Текст книги "Некого больше убивать (СИ)"

Автор книги: Владимир Черноморский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

«Пока они не стали жечь гитары, это был высочайший профессионализм. И в игре, и в вокале. Это – редкость среди таких молодых людей. Хотя многое из того, что представляла группа «Падающие капли», мне, скажем так, не по возрасту, – говорил известный музыкальный критик. – Но мне было противно смотреть, как они жгли инструменты. Рассердились? Но я бы им советовал почитать про Паганини. Однажды у великого маэстро одна за другой стали лопаться струны на скрипке, пока не осталась целой всего одна. На ней он доиграл сложнейшее произведение».

Наконец, один их пострадавших: «Мне сломали ребро. Наверное, я чувствую то же самое, что ребята из «Капель», когда у них звезданулись струны. И знаете, это – здорово! У меня теперь отметина о великом, историческом концерте.»

– Хочешь еще несколько газет?… Телевизор включи, – продолжил Марти. – Что я тебе сказал о пяти миллионах? Забыть? Нет, пять миллионов мы теперь заработаем на этих «Каплях»!

Через три недели в продажу поступил диск «Горящие гитары», который целый месяц расхватывался, словно хлеб в осажденном городе. А две песни из этого диска, среди них та, что пелась под стук горящих гитар, заняли первые строчки «Биллборда», оттеснив даже «Спайдерс».

20

Поутру во вторник Джим Маккензи сиял от полученных удовольствий. Чувствовалось, что с рождественской индейкой он расправился самостоятельно, утопив ее в целом ящике «Бадвайзера». Впрочем, у Стивена еще теплилась надежда, что хотя бы в праздник Джим предпочитает этому бездарному пойлу «Сэмюэл Адамс» или «Хейникен».

Прищурившись от улыбки, Джим выложил на стол несколько пожелтевших бумажек и торжественно произнес: «Нам подарочки от Санта-Клауса. Скажи после этого, что наши банки, что почта наша плохо работают. Все сохранили, как в музее! Ну-ка, глянь! Не кажется ли тебе, что одна и та же птичка здесь своими коготками нацарапала?

– Наверное, та же, что и на этом документе, – спокойно сказал Стивен и вытащил расписку в получении тела Вейна.

– Святое говно! – восторгнулся, просмотрев расписку, Джим. – Так, значит, наш Артур есть не кто иной, как мистер Майкл Пельц. Кто это такой – ты, конечно, уже знаешь… Нам остается только наехать, как следует, на Пельца – и дело, считай, закрыто.

– Он сам наехал… Вчера, – сообщил Стивен и положил перед Джимом «Дейли Ньюс». – И дело, похоже, действительно, закрывается.

– Святое говно! – пробормотал теперь Джим, читая заметку про аварию. – Ты, надеюсь, уже все выяснил…

Стивен рассказал, что ему удалось.

– Ну, ты – молодец, – внимательно все выслушав, одобрил Джим. – В Рождественскую ночь… Хотя тебе это, вроде, по барабану… Ну и что ты думаешь?

– Думаю, его убрали.

– Как?!

– Представь себе: ты едешь по хайвею, впереди тебя машина. Она вдруг резко затормозила. Что ты сделаешь?

– Тоже резко заторможу.

– Правильно. Автоматически. Но машина, что была перед тобой, затормозила на сухом асфальте, а ты – на линзе льда и потому улетел к чертовой матери… Правда, доказательств никаких нет, даже если ты когда-нибудь найдешь из сотен тысяч «Хонд-аккорд» ту самую – серого цвета. Ну, затормозил – черная кошка дорогу перебежала…

– Ты с дорожниками связывался?

– Нет. Да и без толку. Что они тебе скажут? То, что все было чисто, да и снега три дня не было. И это, не сомневайся, абсолютная правда.

– Тогда откуда линза?

– Великое дело: за час-два до аварии проехала водовозка и пролила бак воды. На дороге перед рождественским обедом машин нет – улучила минутку и пролила. А потом, в сумерках, линзу уже никто и не замечал, все проскакивали, пока одному не потребовалось на ней затормозить…

– Фантастика! – воскликнул Джим. – Но похоже, что ты прав. И этот внезапный вызов Артуру… Тьфу, черт, Пельцу… Прав… Так что ты сказал на счет закрытия дела? Вот тут ты ошибаешься: теперь его закрыть уже невозможно… Ладно, давай предположения и предложения.

