Текст книги "Крестная мать"

Автор книги: Владимир Ераносян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

От удовольствия, связанного с тем, что жертва легко поддается запугиванию, уголовник вошел в раж, Он сгорбился и вытянул шею, принял еще более угрожающий вид. Тон его голоса становился более угрожающим:

– Ты, дядя, никак, в штаны наложил? Ты чего, хочешь, чтоб я в твоих газах задохнулся? Заткни свою задницу, или ты ею дышишь?!

– Ребята, ребята… Господи, помилуй… Я не хиппи. Что вы?! Я священнослужитель. Прошу вас, я тоже русский. Как мне повезло, что встретил в этой кромешной тьме соплеменников! Я как раз хотел встретить таких ребят, как вы…

– Надеюсь, что это тебя не растрогало, святоша. Если ты хотел встретить таких, как мы, то почему до сих пор не вывернул карманы? А ты, Кабан, спрашивал, за какие шиши будем гудеть сегодня, – улыбнулся Седой, посмотрев на своего приятеля. – На ловца и зверь бежит. Ну, – цыкнул он бородатому незнакомцу, – поторапливайся, или тебе помочь? С нуждающимися надо делиться.

– Ребята… ради Бога… Я отдам все, что у меня есть. Вот, пожалуйста, это мой кошелек. Я дам вам больше, если вы меня выслушаете. Пусть это будет авансом. Я хочу просить вас об одной услуге.

Седой и Кабан переглянулись. Кошелек забрал Седой и, вынув содержимое, не забыл незаметно для Кабана всунуть половину денег себе в карман.

– Не густо, – фыркнул он. – Святоша, моему приятелю не терпится выщипать волосины из твоей бородки. Ты был недостаточно щедр, чтобы лишить его наслаждения. Придется тебе потерпеть. Правда, могу уговорить его сдержать себя, если в твоих джинсах найдется еще пара сотен.

– Клянусь, у меня больше ничего нет. Я прошу вас… во имя Господа! Будьте милосердны, – глотая слова, умолял Симеон, – я дам вам больше. Гораздо больше. Только выслушайте меня… У меня к вам деловое предложение…

– Кажется, святоша с приветом, – тихо шепнул на ухо Кабан Седому, – от него толку не будет. Чего еще надо? Бабки вытрусили, пора валить.

– Угу, – кивнул Седой, напоследок рявкнув Симеону: – Ну, козлиная твоя борода, тебе повезло, моему приятелю срочно понадобилось выжать пенис в ватерклозете. Он очень спешит, мы тебя покидаем. Оставляем твою бороду в целости и сохранности на память о нашей встрече. – Грабители развернулись и пошли прочь.

– Я дам вам десять тысяч! – крикнул им в спину Симеон и они остановились.

– Придется взять его с собой в «Даракуту», – тихо произнес Седой и, обернувшись к Симеону, поманил его рукой: – Пойдешь с нами в бар, там и потолкуем. Только запомни – я никогда никого не пою на халяву. Сегодня ты пьешь пиво за мой счет, святоша, а я занимаю только с процентами. Ну что, идешь, или ты пошутил про десять штук?

– Конечно, нет, ребята, вы получите эти деньги, как только исполните одно дельце, – лепетал по дороге Симеон, когда они спустились в бар «Даракута» и уселись за столиком.

Седой буркнул:

– Выкладывай! Что там у тебя?

Боря стоял перед калиткой, ведущей в собор. Где-то совсем близко эта подлая мразь, прикинувшаяся божьим человеком. Боря никогда не видел Симеона, но тот образ, что он представлял, был мало приятен. «Заставить этого гада выложить кругленькую сумму перед тем, как подпортить ему физиономию? Мне терять нечего, – думал он. – Хотя… не убивать же его, в самом деле. Или взаправду прибить эту суку? Нет, пусть сперва заплатит за нанесенное лично мне моральное оскорбление, это ему я обязан тем, что единственный человек, которою я люблю, даже не хочет со мной разговаривать. Этот ублюдок сорвал сладкую пенку с моих трудов. Настала пора рассчитываться… Я ему нос откушу… Лена, конечно, не одобрит подобные действия с моей стороны, но не сидеть же мне после всего этого в своей каморке! Чего мне ждать? Сейчас я ему устрою фейерверк. Пусть это глупо. Но я таков. Будь что будет!»

