Текст книги "Хроники боевых ангелов. Часть 2. (СИ)"

Автор книги: Владимир Лавров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

– Иди, – отпустил его колдун полурыком – полуплевком.

Ещё около часа колдун потратил на изучение следов около мельницы. Потом он вернулся и, глядя куда-то в сторону, спросил:

– Как вы выжили при нападении ночного чудовища?

Мы даже не сразу поняли, кого он спрашивает. Охранники подняли копья, чтобы наказать нас за непочтение, но дядька торопливо ответил:

– Простите, что замедлили, но мы ничего не знаем, мы только все проёмы камнями завалили и костёр всю ночь жгли.

– Это существо применяло магию? Я чувствую следы очень интересной магии. И не пытайтесь меня обмануть. Меня даже колдуны боятся.

– Не могу знать, но может быть, у нас камни, что дверь закрывали, как песок летели, когда оно пыталось внутрь ворваться.

Колдун хмыкнул и отошёл, сделав предварительно знак охране. Мы уже приготовились к худшему, но офицер охраны всего-навсего сообщил, что осада города снята и мы можем по своему выбору идти в город или в ближайшее село. Ещё он посоветовал нам дождаться их отбытия, чтобы не быть затоптанными по дороге.

Оное отбытие состоялось через несколько минут. Чёрные кавалеристы так же организованно собрались и ровным строем по четыре – залюбуешься – умчались туда, откуда прибыли. Я даже немного помечтал попасть в такой отряд – сильный, чёткий и быстрый.

Взрослые посовещались и решили, что сейчас правильнее всего будет идти в то село, что лежало на полпути между городом и нашим селом. Хотя это было и не ближайшее к нам селение, но до вечера мы должны были успеть.

Через час неспешной ходьбы мы повстречали на дороге совершенно целого и невредимого мельника со всем его семейством. Сначала мельник и наш дядька долго и шумно радовались тому, что выжили. Потом мельник так же шумно жаловался на судьбу, которая лишила его обустроенного дома. Мы его немного утешили тем, что как минимум одну комнату сделали пригодной для проживания.

Потом дядька с мельником отошли в сторону и с самым заговорщическим видом очень долго шептались о чём-то своем. Мы потеряли так много времени, что стали опасаться не успеть дойти до "нашего" села засветло. Я уже начал ныть и хотел поторопить взрослых, но мама сказала: "Воспитанные себя люди не проявляют нетерпения", и пришлось ждать молча. Потом дядьки все-таки распрощались, и мы двинулись дальше. При выходе на тракт нас поджидал приятный сюрприз в виде каравана из родного села.

Изрядно заскучавшие в городе мужики приняли нас с радостью, нам с Айсфинг даже разрешили ехать в телеге. Да, ехать на повозке было куда приятнее, чем топать на своих двоих!

Глядя на то, как хорошо мы устроились, дядька изменил решение и вернулся к мельнику.

– Наверное, боится, что мельник себе слишком большую часть контрабанды присвоит, – сопроводила его уход Айсфинг ехидным комментарием.

– Будь благодарна, что он вообще с нами пошёл, – зашипела на неё мама (она шла сбоку и слышала наши переговоры), – у него в этом селе дела не срочные, он в основном ради нас шёл.

Через день, благополучно переночевав в дружественном селе, мы прибыли домой.

Весь вечер ушёл на распаковку вещей, а потом собрались соседки. Мама долго пересказывала городские события, соседки охали и ужасались. Потом Айсфинг заставили примерить все купленные обновки, даже измазанное мною платье. Её дружно хвалили. По легенде, вещи мы купили на те деньги, что Айсфинг удалось унести из разгромленного каравана. Поскольку воины успели разболтать о том, как много они всего нашли на стоянке, подозрений ни у кого не возникло. Разошлись почти с наступлением темноты.

На следующий день мама первым делом, ещё когда не встало Светило, выкопала и пересчитала наше золото. Потом она позвала Айсфинг и разложила перед ней кучки золота:

– Это на корову. Это на коз. Это на строительство двухколесной телеги. Это на покупку лошади. Это на ремонт крыши в большой комнате. Это на строительство каменного домика на дальних полях. Это на кур. Это на зерно для скота и посева. Вывод понятен?

