Текст книги "Кронштадт-Таллин-Ленинград. Война на Балтике в июле 1941 – августе 1942 гг."

Автор книги: Владимир Трифонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 36 страниц)

17 июня. Вторник. Ленинград

И вот я снова в Ленинграде. Поскольку 17 июня был рабочий день, а меня никто не ждал, пришлось до вечера погулять по городу. Конечно, в первую очередь потянуло к Неве. От вокзала по проспекту 25 Октября дошел до Литейного проспекта и, повернув направо, пошел к Литейному мосту, разглядывая дома, заходя в книжные магазины. Пройдя примерно половину пути, на одном из домов на правой стороне проспекта заметил мемориальную доску: в этом доме жил и умер НА. Некрасов. Рядом с домом стояла небольшая группа ребят, и молодая женщина (экскурсовод или учительница) рассказывала о жизни и работе Некрасова в этом доме. Я задержался и, сделав вид, что кого-то жду, с интересом слушал. Оказывается в поэме «Размышление у парадного подъезда» описана картина, которую Некрасов неоднократно видел из окна своей квартиры: через улицу, чуть ближе к Литейному мосту стоит дом с солидным подъездом, в котором жил какой-то сановник. И вот к нему приходили мужики и подолгу безрезультатно ждали этого барина.

Не дойдя немного до Литейного моста, я вдруг увидел, что все пешеходы переходят с тротуара правой стороны улицы на левую. Смотрю: в этом месте на проспект выходит большой серый дом этажей в 10, современной постройки, который занимает небольшой квартал между двух нешироких улиц, выходящих на Литейный проспект. И вот по тротуарам перед этим домом, со стороны проспекта и по боковым улицам, ходят бойцы с винтовками наперевес, и тем пешеходам, которые по незнанию продолжают идти по тротуару, приближаясь к этому большому серому дому (оказалось, что ленинградцы так и называют неофициально этот дом), часовые требовательно и строго предлагают перейти на другую сторону проспекта или улицы.

Не зная еще, что это за дом (узнал буквально через месяц, будучи под винтовкой доставлен в этот дом, проведя там ночь), решил, что на военнослужащих запрет прохода мимо этого дома не распространяется, и пошел на часового. Но не тут-то было. Строгий голос: «Перейдите на другую сторону!» адресован был явно ко мне. Перешел. Дела! Что может случиться с домом, если люди будут проходить вдоль его стен? Нижние окна так высоко, что с тротуара в них не заглянешь, да и на них зеленые занавески.

Вот и Нева. У Литейного моста ширина ее метров 300, а левее, чуть ниже по течению не менее полукилометра.

Медленно иду вниз по набережной, рассматривая особняки и читая названия набережных: «Набережная Жореса», «5-го января», «Красного флота». До последнего моста «Лейтенанта Шмидта» километра 4, но я добрался до него только часа через три. Ведь рядом с набережными столько интересных мест, куда невозможно было не заглянуть. За красивейшей решеткой Летний сад, а в конце его за неширокой речкой или каналом проглядывает какой-то дворец или замок. Рядом Площадь жертв революции с мемориалом в центре и большой сад с белым дворцом в глубине. Мимо какой-то старой красивой казармы с вывеской «Ленэнерго» вернулся снова к набережной, на которую выходил в этом месте мост Равенства. А перед мостом на небольшой площадке стоял какой-то памятник в форме римского воина с мечом и щитом. В честь кого он здесь?

Подошел к нему поближе – ба! Да это памятник А. В. Суворову! Никогда бы не догадался. А вот и знакомый по открыткам и по позапрошлогоднему посещению Ленинграда знаменитый Зимний Дворец. Если в прошлое посещение Ленинграда меня тянула к себе Нева, т.к. на ней, в ожидании Дня военно-морского флота стояли боевые корабли, то сейчас Нева была пустынна. Поэтому мне хотелось обойти со всех сторон архитектурные ансамбли, посмотреть – а что интересного за ними?

Зашел за Зимний Дворец – большая площадь Урицкого, а в центре ее красивейшая высоченная колонна «Александрийский столп», как отозвался о ней Пушкин, а за ней гигантским овалом, охватывая часть площади, длинное здание внушительно строгого вида с десятком дверей и громадной аркой с колесницей. До революции – место пребывания Главного штаба.

