Текст книги "Осназовец"

Автор книги: Владимир Поселягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Я открыл окно в ближайшем купе и, выбросив наружу сидор, выскользнул следом. Упал я на спину, перекатом гася скорость, остановился только в кювете. Криков не было. Похоже, никто так и не заметил ни как я попал в вагон, ни как покинул его.

Дождавшись, когда, покачиваясь, пройдет последний вагон, на площадке которого маячил часовой в плащ-палатке, я вставил и, отряхнувшись, пошел к сидору. Он должен был лежать метрах в сорока от того места, где я нырнул в кювет. Пришлось поискать его в густой траве.

Проверив оружие и уместив сидор за спиной, я энергично зашагал по кювету в сторону фронта. Не знаю, сколько осталось до него, но думаю, не так и много. По времени подходило.

Через час, когда левее появилась темная масса леса, я пропустил, прячась в траве, еще один эшелон. В этот раз в открытых теплушках сидели бойцы, слышались игра на гармони и песни. Так вот пропустив его, я направился к лесу. Скоро вечер, нужно подумать о ночевке.

Лес был небольшим и к тому же оказался занятым, на опушке под деревьями расположилась наша истребительная авиачасть. Если уж они тут, то передовая реально близко. Они обычно стояли не дальше тридцати километров от линии фронта.

Устраиваясь в леске, я наблюдал за работой полка. И хотя на аэродроме было всего шестнадцать машин, это был именно полк, понесший потери в людях и технике, но все же полк. То одна тройка, то другая уходили, некоторые возвращались, так что работа на аэродроме кипела неустанно. Погода была отличная, на небе ни облачка, самое время для тяжелой, но нужной работы по защите наших войск от авиации противника. Полк, кстати говоря, был вооружен самолетами Яковлева, «единичками».

Поужинав, я убрал банку с недоеденной тушенкой обратно в сидор – завтра позавтракаю, и, дожевав галету, попил воды. Тут недалеко родник был, дежурные по кухне туда постоянно с ведрами бегали. Когда стемнело, я оставил вещи под елкой, где сделал себе постель, и тихонько обойдя полусонного часового, подобрался к землянкам. Пришлось ждать довольно продолжительное время, пока дежурный выйдет покурить да посетить туалет. Часовой был с другой стороны и не мешал мне в прорубленное в срубе окошко наблюдать за ночной работой штаба. Так что как только дежурный вышел, телефонист отлучился ранее, я проник в штаб и из стопки новеньких карт вытянул себе одну, после чего посмотрел на расстеленную на столе карту, свет керосинки вполне позволял это сделать, и определившись, где я, покинул штаб, буквально на мгновение опередив возвращавшегося дежурного.

Чуть позже у себя в берлоге при свете фонарика я сделал пометки и обозначил линию фронта. Изучив карту местности, я довольно кивнул – до передовой оставалось восемнадцать километров. Если повезет, следующей ночью перейду через нее.

В общем, ночь прошла нормально. Позавтракав, я обошел полк стороной и по дороге направился дальше. Дважды, когда появлялись колонны, я успевал спрятаться в густой траве, а вот в третий раз не успел, меня незамеченной догнала одиночная «полуторка», так как я отвлекся на воздушный бой. Там тройка истребителей, скорее всего с того полка, который я видел, дрались с парой «мессеров». Немцы, к моему удивлению, не отступали, а затягивали бой, используя преимущество своих машин в вертикальном маневре. Почему они тянули время, я понял, когда выше боя заметил еще одну пару с характерными худыми силуэтами. Немцы помощь вызвали, скорее всего близкую.

Это был далеко не первый бой, который я видел, поэтому только досадливо скривился, когда рядом, обдав меня пылью, остановилась «полуторка». Судя по неработающему мотору, подкатили они ко мне по инерции с заглушенным двигателем. Открылась пассажирская дверь, и наружу спрыгнул невысокий старшина-крепыш, что характерно, в старой пограничной фуражке. В кузове находилось еще трое бойцов. Двое следили за боем с не меньшим интересом, что я до этого, а вот третий поглядывал на меня, страхуя старшину. Не то чтобы он меня опасался, скорее всего привычка. Это был патруль, и по виду – опытный патруль.

