Текст книги "Четвертое измерение"

Автор книги: Владимир Поселягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

– Сержант Молчунов!

– Я!

– Старшина Суриков!

– Я!

– Ко мне!

Из строя вышли два танкиста, и подошли ко мне. Посмотрев на старшину с кобурой пистолета на поясе и немецким карабином, я спросил:

– Старшина, насколько хорошо вы знаете Т-34? Сможете вести?

– Хорошо знаю, товарищ капитан. Я сперва на тридцатьчетверках начинал. Перегонял их с железнодорожных станций к местам консервации. Пока меня как опытного мехвода на КВ не пересадили,– сказал старшина.

– Встать в строй.– Скомандовал я, и, отдав честь, старшина вернулся в строй, Я же повернулся к Молчунову. Им оказался тот самый танкист в изодранном комбинезоне, что спрашивал снайперку посмотреть. Он был в том же комбезе, сквозь прорехи было видно кожу тела.

– Сержант, почему вы не в форме?

– Товарищ капитан, мы ее сняли перед боем, в танке было жарко. Ну а когда нас подбили, я выскочил, а форма в танке сгорела, – Молчунов пожал плечами, видя, как я смотрю на него изодранный комбез

– Мы с тобой вроде одной комплекции,– сказал я, расстегивая свой комбез. Скинув сапоги, я снял комбез и протянул его Молчунову.

– Возьми, переоденься. А не то твой, сейчас вообще развалится.

Взяв комбинезон, Молчунов быстро переоделся и вернулся в строй.

– Товарищ капитан, мы закончили,– ко мне подошел Журов, вытирая на ходу руки.

– Сколько мест освободилось?

– Можно пятнадцать человек посадить, товарищ капитан.

Быстро отобрав бойцов, я приказал грузиться, отпустив остальных. Стоя около кабины полуторки, я смотрел, как споро грузятся бойцы. Назначил старшим Карпова, приказав распределить сектор стрельбы, в случае, если встретим немцев, и внимательно следить за небом, и если что стучать по крыше кабины. Сев в кабину, я стал ждать, когда Журов заведет машину. Тот, взяв, кривой стартер и несколько раз крутанув его, завел машину. Затарахтев и задрожав как трактор, полуторка, сминая кусты, выехала на дорогу, которая оказалась неожиданно близко. Подпрыгивая на каждой кочке, мы неторопливо поехали в сторону далекой артиллерийской канонады. Минут через десять, перевалив через небольшой распадок, мы увидели уничтоженную автоколонну: разбитые и сгоревшие машины, воронки от бомб, перевернутый БА-10, загнанную в кусты эмку с выбитыми стеклами и изорванным боком. Убитых не было видно. Похоже, их уже убрали бойцы хозвзвода, копошащиеся тут и там. Проехав мимо ЗИСа, уткнувшегося капотом в лежащую на боку полевую кухню, мимо полного лейтенанта, что-то записывающего в блокнот, мимо лежащей вверх колесами полуторки. Объехав последнюю машину, через пару километров проехав по небольшому броду через маленькую речушку, мы въехали в лес. Сразу стало как-то темно, и видимость упала до двадцати метров. Вечер. Быстро темнело. Приказав остановиться, я вышел из машины. Оглядевшись, подозвал Карпова:

– Сержант, скоро стемнеет, а нам еще километров шесть осталось. Значит, сделаем так: не хочется попасть в засаду, поэтому три бойца в головном дозоре на расстоянии метров семьдесят-сто, двое в арьергарде, ДП на кабину. Если что, может открыть огонь по ходу движения. Пистолет-пулемет у нас один?

– Да, у рядового Хусаинова, товарищ капитан.

– Его в головной дозор, если что хоть какая-то помощь. Все, командуй!

– Голиков, Хусаинов, Иванов – в головной дозор. Голиков – старший. Двигаться на расстоянии ста метров. Манков, пулемет на кабину, сектор стрельбы по ходу движения. Вон того рыжего возьми вторым номером. Ты и ты – арьергард. Расстояние пятьдесят метров, ты старший.– Названые бойцы разбежались согласно приказу, остальные сели в кузов.

Через двадцать минут стремительно стемнело, пришлось послать бойца с фонариком, чтобы показывал дорогу. Фары у машины не работали. Еще через час мы прибыли на место.