В 1955 г., когда я учился в ВММА, ко мне заехал отпускник – мой младший брат Алексей, старший лейтенант флота, командир тральщика «стотонника», базировавшегося в Поркалаудде. Через три дня он исчез, не предупредив меня ни о чем. Через дна дня я обратился в Управление милиции, находившееся в левом крыле бывшего Главного штаба, с заявлением о пропаже братца и необходимости его розыска. Внутренние апартаменты, в которых я был, не произвели впечатления и не остались в памяти.

А что за Аркой? Короткая, не очень широкая часть улицы Герцена, пересекающая ул. 25 октября.

На этом отрезке улицы в первые дни ноября ежегодно, в течение 6 лет мы, слушатели ВММА, подолгу ожидали своей очереди выхода через Арку на Дворцовую площадь для репетиции парада.

А поскольку время было раннее – 6 утра, а на улице холодно, то мы забивались в подъезды домов, выходивших на эту улицу. Помню, нас поразило, что в доме на правой четной стороне улицы лестничные площадки на втором этаже и выше были очень большие и в стены площадок были вделаны большие зеркала. Неужели уцелели с дореволюционных времен? В домах, где мы, офицеры– слушатели, снимали комнаты, такого никто не видел.

Выйдя к проспекту 25 Октября и повернув направо, увидел между первыми домами проспекта над зеленью какого-то сада-сквера верхнюю часть желтой квадратной легкой башни с высоким шпилем. Догадался – Адмиралтейство! С Невы я его видел прошлый раз, но поразили два флигеля-павильона с арками, между которыми невзрачные жилые дома полностью загородили основное здание Адмиралтейства. А теперь я увидел тыльную, вернее фасадную часть, которая протянулась вдоль сада Трудящихся на полкилометра. Но правильнее – сад протянулся вдоль фасада Адмиралтейства, т.к. оно старше по возрасту.

На втором этаже в самой крайней части правого крыла здания мне пришлось побывать не по своей воле в декабре 1941 ив январе 1942 г., в самый разгар блокады. Дважды под винтовкой отводили сюда к следователю, а потом в Политотдел Ленинградской ВМБ.

Пройдя по саду Трудящихся вдоль Адмиралтейства, вышел к коричневой громаде Исаакиевского собора, обошел его вокруг и мимо Манежа, с двумя конными фигурами перед фасадом, по бульвару Профсоюзов вышел к площади Труда, где на трамвайной остановке стояли несколько краснофлотцев. Обратил внимание на внушительное красно-кирпичное трехэтажное здание казарменного типа, торцом выходящее на площадь слева.

Спросил у встречного краснофлотца – что за здание? «Флотский полуэкипаж». Флотский – это понятно. Но почему «полу-»? Одной стороной здание протянулось от площади вдоль одноименной улицы почти до Мойки, а от торцевых концов здания – высокие заборы упираются в ограждения какого-то канала, образуя большой, как бы внутренний двор между зданием и набережной канала.

Не думал я, что не пройдет и двух недель, как я окажусь в этом полуэкипаже, отмою с себя грязь первых дней войны, отдохну дня три и вперед на запад. А в феврале 1944 г., когда немцев отбросили немного от Ленинграда, в этом полуэкипаже я жил неделю в составе сборной лыжной команды от Кронштадта, прибывшей для участия во флотских лыжных соревнованиях.

Однажды, очень поздно вернувшись из «самоволки», никак не мог попасть в казарму на проходной не пропускали. На мое счастье, около полуночи на территорию заезжала грузовая автомашина, и, пока дежурный открывал ворота, я успел забраться в кузов и укрыться каким-то брезентом. А во дворе, пока машина еще не встала, соскочил с нее, так что и водитель не заметил.

Вернулся на площадь Труда, перешел по мосту лейтенанта Шмидта на правый берег Невы и направился налево к Военно– морскому училищу им. М. В. Фрунзе. С какой завистью я смотрел на курсантов, входивших и выходивших из здания училища! Буду ли я когда-нибудь твоим курсантом? Ниже по течению реки на набережной ничего интересного не заметил, но на противоположном берегу реки явно был какой-то судостроительный завод. Видны были эллинги, выходившие к самой реке, а на воде около них стояли несколько недостроенных корпусов подводных лодок.

Вернулся к училищу, полюбовался памятником элегантному офицеру русского флота Крузенштерну.

