Текст книги "Кронштадт-Таллин-Ленинград. Война на Балтике в июле 1941 – августе 1942 гг."

Автор книги: Владимир Трифонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)

4 февраля. Среда

Утром 600 г хлеба-теста и 40 г масла. Сегодня в последний раз принимаем противодизентерийные таблетки. До 8 часов позанимался по астрономии, выпил 3 старший чая, съел 150 г хлеба, 15 г масла и 15 г сахара. Живот мой успокоился.

На обед опять жиденький горох с кильками, а на второе пшенная каша – 6 столовых ложек. Рубанул 300 г хлеба и 10 г масла.

Сегодня я попросился в наряд к карцеру. Во-первых, из-за того, что сильный кашель, во-вторых, хотел попасть в расход, которому теперь хорошо достается, а потом решил, что смогу почитать на вахте.

После обеда встретился с рабочим и со сменщиком. Пошёл с ними под спардек, посмотрел часы. Одна беда – разбито стекло, а так, кажется, ничего. Договорились на 1 кг хлеба, 150 г масла, 400 г сахара и пачку махорки с условием, что часы будут в исправности.

Обещал завтра сделать и встретиться или до обеда, пли после, когда я буду на вахте у карцера. Наконец-то я дождался!

На ужин суп с гречкой и кильками, на второе жидкая ячневая кашица, тоже с килькой – 5 столовых ложек, 150 г хлеба.

Вот беда – Понтуса (арестованного) освободили, и в карцере никого нет. Но я пока молчу. В 19 ч. пошел на вахту. Я должен был заступить во вторую смену, но Чуликов только что сменился с вахты, и пришлось ему уступить.

Часовой, которого я сменил, сказал, что ждут еще троих арестованных, но, кого и когда, не знает. Ну а мне один черт. Заперся на ключ и принялся писать дневник. Есть слух, что к чаю нам дадут шпроты, но в каком количестве, не знаю. Вчера я слышал, как Быков договаривался с Емельяновым, что нельзя ли шпроты дать в кают-компанию, а суп сделать с рыбой, добавив шпроты с нашего котла. Ну, ладно, если нам шпроты дадут, оставлю на утро и съем с хлебом.

В 21 час, когда стали выдавать чай, я запер карцер и, забрав винтовку, пошел в кубрик. Улыбнулись наши шпроты. Дали по 200 г хлеба. Говорят из-за того, что хотят скорее сбыть этот сырой хлеб. Шпроты же – в кают-компанию.

Я выпил 2 кружки чаю, рубанул весь хлеб с 15 г масла и сахара. Зашел в кубрик Кожин: «Ну как, порубали? Как-никак прибавка». Спросили у него, почему не дали нам шпрот. Ответил, что шпрот было мало. Выходила банка на 6 человек, а в банке 17 шпротин. Ну и решили, что мы 17 на 6 разделить не сможем, поэтому лучше будет, если все отдать в кают-компанию, где проще – по банке на человека. Удобно и хорошо.

Как только погасили свет, в карцер пришел дежурный по кораблю и сказал мне, чтобы шел пока спать, а когда понадобимся, нас поставят на пост. Пошел спать.

5 февраля. Четверг

Утром та же норма. Чай опять с 6.30 до 6.50. Выпил 2 кружки чаю, 150 г хлеба, 15 г масла и сахара.

Сегодня из нашей БЧ-2 многие уехали за углем на «Ермак». С 7.20 занятия в средней столовой по Корабельному уставу. Это мне по душе, а то я много занятий пропустил. Но еще не успели начаться занятия, как подошел дежурный по низам Сопин и велел мне убрать коридоры, т.к. все уборщики уехали за углем. Я спросил разрешения у руководителя занятиями лейтенанта Кузнецова уйти с занятий. Он ответил, чтобы я остался на занятиях. Через несколько минут Сопин пришел снова с приказанием старпома – мне убирать коридоры. Лейтенант Кузнецов пошел к нему сам. Результат – я остался на занятиях.

