Текст книги "Наследный принц Андрюша"

Автор книги: Владимир Машков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– Валяй,– милостиво разрешил Андрюша.

Обрадованная Анютка бросилась переодеваться и вскоре вернулась в брючках и блузке. Настя собрала Матвею кое-что из даров сада-огорода, и Андрюшина сумка совершенно распухла.

Мы попрощались, и дети пошли на автобус.

На столе оставались еще драники, и я решил их доесть.

– А ты бы мог ради меня похудеть? – вдруг спросила Настя.

Она сложила руки на груди, а взгляд ее был устремлен на лесную дорогу, по которой шли Анюта и Андрюша.

По правде говоря, я люблю поесть. Я понимаю, что в моем возрасте необходимо сдерживать свой аппетит. Так сказать, умеренность в еде – залог вашей долгой жизни. Когда мне советовали сбросить лишний вес, а ради этого сесть на диету или еще лучше пару недель поголодать (и буду я стройный, как юноша), я жалобно отвечал: «Кушать хочется». Слава Богу, вернее, не дай Бог, поголодали в свое время – в войну, и после войны, так зачем же сегодня добровольно обрекать себя на эту муку?

– А она ради него худеет,– на губах у Насти появилась загадочная улыбка.

– Кто и ради кого? – не понял я.

– Анюта худеет ради Андрюши,—объяснила Настя, сердясь на мою бестолковость.

– Но зачем? – задал я вопрос, который долго таился в глубине моего существа.

– Он ей нравится,– просто ответила Настя.– Я была бы счастлива, если бы они поженились…

– Ты с ума сошла, они же еще дети,– вскричал я.

– Тогда можно было бы и спокойно помереть,– на Настином лице появилось странное умиротворение.

– Нам еще рано об этом думать,– проворчал я.

Я вспомнил, как пару дней назад стал невольным свидетелем разговора Насти и Анюты. Настя, как обычно, обращаясь к Анюте, то и дело называла ее кнопкой. «Бабушка,– попросила Анюта,– не называй меня, пожалуйста, кнопкой».– «Это почему? – удивилась Настя.– Столько лет ты была кнопкой и тебе нравилось. Что случилось?» – «Ничего не случилось,– ответила девочка.– Просто с сегодняшего дня мне не нравится…»

Это прозвище придумала Настя за малый росточек Анюты. Оно прилепилось к девочке, стало ее домашним именем, совершенно не обидным, а даже ласковым… Теперь я понял, что Андрюша был причиной того, что Анюта не захотела, чтобы ее называли кнопкой…

Вскоре вернулась Анюта и сообщила, что посадила Андрюшу на автобус. На лице ее блуждала та же странная, загадочная улыбка, что и у Насти.

День, как обычно, прошел в трудах и заботах. Лишь вечером, когда солнце собиралось на покой, мы спохватились, что Андрюша до сих пор не приехал. Первой забила тревогу Анюта. Беспокойство девочки передалось Насте, и они бросились ко мне. А я в это время поливал из шланга огород – уже с неделю не было дождя. Для такой работы я облачался в видавшие виды штаны, сползавшие ниже пупа, и ботинки, давно просившие каши, а на голову напяливал старую, выгоревшую шляпу. Видя меня в подобном наряде, Настя говорила, что нам совершенно незачем ставить пугало в огороде, оно уже имеется.

Больше всех других работ в саду и на огороде я люблю полив. И не только потому, конечно, что не надо нагибаться и пыхтеть от натуги, а потому еще, что наступает особенная тишина, когда замолкает все в природе. В такие минуты я перебираю в памяти события дня, разговоры, строки из прочитанного. Размышляю и о вечности, о том, что наступил вечер жизни, а как она, жизнь, прожита, что ты сделал, с чем явишься туда, откуда нет возврата. Мне казалось, что я наедине со всем мирозданием, что мне понятен ход истории. И хотя посещали меня печальные мысли, уныния я не испытывал, наоборот, приходила ко мне удивительная умиротворенность, просветленность…

Но сегодня Настя и Анюта нарушили мое уединение.

– Он тут размечтался, а внука до сих пор нет дома,– расшумелась Настя.

В другой раз я бы нашелся, что ответить на ее нападки, но меня словно холодной водой окатило – внук пропал. Я спросил у Анюты, что ей сказал при расставании Андрюша.

– Он выразился неопределенно,– ответила Анюта.