– Кто такой и куда идешь?

– В Фадеевку, – показал я рукой. – Ее недавно освободили, а у меня там бабушка. Вот, решил проверить, как она.

– Документы есть?

– Конечно есть.

Достав из нагрудного кармана рубахи новенький паспорт, я протянул его старшине. Тот его осмотрел и спросил:

– Недавно получал?

– Месяца нет. В начале июня мне шестнадцать исполнилось. Там же есть дата.

– Да вижу… – кивнул тот, но больше ничего сказать не успел.

Один из бойцов заорал:

– Горит!

Посмотрев вверх, я тоже издал радостный вопль и исполнил танец победы. Оставляя дымный след, один «мессер» начал падать, от него отделился темный комок и раскрылся купол парашюта. Бой, который шел почти над нашими головами, немного сместился в сторону, но все равно было видно, так что мы приветствовали победу наших летчиков. Теперь их было трое на трое.

– Держи, – протянул мне паспорт старшина. – Фадеевка твоя всего в шести километрах от передовой находится. Я в ней не бывал, но вроде часть домов там уцелели. А мы погнали, нужно немецкого летчика брать… Фирсов, заводи!

У меня были в кармане также еще документы от политуправления Брянского фронта, но старшина их не попросил, поэтому я убрал паспорт в карман и попросил подвезти.

– Только до ближайшего перекрестка, мы в другую сторону едем, – подумав, предложил тот.

– Да хоть так, – кивнул я, – спасибо.

Внутренне я даже порадовался, хоть несколько километров проеду, а не буду шарахаться от всех. Нужно было ночью идти. А летуны разошлись, немцы направились к себе, наши к себе. Все как-то буднично и спокойно.

Подвезли меня всего километров на пять, после чего высадив на перекрестке, где находилась регулировщица, покатили дальше, туда, где на поле опустился купол парашюта. Его, кстати, отсюда было видно, как и несколько машин, что остановились неподалеку. Видимо, какие-то тыловики решили взять немца.

До Фадеевки осталось меньше трех километров, так что я, поглядывая вокруг, направился в ту сторону.

Не дошел, естественно, ушел в сторону и разлегся в тени, под деревом пережидая день. Тут до передовой совсем немного осталось, уже слышна ленивая перестрелка. Орудийная, для легкого стрелкового далековато. Метрах в семидесяти левее в глубине поля был виден остов сгоревшего танка без башни, она, видимо, находилась где-то на земле, возможно за корпусом. Трава высокая, но не до такой степени, чтобы скрыть башню. Танк был наш, ранняя модификация «тридцатьчетверки». Чуть дальше от него из земли торчала мятая станина. От меня все там было скрыто травой, но, похоже, прежде чем быть подбитым, он подавил тут противотанковую батарею. Бои тут несколько месяцев назад были серьезные.

Делать было ничего, поэтому я снял с руки трофейные часы, они принадлежали тому следователю, что я наглухо положил в тюрьме, и, достав нож, стал ковырять острием новую дырочку. По тем, что были, часы бултыхались на руке, как бы не упали.

Несмотря на то что буквально в сорока метрах находилась дорога, по которой то и дело проезжали машины, а бывало и колонны, я спокойно уснул и проспал до самого вечера. К вечеру тень сместилось, и я проснулся, когда солнышко начало припекать. Обгореть не получилось, я еще в начале лета несколько раз обгорал, пока не получил темно-бронзовый загар, который не брало никакое солнце.

– Нормально, вовремя, – пробормотал я и, добив остатки галет, запил их водой. Все, ни воды, ни продовольствия у меня не осталось. Осталась одна надежда – на немцев. Своих грабить как-то не хотелось. Это верхушку правящую я не уважал и ненавидел, считая натуральными иждивенцами и пиявками на горбу у простого люда, а простой народ мне ничего не сделал. Именно поэтому я и не стал угонять на аэродроме истребитель, хотя небольшой опыт полета на таком аппарате у меня и был. Не хотел подставлять командиров полка, им за это могло крепко влететь вплоть до следствия по этому делу. А у немцев другое дело, бери, что хочешь, хотят они этого или нет. У меня, кстати, насчет них были неслабые такие планы.

