Текст книги "Крестная мать"

Автор книги: Владимир Ераносян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Ее последний проект был не для слабонервных. Борис находился в се кабинете, когда ее пресс-секретарь зачитывал справку:

– В Крыму девятьсот шестьдесят шесть учреждений отдыха, пять морских авиапортов, триста десять промышленных и триста двадцать пять сельхозпредприятий, шестнадцать строительных трестов, одна тысяча восемьсот двадцать пять тысяч гектаров сельхозугодий, сто девятнадцать источников целебных вод и тридцать источников целебных грязей, действует сто тридцать восемь гостиниц, шесть тысяч триста предприятий розничной торговли, две тысячи точек общепита, три тысячи предприятий бытового обслуживания – всего, без стоимости земли, природных ресурсов на сумму десять миллиардов долларов США…

– Как тебе островок? – подмигнула она Борису.

Ее патологическое желание быть абсолютно свободной определило ее дальнейшие планы. Крымский полуостров она хотела сделать островом своей мечты, где она будет единственной хозяйкой, неподотчетной даже Богу.

– Ты сумасшедшая! – не выдержав, воскликнул Борис.

– Нет, я просто хочу быть свободной, а свободной я буду только в собственной стране.

– Прямо как в сказке о золотой рыбке, там столбовая дворянка, Владычица Морская, в конце концов осталась у разбитого корыта.

– Ты пессимист, – ответила она и попросила оставить ее одну… Теперь Борису было страшно, но он все же продолжал оставаться ее советником.

90-е ГОДЫ

В фойе самого престижного в Киеве валютного дансинга «Де верлд оф дримс», что в переводе означало «Мир грез», низенький швейцар в смешной красной кепке– таблетке учтиво обхаживал только что вошедших высокого молодого парня и стройную девушку, на вид им обоим было не больше двадцати. Некоторое внешнее сходство давало основание полагать, что эти симпатичные парень и девушка – брат и сестра.

Спустя минуту в прозрачных дверях длинного вестибюля показался быстро приближающийся квадратный силуэт. Дверь отворилась, и в фойе вломился запыхавшийся здоровяк лет тридцати пяти с озлобленной физиономией. Он вмиг оказался в центре зеркального холла и защелкал вытаращенными глазками, оглядываясь вокруг. При этом его круглая коротко остриженная голова, которая казалась посаженной прямо на туловище, проворачивалась подобно секундной стрелке, в такт моргающим глазам. Именно за эту массивную короткую шею, как у снеговика, за это сходство со снежной бабой телохранителя крестных детей Матушки прозвали Санта-Клаусом. Со временем кличка трансформировалась в более краткое – Клаус, и закрепилась навсегда.

Как только в сутолоке находившихся в холле людей и их зеркальных отражений здоровяк обнаружил тех, кого искал, он облегченно вздохнул. И его толстые губы растянулись в искренней улыбке. Он вынул носовой платок, протер вспотевший лоб и, затянув ослабленный галстук, размашистой походкой направился к гардеробу, где парень и девушка сдавали вещи.

– Вам от меня не смыться, я бы своими руками задушил того идиота, который научил тебя, Мила, водить тачку, – буркнул здоровяк, не очень-то церемонясь. Парень и девушка, к которым он обратился, стояли к нему спиной. От неожиданности они на мгновение остолбенели. Первой справилась с растерянностью девушка, она резко обернулась, отчего ее длинные русые волосы, завитые мелкими кучеряшками, разлетелись во все стороны. Девушка сурово взглянула на улыбающегося здоровяка и, сморщив лобик, чуть слышно произнесла:

– Когда ты перестанешь мозолить нам глаза?

Здоровяк начал было что-то объяснять, но девушка, слышавшая уже тысячу раз этот скучный монолог приставленного к ней и брату телохранителя, оставила неприятного собеседника и, соблазнительно покачивая бедрами, прошла к кассе.