Спустя 55 лет, 9 мая 1996 г.. после участия, в торжественном шествии ветеранов Великой Отечественной войны от площади Восстания, по запруженному радостными жителями и гостями города Невскому проспекту, до Дворцовой площади, я оказался у этого памятника. Молодые ребята в штатском, представившиеся курсантами морского факультета BMOJIA им. С. М. Кирова, попросили сфотографироваться с ними (я был в парадной военно– морской форме) у Крузенштерна, который остался таким же молодым и элегантным офицером, как и 55 лет назад.

Но бывал я около этого памятника и раньше. В начале ноября 1941 г., когда Неву уже почти до середины сковал ранний, крепкий лед, наш «Суур-Тылл» двое суток стоял у набережной рядом с памятником Крузенштерну.

Несколько матросов, спущенных за борт на досках, красили высокие черные борта в белый цвет. Черные – они были очень заметны на белом фоне снега и льда не только днем, но и ночью. Я красил борт в районе бака, и моя «люлька» была метрах в двух ото льда, так что самостоятельно на палубу не выбраться. По распорядку дня у немцев, перед обедом, несколько их орудийных батарей беглым огнем бьют по выбранным на сегодня районам города минут 15-20, пока их не засекут наши корректировщики и наши батареи не заставят их замолчать. На сей раз немцы выбрали наш район – снаряды рвутся на набережных и в домах ниже моста лейтенанта Шмидта, некоторые рвутся на льду Невы. Ребята, которые меня спустили, куда-то скрылись от снарядов, и мне оставалось только смотреть, где они рвутся, и молить бога, чтобы подальше от корабля.

И сейчас перед глазами четкая картинка: примерно на траверзе Горного института посередине Невы маленький буксирчик на коротком буксире тащит плавучий кран. Вдруг на кране сильный черный взрыв, в воздух летят какие-то осколки. А оседают они уже на бурлящую воду. Крана нет, а буксирчик беспокойно крутится у места его исчезновения..

А в феврале 1944 г., когда я был в Ленинграде на лыжных соревнованиях, я обнаружил стоящий на этом же месте бывший «Суур-Тылл», теперь «Волынец». По разрешению дежурного по кораблю поднялся на палубу, но никого из сослуживцев по 1941 году не застал – были на берегу.

Наконец решил, что можно направляться к дяде. На трамваях с несколькими пересадками через Петроградскую сторону добрался до Финляндского вокзала, а от него недалеко и до площади Калинина. Родственники, конечно, были очень удивлены моему появлению. Объяснил им, как и задумал, что приболел и не мог выехать со школой на Валаам. Но к прежней легенде добавил, что дня через 3-4 должен приехать мой одноклассник и мы с ним вместе поедем на Валаам. А пока я подожду его в Ленинграде. Ну что им оставалось делать? Но, чтобы их не очень обременять своим присутствием, т.к. жили они в однокомнатной квартире, я решил найти свою двоюродную сестру по материнской линии Анфию Петровну Фоуди, которая была старше меня на 14 лет и училась в экономическом институте. Разыскал ее в общежитии на Васильевском острове, где она жила с сыном лет четырех и матерью своего отца, расстрелянного белыми в 1919 г. в поселке Пуд ость под Гатчиной за то, что он, будучи директором местной школы, прятал у себя раненых красноармейцев.

Легенда пребывания в Ленинграде и здесь была принята за истину, и ночи на две они меня приютили. Много позже я понял, что для сестры, содержавшей на свою студенческую стипендию сына и сноху, мой даже короткий визит был очень некстати.

Четыре последующих дня я целыми днями бродил по городу. Побывал на Балтийском и Варшавском вокзалах, где узнал, что для проезда в Псков и Нарву, откуда я намеревался добраться до эстонского берега Чудского озера, требуется пропуск или командировочное удостоверение, как в пограничную зону. И как теперь мне туда добираться, я еще не придумал.

Вот и война пришла

В субботу 21 июня я ночевал у сестры, т.к. в воскресенье 22 июня она обещала свозить меня и сына в Гатчину, чтобы показать Пудость, да и самой вспомнить свою родину. В Пудости ее мать (моя тетка по матери) году в 1910 начала работать учительницей в школе и вышла замуж за директора той же школы Фоуди Петра Ивановича, давно обрусевшего то ли шведа, то ли шотландца. После гражданской войны она работала в этой же школе до начала 30-х годов, а в 1920-23 гг. там же работала и моя мать. В 1927 г., когда мне было 2 года, мать со мной приезжала из г. Пушкино (в Подмосковье) в Пудость навестить сестру. Поэтому и мне интересно было посмотреть, что это за Пудость, от которой в памяти остался только внезапный колокольный звон, от которого я в страхе заплакал.

