Текст книги "Веснушки — от хорошего настроения"

Автор книги: Владимир Разумневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава IV
Военная тайна

Тук-тук… тук-тук… тук-тук… Железный лист на крыше не перестаёт подавать тревожные сигналы. Стасик изо всех сил жмурит глаза, зарыв лицо в подушку, чтобы ничего не слышать и ни о чём не думать. А думы всё лезут и лезут в голову. Никакого спасения от них нет.

Вспоминает про то, как учитель пожалел его, именинника, и не поставил двойку за Памир, который он искал по всему свету. Потом мысли переключаются на Томины валенки. Вряд ли сможет она отмыть теперь чёрные пятна. Тушь и с мылом не отмоешь. Придётся Томе до самой весны носить эти валенки. Других-то у неё нет. Если бы Стасик знал, что тушь прольётся на валенки, он не стал бы задевать пузырёк…

И всё-таки самым важным событием вчерашнего дня были, конечно же, не Томины валенки и даже, не день рождения, который так и не стали отмечать «из-за недостойного, как выразилась Наталья Ивановна, поведения Стасика Комова». Самым важным событием был приход в интернат генерала с усами, как у Чапаева. Он приходил не просто так, а чтобы сообщить руководству интерната какую-то военную тайну.

Стасик первым заметил его в окно, когда в классе шёл последний урок. Невысокий, коренастый человек с погонами генерала твёрдым, военным шагом приближался к парадному подъезду. У него были красные лампасы на брюках, кокарда на папахе и золотые пуговицы на шинели.

– Вот это да! – толкнул Стасик в бок соседа по парте, тихоню Петю Гусева. – Генерал – самый настоящий! Видишь, его машина за воротами, а сам он к нам идёт.

Весь класс прилип к окнам. Валентине Григорьевне трудно было бы сдержать ребят. Хорошо, что в этот момент задребезжал звонок. Мальчишки гурьбой бросились к двери, заспешили вниз, чтобы первыми встретить важного гостя.

Генерал вытирал ноги о коврик у порога, сбивал прилипший к подошве комок снега.

– Здравствуйте… Здравствуйте… Здравствуйте, – неслись со всех сторон робкие и радостные ребячьи голоса.

И только один Стасик поприветствовал как положено, по-военному:

– Здравия желаю, товарищ генерал-майор!

– Ну зачем же так торжественно? – притворно нахмурил генерал чёрные брови и подкрутил пальцами правый ус. – Я же не на параде. Да и вы люди штатские, по уставу приветствовать вовсе не обязаны.

– Нет, мы тоже военные, – не согласился Стасик. – Охраняем снежную крепость. Я командующий нашей армией!

– Раз так – другое дело! Беру свои слова обратно. Придётся, видимо, вести разговор в соответствии с требованиями военного устава… Так вот тебе первое боевое задание: укажи главный штаб – кабинет директора…

– Директор сейчас не командует, – разъяснил Стасик. – Владимир Семёнович в командировку уехал. Командует теперь Наталья Ивановна, заместительница. Но и её нет. Есть только пионервожатая Любовь Павловна.

– Тогда веди меня к вожатой.

– Есть вести к вожатой! – по-военному ответил Стасик. – Она в пионерской комнате на втором этаже.

– Двинемся в указанном направлении! Вперёд!

Коридор узкий, но каждый норовил быть поближе к генералу. Мальчишки наступали ему на пятки, теснили друг друга. В такой толчее генералу приходилось туго.

– Вот это кольцо! – сокрушался он. – Оцепили – не прорвёшься.

Голос у генерала с хрипотцой, простуженный. Стасик таким именно и представлял генеральский голос – ведь командир постоянно участвует в трудных маршах, даже тогда, когда ветер и холод. И всегда командует. Достаётся голосу! Стасик, когда много командует, тоже теряет голос и начинает басить, как генерал.

– А вы к нам по какому делу, товарищ генерал? – полюбопытствовал Стасик. – Или это военная тайна?

