Текст книги "Наследный принц Андрюша"
Автор книги: Владимир Машков
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
– Что же мы бабушке скажем? – озабоченно пробормотал я.
– Дедушка, положись на меня,– Андрюша уже пришел в себя.– Прорвемся…
Ну внучек, молодец. Снова он дедов выручил, избавил нас от необходимости выкручиваться, врать…
Хотя я давно заметил, что люди предпочитают правде ложь. Причем, прекрасно знают, что их обдуривают, но верят. Ведь ложь всегда слаще правды. У правды горьковатый привкус. Не верьте тому, кто говорит: я не знал, что меня обманывают… Он знал, больше того, он хотел быть обманутым.
– Слушайте, где вы все пропадали? – таким вопросом встретила нас бабушка.– Я уже пятый раз разогреваю... О, Матвей, хорошо, что ты пришел… Пообедаем вместе...
Как я и предполагал, Настя отвлеклась на Матвея и забыла о своем вопросе. Но ненадолго. За обедом она не преминула вернуться к нему:
– А что случилось, я уже начала волноваться?.. И как вы все вместе оказались?
Ну и задала вопросик Настя. Да не один, а целых два. Мы повернулись к Андрюше. Мол, ты обещал, что прорвемся, давай прорывайся…
– У нас сбор был,– уверенно произнес Андрюша.– Приходил капитан из милиции…
– Зачем? – испугалась Настя.
– Рассказал, что преступность подняла голову, обнаглела,– не жалел черной краски Андрюша.– В нашем городе появилась организованная группа, которая занимается вымогательством, шантажем, похищением несовершеннолетних детей…
– Ой, а куда же смотрит милиция? – воскликнула Настя.
Она одна принимала разглагольствования Андрюши за чистую монету.
– А что милиция? – вопросом на вопрос ответил Андрюша.– Милиционеров мало, они плохо вооружены, у них маленькие зарплаты…
– Что же делать? – не отставала Настя.
– Я думаю, что на милицию надежды нет. Надо самим спасаться, и лучше отдать похитителям деньги, чем ставить под угрозу жизнь своих детей и внуков,– мудро, как столетний дед, заключил Андрюша.
Тут уж и я понял, куда целит Андрюша. Так сказать, не в бровь, а в глаз. Что вы, деды, рыпаетесь, ничего у вас не выйдет. Они всесильны, они повсюду.
Словно Андрюша знал, чем мы с Матвеем почти неделю занимались, и между делом, походя, все наши усилия перечеркнул. И предлагал нам сдаваться на милость победителя. Мол, почетные условия сдачи гарантируются.
Матвей заерзал на стуле, и до него дошло, в чей огород бросил камушек внучек. Но Матвей не привык уходить в кусты при первых звуках опасности, вообще, отступать было не в его правилах.
Но Андрюшу неожиданно поддержала Настя:
– Я забыла вам показать, что мне сегодня в магазине подбросили…
Настя встала из-за стола, вышла в прихожую и вскоре вернулась с листком бумаги.
Листок оказался в руках Матвея. Он впился в него взглядом. Его длинный нос при этом едва не касался бумаги, и казалось, что Матвей принюхивается. Прочитав, он молча протянул листок мне.
Я взял его, и у меня задрожали руки. Это был грязный, гадкий листок. Я не стану приводить полностью того, что было там намазюкано.
В листке была грубая угроза. Мол, если вы будете тянуть резину, не видать вам вашего пацаненка целым и невредимым…
– Ну знаете ли,– я почувствовал, как кровь хлынула мне в голову.– Это удар ниже пояса…
Я швырнул на пол листок. У меня появилось инстинктивное желание вымыть руки, и я отправился в ванную.
А Матвей поднял листок, сложил его аккуратно и сунул во внутренний карман пиджака. А потом поинтересовался у Насти, не заметила ли она, кто ей подбросил эту грязную бумаженцию…
– Заметила,– ответила Настя.– Какой-то ханурик… Привалился ко мне в очереди, дыхнул – я отвернулась, ну и, наверное, в этот момент и подбросил в сумку…
Матвей молча переваривал обед и информацию.
– Так вы, наконец, мне объясните, что происходит? – Настя вопросительно уставилась на нас.
Я уже вернулся из ванной, но сделал вид, что нем понимаю, о чем идет речь. Матвей опустил глаза. Анюта сосредоточенно пила яблочный сок. Один Андрюша выдержал бабушкин взгляд.