Выйдя из машины, я подозвал Голикова. Дозор остановился на краю опушки, наблюдая за шоссе.

– Что там?– спросил я Голикова.

– Пусто, товарищ капитан. Только разбитая техника стоит, движения нет. С востока было слышно перестрелку, но быстро стихло!– ответил он, закинув Мосинский карабин на плечо.

– Да немцы ночью спят, воюют по часам, мать их. Ладно, бери еще пятерых бойцов и выстави секреты, а мы пока танк поищем. Здесь он рядом.

Голиков убежал отбирать себе бойцов.

– Черт, не видно ни хрена,– ругнулся сержант. Ко мне подошел Карпов:

– Ничего, скоро луна выйдет, посветит. Так сержант мы прибыли на место. По рассказам разведки, до танка от развилки четыреста метров. Его загнали на пятьдесят метров вглубь леса. Там приметное дерево – дуб с горевшей верхушкой. Поэтому, разбей бойцов на пары. Ищите!

Раздав ЦэУ и выгнав водилу из кабины, я лег 'поразмышлять', укрывшись курткой водителя. Через пару минут меня разбудили:

– Товарищ капитан, нашли,– тряс меня за плечо Карпов. Сон мигом слетел. Зевая на ходу, я пошел за Карповым, слушая рассказ сержанта, как нашли танк:

– Вот он, Суриков его уже осматривает. В темноте показалась громада танка. В открытый люк мехвода были видны отсветы фонарика.

– Суриков, ну что там?– спросил Карпов, заглядывая в люк.

– Норма, Санек. Правда, аккумуляторы сдохли. Придется сжатым воздухом заводить. Заправить только и масло надо,– не заметив меня, сказал старшина, вытирая руки ветошью.

– Старшина, что это за танк?– спросил я.

– Извините, товарищ капитан, не заметил вас. Да это тридцатьчетверка,– в голосе старшины слышалась радость обладания любимой игрушкой.

– Боекомплект полный, замок и прицел на месте. Снят только курсовой пулемет. По танку незаметно, чтобы он в бою побывал. Кстати он командирский. Сейчас я вам башенный люк открою.

Внутри что-то звякнуло, и с легким скрипом открылся люк. Встав на гусеницу и держась за скобу, я легко взлетел на башню танка. Старшина, подсвечивая фонариком, показывал мне машину. Башня танка мне как-то не понравилась сразу. Как будто ребенок вырезал из бумаги, она была маленькая, неудобная. Не то, что я видел на постаменте у танкового училища. Тот сразу внушал уважение своей мощью и соразмерностью. В общем, тот был красив и грациозен, а тут… Эх!

Слушая пояснения старшины, я осматривал внутренности танка. Казенник пушки, магазины со снарядами. Осмотрел место командира. Повернувшись к Карпову, я велел подогнать полуторку и приступить к заправке, потом залез в танк. Сев на командирское место, покрутил штурвал наводки. Привыкая к командирскому месту, и задумался:

'– Надо подобрать экипаж. Ну, Суриков с Молчуновым – это понятно. Командиром я, а вот заряжающим Манкова поставлю. Он был заряжающим на Т-28'.

Я вылез из танка и подозвал экипаж. Объявил о своем решении, велел Молчунову проверить рацию и внутреннюю связь, найти и подобрать шлемофоны. Манкову проверить орудие, снаряды и башенный пулемет. Сурикову руководить заправкой машины, а Журову достать вещмешок с сухпаем и разделить на порции.

Несмотря на темноту и опасения застрять на броде около так и оставшейся неизвестной нам речушки, мы благополучно вернулись обратно. Загнав, ревущий дизелем и лязгающий траками, танк под деревья, я велел экипажу замаскировать его ветками и отдыхать. До пяти утра осталось три часа.

'– Хоть немного отдохнут'– подумал я, а сам последовал за лейтенантом, который встретил нас.

– Докладывайте,– сказал полковник, протирая глаза. Похоже, он так и не ложился. Козырнув, я доложился:

– Танк в полном порядке. Бэка полный, экипаж подобран, рация исправна. Танк к бою готов.

Сделав жест рукой, чтоб я устроился напротив него, сказал:

– Конев, посвети.– Давешний лейтенант, который привел меня, сюда достал фонарик.