Растерянный здоровяк продолжал невнятно бубнить, полагая, что уж юноша-то должен его понять:

– Андрюша, я убедительно вас прошу, не надо от меня бегать. Елена Александровна очень недовольна вашим поведением и особенно поведением Милы. Мне платят за то, чтобы я не оставлял вас ни на минуту. И не мало платят. А я привык отрабатывать свой хлеб на совесть. Вы не должны так поступать, – он опять достал из кармана платок и вытер лоб, – а то кошки-мышки получаются, вы все время пытаетесь улизнуть, я вас не охраняю, а ищу, и если что случится, с меня ведь голову снимут. Хозяйка настаивала, чтобы вы не посещали злачные места.

– Клаус, не кажется ли тебе, что ты поднял много шума из ничего? – наконец отозвался парень с такой вялой безразличностью, будто обращался не к своему телохранителю, а в пустоту. – Ничего страшного не будет, мы просто хотим развлечься, да и разве здесь злачное место? Солидная публика, ты зря. Ты бы лучше, Клаус, расслабился, как все, чем заниматься чепухой. Нас здесь никто не обидит, не посмеют, все же знают, кто наша крестная…

– Андрей, я купила билеты, пошли скорей, – крикнула Мила. Андрей небрежно хлопнул телохранителя по плечу и пошел к сестре, которой не терпелось нырнуть в кипящий водоворот дискозала.

Клаус не собирался расставаться с двадцатью долларами, ребята из службы безопасности дансинга, проверявшие билеты на входе, хорошо знали его, как одного из людей Роланда Кутателадзе, при виде Клауса они изобразили бьющее ключом дружелюбие, бурный восторг, пошутили о том, что наверняка Клаус зачастил в «Мир грез» неспроста, точно заприметил породистую козочку с ногами от ушей, затем громко похохотали и без лишних разговоров всучили контрамарку.

Когда Клаус вошел в дискозал, ему показалось, что он тонет в людской гуще. Он выругался про себя, проклиная тот день, когда он определился с ремеслом, которым будет заниматься. А теперь вот еще эти высокопоставленные малолетки опять куда-то подевались. За одним куда ни шло следить, но ведь их же двое. Недавно, правда, подкинули помощничка. Приказали удвоить бдительность. Все из-за больших проблем у Матушки. "Ну, а раз проблемы, – рассуждал Клаус, – какого черта выпускать птенцов из клетки, пусть бы себе сидели взаперти, пока страсти улягут. Эти голуби, «как специально, теперь еще больше куролесить стали, как с цепи сорвались, а этого безмозглого недотепу-помощника лучше бы не выделяли. С него толку никакого, разве что баранку крутить. Еще один салабон на шее». Клаус клял себя и весь белый свет ровно до тех пор, пока не наткнулся на своих подопечных.

Как только Клаус их увидел, он сосредоточился на своих обязанностях. В его сознание залетела несуразная мысль о том, что не мешало бы обзавестись прибором ночного видения. В этом мерцающем нагромождении огней, прожекторов и строгоскопов двух глаз было явно недостаточно, тем более, что глаза Клауса невольно косились на полчища длинноногих красавиц, которые украшали валютный дансинг. Красавиц поставляло «Миру грез» агентство манекенщиц «Светлана», отколовшееся от городского Театра мод и превратившееся в заурядную сутенерскую контору. Контора выставляла девочек напрокат на разного рода презентации, празднования, банкеты, словом, по поводу и без повода, лишь бы на счет агентства перечисляли деньги. Молоденькие девчушки-манекенщицы, все как одна, в откровенных декольте, были в восторге от представившейся возможности задарма посещать самую дорогую в столице дискотеку. К тому же руководитель агентства не очень-то за ними следил. Это было одним негласным условием договора. Девушка по желанию могла уйти с любым посетителем дансинга. «Мир грез» кишел иностранцами близлежащих отелей, респектабельными господами из деловых кругов Киева, откровенными бандитами. Девочки неохотно соглашались предоставлять свои услуги бандитам. Эти парни выжимали все соки, причем не было никаких гарантий, что за стараниями последуют вознаграждения. Самый беспроигрышный вариант – американцы и французы, эти платили щедро. Итальянцы гораздо хуже, а турки вообще жлобы. Девочки отрешенно щелкали томными глазами, небрежно держали изящными пальчиками ментоловый «Данхил» и невзначай подтягивали чулочки – равных им на дансинге на этой охоте за престижным клиентом не было, и зачастую случалось, что пришедший в сопровождении парочки шлюх мурзик уезжал с манекенщицей из «Светланы», забыв про своих спутниц.

