Текст книги "Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра"

Автор книги: Владимир Гузман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

А совсем недавно пришли новости и про Алферова. Сергей продолжает заниматься искусством, уезжая на лето в хиппово-мистическую колонию в Оптиной пустыни под Козельском, где у него есть своя избушка. Вот что о нем рассказывает очевидец – московский хиппи первого призыва Вася-Лонг:

Письмо из Оптиной. "Сергей обычно появляется в наших краях к маю, когда совсем теплеет, дико измученный месяцами, проведенными в лоне семьи, и каждый раз полный самых величественных планов на предстоящее лето. Увешанный рулонами бумаги, коробками с красками и сумками с собачьей жратвой для алабаихи Альчи, он заселяется в свою, почти столетнюю, избушку над самой рекой и начинает бухать со всеми окрестными синюхами, держащими его между собой за последнего московского кретина. Девятого мая ему традиционно подбивают глаз за какую-нибудь вольность по отношению к изъявлениям народного патриотизма, и пьянка резко прекращается. На оставшиеся бабки Алферов приобретает мешок отрубей, коими и питается, когда у них с «собачкой» заканчивается прочий припас, добавляя в общий рацион речные мидии. Если не считать его обжорных визитов по многочисленной тусовке, Сергей так и сидит на этой диете почти до самой осени, причем рядом с хатой за это время вырастает немаленькая горка ракушек, делая его обиталище похожим на стойбище первобытных браконьеров.

Досуг же он коротает, как правило, врубая на всю дурь магнитофон-мыльницу через допотопную радиолу, из которой на все побережье хрипло ревут наичернейшие блюзы, а сам хозяин, вдобавок, под сию фонограмму импровизирует на скрипке. Народ вокруг сначала шизеет, но привыкает, как и положено крестьянам, быстро. Осенью собака начинает походить конфигурацией на велосипед, а Алферов становится вдруг страстным поклонником телесериалов типа «Улицы Разбитых Фонарей», которые дают ему возможность являться к соседям вроде нас регулярно, прямо к ужину. Когда речка начинает замерзать, за мидиями нырять становится зябко, а отруби кончились и подавно – Сергей собирает со всех по чуток на обратный путь и, пошатываясь на пару с собакой от ветра, отчаливает, жутко печалясь и непрестанно бурча, что опять не удалось ничего натворить, и что жена Ольга опять будет жрать его поедом, пока не удастся срочно чего-нибудь продать из загашников...

Так вот, однажды ранней осенью я зашел к Алферову по дороге из города. Он тут же побежал ставить чайник и драть что-то в трубку с выросшего у него под окном красивого куста. Когда церемония приема гостя уже была почти завершена, Сергей вдруг поволок меня куда-то за избушку, бормоча:

– Пойдем, пойдем, я там схорон такой классный устроил с видом на реку, там и посидим, а то в доме суета просто невозможная...

Местечко он себе действительно оборудовал уютное – отгородил плетнем от ветра закуток, где стояли пара кресел и даже какая-то икебана в битом горшке. После пары трубок и чая мне вдруг пришло в голову поинтересоваться – что же за суета такая его одолела в жилище, где, кроме него и собаки, никого больше и нет вовсе? Алферов чуть помедлил с ответом, но потом очень уверенно и с расстановкой объяснил:

– Ну как?.. Во-первых, счетчик там жужжит, потом – мыши скребутся, да еще вот эта сука – Альча – постоянно пердит с отрубей...

Я тогда всерьез поверил, что Алферов уже совсем близок к полному совершенству."

Сокол и Даос тоже стали большими путешественниками. Они объехали практически все континенты, иногда действуя совместно. Даос, как и положено, специализируется на юго-восточной Азии. Сокол – на тибетско-гималайском регионе. Подружившись через Илью с непальской принцессой, Сокол в последнее время вообще не вылезает из гималайских дворцов.

Ирина реализовала свою мечту об Индии и традиционном индийском танце, пройдя курс этого мастерства на его исторической родине. Она долгое время преподавала классические стили бхарата-натьям и катхак в Берлинской танц-академии «Натарадж», но затем ей это дело наскучило, и она занялась финансовым консалтингом. А тиллане предпочитает тай-чи шаолиньской школы.