Тема занятий: «Типовая таблица организации большого корабля». Это ценно. С 9.00 опрос в кубрике по пройденному материалу – по 45-мм орудию. Все же мне пришлось идти с Чуликовым убирать коридоры, а потом быть на занятиях. Не мешало бы спросить у Кузнецова Корабельный устав и выписать оттуда кое-что полезное.

Обед сегодня хороший: суп густой из гороховых консервов, мясо будто выбрали, нет ни кусочка. Но супа 4 чумички. На второе густая гречневая каша – 6,5 ложек и котлета граммов 50. На третье компот, 1,5 стакана. Компот хороший, густой – 12 ягод. Рубанул 250 г хлеба. Живот чувствует тяжесть. Если бы каждый день такой обед! Ведь нет ничего невероятного. Из норм мы не вылезли.

После обеда занятия по химическому делу в кают-компании.

До ужина мой сменщик так и не пришел, а может быть, и был, но не дождался меня. К карцеру нас так и не ставили.

На ужин суп с пшенкой, в котором варилось мясо, на второе жидкая ячневая каша – 6 столовых ложек. Супа осталось много добавок, и я успел 2 раза сбегать за ней. Вышла целая миска. Употребил 100 г хлеба. Живот от добавки тоже стал чувствовать наполненность.

Сегодня я попросился в дозор в первую смену. На вечернее занятие «Стрелковая рота» не пошел, т.к. принимал принадлежности: винтовку, патроны, тулуп, валенки. На тулупе всего одна пуговица, валенки ничего. В 21.00 заступил. Мороз минус 15. Надел на шинель полушубок, тулуп подпоясал ремнем и пошел к Щ-311, что в конце ковша. Целый час разговаривал с вахтенным этой подлодки.

Жалуется, что всех кормили пшеничной кашей и все объелись. Ясно, у них запросто объешься, если кашу варят крутую, с маслом и сколько хочешь. Говорит, что в марте надеются выйти в море. А сейчас у них туго – через сутки на вахту. Их 28 человек, а в наряде 12. Чай пьют на базе, а обед и ужин им привозят в термосах на лодку. Свободные от вахты ночуют тоже на базе, но там и темно, и холодно, и воды нет. Гальюны не работают. В 22 часа этот вахтенный сменился, и я двинулся обратно. Побрел потихонечку вдоль стапеля. Дошел до половины и обратно к подлодке. С новым вахтенным разговор не особенно вязался, и я пошел к своему кораблю.

С 23.00 у трапа стоит Жентычко. Спросил у него, сколько времени. Говорит, что больше половины двенадцатого. Решил спуститься вниз и узнать. Время без четверти двенадцать. Пошел под бак, разделся у фонаря, отнес полушубок, потом разбудил Михайлова, сдал ему всю амуницию и пошел спать. В моем распоряжении 6 часов.

Сегодня на вечерний чай нам дали еще по 300 г хлеба. По– видимому, хотят поскорее сбыть нам этот проклятый сырой хлеб.

Половину хлеба съел с маслом и сахаром. Одним словом «почайпил» перед вахтой как следует.

6 февраля. Пятница

Да, вчера все ждали, что привезут хлеба, но его не привезли. Вчера вечером дали по 300 г, а сегодня и давать нечего. Утром дали вместо 200 г хлеба по 120 г сухарей. Кружку чаю, 150 г вчерашнего хлеба, 10 г масла и половину сухарей рубанул и порядок.

Сегодня опять поедут за углем. Вдруг приходит старшина 2 статьи Володин и говорит, чтобы я собирался в порт – приказание дежурного командира. За углем, оказывается, поедет группа со «Стойкого». Очень рад. В порт едем втроем: Володин, Туликов и я. Взяли санки, мешки и пошли. Я раздобыл валенки, так что чувствовал себя хорошо, хотя мороз около 20°. Едем за хлебом к обеду– 100 кг. Володин «инструктирует» Туликова: «Когда будем вешать хлеб, надо пару буханок положить около весов, а одну буханку можно съесть.»