– Неплохо бы для начала поделиться информацией.

И Стивен рассказал о случайной встрече с Пельцем-младшим и визите к сэру Эдварду Милштейну. Закончив, Стивен искренне признался: «Знаешь, Джим, мне все время не давала покоя твоя фраза о критической массе расследования».

Маккензи был польщен.

– Так правильно я тебе сказал. И очень может быть… Хотя, давай, я тебе сначала расскажу о моей встрече с Марлоу. Представь себе, когда я приехал к нему в тюрьму, он, натурально, обосрался. Ну, явно, ничего подобного не ожидал! Тут же начал колоться. Правда, все, что он сказал, мы уже предвидели. Но есть некоторые детали. Есть! Вот послушай.

И Джим включил диктофон, прокрутил пленку.

– Меня интересует все, что связано с клубом «Спайдерс», – раздался голос Джима. – Это была идея вашего брата – его открыть, или Артура Патти?

– Нет, Стэнли рассказывал, что предложил ее Бисмарк Мартинес, хозяин «K amp;M Clothes»; он же – открыть ресторан «Барокамера». Он даже сам отремонтировал второй этаж, установил оборудование, завез мебель…

– Прямо Санта-Клаус какой-то! Взял и подарил бизнес…

– Какой же это подарок? В клубе продавались футболки с изображением «Спайдерс», водолазки, значки, диски, кассеты. Половину прибыли Мартинес имел. А еще – и рент, три тысячи. И в ресторане все продавалось. Очень даже неплохо. Два бойких магазина, по сути. Какой же это подарок?…

– А этот Артур Патти, откуда он взялся?

– Его Мартинес сразу предложил, в довесок. Но парень он хороший. Я с ним был знаком. Честный, увлеченный. А уж как «Спайдерс» знал – до ноты!.. Нет, с ним все было в порядке.

– Конечно, если его такой коп прикрывал… Ресторан, наверное, тоже… Ладно, сейчас не до того… Вас, разве, не насторожило, что после убийства Леклесса Артур и Руперт смотались?

– Как раз нет. Это вполне естественно – кому охота быть замешанным. Я тогда и брату сказал, чтобы он немедленно ресторан продал. Не дай бог, потянулась бы ниточка: нигде не зарегистрированный клуб – ресторан – неучтенная торговля, да и мало ли что еще в этом клубе. Дело громкое, под него многое могли подписать…

– Что, например?

– Не знаю. Но, честно говоря, у меня было чувство, что не все так просто…

– И вы от него благополучно избавились… О'кей… Теперь осталось узнать, откуда взялся благодетель вашего братца.

– Мы с ним давно были знакомы. Еще когда у него был только магазин на 14-й. Я тогда на их участке работал патрульным. Однажды порекомендовал ему Стэнли продавцом, Мартинес согласился. Потом Стэнли стал менеджером в этом магазине. А потом как-то Мартинес предложил ему открыть ресторан и клуб этот, половину денег на ресторан одолжил.

– Не удивило это никого?

– А чего удивляться? Мартинес ясно изложил свои выгоды. И он знал, что Стэнли, как и я, – фанат «Спайдерс»…

Маккензи выключил диктофон: «По моему, он искренен».

– Как русские говорят, на голубом глазу, – подтвердил Стивен. – Весь вопрос в том, от кого пришла информация к убийцам Пельца, что мы им вплотную занимаемся. Если, конечно, версия убийства принимается… Так от кого: от Фрэнка Марлоу или от, страшно сказать, рыцаря Британии сэра Эдварда Милштейна?

– Проблема, – кисло сказал Джим. – Если от Марлоу, в чем я, в принципе, сомневаюсь, то мы это узнаем, когда узнаем вообще все. Что же касается твоего гребаного сэра, то, казалось бы, можно узнать, куда в США он звонил, но это по силам только тамошним копам, по разрешению их суда. Можно, конечно, попробовать…

И Маккензи набрал номер Джона Кальвареса. Тот, видимо, определив его по Caller ID, сразу набросился: «Марлоу подал в отставку. Это твоя работа?»

– Возможно, – отвечал Джим. – Мы с ним перед Рождеством тепло побеседовали, и он, видно, усовестился.

