Текст книги "Магадан — с купюрами и без"

Автор книги: Владимир Данилушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

Соло для флейты с крысой

Я видел поющую нерку —

Пела она под фанерку.

Уехать бы ей в Усть-Неру —

Петь и плясать под фанеру.

Оводов-Слепнев

Я тут сказку начал сочинять…

Крыса-мать говорит крысенку: «Ты мой лапочка, спи, котеночек».

Или вот недавно пытался утешить плачущую Анютку, пяти лет: «Не плачь, зайка, нос покраснеет». Она обиделась, зарыдала: «Я не зайка, я котик».

Да и девочки постарше – тоже концерт-загадка. И с ними надо нежно отыскивать подходящие, не ранящие слова и выражения с упреждением в несколько шагов. Кыска, там, мурка, мурлышка, пупсик…

Ну, думаете, о кошачьих речь. Вот и нет. О грызунах.

Захожу как-то в гости в приличную квартиру, а там мыши бегают. Шустрые такие мультиплексы. Мне неудобно вообще-то вмешиваться со своим уставом в чужой домострой, но имидж прямого, рубящего наотмашь правду-матку бруталиста не дает промолчать. «Что-то мыши у вас бегают», – говорю. Хозяйка хоть бы поморщилась. Глазом не моргнула. Нет у них никаких мышей, – отвечает. Смутила она меня, не знаю, как выйти из просака. «У вас, наверное, с глазами что-то, – задумчиво продолжает женщина. – Вы бы к окулисту сходили. К офтальмологу. Проверьтесь, а то мало ли что».

Я заулыбался – для поддержания разговора. Потом вижу: не шутит. Пошел к глазнику. Женщина очень милая, сама доброта. Поговорили с глазу на глаз. Говорит: катаракта, лечиться надо. Ну и глаукома. Час от часу не легче. Выписала специальные лечебные очки зеленого цвета. Сразу вспомнилась сказка про изумрудный город, которую мы полюбили с маленьким сыном тридцать лет назад. Железный Дровосек, Страшило, Тотошка и Гудвин, великий и ужасный, который придумал зеленые очки выдать всем жителям. Возможно, он тоже был офтальмологом. Только с социальным уклоном.

Почему-то кошки вызывают умиление и успокаивают сердечную боль наравне с сочинениями Моцарта и Бетховена, а домашняя крыса пасюк большинство приводит в оторопь. Волосики на руках и ногах дыбьем встают, и голова дергается в рвотном рефлексе. Что-то должно случиться в тебе, женские гормоны взыграть или чувство голода сублимироваться, чтобы пригреть на груди змею. А ведь был один колымский узник – в камере-одиночке подружился с пауком. Да не он один, ведь кто-то же, не от хорошей жизни сочинил про человека-паука, спайдермена. Теперь мальчишки в него играют.

Паук плетет и плетет паутину, а ведь и у человека есть паутинная оболочка головного мозга. И все мы теперь в паутине по самую макушку, паутиной Интернета глобально сопрягаемся с паутинной оболочкой мозга. Бывает, она воспаляется, как у моей матери, царство ей небесное! Долгие годы из-за болезни она слышала шум и разговоры, недоступные для понимания, будто на инопланетном языке. Возможно, в разговоре участвовало и паучье племя.

Однажды я видел на даче, возле «Орбиты» паучка с отчетливым крестиком на брюшке, он висел на паутине, идеально открытый для обзора. Навел на него цифровой фотик, а крестовик как в черную дыру шмыг. И я вспомнил свою старую мать в толстом пуховом платке: день и ночь вяжет она для двух сыновей и внука теплые носки, свитеры и жилеты. Тут и правнук появился, да жизнь ее уже кончилась.

Один жилет сохранился в семье, и я сижу в нем сейчас за столом в комнате, пронизанной холодом, словно затем, чтобы не забывал мать и тепло ее рук. А иной раз слышу в тишине ее зов: «Вова». Правда, меня и мой сын, когда у себя в академии, окликает: «папа». Знаю, что его нет дома, а все равно брожу из комнаты на кухню, ищу. Может быть, землетрясение случится? Помнится, перед землетрясением наш кот тоже проявлял беспокойство.

