Текст книги "Петля для полковника"

Автор книги: Владимир Сиренко

Соавторы: Лариса Захарова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

XIV

Маша сидела над толстой рукописью, пристроившись сбоку к обеденному столу на кухне, и было ей себя до слез жалко. Читала, поправляла ошибки – а еще писать внутреннюю рецензию, желательно положительную, поскольку автор местный, а в издательстве установка: «варягов» заворачивать, своих пропускать. Впрочем, установка не железная, а зависящая от сиюминутной конъюнктуры – художественный уровень особой роли при этом не играет. Когда в областной газете работала, сколько она написала острых газетных материалов против рутины, делячества и так называемых «соображений»! Стало быть, все зря?!

Маша продолжала читать необыкновенно скучное произведение.

«Или это только у нас так, в провинции? – подумалось ей. – В Москве, в Ленинграде, где существует подлинная литература, должно быть, все иначе. Однако если, например, взять…» В дверь позвонили. Маша удивилась. Детям из школы рано, Феликс полтора месяца назад ушел в автономку. Его еще долго не будет. Соседки на работе. Почта? Дворник?

На пороге стоял отец. Это была мистика. Ведь только что она подумала именно о нем. В столичных издательствах при всей их столичности и ориентации на самых-самых больших писателей тем не менее хорошими тиражами в прекрасном оформлении выходили и его книги, откровенная компилятивная халтура на злобу дня.

– Папа? – У Маши широко раскрылись глаза. – Откуда ты? Почему без звонка? Я бы встретила…

– Пройти можно? Я уже третий день у вас, – ответил Киреев, снимая пиджак, раздумывая, не попросить ли тапочки зятя: после вчерашней беготни по дюнам болели ноги. – Был в колхозе «Звейнекс», заключал договор о поставках. Чаю дашь? Как у тебя дела?

– Да ничего, – вздохнула Маша. – Очень трудно, правда, противостоять демагогии…

– Что поделаешь, – Виктор Николаевич усмехнулся. – Как дети, Феликс?

– Все хорошо. Феликс в автономке.

– А друзья? Кстати, как поживает Дьяченко? Ваш приятель, который жил с Феликсом в одной комнате академического общежития? Я, помню, немного помогал парню в свое время.

– А… – Маша кивнула. – Да, Дьяченко. Был такой. Кажется, ты помог ему с машиной? Он ведь перед поступлением в академию с Кубы вернулся. А теперь служит на другом флоте, даже не знаю, на каком точно. А что?

– Да так… Думал, поддерживаете отношения. Хотел привет передать. – «Замечательно, что она не помнит, не знает сути… Великолепно!» – подумал с облегчением. – А к тебе у меня маленькая просьба, Марусенька.

– Да, папа?

– Не могла бы ты пообщаться письменно или по телефону со своими тетушками и выяснить их намерения в отношении меня? Они вдруг стали крайне агрессивны. Бегают в прокуратуру, жалуются. И всего лишь потому, что я изъявил желание жить в доме собственных родителей!

– Признаться, папа, из писем тети Ани я поняла другое, – осторожно сказала Маша. – Они хотят кое-что из вещей, хотя бы на память, а ты возражаешь. Они хотят жить на даче, а ты не позволяешь. В общем, я их понимаю. Честно говоря, я тоже хотела бы иметь некоторые дедушкины книги, что-то из тех вещей, которые я знала с детства. Не забывай, я выросла в той самой квартире…

– Дорогая моя, – Киреев широко улыбался. – Ты ведь умная девочка. Напиши им, что я не могу позволить разорять родительское гнездо. Кстати, это и в твоих интересах. Ты и Лена – мои прямые наследницы.

– Папа, я, к сожалению, хорошо знаю твою жену. А ты – мое мнение о ней.

– Это мнение внушено тебе твоими тетками. Она не так меркантильна, как вы все считаете.

– Допустим, папа. Но давай хотя бы с глазу на глаз назовем вещи своими именами. Бабушка жила у Ани, у Вари, у меня.

– Разумеется, когда Леночка была крошкой. Ребенок кричал, это беспокоило маму.

– Однако ты отправил ее ко мне именно тогда, когда у меня кричало два младенца, в этой двухкомнатной, а не в трехкомнатной, как на улице Алых Роз.