– А какой вывод?

– На твоё проживание ничего не остаётся. Нисколечки. Тебе придётся работать, каждый день зарабатывать себе на еду. Получается, что ты не госпожа, а мы не твои слуги. Ты становишься просто ещё одним ребёнком в нашей семье.

– А камни продать?

– Ты видела, что случилось от появления в нашем мире самого слабого из твоих камней? Чуть война не началась. Камни придётся спрятать.

– Только скот и домик – мои, и половина урожая – тоже моя, – потребовала Айсфинг.

– Треть урожая и половина приплода у скота.

– Я согласна.

Мама невероятно удивилась:

– Мы можем не покупать дом, коляску и прочее, будем тратить твои деньги только на еду для тебя. Вырастешь, выйдешь замуж, и работать не надо будет. Ты просто не представляешь себе, что такое работа на земле, молодая госпожа.

– Я шла сюда, чтобы быть, как все, и работать, как все. Если бы я хотела быть госпожой, осталась бы на облаке, – зашипела княжна.

В этот момент смотрелись они очень забавно: изумленная мама, смотрящая на княжну снизу вверх, и княжна в горделивой позе, подбородок кверху, руки в боки. А под ногами – кучки золота и серебра.

Потом мама спохватилась и начала собирать золото в сумку.

Так для Айсфинг началась жизни Линары – обычной сельской девочки.

Глава 5. Школа.

Мы сидели в садике у нашего дома и играли. Мы строили замок. Вообще-то первоначальной целью было поиграть в солдатики и взять крепость штурмом, но в процессе мы так увлеклись, что постройка оказалась интереснее игры в войнушку. Играли только я, Варг и Динко, Айсфинг сидела сбоку и наблюдала. Удивительное дело, но Айсфинг никогда не играла. Ни в догонялки, ни в обзывалки, ни в постройку крепости, ни даже в куклы. Но она всегда с удовольствием составляла компанию, сидела или стояла рядом, иногда смеялась особо удачным шуткам. Впрочем, смеялась она очень редко.?

От присутствия Айсфинг почему-то всегда было тепло, так, будто играешь с лучшим другом, который всё понимает и всегда готов порадоваться за тебя. При этом внешне она могла ничего не делать, просто сидеть, улыбаться, и уже было хорошо. Мои товарищи тоже чувствовали это, и теперь всегда, когда я звал их играть, первым делом спрашивали: "А Линара пойдёт?".

Оглядев наш замок, Айсфинг заметила:

– У вас внешнее кольцо стен бесполезное получилось. Расстояние между стенами слишком большое, защитники внутренних не смогут обстреливать врагов, если те прорвутся. И ворота напротив друг друга, а лучше под прямым углом делать.

– Так это же какой крюк в мирное время придётся делать, – возмутился Варг.

– Зато при осаде выживешь.

Следуя советам Айсфинг, мы перестроили замок так, что он действительно стал неприступной крепостью.

– И откуда ты это всё знаешь, Линара? – удивился Динко.

– Отец учил... а потом, я много крупных городов видела, – отводя глаза, сказала Айсфинг.

Ага. А ещё у неё был собственный замок. И она об этом сейчас чуть не проговорилась.

– Вот бы так всю жизнь, строить и строить, и чтобы не надо было ни с кем воевать, – вдруг сказал Варг.

– Да, было бы здорово, – неожиданно согласился Динко.

На крыльце послышался шум.

– Что же вы за лентяи такие? – закричал с крыльца дядька Мизуроану, – Нормальные дети должны либо работать, либо бегать по улице и других лупить!

– Мы дома строим! Чем плохо дома строить? – обиделся Варг.

– Были бы вы моими детьми, я бы вас выпорол, чтобы не сидели!