Туликов на счет последнего начал возражать, но Володин его скоро убедил, что буханки маленькие, по килограмму, ив 100 кг нехватка одного килограмма незаметна. Он привел ему массу примеров, и Туликов умолк.

За пропусками в порт очередь не особенно большая – мы 28-ые. Прислушиваюсь к разговорам. Один говорит, что завтра едет на машине в Тихвин за продуктами, которых там горы. «И ничего не привезешь, – вступил другой. – Я сам четыре дня назад оттуда. Поехал на машине за продуктами, а привез горючее: керосин и бензин. Под Тихвиным не продовольственные склады, а склады горючего. Я ездил туда 8 дней».

Дальше, из рассказов тех, кто побывал под Тихвиным, узнал, что в соседних с Тихвиным колхозах можно сменять продукты только на одежду и материю. Какой-то лейтенант сменял мешок из– под матраса на 35 кг муки. Ну, это понятно – население обобрано немцами до нитки, а продуктов в этот район для Ленинграда навезли до черта, только вот доставить их к нам через Ладогу очень трудно.

Около 9 часов пропуск в порт получили и пошли к начальнику выписывать хлеб. Выписывать начали в 9 часов. Хлеб без очереди. Володин хочет сделать так: получить хлеб и отправить его с нами на корабль, а сам встанет в очередь за остальными продуктами, выпишет их, получит, а мы тем временем пообедаем на корабле и вернемся.

Но из этого плана ничего не вышло. Сегодня 6 число – день, когда из частей нужно подавать отчет за расход продуктов на 5 дней, а Володин забыл и не спросил у начснаба. А начальник снабжения ни черта не заботится и сам вчера с вечера ушел в город. Как ни просил Володин выписать хлеб и обещал доставку отчета после обеда, хлеб нам так и не выписали. Пришлось возвращаться. Володин всю дорогу ругал начснаба. Клянется, что придет на корабль, сдаст дела и больше не пойдет ни за чем. Часам к 11 добрались до корабля. Вроде бы и расстояние от корабля до порта небольшое – километра полтора-два, а тащимся это расстояние более получаса. И добравшись до корабля – сразу хочется лечь. В Адмиралтейство вдвое дальше, но в январе, когда меня туда водила, не чувствовал такой усталости, хотя кормежка была много хуже, чем сейчас.

Маршрут в порт для меня был большей частью новый: от Калинкина моста по набережной канала Грибоедова до проспекта Маклина – знакомый, а затем налево, по занесенным снегом трамвайным путям до улицы Декабристов, метров сто направо и затем налево по улице Писарева до моста через Мойку, где в нее впадает Крюков канал. На этом пути встретили только двух покойников, которых везли на саночках в сторону площади Труда к мосту Лейтенанта Шмидта. Через Крюков канал два моста ведут в порт, где склады Новой Голландии. Отсюда, с набережной Крюкова канала 2 июля 1941 года нас из Балтийского флотского полуэкипажа на грузовой машине отвезли в Ораниенбаум («Ромбов»), 4-го – в Кронштадт, а с 5 июля началась моя служба на «Суур-Тылле». Вчера исполнилось 7 месяцев службы на корабле – вроде бы и не так уж и много, но сколько всего произошло и пережито!

Панов сегодня с утра в обходе в городе, Попов – на камбузе, Фахрутдинов в городе, Жентычко на вахте. На бачке только я и Суворов. Попов супа нам налил на троих. Не мог больше, будто бы мы не съели. Другие дежурные своим всегда и добавки дадут, и в расход запишут. Пользуются случаем и возможностью подкормить своих по кубрику ребят. И правильно делают. Хоть раз в полмесяца посытнее поесть. А у наших все по-дурацкому. Правда, иногда Попов с Пановым оставляют расход друг другу, но сейчас Попов не оставил.