Клаус со своей внешностью стопроцентного громилы не мог взять в толк, почему молодки воротят от него нос, а о существующем у девочек табеле о рангах он не имел понятия, а призадуматься ему было некогда. Он принадлежал к тому типу людей, которые в отличие от Юлия Цезаря не могут делать несколько дел одновременно. Поэтому сейчас, невольно переключившись на обзор блистательных «герлз», он не удержался и завел с одной из них «утонченную» беседу о том о сем и посему несколько уклонился от своей работы. Клаус пропустил назревающий инцидент с участием его подопечных.

Между тем Андрей, расположившийся вместе с сестрой за столиком неподалеку от эстрадного ринга, самозабвенно смотрел на танцовщицу. Ее партнер как всегда отрабатывал на свою напарницу. Она забрасывала на его плечи длинные ноги, обвивала ими шею танцора, пригибалась и вертелась вокруг него, создавая собственную версию необузданного сладострастия. Завсегдатаи дансинга ожидали того момента, когда слепящие крути прожекторов, ползающие по рингу, сольются воедино на небольшом гладком помосте в центре и танцор, напоследок лизнув каблук партнерши, удалится прочь. Танец пары был лишь затравкой. Все ждали соло несравненной Иолы.

В миг, когда сплошной поток чередующихся зеленых и фиолетовых огней рассыпался на помосте, Иола ткнула партнера каблуком в грудь и с силой пихнула его. Мужчина исчез. Теперь функции напарника выполнял толстый металлический стержень, воткнутый в самый центр помоста. Под импульсивный фанк Латойи Джексон танцовщица начала стриптиз-представление. Публика завизжала, когда щелкнули застежки линжери, Иола легла на крутящийся помост и скрестила ноги, затем она вскочила на ноги и, вскинув голову, сорвала бюстгальтер. В такт заводному ритму она зашагала к самому краю ринга. Искусительница хотела, чтобы зрители получше рассмотрели идеальные линии ее упругой г руди. Прямо на самом краю ринга Иола развернулась к публике задом и широко расставила ноги. До предела согнувшись, она обхватила свои ноги руками…

Сидевшие напротив подвыпившие чеченцы неистово хлопали и буквально ревели от желания. Один из них, вероятно, самый молодой, под одобрительное гоготание приятелей запрыгнул на ринг и схватил Иолу на руки, поцеловал ее в бедро и понес к своему столу. Иола пыталась высвободиться, стала кричать и брыкаться. Она даже стукнула своего похитителя в глаз, но тот бережно, словно деликатес, опустил ее на стол. Иола обхватила руками колени и беспомощно взглянула в сторону, где сидел Андрей.

Андрей враз очутился рядом и с яростью швырнул одного из чеченцев, другого изо всей силы ударил в переносицу. Все чеченцы, их было шестеро, рассвирепев, ринулись на юношу.

– Нож! Андрей, у этого нож! – раздался обреченный вопль Милы. Заварушка приковала внимание всего дансинга. Услышав голос Милы, увлеченный смотринами Клаус пришел в себя и кинулся к месту потасовки. Поначалу он растерялся, но в итоге это сослужило неплохую службу. В такие минуты Клаус терял рассудок и начинал палить из своего браунинга. Он выстрелил вверх. Пока чеченцы оглядывались по сторонам, Клаус подоспел, и дуло его пистолета уже смотрело на осунувшихся кавказцев.

– Брось пику, чурка! Кому говорю?! – рявкнул Клаус.

– Э, слышишь, в натуре, братишка, перестань, зачем ссориться, ты шуток не понимаешь, – примирительно заворковал, жестикулируя руками, седой кавказец в турецком свитере, по всей видимости, старший компании.

– Сесть! – заорал Клаус.

Чеченец сел.

– Встать!

Чеченец встал.