Дядька Мизуроану, наш сосед через пять домов на шестой, отстраивал нам большую комнату и ремонтировал крышу. Мама наняла его на выменянное в городе серебро. Работал он хорошо, но уж слишком близко к сердцу принимал наше воспитание. Каждый раз он ругал нас за то, что мы играем в слишком малоподвижные игры, или что мы слишком слабо боремся, когда мы начинали возиться. Несколько раз, глядя на то, как мы играем в войнушку, он не выдерживал и спускался с крыши, чтобы показать нам, как дерутся по-настоящему. Заканчивалось это, как правило, обильными синяками и сильными ушибами (у нас, разумеется). Но кое-чему мы научились, например, быстро убегать, когда он спускался с крыши. Похоже, сейчас был именно такой случай.

На крыльцо вышла мама:

– Линара, крыша и комната закончены. Если хочешь, можешь сегодня спать одна в большой комнате, или мы все можем спать в большой.

Айсфинг задумалась.

– Нет, первые дни, наверное, лучше всем вместе.

– Да что она у вас за княгиня, ради одной пигалицы два лишних светильника жечь? – возмутился сосед.

– Княгиня, – спокойно ответила мама.

Дядька Мизуроану получил деньги за день и ушёл, недовольно ворча о том, что никакого толка не получится от таких детей, которых с детства балуют и не порют. А мы побежали в дом – смотреть на то, что получилось. Дядька, каков бы он ни был ворчун, поработал на славу – восстановил и крышу, и дверь, и печку, и даже кое-какие украшения сделал. Меня больше всего порадовала печка – до сих пор мы грели маленькую комнатку зимой небольшим очагом, и толку от него было очень мало.

Мама воспользовалась случаем и запрягла нас всех выносить строительный мусор. Мы устроили из этого неплохое развлечение.

Уже начинало холодать, но занятия в школе ещё не начались – все были заняты переработкой урожая. Только поэтому у нас и было время поиграть, в другое время нас обязательно чем-нибудь бы заняли. Но время шло, дни становились все холоднее и короче, и вскоре настал день открытия школы...

***

По случаю первого дня школы мама одела Айсфинг курточку покрасивее и повязала большой красный бант. Было понятно, что малышня постарается задразнить Айсфинг за то, то такая большая девочка сидит в первом классе, но Айсфинг сказала, что переживёт. Лично я боялся другого, что её начнут бить все. Просто для того, чтобы проверить на прочность. Есть у нас в школе такая традиция... Всю дорогу от дома до школы я внушал Айсфинг держаться у меня за спиной. Та даже не подумала прислушаться к моим словам.

Прямо у ворот школы у Айсфинг вырвали сумку со школьными принадлежностями. Постарался один из мальчишек на год старше меня. Он кинул сумку своим дружкам, и они принялись играть ею, как мячиком, перекидывая друг другу ногами. Я уже набрал воздуха в грудь, чтобы завопить: "Гады – идиоты, наших бьют!", но тут случилось непредвиденное. Айсфинг прошествовала прямо в центр банды, подошла к самому вредному парнишке и сказала: "Не обижай меня, пожалуйста". А потом улыбнулась. При этом она ничуть не обращала внимания на сумку, которая летала у нее за спиной. Как она так может? Я бы бегал за сумкой, вопил и пытался вырвать.

После самого вредного парня Айсфинг прошла к следующему мерзавцу, к тому, у которого как раз была сумка, и повторила представление. А потом присела и подняла сумку.

Она очень рисковала – банда этих придурков иногда специально ждёт момента, когда кто-нибудь присядет или нагнётся, чтобы пнуть его под зад и посмеяться над тем, как он будет катиться по земле. Здесь же произошло нечто невероятно – все придурки отвесили рты и смотрели на Айсфинг, как бараны на нового козла – предводителя стада. Потом один из них углядел своего давнего врага, и вся банда погналась за новой жертвой.

– Что это было? – спросил Динко, который наблюдал сцену вместе со мной.

– Сам не знаю. Думал, придётся насмерть биться.

В этот момент нас позвали на уроки, и мы расстались. Айсфинг пошла в младший класс, а мы в свой четвёртый.

Удивительное дело, но Айсфинг не били. Она вела себя необычно, всегда вежливо, всегда с улыбкой, но обид не терпела и требовала извинений. Поначалу ей в ответ вместо извинений кричали оскорбления. Потом перестали. Её почему-то уважали даже самые последние беспредельщики. Но и подруг у неё не было, на переменах и после школы княжна, как правило, находилась рядом со мной.