– Ну если вы молчите, я сама все объясню,– Настя решительно тряхнула седыми волосами.– Эти дни я чувствовала, что беда грозит Андрюше… С той минуты, как в нашем доме появился этот Гоша… Мне он сразу не понравился…
Если мне не изменяет память, было с точностью наоборот. Настя восхищалась Бледнолицым…
– А вы оба ходили с видом заговорщиков,– продолжала Настя.– Я понимаю, вы хотели помочь внуку… Но плетью обуха не перешибешь… Поэтому послушайтесь Андрюшу и отдайте этим вымогателям все, что они требуют… И не играйте с огнем, это опасно… У меня есть серебряные ложечки, от мамы-покойницы остались, я их продам…
– А у меня на сберкнижке имеются деньги,– подала голос Анюта,– я тоже отдаю их Андрюше.
Мы с Матвеем не смотрели друг на друга. Вот тебе и на! Такую конспирацию соблюдали. Казалось, никто ни о чем не может догадаться. И все насмарку. Настя взяла и раскусила нас… Правда, не без посторонней помощи…
Я глянул на Андрюшу. На глаза у него навернулись слезы. Наверное, и он не ждал от бабушки и Анюты такого порыва…
Матвей торопливо вскочил и зачастил скороговоркой:
– Я совсем забыл… Мне пора на дежурство… Надо бы пару часов вздремнуть, а то ночью будет не до сна.
Он служил вахтером в солидном министерстве, следил за порядком. Дежурил сутки, а потом двое суток отдыхал. Но последнюю неделю Матвей уже одно дежурство пропустил, потому что следил за Бледнолицым.
Я ждал, что Матвей подаст мне знак или попросит проводить. Но он упрямо прятал от меня глаза. Тогда я не выдержал и спросил:
– Пиа пичто пизав питра?
Сам не знаю, почему я заговорил на птичьем языке. Видно, уже в кровь вошла конспирация…
– Пизав питра пия пина пира пибо пите,– автоматически ответил Матвей.
– Пиа пичто пимне пиде пилать? – не отставал я от него в надежде получить вразумительный ответ.
– Пиду пимать,– коротко и не очень ясно ответил Матвей.
Настя переводила взгляд с меня на Матвея в тщетной попытке понять, о чем мы чирикаем.
– Дети, вылитые дети, на старости лет впали в детство,– неодобрительно покачала она головой.– Анюта, с ними пива не сваришь, придется нам брать это дело в свои руки…
Поблагодарив Настю за обед, Матвей ушел. Вернее, попросту сбежал, оставив меня отдуваться и за себя, и за него.
– Ой, дедушка Коля, как смешно вы разговаривали,– на лице Анюты сияло неподдельное восхищение,– только я ничего не поняла…
Я открыл ей нашу с Матвеем тайну. В наше время школьники друг с другом разговаривали, прибавляя к каждому слогу «пи».
– Ой, как интересно,– обрадовалась Анюта, забыв обо всем пережитом сегодня,– пойду бабушке расскажу…
Настя уже мыла посуду и кляла на чем свет стоит нас с Матвеем.
Андрюша проводил Анюту снисходительным взглядом. Ему-то, как я понял, не составляло большого труда разгадать птичий язык. Для него это был детский лепет…
И, вообще, сегодня нас с Матвеем все раскусили. Какой-то, право, день открытых тайн…
Зазвонил телефон. Пару дней назад я бы со всех ног кинулся к нему. А сейчас я даже не пошевелился. Мне хотелось одного, чтобы меня оставили в покое, чтобы я тихо-мирно посидел, подремал в кресле.
Взял трубку Андрюша.
– Слушаю тебя, дедушка!
Вот те на! Я сразу навострил уши. Матвей звонит. Интересно, что он забыл у нас? Не прошло и получаса, как Матвей ушел. Нет, я к телефону не пойду.
После короткого молчания Андрюша произнес:
– Хорошо, я все понял. Передам дедушке. Нет, не забуду.
Спустя мгновение Андрюша предстал пред мои полусонные очи.
– Дед Матвей просил тебе передать – слово в слово: «Я нашел покупателя. Этот самый покупатель придет ко мне в девять на службу. Я прошу Николая приехать на час раньше – в восемь. Или – лучше всего – в половине восьмого». Все.