– Мама болела, ей был необходим морской воздух. Не отправлять же ее в санаторий – нонсенс! По-моему, тогда ты все это отлично понимала… – пожал плечами Виктор Николаевич.

– Да, я понимала, как плохо бабушке с твоей Лидией. Лида даже не кормила ее!

– Я боюсь, Маруся, сейчас мы начнем ссориться. Я бы не хотел этого.

– И я не хочу. Но считаю, что претензии теток вполне обоснованы и законом и моралью.

Он слушал дочь и думал: «О Дьяченко она не помнит и не знает. А вот с наследством может подвести. Но что любопытно: ни сестры, ни эта умная дурочка не поняли главного – почему я так борюсь за наследство. Почему иду на все ради… в общем-то, незначительной суммы».

XV

Павлов рассматривал человека с университетским ромбиком на кителе.

Авдеев Павел Андреевич, майор милиции, начальник паспортного стола районного отдела внутренних дел. Много вопросов к этому человеку накопилось у Александра Павловича. Особенно после вчерашней беседы с Круглисом Казимиром Харитоновичем.

Ну, разумеется, Авдеев прекрасно знал, как должен был действовать – о чем говорить! Да, он должен был выселить непрописанных родственников умершей квартиросъемщицы, опломбировать квартиру независимо от обстоятельств наследования, способствовать нотариату в охране имущества.

– Участковый заходил, – объяснял Авдеев, – квартиру пломбировал, только они срывали…

– Кто – они?

– Ясно, Киреевы. Вообще-то…

Павлова потрясало обыденное спокойствие, безразличие в лице Авдеева, с которым он буднично пояснял вещи, ни в какие ворота не лезущие. Будто подобные нарушения в его «епархии» происходят так часто, что он устал придавать им какое-либо значение.

– Вы мне свое «вообще-то» оставьте! – невольно повысил он голос. – Говорите по существу. Вы докладывали начальнику отдела? Кто контролировал участкового? Что вы, лично вы, предприняли против явных нарушений? Конкретно?! Или вы согласны с этими нарушениями, так вас понимать?

– Да нет, что вы, товарищ Павлов… – Авдеев даже отстранился.

– Так вы все-таки докладывали начальнику?

– Да наш начальник все знал, – вяло сказал Авдеев. – Знал. Но… Вообще-то… Простите, – майор насупился, глянул исподлобья. – Вы бы видели Киреева… Девочка маленькая. Такое горе. Никогда не видел, чтобы мужик рыдал. А он рыдал. И девочка. Он все время с девочкой. Деть некуда. У вас бы тоже рука не поднялась.

– Человеческий фактор, – усмехнулся Павлов, вспомнив судью Масленникову: та говорила о Кирееве почти теми же словами.

– Вот-вот, человеческий фактор… Закон у нас ведь гуманный.

– Да, наш закон гуманен, но это не отрицает необходимости его исполнения. Поэтому я вынужден писать вашему руководству представление о грубом неисполнении вами, майор Авдеев, служебных обязанностей и, как следствие, о вашем несоответствии занимаемой должности. Вы свободны.

Авдеев вдруг словно проснулся. В бесстрастном лице появилось нечто взволнованное: естественно, лично задет. Сидит, не уходит.

– У вас есть что сказать по существу?

– Видите ли, товарищ Павлов, – майор поерзал на стуле. – Вообще-то… Простите. Вполне конкретно дело было так. Мне позвонили… Даже не позвонили. На совещании в райисполкоме мне завотделом торговли товарищ Квакин сказал, что к квартирному вопросу товарища Киреева следует отнестись повнимательнее, не буквоедски. Товарищ Квакин отзывался о сестрах Киреева плохо. – Авдеев потупился. – И я их видел. Понял: алчные они.

– Алчные они или нет, в данном случае значения не имеет. Они не посягают на долю брата. Они свое получить не могут. В том числе потому, что определенные лица, в том числе и вы, майор Авдеев, извините за выражение, играют с законом в кошки-мышки.

– Да нет… Какие кошки-мышки… Я, можно сказать, указание получил. В форме дружеского совета. Мы все люди подневольные, разве секрет? В общем, задача так формулировалась: время оттянуть. Вопрос о передаче Кирееву квартиры в ЖСК решался, чего же человеку с места трогаться? А в ЖСК, сказал Квакин, все будет в рядке. Так вроде оно и есть на деле.