Года два назад что-то произошло с моим здоровьем, очередная поломка. Мне будто накинули на губы сетку: мелкие ячейки, паутинная толщина: дает о себе знать при разговоре, а если что-то жуешь, жмет на губы. Будто тебя в сеть поймали, как рыбу. Потом это прошло. Причина и прозрачна и запутанна – что-то с головой, как сказала сноха-доктор. С той же паутинной оболочкой. То слепну, то не держу равновесие, и даже дома, бывает, мне лучше идти по стенке, словно по палубе в шторм. И мои внутренние корабельные крысы в смятении: вот-вот покинут корабль, если поймут своим крысиным нутром, что человек-судно тонет.

Да успокойтесь вы, трезво гляньте вокруг. Как знать, может быть, и ваш, достойный с человечьей точки зрения вид у крысы вызывает реакцию неприятия?

Взаимность – явление редкое. Ну, видел я вблизи лесную крысу. Глаза у той, как в песне – три карата. Молодая поэтесса приносила. И целовала ее взасос. Такая у нее любовь ко всему живому. Звала девушку Крыся – есть в Польше такое подходящее женское имя.

– Муж, дети есть? – спрашиваю.

– Нет.

– Ах ты, лапка…

Если честно, была реальная крыса в подвале конкретного офиса, где наше писательское сообщество снимает угол. Какая-то особенная зайка. Крыска. Не такая голохвостая, как все. Мутант, что ли? В подвальном туалете труба подтекала. И она там тусуется, зайка. Туман, конденсат. Что там нашла, мазохистка? Спасалась от обезвоживания? Там еще электрическая пишущая машинка «Ятрань», совсем целая, заставь на ней кого-нибудь работать, возможно, путное сочинение получится.

Тут о морских крысах написал бывший первый помощник капитана, а капитана я помню, с его женой работал вместе, а потом с зятем. Дочку его знал. Тоже журналистка. Псевдоним Барракуда. Только тронь, и пружина воспоминаний с механической четкостью выдаст весь набор своих слайдов. Не зевай, успевай стряхивать виртуальных мурашек со спины.

В туалете запас старых журналов «Смена» двадцатилетней выдержки. Четвероногая интеллектуалка основательно поубавила его – они такие, что не только поедать, но и читать их можно. На крысоловки реагировала своеобразно: аккуратно, как заправский сапер, если так можно фигурально сказануть, разминировала их. Отравленную приманку если и трогала, так реальное противоядие выработала. А завести бойцовую кошку хозяевам офиса никак не удавалось: две серенькие погибли одна за другой в неравной борьбе. Пробовали клеем крысу приклеить, есть такое суперсредство, не вызывающее восторга у Гринписа. Но приклеилась не крыса, а кыса. Как она мяукала! Потом вискасом здоровье восстанавливали.

Крыса всех интеллектом задавила. Будто бы на самом деле вела генеалогическое дерево от лабораторной живности, на которой американские биотехнологии испытывали секретное средство для спасения человечества от Армагеддона и коммунизма вместе с Брюсом Уиллисом, который теперь готовится сыграть без грима роль Ленина.

Женщина-уборщица, из старших инженеров, Капитолина Ивановна, посещавшая курсы пользователей персональным компьютером и параллельно несколько месяцев ведшая неравную борьбу с безденежьем и животными из дружного отряда грызунов, встретилась с противником в подвальном туалете и стала выгонять братьев меньших, даже, грубо говоря, дрючить, даже, если получится, морально убивать. Ну, без зла, конечно, ничего личного. Просто работа такая. Да и времена – со счетов нельзя сбрасывать, ужесточились – человек крысе волк. Плюс растущий дефицит продовольствия в мировом масштабе. Плодожорка, уничтожившая урожай яблок в Китае, вызвала лавинообразную нехватку продовольствия в планетарном масштабе.

Тут, конечно, и международная обстановка роль играет и значение имеет. Китай приблизился реально, навис над Дальним Востоком России. Со своими морально-психологическими и гастро-деликатесными ценностями. Некоторые крайнесеверяне уже переняли корейскую моду собак кушать. Недаром хот дог – горячая собака – фонетическую дырку в голове пробил. Хот дог – никакая не собака, но в поселках на трассе бичи всех собак поели – и лаек, и овчарок, и болонок. За кошек принялись. Хот дог, ходок. Ходоки – это мы проходили, вроде.