Когда стемнело, я встал и вышел на дорогу. Идти по полям я был не идиот, тут всю весну бои гремели, минное поле на минном поле. Я и так под дерево ушел, внимательно глядя себе под ноги и поглядывая вокруг, нет ли предупреждающих флажков.

Пару раз меня нагоняли грузовики, в колоннах по пять-семь машин. Трижды были встречные. Ездили колоннами, ни разу по одной не видел, кроме того патруля. В чем мне повезло, еще перед закатом на небо наползли тучи, не дождевые, обычные, но луну они скрыли, и стало достаточно темно. Надеюсь, тучи пробудут на небосклоне достаточно долго, чтобы я убрался к немцам глубоко в тыл.

От машин я прятался, замечая их издалека по шуму моторов, так что шел нормально. Оставив по правому боку Фадеевку, я наконец добрался до передовой. Судя по перестуку «максима», изредка влетающим осветительным ракетам и работе немецких «МГ», передовая была рядом. Стрельба не была ночным боем, просто ленивая перестрелка на подозрительное шевеление и предупреждение, что противник не спит. Да и чтобы расчеты и часовые не уснули.

Шел я очень осторожно, однажды засек тыловой секрет наших подразделений и пропустил мимо противотанковое орудие, замаскированное в кустарнике, потом по-пластунски добрался до окопов, не ячеек, а полнопрофильных окопов, и замер на окрик часового. Тот услышал, как зашуршала земля, осыпаясь в траншею, когда я ее одним прыжком преодолел и замер у бруствера уже на ничейной земле. Сидор я снял и нес в руке. Так что он лежал рядом, и когда взлетела очередная осветительная ракета, я только вжался в землю.

– Гузеев, что у тебя там? – услышал я хриплый бас.

– Землю слышал, товарищ сержант. Кому-то из наших на каску посыпалась.

В это время ракета погасла, и я тихо пополз дальше, и когда часовой и разводящий замолчали, так же замер.

– Тихо вроде? – прозвучал голос сержанта. Я уже отполз метров на двадцать от окопов и все еще слышал его хорошо. – Может, показалось?

– Ничего мне не показалось, хорошо я слышал, как земля осыпалась, – возмутился боец громким шепотом. – Снаряды не рвутся, земля не дрожит, с чего это ей сыпаться? Точно потревожил кто-то.

– Сейчас очередная ракета взлетит, и осмотрим ничейную землю.

Это была обманка, рассчитанная на то, что я вскочу и рвану бежать. Я уже определил, что ракеты взлетают с периодичностью пять-десять минут, а прошла всего минута с прошлого пуска, поэтому продолжал лежать, когда голоса стихли, дыша через раз. Сейчас оба бойцов вслушивались в дыхание ночи.

Время утекало, и если сейчас взлетит очередная ракета, то меня несомненно увидят, поэтому нужно было двигаться. Передовая не была изрыта воронками, да и трупного запаха не чувствовалось. Похоже, наши тут сами встали, когда закончился наступательный порыв. В общем, спрятаться негде. Если только в складках местности, но поле тут было ровное, в траве только, так в ней просеки проложены. Пулеметным огнем.

– Тихо, – буркнул сержант.

В это время застрекотал «МГ». Посмотрев вперед, я профессионально определил, что до немцев метров шестьсот. Большое у них тут расстояние. Могут и мины быть.

– Ладно, показалось тебе, но бдительности не теряй, – велел сержант и, по-видимому, ушел, так как часовой пару раз ругнулся себе под нос.

Развязав горловину сидора, я достал финку и, завязав обратно, зацепив лямки локтем, пополз вперед, пробуя землю перед собой лезвием ножа. Пока мин не попадалось.