– Вы оказались заинтересованы в получении Киреевым квартиры?

– Я – нет, – Авдеев побледнел, догадавшись о смысле, который вложил Павлов в свой вопрос.

– А товарищ Квакин?

– Не знаю…

– Тогда объясните, как вы и, с ваших слов, Квакин стали заинтересованными лицами в деле незаконного получения Киреевым кооперативной квартиры? Вам известно, что Киреев располагает отдельной квартирой в другом районе?

– Знаю, прописан вроде на площади жены, в коммуналке. А интерес… – Авдеев потер руками белое, помертвевшее лицо, – нет, клянусь, интереса у меня не было. Я просьбу, если хотите, указание товарища Квакина исполнял.

«Наконец-то ты, голубчик, заговорил внятно», – подумал Павлов. Не нравился ему этот майор…

– Итак, вы исполняли указание Квакина, допустим. Тогда почему вы не объяснили своего отношения к делу Киреева помощнику районного прокурора Сергеевой? Более того, вы ввели ее в заблуждение. Вы уверили ее, что квартира опечатана, закон соблюден, все в порядке. Зачем вы прикрыли Квакина? Это же именно так выглядит – сейчас, на мой взгляд.

– Да не принято о таких указаниях распространяться, сами знаете, – пожал плечами Авдеев. – Что касается Сергеевой, не очень-то я ее уверял! Сказал, что все будет в порядке. Не первый день с ней дело имею. Если она вопросом занималась, то почему не довела его до конца? Вот на кого представление надо писать, товарищ Павлов. А что до Квакина… Был у него интерес. Не в вашем смысле, но был. В этом доме, в ЖСК, на первом этаже, где раньше выставочный зальчик был, Киреев кооперативное кафе открыл. А кооператив в общепите, сами знаете, дело новое, райисполком в нем заинтересован. Квакин мне, между прочим, очень внятно насчет препон новому делу разъяснил. Ну что мне вам рассказывать?.. – Авдеев отвел глаза. – Тем более в итоге все равно будет по-квакински, по-киреевски. Потому что у них за спиной новое прогрессивное дело, которому мешать, если хотите, аполитично.

– А вам не приходило в голову, майор, что даже самое новое дело должно делаться чистыми руками, в русле закона? Иначе дело окажется скомпрометировано. Кстати, вы знаете, что сейчас происходит в кафе «Ветерок»?

Авдеев пожал плечами:

– Я своими вопросами занимаюсь.

«Значит, либо Авдеев не был на оперативке у начальника отдела внутренних дел, либо тот на этой оперативке не информировал о кафе».

XVI

Киреев никогда не сообщал о возвращении. Являлся и все. Вероятно, потому что еще до рождения Лены, когда жил с Лидой незарегистрированным, все думал застать, разоблачить. Боялся этого, но думал. Ведь по здравому размышлению двадцать два года разницы наталкивают на определенные сомнения. Конечно, годы шли, Лида вела себя так, что заподозрить ее в чем-либо было трудно, но из командировок Виктор Николаевич все равно всегда возвращался внезапно. На всякий случай.

На повороте с проспекта улицу Алых Роз обнесли забором, оставив узкий проход, «кирпич» повесили – что– то приспичило ремонтировать, и такси остановилось на углу. К счастью, багаж невелик – старый портфель со сменой белья и бумагами.

Вспомнил, какое сегодня число – нечетное, значит, Лида не на службе, в кафе – и ускорил шаг.

Издалека еще, из-за забора, перегородившего улицу, увидел – не тянется очередь к «Ветерку», хотя время обеденное. Удивился, обычно завсегдатаи заранее выстраиваются в борьбе за одно из пятидесяти посадочных мест.

На дверях болталась написанная от руки табличка «Учет». Кто велел? Зачем? Ведь решили же – никаких антрактов! Когда учитывать, когда санитарию наводить – сугубо внутреннее дело, посетитель не должен страдать, Противный холодок пробежал по спине – проверка сверху? Но Квакин железно обещал: никаких вмешательств, пока дело окончательно не станет на ноги.

Киреев толкнул дверь, она оказалась закрыта на замок. Постучал, потом позвонил. Сквозь матовое стекло увидел Виноградова. Дверь открылась – вид у Кирилла был словно с жуткого перепоя. Мрачно взглянув, Виноградов удивленно протянул: «А…» – и ни здрасьте тебе, ничего: повернулся спиной и пошел в вал, шаркая ногами.