'– Ого! У них даже стол появился сколоченный досками из под ящиков!'

Он посветил на карту, лежащую на столе. Полковник, тыкая карандашом в карту, стал объяснять, что нужно делать:

– Слушай сюда, капитан. Твоя задача такая: брод наши саперы облазили весь и утверждают, что мин нет. Передовой дозор был на том берегу – немцев там тоже нет, но посты я приказал выставить. Выдвигаемся в пять утра. Ты в передовом дозоре с ротой капитана Савельева. Переправитесь, займете оборону вот на этом холме. Будете прикрывать нас. При пресечении брода, вас прикроют взвод сорокапяток. Два орудия. Все ясно?– и в ответ на мое согласие, что я все понял, отправил меня спать.

– Эх, если б не раненые, мы бы уже к своим вышли,– услышал я за спиной тихий вздох полковника.

Дойдя до танка, я залез на свое место, и привалившись к спинке спокойно уснул.

– Товарищ капитан, пора! – тряс меня за плечо Манков. Я вылез из танка и спустился на землю. Солнце еще не взошло, но видно было все прекрасно. К танку подбежал Молчунов с пачкой галет в руках:

– Вот, товарищ капитан, сухпай дали, немного, правда…

– Все нормально, сержант. Все продовольствие раненым. Так, быстро завтракаем и готовим танк к бою!

Через десять минут подбежал связной, пора!

Тридцатьчетверка, рыча двигателем на высоких оборотах, забиралась на бугор. Впереди шли красноармейцы роты, с которой мы будем прикрывать переправу. Их командир стоял на броне рядом с башней, в шлемофоне заряжающего, показывал, как лучше взобраться на холм.

– Там на холме большая яма. Мои бойцы расширили ее, получился отличный капонир с круговым обзором. У меня там сейчас дозор с пулеметом находится,– кричал капитан. Мы непроизвольно морщились. Ну сколько раз объясняли ему, что кричать в ларингофон не нужно, что мы его и так прекрасно слышим. Все – равно, капитан непроизвольно повышал голос, пытаясь, докричатся до нас сквозь рев двигателя. Следуя указаниям выскочившего из небольшого окопчика бойца, мы въехали в окоп. Я огляделся, из капонира торчала только башня.

– Глуши!.. Манков. Проверь сектор обстрела,– скомандовал я. Танк, напоследок рыкнув дизелем, заглох. Наступила тишина, нарушаемая только скрипом, лязгом и матюгами. Рота окапывалась. Сделав круговое вращение башни, Манков доложился:

– Норма, товарищ капитан. Но склоны холма в мертвой зоне.

– Ну, тут мы вас прикроем, ни один немец не подберется, – сказал капитан, слезая с башни, на которую он запрыгнул, когда башня вдруг начала вращаться. Вернув шлемофон башнеру, он спрыгнул на землю, и пошел к своим бойцам придерживая на ходу планшет. Достав бинокль, я уселся на край люка и стал вести наблюдение. От брода, на котором уже показались разведчики на полуторке, проселочная дорога, огибая холм, пробегала мимо небольшой рощи, пересекала поле, засеянное рожью, и уходила прямо в лес, видневшегося в полутора километрах от нас. Я, опустив бинокль, огляделся. Полуторка пропылила мимо нас и скрылась за рощей.

– Манков, возьми бинокль и веди наблюдение,– и, согнав с места радиста, я сел за рацию. Крутя настройки, я пытался что-нибудь услышать и вдруг что-то уловил:

– ..едка прошла на хол…,– и снова помехи. Говорили на немецком. Я немецкий не знал, но его прекрасно знал Швед. Крутя настойку, дальше я снова уловил голоса немцев:

– На холме русский тяжелый танк и до взвода пехоты. Даю наводку: квадр…

'– Черт, черт! Немцы не ждали нас у брода, а просто отошли на два-три километра, оставив разведку и корректировщиков с рацией, которых я сейчас только что слышал. Как только наши втянутся в ловушку, меня накроют тяжелые орудия. От прямого попадания никакая броня не спасет! Черт, черт. Черт!!!'

Я вылез из танка и побежал к капитану.

– Капитан!– капитан, отчитывающий своего бойца за плохой обзор из окопной ячейки, обернулся ко мне. Я быстро рассказал ему, что слышал.