– То есть?

– Он сказал: «Пока».

– И все?

– И все.

В сердцах я обрушился на Анютку – как это она не могла толком расспросить Андрюшу, когда он намерен вернуться. Анюта не выдержала упреков и разревелась. Настя со слезами на глазах принялась утешать девочку и стала нападать на меня, дескать, ничего бы со мной не случилось, если бы я, вместо того чтобы уплетать драники, завел вездеход и отвез внука в город.

– А что произошло? – прервал я причитания Насти.– Ничего не произошло, поэтому не надо подымать панику, а надо все выяснить.

Настя и Анюта, как по команде, вытерли слезы, тем более что я обнял девочку, погладил по голове, попросив, таким образом, у нее прощения.

– Да, да,– сказала Настя,– сходи, позвони Матвею…

– Нет,– я почувствовал себя хозяином положения.– Я возьму вездеход и поеду к Матвею, а по дороге позвоню из дома отдыха.

– И я с тобой,– заявила Анюта.

На сей раз мы с Настей объединились и вдвоем напали на Анютку: мол, нечего ей ехать на ночь глядя.

Ближайший телефон-автомат был в километре от поселка, в доме отдыха. В одной будке телефон оказался испорченным, а к другой тянулась длинная очередь. Я пристроился в хвосте, время от времени поглядывая на дорогу, по которой шли с автобуса дачники. Андрюши среди них не было.

Когда дошла моя очередь, я набрал номер Матвея и долго ждал, пока возьмут трубку. Наконец на том конце провода незнакомый голос сказал:

– Алло!

– Кто это? Матвей, это ты?

– Вы не туда попали,– устало произнес незнакомый голос.

– Как не туда? – крикнул я уже в пустоту, звеневшую короткими гудками.

Я снова набрал номер. На этот раз что-то щелкнуло в трубке, и она опять загудела короткими гудками.

Я понял, что к Матвею легче приехать, чем дозвониться.

По дороге я думал, что же стряслось с Андрюшей. Версию о том, что внук потерялся, я сразу отверг. В столице, предоставленный самому себе, он не потерялся, чего же ему теряться в нашем, в общем, небольшом городе. Значит, Андрюша добрался до Матвея и что-то его у деда задержало. Да Матвей его и задержал. Посидели, попили чайку, покалякали. Что тут особенного – встретились дед с внуком, которые не виделись пять лет.

Но была в моих стройных логических рассуждениях одна неточность. Матвей не из тех людей, кого называют гостеприимными. Он, конечно, порасспросит внука о том, о сем, может и чаем угостить, а потом распрощается и отправит его к нам, на дачу.

В общем, пока добрался до Матвея, перебрал в уме несколько вариантов и ни на одном не остановился.

Дверь открыл Андрюша. Увидев меня, он не удивился, не ахнул, словно знал, что я приеду.

– Проходи, дед.

Вообще, я не припомню, чтобы Андрюша хоть удивился, поразился, или, хуже того, растерялся, впал в панику. Это я поражался, восхищался, удивлялся, а внук лишь посмеивался надо мной, как умудренный жизнью человек, которому про все на свете ведомо и знамо.

– Ты почему не приехал? – накинулся я на него.– Бабушка с Анютой переполошились…

– Я не могу оставить дедушку одного,– невозмутимо ответил внук.

– А что с ним? – встревожился я.

Матвей лежал на диване, укрытый пледом, и пил чай из кружки, стоявшей на табуретке.

– Здоров! – приветствовал я Матвея.

– Не здоров, а болен,– огрызнулся Матвей.

– Ты что надумал в такую жару хворать? – Мне показалось, что Матвей выглядел как обычно.– Дай-ка я тебя посмотрю, все-таки я хоть и на пенсии, но врач…

– Детский,– не преминул меня уколоть Матвей.

В его устах это прозвучало, как невсамделишный, игрушечный врач.

– А старые люди, что малые. Одни болезни, одни капризы,– не остался я в долгу, щупая пульс.– А ну-ка, покажи язык.

– С большим удовольствием,– Матвей открыл рот и высунул язык.

– Закрой пасть! – бесцеремонно приказал я и, прижав ухо к худой груди друга, послушал сердце.– Вроде, все более-менее… На что жалуешься?

Матвей бросил вопросительный взгляд на внука.