Саша-художник, как неприкаянный, все мотался – как некогда аэростопщик Петрике – на чартерах между Душанбе, Москвой, Стокгольмом, Нью-Йорком и Бремерхафеном, где у него завелись подруга и даже ребенок. Саша неоднократно заезжал в Берлин. Я как-то раз виделся с ним даже в Москве и посетил квартиру с таджикскими беженцами. В двухкомнатной хрущобе жило более десятка человек. Но это было только самое начало процесса. А Саша так все и мотался между высшими и низшими канализациями, не в состоянии приземлиться, пока – как мне сказал неожиданно выплывший после многолетнего отсутствия Рыжий – не потерял последовательно все свои визы и не остался чуть ли не на положении таджикского беженца в Москве.

Сам Рыжий, катапультировавшись в начале девяностых в Нью-Йорк вместе с женой Гулей и двумя детьми, почти десятилетие оттуда никуда не выезжал, выступая регулярно по воскресеньям в Центральном парке со своим семейным бэндом. Постепенно детей стало пятеро. Все – музыканты, включая маму. В какой-то момент Дмитрию захотелось перемен, и он отправился матросом в плавание по Карибскому бассейну. Окрепнув духом в морских скитаниях, Рыжий двинул дальше, в Москву и Питер, где основал новый музыкальный брэнд. Теперь он, видимо, просчитывает в своем нью-йоркском бюро дальнейшие шаги на тропе глобального менеджмента.

В Америке, в Калифорнии, окопался Вяйно. Снимает свадьбы, а в свободное время путешествует по миру. Айварас, напротив, прожив в Штатах несколько лет, занялся торговым бизнесом в Европе, а потом вообще вернулся к себе домой, в Каунас. Оставаясь американским подданным, он продолжает жить в Литве и вернулся к оставленным на время увлечениям юности – поэзии и театру. Эдик поет в церковном хоре и ведет рок-студию на таллиннском радиоканале. Родригес сильно болеет и пишет стихи. Стихи убойные, надо издавать: «Искусство вовремя начать не выше, чем искусство кончить...» Ааре-Плохой работает в Таллинне компьютерщиком. Йокси так и сидит в Израиле: сначала жили всей семьей в киббуце, потом переехали в Хайфу. Подозреваю, что он продолжает заниматься литературой.

Интересная информация пришла про Леню Махова. Эту историю мне рассказал Юлик, который видел

Леонида последний раз году в 95-м, уже после гражданской войны. Махов прибыл в Душанбе с Алтая, весь в амулетах и упакованный, как обычно, антиквариатом. На этот раз он поведал, что собирается окончательно решить вопрос своего местопребывания, намекая на переселение в Тибет. Границы, однако, были в те времена еще не окончательно прозрачными, и поэтому для их пересечения Леня собирался прибегнуть к надежному древнему средству – стать невидимым! Необходимые компоненты для приготовления соответствующего препарата были им собраны в течение предшествовавших лет, оставалось достать лишь последний, ключевой элемент – перо грифа. Именно с этой целью Махов и прибыл в Душанбе, где в местном зоопарке должны были – по старой памяти – водиться грифы как раз нужной породы. Грифы, действительно, оказались на месте. Видимо, никто их – по аналогии с другими обитателями вольеров в неспокойные, голодные времена гражданской – есть не решился. Леонид взял перо и в тот же вечер приготовил нужную смесь, строго по уникальной тибетской рецептуре. А на следующее утро он исчез. Как в воду канул. Близко знавшие его люди считают, что рецепт сработал. Who knows?..

А вот Ычу-Икром, к сожалению, до новых времен не дожил. Он умер в середине восьмидесятых от сахарного диабета, который заработал в советских дурдомах и лагерях, куда его периодически укатывал строгий папа-кагэбэшник. У Икрома в последний период жизни открылось, как выражался Этик, «бесовидение». Он невооруженным глазом созерцал джиннов различного облика, к примеру, с танковыми гусеницами вместо ног. Вечером, накануне своей кончины, Икром зашел ко мне, а потом мы вместе отправились к Мите (тому самому, что охотился на медведя). Икром постоянно жаловался на жажду и выпил у Мити целую кастрюлю киселя. И все говорил и говорил о магах, джиннах и методах борьбы с навязчивой навью. На поминки друзья собрались в квартире человека, через непродолжительное время тоже отправившегося в мир иной. Звали его в народе Леша-сатанист. Присутствовали на тех поминках и другие люди – ныне не жильцы. Впрочем, все это были представители так называемой группы риска: слишком интенсивно и бескомпромиссно они стремились к свободе от всяких ограничений, в том числе – разумных.