Андрюша задумчиво потер переносицу. Судя по всему, он не ожидал от Матвея такого звонка. А что говорить обо мне. Когда Матвей успел найти покупателя, если пару часов назад о нем не было и речи? Может быть, все-таки сегодня? Ведь он с таинственным видом намекал, что не терял времени даром. Нет, пожалуй, о человеке, который купит у нас дачу и автомобиль, с таким видом не говорят.
И, самое главное, почему Матвей не позвал меня, а изложил все Андрюше? То есть начисто забыл о всякой конспирации…
Когда я остался один в комнате, поудобнее устроился и кресле. Рядом, на столике, лежали нечитанные за несколько дней газеты. Но мне и сегодня не читалось.
Ко мне стали приходить странные мысли… Настолько странные, что я гнал их прочь.
Если не хочешь слушать, что вещают по радио и телевидению, возьми да выключи. Если тебе не нравится, что написано в газете, отложи ее в сторону. Если раздражает, что говорят близкие, заткни уши или уйди на улицу.
А вот как поступить, если к тебе приходят мысли? Прогнать? Не выходит. Не думать? Не получается. Как говаривали мудрые, мыслю, значит, существую…
Нет, определенно мне сегодня не уснуть. А мне так необходимо подкрепить свои силы. Разговор с Матвеем предстоит нелегкий…
Но все-таки сон сморил меня. Подхватился, глянул на часы – половина седьмого. Пора ехать к Матвею.
– Ты куда? – на моем пути выросла Настя.
– На работу к Матвею,– ответил я.– Он нашел человека, который может одолжить нам денег…
Все-таки за последнее время я разучился говорить правду.
– Но я прошу тебя и Матвея помнить,– горячо попросила Настя,– что вы не мальчишки, хоть и не совсем старые, но уже солидные люди… И вести себя надо соответственно…
Я не менее горячо пообещал Насте вести себя соответственно.
Министерство, в котором Матвей служил, располагалось в шикарном двенадцатиэтажном здании на широком, продуваемом всеми ветрами проспекте.
Матвей сидел на первом этаже, у самого входа, возле пульта, на котором горели разноцветные лампочки. Он подготовился к моему приходу – вскипятил воду, купил сушек. И вскоре мы пили чай с сушками.
– Ну и кто твой покупатель? – спросил я безо всяких предисловий.– Просто любопытно, когда ты успел его найти?
– А я его и не искал,– невозмутимо ответил Матвей и, выдержав паузу, добавил: – потому что никакой покупатель нам не нужен…
КТО КОГО ВОДИЛ ЗА НОС
Матвей, наверное, ждал, что я упаду со стула от неожиданности или в крайнем случае вскочу, воскликну какую-нибудь историческую фразу, а я, хлебнув горячего, хорошо заваренного чая, переспросил:
– Не нужен? Интересно – почему?
Матвей, конечно, мечтал насладиться моим изумление, но, не увидев ничего подобного, буркнул сердито:
– Потому что любимый внучек водил нас обоих за нос…
– Ну, положим, не всех он водил,– протянул я.
– Ты хочешь сказать,– от удивления Матвей чуть не задохнулся,– что не попался на его удочку?
В ответ на этот вопрос я предпочел дипломатично промычать нечто невразумительное.
Тогда Матвей вознегодовал по-настоящему:
– А кто прибежал ко мне и завопил с порога: «Внучек погибает, выручай, спасай». Да на тебе лица не было от страха…
– Честно признаюсь, я струсил,– я и не думал-оправдываться.– Но с самого начала я и верил его словам, и сомневался…
– А я с самого начала не верил ни одному его слову! – воскликнул Матвей.
– Ну-ну! Ври да не завирайся,– повысил я голос.– Чего же ты, спрашивается, следил за Бледнолицым до посинения? Чего ты придумал эту дурацкую конспирацию, этот птичий язык?
– Чтобы усыпить бдительность Андрея,– у Матвея на все готов был ответ,– чтобы он ничего не заподозрил.
– Интересное кино,– присвистнул я.– Значит, я устраивал бешеные гонки на вездеходе, чтобы усыпить бдительность внука?
Тут уж Матвею нечем было крыть.
– А если вдруг на каком-нибудь вираже мы бы с тобой полетели вверх тормашками, после чего уснули навеки… И все, выходит, ради того, чтобы усыпить бдительность внука?