– Сесть! – Встать! Всем сесть! Встать! – Клаус повторял команду раз пять. Кавказцы послушно исполняли приказы громилы, в глазах которого и неграмотный прочитал бы решимость продырявить любого.

Один из администраторов дансинга суетился вокруг двух вышибал:

– Он нам всех распугает, успокойте его. Что вы стоите? Это ваша работа.

Один из охранников дернулся было в сторону, где разворачивались события, однако старший товарищ его остановил:

– Не встревай, это человек Роланда, лучше пойди в фойе, кликни мусоров.

– Сидеть! – бросил Клаус напоследок и сунул браунинг в кобуру под пиджак. Появившиеся милиционеры напрыгнули на Клауса, скрутили его и поволокли из дискозала в вестибюль. Чеченцами занялись вышибалы. Их вытолкнули из дансинга пинками под улюлюканье толпы.

Андрей в полушоковом состоянии спустился на стул и большими глотками осушил бокал с холодным коктейлем.

– Из-за какой-то шлюхи себя подставляешь, – упрекала сестра, – я давно заметила, что ты на эту смазливую блядь с открытым ртом смотришь, как будто вокруг никого больше нет, ты за родную сестру так бы не подписался, как за эту куклу. – Мила ловила себя на мысли, что нехорошо ревновать брата, но подавить эмоции была не в силах. – Как же я сразу не догадалась, ты от этой стервы без ума, ну и вкус у тебя, братец?!

– Мила, уймешься ты наконец? – вскипел Андрей. – Тебе бы только поскандалить, сиди молча.

– Сам сиди, камикадзе, лучше бы они тебя полоснули, тогда ты, может, подумал бы, за кого стоит в драку лезть, а за кого не стоит.

– Да заткнись ты!

– Ах, так! – в эту минуту Мила по-настоящему ненавидела брата. – Чтоб ты сдох, понтовщик несчастный. Из-за тебя Клауса забрали, хорошего человека подставил, – она резко дернула свою кожаную сумочку, так, что опрокинула фужер с шампанским, и, бряцая связкою ключей от своей «восьмерки», быстрыми шагами направилась к выходу.

– Умница, девочка моя, – похвалил танцовщицу Крюк и нежно подергал Иолу за мочку. Она стояла перед ним в гримерной, еще не оправившись от напряжения. Она была в том же наряде, что и во время выступления, но крупные соски ее сохранивших первозданную свежесть грудей не волновали Крюка. Его бездонные голубые глаза смотрели в лицо Иоле. – Теперь ступай к юноше, поблагодари, скажи, что тебе страшно возвращаться домой, попроси, чтобы проводил, обещай не остаться в долгу, ступай, девочка.

В шикарном вечернем платье космического модерна с высоким передним разрезом Иола смотрелась недоступной и холодной. Андрей, увидев приближающуюся к его столику девушку, ощутил колючее жжение в каждой клеточке своего организма. Он попытался придать телу более привлекательную позу, чтобы произвести впечатление. Когда девушка подошла и спросила, не занят ли столик, Андрей неловко встал и предложил ей присесть. Иола присела, невзначай обнажив коленки. Девушка его мечты сидела от него на расстоянии вытянутой руки. Обуреваемый хаосом нахлынувших чувств, он влил в себя рюмку коньяка. Он не знал, что сказать.

– Не знаю, как благодарить вас, – нарушила молчание Иола. – Сейчас редко можно встретить порядочного человека, часто бывает, даже близкие друзья оказываются на самом деле ничтожными людьми.

– Меня не за что благодарить, – лепетал завороженный великолепием Иолы юноша, – эти мерзавцы мизинца вашего не стоят, надо быть сумасшедшим, чтобы осмелиться прикоснуться к такой девушке, как вы, без всякой на то причины.

– Вы говорите красиво, обычно это меня пугает, но я видела, что вы человек действия, настоящий герой, ринуться на целую банду «курносых» вам, должно быть, было страшно. – Уловить в голосе Иолы фальшивые нотки смог бы разве что детектор лжи. Такой неискушенный собеседник, как Андрей, был идеальным слушателем, он решил для себя, что девушке присуща наивность, и оттого посчитал ер еще более привлекательной. Андрей воспринимал следующие один за другим вопросы за чистую монету, вскоре вовсе обмяк и даже стал заговариваться, упражняясь в красноречии:

– Иола… Это имя, как ни одно другое, вам подходит. Как никакое другое, оно необычно и единственно в своем роде, если выбирать между формой и содержанием, то Иола – это содержание. Все сказано именем. Оно загадочно и неповторимо.