Но китайцы и крыс едят – только за ушами пищит. Деликатес. Это ведь они придумали Год крысы. Вовсе не из платонических соображений. Того и гляди, у магаданских гурманов сработает эффект подражания. Лягушек мы уже лопаем, французов перещеголяли.

А крыс? Если водки побольше, соуса? А начнут в гастрономе продавать, взвинтят цены…

Моя мать рассказывала, что в Сибири ее чуть мышами не накормили: полная сковорода, в белом соусе. Больно хотели в это семейство замуж взять – миниатюрную такую девушку, косы до пят. Как-то не срослось, а то заделался бы я мышеедом, так сказать, отечественного призыва.

Признаться, самое сильное впечатление у меня осталось от тренировок китайских военнослужащих на выживаемость. По телевизору видел. Их подвешивают в петлях за шею. Глазами узкими щурятся, улыбаясь. Куда до них йогам. Висят, и хоть бы что. Горловое пение, небось, беззвучно исполняют. И никакой не трюк! Тренировка! Наверное, о любовницах мечтают, которых они обязаны зарегистрировать в отделе кадров. Да, после этого испытания они кому угодно голову откусят. Не только крысе, но и кроту. И туляремия их не берет.

А та крыса из подвала тайным ходом в стене просочилась этажом выше. Незадолго до этого в подвале случилось настоящее наводнение. Ну, пар шел, конденсат тек. Замкнуло. Кое-как выпутались. Так и непонятно, кто там натворил бед, кто спасал. Во всяком случае, крысу стали огораживать столешницами, поскольку в конторе ремонт и замена мебели, и всякого деревянного и пластмассового добра хватает. В группу захвата втянулось большинство штата этой женской конторы. Некоторые из обычного любопытства. Немало таких, кто ни разу в жизни не видел крыс. Слонов в зоопарке – сколько угодно, а крысы там, хотя водятся, на людях не показываются.

– Ну, давай, миленькая, сейчас я пощекочу твой розовый животик! – неистовствует Капитолина Ивановна с импортной шваброй в руках. На шум выходит поруководить начальница конторы. Видит крысу, а та беременная! Умная такая, судя по царственной посадке головы, того и гляди потребует декретный отпуск.

– Что хотите, делайте, но не троньте, пусть живет, – приказывает начальница. – Ни в коем случае не убивайте. И не пугайте, а то она здесь родит!

Приказ – это хорошо. Стало быть, с подчиненного вся ответственность снимается. Откуда-то появляются новые импортные швабры и пылесос с водяным фильтром.

Грызунью вытесняют (термин ОМОНа) на улицу, и она тут же исчезает, как бы сказали военные, с экрана радаров. Вспышка справа, и сливается с окружающей местностью в экстазе.

И тогда срабатывает память аналогий. Где же та молодая поэтесса с крысой в кармане?

Звоню:

– Как себя крыса чувствует?

– Не знаю. Отдала крысу.

– А что так?

– Кормить нечем.

Ах ты, лапка! Уж не китайцам ли? Кыса ты моя, сердобольная!

Теперь-то это в прошлом. Но душа требует порядка в мире. То здесь, то там. Бывают времена, вдруг приходят в голову блестящие решения проблем, которые вроде бы не должны меня ни в коей мере волновать. Музыка льет с небес в апрельский день, солнце играет, катит с цвета на цвет калейдоскопом. Изгнание крыс! До жжения в пальцах хочется показать для начала фигу, затем взять флейту и сыграть одну из мелодий, медленных и печальных, фрагменты которых запечатлелись в моей забубенной памяти. Это собственно не мелодии, а отдельные фразы. Если бы я умел играть, вряд ли бы впечатлил энергичных животных.

Я помню с детства, а прошло уже более полувека, как бегут по паркетным дощечкам сцены театра балерины, такие легкие и воздушные, а на самом деле сильные и выносливые, как сельские почтальонши в кирзовых сапогах, бредущие с толстой сумкой по осенней непролазной глине.

Мышиный король из сказки – он ведь в первую очередь король, а уж потом мышиный. Я был еще мал, чтобы замахиваться на высокие сферы и пугался собственных мыслей, как ворона куста. Меня тянуло назвать героя сказки мышиным генсеком, соответственно историческому моменту.

Да и сам я, в силу возраста, будто бы погруженный в просторы сказки, чувствовал себя мышью – безымянной, отнюдь не прима-балериной, а актрисой второго, третьего плана, питавшей огромную зависть к коронованной особе. Потому говорят – мокрый, как мышь.