Вместо того чтобы признать очевидную истину – Андрюша нас объегорил, облапошил, подкузьмил, обдурил, короче говоря, обвел вокруг пальца, как малых детей, он выдумывает смехотворные оправдания…
– Обвел вокруг пальца, облапошил, обдурил,– неожиданно моими словами заговорил Матвей.
Вот это другое дело!
– Заставил двух старых, не очень здоровых дедов носиться как угорелых по городу…
– И за городом,– добавил я.
– Да, надо сказать честно, мастерски нас внучек разыграл.
– Как ты считаешь,– остановил я самобичевания, самоистязания, которым предавался Матвей,– а зачем ему все это понадобилось?
– Он хотел выцыганить у нас деньги.– У Матвея не было сомнений.
– Верно,– согласился я.– Своеобразный вариант завещания. Как говорится, не мытьем, так катаньем.
– Вот оно, тлетворное влияние Запада,– Матвей не преминул воспользоваться случаем для того, чтобы прочесть проповедь.– Одно у ребенка на уме – деньги…
– А когда ты убедился, что он водит нас за нос? – я поспешил перевести разговор на другую тему.
– Заподозрил с первого дня, но раскусил только сегодня,– признался Матвей.
– И я только сегодня,– вздохнул я с облегчением.
Как хорошо сказать правду, а не корчить из себя Шерлока Холмса.
– Уж очень явно они демонстрировали, что похищают детей,– фыркнул Матвей.
– Как они старались, чтобы, не дай Бог, вездеход не отстал от «жигуленка»,– добавил я.
– Да если бы они собрались похитить детей по-настоящему, разве бы так они действовали? – ухмыльнулся Матвей.
– И с нами бы они не церемонились,– подтвердил я.
Мы стали день за днем припоминать, как нас Андрей за водил за нос.
– Бессомненно,– начал Матвей,– что внучек подсказал Бледнолицему: дед, мол, строчит жалобы на торгашей, якшается с милицией, ты ему продемонстрируй, что связан с нехорошими людьми, припугни, он сразу и запаникует… В первый день Бледнолицый провел меня чуть ли не по всем злачным местам…
– И ты решил, что дело пахнет керосином,– попытался я пошутить.
– Да, я решил, что дело серьезное,– не принял шутливого тона Матвей.– А на следующий день Бледнолицый пересел на автомобиль… Ему уже ничего не надо было демонстрировать, ему надо было делать деньги…
– И ты запрыгал за «жигуленком», как кузнечик?
– Да, я остался с носом,– вздохнул Матвей.
– А еще раньше Андрюша подговорил ребят,– поделился и я своими воспоминаниями,– чтобы они потолковали с ним на повышенных тонах да помахали руками, и чтобы все это произошло на глазах у Анюты.
– И вот результат,– добавил Матвей,– прибегает к тебе Анюта, вся в слезах: Андрюше угрожают мальчишки…
– Точно,– подтвердил я.– А беспрерывные телефонные звонки с утра?
– Они хотели вывести нас из терпения,– объяснил Матвей.
– Теперь я уверен, что тогда звонила подружка Бледнолицего, крашеная блондинка,– продолжал я.– Андрюша предположил, что мы станем подслушивать его телефонные разговоры, и подсунул мне эту дешевую инсценировку – разговор с Хриплым…
– А мы приняли все за чистую монету,– покачал головой Матвей,– но когда мы сели в твой вездеход, уверен, они этого не ожидали… Тут и мы их обошли у повороте.
В голосе Матвея звучало торжество.
– Ну и что мы узнали? – Я скептически скривился. – Ровным счетом – ничего.
– Ты забываешь о переулке.– Матвей поднял вверх палец.
– О каком переулке?
– О том, который заканчивается на опушке то ли леса, то ли парка.
– Понятно, где ты провел первую половину дня,– протянул я.– Андрюша знал, что мы из поколения подозрительных, из тех, что из мухи делают слона…
– Да, все было ясно как Божий день.– Развел руками Матвей.– А мы тем не менее попались на удочку…
– Меня больше всего задело, что он втянул в эту грязную игру Настю,– от прилива чувств я всхлипнул,– да и Анютку заставил мучаться…
– Поизмывался сопляк над стариками,– скрипел зубами Матвей.– Я ему этого не прощу, я ему покажу…
Что-то в последних словах Матвея заставило меня насторожиться.