Боря дернулся к калитке, но, не успев ее открыть, был слегка ошарашен. В арке собора показались две знакомые фигуры. Он сразу узнал своих дружков – Седого и Кабана. Любопытно было узнать, какими судьбами их занесло в церковь? На них это не похоже. Подобного рода заведения в их понятиях не могли соперничать с баром «Даракута». Седой с Кабаном, заприметив приближающегося Бориса, тоже были удивлены, приятели зашагали друг к другу и, обменявшись рукопожатиями, обнялись.

– Давненько мы тебя не видели, – расплывшись в улыбке, сказал Седой.

Борису бросилось в глаза, что выражение лица его приятеля несколько изменилось после их последней встречи. Дерганный в манерах, Седой напустил на себя важность и держался с непохожим на него достоинством. Борис отметил про себя, что его приятели сменили и одежду, в таких костюмчиках не стыдно было пощеголять в центре, на Люммер-плаце, взяв под ручку элегантную фрау.

– Вижу, ваши дела от этого не пострадали, а мои советы пошли впрок. – Борис ждал, когда они сами развяжут языки, боясь спугнуть откровенность прямым вопросом. – Выглядите на миллион, а такой вид, конечно, обязывает посещать церковь. Грехи замаливаете…

Кабан засмеялся бы от шутки Бориса взахлеб, если бы Седой не метнул в него искрами своих прищуренных глаз. В отличие от Седого, Кабана так и распирало повыставляться перед Борей, похвастать о новом прибыльном дельце. Бдительное око Седого его остановило, но Боря знал Кабана, был уверен, что это не надолго. Кабан еле сдерживал себя, он тужился, будто изнутри давили десятки атмосфер, в данный момент для него самой большой мукой было молчать о том, чем он больше всего хотел поделиться.

Борис хотел сказать Кабану: «Чего ты себя насилуешь? Рассказывай», но произнес:

– Ну, признайтесь, братаны, не забыли же свое излюбленное местечко «Даракуту»? Или нашли себе более пристойное заведение?

– Как раз в «Даракуту» и направляемся. Может, пойдем вместе? – это было не совсем то, что хотел сказать Кабан, но произнесенных слов ему хватило, чтобы почувствовать некоторое облегчение, выбросив мертвый груз с теряющего высоту воздушного шара. Седой думал об одном – как бы не вызвать никаких подозрений у Бориса. Его глаза наполнились гневом, но Кабан не умел читать по глазам, тем более по глазам Седого. К тому же, Кабан не видел причин держать в секрете от Бориса сделку, заключенную с епископом.

Седой напрягся, проникнутый тревогой, что Кабан вот– вот проболтается и тогда плакали его денежки: «Безмозглый тупица, когда он заткнется?» – Седого переполняла ненависть. Он скрипел зубами. – Идиот, допрыгаешься, что Боря сядет на хвост". Седой на миг представил, что деньга, полученные у Симеона, придется делить на троих, и ужаснулся от этой мысли. Во внутреннем кармане пиджака лежал аванс. Симеон выложил четыре куска наличными и даст еще шесть только за то, чтобы притащили ему карапуза, который скоро вылупится на свет. Всего и делов-то. Какого лешего нужен этот шустрый Боря? Кабан никак не может забыть, что Боря всунул ему пару кусков на халяву… За все время. Добил. Тут такие бабки… За раз! Не выйдет! Лучше б этого идиота не было, сам бы справился, а вдруг Боря и вправду согласится идти с ними?! Кабан выложит все!

– Кабан, ты забыл, нам надо еще заглянуть в одно место, – нашелся Седой. Надо было скорее уводить Кабана, пока он не ляпнул еще чего-нибудь. – Боря, ты прости. Приходи ближе к вечеру в «Даракуту», есть что рассказать. – А про себя подумал: «Как бы не так, держи карман шире». – Сколько уже не виделись. Забывать друзей стал. Прости, нам с Кабаном срочно надо в одно место. Кабан, пошли, опаздываем…

– Куда? – уставился на Седого Кабан.