– Когда я приехал к деду, на нем лица не было,– объяснил Андрюша.– Я решил, что он заболел…

– Ах, так это ты решил,– не сдержался я.

– Да, я решил остаться,– не дал себя сбить с толку Андрюша,– а то некому стакан воды подать…

Матвей шмыгнул носом и поспешно отвернулся к стене. Чтобы никто не заметил, что у него на глаза навернулись слезы. Укатали сивку крутые горки! Железный человек, и вдруг – слезы! Я считал: выдавить из Матвея слезинку – все равно что из камня выдавить каплю воды. Ничего не получится, как ни старайтесь. Выходит, ошибся…

– Ты меня извини, дедушка,– Андрюша обратился ко мне,– но не по душе мне эти дачи, автомобили.

Я чуть не задохнулся – какая наглость! Только что утром, просил-молил, чтобы я составил завещание, куда бы, естественно, были бы внесены и дача, и автомобиль, и яблони, а сейчас пламенно выступает против частной собственности…

– Моя кровь,– с гордостью произнес Матвей. Он уже не стыдился своих слез, потому что это были слезы радости.– Все-таки пробилась, проявилась во внуке...

Ну, ладно, убедился, что Андрюша не потерялся, и пора на дачу – бабушка с Анютой волнуются…

– Мне пора, Настя с Анютой, поди, с ума сходят,– я пожал руку Матвею.– Поправляйся!

Андрюша проводил меня до входной двери.

– Когда тебя ждать? – спросил я у внука.

Андрюша пожал плечами. Мол, откуда он знает? Когда дед поправится, Андрюша и приедет…

Я вел машину и думал о том, какой прекрасный у нас внук. Сидит у постели больного деда и заботится о нем. Настоящая сестра, вернее, брат милосердия. Пусть дед и не шибко болен, но у стариков хворей предостаточно, искать не надо, сами найдутся, и тепло и забота им нужнее, чем кому-либо… Андрюша – молодец, возится с больным, капризным стариком, которому трудно угодить, обрек себя на сидение в душном, насыщенном выхлопными газами, городе, когда на улице лето, каникулы, и совсем рядом – дача с озером, свежим воздухом и вкусными бабушкиными обедами. И вот человек – мальчишка, пацан! – от всего этого отказывается, чтобы не отходить от постели больного деда. Было от чего прийти в умиление!

Но время от времени ко мне приходила иная мысль. Я гнал ее в дверцу, она влезала в окно. А не устроил ли Андрюша все это представление, да-да, именно представление с больным, чуть ли не умирающим дедом в пику мне? Мол, ты отказался даже вести речь о завещании, ну так в отместку тебе я переметнулся к другому деду…

Мне стыдно было, что подобная мысль посещала меня» и поэтому я не стал делиться своими сомнениями с Настей, а просто рассказал ей и Анюте о том, чему стал свидетелем у Матвея в квартире.

– Какое у него доброе сердце! – воскликнула Настя, имея в виду, естественно, Андрюшу.– Как у нашего Сережи!

Анюта ничего не сказала, но по ее сияющему лицу было видно, что она восхищается самоотверженным поступком Андрюши.

БУДУЩЕЕ ЗА ТЕМИ, КТО РАНО ВСТАЕТ

Каждый день, ближе к вечеру, Анюта бегала в дом отдыха и звонила в город. Когда она возвращалась, добиться от нее чего-нибудь путного было невозможно. На все наши вопросы отвечала, что дед Матвей пошел на поправку и, вообще, у них все хорошо.

– О чем же вы так долго разговариваете? – удивилась Настя.

Анюта загадочно молчала. По ее милому простодушному лицу можно было догадаться, что разговоры они ведут интересные, а их содержание не предназначено для чужих ушей.

Поэтому на четвертый день я решил проведать Матвея и Андрюшу. Настя напекла и нажарила полную сумку, добавила яблок и слив. Я стал готовить машину в дорогу, как к нам пожаловали гости – Матвей и Андрюша.

В войну Матвею прострелили ногу, и она не гнулась в колене. И поэтому при ходьбе создавалось впечатление, что он подпрыгивает. За эту подпрыгивающую походку его прозвали Кузнечиком. Впрочем, эту кличку он заслужил не только за походку. Он умел неожиданно появляться там, где его не ждали. Матвея, как огня, боялись работники торговли, с ним не хотели связываться чиновники – знали, что он завалит своими жалобами инстанции…

За Матвеем поспешал, как верный оруженосец, Андрюша с сумкой через плечо. Матвей с Андрюшей прошествовали по дорожке на веранду. Сев на стул, предусмотрительно подвинутый Анютой, Матвей снял кепку и вытер платком лысину. Был он, несмотря на жару, в темном костюме, с орденскими планками на пиджаке.