– Ты что задумал? – спросил я.
– Надо его проучить,– кипел Матвей.– Как он с нами, так и мы с ним…
– Побойся Бога,– вырвалось у меня.– Это ничего не даст…
– Ты всегда был добреньким, иисусиком,– скривился Матвей,– а с Андреем надо пожестче, по-мужски. Твой сын его избаловал…
– Это я во всем виноват,– покаялся я.
– В чем? – Матвей с любопытством поглядел на меня.
– В том, что Андрюша такой.
И увидев, что Матвей ничего не понял, напомнил ему, как развивались события после приезда Андрюши. Едва очутившись на даче, внук потребовал, чтобы я составил завещание. А когда я категорически отказался, переметнулся к Матвею. Когда же я пообещал написать завещание, и, естественно, в его пользу, Андрюша оставил Матвея и снова был на моей стороне. Вот так я играл с ним, как кошка с мышкой, Андрюша обозлился и придумал эту историю с мафией и выкупом…
Все мы разложили по полочкам. Каждый шаг Андрюши взвесили и разоблачили. Одно осталось невыясненным – место из письма Андрюшиной мамы, где она говорит о фантазиях сына, которому кажется, что ему угрожает мафия. И собственные слова Андрюши о том, что мафия дотянулась из столицы до нашего города…
– Нечего ему, вообще, забивать голову всякими завещаниями, он должен учиться, слушаться старших.– Матвей был неумолим.– А проучить его хорошо бы старинным дедовским способом…
Я покосился на палку и сглотнул слюну. Матвей перехватил мой взгляд.
– Розги – лучше. Но где ты их достанешь? Дефицит.
– Дефицит,– обрадованно согласился я.
– Хорошо бы ремешком пройтись по его попке,– у Матвея явно чесались руки.– Но это для него, паршивца, не наказание,– все равно что влепить пару пстричек…
– Что же ты задумал? – повторил я свой вопрос.
Ну Матвей и кровожадный! Если для него отхлестать ремнем внука – то же, что и влепить пару щелбанов, что же тогда ему втемяшилось в башку?
– Надо над ним всласть поизмываться,– мечтательно протянул Матвей.– Он нам прокрутил кино, детектив, а мы ему устроим спектакль, большое театральное представление… Мы отдадим ему деньги. Все, что он просил. До копеечки.
– Ты что, рехнулся? – опешил я.– Отдать мальчишке деньги, нажитые нашим трудом, потом, кровью? А перед этим придется продать машину, дачу… Зачем, с какой целью?
Полюбовавшись произведенным эффектом, Матвей рассмеялся.
– Да ничего продавать не надо, не волнуйся.
– Я тебя не понимаю,– признал я свое поражение, потому что не мог разгадать замысел друга.
– Мы ему отдадим не настоящие деньги,– брякнул Матвей.
– Фальшивые? – вскричал я. Час от часу не легче. Нет, с Матвеем не соскучишься.
– Ты с ума сошел,– с обидой проговорил Матвей. – Какие фальшивые? Ты слыхал что-нибудь о кукле?
Я наморщил лоб и покопался в памяти. И вспомнил, что куклой называют пачку, в которой лежат листы бумаги, очень похожие на деньги… А сверху и снизу – для большей достоверности – кладут настоящие деньги…
– Слыхал,– наконец кивнул я.
– Вот мы и всучим Андрею такую куклу.– Глаза Матвея загорелись в предвкушении того, как мы объегорим внука.
– Но это же мошенничество,– я чуть было не испортил радужную картину, которую Матвей рисовал в своем воображении.
– Это не мошенничество, а игра, спектакль,– увещевал меня Матвей.– Когда Андрей убедится, что мы обвели его вокруг пальца, облапошили, обдурили, он явится к нам и скажет: «Я вас разыграл, и вы меня разыграли. Теперь мы квиты». Ничья, в общем. Вот тут мы все вместе посмеемся…
– Да, ты прав,– согласился я.– Смех – единственное лекарство, которое может спасти Андрюшу. Когда он смеется, сразу превращается в симпатичного мальчишку…
Свет настольной лампы отбрасывал огромные тени на высокий потолок. В пустом огромном вестибюле наши голоса звучали, как в храме,– гулко и торжественно. Может, поэтому я спросил, переходя на шепот:
– Ты веришь в переселение душ?