22 июня. Воскресенье. Ленинград

Пока собирались в дорогу, подошла середина дня. В 12 часов важное сообщение по радио – выступление Молотова. Война!

Помню испуганные лица сестры и тети Лизы – ее свекрови. Тетя Лиза, как наиболее опытный из нас человек, испытавший все, что сопровождало революцию и гражданскую войну 1918-20 гг., сразу же попросила у сестры все деньги, взяла несколько сумок и побежала в магазины, успев сказать сестре, что Володе, т.е. мне, надо срочно возвращаться домой.

Не знаю, что выражало мое лицо во время и после выступления Молотова, но ощущение было радостно-тревожное – наконец-то началось то, о чем давно поговаривали и ждали. Вот теперь-то мы им покажем! Теперь и мои планы резко меняются – надо добираться не на Чудское озеро, а скорее на фронт!

Попрощался с сестрой и поехал на Выборгскую сторону к дяде, у которого был мой рюкзак. Дядя тоже был очень озабочен, дал мне 25 рублей и велел уезжать в Москву ближайшим поездом.

Забрав рюкзак и попрощавшись, я поехал, но не на Московский вокзал, а на Варшавский, благо трамвай №19 проходил и мимо этого вокзала. Ближайший к фронту приморский город – Либава. Решил добираться туда. Потолкавшись около касс, я понял, что билет до Либавы мне не дадут. У всех краснофлотцев и командиров, которые брали билеты в Ригу и Либаву, кассиры требовали командировочные предписания или отпускные билеты и еще какие– то документы.

Первый день войны уже подходил к концу, а я еще в Ленинграде и не могу из него выбраться туда, куда мне нужно, – на фронт.

Ночевать к сестре или к дяде я уже не могу поехать. Они считают, что я уже подъезжаю к Москве. Ночевать на вокзале почему-то не решился. Вышел на привокзальную площадь, сел на знакомый трамвай №19, но поехал не на Выборгскую сторону, а в противоположную – куда-нибудь. Но этот конец маршрута оказался очень коротким – только до Нарвских ворот. Там вышел, дождался другого трамвая с №19 и проехал до конца – до площади Калинина. Чтобы не обращать на себя внимание контролеров, снова пересел, но на №14, не зная его маршрута. Этот трамвай довез до главного входа в Ленинградский торговый порт. Там пересел на какой-то другой трамвай, но доехал только до центра, т. к. трамвай пошел в парк.

23 июня. Понедельник. Ленинград

Время около двух ночи, но довольно светло. На улицах только молодежь, главным образом, парочки да военные патрули, которые несколько раз проверяли мои документы и отпускали.

До 6 утра бродил в районе центра, отдыхая иногда в скверах на лавочках. Но спать не хотелось. К 7 утра я был снова на Варшавском вокзале. Ночью созрел новый план – взять билет до г. Луга, а от нее пешком идти в Псков по шоссе. Судя по карте до Пскова от Луги не более 150 км. Пешком со скоростью 5 км/час за двое суток до Пскова доберусь. А там видно будет. Надеюсь, что война еще не кончится. Почему я не взял билет до какой-нибудь станции ближе к Пскову, чем Луга, не знаю. Наверное, ума не хватило или смутило то, что шоссе от Луги до Пскова проходило далеко от железной дороги.

Часов в 11 дня я был уже в Луге. Видя на карте, что шоссе на Псков проходит слева от железной дороги, быстро дошел до него по городу и повернул на юг. По жаре идти было все же утомительно, очень хотелось пить, а колодцы только в редких деревнях.

Часам к 11 вечера прошел, судя по карте, только километров 40. Перейдя небольшой ручей – исток реки Плюсса за селом Заплюсье, на краю оврага в кустах нашел месго для ночлега. Хотя было довольно тепло, но догадался одеть на себя фланелевку и суконку, завернулся в шинель и моментально уснул, т.к. прошлую ночь вообще не спал.