Все-таки воронки были. Прежде чем взлетела очередная ракета, я скатился в такую. Судя по тому, что я в ней едва помещался, она была от легкой немецкой гаубицы. Глубина едва полметра.

Так медленно и не спеша я преодолевал ничейную землю. До рассвета оставалось всего пару часов, когда я достиг первого края немецких позиций. Тут было тихо, только чуть в стороне, метрах в тридцати, слышался негромкий разговор. Два немца, изредка прерываясь на дежурную стрельбу, обсуждали новую связистку и то, как она полуголая, тряся сиськами, выбегала из палатки их гауптмана, когда прибыл командир полка.

Покачав головой – у всех народов одни и те же разговоры, про баб и спорт, я броском достиг окопов и переметнулся через них, мягко упав на руки. Пистолет у меня был за поясом. Тут, как назло, удача изменила мне, тучи ушли, появилась луна, серебристым светом заливая все вокруг.

Вжимаясь в землю, я замер и быстро огляделся. Буквально в шести метрах от меня в тыл уходил окоп, поэтому я осторожно двинулся к нему и, перевалившись через край, мягко упал на ноги, после чего достал пистолет и, сторожась, направился дальше.

Окоп, изгибаясь, уходил в тыл немецких позиций всего метров на двести и выходил в овраг. Там по склону даже вырублены ступеньки были, чтобы на дно можно было спускаться.

Приметив в овраге ящики, осмотрелся. Часового не было. Это оказались боеприпасы для минометов. Достав из кармана свою единственную гранату, «лимонку», я выдернул кольцо и, придерживая чеку, сунул гранату под один из ящиков. Теперь если его поднять, то чека освободится, граната рванет и… ни хрена не будет. Это только в фильмах гранаты взрываются, и все рядом подрывается со стопроцентным результатом. Поэтому я потратил немного времени, и в те мины, на ящик которых я положил гранату, придавив сверху другим ящиком, вкрутил взрыватели. Вот теперь шанс подорвать батальонный склад боеприпасов был высок.

Оставив склад в покое, я по дну оврага стал уходить в тыл. Вот-вот рассветет, да и так было достаточно хорошо видно, поэтому шел я настороже. В тылу должна быть охрана, как без нее?

Оставив позади стоянку машин, там же были и кухни, две я точно рассмотрел, как и часового, что бродил рядом, продолжил по дну уходить все дальше и дальше.

За позициями немцев, примерно в километре, находился лес. Судя по карте, довольно приличный, овраг до него доходил, но мельчал и был уже по пояс, поэтому пришлось ползти по-пластунски. Когда появился краешек солнца, я был на опушке, и как только кусты скрыли меня, подхватил сидор и метнулся вглубь леса.

Овраг все-таки был заминирован, я обнаружил двадцатиметровую полосу минирования. Снял две противопехотные мины, что отняло у меня минут десять времени. Они сейчас лежали у меня в сидоре как замена гранате.

Углубляясь в лес, я обнаружил тропинку. Хорошо так натоптанную тропинку. Вот бесшумно двигаясь метрах в десяти от нее, я и углублялся дальше в тыл. Тут у немцев войска стоят, может, и не одна полоса обороны, как у наших, стоит поостеречься.

Тропинкой, как я понял, пользовались помощники повара, уже трижды видел, как они пробегали мимо с ведрами. Присев на пару минут, я достал карту и определил, что впереди должно быть озеро.

Так дальше и двигался, поэтому каково же было мое удивление, когда я прошел кустарник и вышел к кустам камыша, за ними был обрыв, и метрах в двух внизу плескалась речка. Дна видно не было, хотя вода была чистой, да и ширина была всего метров пять. Достав еще раз карту, я убедился, что этот ручей, или все же речушка, у меня не отмечен.

– Топографы долбаные, – пробормотал я и, посмотрев на солнце, что поднялось достаточно высоко – был десятый час, – и начал раздеваться. Искупаться хотелось просто до мурашек.

Меня не беспокоило то, что где-то рядом шумели моторами грузовики и совсем близко изредка подавала голос батарея гаубиц – кусты густые, попробуй заметь.