– На кудыкину гору, дурья башка! – не выдержал Седой, потащил его за руку. – Совсем память отшибло. – Седой толкал Кабана к калитке и косил взглядом на Бориса, силясь улыбаться. – Ты, Борь, не обижайся, увидимся вечерком в «Даракуте». Ну, бывай. Пока. – Наконец он вытолкнул тушу Кабана за пределы собора. Боря смотрел на своих удаляющихся приятелей, недоумевая. Ему показалось их поведение странным.

Седой тянул Кабана за руку, когда они шли по улице, словно несмышленого дитя-акселерата, ничуть не сомневаясь, что с умственными способностями Кабана дела обстоят именно так. Скоро Кабану это надоело, и он дернул руку.

– Что за кипиш мимо темы? Чего ты подорвался как угорелый? – сердито прошипел Кабана.

– Я тебе удивляюсь, – нервно завопил Седой. – Кто тебя за язык тянет? Или у тебя язык сам по себе такой, что им в пору брови расчесывать?! Боря – садовник той самой церкви, где нам предстоит поработать… – Сказав это, Седой восхитился собственной смекалке, ведь он сам только что вспомнил это.

– Точно, – щелкнул челюстью Кабан, вытаращив глаза. Немного постояв с отвисшей челюстью, он выпалил: – Так это же, наоборот, как нельзя лучше! С его помощью все будет гораздо проще.

– Ах, вон оно как… – Седой был вне себя от ярости. Он бы ударил Кабана со всего размаху, если бы на секунду забыл, что его удар Кабану – все равно что нежный поцелуй. – Да, ты, никак, просто хочешь поделиться выручкой? А ты не подумал, что твой Боря, узнав обо всем, поставит крест на предприятии. Держи язык за зубами, если не хочешь загубить дело. Ты ручаешься за него? Этот тип опасен. Стоит нам проболтаться – он подберет все дельце под себя и заграбастает наши десять кусков. А ты брынчишь, как балалайка. Святоша с Борей вкупе работает. Этот шустрец свое не упустит. А нас на надежность проверяли. Дурачина ты, Кабан, такими деньгами за здрасьте не сорят. Кретин.

– Ну чего, Седой, я все понял, – извинялся Кабан. Теперь он был больше чем убежден, что Борис с Симеоном заодно и что их проверяли на болтливость. Теперь он был благодарен Седому, что тот не позволил ему наговорить лишнего. – Седой, братишка, ну все ж нормально, пошли, пропустим по соточке водки, – примирительно предложил Кабан, – за мой счет.

– Черт с тобой, – обрадовался Седой. Доля Кабана все еще была у него, а, значит, покупать водку и закуску будет он. Когда Кабан спросит, сколько он заплатил, можно будет накинуть сотню-другую. Седой уже давно привык обманывать своего дружка.

* * *

Тем временем Боря уже вошел в собор и не увидел там ни одного верующего, лишь согнутый временем прислужник крутился возле иконостаса. Боря подошел к прислужнику и без всяких приветствий угрожающим тоном спросил:

– Отец, эти двое, которые только что вышли отсюда, что они здесь делали? – Борис был в большом возбуждении, предвкушая встречу с Симеоном. У него чесались руки, и сейчас он, в порядке вещей, мог зашибить попутно и этого кривого прислужника, посмей тот ему не ответить.

Старик, на удивление, тотчас ответил елейным голосом:

– Они приходили к батюшке…

Борис уловил сверкнувшие огни во взгляде сгорбленного прислужника.

– Отец, не знаешь, зачем они к нему приходили? – смягчив голос, спросил Борис.

– Нет, не знаю.

Борис проткнул его своим взглядом. Глазки старика забегали, немного помедлив, он добавил:

– Они беседовали за закрытыми дверями в келье батюшки. А, собственно, кто вы такой?

– Ну надо же, – присвистнул Борис, – беседовали за закрытыми дверями! Где келья этой гниды?! Я щас с ним тоже беседовать буду!

Прислужник вздрогнул.

– Не хочешь показывать?! Думаешь, я не найду сам… Бор не бегло огляделся и сразу наткнулся на дверной проем, занавешенный шторой с золотистой бахромой. Он посмотрел на прислужника. – Там?