– Привет, ребятишки! Что у вас стряслось? Почему вид похоронный? – бодрячески завопрошал Киреев. – В чем дело?

У гардероба стояла Лида – бледная, злая.

– Ты почему так долго? – тоже без предисловий. – Твоя доченька не удосужилась передать? Или ты у нее не был? – Тон грозный.

Да что у них происходит?

– Звонила как дура, телеграмму дала! Море и сосны не отпускали?

– Умер кто? – раздраженно спросил Киреев.

– Хуже, – прохрипела Лида. – Бориса арестовали.

– Что?!

– Вчера утром на квартире, – отрывисто проговорил Кирилл. – Люську ждем. Она поехала выяснять…

Киреев взял себя в руки, пошел в зал, сел за первый столик. Теперь уже Виноградов и Лида поплелись за ним.

– Где Глеб?

– У него с сердцем плохо. Инфаркт даже предполагают, – ответил Виноградов, – в больницу взяли.

– Вот, значит, что у вас за «учет»… – хмыкнул Киреев, никак не осмыслив еще весь кошмар происшедшего. – Кто арестовал, за что?

– Убеждена, все из-за его языка! – Лида резко кивнула на Виноградова. – Он Леху рассчитал с треском! Глеб и Борис поддержали, и вот… Что, мешал тебе Леха? Враки это все были, враки! Ты побежал, он и отомстил… Сволочь!

– Ничего не понимаю! – пожал плечами Киреев. – Какая связь? Леха, Кирилл, Борис… Кто куда побежал? При чем тут этот несчастный бич?

– А при том, Виктор Николаевич, – начал Виноградов, и Киреев почувствовал, как он закипает. – При том, что я не желаю снова ходить в драной майке и считать гроши! Не желаю! А Леха этот после восьми водкой спекулировал. Здесь, в кафе! Между прочим, в том числе и в розлив. Десятка стакан, то есть двухсотка. Я давно за ним заметил. Что же мне было делать – спокойно наблюдать?

– Вот-вот! И выпустил джинна из бутылки. А Борис, который отвечал за все, пострадал. И дело тоже. За что боролись, – Лида презрительно фыркнула, – на то и напоролись. Тоже мне, борец за трезвость! «Торпеду» уже вынул? Перестроился?

– Тихо, – Киреев жестом остановил жену. – Этого не может быть. Рассказывай толково, Кирилл. А ты молчи, – приказал Лиде.

Виноградов собрался с мыслями, сосредоточенно глядя в одну точку, пожевал губами. Лида отвернулась.

Киреев окинул взглядом зал. Пусто. Даже холодно. День пасмурный, поэтому?..

– Я давно заподозрил, что Леха спекулирует водкой, – раздался глухой голос Виноградова, – решил пронаблюдать, чтобы убедиться. Никому не говорил, потому что оклеветать человека – самое простое дело. А такому мужику, как Леха, сойти с дистанции – раз плюнуть. В этом смысле все сходилось. Представил себе картину: не дай бог – милиция. Но не успел с ним разделаться. В этот день, накануне ареста Бориса, общественники приходили. Не знаю откуда. Только потом, когда Люся принесла им ужин, говорят: «Контрольный заказ» – и к весам, и за калькуляцией. Но все обошлось нормально, с ними Глеб и Борис объяснялись. Никаких претензий. Только пока они там проверку устраивали, я смекнул: а ну как дальше пойдет эта контрольная?.. Не вовремя смекнул, как утверждает ваша супруга. Но я испугался. И на задний двор! Тем более уже девятый час. Самое время, как говорится. И буквально за руку этого мерзавца схватил!

Из груди Киреева вырвалось нечто нечленораздельное, но явно горестное.

– Нет, в зубы я ему не давал, – по-своему понял это восклицание Виноградов. – Я с ним культурно расплатился и сказал коротко и ясно: «Пошел вон!» А он юзом– юзом – и к Борису за защитой. А там общественники. И то ли общественники уже прознали про Лехины аферы, то ли вообще это были не общественники, а… Сами понимаете кто. Наутро Бориса арестовали. Вчера. А контроль был позавчера.