Оттолкнувшись от берега, я солдатиком ухнул в воду. Холодная и бодрящая, она приняла меня в свои объятия с головой. С глубиной я не ошибся, по шею было. Подрабатывая руками, я лег на спину и довольно зажмурился.

Не сразу, но боковым зрением я заметил, что стена камышей на берегу движется. Речка оказалась с характером и имела неслабое течение. Сверху я его не разглядел.

Развернувшись, я хмыкнул – метров на пятьдесят унесло.

– Ганс, так вот кто воду взбаламутил. А ты говоришь, мне показалось… Эй, малец, вылезай. Бить не будем, ком-ком.

Обернувшись, я рассмотрел голову в форменной пилотке вермахта. Тело и остальное скрывали густые камыши. Сделав непонимающее лицо, я направился к нему, тот махал рукой, подзывая.

Приблизившись, я понял, в чем дело. В камышах был прорублен проход и сделан мостик, с которого помощники повара набирали воду. Я их узнал, это они бегали, да и второй невысокий и сутулый немец был тут же. Ведра стояли на берегу на влажной траве.

Быстрый осмотр показал, что у сутулого винтовка за спиной, тот, что поздоровее, и который подзывал меня, никакого оружия, кроме тесака в ножнах на поясе, не имел. Видимо, не опасался бегать в своем тылу без оружия.

– Зачем он тебе, Людвиг? – спросил сутулый.

– Пусть ведра несет, вот смеху будет, голый русский мальчишка с ведрами, – засмеялся тот, подавая мне руку и помогая подняться на мостки.

– Не очень-то он на мальчишку похож, вон, мускулы какие. Наверняка деревенский, у моего сына в шестнадцать такие же были, а он большой сноп на самый верх закидывал. Сил хватало.

– Ничего, донесет, там посмотрим, что с ним сделаем, – потрогав мои мускулы на левой руке, сказал немец Людвиг.

Выхватив из его ножен штык, я коротким замахом перерубил ему горло и метнул тяжелый клинок в сутулого. Тот дернулся, и лезвие вошло ему в плечо. Заорать он не успел. Оскальзываясь на мокрой траве, я уже подбежал и ударил по затылку, вырубая его. Выдернув, я осмотрел штык:

– Отличный клинок, надо сказать.

Думаю, стоит пояснить, откуда я знаю немецкий язык. Не то чтобы я им владел как русским. Понимал все, допрос провести мог, но вот говорил с трудом. Еще тогда, осенью прошлого года, когда понял, что мне с линией партии не по пути, я начал готовиться. Ну, схрон – это понятно, однако я и сам просвещался. Английский я немного знал и стал искать того, кто меня в нем подтянет. На базе осназа одним из курсантов был сын испанских коммунистов, который после войны у них перебрался вместе с родителями в Союз. Он в совершенстве владел испанским, английским и неплохо говорил по-русски, акцент приятный такой был. Я его взял к себе, пулеметчиком тот был неплохим, но жутким раздолбаем. Как мне потом пояснил Лучинский, он воевал в Испании, там все такие. Парень до момента ареста бегал со мной по разным заданиям и все эти семь месяцев учил двум языкам – английскому и испанскому. Так что я обоими владел неплохо, даже теперь и писать умел на обоих, Дмитрий, ранее Диего, меня этому научил.

Но по немецкому одного учителя, чтобы нормально обучить, у меня не было, и за эти семь месяцев их сменилось шестеро, каждый преподавал по-своему. Так что, в принципе, немецкий я знал, хорошо читал и писал, это чтобы документы понимать можно было, и немного говорил. Причина такого плохого знания ясна, я плотно занимался другими языками.

Наклонившись, я вытер лезвие о рукав френча сутулого и, отложив нож в сторону, быстро обыскал раненого. Моим уловом было двадцать три рейхсмарки, спички и другая мелочь. Нашлись и документы: рядовой Ганс Шульберт, 303-й пехотный полк, 162-я пехотная дивизия. Кстати, эта дивизия входила в состав двадцатого армейского корпуса, командующего которого мы взяли в прошлом году.

