтому я никак не связала. Но меня и не спрашивали. А сама я была в таком состоянии…

– Понимаю, говорите…

– Позвонил мужской голос, спросил отца. Не ответив еще, у меня ли отец, я спросила, кто вы и откуда звоните, я очень удивилась… Человек сказал «с Москвы, Артем». Именно так сказал: «с Москвы…»

– Больше никаких особенностей в его речи вы не заметили?

– Нет.

– Он не «окал»?

– Не могу сказать. Слышимость была плохой.

– И все? Больше ничего?

– Я сказала, что Виктор Николаевич не приезжал, спросила, разве он собирается и кто вы, но Артем повесил трубку.

– Вы знаете среди знакомых отца человека по имени Артем?

– Нет, никогда не слышала.

«Вот и я не слышал», – подумал Сиволодский,

– Мария Викторовна, если кто-то позвонит вам снова, немедленно сообщите нам!

– Конечно!.. Телефон полковника Быкова у меня есть.

Сиволодский хотел было сказать, что лучше звонить по другому телефону, хотел уже назвать свой номер, но удержался, не стал. «Что я хороню Вячеслава Ивановича!» – одернул себя.

Итак, эти сведения надо немедленно передать Валентине Михайловне! И Сиволодский принялся набирать Керчь, управление внутренних дел. Через минуту услышал голос Левченко:

– Вячеслав Иванович? – спросила она с надеждой…

– Валя, это я, Сиволодский! За Киреевым охотился человек по имени Артем!..

– Я так и знала! – неожиданно отозвалась Левченко. – Я сейчас сама охочусь за этим Артемом… Его фамилия Сабатеев. Передо мной лежит его фотография. Похож на наш фоторобот, но еще больше похож на Ильина – общностью облика. Будем его искать. Он уволился с рыбозавода в Астрахани…

– Он из Астрахани?.. – переспросил Сиволодский. – Вторая жена Киреева – логопед, она настаивает, что у человека, разыскивавшего Киреева по телефону, характерное, но не ярко выраженное поволжское «о».

– Поняла. Молодец, Мишель!

– И еще. У него речь не шибко грамотная. Он говорит «с Москвы». Понимаешь?

– Теперь многие так говорят… Увы. Но тоже ценно, буду иметь в виду образовательный ценз. Как там Вячеслав Иванович?

– Вызвали в кадры…

– Вернется, передай ему, что его разработка подтверждается. А я выезжаю в рыбколхозы и рыбартели… Меня пока не ищите. Сама позвоню.

Сиволодский стал ждать Быкова, Но так и не дождался, хотя до конца рабочего дня оставалось полчаса. Тогда он пошел к генералу Панкратову сам. С таким докладом Василий Матвеевич должен принять его, лейтенанта.

XVIII

Вот и все. Быков вышел из управления кадров и побрел, не разбирая дороги, по шумному многолюдному столичному городу, как брел когда-то, теряя надежду, по синьозерскому лесу, сбившись зимой с пути. Хорошо бы так подгадать, чтобы дома никого не было… Собрать вещи и уехать в госпиталь на Октябрьское поле.

Вот и все. Вопрос выносится на коллегию министерства. Ну, дожил ты, Быков! Конечно, это связано и с публикацией…

Как тут не вспомнить Бориса Пастухова, его горькие слова: вину доказать можно, а как доказать невиновность?.. Тогда он, Быков, горячился, заверял, что бремя доказывания лежит на нем, как на представителе обвинения… А на ком теперь лежит бремя доказывания? На полковнике Петрове, который совершенно искренне доверяет показаниям Ильина и представлению Анищенко? И не хочет задуматься, что за подонок Ильин и кто стоит за этим Ильиным? А зачем об этом думать полковнику Петрову? Сие за пределами его задач. Ему нужно проверить факты представления прокуратуры. Теперь вот еще – проверить факты, поднятые статьей известного журналиста Чеснокова…

Вот и все. По вопросам, поднятым статьей, даже не потребовали объяснения… А вы, товарищ Быков, распишитесь в получении направления в госпиталь на общее обследование состояния здоровья. Каждому служивому ясно: в госпиталь кладут перед увольнением из органов. Вот и все. Местечко в госпитале уже готово.

«И ведь надо же, – думал Быков, – еще три года – и полная выслуга. Нет… Черной краской крест-накрест все двадцать два года службы. Из-за двух подонков и нескольких искренне заблуждающихся аппаратчиков».

Третьего дня Марина с чисто женской интуицией почувствовала, к чему дело клонится, кричала: «Тебя же уволят из МВД! Тебя же исключат из партии!.. Что ты сидишь?..»

А куда идти? «Почему ты не пишешь на имя генерального прокурора?» Так написал уже все, что мог, написал в ответ на представление прокуратуры. Больше написать нечего…

«Ирка, наверное, дома… Господи, как бы ей не пришлось уйти с юридического после этого кошмара!.. Девочка моя, тебя-то за что?..» Мимо люди идут, кто куда… «Скорее бы все это кончилось, – подумалось вдруг. – Это же как гаротта, казнь испанская, когда на шее преступника медленно затягивается петля…»

А Марина? Какая я ей теперь опора? И как смею я искать опоры в женщине?!

Будут жалеть… Будут сочувствовать… Вот что сейчас самое тяжелое, понял Быков…

И он пошел к метро «Тургеневская» бесконечным московским Бульварным кольцом.