«Это когда я с Машкой тары-бары разводил… – отрешенно подумал Киреев. – Истинно, когда бог хочет наказать – он лишает разума. До Дьяченко ли мне сейчас?! Далась мне эта рыба! К рыбе не придерутся. Там все в соответствии с уставом. «Зеленодолье» – вот где слабое место! Но Балакин целиком на Борисе, меня там и не было после подписания договора. А договор законен, абсолютно. Или Борис начал собственные игры? Тогда все логично, пусть расплачивается. А я ни при чем. Глеба терять не хочется, конечно… Если с Борисом серьезно, придется мне и с Глебом расстаться – брат, никуда не денешься. Ничего, поваров в Москве пруд пруди. Значит, нужно менять троих. Люська сама уйдет. Квакин? Чем мне реально может помочь Квакин? А больше и помочь некому».

– Почему закрыли кафе? Что, жизнь остановилась? – спросил жестко.

– У нас ни продуктов, ничего… – бросила Лида.

– Ну и дураки… Это все недоразумение. Чтобы к ужину кафе открылось! В магазин идите, в угловой, на рынок трухайте… – швырнул им деньги из кармана, не считая. – Отчет составите потом.

Лида только хмыкнула. Виноградов помялся, но деньги взял.

– Но если только холодные блюда, Виктор Николаевич…

– Я в райисполком. И чтобы к вечеру вы мне кафе открыли! Ищите повара, звоните жене Глеба, ищите Люську… Или кого угодно! Иначе нас действительно закроют, и ты, мой дорогой, – в упор посмотрел на Виноградова, – опять будешь при пиковом интересе. Понял? Я тебя из дерьма вытащил! – порывисто встал, направился к выходу.

Хорошо, что в поезде побрился. Сорочка… А, бог с ней, с сорочкой! Схватил такси, хотя до райисполкома всего три троллейбусных остановки. Таксист повез, когда показал ему трешку. Показал – и бросил на переднее сиденье.

Счастье, Квакин был на месте.

Он уже все знал. Вздыхал.

– Давайте напрямик, Виктор Николаевич, – предложил мягко. – Лично я спокоен, но волнует то обстоятельство, что в наших отчетах, я же знаю, завышалась сумма доходов кафе. Замечу: регулярно завышалась.

Киреев усмехнулся. Зачем он об этом говорит? Он что, сам хочет туда, где сейчас Борька?

– …Поэтому меня интересует, – продолжал тот, – знал ли сам Пастухов, его брат, его жена, что мы с вами договорились – дабы придать новому делу больший вес – чуть-чуть приподнимать для начала сумму оборота?

– Они ничего не знали.

– Вот и славненько. Значит, огорчаться нет причины. А я звонил уже, пытался утрясти. Даже обращался за помощью к Игорю Михайловичу, – назвал имя председателя райисполкома. – Игорь Михайлович обещал поддержку.

Киреев вспомнил, как он пришел за разрешением открыть кооперативное кафе и как Квакин сказал ему, нарочито растягивая слова:

– Я же понимаю, Виктор Николаевич, почему вы стремитесь получить под кафе именно это помещение. Я ведь понимаю, почему вы предпочитаете квартиру матери собственной квартире. И смотрю сквозь пальцы на то обстоятельство, что, имея прописку в другом районе, вы никак не входите в сферу интересов нашего исполкома. Вы понимаете, Виктор Николаевич?

Киреев «понимал». В самом деле, от решения Квакина зависело, пойдут ли в гору доходы кооператоров. А сам Квакин – что же, так и останется при своей довольно усредненной зарплате государственного служащего? С того и начались белые конверты с деньгами, которые Киреев регулярно вручал Квакину.

– Да, Игорь Михайлович обещал поддержку, – тон Квакина из вкрадчивого стал предостерегающим. – И кстати, мы с вами договорились о том, что следует предавать фигуре умолчания. Если вы будете молчать, если я буду молчать, если семейка Пастуховых и прочие ваши сотрудники действительно не в курсе… – зачем волноваться? – Квакин усмехнулся. – И надевать вчерашнюю рубашку в спешке? Это не к лицу деловому человеку.

Виктор Николаевич ответно глянул так, что Квакину стало неуютно.