24 июня. Вторник. В 40 км южнее г. Луги

Проснулся от тарахтения трактора, который ехал по обочине шоссе в сторону Луги. Все же и под шинелью было не очень тепло, и я пожалел, что не поддел на ночлег вторую тельняшку. Наверное, было уже часов 8, своих часов, конечно, не было.

В школе в 8-м классе часы были только у одной девочки. Так на каждом уроке, минут за 10-15 до звонка, каждые 2-3 минуты к ней обращались или знаками те, кто сидел впереди нее, или шепотом, те, кто сидел сзади или сбоку: Ир, сколько осталось? – И Ира числом поднятых пальцев отвечала: 10, 8, 5 и т.д. Для тех, кто не хотел быть вызванным сегодня к доске, это была важная информация. При необходимости, отвечающему у доски разведением рук подавался сигнал: «Потяни время».

Умылся у ручья, дожевал оставшуюся половинку булки и вперед! Шоссе большей частью было пустынно. Изредка меня обгоняла какая-нибудь «полуторка», но я ни разу не «голосовал», т.к. и стеснялся и боялся вопросов. Ведь появление человека в военно-морской форме в глубинной сельской местности, да еще в первые дни войны, наверняка, вызвало бы интерес.

Один раз на шоссе с какой-то проселочной дороги выехал на телеге какой-то колхозник (ну кто еще может ездить в сельской местности на телеге?). До него было метров 600-700, но ехал он тоже в сторону Пскова. Я решил прибавить шаг, чтобы догнать его и попросить подвести. Дистанция постепенно сократилась метров до 200. Но вот шоссе стало спускаться в какую-то лощину, возчик подхлестнул лошадь, и она с неохотой, но все же затрусила под уклон. Дистанция стала заметно увеличиваться. На пологом подъеме я снова сократил дистанцию, но вскоре повозка свернула к какой-то деревне, видневшейся слева в километре от шоссе.

Вскоре я обратил внимание, что на всем пути от Луги я не видел ни одного указателя с названием населенного пункта, через которые проходило шоссе, ни названий пунктов, к которым от шоссе отходили даже крупные дороги.

В середине дня метрах в 300-400 впереди меня на шоссе вышел молодой мужчина в одежде, похожей на спортивную, – темносиняя спортивная кофта и шаровары более темного цвета. Головного убора не было. Он только раз посмотрел в мою сторону, когда выходил на дорогу, и больше не оглянулся ни разу. Дойдя до того места, откуда он вышел на шоссе, я не увидел никакой дороги, подходившей к шоссе. Откуда он взялся? Судя по фигуре и упругой походке со спины ему было не более 25 лет. Догонять его у меня желания не возникло. Так мы и шагали минут 30-40 на первоначальном расстоянии друг от друга.

Вдруг он свернул влево и исчез в зелени придорожных зарослей кустов и мелких деревьев. Подойдя к тому месту, я увидел грунтовую дорогу, которая, выйдя из пришоссейных зарослей, уходила в поле и терялась вдали. Никакого селения не было видно. Свернувшего на эту дорогу – тоже. Значит он где-то тут в кустах и, может быть, наблюдает за мной. Искать его не входило в мои намерения, я вернулся на шоссе и пошел дальше, периодически оглядываясь.

Вскоре меня обогнала колонна из 8-10 военных грузовых машин. Видел, что водители-бойцы с любопытством оглядывались на меня.

Во второй половине дня у какого-то села справа увидел небольшое озерко, заросшее по берегам. Жара, захотелось искупаться, но, когда подошел к берегу и разделся, желание купаться почему-то пропало. То ли потому, что берег был заросший, вязкий и затоптан копытами животных, то ли возникло опасение за сохранность своих вещей во время купания. В общем, зайдя в воду только чуть выше колен, поплескался и вылез из воды.

Желудок подсказывал, что пора что-нибудь перекусить. В начале села рядом с шоссе увидел небольшой магазин. Купил булку и бутылку какой-то воды. Недалеко от магазина, в стороне от шоссе, уселся перекусить на небольшом валуне. Подошел какой-то местный мужчина, присел рядом и поинтересовался: откуда и куда я путь держу. Сказал, что в Псков, к тетке. Был на Валааме в лагере со школой. Школа поехала в Москву, а я решил любимую тетку навестить, а то когда еще удастся. Мужчина отошел к магазину, около которого стояли несколько мужчин и женщин.