Через полгода Айсфинг перевели в наш класс. Писать по-нашему она научилась, а в остальных знаниях она нас превосходила. Из-за математики её вообще чуть не выгнали из школы, так как она пыталась учить учителя. В нашем мире цифры записывались буквами, только сверху проводилась черта – это говорило о том, то это цифра, а не буква. Числа до 30 обозначались буквами алфавита, числа до 200 – как некоторое число раз по двадцать плюс или минус число до двадцати. При меньшем числе буква, которую следовало вычитать, писалась слева от буквы, обозначающей двадцатку, а при большем – справа. Для числа 200 был специальный символ, но числа больше 200 у нас почти никто не использовал. Складывать такие числа было непросто, а умножать умели только старшеклассники, хотя умножению учили со второго класса.

Айсфинг же писала цифры от 1 до 12 специальными символами, а потом добавляла разряд. Складывать и умножать такие цифры было очень просто, мало того, она ещё умела и делить! Делить у нас умел только учитель и кое-кто из отличников – выпускников школы. В то время, как мы путались в десятках, она легко перемножала тысячи. Айсфинг и меня научила своей системе счета. Это было непривычно, но действительно удобно.

Айсфинг попыталась научить своей системе учителя и добилась только того, что её высекли. Обычно все ученики с удовольствием ходят смотреть на экзекуцию, у нас считается шиком орать во время порки художественно и изобретательно. Существуют тонкие знатоки этого дела. Тех, кто вопит особо проникновенно и трогательно, потом несколько дней уважают всей школой. Учителя это прекрасно знают и тем, кто вопит ещё до удара, добавляют жару.

Но здесь всё представление сорвалось. Айсфинг не проронила ни звука и даже не заплакала. "Тебе что, трудно было поплакать?" – обиженно выговаривали ей ценители после школы. Айсфинг ответила в том духе, что ценить надо то искусство, которое приносит радость, а не боль.

– Ну ты и дура, Линара. При таком поведении у тебя никогда друзей не будет. Как по-твоему, почему большинство песен, которые люди любят петь, печальные? – сказала Ирхарен из седьмого, признанная королева школы.

Айсфинг потом долго удивлённо хлопала глазами. Я ее попытался утешить, сказал, что согласен с ней, но это, кажется, мало помогло. Две недели после выговора от Ирхарен никто из девочек с Айсфинг даже не здоровался.

Закончилось всё тем, что мы с Айсфинг считали всё по-своему на черновике, а учителю показывали готовый результат. Глядя на то, как мы бездельничаем, пока остальные упорно считают двадцатки, учитель шипел и обещал высечь нас обоих, за моральное разложение класса.

Через неделю после порки Айсфинг заявила, что ей необходимо поговорить с управляющим хозяйством нашего помещика.

– А с великим князем не хочешь поболтать? Управляющий – он, считай, второй человек у нас после господина. А в некотором смысле даже первый. Все мужики его боятся, если ему не понравится, как поклонишься, или не успеешь вовремя шапку снять – он тут же на порку отправляет, да такую, что потом взрослые встать не могут. И ты с ним собралась говорить?

– А с кем ещё о ценах на зерно говорить?

Я почесал лоб:

– Да больше, пожалуй, не с кем.

– Проводи меня к нему.

Идти от школы до замка недалеко... Вот только при этом надо пройти три самые опасные улицы. На этих улицах живут самые богатые люди, зажиточные мастеровые или профессиональные бойцы – те, которые не занимаются ничем, кроме как охраной замка и набегами на соседей. Дети с этих улиц держатся особняком, всех остальных детей они рассматривают исключительно как оборудование для оттачивания боевых навыков. С ними не связываются даже самые отчаянные драчуны с других улиц, и тому есть несколько причин. Во-первых, их с детства учат разным коварным приемам, во-вторых, они всегда рады объединиться против "быдла", как они нас называют, в-третьих, они с детства почти каждый день ели мясо. Благодаря мясной диете они выше нас на голову и тяжелее раза в полтора. Соваться на их улицы без веской причины очень опасно. Мне ли этого не знать – в моем классе учатся трое ребят с этих улиц. Но мы с Линарой вроде как знаменитости после летних приключений... можно рискнуть.