Съели мы с Суворовым суп с манкой. Взял я на камбузе чумичку, чтобы разлить первое, но Суворов размешал суп ложкой и налил в миски из бачка через край. Сначала, конечно, мне, потом себе. Я ел не торопясь и поглядывал на Суворова: неужели он думает, что я не понимаю, кому из нас двоих при такой дележке достанется одна жижа, а кому гуща?

А он спешил скорее все съесть, и то ли от этой спешки или все– таки от стыда за свой нечестный поступок, на лбу у него выступили капельки пота, и нос зашмыгал. Скорее всего, он боялся, что я съем свою жижицу быстрее его и буду разливать остатки, что были еще в бачке. Я еще не съел и четверти порции, как он, облизав свою пустую миску, налил мне еще жижицы до половины миски, а себе половину миски одной гущи. Вообще, если у нас кто-то делит первое или второе, а особенно Суворов, стараются себя не обидеть и не забыть своих приятелей. Ну, а у меня близким приятелем был только один – Анатолий Ломко. Где он сейчас?

На второе гречневая каша, довольно густая – 6 столовых ложек и одна большая котлета – граммов на 60. То же самое – не мог Попов дать нам три порции. Котлету мы бы ему отложили, а кашу съели. Компота дал тоже только по одной порции – по стакану. Мне попались 10 ягод. Хлеба к обеду дали по 100 граммов и у меня оставалось 60 г сухарей. Вообще-то обед хороший.

После обеда Володин опять торопит меня скорее одеваться и идти в порт. Начснаб выдал ему отчет за 5 дней. Пошли вдвоем только за хлебом. По дороге разговорились. Он, оказывается, из Серпухова, учился в каком-то институте в Москве на Садовой. Услышав мою историю со спецшколой, сказал, что мне нужно написать в штаб флота, и меня могут послать доучиваться в свою школу. Буду это иметь в виду, но не знаю, как писать и в какой отдел.

Хлеб выписали довольно быстро. Пошли получать. Встретили агента, который возит на машине нам хлеб. Он сказал, что сейчас повезет нам хлеб. Ну, бог с ним. Надеемся, что хлеб будет хороший. На складе мы взвесили хлеба себе 95,4 кг. Добавлять не стали, все равно машина привезет 400 кг.

Хлеб ничего, плотный, сухой, небольшими буханками – граммов по 1200. Володин спрашивает, сумею ли я съесть половину буханки? А то нет! Разрезал он одну буханку так, что ему вышло 2/3, а мне одна треть. Совести-то не много. Будто бы я не смог съесть половину буханки. Он пошел выписывать пропуск, а я остался сторожить хлеб, понемногу расправляясь со своей долей. Минут через 15 показался Володин и позвал меня к себе. Оказывается, он выписал мясо и масло. Пришлось мне тащить санки в самый конец двора, туда, где раньше получали на «Суур-Тылл» хлеб, крупы, макароны, погружая это все в машину. Кое-как добрался. Володин как раз выносит мясо – две коровьи ляшки на 40 кг. Потом вынес масло – 15,6 кг. Один кусок целый белого цвета, другой, килограмма 4, желтого, неровно обрезан.

Володин отломил кусочек масла граммов 50. Опять 2/3 себе, остальное мне. Съели его с хлебом. Володин оставил граммов 200 хлеба себе к чаю, а мне и оставлять нечего. По дороге все съем. Вести даже вдвоем не особенно легко.

Едва переехали мост из порта через Крюков канал, как увидели сзади идущих Емельянова, Кузнецова, Чехлова и кого-то еще. Они поочередно нам помогали, и везти стало значительно легче. Только подъехали к своей «коробке», смотрим – подошла машина с хлебом. Мы все же успели снести с саней все привезенное. Наш хлеб Емельянов вешал в мешках, и получилось 98 кг. Все в порядке. С маслом и мясом тоже в порядке.