– Андрюшенька, уж коль я вашими устами провозглашена самим совершенством, то я готова приказывать.

– Любой каприз, – вымолвил Андрей.

– В таком случае требую, чтобы вы немедленно проводили меня из этого бедлама домой.

– О таком приказе я и мечтать не мог.

– Тогда подождите меня на улице, у центрального входа. Вместе нам не стоит выходить, мало ли что могут подумать любопытные, заприметив вас с девушкой, которая снимает трусики у всех на виду, боюсь, что я уже и так малость подпортила вам репутацию, как минимум полдискотеки таращатся на нас, многие знают, чей вы крестник.

– Вы, к моему удивлению, знаете меня, признаться, я полагал; что моя персона не заслуживает такого внимания, но раз даже несравненная Иола меня знает… я-то думал, что для вас я просто рядовой зритель, никто из местной публики не реагировал на ваши выходы так бурно, как делал это я, тому свидетельство отбитые ладошки.

– Я это знаю, а о том, кто вступился за бедную девочку, мне рассказали подруги, так бы я в жизни не узнала, кто вы. Только не подумайте, что в этом случае вы остались бы неоцененным воздыхателем! – вывернулась Иола, сердитая на свой не в меру развязавшийся язык.

– Тогда, спасибо случаю, я иду на улицу ловить такси.

– Да, если вас не затруднит, – улыбнулась Иола.

В укромном пролете вестибюля Клауса, прижав к колонне, держали два сержанта ОМОНа. Глядя на это зрелище, казалось, что стоит этому детине отряхнуться, омоновцам не избежать твердой посадки. Начальник патруля, уже немолодой, но довольно хорошо сложенный капитан, никак не решался вызвать со двора коллег из патрульно-постовой службы, чтобы наконец сунуть этого громилу в каталажку и отвезти в участок. Начальник охраны дансинга отвел капитана в сторону и уже двадцать минут просил, чтобы громилу отпустили. Капитан не стал бы даже разговаривать об этом, но в роли просителя был человек, в ладошках которого всегда находился корм для его «клюва». Хотя капитану было сейчас не до аллегорий, он молча слушал и просчитывал про себя последствия: что будет, если он согласится отпустить задержанного? Да нет, невозможно. У детины изъято огнестрельное оружие, подчиненные могут заложить. Если бы он вызвал по рации подкрепление, не было б этого неприятного разговора с шефом вышибал, громилу бы вмиг отволокли в РОВД. Как назло, решил управиться собственными силами, дернула нелегкая!

– Не могу, Жека, – полушепотом оправдывался капитан, виновато хлопая веками, – он же стрелял, пушку вот забрали. Ну ты что, меня ж под суд, я из-за этого козла не хочу нары греть, не проси даже, не могу, да и ребята мои, сам знаешь, когда трое знают…

– Шо своих-то подметать… С ребятами договоримся, все ж свои… – У шефа дискотечных вышибал были свои причины не остаться в стороне от проблем Клауса. Дискотека исправно выплачивала дань Роланду. Такая услуга человеку Роланда давала лишний повод владельцу дансинга мягко намекнуть рэкетирам о досаждающем бремени непомерных налогов. Услуги подобного рода ценились высоко. Роланд не любил оставаться в долгу. Малость скостил бы свои поборы.

С сержантами договорились, сперва было туго им что– либо объяснять, но глядя на увлеченно изучающего потолок капитана, они вдруг вспомнили, что тоже любят кушать хлеб с маслом.

Спустя мгновение Клаус был без наручников и при пистолете, он хотел было вернуться в дискозал и разыскать своих подопечных, но капитан и шеф вышибал насилу его удержали. Капитан потребовал немедленно скрыться поскорее от дансинга, если он не хочет снова оказаться в наручниках.