– А зачем тебе говорить с управляющим?

– Надо.

Я уже привык, что Айсфинг никогда не опускается до объяснений, и потому не стал настаивать. По характеру она иногда ещё хуже, чем управляющий.

В первый день нам относительно повезло: стражник на воротах сказал, что управляющего нет, и нас никто не тронул на пути домой. На следующий день дежурила другая смена. Когда Айсфинг постучала в калитку у ворот, сверху загудел голос:

– Тебе чего нужно, маленькая штучка?

В голосе слышалось веселье. Наши мужики и так ласковостью не отличаются – могут поймать на улице и приставить к работе, а потом не заплатить, или уши накрутить ни за что ни про что... Но когда они попадают в замок и получают оружие, у них совсем крышу сносит. Наиболее опасны они, когда вот так собираются повеселиться. Я уже готов был дать деру, но Айсфинг спокойно сказала:

– Хочу поговорить с управляющим.

Наверху захохотали:

– Ну, иди, таким маленьким штучкам у нас двери всегда открыты!

А потом, как это ни странно, и калитку открыли, и дали пройти.

Управляющего мы нашли за оградой бывшей псарни. После появления Теней собаки жили вместе со всеми, в замке, а на псарне их только тренировали. Управляющий разговаривал с каким-то мужчиной в ужасно изодранной одежде. Мужчина стоял к нам спиной, и мы его не узнали. Айсфинг подошла, поклонилась и попросила разрешения поговорить. Управляющий скосил на неё глаз и повернулся спиной.

Мы отошли в сторонку и принялись терпеливо ждать, а чтобы не скучать, начали строить предположения о том, что за человек может ходить в настолько изодранной одежде. У самых последних наших односельчан одежда лучше. Даже те, кто не могли себе купить ткань, могли получить чужие обноски и зашить их. Но чтобы ходить вот так, со свисающими лохмотьями... И что самое удивительное, управляющий разговаривал с этим человеком очень уважительно.

Закончив разговор, управляющий поклонился собеседнику и повернулся к Айсфинг:

– Чего тебе, маленькая штучка?

– Простите, господин, могу я узнать, возможно ли такое, чтобы вы осенью купили у меня зерно за деньги?

– Зачем нам покупать у вас зерно, если мы можем получить его даром с других селян просто как налог за землю?

– Затем, что вы сможете потом продать его в городе князю намного дороже.

– А зачем князю зерно за деньги, если он получает его от нас даром? – управляющий смеялся над нами.

Я почувствовал неминуемую порку. Проклятие, я не смог удержаться от того, чтобы не спрятаться за спину княжны.

– Затем, что так можно содержать больше лошадей и воинов, а с их помощью захватить ещё большие богатства.

– Хм. Хо-хо. Ты у них в семье, значит, старшая хозяйка? – продолжал веселиться управляющий.

– Я просто хочу узнать, по какой цене я смогу продать зерно, если у нас его будет больше, чем нужно для выживания.

В этот момент человек в рваной одежде повернулся, и мы с удивлением узнали в нём нашего помещика.

– Хотел бы я узнать, как вы будете выращивать зерно? У вас же земли нет, – засмеялся наш хозяин.

Мы Айсфинг ничего не ответили, так как онемели от изумления.

– Не удивляйтесь, это одежда для тренировки собак. Я люблю тренировать собак.

– Мы распашем дальние поля, на месте брошенного села, – наконец нашла в себе силы ответить княжна.

– Ого! Хотел бы я посмотреть, как это у тебя получится! Особенно я хотел бы посмотреть на то, как ты пахать будешь, – помещик ушёл, смеясь.

Управляющий воспринял слова помещика как разрешение:

– Это серьёзный разговор, а серьёзные разговоры лучше проводить в помещении.