Обыск второго дал мне еще немного денег, фотокарточку женщины, видимо жены, и початую пачку папирос. Их я прихватил, подойдут для отбивания запаха.

Сложив трофеи в одну общую кучу, я снял пояс и карабин сутулого и зашвырнул их далеко в воду – сейчас мне дальнобойное оружие было не нужно. Наклонившись, я стал приводить сутулого в сознание. Рану я ему закрыл, чтобы кровью не истек, – сунул под френч платок из его кармана.

– Очнулся? – спросил я.

– Д-да, – тихо ответил тот, слегка мутными глазами осмотревшись вокруг.

– Сейчас я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь на них отвечать. Что за подразделения находятся в тылу вашего батальона? Есть охранение?

– Гаубичная батарея, – видимо, солдат понял, что лучше не молчать, и отвечал честно. – Минометчики, но они рядом стоят. Дальше авторота, на заброшенном хуторе расположилась. На дороге пост. Это все, что я знаю.

Быстро опросив его, где находится батарея, я добил кашевара, в живых оставлять солдата смысла не было, и, окатившись из ведра, смыл с мостков кровь, прихватил трофеи и рванул к своим вещам.

Следовало поторопиться, скоро эти двух хватятся, и начнутся поиски, подумают, что тут наша разведгруппа прошла. Искать будут серьезно, а этого мне не надо. Одевшись, я сунул трофеи в сидор, куртку снял – слишком жарко было, повесил ее на сидор и рванул к батарее.

Чуть в стороне был мостик – два бревна, переброшенные через речушку. Охранения там не было, поэтому по ним я и прошел и, углубившись в лес, направился дальше.

Батарея из пяти стволов находилась на поляне, как и рассказал сутулый, у них была своя кухня и снабжение. Это хорошо, я почти сутки не ел, только напился воды из речушки и наполнил флягу. Я надеялся тихонько добыть у артиллеристов продовольствия.

Те уже больше часа не стреляли, и искать их пришлось следуя рядом с тропинкой, той самой, что по бревнам пересекала речушку. Как и сообщил сутулый, она вывела к нужной поляне. Правда пришлось пересекать лесную дорогу со свежими колеями, но к счастью, никого не было, и я легко перебрался на другую сторону.

Артиллеристы были на месте, и что странно, похоже, они тут стояли давно. Или наша артиллерия сюда не дотягивалась, что было смешно, или у наших на этом участке не было дальнобойных стволов, чтобы загасить их, отчего немцы чувствовали себя вольготно. Последнее вероятнее.

На опушке поляны стояли палатки, шесть машин, склад с боезапасом, правда, он на другой стороне поляны расположен, у гаубиц совсем небольшой запас был складирован. У одного из грузовиков стояла походная кухня, около нее суетились два немца в передниках, а из трубы шел ароматный дымок.

– Суп гороховый готовят, сволочи, – пробормотал я и присмотрелся к той машине, что стояла у кухни. Уверен, припасы сложены именно там. Но проблема была в том, что этот грузовик стоял на виду, а на поляне было порядка ста немцев. Кто отдыхал, два десятка гоняли мяч у склада боеприпасов, соорудив из пустых ящиков ворота, один расчет занимался своим орудием. Все при деле, и у всех все на глазах, а у меня уже кишка кишке бьет по башке, еще это запах ветерком точно на меня несет.

Вдруг из той палатки, которую я определил как штабную – там антенна рядом была и штабной тяжелый мотоцикл, выскочил связист и заорал, поднимая тревогу. Тут же последовали команды унтеров, отчего через минуту все солдаты были выстроены в две шеренги. Связист доложил о чем-то подошедшим к нему двум офицерам, и те начали ставить задачу остальным солдатам. Какую именно, было и так понятно. Обнаружены два убитых кашевара, поэтому усилить посты и не отходить вглубь леса дальше чем на десять метров, и тем более не ходить одному. Обычная инструкция на подобный случай.