– Нельзя так нельзя, – согласился Клаус, – придется ждать малолеток на свежем воздухе… – Изливаться в благодарностях Клаус не стал. – За мной должок, – мигнул он шефу вышибал и потопал к выходу. Глядя на удаляющуюся спину громилы, капитан облегченно вздохнул и как бы ненароком пощипал прибавивший в весе карман брюк, а начальник охраны поспешил к своему боссу доложить о непредвиденных расходах, которые при правильном подходе обернутся прибылью. На ходу он сочинял завуалированный панегирик самому себе, твердо рассчитывая не только на возмещение наличности, но и на причитающиеся премиальные.

Однако строить прогнозы об уступчивости Роланда по части поблажек с еженедельной мздой было преждевременно. События повернулись иначе, а для Клауса эта расчетливая услуга стала роковой.

На улице перед центральным входом Клауса дожидался его молодой напарник в подержанном белом «опеле». Парнишка балдел от включенной на полную катушку магнитолы. Клаус резко дернул дверку, от неожиданности напарник схватился за руль.

– Я вижу, ты здесь неплохо устроился, – зло проворчал Клаус. – И, конечно же, не сообразил узнать, где эта засранка припарковала свою «восьмерку», куда тебе додуматься? А ну, вылазь из машины, дуй к боковому входу, погляди, может, там стоит, давай, давай, живо, да смотри, не потеряйся.

Напарник метнулся к боковому входу, Клаус вытащил из машины свой скомканный плащ, накрапывал дождик, он аккуратно поправил кобуру, затянул пояс плаща и взглянул на часы. «Придется ждать здесь, – Клаус раздраженно плюнул, – эти выродки могут фестивалить до утра».

"Едва Клаус прислонился спиной к машине и принялся лениво наблюдать за центральным входом, как тут же заметил спускающуюся по ступенькам смазливую девочку в замысловатой распашонке-колоколе. "Ножки что надо, – оценил Клаус, – мордашка вышак. Трахает же ее кто-то, сюда бы ее. Ба! Да это стриптизерка… Иола… Кому это она там машет? Голосует, что ли? Вот и такси. Не понял… – Клаус сощурился, чтобы лучше разглядеть: кавалер, который усаживал стриптизершу в такси, был очень похож на Андрея. – Точно… он.

Клауса словно прошиб электрический разряд: «Уйдут, сволочи!» Он прыгнул в машину и повернул ключ зажигания.

– Не выйдет, ребятня, Клаус свою работу знает. Засранец на крючке, но где ж засранка?! – Клаус не сомневался, что надо ехать за этим такси, ибо твердо полагался на пословицу о погоне за двумя зайцами. Пусть теперь напарничек посуетится, пусть пасет птичку возле ее «восьмерки». «Навалились вы на мою голову», – выругался Клаус и нажал на газ.

Стоявшая неподалеку белая «таврия» плавно тронулась следом.

На следующий день в Днепре нашли труп Клауса, на груди у него был вырезан полумесяц. Крестник Родионовой исчез бесследно.

* * *

Приняв благословение Матушки, Роланд крушил всех без разбору. По всем гостиницам вылавливал чеченцев. Люди Кутателадзе разведали, что в отеле «Днипро» остановился Ваха Мудаев – родной брат Алхана Мудаева – главаря чеченского землячества и куратора залетных вайнахов, приезжавших в Киев по делам. Ваху забили до полусмерти, а потом невменяемого отвезли на заброшенную загородную дачу и засадили в холодный погреб. Роланд решил попридержать такую добычу.

Кутателадзе безусловно не знал, чьи люди расправились с одним из лучших его ребят и похитили крестника его Хозяйки, но самой заметной мишенью был Алхан, а Роланд не был любителем мудрствовать лукаво, подмять бока мусульманской братии Кутателадзе хотел давно, слишком нагло они себя вели. Случай представился.

Люди Роланда заодно крушили цветочные рынки азербайджанцев. Сожгли дотла цех по производству фальшивого азербайджанского коньяка и учинили погром в кафе «Дагестан». Здесь завязалась перестрелка, громилы Кутателадзе прикончили двоих, в том числе и хозяина заведения, который водил дружбу с Алханом. Когда уходили, бросили напоследок:

– Алхан – труп.