Он провёл нас в замок, в небольшую комнатку. Очевидно, это была его рабочий кабинет. В нём не было никаких украшений, зато по всем стенам высились стеллажи и полки с документами. Здесь были и свитки, и сшитые пачки листов, и коробки разных размеров. В коробках тоже лежали записи на листочках разного размера.

Управляющий уселся за стоящий у окна массивный рабочий стол, устремил на княжну пронизывающий взгляд и произнёс:

– Я обещаю подумать над твоим вопросом. Но у меня есть для тебя другое предложение. Посмотри на все эти счётные книги, на все эти проклятые листы с податями, недоимками и долгами. Ты не представляешь, как много здесь счётной работы. Учитель из школы говорил, ты быстро считаешь. Вычисляю я и сам хорошо, но мне бы пригодился кто-нибудь, кто проверял бы за мной расчеты. Я буду тебе платить, положим тебе несколько монет в неделю. Что скажешь на такое предложение?

– Он тоже умеет теперь быстро считать, – ткнула в меня пальцем Айсфинг.

– И его возьмём, – благодушно согласился управляющий, – расчётов здесь на десятерых таких, как вы.

– Я подумаю, но мне больше нравится стать управляющей большой фермой,– сказала Айсфинг.

– Подумаешь? Ну ладно, подумай, – управляющий заметно рассердился, но не стал показывать гнев.

– Ты что, с ума сошла? – накинулся я на Айсфинг, когда мы вышли из замка, – Просьба управляющего – это, считай, приказ! Да и дело-то какое – не тяжелое, а почета много! В школе как узнают, что ты управляющему помогаешь, так больше пороть никогда не будут. И все наши хулиганы больше никогда твою сумку школьную отбирать и прятать не будут.

– Пороть не будут? – эта идея княжну заметно заинтересовала. Но потом она ещё немного подумала и вынесла решение: – Не хочу быть никому слугой. Хочу иметь свою ферму, совсем небольшую, в несколько работников, и мирно выращивать зерно. Даже если это даст меньше денег и уважения. Быть слугой властителя – это, конечно, почетно. Но это жизнь в постоянной готовности услужить хозяину, а для ещё большей чести – умереть ради хозяина. Быть слугой – это совсем не то, что быть хозяином. Я не смогу. Мне нравится строить планы и смотреть, как они исполняются. Я слишком своевольная для того, чтобы становиться слугой.

Чем дольше Айсфинг говорила, тем больше она меня удивляла. Надо же, находится на краю выживания, без денег, без слуг, а ещё перебирает – это не нравится, то не нравится... Я был так удивлен, что не заметил того момента, когда ноги сам свернули на кратчайший путь – на Грушевую улицу. Вот только ходить по этому кратчайшему пути нам никак не стоило. Это была улица богатых людей, а ещё это была вотчина самой крутой молодежной банды. Трое одноклассников делали мою жизнь нестерпимой в школе, и все они входили в эту банду. Причём входили отнюдь не на первых ролях. Скорее, они были отбивным мясом.

Когда я сообразил, куда занесли меня ноги, было уже поздно. Пока я озирался, придумывая пути обхода, нас успели заметить.

– Ха! Это тот самый пупсик, который сегодня отказался делать то, что должен, – раздался насмешливый голос за моей спиной. Аргитак, мой одноклассник. Я обернулся. Аргитак был не одинок. За его спиной торчало пятеро старших ребят. Это означало, что они скучали у кого-то во дворе, издалека увидели новую забаву в нашем лице и организовали засаду. А ещё это означало, что Аноритоко, главарь этой банды...

– Все люди должны делать то, что должны делать, – раздался за моей спиной голос Аноритоко. До чего же он противный!

Я развернулся ещё раз. За главарем торчала вся остальная банда – человек двадцать, а может, и тридцать.

– Я не собираюсь издеваться над людьми ради забавы. Даже если Аргитак считает, что я должен.