– Уходить надо. Как наши пойдут, нас тут же накроет артиллерия,– сделал предложение я, но капитан отрицательно покачал головой:

– У меня приказ, обеспечить проход. Без приказа не уйду,– и тут же крикнул:

– Тухватуллин, ко мне! Беги к нашим, передай, что немцы устроили засаду. Скажи, что танкисты уловили по рации разговор корректировщиков. Брод не переходить, ты слышал? Брод не переходить! Передай, что жду приказов,– и взмахом отпустив бойца, повернулся ко мне:

– Что делать думаешь?– спросил меня капитан. Покачав головой, я сказал:

– Погибать под снарядами, за просто так, не собираюсь! Рвану вперед. Этого они от меня точно не ждут. Может, прихвачу сколько-нибудь немцев.

Капитан подумав, спросил:

– Может, успеем к нашим отойти? После получения приказа?

Я отрицательно покачал головой:

– Не дадут нам отойти! Единственный шанс – это вперед!

Внимательно посмотрев на меня, капитан протянул руку. Пожал ее, потом мы обнялись.

– Не погибай зря, и помни, мы победим,– сказав это, капитан вытянулся и приложил руку к фуражке. Развернувшись, я рванул к танку, крикнув на ходу, чтоб заводили, запрыгнул в него и сел на свое место. Подключив шлемофон, я рассказал все что слышал и что решил. Суриков только выругался, но, кивнув, сказал:

– Приказывай, командир,– остальные его вразнобой поддержали.

– Значит так. Спускаемся по правому склону. Он крут, но спустится сможем. Потом обходим рощу до тех стогов. Очень уж они для наблюдения стоят удобно. Дальше по полю за полуторкой слева от дороги. Ну, а там дальше видно будет. Все, вперед, поехали!– скомандовал я, и, выглянув из люка, стал руководить выездом из капонира. Притормозив перед спуском, мы стали на медленной скорости скатываться с холма. Прежде чем закрыть крышку люка я, оглянувшись, увидел стоящего капитана, продолжавшего отдавать нам честь. Стоящие рядом бойцы смотрели нам вслед. Эту картину я запомнил надолго.

Рыча двигателем, мы спустились с холма и, набирая скорость, рванули к роще. Манков лязгнув затвором, зарядил осколочным. Объехав рощу, мы рванули к стогам и стали их давить один за другим. В четвертом вдруг брызнули в стороны люди в форме мышиного цвета. Коротко протрещал пулемет радиста. Развернув башню, дал очередь из башенного пулемета.

'– Три – ноль, наши ведут!'– подумал я.

Один за радистом, два за мной, сколько за мехводом не знаю. Развернув танк, мы погнали прямо по полю в сторону леса. Подъезжая к лесу, я открыл люк и выглянул. В приборы наблюдения ни хрена не видно, поэтому приходится выглядывать, чтобы оценить обстановку. Оглядевшись, заметил маленькую противотанковую пушку, направленную на дорогу, около которой суетились немцы, и, упав на свое место, заорал:

– Пушка справа! – И стал быстро наводить прицел на пушку, крутя штурвал наводки, но не успел. Танк подпрыгнул, вминая пушку в землю и, скрежеща металлом об днище, мы рванули дальше. Развернув башню, длинной очередью полоснул по артиллеристам. Вряд ли попал, хотя нервы им наверняка попортил, после чего повернул ее обратно. Я снова выглянул из башни, чтобы оглядеться, Мы приближались к опушке леса. В метрах трехстах от нас дорога ныряла в лес, и сквозь рев двигателя я отчетливо различил перестрелку.

– Давай к дороге, там наших прижали,– и, захлопнув люк, накинул на него кожаный ремень, стал наблюдать в перископ. Выскочив на дорогу, мы увидели полуторку, уткнувшуюся капотом в куст неподалеку от опушки.

Были отчетливо видны огни бьющих пулеметов. От полуторки отлетали куски кузова и появлялись новые пробоины. Около кузова лежали тела погибших. Из открытой кабины свешивалось тело убитого водителя.

– Стоп!– Заорал я и, наведя перекрестья прицела под правый пулемет, нажал на педаль пуска. На месте пулемета вырос куст разрыва, второй тоже замолк.