– Муть собачья,– презрительно ухмыльнулся Матвей.
– А я верю,– твердо произнес я.
– Но ты же врач,– кинулся спорить Матвей.– И знаешь, что это ерунда на постном масле, и, вообще, душа – не материалистическое понятие…
– А я верю,– продолжал я мечтательно,– что моя душа после того, как я… ну, в общем, в мир иной… моя душа переселится в Андрюшу…
Матвей удивленно уставился на меня, но не заперечил. Он долго пыхтел, сопел. Мне показалось, что я слышу, как ворочаются шарики у него в голове. И наконец, он выдавил из себя:
– И я надеюсь, что моя душа, или как она там называется, переселится в Андрея…
Честно говоря, я не ожидал такого признания от Матвея. Я понимал, чего стоило ему произнести эти слова. Но Матвей на этом не остановился:
– И будет у Андрюши две души.
Тут уж я не сдержался:
– Ты хочешь сказать, что у него нет души?
– Я хочу сказать,– Матвей снова превратился в заядлого спорщика,– что он бессовестный тип, негодяй, что его надо поставить…
Матвей осекся. Эка тебя, приятель, занесло! Матвей едва не сказал: поставить к стенке. Так говаривали в годы нашей молодости. Чуть что, сразу к стенке. Хорошее было времечко, все проблемы решались быстро и просто.
– …надо поставить в угол,– перевел я все в шутку,– на горох.
– Лучше на гречку,– возразил Матвей.– Тебя ставили в детстве на гречку?
– Ставили,– вздрогнул я.– До сих пор помнится…
– То-то и оно,– губы Матвея тронула улыбка.– А все-таки не мешало бы ему всыпать…
– По первое число,– подхватил я.
– Лучше – по тридцать первое.– Матвей сегодня был неистощим на выдумку.
И не выдержал – первый рассмеялся. Я – вслед за ним.
Мы хохотали, а я думал, как давно мы с ним не смеялись. Наверное, со времен войны…
Все больше ругались – до хрипоты, до дрожи в пальцах, до сердцебиения… И расходились врагами не на жизнь, а на смерть. А сейчас, выходит, нас внук помирил и подружил…
– Послушай,– задал я вопрос, который не давал мне покоя,– а как мы эту куклу сделаем?
– Не твоя забота,– Матвей снова напустил на себя загадочный вид, но увидев, что я недовольно поморщился, сжалился и объяснил: – Ты моего приятеля помнишь, Ивана Васильевича? Иван проработал всю жизнь в банке, я думаю, он нам поможет… А вот и он, легок на помине… Точен как часы…
За стеклянной дверью переминался с ноги на ногу сухонький, невысокий старик в очках, с улыбкой на лице. Матвей пошел открывать, и вскоре я уже пожимал маленькую крепкую руку Ивана Васильевича.
Мы поговорили пару минут о том, о сем, а в основном, о здоровье, и я стал прощаться:
– Мне пора… Настя волнуется…
– Еще не время,– жестко оборвал меня Матвей.– Посиди с полчасика… Ничего с твоей Настей не случится… А чтобы не скучать, сыграем в дурака…
– Раз у нас собралась такая славная компания, давайте сыграем в тысячу,– предложил Иван Васильевич.
– В тысячу не успеем,– сказал Матвей.– В пятьсот самый раз…
Мы сыграли три партии. Иван Васильевич первым набрал пятьсот, и Матвей отпустил меня:
– Можешь идти к своей Насте… Я тебя буду держать в курсе…
На проспекте горели редкие фонари. Но я все-таки разглядел пару ребят в джинсовых костюмах, сидевших на скамейке.
И тогда меня осенило – а ведь Иван Васильевич, который приходит к Матвею перекинуться в картишки и тем скрасить его дежурство, и есть тот самый «покупатель», о котором Матвей сказал по телефону Андрюше. И задержал меня Матвей вовсе не для игры в карты, а для того, чтобы сделать вид, что мы ведем переговоры относительно продажи недвижимости (дача) и движимости (вездеход).
В который уже раз я восхитился Матвеем: все предусмотрел, ничего не упустил. Но на душе у меня скребли кошки: вдруг начнутся новые приключения? А мне так хочется отдохнуть… Ну нет ни минуты покоя с тех пор, как появился Андрюша…
ДЕДЫ ИГРАЮТ В КУКЛЫ
И вот мы снова сидим в Андрюшиной комнате в прежнем составе: Матвей, Андрюша, я и Бледнолицый. Словно и не было этих тревожных дней.