– А что у него на совести?

– Так, грешки. Но неприятные. Как там юстиция, отставку приняла?

– Еще чего! Хочешь, чтобы сейчас писаки начали загадки строить? Хорошо, что перехватили эту информацию… Попросили юстицию пока не реагировать.

– Зря! Нам как раз не помешало бы. Нас явно раскрыли, так пусть думают, что мы идем не по тому следу.

– Кто раскрыл?… О чем ты?… Погоди минуту… – Джон соединился с Верховным судьей Хубертом, а, когда вернулся, сообщил: «В общем так, через час Хуберт ждет нас – меня, тебя и этого русского парня.»

Повесив трубку, Джим сказал Стивену: «Через час мы должны быть в Верховном суде. Ты все понял?»

– Так, значит, все-таки возможно прикрыть это дело. Чувствую, они этого хотят…

– Вряд ли… А если и хотели бы, то, как я уже сказал, теперь это невозможно… Давай-ка, пока сделаем первоочередное: снимем копию с доверенности и расписки о выдаче тела Руперта Вейна и попросим моих ребят найти, где он похоронен.

Стивен внимательно посмотрел на Джима: «Может, сначала найти нотариуса, выдавшего эту доверенность?»

– Ну это, не сомневайся, – явная подделка. Сначала нужно сообщить матери, где похоронен ее сын.

21

Верховный судья по очереди поздоровался со всеми, усадил и сказал секретарше по селектору, чтобы были кофе и покой надолго. Потом картинно расписался на нескольких документах, после чего поднял голову и сказал, слегка улыбнувшись: «Выкладывайте, господа! А то Джон испуган, и я ничем не могу его успокоить, пока вас не выслушаю. Кто из вас лучший рассказчик?»

Маккензи великодушно указал на Стивена.

Стивен говорил примерно полчаса. Ни судья, ни Кальварес его не перебивали, лишь изредка Джим вставлял какую-нибудь упущенную деталь. Когда Стивен закончил, воцарилось долгое молчание. Судья стал перебирать бумажки на столе, Кальварес вертел в пальцах незажженную сигарету, одновременно покусывая дужку очков, Джим, приоткрыв плотоядный рот, почесывал щеку, а Стивен сидел неподвижно, сложив руки на столе, как его когда-то учили в советской школе.

Наконец, Хуберт очнулся: «Так говорите, каток ему устроили?… Смелое предположение… Но если это так, то, извините, с какими силами вы имеете дело! И с чего бы это? Какую тайну они защищают? ОК, отбросим версию фанатика-одиночки; кто-то, будем считать, натравил его на Леклесса, потом убил человека, могущего хоть как-то это прояснить. И это сделал отнюдь не вычислявшийся вами второй, а некто, подосланный неизвестно кем. И этот неизвестно кто еще и обеспечивает фальшивую доверенность на вывоз тела, чтобы оно, залежавшись в морге, само собой не заговорило, что в деле убийства Леклесса есть нечто подозрительное. Наконец, когда через 20 лет это подозрительное всплывает, убивают того второго, надо сказать, фигуру не мелкую, способом – изощренней не придумаешь. Я уже не говорю о сопутствующих деталях, о незарегистрированном клубе и ресторане, явно открытом, чтобы обеспечить ему существование, о брательнике крепкого копа, к которому просто привязали этот бизнес… Ну, отбросим, черт подери, версию о маньяке; примем ту, которую вы никак не решаетесь выдвинуть: клуб создали специально, чтобы воспитать в нем убийцу Леклесса. Признайте: все, что вы делаете, это пока раскопки вокруг этой лунки. Но вот, что я вам скажу: если все, что вы накопали, действительно, не случайные совпадения, а цепь преступлений, то хотелось бы видеть мотив. Причем такой, чтобы соответствовал силам, которые могли все это совершить, все это рассчитать… Мистер Кальварес знает, что я много лет проработал в ЦРУ. И поверьте: для преступлений такого уровня могут быть только два мотива – или политические интересы или крупные, очень крупные деньги. Политические интересы здесь никак не просматриваются, значит – деньги. Найдете деньги – считайте, что победили. А помощь я вам обеспечу.»