– Осколочный.

– Готово,– дав три выстрела вслед отходящим немцам и выпустив по диску вслед из пулеметов, я приказал прекратить огонь и сдать назад. Похоже, противотанковая пушка тут была одна, но на всякий случай заехали за кусты, в которые въехала полуторка. Я откинул ремень и чуть приоткрыл люк, осторожно выглянул. Не хотелось бы получить пулю от какого-нибудь немца. Осмотрелся, со стороны кювета к нам перебежкой направлялись два бойца в пограничных фуражках, один с МП, другой с ППД в руках. Уже смелее открыв люк, выскользнул на землю, оставив шлемофон на сиденье.

– Вовремя вы, товарищ капитан. Спасибо. Еще бы немного и нас гранатами забросали,– сказал тот самый старшина пограничник, которого я видел, когда очнулся и меня НКВДшник допрашивал.

– Еще живые есть?– спросил я его, но старшина только головой покачал:

– Только мы, товарищ капитан. Остальных наповал, почти в упор били. Хорошо еще, что Журов их заметил и успел руль вывернуть,– и добавил – Разрешите документы у наших забрать.

Кивнув, я задумался, что делать. Но долго думать мне не дали. Километрах в трех вдруг залпом ударили пушки. 105-х миллиметровые орудия узнал я с помощью Шведа.

'– Черт! Да они же наших перемалывают!'

Подбежавшим погранцам, я указал на танк и сказал, чтоб лезли на него. От полуторки погранцы притащили две Токаревские самозарядки и еще один МП. Отдав их Манкову и следом запасные обоймы в кожаных чехлах. МП я тут же отжал себе, снял ремень, быстро накинул немецкую разгрузку и полез в танк. Переехав дорогу, мы рванули на максимальной скорости вдоль опушки в сторону бьющих орудий. Через два километра нам попался овраг, идущий поперек движения. Спрыгнув с танка, погранцы подбежали к оврагу, я подошел за ними следом.

'– Так с нашей стороны пологий овраг пройти можно, но с противоположной стороны был слишком крут',– подумал я прикидывая маршрут движения. Оглядев овраг в разные стороны, я заметил, что дальше склон вроде проходящий. Сбегав за биноклем, посмотрел уже в него. Точно, можно, и орудия как раз где-то там бьют. Махнув рукой, я приказал погранцам спустится в овраг, и прикрыть нас, а сам залез в танк. Тридцатьчетверка осторожно съехала в овраг. Посадив пограничников, мы поехали в сторону стреляющих немецких батарей. Через километр – полтора, овраг стал меньше, и орудия били как будто над головой. Приказав остановить танк, я отправил погранцов в разведку. Дойдя до края оврага, они осторожно выглянули. Старшина, обернувшись, активно замахал руками. Позвав с собой Суркова и прихватив автомат, мы подползли к погранцам.

На небольшом поле стояло две батареи 105-х миллиметровых орудий. Вдали под деревьями стояли грузовые машины, пара заправщиков и легковая машина. В середине поляны стояло две зенитные автоматические пушки. Разглядывая в бинокль немецкий дивизион, я увидел, как к крайней батареи подъехал грузовик со снарядами, и немцы стали быстро разгружать ее. Оглядевшись, я стал говорить Сурикову:

– Здесь мы легко поднимемся. Как поднимешься, сразу остановишься. Я два раза выстрелю по зениткам, потом по тем заправщикам и тем грузовикам со снарядами. После этого бьем по орудиям. У них нет ничего легкого, противотанкового, так что можно безнаказанно их расстреливать. А орудия попробуй разверни, тем более под огнем.– Приказав погранцам оставаться тут, и посмотрев на их пистолет-пулеметы, я сказал:

– Возьмите у Молчунова и Манковым винтовки и прикрывайте нас. В первую очередь отстреливайте офицеров и наводчиков. Ну все, выполнять!– Дойдя до танка, отдали винтовки, погранцы вернулись и стали наблюдать за немцами, сжимая в руках винтовки и положив рядом автоматы.