Мы старательно улыбались друг другу. Мы знали, что так нужно вести себя на дипломатических переговорах или приемах. В душе ты можешь люто ненавидеть сидящего напротив и при этом костерить его последними словами, но по правилам дипломатического этикета ты обязан изо всех сил улыбаться, а с твоих губ должны слетать лишь самые любезные выражения.
Впрочем, Матвей не утруждал себя дипломатическими правилами. Взгромоздив на стол сумку, с которой ходил по магазинам, он вытащил из нее пачку денег, перевитую бумажными лентами с красной полосой – прямо из банка.
– Ну что ж, стервятники, получайте свою добычу,– И бросил ее на стол решительным жестом опытного карточного игрока.
– Дед Матвей большой оригинал,– спасая положение, Андрюша попытался перевести все в шутку.
– Очень остроумный человек,– очаровательно улыбаясь, Бледнолицый вертел в руках пачку.
Я в испуге опустил глаза. По первоначальному плану, пачки должен был вручать я. Матвей считал, что моя простодушная физиономия вызовет абсолютное доверие у Бледнолицего, а потому вся операция пройдет без сучка и задоринки. Я высказал сомнение, присовокупив, что на моей так называемой простодушной физиономии все будет написано крупными буквами, и Бледнолицый без труда обо всем догадается. Подумав, Матвей взял в свои руки непосредственное исполнение операции.
– Чего ты разглядываешь? Все как в аптеке.– Матвей потянулся к палке.
Бледнолицый поспешно бросил пачку в свою сумку. Матвей выкладывал одну за другой пачки, а Бледнолицый не глядя отправлял их в сумку.
– Все, как в банке,– подал я голос.

Андрюша провожал каждую пачку взглядом. Я видел, что он считает. А когда все пачки очутились в сумке Бледнолицего, мне показалось, что на лбу Андрюши зажглось табло – с суммой сделки. Андрюша закрыл глаза, и на лице его появилось подобие улыбки.
Некоторое время мы сидели, молча поглядывая друг на друга. Вроде бы дело сделано и пора расходиться. А расходиться просто так неудобно. После успешного завершения переговоров полагается чокнуться бокалами с шампанским. Мы, конечно же, не хотели с Бледнолицым чокаться даже кружками с чаем.
Андрюша напускал на себя хмурый вид, приличествующий данной ситуации. А на самом деле ему хотелось расслабиться. Он испытывал удовлетворение от проделанной работы и страдал от того, что не с кем поделиться радостью.
Затянувшееся молчание бесцеремонно прервал Матвей. Взяв в руки палку, он в упор уставился на Бледнолицего.
– Ну что мы сюда пришли чаи распивать?
– Да, вы правы,– подхватился Бледнолицый, не сводя глаз с палки.– Извините, что отнял так много вашего времени.
Ишь, какой вежливый. Какими воспитанными становятся жулики после того, как ограбят вас. Какие изысканные манеры у них появляются, словно они не обычные разбойники с большой дороги, а воспитанники пажеского корпуса.
Раскланиваясь налево и направо, с сумкой в руках Бледнолицый направился к выходу.
– Я тебя провожу, вскочил Андрюша.
Разве так обращаются к человеку, который угрожал тебя убить и не осуществил своих замыслов лишь потому, что ты откупился от него кругленькой суммой. Андрюша выдал себя с головой.
Едва за ними затворилась дверь, мы так и покатились со смеху.
– Охо-хо! – хохотали мы, глядя друг на друга. Вот это обдурили, вот это обвели вокруг пальца. Ай да мы, молодцы! А Бледнолицый с Андрюшей не заметили подвоха. На то они и пацаны, шкеты, несмышленыши, мелюзга, чтобы ничего не замечать.
В общем, хохотали мы до упаду. То есть, упав в кресла, повизгивали от смеха, потому что уже не было сил на настоящий хохот. В таком состоянии нас и застала Настя, появившись с подносом, на котором стояли чайник и чашки.
– А где мальчики?
Настя в удивлении оглядела комнату.
– А мы что, не мальчики? – Вскочил на ноги Матвей и, подпрыгивая, пошел вокруг Насти в странном танце, смахивающим на грузинский.