Когда Маккензи и Киршон ушли, Уинфри Хуберт сказал Кальваресу: «Отменная парочка, Джон. Приятно наблюдать, как они работают. Только боюсь, вся эта романтика скоро упрется в простые вещи.»

– Например?

– Клуб не регистрировали – чтобы не платить лишних денег в IRS; Пельц был Патти – чтобы никто не спросил папу, известного человека в шоу-бизнесе, что его сыночек делает в каком-то идиотском клубе; Руперта он увез на время в Ливерпуль, действительно, испугавшись его болтовни, будто они подтолкнули Кэрригана к убийству Леклесса; Руперт мог не поладить с драг-дилерами, и его прирезали, а Пельц-Патти, испугавшись еще больше, испросил в США фальшивую доверенность, привез и похоронил Руперта. А уж авария явно похожа на случайную… Все. Нет дела…

– Тогда почему вы их благословили?

– А черт его знает! Наверное, тоже романтик.

А Маккензи с Киршоном были просто поражены. «Кто бы мог подумать, что старый судейский козел сможет все так четко разложить по полочкам!», – процедил, уходя, Джим.

– Конечно, он прав: или за этим делом стоят большие деньги, или самого дела не существует, – согласился Стивен. – Что ж, будем искать, о каких деньгах речь. Но пока не мешало бы выяснить побольше о Майкле Пельце, понять, что он в том клубе нашел и кто его туда поставил. И здесь два пути: кто-то из наших должен побывать на похоронах и привезти фото присутствовавших и кто-то из нас должен, наконец, заняться Ди Карло, совладельцем «K amp;M Clothes» и вице-президентом великой фирмы «Алитер». Возможно, именно он воткнул Майкла в клуб…

– Никакой связи оттуда не просматривается, – возразил Джим.

– Но пока только оттуда просматриваются большие деньги…

– Верно! – подхватил Джим. – Однако забываешь еще об одной ниточке, очень даже красненькой.

– Какой?

– Жена, точнее вдова Майкла Пельца, а двадцать лет назад – невеста, с которой он приезжал в Ливерпуль, которая, возможно, знала Кэрригана и, наверняка, знала Руперта, она вместе с Майклом привезла его трупик… Не знаю, на многие ли, но на кое-какие наши вопросы ответить она может. Еще как может!.. В общем так, – принял решение Маккензи, – я занимаюсь «Алитером» и Ди Карло, ты поедешь к вдове Майкла. Но не вздумай показываться на похоронах… Кстати, где его хоронят?

– Понятия не имею…

22

Вегас продолжал праздновать. В небе бесновались лазерные лучи, а «Стардаст» даже повесил в воздухе голограмму рафаэлевской Мадонны с Младенцем. Она парила под музыку «Иисус Христос – Суперзвезда» над городом, который, если бы Библия писалась в наше время, иначе как Содомом не назывался бы. Мадонна ласково смотрела, как ее дите пухлыми ручонками тасует карты, и подмигивала всякий раз, когда какая-нибудь карта вылетала из колоды и, крутясь, падала на бульвар, где тысячные толпы бешено аплодировали этому святотатству.

«Прежние хозяева «Стардаста» ни за что не позволили бы такое, – подумалось Гарри, – что-то для них все-таки было неприкосновенным».

Но видно, на самом деле, сменились не только век и тысячелетие, а целая эпоха. И мышление, и восприятие. Сотвори такое еще полвека назад, и, вместо ликования и восторгов, людей обуял бы суеверный ужас. Они валялись бы по земле, рвали бы на себе одежду и волосы и молили о прощении. А сегодня даже те, кто не знает, что такое голограмма, понимают – это какая-то новая техника. Они и приблизительно не ведают, как это делается, какой великий путь прошла наука, чтобы заставить пухлорукого малыша уронить им на головы сначала десятку, а потом туза, но они точно знают, что это означает «Блэк Джек» и восхищены остроумием небесной картинки.

Кто-то из них зарабатывает, как и сотни тысяч лет назад, проституцией; кто-то, как и десятки тысяч лет назад, – отниманием дани; кто-то, как и тысячи лет назад, – ссужая деньги под проценты; пироги, как всегда, печет пирожник, сапоги тачает сапожник… У них все, как всегда, но голограмма Мадонны с Младенцем их не удивляет; их удивляет и радует, что те, кто ее на небо повесил, осыпают их «Блэк Джеками». Значит, это – свои, такие же, как они, грешные: вот только что эти люди проиграли за столом, где как раз они выиграли.