– Кто вы такой? Что вам здесь нужно? – растерялся прислужник. От страха он согнулся в коленях. Боря подумал, что вытянуть из него еще что-нибудь будет весьма проблематично.

Боря решил действовать сам. Он нырнул в проем и зашагал вглубь темного коридора, ни на йоту не сомневаясь в том, что Симеон где-то поблизости. Сзади колыхалась шторка. Прислужник замялся в нерешительности – следовать или нет за незваным визитером. Помедлив немного, он все же отодвинул шторку. Прислужник боялся, но влекомый чувством долга, все же пошел по-над стеночкой, бочком, очень медленно, но пошел следом за Борисом, который уже стоял перед массивной деревянной дверью. Не церемонясь, Борис ткнул ее ногой и дверь со скрипом отворилась.

Епископ был на месте. Уткнувшись в крохотное зеркальце, прибитое над умывальником, Симеон любовался результатом собственных стараний. Никому не доверял епископ подстригать свои твердые, торчащие невпопад усики и густую черную бородку с чуть заметными белыми островками. Симеон щелкал ножничками самолично и каждый раз оставался довольным произведением своих рук. Вот и сейчас он с удовольствием рассматривал себя в зеркальце, делая последние штрихи маникюрными ножничками. Он подрезал пару ускользнувших от стрижки длинных волосиков, а когда решил, что полностью навел марафет, положил ножнички на полку рядом с мылом и зубной щеткой.

Симеон не услышал, как скрипнула дверь, он обычно целиком отрешался от окружающего, поглощенный своим любимым занятием. И вот теперь, когда он закончил, выдалась секунда обратить внимание на вошедшего незнакомца. Эта самая секунда ввергла Симеона в шок, он испугался, однако незнакомец не преследовал цели напугать батюшку только своим видом, он вольготно расхаживал по келье, не очень задумываясь, о чем толковать с монахом, уж он-то знал, что это за монах.

– А ты, я гляжу, мне коллега, – задорно начал Борис, – хорошо ножничками орудуешь. Прямо как цирюльник настоящий. Чего бы тебе, батюшка, в парикмахеры не переквалифицироваться? Профессия достойная. Или, к примеру, в садовники, будешь газончики подстригать да кустики облагораживать, а?! Ведь в священнослужителях тебе быть нельзя…

Симеон ничего не понял. Если в этих словах был заложен какой-то потаенный смысл, то Симеону он был недоступен уже только по одной причине… В последнее время он имел дело с уголовниками, а когда общался с ними, то следил только за собственной речью, ибо они цеплялись за каждое неосторожно пророненное слово. Симеон теперь почти не вникал в суть произнесенного собеседником.

Незнакомец по виду был из той самой породы, что и только что вышедшие от него двое русских эмигрантов, кто он был на самом деле? Симеон рылся в своем уме: «А не резидент ли это? В Москве, конечно, уже получили мое донесение. Да нет. Нет… Это вымогатели затеяли свою игру. Они не собираются исполнять мой заказ. Эти авантюристы решили обобрать меня с помощью шантажа и подослали своего дружка… Поделом мне. Остолоп. Доверился уголовникам. Настала расплата за глупость». Симеон отчетливо увидел перед глазами набранный жирными буквами заголовок в вечерней газете: «Русский епископ крадет собственного ребенка». Эти газетчики обязательно придумают что-то в этом роде. Интересно, сколько затребуют эти сволочи? Симеон осунулся, он сам себе казался жалким, а Борис продолжал в том же духе:

– Ну, что скажешь, Симеончик, замарал ведь рясу, али бес попутал? Какого хрена, змей ты ядовитый, рясу на себя накинул да колпак на голову водрузил? Какой талант в себе погубил!.. Ты же прирожденный парикмахер. Надо же, не каждый отважится сам себя кромсать, а?! Я знаю планы твои юродивые. Ты, небось, хочешь на соборе вывеску прибить красными буквами «парикмахерская», – Боря измывался, как мог.