– А я к тебе собрался,– признался я.– Как самочувствие?

– Отлично, – ответил Матвей, надувая щеки. Увидев Матвея таким надутым от важности, я сразу понял, что они явились неспроста. У меня защемило сердце от дурных предчувствий.

А Настя тем временем обняла Андрюшу и заойкала:

– Только жирок стал завязываться, и снова все растряс,– Настя не умела долго унывать.– Ничего, это дело поправимое, поживешь на даче, снова жирок нагуляешь…

Андрюша, не сказав ни слова, выскользнул из бабушкиных объятий.

– Я пойду принесу что-нибудь перекусить,– Настя обвела всех озабоченным взглядом.

– Постой, Настя,– остановил ее Матвей.– Сядь, поговорить надо.

– Давай поговорим,– согласилась Настя, присаживаясь на диван.– Но, может, лучше поедим и поговорим одновременно?

Настя вскочила на ноги, но Матвей сердито стукнул палкой об пол, и она покорно села на диван, сложив руки на коленях.

– Так вот, – важно начал Матвей,– я решил, что Андрею, моему внуку, бессомненно, лучше будет переселиться в мою квартиру. Лето кончается, скоро – первое сентября, и в городе Андрею лучше жить у меня – у меня двухкомнатная квартира на одного, а у вас на двоих… И, вообще…

– И вообще? Договаривай,– нетерпеливо произнес я.

С первых же слов Матвея я впился глазами в Андрюшу. Внук, глядя на Матвея, шевелил губами, точно суфлер, подсказывающий актеру слова роли. Я не сомневался, что Матвей высказывал мысли, которые внушил ему Андрюша. И это тот самый Матвей, который всегда имел собственное мнение и, не боясь, говорил все, что думает…

– И вообще, я думаю, что, бессомненно, дам внуку правильное воспитание, лучшее, чем он получит – закончил Матвей.

Ну, это, пожалуй, Матвей и сам мог придумать, как и нелепое слово – «бессомненно», чудовищный гибрид, составленный из вполне нормальных слов – «без сомнения» и «несомненно».

– Может, у тебя Андрюша и получит лучшее воспитание, не знаю,– Настя вступила в бой с открытым забралом,– но то, что он похудеет, я уверена… Кто у вас будет готовить обеды?

Матвей заерзал на стуле, поглядывая на Андрюшу. Ага, значит, как отвечать на этот вопрос, они не договорились. Все правильно, для мальчишки еда – дело десятое, открыл холодильник и перекусил.

– Я буду готовить,– не дождавшись подсказки, брякнул Матвей.

– Знаю я твои овощные супчики из концентратов,– махнула рукой Настя.– Себе желудок угробил, язву нажил, и внуку хочешь? Я тебе не позволю.

Я заметил, что при этих словах бабушки Андрюша сглотнул слюну. Ага, в обороне противника появилась брешь. Если как следует нажать, можно уложить его на лопатки.

– Во-первых, язву я нажил в партизанах,– в Матвее проснулся заядлый спорщик,– а во-вторых, мы будем ходить в столовую…

– В столовой еще легче угробить желудок,– не сдавалась Настя.

Матвей снова оглянулся на Андрюшу. В их расчеты, по-видимому, не входило такое яростное сопротивление Насти, и Матвей уже не знал, чем крыть ее аргументы. Но тут вскочила Анюта, сидевшая рядом с бабушкой на диване.

– Я буду готовить обеды Андрюше,– выпалила девочка,– и деду Матвею тоже.

– Не встревай, кнопка! – не стерпела Настя.

– Я не кнопка,– обиделась Анюта.

– Твоя дочь доверила мне сына,– Настя снова напала на Матвея,– значит, она считала, что у меня ему будет лучше, чем у тебя… Нет, я никуда не отпущу внука…

– Моя дочь тебе доверила, а я отменяю ее решение, потому что я отец…

Матвей стукнул палкой об пол, словно ставил точку в затянувшемся споре.