Последствия были видны сразу. Часовых теперь ставили по двое, а их и так вокруг батареи было три позиции плюс два секрета и пулеметная точка. Она на выезде с поляны расположилась. Странно, что тут еще зенитки отсутствовали и бронетранспортеры, одни грузовики да гаубицы. Хотя вроде у штабной палатки мотоцикл стоял, но его от меня как раз эта палатка и закрывала.

Через полчаса снова была поднята тревога, но в этот раз уже началась боевая работа. Видимо, с передовой последовал приказ обстрелять подозрительный квадрат русских, где было замечено шевеление. Кстати, со стороны передовой за несколько минут до этого донесся раскат грома. Уж не заминированный ли мной склад боеприпасов рванул?

Именно этого я и ждал, так как при стрельбе артиллеристы, скажем так, мало что слышат, и можно спокойно работать. Мы так из стрелкового оружия как-то весь личный состав тяжелой гаубичной батареи уничтожили, а потом орудия подорвали. А нас было тогда всего шестнадцать. Поэтому углубившись в лес, я сделал полукруг и, когда последовал третий залп, снял из пистолета двух часовых, после чего метнулся к ним, добил и подбежал к крайним палаткам, разглядывая технику, что стояла рядом. Неподалеку радист из палатки кричал, передавая координаты, командиры орудий его дублировали.

Во время четвертого залпа я оббежал машины, обнаружив, что у борта одной курят двое солдат, по виду водителей, так же уложил обоих, они даже не пикнули, и выскочил к кухне. Проблема в том, что этот грузовик, в отличие от других, стоял к лесу мордой, а не задом, то есть в кузов не попасть так и так, его все видят, но зато рядом стояла кухня, и она была частично скрыта от глаз артиллеристов. Именно сюда я и спешил.

Как оказалось, за кухней еще был длинный деревянный стол и лавки, видимо артиллеристы привезли их с собой. В данный момент помощник расставлял тарелки, а повар стоял у кухни, нарезая хлеб. В это время раздался пятый залп, видимо на передовой какая-то заваруха началась, раз артиллеристы не унимаются и утюжат снарядами наши окопы… Хотя если тот склад боеприпасов рванул, тогда да, могли их напрячь на продолжительную пальбу в отместку.

Что-то я увлекся. В общем, выстрелив в помощника, я надеялся, что его падение не будет обнаружено, и дважды выстрелил в повара, после чего поменял магазин на полный. Подскочив к кухне, скинул сидор, сунул внутрь две буханки, пять банок консервов, что стояли на полке, а также отличный котелок, внутри оказалась кружка. То есть я теперь и сам могу готовить. Кроме этого, на полке стояла миска, в которой был гороховый суп, и в ней торчала ложка.

– Спасибо, – поблагодарил я лежавшего под ногами повара и, накинув лямки сидора, подхватил миску, сунув в карман пяток нарезанных кусков хлеба, и поспешил углубиться в лес. Кстати, две банки консервов были с фруктами и сладким сиропом, видимо десерт для офицеров.

Не знаю, что за люди были повар и его помощник, но готовили они просто превосходно, гороховый суп у меня пошел на ура. Может, это и с голодухи, но мне казалось, что я никогда не ел ничего вкуснее. Да еще пикантности придавало то, что приходилось есть на ходу. Никогда до этого так не делал, ложкой из миски по крайней мере. Чай пил, было такое, но не ел.

Когда я прошел около километра и коркой хлеба подтирал остатки, позади началась стрельба.

– Ну-ну, ищите, – хмыкнул я и направился дальше, лавируя между деревьями. Дочистив миску – она была хорошей, глубокой, я вытер ее платком, все равно мыть было нечем, и убрал в сидор. Тот был полон, но миска влезла. Ну, а ложка ушла в сапог, левый, в правом была финка.

После этого, снова повесив сидор за спину и на ходу поправляя лямки, я направился дальше. Нужно пройти еще несколько километров, потом будет довольно большое озеро на опушке, придется взять правее, чтобы заранее обойти его, а за ним тот самый заброшенный хутор, что заняла авторота. А правее в шести километрах расположился штаб дивизии. Штаб того полка, сквозь позиции батальона которого я пересек линию фронта, еще в обед остался позади, а время подходило уже ближе к вечеру, пятый час шел.