Речь шла об одном случае, имевшем место сегодня в школе. Бергинотос, один из неплохих парней с соседней улицы и ученик из другого класса, вынужден был задержаться в мастерской. Его никак не отпускал учитель. За это время в мастерскую зашли наш ребята, обнаружили беззащитную сумку Берга и начали перекидываться его вещами. Берг долго бегал от одного до другого, и только я, когда мне кинули его ручку, отдал ее бедолаге. Абаргак и Аскаротак, дружки Аргитака, кричали мне этого не делать самым угрожающим тоном, но я их не послушался. Аргитак посчитал это предательством класса и прилюдно пообещал мне "не оставить этого дела без последствий". В школе он ничего сделать не успел, но сейчас, похоже, сильно вырастет в глазах своей банды, предоставив ей новую игрушку. Я против воли начал сжиматься в комочек.

– Пожалуйста, позвольте нам пройти. Мы ходили в замок по делу и не могли пройти мимо вашей улицы, – раздался голос Айсфинг.

– Обязательно пропустим, милашка, – голос Аноритоко стал сладким и ещё более противным, – но только вот понимаешь, какое дело... Если всяким говнотопам не напоминать периодически, кто они такие, и не пинать по разным чувствительным местам, то они могут подумать, что за ними теперь никто не смотрит, и что теперь они могут пинать всех, кого хочется. Например, если этот мелкий не слушает авторитетных людей своего класса, то это беспорядок, который должен быть наказан. Или вот ещё один пример. По нашим законам женщина не имеет права первой заговаривать с мужчиной, ты должна сначала поднять руку и ждать, пока тебя спросят. Уверен, что тебе это говорили. Говорили?

– Пупсик только при мне в школе ей как минимум десять раз говорил, – ухмыльнулся Аргитак.

Тут я испугался по-настоящему. Пока дело касалось только меня, всё было проще. Банда избила бы меня всеми узнанными за последнее время способами, возможно, сломала бы руку или ногу. Но потом отпустила. Но если они возьмутся за Айсфинг... Та совершенно не готова к беспределу изощрённого избиения. Она даже по школе когда идёт, в стороны не отклоняется, как будто её окружает аура неприкосновенности.

Кто её вообще за язык тянул? Конечно, в бытовой жизни ни мы, ни наши соседи не соблюдали все правила светской жизни. Это было просто невозможно. Но жители трёх богатых улиц... они все помешаны на соблюдении традиций. Банда будет издеваться над Айсфинг долго, изощрённо и с удовольствием.

– Может, ещё и на ночь будете меня стреноживать? – спокойно ответила княжна.

Кое-кто из банды хихикнул. Аноритоко обвёл своё стадо таким взглядом, что смешки сразу прекратились. Всё, нам конец.

– Пожалуйста, позвольте нам пройти. Мы ходили по делу и не могли пройти иначе, – терпеливо, как детям, повторила Айсфинг.

Несколько человек двинулось по направлению к ней.

– А ну назад! – завопил я, – Если вы её хоть пальцем тронете, я... я не знаю, что с вами сделаю. Но я сделаю такое, что вам будет очень больно и очень страшно!

Аноритоко поднял руку с раскрытой ладонью. Парни остановились.

– Он что, самый страшный боец в школе? – Аноритоко адресовал вопрос моим одноклассникам.

– Дохляк! Слабак! Никогда не дерётся! – наперебой загалдели те.

– И как ты нам сделаешь больно и страшно? – разулыбался Аноритоко.

Этот момент был моим слабым местом.

– Забью в палку гвозди и из-за угла воткну в каждого из вас, по очереди.

Аноритоко всплеснул руками, как престарелая бабушка:

– Милай! Где же ты только углов найдешь?

Банда засмеялась.

– У меня есть предложение получше. Мы тебе сэкономим время. Мы дадим тебе такую палку. Сможешь ткнуть ею меня четыре раза так, чтобы показалась кровь, – я вас отпущу.

– Аноритоко! Командир! Позволь нам! – начали восклицать сразу несколько парней, среди которых были в том числе и мои дражайшие одноклассники.

– Вы ещё маленькие, – барственным движением руки отмёл вожак моих ровесников, но трем другим товарищам разрешил участвовать в потехе – только после того, как я поцарапаю его самого. Я смотрел на это представление и не знал, смеяться мне над их глупостью или плакать.