Минут через 10-15 со стороны Луги показалась колонна военных автомашин-бензовозов. Когда колонна въехала в село, мужчина, подходивший ко мне, вышел на шоссе и остановил головную машину. Встала и вся колонна. Вышедшему из машины старшему лейтенанту, очевидно, старшему колонны, этот мужчина стал что-то объяснять, показывая взглядом в мою сторону. Затем оба подошли ко мне. Я только что закончил свою трапезу. Снова вопросы и мой рассказ о тете в Пскове. Старший лейтенант, посмотрев мои документы (паспорт, комсомольский билет и справку из спецшколы), предложил ехать с ними, вызвал водителя, солдата со следующей машины, и велел мне забираться в кабину. А водителю, по-видимому, отдельно дал указание не спускать с меня глаз и на остановках не разрешать никуда отлучаться, что водитель четко выполнял всю дорогу.

Откуда и куда шла колонна я, конечно, не узнал, т.к. вопросов таких (хватило ума) не задавал, и содержание наших бесед во время двухчасового пути до Пскова не помню. Мое наблюдение об отсутствии указателей с названием населенных пунктов по дороге водитель подтвердил, заметив, что у старшего колонны есть карта. А указатели сняли, чтобы вражеские агенты и диверсанты не знали, где они находятся.

Под вечер въехали в Псков, переехали по мосту большую реку – Великую и всей колонной начали плутать по городу, следуя за головной машиной, которая часто останавливалась, и старший лейтенант спрашивал у встречных военных куда-то дорогу.

Наконец остановились около 2-х или 3-этажного небольшого дома, рядом с которым толпились десятка 2-3 военных армейцев и несколько краснофлотцев. У входа часовой с винтовкой. Нашего старший лейтенанта он пропустил. Через несколько минут старший л-т вышел, подошел к нашей машине и позвал меня за собой в это здание. Внутри, в небольшой полутемной комнате, т.к. свет еще не зажигали, находилось человек 12-15 армейских командиров разных званий и 2 или 3 морских. Около другой двери за столом сидел старший лейтенант с повязкой дежурного на левой руке. Наш старший лейтенант подошел со мной к нему и сказал: «Вот он». Попросил разрешения быть свободным и вышел.

Дежурный взял со стола мои документы, очевидно, второй раз просмотрел их, вернул мне и спросил:

– Где живет Ваша тетя?

– Не знаю.

– А как собираетесь ее найти?

– В справочном бюро. Я же знаю ее фамилию, имя, отчество, год рождения.

Псков Вам не Москва, а время не то – война. Вряд ли Вам кто– нибудь даст теперь такую справку. Мой Вам совет – постарайтесь поездом вернуться в Ленинград, а оттуда домой в Москву.

Вдруг к столу дежурного подошел кто-то в штатском и взглянув на мою бескозырку спрашивает: «А Вы как сюда попали? Я сегодня с Валаама. Ваша школа в Москву поехала». «Да, долгая история», – ответил я, пробираясь к выходу. Теперь я уже понял, куда меня привезли в военную комендатуру Пскова. Все находившиеся в комнате ждали очереди к военному коменданту для получения какой-то бумажки для посадки в поезда. Я понял, что мне такой бумажки для поездки в Либаву не дадут – 16-летнему спецшкольнику из Москвы нечего там сейчас делать. Присоединился к группе старшин и краснофлотцев, что толпились у входа в комендатуру, прислушался: у кого какие проблемы, кому из них надо ехать в Либаву? Таких оказалось человек 5 – возвращались из разных областей из прерванных отпусков на корабли и в части, стоявшие в Либаве. В Пскове у них была пересадка, а на вокзале без разрешения коменданта города не дают посадочный талон. А к коменданту дежурный пускает только командный состав.

Совсем стемнело. Решили всей группой идти на вокзал, там переспать, а утром узнать, когда будет поезд на Либаву. До вокзала добрались в темноте. На улицах – ни зги. Маскировка всех огней. Несколько раз останавливали военные патрули и, проверив документы, отпускали.

В небольшом темном зале ожидания с трудом, сбившись в кучу улеглись кто на что мог. Я предложил одному краснофлотцу укрыться моей шинелью, а его бушлат постелить на пол. Спиной друг к другу спать было теплее, чем одному.