Флейтиста мне найти не удалось, все специалисты разбрелись по злачным местам, а вот до флейтистки Оксаны получилось достучаться. Бывшая магаданка проживала теперь в соседней стране, вольном городе Одессе. Объездила весь белый свет с гастролями, на родине Моцарта получила первый приз в конкурсе «Золотая флейта».

Как она оказалась в Магадане, остается только догадываться. Версий много, и самая экзотическая из них – угон самолета псевдотеррористами.

Оксана пошла по местам боевой славы и дала несколько неофициальных концертов в узком кругу, настолько узком, что некоторым разжиревшим туда не протиснуться. Как узнаваема она была по манере нервно позевывать и прикрывать рот тыльной стороной ладони. Когда-то давно я прозвал юную учительницу музыки «Ой, дивчина, шумит Ганди».

И тут мне пришла мысль проверить сказку былью, возможно даже болью. Я напомнил о музыканте-крысолове и, как бы шуткой, вызвал женщину к барьеру. Не знаю, что на меня нашло и что на нее, ведь в те времена повальной эйфории я никогда не обращался к ней напрямую, только через ее парня, а их было несколько, и двоих уже нет в живых. Моя жена тотчас сдружилась с Оксаной, едва переехала вслед за мной в Магадан. Такая у нее была манера связывать меня по рукам-ногам живыми кандалами. А старость перевела нас всех на беспривязное содержание.

Флейта в год крысы – мистика. Но с рациональным в подоплеке, ведь рац – это же по-английски крыса! Дайте словам столкнуться смыслами и увидите в блеске и оскале нечто ослепительное.

Все, кто был на вечеринке, направились к зданию, где проживала беременная крыса, заинтригованные вконец, и, когда Оксана приладилась играть Моцарта, потом Чайковского, потом ораторию магаданского композитора Нагаева для флейты, и феноменальная крыска оказалась первой, кто закатил глаза и вибрировал хвостом в такт.

Затем выбежали со швабрами в руках участницы недавней корриды. Мелодия захватила их, они окрысились на меня. Того и гляди набросятся. А я на них отплясываю по-матросски «Яблочко». Чистый балет.

Пришлось мне выдать все свои скудные таланты, зарычать по-кошачьи и затопать мокасинами 45-го размера. Но доконало собравшихся мое горловое пение. Серые сухопутные крысы шли цепочкой в сторону морского порта, полные решимости погрузиться в мусор и нефть Нагаевской бухты, закрыв грудями горизонт. А черные корабельные крысы были готовы посражаться за жизненное пространство.

И вдруг тишину вечера разорвал клаксон. Конечно, звуковые сигналы автомобилистам в Магадане, как и везде в стране, запрещены, и лишь свадебные кортежи кружат по узким улочкам, наводя оторопь на прохожих.

Но этот звук произвел не механизм, а живой человек, приложив к губам саксофон. Он расположился возле памятника, и прохожие кидали ему в футляр инструмента деньги. Человек был молодой и годился мне во внуки, а заиграл он мелодию «Маленький цветок», которую я впервые услышал в восьмом классе с пленочного магнитофона. Тот весил столько, что двоим не поднять. В актовом зале нашей продвинутой школы были танцы, и я впервые в жизни брал девочку за талию, а потом мы целовались в фотолаборатории, и ее губы напомнили по вкусу черную икру, но я это понял спустя несколько лет, когда впервые напился на банкете, где впервые был свадебным генералом.

У молодого музыканта не было этих воспоминаний и ассоциаций. По оброненным фразам я понял, что мысли саксофониста обращены к собрату по инструменту Биллу Клинтону, который якобы тоже для понта изредка выступал на улице, и доллары за Гленна Миллера ему бросали несметно. Но главное, Левински, ее полноватые солоноватые губы и примятое синее платье на полноватой фигуре. Юный магаданец жаждал таких фанаток, я прочел по напряженному вдохновением лицу. Конечно, для этого вовсе не обязательно быть президентом США, даже бывшим. Обычный лабух имеет не меньше счастья и ливинских, зажигающих кровь. И есть среди них талантливые флейтистки.