Симеон молчал, втянув шею в плечи. Слова незнакомца обозначали для него ни что иное, как раскатистый гром, за которым неотвратимо последуют молнии. Вот в этой молнии главная опасность, и Симеон напрягся в ожидании, когда она сверкнет. «Это черная полоса в жизни», – промелькнула мысль. Он даже вспомнил, как пару часов назад в саду перебежала дорогу черная кошка. Это был знак. Нечистая сила. Именно так Подумал епископ, а ведь сам любил говорить: «Как только начинается суеверие, заканчивается истинная вера в Бога». Но когда Симеон говорил эту фразу, он не был загнан в угол. А теперь, похоже, его осталось только утрамбовать в этом углу. Как только епископ стал прикидывать, хватит ли ему наличных, чтобы расплатиться с вымогателем, Боря неожиданно спросил:

– Батюшка, ответь мне любопытному, какую проблему ты только что решал с двумя ребятами с улицы Либенштайн? Что тебя с ними связывает?

Вопрос удивил Симеона. Он полагал, что незваный визитер владел информацией и как раз потому явился к нему, чтобы требовать выкуп за молчание. Странно… Незнакомец мог бы уже назвать сумму, епископ рассчитывал поторговаться. Однако чего уж юлить? Пожалуй, стоит прощупать. Чем черт не шутит, может, и есть это…

– А то вы не знаете? – осторожно проговорил Симеон.

Боря не знал и потому врезал со всего размаху Симеону под левый глаз. Тот плюхнулся на пол и застонал от боли. Но Боря хотел знать, он спросил еще раз:

– Ты мне не ответил. Что тебя связывает с этими ребятами? – любопытство пересилило. Подумаешь, деньги… Этот урод заплатит так или иначе за все, но что здесь делали Седой с Кабаном?

Удар в глаз, подобно детонатору, подействовал на Симеона. В голову разрывной пулей стукнула очередная комбинация логических ходов. Симеона перемкнуло, он теперь почти не сомневался, что незнакомец был… резидентом. Будь он сообщником этих двух уголовников, Симеон заметил бы в вопросе притворство. Незнакомец же спрашивал с неподдельным любопытством и бил со всей силы. Нет, это не вымогатель, это гебешник. Симеон определился с линией поведения и, вставая с карачек, затараторил пространное алиби, которое всегда держал наготове.

– Эти двое… Это прихвостни Ювеналия. Они приходили вербовать. Я уже докладывал в вышестоящие… меня шантажируют. Они пытаются наложить лапу на наши приходы, хотят облить грязью нашу конфессию. Настоящая травля. – Симеон захлебывался в рыданиях. – Они… Клевета… Шантаж! Хотят приклеить мне ярлык развратника и греховодника. Эти люди не остановятся ни перед чем, запустили утку о том, что дочь подчиненного мне протоиерея беременна от меня, и теперь шантажируют, надеясь завербовать. Протоиерей Родионов – агент Ювеналия, он помогает этим негодяям меня травить и шантажировать. Это все за то, что я верой и правдой, товарищ майор, всюду измена, а я верой и правдой…

Напрасно надеялся Симеон, что, сидя на четвереньках, обезопасит себя от тумаков. Второй удар последовал, как незамедлительная реакция на столь экстравагантное обращение «товарищ майор», правда, пришелся он по скуле. Нельзя сказать, что Боря обиделся, удар больше был самообороной, чего доброго, подползающий все ближе и ближе Симеон мог его, как минимум, укусить. Такой вывод Борис сделал неспроста, а после того, как выслушал всю эту чушь, он посчитал, что епископ свихнулся. Во всяком случае, пена у рта присутствовала, и продолжать беседу с ним теперь было бессмысленно, тем более что Симеон не собирался подняться с пола. Борис сплюнул и поспешил выйти. Он хлопнул дверью так сильно, что посыпалась штукатурка. Симеон недоумевал: неужто он ошибся и в этот раз? Он снова принял визитера не за того? Но кто же был этот человек? Его сейчас заботил этот вопрос, но чуть меньше, чем боль под глазом и в скуле.