Кто-то из подхалимов принёс палку, в наконечник которой под разыми углами были вбиты гвозди. Палка была большой, тяжелой и неудобной.

Айсфинг пыталась меня тренировать на основе тех знаний, которые она получила, подглядывая за учёбой воинов ее отца. Её саму тоже немного учили боевым искусствам. Принцессам в её мире было положено такое образование. Правда, единственное, чему её успели научить – это уклоняться от некоторых ударов. Наши тренировки были не очень успешными, но кое-каким секретам она меня все-таки научила. Например, пониманию того, что любое оружие из-за дополнительного веса только мешает и задерживает.

Как только мне подали палку, я незаметно начал раскачивать один гвоздь. На это ушло некоторое время.

– Эй, ты там долго будешь торчать? Нападай уже, – потребовал Аноритоко.

Пришлось начать двигаться.

В этот момент на сцене нашего театра боевых действий появилась ещё одна фигура. Горгенкрат, парень на год или на два старше меня. Я плохо его знал, встречал иногда в школе. Горги вывернул из-за угла и едва не налетел на Аноритоко. Увидев вожака банды, Горги от неожиданности проделал весь обычный ритуал, сопровождающий встречу двух парней: сдвинул кепку вперед, плюнул под ноги и зыркнул исподлобья. Аноритоко ахнул:

– Это ещё что такое?

Горги обвёл взглядом начинающую улыбаться компанию и торопливо заговорил:

– Я в замок иду, работать, мне дядько Варсо говорил, если вы меня будете задерживать, то лучше вам меня не задерживать.

– А никто тебя и не собирается задерживать. Вот только кто тебя учил так приветствовать почтенных людей? Сейчас получишь три раза по заднице, поприветствуешь нас, как надо, и пойдёшь дальше. Ты же помнишь, чему вас учили, о чем наш господин на весеннем празднике говорил? Когда подходишь к другому человеку, улыбаешься и изображаешь поклон. А ну-ка изобрази.

Горги отошёл на три шага, изобразил поклон, получил три пинка и спросил:

– А что эта молодежь тут делает? Можно, я посмотрю?

– А не опоздаешь? Ты же вроде спешишь.

– А я быстренько...

Аноритоко милостиво разрешил и перенёс внимание на меня.

Я двинулся на вожака. Аноритоко встал в боевую стойку. Я услышал, как Айсфинг начала шептать заклинание. Замедление, скорее всего.

Я замахнулся. Это было длинное, медленное и совершенно бесполезное движение. Так дрались только пьяные мужики, после того, как вытаскивали палки из соседского забора. За время такого замаха я мог бы добежать до соседней улицы. Аноритоко подумал, что я полный дурак, и начал улыбаться. Он протянул руки вперед, чтобы провести захват, но ему досталась только палка. Я в это время поджал ноги, провалился под вытянутые руки, подкатился и чиркнул тупой частью гвоздя по ноге. Аноритоко дернулся. Наверное, ему было очень больно. Да, я редко дрался в школе или на улицах. Я ни на кого не нападал. Но мы много тренировались с друзьями, и каждый захват, каждый хитрый удар, которыми нас потчевали разные обидчики, все они изучались и разбирались. Мы пытались найти способы борьбы против каждого из них. Тренировки с Айсфинг дали последнее недостающее качество – умение уходить от ударов небольшими движениями. До этого у нас был принят силовой, размашистый стиль движений.

Поднявшись за спиной противника, я сказал:

– Это была тупая часть гвоздя. У тебя не будет крови. Я тебя пожалел.

– Ты? Меня? Пожалел? – эти слова привели Аноритоко в бешенство.

Он забыл как о своих обещаниях, так и обо всех правилах. С перекошенным лицом он принялся тыкать в меня гвоздеватой палкой. Уклоняться от его ударов было проще простого. Гнев отключил его разум, и потому он тупо тыкал туда, где видел мое тело. Я уходил от ударов очень небольшими, короткими перемещениями, и почти не уставал. Аноритоко же разбрасывался силами и вскоре начал задыхаться. Наверное, со стороны это смотрелось очень эффектно, как будто я был неуязвимым. Краем сознания я отметил удивленные возгласы банды.