Весь наш кубрик, исключая Жентычко, который на вахте, уже ушел разгружать машину. Я – тоже. Носить 15 ящиков. Хлеб мягкий, буханки большие. Он был еще теплый, но агент подает ящики из-под крыши, где он уже остыл. Я снес 3 ящика, один снес Суворов, остальные по четыре. Агент два ящика не додал, сказав, что не хватит эсминцу. Так что вышло не 400, а 360 кг.

Теперь нам хлеба хватит по 11 число включительно. И привезти его должны 11-го или 12-го, но тогда не выйдет утром по 600 г. Начснаб разрешил дать нам за перенос хлеба на пятерых буханку того хлеба, который мы привезли на санках (она в 1,5 раза меньше тех, что привезла машина).

Суворов пошел делить хлеб, а я остался у кладовки, надеясь получить еще за то, что ездил в порт. Точно, Емельянов дал граммов по 200 мне и Володину. Все же скуп он. Володин попросил еще масла. Ну, это, конечно, лишнее. Суворов разделил, конечно, хлеб так, что вышло мне граммов 150. Ну, ладно. Съел те кусочки, что привез из порта, кусочек, что дали за перенос хлеба, а остальной оставил к ужину.

Ужин сегодня ничего. Во-первых, к ужину дали по 300 г хлеба, привезенного на машине, мягкого. На первое суп с ячневой крупой. На второе пшенная каша – 6 столовых ложек с котлетой граммов на 50 с компотной подливой.

Что со мной случилось? Не лезет каша, да и только. Едва-едва доел. Котлету все-таки оставил. Ребята не верят. Съел только 200 г хлеба, который дали за носку с машины. Вечером тоже основательно подкрепился – две кружки чая, 100 г хлеба и 20 г масла. 300 г хлеба оставил нетронутым, а остальной разрезал и оставил на утро, намазав маслом.

Сегодня я получил 1350 г хлеба и съел граммов 950!

Получил письмо от Алика от 13.01.

Вечером зачитали большой приказ о перемещениях личного состава на корабле. Все не упомнил, но о знакомых лицах запишу. Оказывается, еще 1 февраля наш капитан-лейтенант Линич сдал дела командира БЧ-2 лейтенанту Кузнецову и уже 4 февраля убыл в распоряжение штаба КБФ. Не знаю, его ли была инициатива или командира корабля? С командиром они были в одном звании, но Мокасей-Шибинский из торгового флота, а Линич с 18-го по 37-й год служил на флоте. Командовал плутонговой артиллерией линкора «Парижская Коммуна», служил вахтенным начальником на «Марате», на эсминцах и др. кораблях. И фактически командовал «Суур-Тыллом» с июля по ноябрь. Поэтому быть командиром БЧ-2 в составе 4-х «сорокопяток» – не такая уж большая честь. Так что, может, он и сам попросил о переводе. Хотя с некоторыми его распоряжениями мы бывали не согласны, но по большому счету он был справедливым, не вредным, не злопамятным, всегда выдержанным и спокойным.

С 1 -го же февраля нашим непосредственным командиром – командиром батареи «сорокопяток» назначен лейтенант Быков Александр Васильевич, а Емельянова повысили – назначили командиром отделения радистов. Несколько человек, в том числе Ратман Павел Иванович, переведены на должность старших котельных машинистов. Младший лейтенант-армеец Дьяконов Сергей Иванович с 25 января прикомандирован на корабль в качестве руководителя занятий стрелковой ротой корабля.

Из ЛФЭ в нашу БЧ прибыло пополнение: старшина 1 статьи Швед Григорий – командиром отделения комендоров, старшина 2 статьи Шелепов Григории – тоже командиром отделения комендоров (наверное, командирами для будущих 76-мм орудий, которые никак не установят), и к/ф. Кошелев Иван – пулеметчик.

Кто-то убыл в госпиталь, кто-то на плавбазу «Аэгна», кого-то отстранили от должности и т.д.