– Пока в какой-то степени военная тайна. Вот поговорю с вожатой и тогда решу, стоит ли её разглашать…

Любовь Павловна при виде генерала засмущалась, покраснела. И вместо того чтобы начать разговор, неожиданно предложила гостю:

– Хотите посмотреть альбомы? Ребята сами делали…

В пухлом альбоме – разноцветные рисунки в честь советских космонавтов. Был там и Стасин рисунок: человек вместе с собакой летит верхом на ракете к Луне. А на Луне возвышается горный хребет, под названием Советский, и отсвечивает свинцовым блеском море Мечты.

– Это оборотная сторона Луны, – пояснил Стасик.

– Да, оборотную сторону Луны ты натурально изобразил, словно сам там побывал. Молодец! – похвалил генерал. – А вот эту собаку я где-то встречал…

– У нас во дворе, наверное. Это наш Бобик, – тихо подсказал Петя Гусев. – Стасик с ним дружит. Он и собаку хочет на Луну с собой взять.

– Ну что ж, надеюсь, ждать осталось недолго, – сказал генерал и, посмотрев альбом, обратился к пионервожатой: – А мне с вами, Люба, поговорить надо. Без свидетелей. – Он покосил глазом на мальчишек и заговорщически сообщил вожатой: – Хочу посвятить вас в одну тайну.

Ребята разочарованно вздохнули – надо уходить. И они ушли гуськом, прикрыв за собой дверь.

Но так хотелось узнать генеральский секрет! Мальчишки не отходили от двери. Стасик заглянул в замочную скважину. Ничего не увидел. Тогда он прижался ухом к щели. Доносились только обрывки фраз, как из радиоприёмника, когда переключаешь его с одной волны на другую: отдельные слова понятны, а в целом получается полнейшая неразбериха. Стасик, однако, терпеливо торчал у двери и всё, что слышал, пересказывал друзьям.

Генерал. Наши солдаты… Обговорено… Всегда рады помочь пионерам… Дело заманчивое… Точно… Важный фактор воспитания… Вместе с нашими ребятами… Карусель… Лыжи, коньки… Учения…

Вожатая. Особенно желательно… Пионерский сбор… Любят военных… Общими силами… Да, и вожатым… Человека, понимающего душу ребёнка…

Генерал. Ефрейтор Савельев Тимофей, комсомолец… Баяне… Несение воинской службы… Точно… Всем требованиям отвечает… Контингент вашей школы…

Вожатая. Да, есть и без родителей… Каждое воскресенье. Да как вам сказать… Нет, нет… Ваше предложение всей душой… Как же, думали… Не решались…

Генерал. Выходит, договорились? С личным составом… Раньше не приходилось… С концертом можно… Недели через две, когда с учения вернутся… Как же, как же, проведём ещё, где-то летом… Точно… Тогда и ваших обязательно пригласим.

Стасик слышал, как в комнате задвигали стульями. Шаги приближались к двери. Должно быть, генерал собрался уходить. Стасик отскочил в сторону. Мальчишки в ожидании столпились у стены. Молчали. Боялись, как бы генерал не догадался, что они их тайный разговор подслушивали.

Дверь неторопливо открылась. Появился генерал. Мальчишки ждали, что он скажет.

– Вид у вас несколько подозрительный, – улыбнулся генерал. – Чувствую – не терпится узнать. Но что поделаешь – военная тайна. Пока скажу только – вашего полку скоро прибудет… Ждите новых друзей!

Генерал надел шинель, застегнулся. Одна пуговица слетела с петли и, подпрыгнув, звонко стукнулась об пол. Стасик первым подхватил пуговицу, протянул её генералу:

– Возьмите… Эх, мне бы такую!

– Бери, коли понравилась! – засмеялся генерал. – Великая драгоценность – пуговица…

После ухода гостя мальчишки весь день строили догадки – зачем генерал приходил в интернат? Генералы по пустякам не приходят. Должно быть, что-то необыкновенно важное.