Молодец, умница! А то я забыл про джаз. Забыл о своей первой любви к музыке, о прикосновениях губ к губам флейты, к губам девчонки, единственной во всей школе носившей брекеты – проволочки на зубах, лучшей гимнастке и артистке разговорного жанра, с сильными, как у мужика, ногами. У нее было несколько прозвищ, в том числе Крыса.

Я не знаю, куда себя деть от мелодии, похожей, слегка похожей, слегка, на отдаленный вой волка на луну. Ну что за музыка! Выросло поколение, не знакомое с поющей медью, ни разу не слышавшее гавайскую гитару и обычную, не какую-то там страдивариевскую, просто ширпотребовскую скрипку.

Где мои пятнадцать лет!

Пока я предавался чувствам, музыканта как-то сразу перевербовали в Америку, а наши серые, коричневые, черные и голубые крысы, все поголовно уплыли за ним на кораблях.

Ия

Собачка

Она похоронила мужа много лет назад и неоднократно вспоминает его по всякому поводу и без оного. И однажды взяла и связно рассказала о трагедии.

Была у них в семье собачка, маленькая такая, серая. Смотреть не на что – ни поохотиться, ни посторожить. А в дом как попала – вообще смех. Муж, можно сказать, пожалел. Из гаража возвращается, а она стоит на тропинке, на задних лапах – служит. Потешно так скалится, будто улыбка. Служить бы рад, прислуживаться тошно, – вспомнилось со школьного курса. Захотелось какое-то лакомство дать, а полез в карман – ничего. Ни конфетки, ни кусочка сахара. Ни хлебца. А собачка понравилась.

– Не обессудь, – говорит, – завтра принесу тебе косточку. А то пойдем ко мне сейчас домой, угощу. Я, дорогая псина, понимаю, как без дома мыкаться. Самому доводилось.

И ведь понимает, идет. Тонко скулит, как насвистывает. Семенит впереди, где свернуть, угадывает. Оглянется на мгновение и поймет, какое направление. Вот уж и дом показался, тут и гадать нечего. По лестнице поднимается до третьего этажа, садится, ждет. В квартиру не заходит. Позвал, а она нив какую – скулит, но на своем стоит. Вроде как безнасильственный протест у индусов.

Вынесли ей супа похлебать и косточку. Поела и опять на задних лапках служит. Так и трясется, вся в нервах. Может быть, они, собаки, все умные, но артистичные не все. Не у всех ума хватает показать человеку свою благодарность. Чтобы тому стало приятно от своей щедрости. Чтобы от гордости зардеться. Это и людям не всем удается.

Кто научил стоять псину на задних лапках? Интересный вопрос и неразрешимый.

Несколько лет собачонка прожила на лестничной площадке – очень аккуратная и щепетильная, чистоплотная. Но от старости лет потеряла прежнюю живость и эластичность. Хоть и говорят, что маленькая собачка до старости щенок, это не совсем так. Ростом не прибавилась, верно, но вот беда – прежний оскал перестал походить на улыбку. Она стеснялась своей старости, как некоторые женщины, и ничего с этим поделать не могла. Выше хвоста не прыгнешь. И однажды услышала слова хозяина и обмерла. А сказал он, как бы рассуждая вслух: постарела собачка, заменить пора. И ушел.

В тот день он занимался ремонтом своего ЛуАЗа. Купил машинешку с большой скидкой – заводской брак. Так всю, считай, заново отстроил – сияет, как на экспорт изготовленная. Деталь за деталью из нержавейки выточил. Считай, половину машины заменил и останавливаться не собирался. Любил и холил кормилицу свою. Маленькая такая машинка, как игрушечная, а в хозяйстве незаменимая – и в лес по грибы, и на морскую рыбалку. Картошку с участка привезти. Был у него огород, как у многих. Дачу хотел отстроить, чтобы летом на ней жить, да все руки не доходили.

Какой в те годы выбор – «Запорожец»? Ну и «Жигуль». Это уже роскошь. Грузовичков не было в свободной продаже, пикапов, как теперь. «Волга» – вообще из области заоблачных мечтаний. Да он и не зарился. Дорого! Ему не пыль в глаза пускать – семью кормить. Не в мечтах, а сейчас, и три раза в день.