Колхозный рынок стал местом зрелищного представления – торговцев-азербайджанцев заставили подмести рынок своими же гвоздиками. Спустя пару дней очередью пришили двух чеченцев – гостей Алхана, прибывших из Грозного. Эти двое были большими доками в оформлении липовых авизо. Люди Роланда прихватили у убитых дипломат с кипой платежных поручений и несколько десятков тысяч долларов. Смерть банковских махинаторов сильно повредила авторитету Алхана. В Грозном недоумевали, почему он не смог обеспечить надлежащую охрану своим землякам, которыми гордилась вся Чечня.

Роланд тем временем искал самого Алхана, но тот как сквозь землю провалился. Преступный мир Киева ждал, что последует дальше, не сомневаясь, что ответные действия не заставят себя ждать долго. «За Алханом не заржавеет, – рассуждали знатоки, – быть резне». Однако все понимали, что в любом случае Алхан обречен быть побежденным, за Кутателадзе стояла Матушка. По этой причине прогнозы насчет ответных мер Алхана были противоречивыми. Многие склонялись к тому, что Алхан пойдет на поклон – его песенка спета.

И все-таки Алхан, оправившись от шока, принял вызов; задетые честь и достоинство перебороли инстинкт самосохранения. Перед тем, как нанести равноценный удар своему врагу, он долго размышлял и так как был человеком далеко не глупым, то нашел уязвимую точку на теле Кутателадзе. Олега Никанкина, которого Роланд любил как родного брата и который тренировал его людей, нашли с перерезанным горлом в раздевалке спортзала, рядом придавленный штангой лежал обезображенный труп приставленного к тренеру телохранителя. На груди у тренера был вырезан полумесяц – Алхан оставил свое клеймо, уведомляя тем самым врага, что теперь не остановится ни перед чем. Он объявил джихад.

Увидев это зрелище, Роланд взревел:

– Алык! Алык! – Он метался по раздевалке и пронзительно выл. Никанкин был единственным человеком, которого он любил как родного. Ведь именно Никанкин вывел его в люди, подписал ему путевку в жизнь. Роланд рвал и метал. В таком состоянии и без того неизощренные мозги Роланда перестали трезво оценивать истинное положение дел. Он готов был погибнуть сам и утопить в крови весь Киев. Он уже не мог быть бесстрастным, он жаждал возмездия.

Клеймо Алхана лишний раз доказывало его причастность к краже крестника Родионовой. Хотя Роланду ничего не надо было доказывать – улики нужны на совете у Родионовой, ему же уже ничего не надо, кроме смерти Алхана.

Когда в стане Мудаева разведали о намерениях Роланда взорвать мусульманскую мечеть, Алхан не знал, воспринимать ли такую угрозу всерьез, насколько подобный беспредел вообще реален, но он все же позвонил в Грозный и потребовал немедленной помощи.

Через три дня в Киев прибыл человек из Грозного, лицо уполномоченное Координатором проверить киевские дела. Посланника доставили из аэропорта к обнесенному высоким каменным забором двухэтажному дому, превращенному в неприступную крепость. Двое охранников открыли ворота, и БМВ с гостем въехала во двор. Мудаев очень обрадовался, что визитер оказался его давним знакомым. Яраги Усманов теперь стал важной птицей в Грозном, советником Координатора по особым поручениям.

Однако гость холодно поздоровался с ним.

– Яраги, для тебя приготовили ванну с хвоей, не хочешь принять с дороги? – из деликатности спросил Алхан, хотя по глазам гостя понял, что не время разыгрывать из себя радушного хозяина.

– Алхан, в моем распоряжении только два дня, – гость вошел в дом первым, – поэтому сегодняшний день я хочу посвятить поручению, которое на меня возложено, а там поглядим, будет время на отдых или нет.

– Тогда приглашаю ко мне в кабинет, но перекусить тебе надо, даже не спорь. Все принесут.

– Я бы не хотел балагана, будем говорить с глазу на глаз.