– Слышали, генерал дважды упомянул про боевые учения? – спросил Стасик. – Он говорил: «Ваших обязательно пригласим». Вот увидите, в воскресенье всех нас позовут в поход!

– Не в воскресенье, а через две недели, – уточнил Борька Титов. – Разве ты не слышал?

– Через две недели тоже может быть воскресенье, – стоял на своём Стасик.

…И вот теперь, когда принято решение о переводе Стасика в другой интернат, ему делается особенно тоскливо и больно ещё и потому, что не придётся вместе со всеми участвовать в тех походах, о которых под величайшим секретом сообщил вожатой генерал. Новая, интересная жизнь будет проходить теперь без него, без Стасика…

Он крепко сжимает зубами подушку и чувствует, что она становится мокрой от слёз. Стасик ощущает даже, какие они горькие и солёные, эти размазанные по подушке слезинки.

«Во всём виноват проклятый круг позора, – горестно вздыхает Стасик. – И кто его только придумал на мою несчастную голову?! Наверное, Наталья Ивановна. Кто же ещё…»

Глава V
Круг позора

По субботам в школе-интернате проводится круговая линейка. Вот и вчера она состоялась. Из комнат в актовый зал высыпали, толкаясь, мальчишки и девчонки. Пионервожатая Любовь Павловна выстроила пионерские шеренги вдоль стен. Ребята-старшеклассники пододвинули ближе к сцене огромный стол, накрыли его красным ситцем и, для пущей важности, поставили графин с водой и стакан.

Первой за стол села завуч Наталья Ивановна. Она смотрела на детей с какой-то особой величавостью, торжественно и строго. Она всегда так смотрит, когда директор уезжает куда-нибудь и ей одной приходится командовать. Рядом с ней – худенькая Любовь Павловна и Стасина классная руководительница Валентина Григорьевна. Валентина Григорьевна присутствовала на линейке впервые. Она смущалась, то и дело поджимала губы, и ямочки на её щеках начинали шевелиться, делались глубже.

– Итак, ребята, начинаем нашу традиционную линейку, – поднялась из-за стола Наталья Ивановна.

К столу по очереди подходили старосты комнат и, напряжённо сдвигая брови, вспоминали всё хорошее и плохое, что произошло за неделю в интернате.

Первыми отчитывались первоклассники. У них, к удивлению всех, неделя прошла без происшествий, если не считать оторванного в драке хлястика от пальто у рыжего Сашки Козина. Но хлястик давно пришит, и беспокоиться о нём не стоит.

Бойчее всех рапортовал староста второго класса. Говорил он громко, словно стихи читал.

– Собрали пять тонн железного лома! Побывали в каждом доме. Все дворы очистили! По ошибке сдали в утиль пустой бак из котельной. Но это пустяки! Главное, нас утильщик похвалил!

Ребята третьего класса, оказывается, тоже не дремали – построили в лесу снежную крепость, чтобы играть в снежки. Стасик мысленно ухмыльнулся: «Построить-то они действительно построили, а вот играть-то им не придётся. Наш четвёртый класс, под моим водительством, завтра же штурмом захватит снежную крепость».

– Ну, а чем похвастается на этот раз четвёртый класс? – спросила Наталья Ивановна.

Из строя, в котором стоял Стасик, вышла Тома Асеева и, поправляя на груди галстук, громко объявила:

– Нам хвастаться нечем. У меня из тумбочки исчезли деньги. Вместо них – фига…

Тома положила на стол белый листочек. Щёки Натальи Ивановны побагровели. Она тяжело, в упор посмотрела на ребят:

– Признавайтесь, кто это сделал?

Грозный взгляд Натальи Ивановны на некоторое время остановился на Стасике, потом перебежал на лица других ребят.

Стасику не стоялось на месте. Он толкнул Борьку Титова в бок.

– Ах, так… – Щекастый Борька поднял руку: – Наталья Ивановна, можно мне?

– Говори, Титов.

Борька подошёл к столу:

– Я вчера видел на доске точно такую фигу.

– Ну и что ж?