– Лучше мальчиков не было и нет!
Взяв из рук Насти поднос, я поставил его на стол, а потом тоже завертелся в танце вокруг Насти.
Той ничего не оставалось, как поддаться общему веселью. Настя танцевала грузинский танец, чем-то неуловимо похожий на индийский. Во всяком случае, головой она делала утиные движения, точно как индийские танцовщицы.
Наконец, в изнеможении мы бухнулись в кресла. А Настя еще продолжала танцевать. Но и ее сморил танец. Опустившись на диван, она снова вспомнила об Андрюше и Бледнолицем.
– А куда девались мальчики? И кто будет пить чай?
– Мы,– ответил я на последний вопрос Насти.
– Пить будем, гулять будем,– затянул Матвей и спросил у меня: – А чего-нибудь покрепче у тебя не найдется?
– Найдется наливка.
Я вынул из шкафчика бутылку, разлил густую темную жидкость по рюмкам.
Матвей поднял свою.
– За успешное окончание операции!
– Кому сделали операцию? – поинтересовалась Настя, разливая чай.
Матвей загадочно ухмыльнулся. А я попытался объяснить:
– Одному нашему общему знакомому. Очень запущенная болезнь. Диагноз – преждевременная старость. Терапевтическое лечение не дало результатов. Поэтому решились на операцию.
– Это что, операция на омоложение? – поняла по-своему Настя.
– Что-то вроде этого,– Матвей засмеялся.
– Погодите, погодите,– вдруг насторожилась Настя.– А вы снова чего-нибудь не натворили?
– Да ты что? – я изобразил на лице искреннее возмущение.– За кого ты нас принимаешь?
– Вы мне сказали, что одолжили у знакомых ветеранов деньги и сегодня отдадите выкуп этому Гоше, чтобы он оставил в покое нашего Андрюшу. Вы отдали деньги? – Настя поставила вопрос ребром.
– Отдали,– ответил я.– Бледнолицый ушел с полной сумкой…
Мы, естественно, не могли сказать Насте, какой великолепный розыгрыш придумали для Андрюши, и потому сочинили историю со взятыми взаймы деньгами.
– А зачем вы отпустили с ним Андрюшу? – покачала головой Настя.– От этого Гоши можно всякой пакости ожидать… Ну до чего же малосимпатичный тип…
– Андрюша скоро вернется,– пообещал Матвей.– А бледнолицего Гошу вы гоните взашей. Если сами не сможете, зовите меня на помощь. Я в два счета спущу его с лестницы…
– Да ну вас,– махнула рукой Настя.– А, впрочем, такими вы мне больше нравитесь. На мальчишек похожи… А то ходили мрачные, с загадочным видом, а на самом деле у вас были такие дурацкие физиономии… Ну, слава Богу, что все кончилось…
Перебрасываясь подобными фразами, мы пили чай, а когда глянули на часы, удивились,– прошло два часа после ухода Бледнолицего и Андрюши.
Я представил, как отворяется дверь и входит Андрюша. Наверное, это будет похоже на возвращение блудного сына, то есть внука. Андрюша подойдет, уткнется носом в плечо сперва одному деду, потом – другому, оросит слезой наши орденоносные пиджаки, преклонит колени и скажет, как он это умеет: «Все, деды, ваша взяла, сдаюсь на милость победителей». Мы захлюпаем носами, велим ему, чтобы он немедленно встал, и обнимем раскаявшегося внука.
Но что-то в этой идиллической картине меня смущало. Я ощутил в ней некий изъян. Нет, наш внучек не таков, чтобы так просто сдаться на милость победителей. Да, признать свое поражение он признает, это ему ничего не стоит, он и голову склонить может, дескать, повинную голову меч не сечет. А что он думает на самом деле и, главное, что он выкинет в ближайшую минуту, того никто, кроме него, не знает.
Прошел еще один час. Меня охватило смутное чувство тревоги.
Матвей не уходил домой. На его лице иногда появлялась тень, нет, не тревоги, а беспокойства, и тут же исчезала. И на мой вопрос, куда же запропастился Андрюша, Матвей бодро отвечал:
– Бессомненно сейчас появится.
Когда раздался звонок, я опрометью кинулся к телефону в полной уверенности, что услышу насмешливый голос Андрюши: «Ну, деды, вы даете!»