Я изредка бросал взгляды на Андрюшу и видел, что он с любопытством наблюдает за перепалкой деда и бабы. Мне кажется, ему доставляло наслаждение, что из-за него разгорелся сыр-бор, ломаются копья и перетягивают канат… Семь городов спорили из-за Гомера… А из-за Андрюши – два деда и одна баба…

– Братцы! Настя, Матвей! – примирительно начал я.– Что же мы решаем за внука? Пусть Андрюша сам скажет, где он хочет жить.

Ну посмотрим, как внучек выкрутится. А то, понимаешь, привык прятаться за чужой спиной и загребать жар чужими руками…

– Ну, посуди сама, бабушка,– заговорил Андрюша проникновенно.– Дедушка живет один-одинешенек, а теперь с ним будет живая душа… Заболеет, хоть стакан воды подам…

Бабушка притихла. Прав внучек – сто раз прав. Побил ее внучек, ее же словами побил. Может торжествовать победу. И расправляться с побежденным, как ему захочется. Но внук великодушен.

– Бабушка, как же я обойдусь без твоих обедов, без твоих оладушек,– подлизался Андрюша к бабушке.– Я к тебе часто буду приезжать.

Умеет, чертяка, улыбнуться, в нужный момент сказать нужное слово, и бабушка уже размякла, забыла о перепалке.

– Кстати, когда у нас сегодня обед? – спросил Андрюша.

– Ой, пора готовить,– спохватилась бабушка.

– Дед, как здоровье? Вездеход в строю? – и для меня у Андрюши нашлось доброе слово, и меня он не забыл и одарил улыбкой.

И об Анютке вспомнил:

– Ну что, кнопка, пошли искупаемся, а то скоро лету конец…

У Анюты на глаза навернулись слезы.

– Я не кнопка, сколько можно говорить!

– Извини, пожалуйста,– Андрюша прижал руки к груди.– Аня, Анна, Аннушка…

Удивительно, как быстро могут высохнуть слезы у одиннадцатилетней девочки. В одно мгновение. Даже быстрее.

Вот и поговорили – по-родственному, душевно, тепло. Никого не обидели, всех утешили. Ах, внучек, ах, волшебник! У них в столице все такие разумные или он в единственном числе?

Дети пошли на озеро, Настя занялась стряпней, а я потащил Матвея, который снял, наконец, пиджак, на огород похвалиться тем, как все растет и процветает. Не оставлял я надежды обратить Матвея в свою веру – сделать из него садовода. На сей раз Матвей благосклонно внимал моим рассказам. Он был рад, что трудный разговор позади.

Но он рано радовался. Я держал про запас еще один каверзный вопрос. Его я решил задать после обеда.

Настя долго готовила обед. Мне кажется, в душе ее теплилась надежда – а вдруг обед перевесит все аргументы и внук останется у нас, на даче.

Обед пришелся Андрюше по вкусу. Видно, супчики из концентратов сидели у него уже в печенках. Он мычал от восторга, потому что рот был занят. Настя бросала торжествующие взгляды на Матвея. Но тот старательно жевал вставными зубами мясо и был так поглощен этим занятием, что ничего не замечал вокруг.

Обед приближался к завершению, когда я задал вполне невинный вопрос:

– А как быть со школой?

– С какой школой? – переспросил с набитым ртом Андрюша.

– Специализированной, английской,– объяснил я.

– Ох, как мне надоели эти специализированные школы,– поморщился Андрюша.

– Но ведь твоя мама просила,– сказал я.– Я ходил, договаривался с директрисой. Поверь, это было нелегко… Сейчас надо оформлять документы…

Неожиданно мне на помощь пришла Анюта.

– Это очень хорошая школа,– подала она голос.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Андрюша.

– А я в ней учусь,– сказала Анюта.

– Ну раз там учится Анюта,– объявил Андрюша,– пойду и я в эту школу. Тебе это устраивает, дед?

Меня это устраивало. И тут я выложил ту каверзу, которую держал про запас.

– Но дело в том,– я долго хрустел огурчиком, пока все не уставились на меня,– дело в том, что английская школа находится неподалеку от нашего дома, а ты собираешься жить в противоположном конце города.

– Верно,– подтвердил Матвей.– Я живу на Западе, они на Востоке…

– И тебе придется рано вставать и через весь город ехать в школу…

Вот какой довод я приберег напоследок. Знал я за внуком такую слабость, подметил за неделю, что больше всего на свете Андрюша любил поспать. И разбудить его бывает совершенно невозможно. Хоть из пушек пали, внук спит как убитый.