– Стаська Комов её мелом рисовал. Его работа.

«Мстит, – с ненавистью подумал Стасик. – Не может забыть, как я положил его на обе лопатки. И ещё получит! Ябеда!»

Пронёсся негодующий ропот. Наталья Ивановна вышла из себя:

– Придётся круг позора чертить! Ничего не поделаешь. Заслужил!

– Это за фигу-то к позору?! – упирался Стасик. – Что она – запретная фигура? Я в журнале «Крокодил» такую же видел.

– Не хитри, Комов. Дело не только в хулиганском рисунке, – одёрнула его Наталья Ивановна. И тут же приказала Титову рисовать круг.

Неуклюжий Борька, взяв мел, долго ползал на четвереньках по полу в самом центре зала. Из кожи лез, чтобы нарисовать черту потолще.

Это и был круг позора. Не часто чертили его в интернате. Последний раз прошлой осенью рисовали, когда сторож привёл с колхозных бахчей мальчишек с ворованными арбузами. Только самых отъявленных ставят за белую черту. Попадёшь в круг – держись. Ребята не дадут спуска, так пропесочат, что и фамилию свою забудешь. Стоя в кругу позора, нужно без утайки отвечать на любой вопрос, который выкрикнут из зала. Слукавишь, обманешь – всё равно на чистую воду выведут.

Пионервожатая Любовь Павловна хмурила брови. Щёки её пылали. Нервно перебирая пальцами галстук на груди, она обернулась к Наталье Ивановне, и Стасик услышал:

– Нельзя Стасика в круг! За что? Ведь ничего ещё не выяснено…

– Вот в кругу позора и выясним! Хватит жалеть! Комова я знаю хорошо. От него всего можно ожидать.

– Становись, Стаська, в круг, – распорядился Борька, стряхивая мел с рук.

– Мне и здесь нравится.

– Комов, что тебе сказали? – Наталья Ивановна пронзила Стасика взглядом, от которого у него защемило в груди и потемнело в глазах.

– Пожалуйста, – пожал плечами Стасик и переступил злополучную белую черту.

Зал наполнился разноголосым гулом. Девчонки говорили одно, мальчишки – другое.

– Он меня килькой дразнит, – обличала Женя Окунева. – А ещё ошейник для собаки у дяди Мити клянчил.

– Ну и что? Ты не клянчила? – спросил, сжимая кулаки, возмущённый Колька Мерлин. – Стасик собак любит. Ты их любишь?

– Не хватало, чтобы я собак любила! Я Тому люблю, а ещё Галю Агишину.

– Нашла чем хвастаться! Ваша святая троица одного Стаськиного мизинца не стоит. Он – друг настоящий! И нечего намекать, что он деньги какие-то взял! Он воровать не может! Я знаю…

– Прошлый раз Стаська клей из столярки унёс. Своими глазами видела, – обличала Агишина. – А теперь вот деньги пропали…

Обидные, несправедливые слова. Как защититься от них? Стасик беспомощно хлопал глазами. Чувствовал, как горят уши. По щекам поползла слезинка. Она добралась до губ, до подбородка. Подбородку сделалось щекотно, а во рту – горько. Такая же горечь была и на душе.

– Не брал я ваших денег. Не брал! – упорно твердил Стасик, растирая кулаком слёзы. – Я только фигу нарисовал.

Стасик видел, что Наталья Ивановна не верит ему. Она вспомнила все Стасины проказы: и то, как он однажды сломал табуретку, и как поскандалил с Борькой Титовым из-за найденной на улице лошадиной подковы, и как разбил выстрелом из рогатки стекло в амбаре, и как стонал во время диктанта, притворившись, что у него болит зуб…

Ну и что? У кого, скажите, нет грехов на душе? А денег из Томиной тумбочки он не брал! Не нужны ему чужие деньги! Не жулик он. Слышите?!

Но Наталья Ивановна не хотела слушать Стасика: он ей «изрядно надоел», ей от него «тошно».