Когда впереди показался просвет между деревьями, явно намекающий на то, что впереди опушка, я присел за деревом и, осмотревшись, осторожно направился дальше. На выходе из леса возможно, да что возможно, точно должны быть секреты. В лесу на меня немцы охотиться не будут, уже не раз обжигались на этом, пытаясь брать разведгруппы и осназ, а вот так на выходе расставив узлы обороны, усиленные пулеметами, перекрестным огнем они легко перекроют выход. Учились, сволочи, бороться с нашими группами. Правда, чтобы перекрыть этот лес, им нужно больше сотни таких узлов, что будет сложно с учетом отсутствия резервов, по словам сутулого помощника повара, подслушавшего это из разговоров командира. Только у командира дивизии был резерв из одной мотопехотной роты, остальные все в окопах. Так что кроме подразделений охраны тыла у дивизии и нечем особо противостоять мне. Разве что еще разведчиков привлечь могут, те тоже отдельным подразделением считались.

По-пластунски добравшись до крайних деревьев опушки, я стал разглядывать, что видно впереди. Я был в некоторой низине, так что особо не насмотришься, озеро слева блестело сероватой гладью, окруженное камышами, колыхающееся травой поле впереди, и вдали среди фруктовых деревьев виднелись строения хутора. У двух не было крыш, да и стены были закопченными. Предполагаю, что тут осенью сорок первого шли бои.

Как определил? Да просто. Левее меня у озера стояло шесть остовов наших грузовиков, один был наполовину в воде. Видать, столкнули. Там было пять «ЗИСов» и одна «полуторка». Все машины сгорели. В траве не видать, наверняка там еще и мусору военного набросано, из брошенного имущества. Это еще не все, на поле темными массами застыли танки. Наши, немецких я не видел. Два «БТ», одна «тридцатьчетверка» с развернутой в бок башней и какой-то четвертый танк – я понять не мог, далековато он был.

Вид для меня был привычный, я не раз видел подбитую на полях технику, которую трофейные команды немцев еще не убрали. А работали, надо сказать, просто как хомяки, собирая все и отправляя ржавый горелый металл в Германию на переработку. Из наших танков немцы делали свои. Мы как-то взяли одну такую команду. Оснащены они были просто великолепно: мощные тягачи, даже пара наших, и остальное оборудование. Даже уничтожать жаль было, я бы себе один такой тягач прибрал, пригодился бы шабашить. Однако почему-то в народном государстве, где все принадлежит народу, ничего этого нет. Хочу я себе машину купить или легально мотоцикл, – кроме кукиша, ничего не смогу пробрести, еще и смотрят, как на идиота, и буржуем называют. Иждивенец-государство. Я еще до Нового года стал так Союз называть, ничуть не погрешив против истины. Именно из-за этого и трофеев мои группы стали приносить мало, только то, что не сдают интендантам. Мои парни были такими же хомяками, как и я, сказывалось тлетворное влияние. В общем, перестали мы носить трофеи, только подарки для командиров. Пусть государство само себя снабжает, а не через нас. Горб у меня слабый, все государство просто не вытяну. Тащили мы только то, что нам самим пригодится или другим группам, тут уж с мешками возвращались. Да и смысл тащить, если все равно отбирают? Да еще мародерами обзывают, но хапают принесенное только так. Я вот этого не понимал, мы, значит, мародеры, а они белые и пушистые? Тогда почему у интендантов и оружие теперь немецкое, и часы из наших трофеев? И не брезгуют носить! Извините, это я так на нервах, заколебали грабежи и оскорбления. Хорошо, что эта страница жизни перевернута, и я начал другую.

Что-то я опять ушел в сторону в размышлениях. Да и пора выбираться из леса. Вставать на ноги я не стал, наверняка на высотках расположились наблюдатели, поэтому следующие пять километров продвигался только на пузе. Так подволакивая за собой сидор, лямки я зацепил изгибом локтя, и полз.