Когда-то в детстве Гарри много читал разных исторических книжек. Сплошные войны – иудейские, пунические, столетние… Ночью, перед тем как уснуть, грезились ему всякие битвы, где он был непобедимым участником. Часто он представлял, как въезжает на площадь перед пирамидами на… танке, как падают в страхе на колени египтяне – простой люд, воины, жрецы, фараоны. Вот он – бог! И он кричит им через микрофон громовым голосом и для пущей убедительности бьет прямой наводкой по Сфинксу и отстреливает ему правое ухо… Так оно и произошло бы, но никогда не происходило. Время течет только в одну сторону. Оно может вынести на своих волнах в Третье тысячелетие ничуть не изменившихся проституток, рэкетиров, пирожников и сапожников так, что те совсем не удивляются танкам и голограммам. Доставить же танки и голограммы туда, в глубь веков, могут только больные грезы самоутверждения.

Но сейчас, вспоминая свои детские грезы, Гарри вдруг поймал себя на том, что продолжает развивать сюжет… Неужто это с людьми всегда бывает, в той или иной степени, независимо от возраста? И каждому для нормального самочувствия нужна определенная порция грез – кому больше, кому меньше. И если воображение не позволяет ее обеспечить, люди прибегают к стимуляторам – музыке, алкоголю, наркотикам…

Уже три года, как Гарри обитал в Лас-Вегасе, наезжая в Голливуд по уикэндам. Иногда Рэйчел приезжала к нему, сама или с Майклом, и тогда они вовсю резвились: играли в казино, смотрели шоу, устраивали себе фантастические обеды.

Отношения у них сильно смягчились. Рэйчел, кажется, поняла, что такая вот жизнь у ее мужчины, и уже никак ее не изменишь. Все, чего ей теперь хотелось, это, чтобы Гарри не перешел за грань, за которой начинаются преступления.

Бывало, когда они приезжали на Великий Каньон, Рэйчел находила на краю камень, поддевала его носком, и он начинал катиться, все ускоряясь и ускоряясь, пока стремительно не падал в бездну, увлекая за собой другие, потерявшие равновесие камни. «Ты видишь, – говорила она Гарри, – как это ни банально, но это так…» – «Да, но это только камень, – возражал Гарри, – ему не надо было никуда стремиться, зарабатывать деньги, доказывать, что он крепкий. Потому он и мог лежать неподвижно. И все равно, даже если бы не ты его всковырнула, он бы упал – или от землетрясения, или от снега, или от ветра. Так уж получилось, что он лежал на краю каньона.»

Однажды вечером, когда Гарри был на просмотре одной своей кантри-группы, его вызвали к телефону.

– Гарри, приезжай немедленно! – услышал он плачущий голос Рэйчел. – С Майклом несчастье!

Оказалось, что респектабельная школа Майкла в благопристойной Санта-Ане переполнена кокаином. Оказалось, что их сын уже год, как его потребляет. И вот теперь случился перебор.

Майкл выжил, но состояние его было критическим. Когда Пельцы прибыли в госпиталь, он лежал под капельницей с кислородной маской, от него не отходили реаниматоры – чуть ли ни каждые четверть часа делали инъекции, переливали кровь.

– Все будет хорошо, – успокаивал врач, но предупреждал: – Я вижу, он, к сожалению, – не новичок в этом деле. Мы-то его сейчас вытащим. Но если он, пережив ломку, все-таки снова начнет, то кончится это понятно как…

Когда Майкла выписали из госпиталя, Рэйчел ушла с работы, чтобы всегда находиться рядом с ним в усадьбе. «В конце концов, – решила она, – у меня специальное образование, неужели я не смогу излечить собственного сына». Она, действительно, от него не отходила, старалась постоянно беседовать с ним, обсуждая жизнь, кино, книги, музыку. Она научила себя часами слушать любимых им «Спайдерс» и тоже их полюбила. Она стремилась стать ему другом, тем, который постарше и поопытнее, к чьим советам прислушиваются.