XVII

«Прямо спрут какой-то, а не дело», – в сердцах сказал майор Абашкин из ОБХСС, когда они с полковником Быковым возвращались из совхоза «Зеленодолье».

Это сравнение Быков вспомнил сразу, как только генерал заговорил о Балакине.

– Когда вы, Вячеслав Иванович, вели дело по Треухову и работали с его контрагентами, Балакин проходил у вас свидетелем.

Быков помрачнел. Он был одним из многих следователей МВД СССР, которые трудились над раскрытием громкого, очень громкого дела «столпов» торговли Треухова, Певцова, Соловьева и Носова.

– Нет-нет, – заторопился внести пояснения генерал, видя изменившееся лицо полковника. – К вам у меня, да и у высокого руководства претензий нет. По делу Треухова и его компании вы и не могли ничего предъявить Балакину ввиду отсутствия наличия как говорится… А сейчас присутствие наличия налицо, – генерал усмехнулся. – Балакин тянет за собой многих. В том числе и этого человека, – генерал взял в руки письмо. – Пастухов, так его зовут. Либо Пастухов пешка в чьих-то руках, либо он сам кого-то покрывает.

– Кафе «Ветерок» – это мелкий эпизод в деле Балакина, – сухо сказал Быков, – я им не занимался.

– Я знаю, Вячеслав Иванович, чем у меня занимаются следователи по особо важным делам. Их у меня не так много. Понимаете, в этом письме что-то есть… Отнеситесь с вниманием, – и он протянул Быкову конверт.

Письмо действительно вызывало неясное тревожное чувство. «Уважаемые товарищи Министерства внутренних дел СССР! – читал Быков. – Обращается к вам небольшой коллектив магазина коопторга поселка Малаховка. Как нам сообщила жена нашего недавнего сотрудника, бывшего заместителя директора нашего магазина Б. В. Пастухова, Л. Т. Пастухова, ее муж арестован. Мы не знаем обстоятельств дела и почему арестован Б. В. Пастухов, только, со слов жены его, знаем, что из– за непорядков в совхозе «Зеленодолье», но мы уверены, что Пастухов ни в чем не виноват и виноват быть не может. – Далее следовала пространная положительная характеристика арестованного и – опасения: – Мы как чувствовали всем коллективом, что отпускать Б. В. Пастухова из магазина на работу в кооперативное кафе не надо, нельзя даже. Пастухова в это кафе сманили, потому что очень настойчиво, по словам его жены, просили, чтобы он шел туда на работу. Причины, которые выдвигал Киреев, известный журналист, когда приглашал Пастухова к себе в кафе, были самые простые и понятные, – читая, Вячеслав Иванович вздохнул. – …Но неспроста эти уговоры были. И как теперь происходящее понимать надо, свалили на Б. В. Пастухова чужую вину. – Быков покачал головой. – …Поэтому мы, коллектив магазина, готовы взять его на поруки в случае осуждения…» – и так далее. В конце – семь подписей, а рядом, в аккуратных скобочках, – фамилии с указанием должностей.

«Люди, как это ни прискорбно, – думал Быков, – обладают способностью искренне заблуждаться… Журналист Киреев? Уж не тот ли это Киреев, о наследственной тяжбе которого с сестрами говорил мне Павлов? Ну и ну… Чтобы известный в своей области журналист подался в кооператоры? А если и подался, так уж сразу занялся махинациями? Впрочем, видали мы перерожденцев и почище. Надо будет узнать у Павлова про наследственную тяжбу подробнее. И вообще, тот ли это Киреев? Позвоню-ка Абашкину».

Быков снял телефонную трубку.

– Пастухов, – пояснил Абашкин, – почти карманник, по примитиву отношений и комбинаций. Накуролесил, осознал. Там все элементарно. Он вел закупки от кооперативного кафе. С «Зеленодольем» кафе заключило договор. Пастухов вошел в сговор с Балакиным. Мясо продавали для кафе из искусственно образовавшихся излишков, конечно, не по госцене. В «Зеленодолье» накладных на мясо нет. В «Ветерке» тоже нет, кроме двух последних. Хотя сотрудники ГАИ держали в руках накладные, списали их номера – но эти накладные исчезли.

Абашкин помолчал. Потом сказал со вздохом:

– Понимаешь, Вячик, Пастухов твердил, что накладные он в целости и сохранности передавал Кирееву. Киреева мы допросим»