– Раз ты столько хлопотал, дед, пойду я в Анютину школу,– неожиданно ответил Андрюша.– Я дома четыре года ездил в школу на другом конце города, поезжу и пятый. Кстати, будущее за теми, кто рано встает…

– Значит, будущее за дедами? – спросил Матвей.

– Конечно,– ответил Андрюша и весело, открыто посмотрел на меня.

Ну что, говорил его взгляд, ты доволен моим ответом, дед? Отбрось сомнения, поверь, нет у меня задних мыслей, я весь перед тобой – как на ладони…

И я ответил внуку искренней улыбкой. Ну, слава Богу, гора с плеч. А я-то думал, что внук устроил визит Матвея неспроста, с единственной целью – заставить меня написать завещание, о котором я и слышать не хотел. Ужасно и унизительно для порядочного человека подозревать другого в чем-то нехорошем… Спасибо Андрюше, он избавил меня от подозрений.

Все бы так и закончилось на веселой ноте, если бы не Настя. Она явно не смирилась с поражением. И, оказалось, тоже приберегла последний аргумент.

– Раз вы решили, что Андрюша будет жить у Матвея, ладно, пусть живет, хотя я и категорически против,– воскликнула Настя.– Но я не понимаю одного, до первого сентября еще две недели, пожил бы ты, Андрюша, на даче, да и Матвей мог бы остаться… Место найдется…

– Я бы с удовольствием,– начал Андрюша и запнулся.– Да вот мы с дедом затеяли одно дело…

– Какое дело? – спросил я.

– Я бы рассказал, да дед велел мне молчать, хранить тайну. Правда, дед? – весело спросил Андрюша.

И Матвей, важно надув щеки, кивнул.

Я почувствовал, как краска стала заливать мое лицо. Я вновь заподозрил неладное.

Я знал, что Матвей обожал тайны. С тех еще времен, когда тайна бывала каждый день и даже по нескольку раз в день, когда тайной было все.

Хотя я и сам был из того же времени, но тайн не любил. И сейчас подумал: наверное, Матвей возвел какую-нибудь чепуху в разряд тайны, спрятал под ее покровом ерунду на постном масле.

Но подозрение снова поселилось в моей душе, стало расти, и я не знал, что с ним делать. Как вдруг напряжение разрядила Настя.

– Знаю я вашу тайну,– беспечно протянула она.

– Что ты знаешь? – прошептал Матвей.

Казалось, он сейчас грохнется на пол всем своим костлявым телом.

– Обои переклеиваете,– сказала Настя,– вот и все ваши секреты.

Первым прыснул, а потом залился смехом Андрюша. Следом за ним – Матвей. Но сначала его лысина из бледной стала красной, затем – багровой, и только потом он уже засмеялся. Смешливая Анюта, которой лишь палец покажи, хохотала до упаду.

– Ну чего я смешного сказала? обиделась Настя.– У тебя, Матвей, такие лохматые обои, их давно пора сменить…

– Ой, бабуля,– стонал от хохота Андрюша,– уморила…

Когда внук смеялся, он превращался в обыкновенного мальчишку, которому всего-навсего одиннадцать лет. И откуда у такого ребенка каверзные планы? Нет, это все мне приснилось в кошмарном сне.

– Дед,– подначил Матвея Андрюша,– а давай раскроем нашу тайну. А?

И снова залился смехом. На сей раз Матвей его не поддержал. Краска сошла с его лица, и он сердито стукнул палкой об пол.

– Балаболка ты, распустил язык, как баба.

– Все, молчу, дед. Критика справедливая, принимаю,– Андрюша в одно мгновение превратился из веселого мальчишки в делового человека.– Ну что ж, спасибо за хлеб-соль. Нам пора.

– Я вас довезу,– предложил я.

Прощание выдалось грустным, хотя Андрюша и обещал приезжать чуть ли не каждый день. В общем, погрузив сумки и чемоданы, мы вскоре катили по лесной дороге.

Ехали молча. Матвей еще не остыл от вспышки гнева, кряхтел, ворочался на заднем сидении. Андрюша тоже повесил замок на рот.

Когда я за рулем, я не отвлекаюсь на разговоры. Успевай только смотреть по сторонам.