Подслушавший под дверью разговор прислужник перестал напрягать свою память. Он таки вспомнил, где видел Бориса. Ну, конечно же, этот парень работает садовником в приходе отца Дмитрия. Зрительная память не подвела прислужника, на слух он тоже никогда не жаловался. Значит, это не простой садовник… Выдался шанс уничтожить слугу дьявола, к тому же, теперь он знает, к кому обратиться. Борис опешил, когда в темном коридоре кто-то вцепился в его рукав. Он разглядел в полумраке физиономию сгорбленного прислужника. Тот проникновенным шепотом, озираясь по сторонам, доверительно произнес:

– У меня для вас очень важная информация об этом вероотступнике. Вы должны убедиться воочию… Вы должны это увидеть.

Это зрелище было не из приятных. «И этот туда же, наверное, тоже считает меня „товарищем майором“, – подумал Борис. – Быстрее отсюда на свежий воздух!»

– Отлепись. – Борис с силой дернул руку и оттолкнул прислужника, он шел по коридору быстрыми шагами, вскоре задвинул за собой бархатную шторку и помчался к выходу.

Москва. СССР

Начальник отдела ЦК партии по делам религии Кулич, склонившись над своим рабочим столом, уже третий раз перечитывал два машинописных листа и разглядывал приклеенную к ним вырезку из иностранной газеты. Он снова добрался до ее перевода и еще раз пробежал его глазами. Нахмурив брови, он дотянулся пальцем до кнопки вызова, а когда вошла секретарша, произнес:

– Соедините меня с Юрием Вадимовичем.

Полковник Антипин, начальник отдела КГБ, посчитал нужным явиться в ЦК лично, дело было деликатным.

– Прошу прощения, Михаил Иванович.

– Да заходи, Юра. Что думаешь по поводу донесения агента Пилипенко из Европы? Да ты присаживайся. – Мнение Антипина для Кулича значило многое, он полагался на холодную рассудительность полковника. Именно такие люди нужны в разведке – безотказные и бесстрастные, как отлаженный механизм. «Не то, что я, – подумал Кулич, – этот робот и меня сдаст, сделай я что-то не так. В таких делах ответственность надо делить, вот и разделим ее на двоих».

Антипин протер очки и как по-читанному изложил свои мысли:

– Ситуация щепетильная. У меня создается впечатление, что буржуазные бумагомаратели не врут. На агента Пилипенко и раньше поступали подобные сигналы, возможно, мы ошиблись, когда сделали ставку на эту лошадку.

– Да, Юрий Вадимович, эта лошадка опорожнилась не с той стороны, где мы поставили горшок. Предлагаешь Пилипенко отозвать сейчас же и разобраться здесь? Или подождем, как пойдут события?

– Если в ЦК требуются наши рекомендации, то я готов немедленно изложить наши соображения. Нам видится, что активность грозит обернуться побочным эффектом. В случае, если мы отзовем из Европы Пилипенко, будет явствовать, что мы признаем факт. Их пресса подхватит жареное и раздует шумиху вокруг «поразившего церковь Советов распутства». Наверняка они будут трубить именно так.

Другой вариант. Полная пассивность. Это если мы закроем глаза, будто ничего на самом деле не произошло. То есть что мы плевать хотели на комариные укусы враждебной пропаганды. Все оставить на своих местах. Не думаю, что в этом случае писаки отвяжутся. Вполне вероятно, набросятся с еще большим интересом и остервенением. Оставлять Пилипенко за границей не в наших интересах. Его там заклюют.

Есть третий вариант. Мне он кажется наиболее удачным. Действовать, но от обратного. Отозвать Пилипенко из Европы в СССР не в качестве осквернившего рясу, а вернуть его в страну как потерпевшего, подвергнутого нападкам бесчинствующих «ювеналистов», которые не чураются даже таких грязных методов, изощряясь в своих попытках дискредитировать служителей церкви в Советском Союзе.

Бесспорно, в своем донесении Пилипенко себя выгораживает, но нельзя не отдать ему должное: для сохранения собственной шкуры он выбрал единственно верный ход. Такие кадры нам нужны, Михаил Иванович. Кстати, есть хорошая вакансия в Киеве. В политической благонадежности равных Пилипенко нет. А теперь, зная, что мы его помиловали, незаслуженно обласкали, он превратится в цепного пса и будет отрабатывать. В любую минуту мы спустим пса на идеологического противника. На Украине их хватает: западенцев обрабатывают греко-католики, надо было придавить их до конца, центр кишит подпольем автокефалов, которых подкармливают из Канады, полно «катакомбников». Настолько ли важен моральный облик нашего агента? Это мы всегда сумеем замазать, главное – это его профессиональные качества.