Взревев двигателем, тридцатьчетверка мощным рывком взлетела на склон оврага. Оставив погранцов в двадцати метрах слева, мы выехали наверх и сразу же остановились. Я навел прицел на крайнюю зенитку. Расчет замер, в изумлении глядя на нас. Выстрел. Черт! Разрыв снаряда вспух слева! Выстрел. Есть! Наведя прицел на второе орудие, расчет которого быстро разворачивал стволы спаренных орудий, я выстрелил. Еще одно готово! Пулемет радиста бил короткими очередями по расчетам ближайших орудий, благо корпус танка был повернут в нужную сторону. Наведя прицел на грузовики и не обращая внимания, что пара расчетов пытаются развернуть орудия в нашу сторону, я открыл огонь по грузовикам. Выпустив одиннадцать осколочных снарядов и фактически уничтожив автомашины, я стал стрелять по орудиям. Начав с ближайших, расчеты тех орудий, что пытались развернуть их на нас, лежали в пыли. Молодцы погранцы! Выстрелив пару раз, я понял, что толку от этого не будет и скомандовал:

– Вперед! Дави орудия, тарань их!

Как будто ждавший этого, старшина втопил педаль газа. Подскочив к орудию и развернув башню, мы наехали на него. Раздался скрежет, и танк изрядно тряхнуло. Вдруг тридцатьчетверка дернулась и заглохла. В наступившей тишине послышался мат старшины. Нажав пуск, старшина вновь завел танк и опять все повторилось. Танк заглох.

– Гусеница застряла, товарищ капитан,– сказал мне очевидную вещь, старшина. Покрутив перископом, я сказал:

– Последние немцы ушли в лес, это те, кто выжил. Суриков, остаешься в машине. Манков – тоже. Будешь нас прикрывать. Молчунов, покинуть машину.

Мы, выпрыгнув из танка, осмотрелись. К нам подбегали пограничники:

– Отлично вы их побили, товарищ капитан!

'Да уж!' – подумал я, глядя на горящие машины и бензовозы. Вдруг один из горящих грузовиков взорвался. До тридцатьчетверки долетел кусок кузова и, воткнувшись в землю в шагах двадцати от танка, заставил нас вздрогнуть.

– Молчунов, что там?– спросил я сержанта, осматривающего танк. Из-за корпуса показался радист:

– Кусок щита попал в гусеницу, но если сдать назад, то освободимся,– сказал сержант. Запрыгнув на танк, я объяснил Суркову, что сказал радист. Руководя с помощью радиста, назад, влево, направо, мы освободили гусеницу. В это время пограничники нас прикрывали. Освободив танк, я задумался. Немцы убежали. Сейчас нажалуются большому папе, что их тут обидели и нам придется кисло. Но орудия надо уничтожить и тут мне пришла мысль как это сделать, что я тут же объяснил старшине:

– Значит так, старшина. Чтоб подобного не случилось, делаем вот что: подъезжаешь к орудию, роняешь корпусом и наезжаешь гусеницами на ствол,– но старшина покачал головой:

– Гусеницы порвем товарищ капитан. И так чудом не разулись.

Я задумался. Старшина прав. Нужно, что-то делать. Объяснив пограничникам, как можно уничтожить орудия. Приказал им приступить, дав в помощь радиста. План был прост. Нужно было зарядить орудие, и забив ствол, дернуть пуск на длинной веревке. Правда, приходилось прикрывать их корпусом танка. Быстро покончив с этим делом и забрав погранцов, осматривающих разбитые машины. Особенно их заинтересовал грузовик, к которому была прицеплена кухня. Закинув немецкие вещмешки чем-то набитые в танк, мы вернулись в овраг и поехали дальше по нему. Но проехав не более ста метров, наткнулись на немцев, мертвых немцев. Остановив танк, я велел старшине осмотреть их. Взяв в прикрытие второго бойца, старшина подбежал и осмотрел немцев. Вернувшись, сказал:

– Наши их, товарищ капитан. Ножами сняли. Ни документов, ни оружия нет,– а я все думал, что должен же быть пост, а он вот где.

Ну и ладно! Махнув рукой, чтоб старшина садился, мы двинулись дальше.