Вездеход чихнул раз-другой и встал посреди дороги.

Я вылез из машины, покопался в моторе, и через минуту вездеход поехал.

Когда же он встал во второй раз, уже на шоссе, вслед за мной вышел размять ноги Андрюша.

– Дед, а почему бы тебе не купить новую машину? – глядя на пролетающие «Жигули» и «Москвичи», спросил внук.

– Да, понимаешь, и очередь большая, и денег нет,– я снова выглядел перед ним несмышленышем.

– Эту можно выгодно продать,– учил меня уму-разуму внук, как повидавший жизнь человек.– И при чем тут очередь? Ты же ветеран. Перед тобой должны все расступиться.

– Никто не должен передо мной расступаться,– поморщился я.– Вездеход еще мне послужит… А сейчас он просто не хочет, чтобы ты уезжал.

Точно в подтверждение моих слов вездеход завелся, и мы благополучно добрались до Матвеева дома.

Я помог внести Андрюшины чемоданы.

– Ну, как вы тут устроились? – поинтересовался я.

Мое любопытство было легкообъяснимым. Я знал, что Настя не отстанет от меня, пока я не дам полного отчета о том, как устроился Андрюша у Матвея.

– Отлично! – воскликнул Андрюша.– У меня отдельная комната. И деду не так скучно. Есть с кем поговорить, передать свой опыт, свои знания… Поведать историю своей жизни…

Надув щеки, Матвей важно закивал лысой головой.

– И гордиться надо не тем,– нравоучительно заметил Андрюша,– сколько ты добра нажил, а что ты сделал для других, какую пользу принес людям.

Матвей отвернулся и зашмыгал носом. Его лысина сияла от удовольствия. Матвею явно нравилось, что внук повторяет его слова. И он считал, наверное, что этого достаточно. Но я ведь знал, что люди говорят одно, думают другое, а делают третье… Не раздвоение даже, а растроение… В общем, сплошное расстройство…

Я испытывал неловкость от Андрюшиных слов.

Я чувствовал, что он фальшивит. Мне было стыдно за него. А Матвею эта грубая лесть была по душе.

Я и сам не без греха. Обдуривал, случалось, Настю… Но это были невинные шуточки, простодушные розыгрыши, а тут человек, как говорится, врет и не краснеет.

Я больше не мог этого слушать и, поспешно распрощавшись, направился к выходу. Андрюша пошел меня проводить. И тут меня словно черт дернул… Но поскольку я не верю во всякую чертовщину, скажем так, какой-то нехороший человек дернул меня за язык, и я, взявшись за ручку двери, сказал:

– Кстати, Андрюша, мы с тобой недавно говорили о завещании…

Я выдержал паузу и увидел, как Андрюша навострил уши.

– Так я его составил,– небрежно бросил я и стал спускаться по лестнице.

Не успел я одолеть и один лестничный марш, как меня догнал Андрюша.

– Постой, дед. Это в корне меняет ситуацию. Честно говоря, я надеялся на твое благоразумие. Верил, что и в твоем патриархальном поколении есть деловые люди.

Полуобняв, Андрюша вернул меня в квартиру, оказывая мне всяческие знаки внимания.

Ноги меня не держали, и я плюхнулся в кресло. Честно говоря, я уже не рад был, что затеял этот эксперимент. Оправдался самый худший мой прогноз – Андрюша устраивал это представление только для того, чтобы вынудить меня составить завещание. Значит, все разговоры о том, что он хочет скрасить одинокую старость деда Матвея, это пустые слова и больше ничего.

– Ну что, дед, поехали на дачу?

Андрюша взял свои нераспакованные чемоданы.

– Ты куда, Андрей? – Матвей, конечно, ничего не понял. Вытянув ноги, он полулежал в кресле. День для него выдался трудным.

– Видишь ли, дедушка,– невозмутимо принялся объяснять Андрюша,– я все взвесил и решил, что остаток каникул мне лучше провести на даче – там свежий воздух и вкусные бабушкины обеды… А от твоих концентратов, ты меня извини, конечно, у меня несварение желудка…

– Андрей, я сегодня очень устал и ничего не понимаю,– жалобно протянул Матвей и повернулся ко мне за разъяснениями.– Николай, может, ты мне объяснишь, что происходит?