– Пора потребовать от этих попов присылать нам шифрограммы. Вы обучите, Юрий Вадимович, а то строчат эти витиеватые донесения. Мало ли. Ведь бумажки имеют привычки теряться по дороге. – Кулич уже более– менее знал, каким будет решение по Пилипенко, поэтому позволил себе безобидное отступление. Но он все же смутно представлял, как именно будет выглядеть решение. А посему задал вопрос: – Предлагаешь перевести Пилипенко с повышением?

– Да, – не задумываясь, ответил Антипин. – Таким образом мы должны реагировать на выпады буржуазной пропаганды и продажной прессы. Налицо борьба двух идеологий. Пилипенко нам здесь пригодится. К тому же в нашем послужном списке появится очередное разоблачение американского шпиона протоиерея Родионова. Нужно держать в страхе церковных клерков.

– Хорошо. – Кулич ударил ладошками о стол. – Вызывайте Пилипенко, Юрий Вадимович, и подготовьте рапорт с обоснованием.

– Займусь этим сегодня же.

* * *

Все сроки вышли. Лена вот-вот должна была родить. Боря в эти дни чувствовал себя скверно. Как только Лена родит, она будет еще дальше от него. Не давала покоя тревога: «Теперь между нами будет этот ребенок… Отпрыск Симеона».

Ждать пришлось недолго. Это была шутка природы! На свет появилась двойня! Два симпатичных карапуза – мальчик и девочка… Курьез случился, когда Борис отправился забирать Леку с грудными детьми из роддома. Перед этим Борис долго думал, стоит ли ему идти, так как наверняка знал, что настоящий отец встречать Леночку не будет, махнул рукой на предрассудки и захватил с собою огромный букет гладиолусов. В роддоме этот шикарный букет оказался в руках у Леночки, Борису всучили двух малышей, укутанных в пеленки. Он держал в руках два маленьких свертка, из которых торчали крохотные розовые головки, слепые и сморщенные.

До рождение ребенка Борис возненавидел его разумом; так вышло, что родились двойнята и ненависть Бориса могла бы удвоиться. Но взяла верх жизнь, а не арифметика. Он бережно нес к такси двух беззащитных человечков, кожица которых была тонка, словно пленочка на дольках мандарина. В ни х не текла его кровь, но струилась кровь его любимой. Разум испытывал горечь, но сердце искренне радовалось, душа смеялась, а ненависти не было вовсе.

Малыши были такие славные и смешные. Когда медсестра, приняв его за отца, произнесла принятое в подобных случаях: «Вылитый папа!», Боря усомнился, как это она умудрилась это разглядеть. Он попросил уточнить, какой именно. Медсестра, не задумываясь: «Оба!» Борис невольно улыбнулся. Глядя на него, улыбнулась и Леночка. Было видно, она ослабла и похудела во время родов, но от этого не стала менее красива. Боря любил смотреть, когда она была в хорошем настроении. Он хотел обнять ее, но руки были заняты. Он думал, быть может, еще не все потеряно. Подумаешь, двое детей, разве это меняет дело…

В суете пронесся день. Наступил следующий. Боря притащил люльки, приобретенные по дешевке. Лена собралась кормить малышей. Ока попросила Бориса выйти или хотя бы отвернуться. Какие вопросы, конечно. Он подошел к окну и машинально окинул взором еще не обработанные секатором ряды кустарников в саду. Взгляд не обошел стороной две подвижные точки, передвигающиеся с приличной скоростью по газонам в направлении кирпичной пристройки. Борис не поверил своим глазам…

«С чем пожаловали эти диверсанты?» – Он не упустил возможности лишний раз ухмыльнуться про себя. Эти двое, что приближались перебежками от дерева к дереву, были его давними знакомыми. Это были Седой и Кабан. Однако Борис тут же одернул себя. В пал ати промелькнула недавняя с ними встреча возле собора, их странное поведение там и несуразная чушь, которую наплел ему епископ.