– Как считаешь нужным, – Ал хан насторожился, предстоит нелегкий разговор, надо обосновать свой звонок Координатору, иначе в Грозном его сочтут ненадежным и прикажут устранить. Простил ли ему Координатор недавнюю смерть его приближенных банковских дельцов? Почему старый приятель Яраги так холоден? Одно может спасти: надо доказать гостю, что звонок Координатору – вынужденная мера, дела по-настоящему плохи. Еще надо убедить его, что охрана чеченских банкиров была надежной, но враг оказался коварнее и сильнее.

Гость удобно устроился в кожаном кресле и, отпив глоток кофе, произнес:

– Координатор очень зол на тебя, Алхан, говорю тебе как друг. И лишь потому, что тебе по-прежнему доверяют в Грозном, он откликнулся на твой звонок, прислал меня; но скажи, неужто до такой степени твои силенки истощились, что сам не можешь совладать с собственными трудностями? Чеченцы не падают на колени. Ты не числился в паникерах.

– Я ждал этого вопроса. Как видишь, я отсиживаюсь в доме за большим каменным забором, держу в тайне свое местопребывание и стараюсь не высовывать отсюда носа, а ведь ты знаешь, я не трус. Мой родной брат в плену, убивают моих людей, моих друзей, ищут меня, чтобы расправиться, угрожают подложить бомбу в мечеть… Если бы это были какие-нибудь кустари, урла из блатной плешки, я бы вырезал их в два счета, но нам объявили войну очень серьезные люди, настолько серьезные, что справиться с ними в одиночку я не могу.

– Не узнаю прежнего Алхана, ты расписываешься в собственном бессилии. Координатор не очень-то будет доволен выслушивать такие объяснения; почему мы только теперь узнаем, что в Киеве есть группировка сильнее нашей? Кто эти люди? Почему привязались к тебе? Что им нужно?

– Открыто со мной воюет некий Кутателадзе, Роланд Кутателадзе, рэкетир и разборщик, здесь большой авторитет, не столько он, сколько его хозяйка. Да, Яраги. Хозяйка! Елена Родионова, Матушка. Скрытная сволочь. Действует только через поверенных, мешок с деньгами. Ее накрыть невозможно: армия охраны. Так вот, недавно якобы выкрали ее крестного сына. Она думает на меня. Во всяком, случае Кутателадзе требует, чтобы я вернул ее крестника. Весь сыр-бор из-за пацана.

– Кто похитил ее ублюдка? И был ли мальчик?

– Вот это-то меня и пугает, вряд ли здесь нашлись бы люди, которые бы решились играть с огнем. Я здесь всех знаю, а это животное, Кутателадзе, даже разговаривать не желает. Верни и все. Дело закручено хитро. Уверен, повод сочинили, чтобы наступить нам на хвост. Родионова вхожа на самый верх. Проще способа от нас избавиться не придумаешь. Мы им мешаем.

– А если мальчик был?

– Шантаж? Да нет, эту тетю сентиментальностью не прошибешь, накроет рано или поздно. Такое могли сделать только идиоты.

– А ты не пробовал найти этих идиотов?

– Мне сейчас не очень подходит роль следопыта. Яраги, уверяю тебя, это игра.

– Чем же ты насолил? Что на тебя топор точат?

– Зачем им конкуренты?

– Пургу плетешь, но в любом случае надо выяснить точно. Я имею четкие инструкции. В случае, если подтвердится участие спецслужб в твоем деле, будем сворачивать здесь все дела. А ты что хотел? Ты хотел, чтобы Координатор тебе роту диверсантов подогнал? Учти, Алхан, джихада не будет, сам влез в дерьмо, сам выкарабкивайся, а то взяли моду – чуть что – сразу к Координатору, он же запрещает обращаться напрямую, только через московскую штаб-квартиру, почему ослушался?

– Но ты же должен понять…

– Я-то пойму, а вот ему сейчас не до тебя, у нас неприятности в Лондоне. Отрядили людей закупить оборудование для печатания денег и паспортов, а их там грохнули. В общем, проблем и так хватает, тут еще ты со своими.