– Совсем от рук отбился! – гневно бросила Наталья Ивановна. – Хлебнули с ним горюшка! Раз взрослых не слушается, поручим всему классу следить за его поведением. Организуем, так сказать, общественный контроль. Со всех сторон. Пусть главным контролёром будет Боря Титов. Мальчик он дисциплинированный и на Комова будет влиять положительно.

– Не хочу я дисциплинированного Борьку! И контролёров мне никаких не надо… Я сам!

– Комов, помолчи! – одёрнула его Наталья Ивановна. – Как решим, так и будет!

– Я убегу! – крикнул на весь зал Стасик. – Вот увидите, убегу!

– Ах, ты ещё и угрожаешь?! – Наталья Ивановна гневно посмотрела на Стасика и забарабанила пальцами по столу. – Может, тебе наш интернат не нравится? Так я понимаю? Ну что ж, пожалуйста. Готова пойти тебе навстречу. Вчера как раз запрос поступил из соседней школы-интерната. У нас переполнено, а там свободные места есть. Вот тебя и отправим.

– Наталья Ивановна, зря вы это… – растерянно возразила пионервожатая. – Несправедливо.

Пионервожатую поддержала учительница Валентина Григорьевна:

– Стасик лучше, чем вы о нём думаете.

Но Наталья Ивановна непреклонна:

– Зачем задерживать, если ему у нас надоело? Завтра же и отправим. Пусть поживёт на новом месте…

Строгим, холодным взглядом обвела она школьный ряд. Ребята притихли. Стасик слышит лишь невнятные, сбивчивые слова Томы Асеевой:

– Как же так… Я не думала… Нельзя же так…

Стасику стыдно поднять глаза. Он видел перед собой лишь белую линию, что тянулась возле самых ног. Страшная белая полоса вдруг словно ожила и стала сжиматься, обхватывая его всё туже и туже. Стасик, задыхаясь, хотел выскочить из этого страшного круга. И не смог: ноги как будто накрепко прилипли к паркету, не отдерёшь.

Стасик не помнит, как вышел из позорного круга, как очутился в своей комнате, как заснул.

Глава VI
Характер, который не ломается

Стасик сидит в кабинете директора, может, полчаса, а может, и целый час. Кто его знает – часов на стенке нет. Чай, которым угостил его Владимир Семёнович, давно уже выпит. От него на донышке чашки остались малюсенькие чёрные палочки, очень похожие на микробы, какими их изображают в книжках. Стасик смотрит на эти палочки и думает о микробах.

– Как-то нехорошо у нас с тобой вышло, Стасик, – говорит Владимир Семёнович. – Понимаешь, уезжая в командировку, повару сказал, а Наталью Ивановну не предупредил, чтоб отметили твой день рождения как водится – стихами, подарками, ну и всем прочим. Вместо этого – круг позора…

Стасик, сидя напротив директора, медленно помешивает в чашке ложечкой чёрные крошечки чая, похожие на микробов, и молчит. Никак не может забыть вчерашнюю обиду. До сих пор чувствует, как горят уши, а в теле такая дрожь, словно он всё ещё из круга позора не вышел.

Владимир Семёнович, наверное, догадывается, что творится на душе у Стасика. Он наливает ему ещё чаю:

– В то, что ты деньги украл, я не верю. Где это видано, чтобы такой человек, как ты, воровал, марал себя грязным поступком?! Чепуха какая-то!

Владимир Семёнович выходит из-за стола, шагает по комнате – три шага до двери и три обратно. Смотрит на него Стасик и радуется: мировой директор! Всё понимает. Такой ни за что не поставил бы в круг позора невиновного человека. Он с одного взгляда может определить, кто перед ним: жулик или честный.

Стасик расчувствовался. И захотелось ему сделать для Владимира Семёновича что-то приятное. Может, рогатку подарить? Пожалуй, обидится. Лучше генеральскую пуговицу с гербом ему отдать. На сером директорском костюме, среди обыкновенных чёрных пуговиц она будет сиять, как золотая. Каждый обратит на неё внимание. Нет, пуговицу отдавать нельзя – генерал подарил. А сделать приятное всё-таки хочется.