"О чем они могли беседовать с Симеоном? Что им здесь надо? Раньше не наблюдал за ними такого бешеного энтузиазма. Прыгают, как кузнечики. Будем надеяться, хоть сегодня все прояснится. – Борис задумался. – Надо подготовиться к встрече старых дружков. Угадать, чем она закончится, я не берусь". Он обернулся к Лене. Она переполошилась:.

– Ну, Боря, я же просила не смотреть.

– Лена, срочно бери детей, – нахмурив брови, произнес Борис. – Придется тебе вылазить отсюда через окно. Прошу тебя, не задавай никаких вопросов. Я тебе все потом объясню. Закроешься в застекленной веранде и никаких звуков. Не открывай никому, кроме меня. Все, скорей. Я говорю, скорей. Нет времени объяснять.

Лена не могла понять, что случилось… И Борис не потрудился сказать. Но потому, как Боря то и дело выглядывал в окно из-за шторки, о??а поняла, что им грозит какая-то опасность. Она, крепко прижав малышей, бросилась к окну в дальней комнате. Борис закрыл за ней дверь. Спустя секунду в дом постучались.

Борис, не спеша поставив кресло напротив входной двери, сел в него и задиристо гаркнул:

– Дерните за веревочку, дверца и откроется!

В комнату ворвался Седой, за ним вошел Кабан, как всегда с отвисшей челюстью.

– Ба, знакомые все лица! – шутливо съязвил Борис. – Какая неожиданная встреча!.. Седой, а почему у тебя такие большие зубы? Ты ищешь Красную Шапочку и ее бабулю, не так ли? С великим прискорбием извещаю тебя, советское правительство отправило их на урановые рудники за измену Родине. Так что ничем помочь не могу. Если же тебе понадобился лесоруб, то я к твоим услугам.

– Ты в своем репертуаре, – у Седого задергался левый глаз. – Сказочник, где девочка и ее сиськогрыз?

– Ах, вот каким ветром тебя занесло. Я-то думал, пришел навестить старого приятеля, а ты, оказывается, весь в делах. То-то, я смотрю, в люди вы стали выбиваться, я вам теперь, конечно, не ровня. Мне теперь и нагрубить можно.

Упрек Бориса подействовал только на Кабана, Седой со злостью прошептал:

– Уйди с дороги, не мешай. Мы пришли за младенцем и без него не уйдем.

И тут голос подал Кабан:

– Седой, а ты говорил, что Боря все знает…

– Прихлопни варежку, дебил, – сорвался Седой.

Борису только того и надо было. Теперь он наверняка

знал, что привело их сюда. Обнаружилась и брешь в гоп– стоп конторе из двух человек. Наверное, как обычно, Седой не так, как надо, растолковал Кабану его задачу, обстоятельства дела и сопутствующие детали. Кабану нужно было не толковать, а разжевывать, а лучше внушать. Тут Седой дал промашку. И эту пробоину в отсеке Борису оставалось лишь расковырять.

– Нет, Кабан, братушка, я не в курсе ваших дел, – нарочито ласково обращаясь к Кабану, заговорил Борис, я могу лишь догадываться. Предполагаю, этот козел в колпаке с крестом хорошо вам башляет за то, чтобы используя вас, отнять у матери ее дитя, или, как выразился бы Седой, оттянуть сиськогрыза от кормушки?

– Тебе не к лицу телячьи нежности, – вставил Седой, но Боря продолжал, он взвешивал каждое слово:

– Итак, друзья мои. Что я имею вам сообщить? Сколько бы ни башлял вам колпак с крестом, он должен вам в два раза больше, ибо вам предстоит приволочь Симеону двойнят… Вижу удивление на ваших лицах, я не оговорился. Ваш заказчик, который печется о своей заляпанной репутации монаха, будет вдвойне благодарен вам, если вы притащите ему обе улики – малыша и малышку. Они одинаково ценны для него.

И, наконец, самое главное, что я собирался вам предложить. Есть возможность получить от Симеона тройную таксу… Это в случае, если вы вообще никого ему не притащите. Каждый из вас получит столько, сколько Симеон башляет обоим за свой заказ. Для этого необходимо все предоставить мне, я не обману ваших надежд… Я никогда вас не подводил, ведь так? Рассчитываюсь с вами в течение трех дней.