Но, видно, опыта ей не хватило, или опыт одного поколения далеко не всегда принимается следующим. А, скорее всего, все произошло потому, что невозможно удержать в пустой усадьбе 16-летнего парня, когда вокруг бушует жизнь, а в нем – гормоны. И еще, наверное, потому, что Майклу не хватало его порции грез. В общем, в один день он ушел, сбежал, растворился…

Всю полицию Лос-Анджелеса поставил Гарри на ноги, и целое сыскное агентство. Но тщетно. Невозможно было найти юношу среди сотен тысяч таких же, покидавших в те времена дома и семьи, бродяжничавших «детей цветов». Нужно было бы обшарить все города, все заброшенные дома, все пустыри и лесные поляны огромной страны. Полгода Гарри начинал и заканчивал день с бесчисленных телефонных звонков в полицию, к сыщикам, в христианские и еврейские службы поиска пропавших без вести. Много раз они с Рэйчел выезжали в разные города, разные госпитали и морги для опознания раненых, убитых… Полгода прожила Рэйчел в горе, надежде и отчаянии. И однажды, не выдержав, она сказала Гарри: «Сделай что-нибудь, или я покончу с собой». Сказала тихо, сказала бесцветным голосом. Гарри понял, что так оно и случится, если…

Тогда он поехал к Дино Гарручи.

Они давно не виделись. Со дня злополучного юбилея в Рено Гарри избегал встреч с ним. Дино сильно изменился: потолстел, от уголков губ потянулись к шее складки, глаза смотрели откровенно жестко. Гарри слышал, что с тех пор, как были убиты два очень влиятельных родственника Дино со стороны жены, мощь его пошатнулась. Но все равно это еще был глава одной из крупнейших мафиозных семей.

– Кого мы видим! – с деланным восторгом воскликнул Гарручи. – Сам мистер Пельц к нам пожаловал. Видно, так заигрался в Лас-Вегасе, что позабыл про старых друзей.

– У меня горе, – без предисловий заговорил Гарри.

– Знаю. Но не могу понять, почему вы тянули полгода? Это ваш единственный сын. Или есть что важнее?

– Я не тянул, я его везде искал. Бесполезно.

– Значит, не те люди искали. Искать должны те, кто естественен в среде длинноволосых. И сейчас я скажу кто, приятно вам это или нет. Искать его должны те, кто продает им наркотики… Итак, если вы это понимаете, я вас спрашиваю: вы пришли ко мне, чтобы я помог вам найти сына?

– Да, – сказал Гарри.

– Хорошо. Считайте, что двух недель нам хватит, чтобы проверить всех рыжих по США, – улыбнулся Дино.

«Крестный отец» сдержал слово. Не прошло и десяти дней, как к дому Пельцев подъехал «кадиллак», из которого вылез Майкл, в кедах на босу ногу, рваных джинсах и грязной майке с изображением «Спайдерс». Он помахал рукой тем, кто его привез, и пошел домой.

На следующий день Гарри вновь поехал в Санта-Барбару.

– Знаю, – сказал Дино. – Его нашли в Ньюпорте. Сюда перебросили на самолете. Особо искать не потребовалось: мальчика из благополучной еврейской семьи все-таки можно отличить.

– Мы вам бесконечно благодарны, – заговорил Гарри. – Но, честно говоря, даже не представляю, как выразить нашу благодарность… Я понимаю, это стоило немалых затрат…

– Перестаньте о затратах, – оборвал его Дино. – Или вы хотите сесть сейчас доллары посчитать? Придет время – рассчитаетесь. Ведь вы с Марти работаете. Союз рыжих, – заключил Дино.

А с Майклом были нелады. Хотя из дома сбегать он больше не пытался. Он боялся, потому что нашедшие его предупредили: «Еще раз сбежишь – убьем». В том, что эти люди слово держат, Майкл не сомневался. Целыми днями в доме гремела музыка, чаще всего «Спайдерс», а Майкл валялся на своей кровати или слонялся из комнаты в комнату. С родителями он разговаривал односложно, прислугу вообще не замечал, газет и книг не читал.

Рэйчел считала, что это пройдет, важно только, чтобы мальчик избавился от стресса, понял, что лучше всего находиться среди людей, тебя любящих, что комфорт – не самое худшее из обретенного человечеством. А мальчик, избавившись от стресса, стал искать привычную среду и привычные удовольствия. И не так-то сложно найти все это в Голливуде, куда наудачу стекается со всей страны молодежь, освободившаяся от семейных уз и предрассудков. Майкл уходил из дома вечерами, порой не приходил ночевать, в его одежде Рэйчел стала находить доказательства, что он курит и марихуану, и крэк, а в своих шкатулках, напротив, – не находить золотые безделушки.