Разглядывая деревню в бинокль, я думал, как обойти ее. Слева река, справа пруд, переходящий в болото, дальше лес. Проехать можно только через деревню. Выход только один – на полном ходу проскочить ее. Погранцы ушли в обход деревни, час назад, и должны встречать нас за деревней. Еще раз осмотрев деревню, пост с противотанковой пушкой, станковым пулеметом и почти взводом пехоты, увидел, что из-за крайней хаты выглядывал ствол танковой пушки. Опустив бинокль и передав его Сурикову, сказал:

– Видишь, за хатой ствол танковый торчит? Как бы не напороться. Старшина минут пять разглядывал деревню, и опустив бинокль, сказал:

– Не танк это, самоходка. На штуку похоже… как ее.. StuG III вроде.

Развернувшись, мы поползли обратно. Как только небольшой бугор скрыл нас от немцев, мы встали и пошли обратно к танку. Закинув МП на плечо, я сказал:

– Как только выскочим на прямую видимость, остановишься. Я уничтожу пушку. Потом жарь в вовсю железку. Жаль не видно, что там дальше в деревне,– сокрушался я. Подойдя к танку, и сев в него мы минуту помолчали.

– Ну, пора. Манков, осколочный!

Танк, медленно набирая скорость, выехал на дорогу из леса, где мы прятались. Выскочив к деревне, тридцатьчетверка замерла. Выстрел. Около пушки появился цветок разрыва. Добавив второй снаряд, мы рванули вперед, проскочив пост. Влетели на полной скорости в деревню. Повернув заранее башню, где мы видели самоходку, загнал ей в бок бронебойный, когда мы проскочили мимо. После чего развернул башню обратно, и всадил в ближайшую машину осколочный снаряд. По всей улице стояли грузовики, бронетранспортеры, мотоциклы, легковые машины. Радио и штабные машины сгрудились около здания похожего на сельсовет. Из-за угла с соседней улицы на большой скорости вырулили два грузовика набитых солдатами. Увидев все эти машины, не помня себя, я заорал:

– ДАВИИИИ!!! Дави сук, дави тварей!!!

Танк, подпрыгивая и качаясь, вминал, плющил технику и людей. Посылая снаряд за снарядом в скопление штабных машин и по сельсовету, зачастую безбожно мажа. Мы выскочили из деревни. Вдавив вместе с артиллеристами противотанковую пушку другого поста, танк рванул по дороге дальше, не обращая внимание на хлопки пуль по броне, Объехав край леса, где-то здесь должны быть погранцы. Мы выехали на развилку дороги и то, что я там увидел, мне очень не понравилось.

– Стой, бронебойным заряжай!!!

Но было поздно, нас ждали. Удар, еще удар. Танк трясся под ударами снарядов четырех немецких танков. Двигатель заглох, появился дым.

– Экипаж, из машины,– приказал я, наводя прицел на ближайший танк под башню. Смахивая кровь, текущую на глаза, я нажал на педаль пуска. На месте Т-III появился огненный шар. Явно рванул боезапас.

Тридцатьчетверку изрядно тряхнуло. Из последних сил, перевалившись через край люка, я свалился на землю и пополз в канаву за танком. Перед глазами все плыло. Вдруг меня кто-то подхватил под локти и потащил в лес. По лицу били ветки. Стараясь помочь пограничникам, я разглядел фуражки, но ноги меня не слушались. Пытаясь взмахнуть рукой, обнаружил, что держу МП. Тут деревья закружились, и я потерял сознание.

Мы уходили все дальше и дальше. С момента, когда немцы сожгли тридцатьчетверку, прошло меньше суток. Очнулся я как-то внезапно, ночью. В шагах пяти-семи неярко горел костер, над которым висел котелок, источающий приятный мясной запах. Около костра спали незнакомые красноармейцы. Один из них оперся рукой на ствол максима без щитка, но на станине, и что-то негромко говорил, шевеля в такт свободной рукой бойцу в фуражке. Еще раз осмотревшись, я заметил человеческое тело, завернутое в плащ-палатку лежащее рядом со мной, издающее легкое похрапывание. Я попробовал приподняться, и сразу закружилась голова, начало подташнивать. Что заставило меня со стоном рухнуть обратно. Храп сразу же прекратился, и на меня уставились обрадованные глаза Молчунова.