«Школа магов». О методах и средствах радикального освобождения личности от природных комплексов и навязанной другими шизы вы сможете прочитать в книге «Школа магов», где дается задний фон многих персонажей, выведенных в «Азиатских записках». В «Школе магов» описываются события, в основном, второй половины семидесятых годов ХХ столетия. Однако главным предметом книги являются магические технологии, а не исторические события, на фоне которых эти технологии применялись. СЛЕДИТЕ ЗА НАШИМИ ПУБЛИКАЦИЯМИ!

Берлин–Шарлоттенбург,

08 августа 2002 г.

Список использованных слов и выражений

Аграбатти – ароматические палочки для возжигания.

Айван (тадж.) – открытая веранда на столбах в восточном доме.

Анахита – богиня из зороастрийского пантеона.

Асаны (санскр.) – специальное положение тела в хатха-йоге.

Ахимса (санскр.) – принцип непричинения зла живым существам в индийской философии.

Ашрам (санскр.) – монастырь, община верующих.

Аят (санскр.) – стих Корана.

Банги – любитель банга (опьяняющего напитка), в широком смысле – наркоман со стажем.

Банка – маловероятная история, «развесистая клюква».

Барака ишона – благословление духовного авторитета.

Бурхан (монг.) – изображение богов и святых.

«…в духе серии „Dr. Best“» – намек на порнографический комикс.

Ганга – река в Индии (Ганг).

Джангал (тадж.) – густые заросли высокого кустарника, «джунгли».

Доп. (англ.) – сокращенно от «допинг».

Зиарат (тадж.) – паломничество.

Курбон (тадж.) – традиционный праздник в исламе после завершения постного месяца.

Куфф (араб.) – область за пределами мира ислама, территория дадджала (сатаны).

Маарифат (араб.) – путь поэта.

Мадхьямика (санскр.) – философская школа «среднего пути» в северном буддизме.

Мазар (тадж.) – могила святого.

Манвантара (санскр.) – космический цикл в индуизме, период одного Ману (имя собственное).

Мюрид – последователь суфийского шейха.

Нада (санскр.) – тонкий мистический звук в учении йоги, небесное пение.

Наяк (тадж.) – маленький «одноразовый» шарик опия или гашиша.

Обо (монг.) – культовое сооружение из шестов, колокольчиков, рогов и прочих шаманских украшений.

Пайгамбар (тадж.) – пророк.

Пир (тадж.) – духовный наставник в исламизме (одно из направлений в исламе).

«Повесть о Хаййе…» – произведение средневекового арабского философа ибн-Туфейля.

Пранаяма (санскр.) – дыхательные упражнения в хатха-йоге.

Ретрит (англ. «retreat») – убежище, монастырь.

Рудрик-тантрик – последователь шиваитского тантризма (Рудра – одно из имен Шивы).

Руза (тадж.) – пост в исламе.

Сиддх-сиддхи (санскр.) – сверхъестественные силы, а также сами их владельцы (отшельники, святые, маги и пр.).

Тайчи (кит.) – «небесный бокс», дисциплина в рамках традиции кун-фу.

Тарикат (араб.) – путь внутреннего посвящения, часто синоним суфизма (мистическое течение в исламе).

Текке – суфийская обитель.

Техтель-мехтель (нем.) – флирт, сексуальная интрига.

Тиллана (санскр.) – классический индийский танец.

Трикирий (греч.) – тройной подсвечник.

Улем (араб.) – исламский богослов, ученый.

Усто (тадж.) – мастер.

Хакикат (араб.) – путь истины.

Харом (араб.) – «нечистое» в исламе.

Хауз (тадж.) – водоем.

Хаш – иначе «гаш», «гашиш».

Хожда – буквально «совершивший хаджж» (поломничество в Мекку).

Хорн (англ.) – буквально рог; в данном случае саксофон.

Читта (санскр.) – сознание.

Чод (тибетск.) – ритуал призывания нечистой силы.

Шакти (санскр.) – женская энергия, женщина.

Шала (тадж.) – сено, низкосортные сорта марихуаны.

Шана (нарк.) – гашиш.

Шаномаг – гипнотизер, пользующийся гашишем или марихуаной в качестве подсобного средства.

Шариат (араб.) – путь внешнего (коранического) закона.

Широган – опий или гашиш высокого качества.