В конце концов Рэйчел поняла, что справиться с Майклом ей не по силам, и поехала с ним к доктору Плоткину.

Еще работая в его клинике, Рэйчел знала, что Мо излечивает от наркомании практически в 60 случаях из ста. Это был невероятный результат, а потому клинику осаждали страждущие со всего побережья. Для них доктор выстроил пансионат, где одновременно обитали 70 человек разных возрастов. В основном – молодежь, жертвы психоделической революции, а также люди творческих профессий – художники, актеры, музыканты. Но только те, кому это было по карману. А те, кто победнее, обходились также недешевыми, но все-таки более доступными психотерапевтическими сеансами и амбулаторными услугами.

Жившие в пансионате разделялись на группы. В зависимости от того, какое лечение в настоящее время преобладало – медикаментозное, психологическое, или уже психотерапевтическое, реабилитационное. Рэйчел, когда она еще работала в клинике доктора Плоткина, часто самой приходилось вести группы на последнем этапе лечения. В ее задачу входило обострить у пациентов мотивацию отказа от наркотиков и алкоголя.

«Мотивация – это единственная гарантия успешного излечения», – утверждал Плоткин, но пользоваться ею на начальных этапах избегал. «Когда человек к нам попадает, ему свойственен только один тип мотивации, я называю его ущербным, – человек мучительно переживает ущерб, нанесенный его болезнью ему самому и близким, – объяснял доктор. – То есть душе его опять требуется анестезия – хорошо, если те же наркотики, а, может статься, и самоубийство. Мотивация должна быть только конструктивной, когда человек радуется перспективам, открывшимся потому, что он «завязал», – будущей карьере, новым картинам, ролям, приобретению дома…»

Рэйчел верила этой теории, однако видела, что пациенты после медикаментозного, а особенно психиатрического циклов отнюдь не стремятся покорять горные вершины; напротив, они становятся тусклыми, заземленными, теряют индивидуальность. Излечение тех самых 60 из ста было результатом очень глубокого гипнотического воздействия, в чем, собственно, и был силен доктор Плоткин. Вот почему Рэйчел долго не решалась вести к нему Майкла.

Все, к сожалению, получилось именно так, как она и предчувствовала. Хотя Рэйчел всеми силами пыталась смягчить результаты гипнотерапии, личность ее мальчика словно поменялась. Вместе с отвращением к наркотикам пришли равнодушное спокойствие, пугающая умиротворенность, инертность, словно 17-летний парень превратился в 70-летнего. «Пусть пока так, – решила Рэйчел. – Пусть закончит школу, поступит в колледж, а там – посмотрим».

Школу Майкл заканчивал уже в Голливуде. Учился он средне, и поэтому респектабельные университеты не спешили его принять. А из тех, что выразили готовность, лучшим был Нью-Йоркский. И это выглядело вполне приемлемым. Во-первых, в NYU, в одном из немногих в стране, существовал курс подготовки менеджеров шоу-бизнеса, а во-вторых, и это главное, в Нью-Йорк переезжала сама Рэйчел…

Гарри не возражал. Он стал часто бывать в Нью-Йорке, потому что туда перебрался голливудский офис агентства. Причин было несколько, и они как-то сразу сошлись. Главная – деятельность агентства все меньше ориентировалась на кино, Но, не менее важным было то, что полностью вышел из игры Гарручи-старший, и оставаться в Калифорнии для Марти стало даже опасным. Тогда многие знакомые Дино переехали в Нью-Йорк, даже доктор Плоткин.

Лас-Вегас бульвар продолжал шуметь и сиять, лазерные лучи продолжали расчерчивать матовое небо, а голографический карапуз не переставал тасовать пухлыми ручонками карточную колоду. Гарри понимал, что если не выпьет снотворного, заснуть ему не удастся. Он потянулся к тумбочке, как раз когда зазвонил телефон.

– Вас слушают! – поднял трубку Гарри.

– Дедушка, – услышал он голос Рэйчел-маленькой. – У нас несчастье… Папа разбился на машине…