– Все очень просто, Матвей,– вздохнул я.– Наш единственный горячо любимый внук обвел нас вокруг пальца, разыграл комедию…

– Значит, ты притворятся, врал? – Матвей живо вскочил на ноги. – Где моя палка?

– Бери чемоданы и скорее вниз, к машине,– скомандовал я внуку.– А я постараюсь его задержать.

Андрюшу не надо было долго уговаривать. Подхватив чемоданы, он кубарем скатился по лестнице.

Я усадил Матвея в кресло.

– Успокойся, я тебе сейчас все объясню.

И я рассказал Матвею о том, о чем он не имел представления. О том, как в первый же день по приезде Андрюша огорошил меня вопросом: а составил ли я завещание? Когда же я отказался вообще говорить на эту тему, внук решил переметнуться к другому деду. Дескать, хочешь писать завещание, я с тобой и жить не буду.

Матвей слушал меня и кивал головой. Но я чувствовал, что он кивает не мне, а своим мыслям, давним, выношенным.

– Вот оно до чего дошло! – наконец прорвало Матвея.– Все эти дачи, автомобили, частная собственность отравила детские души… Сейчас они за пятак готовы продать Родину… За что мы кровь проливали?

– Мы кровь проливали за то, чтобы люди хорошо жили, по-человечески,– возразил я.

Едва мы встречались, как снова начинали, или, вернее, продолжали старый спор, у которого не было конца.

Но сегодня у Матвея не было желания спорить, он лишь устало сказал:

– Но мы ведь такими не были.

– В наше время всякие люди были,– ответил я.– Не надо идеализировать наше поколение.

– Но мы с тобой такими не были,– стоял на своем Матвей.

– Мы не были,– согласился я.– А наши дети?.. А он их сын…

Матвей опустил голову. Впервые он признал свое поражение.

– Ты всыпь ему там за меня,– попросил он.

Я покачал головой.

– Ах, либерал, гуманист! – разозлился Матвей.– Из-за вас, гуманистов, и все беды…

Спор снова был готов разгореться, но я встал и протянул Матвею руку:

– Я позвоню тебе завтра.

В машине меня ждал Андрюша.

– Ну и темперамент у деда! – восхитился он.– Вулкан! Еще бы минута и пришлось бы писать картину: «Дед Матвей убивает своего внука Андрюшу».

Я хмыкнул. С Андрюши как с гуся вода. Острит, зубоскалит. А что, если последовать совету Матвея?

– Вот приедем,– буркнул я, включая зажигание,– всыплю тебе как следует. Не боишься?

– Не боюсь,– хохотнул Андрюша.– Ты – добрый дед. Я это сразу усек.

– Ты вообще догадливый,– я вывел машину со двора, и мы покатили по улице.– Что бабушке скажем, почему ты вернулся?

– Что-нибудь придумаем,– беспечно махнул рукой Андрюша.– Не трусь, дед, выкрутимся.

Ах ты, обормот. Он снова делал меня своим сообщником. И опять поставил все с ног на голову.

– Бабушка обрадуется, что я вернулся,– после некоторого раздумья произнес Андрюша.– И не будет ни о чем расспрашивать…

НАСЛЕДНЫЙ ПРИНЦ ОСМАТРИВАЕТ ВЛАДЕНИЯ

Андрюша точно в воду глядел: бабушка обрадовалась его возвращению и потому не задала ни одного вопроса. Внучек снова у нее под крылом, накормлен и напоен, дышит свежим воздухом, а что еще надо?

На следующий день Андрюша встал другим человеком. Прежде всего он встал рано. Ту, самую первую, неделю на даче Андрюша, можно сказать, проспал. Просыпался лишь для того, чтобы поесть. А потом снова на боковую. Ходил на озеро, но и там, искупавшись, дремал на надувном матраце.

А тут проснулся рано. Правда, я уже копался в огороде. Андрюша обошел участок, похлопал каждую яблоньку по шершавому стволу, сунул нос во все грядки. А когда Андрюша вызвался помочь мне вырезать сухие побеги малины, это растрогало меня.

Я всегда считал, что любой труд полезен. Но особенно целителен труд на земле. Человек, который приобщился к труду на земле, становится краше, благороднее. Все плохое – дурные привычки, черные мысли – исчезает у человека, едва он прикоснется к земле. И очень хорошо, когда ребенок с малолетства тянется к труду на земле. Из такого ребенка непременно вырастет хороший человек.