Собака в этот день была сама не своя. Поскольку хозяин не взял с собой, терпеливо сидела на обычном месте на лестнице, чего-то ждала. Как под добровольным домашним арестом. Когда дети пришли со школы, обрадовалась, потанцевала на задних лапах и ушла. Юркнула на двор, а там переулками на окраину, которая усилиями магаданских умельцев постепенно превращалась в своеобразный техноцентр. Гаражей становилось все больше и больше, а в них и сварочные аппараты, и металлорежущие станки. Люди натащили, умельцы. Рукастых да головастых мужиков в Магадане не счесть. Не только машину сообща отладят, ракету сварганят. Муж Ии – больно уж башковитый, заслуженный рационализатор республики, изобретатель. Премии домой все до копейки носит – считай, вторая зарплата. Светлая голова.

Была суббота, а к понедельнику он хотел двигатель отладить. Дело ему было поручено большое: построили на объездной дороге покрасочный цех для автомашин. Сделать-то сделали, да не пошло, надо было разобрать, развинтить на винтики, собрать заново. Не все у нас тщательно умеют работать. Иной и рад бы, да таланта в руках нет. Район Кожзавода – не столь далеко от дома, но на отшибе, неудобно добираться на городском транспорте. Только на собственной машине и можно обернуться, на обед к жене успеть. Так у них было заведено – дома обедать. Оно и здоровее, и дешевле. И словом с семьей перекинуться нелишне. А тут не пошло, двигатель который раз перебирал – не тянет. Да и аккумулятор – тоже, видать, бракованный, заряд не держит.

Когда в гараж входил, он оставил открытой маленькую створку двери гаража, подпер палочкой. Если двигатель запускаешь, должна быть циркуляция воздуха, приток кислорода, это каждый водитель знает. Многие на выхлопную трубу специальный отводной шланг прилаживают, ядовитый выхлоп уходит наружу. И у него такая труба была, да помещение проветривать требовалось. Вот и раскрыл дверцу на распорочку. Небольшая, аккуратно выструганная палочка, как ею не поиграть? Так думалось собаке, когда увязалась за хозяином и пришла в гараж. Стоя на задних лапах, палочку в зубах подержать – все равно что сахарную косточку.

Может быть, для нее хозяин приготовил? – раньше-то любил бросать апорт повыше и подальше, она бежала с лаем, радостная, упружа мышцы, отбивая ритм хвостом. Теперь ее никто не ждал, не наблюдал за ней, не поощрял ее, а самой для себя стараться – не каждому придет в голову.

Схватила она палочку, а что дальше делать, не ведает. Дверь гаража плавно закрылась. От хозяина никаких команд не поступало. Он сидел в кабине и гонял двигатель, по слуху стараясь понять, что тому, болезному, нужно. Конечно, он не знал, что дверь закрылась, и не собачьего ума ее раскрыть. Двуокись углерода не имеет ни запаха, ни вкуса, распознать без прибора невозможно. Опасность реальная, каждый год гибнут люди. То ли их не учат, то ли еще что. Беспечность, может быть. Но гибнут не только беспечные, но и конструктивные, обстоятельные, добрые по натуре.

Двигатель работал и работал, пока не заглох. А чтобы яд, что в выхлопных газах, подействовал, достаточно четверти часа.

Вечер наступил, а хозяина нет. Ночь. Пошла Ия искать. Фонарь взяла. До гаража доходит, а он закрыт. Утром продолжили поиски, ворота сломали спереляху, хотя они бы и без того раскрылись. Машина на месте, и водитель мертвый. Машину продала, конечно: такое время, что спрос стабильно превышал предложение в несколько раз. Большие деньги не взяла, но и своего не упустила.

Трудно в хозяйстве без мужика – лампочку сменить – и то соображение надо иметь. А что поделать? Надо жить, другой жизни не будет. Собачку там же и нашли, в гараже. Мертвую.

Не один месяц прошел, открывает Ия дверь – на работу идти, а перед дверью она сидит, собачка. И вид у нее такой, что словами не описать. Глаза большие, такие и у людей-то редко бывают. Рот дрожит, и, кажется, вот-вот заговорит. А хвост колотится – ну прямо двести ударов в минуту.

И вдруг встает она на задние лапки, открывает рот и тонко скулит: «И-и-я! И-я». Так тонко и звонко, словно ее режут. И слезы текут из глаз.

– Да что ты, родная? Я ж тебя не виню. Иди сюда, не бойся.

И ну ее, тискать, собачонку, чуть ли не с ложечки кормить.

И проснулась.