7 февраля. Суббота

Утром дали 600 г хлеба, но уже того, что мы привезли, а в кают– компанию свежего. Вчера вечером, по пожеланию старпома, было наоборот, но тот хлеб, очевидно, не особенно там понравился. Масла дали только по 30 г, а по 10 г удержали за то, что ушло на котлеты. Начинается. Нам положено по 43 г, а дают по 40. Значит, со всех каждый день остается 300 г. Куда они идут? Разве бы его не хватило на те же котлеты? Утром выпил 3 стакана чая, съел вчерашнюю котлету и весь оставшийся вчера хлеб – 400 г с 15 г масла.

Утром я спросил у Фахрутдинова, куда я назначен, таскать ли уголь или поеду за углем? Я бы хотел последнее. «А тебе не все равно? Или по углю соскучился? Работать захотел? Сиди и молчи!»

Я понял так, что меня не пошлют на уголь, и замолчал.

В 8.30 дудка: «Угольный аврал». На стенке свалено 20 тонн угля, который вчера привезли нам наши соседи. Я, как водится, в списке.

Суворов, как всегда, в стороне. Всего на уголь выделено 25 человек. Я попал в «подкидывалыцики», – накидывать мешки с углем на спины тем, кто их переносит на корабль. Работали до 11 часов, перетаскали тонн 13. На полчаса – вынужденный перекур – обстрел района нашего завода и города.

На обед суп с ячневой крупой. Густой! На второе не особенно густая гречневая каша – 6,5 ложек и одна небольшая (граммов 45) котлетка. На третье стакан компота с 11-го ягодами и 200 г хлеба.

После обеда в 13 часов Шаталов (командир 76-мм батареи) велел идти к младшему лейтенанту Дьяконову. Оказывается, идем стрелять.

В первую очередь попали я, Жентычко и Головащенко. Прошли вдоль стапеля под корму заложенного корабля и там расположились. Рассмотрел я повнимательнее заложенный корабль и решил, что это не крейсер, а что-то вроде броненосца береговой обороны или линкора. Киля совсем не заметно. У него отмечено пока что 450 шпангоутов, но корма еще не заложена. Расстояние между шпангоутами небольшое – сантиметров 35-40. Это что-то больше крейсера.

Пришли на приготовленную позицию, расстелили брезент, улеглись, получили по три патрона. Дистанция 300 метров. Огонь! Первый выстрел у меня вышел чуть позже, чем у Жентычко, и я сорвал его. Результаты у меня: 2, 6, 8. Итого 16. У Жентычко – 21, у Головащенко -16. Слабовато.

Только отошли от мишеней – разрывы снарядов южнее нас. Очевидно, опять подошел немецкий бронепоезд. «Сыпет» без перерыва по Нарвской заставе.

Я облазил где только мог под кораблем, слазил на самый верх, но там все завалено снегом и ничего не видно. Пришел Головащенко и сказал, что старпом торопит идти на погрузку угля. Но мы пошли в кубрик. Погрелись немного и снова на уголь – с 14 до 17. Привезли еще две машины угля. Теперь я уже таскал уголек. Сначала в корзине вдвоем с Жентычко, потом один в мешке.

К ужину, говорят, будут котлеты … в кают-компании. Совершенно справедливо – мы 6 часов таскали уголь, а кают– компания будет на ужин кушать котлеты. На ужин борщ мясной. Мне попался кусок граммов в 15. На второе жидкая манная каша – 5 ложек с компотной подливой по полторы ложки. Съел 200 г хлеба. Сегодня загнал рабочему пачку махорки и граммов 150 хлеба за 50 рублей. Обещал продавать ему через день по 200 граммов хлеба за 40 рублей.

Сегодня стою вахту у арт. погреба в первую смену. В первую хорошо стоять, т.к. остается время поспать. Когда стоял с 12 до 15, пробовал задремать. Так быстрее идет время. Чай не пил.