– Я умею стоять вверх ногами, – неожиданно сообщает Стасик. – Хотите, покажу?

– Потом как-нибудь, – смеётся Владимир Семёнович. – А пока стой на ногах.

Так бы и прижался к этому доброму человеку. Да боязно. Владимир Семёнович хотя и добрый, но директор.

Владимир Семёнович неожиданно сам обнимает Стасика за плечи, вкладывает ему в руку перочинный ножик:

– Возьми. Подарок от меня за день рождения. Запоздал малость, но что поделаешь…

Впервые в жизни Стасика обнимает взрослый мужчина. И это трогает его сильнее, чем даже полученный подарок. Стасик сжимает в кулаке ножик. Плечи у него вздрагивают, поднимаются до самых ушей. Слёзы сами навёртываются на глаза. Вот-вот ручьём хлынут. Стасику не хочется, чтобы Владимир Семёнович заметил слёзы, и потому он ещё ниже наклоняет голову. Смутно, сквозь густую пелену слёз видит перед собой директорские ботинки, трещину в полу. Стасик закрывает лицо руками, вырывается из объятий и, не оглядываясь, бежит из кабинета.

Он идёт на конюшню, к конюху дяде Мите, вместе с которым он вот уже почти год водит каждое утро лошадку Сильву на водопой.

Сильва сразу признаёт Стасика: радостно мотает головой, подставляет ему свою гладкую шею. Стасик треплет гриву лошади, а сам думает о директорском подарке.

– Что-то вид у тебя нынче странноватый, как я погляжу, – говорит дядя Митя. – Сияешь, будто новенький пятиалтынный.

– Владимир Семёнович ножичек подарил. Вот!

– За какие такие заслуги?

– За одиннадцать лет!

– День рождения, выходит?.. В таком случае прими и мои поздравления! От чистого сердца. Прямо скажу, парень ты неплохой. Директор знает, кого подарками одаривать…

– А вот Наталья Ивановна говорит, что у меня характер больно ершистый.

– Да, характер у тебя, прямо скажем, рысистый. Не каждому дано обуздать его.

– Дядя Митя, а у вас, интересно, какой характер?

– Да как тебе сказать… Старуха моя, к примеру, такого мнения придерживается, что я человек с особым характером. «Тебе, говорит, хоть кол на голове теши, а ты обязательно на своём настоишь». Вот это и есть человек с особым характером.

– А как, дядя Митя, можно характер вырабатывать?

– Сызмальства надо брать его в руки. Я вот и сейчас ещё вырабатываю. К примеру, такой факт. В прежние времена не охоч я был до чтения. А ныне пристрастился. Каждый день на сон грядущий приучаю себя газетку прочитывать. И теперь мне не только наша, но иногда даже и заграничная жизнь представляется. Вчера, к примеру, видел заседание американского парламента… Так что характер ломать никогда не поздно.

– А мой характер никак не ломается.

– Какие твои годы! Поломается ещё. Только ты слушай, что тебе старшие говорят.

– Я слушаю, но всё из головы вылетает.

– Это ты зря. У тебя голова как голова. Только, случается, не в том направлении работает.

– А как сделать, чтобы правильно работала?

– А шут её знает, как быть с головой! – признаётся дядя Митя. – Если, к примеру, по лошадиной части говорить, то тут ты, прямо скажу, побашковитее других. Тебя наша Сильва вишь как любит… Только, конечно, не лошади о твоей голове судить. Тут Владимира Семёновича надо спросить. Он мастак по части головы и ребячьего характера. Я бы таких людей, как он, будь моя воля, в министры определял.

– В министры не надо, – не соглашается Стасик. – Останется за директора Наталья Ивановна. Она тогда весь мой характер переломает, и буду я жить совсем без характера. Как рыба. А без характера меня и в космонавты не возьмут, и на подводную лодку не посадят, и Бобик перестанет слушаться. Совсем плохо!