– Товарищ капитан, вы очнулись!– Вскочив на ноги, радист рванул, куда-то вправо. Бойцы, разговаривающие у Максима, обернулись на шум. В бойце с фуражкой я узнал старшину, который, легко вскочив и хлопнув по плечу собеседника, направился ко мне, но подойти не успел. Радист притащил за руку зевающую девушку в форме военфельдшера, с двумя кубарями в петлицах блеснувших при свете костра. Присев около меня, и явив мне, свои восхитительные коленки, девушка начала опрос-осмотр. Не обращая внимания на старшину, топчущегося рядом, она, осмотрев меня, затараторила:

– Товарищ капитан, у вас контузия и легкие множественные осколочные ранения. Некоторые из осколков, я удалила, когда вы были еще без сознания. Но несколько, осталось – слишком мелкие.

Ну понятно. Это же осколки от брони, которые откололись при попадании бронебойной болванки в танк, когда в нас попали. Я вообще не понимаю, как мы тогда выжили?! Нас в упор расстреливали четыре танка, и первые выстрелы попали рикошетом. Только это нас и спасло. Последующие выстрелы были, когда экипаж уже покинул танк. Посмотрев на девушку, и стараясь не косится на ее колени, что создавало мне определенные неудобство, я сказал, старательно прокашлявшись:

– Вода есть? Пить хочется!– Девушка сразу же достала из санитарной сумки фляжку, и не давая в руки старательно напоила меня. Напившись, я попросил помочь подняться. Подхватив под мышки радист и старшина подняли меня. Подождав, когда поляна со спящими бойцами перестанет кружиться, обнаружил, что стою в одних кальсонах и с перевязанной грудью. Я попросил своих бойцов отвести меня в ближайшие кусты, и побыстрее. Сделав мои дела, мы вернулись на поляну. Девушка уже спала, завернувшись в плащ-палатку радиста. Сев и прислонившись к стволу дерева, велел рассказать, что произошло, пока я был без сознания. Рассказывал старшина:

– Мы с Полиповым расстались с вами там, у деревни. Обошли мы ее спокойно. Было правда два парных патруля, но мы их обошли по краю болота. Когда вышли к дороге, где договорились встретиться, обнаружили моторизованную колону, стоящую на отдыхе. Хотели вернуться и перехватить вас на дороге из деревни, но не успели. Немцы услышавшие бой в деревне успели приготовится. Пригнали танки, следовавшие во главе колоны. Вы выскочили из поворота на развилку прямо под их пушки. Как только вас подбили, мы подбежали к вашим бойцам, покинувших танк. Потом к вам, когда вы подожгли тот крайний танк и успели выскочить из своего, прежде чем он загорелся. Мы открыли огонь по пехоте, прижимая ее к земле. Вас под руки подхватили ваши бойцы и потащили в лес. Повезло, что подбили на опушке и мы смогли оторваться от преследования,…– и замолчав, он наклонив голову. Я понял, что кто-то не вернулся.

– Кто?

– Полипова на опушке, когда он нас прикрывал, скосило из танкового пулемета, а Манкова еще около танка в живот ранило. Он остался нас прикрывать. Минуты две слышали его СВТ, а потом разрыв гранаты. У него была одна. Отошли на два километра и сделали вам носилки и несли уже на них. Немцы нас не преследовали. Я пробежался вокруг и к месту боя, немцы там еще были, но в лес не заходили. К обеду встретили бойцов сто шестнадцатого стрелкового полка. Одиннадцать человек под командованием старшего лейтенанта Косолапова. Позвать его, товарищ капитан?

– Почему он сам не подошел, не представился?– Старшина пожал плечами и сказал:

– Мы не пустили, товарищ капитан. Вы не в том еще состоянии были. Сейчас позову,– сказал старшина. Вскочив, он подошел к бойцу, с которым разговаривал у максима и что-то ему сказал наклонившись. Мне вдруг как-то сразу захотелось есть. Я даже застонал от доносившихся от костра запахов. Радист, начавший клевать носом, встрепенулся:

– Что-то болит, товарищ капитан?– Отрицательно покачав головой, я велел ему ложиться спать. Завтра может быть тяжелый день. Согласно кивнув, радист тут же пристроился около одного из спящих красноармейцев и быстро уснул. Скрипнув сапогами, подошел незнакомый командир, плохо различимый в темноте, и вытянувшись представился:

– Старший лейтенант Косолапов. Командир комендантской роты сто одиннадцатой стрелковой дивизии.