Текст книги "Некого больше убивать (СИ)"

Автор книги: Владимир Черноморский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Владимир Черноморский
НЕКОГО БОЛЬШЕ УБИВАТЬ

1

Помощник Верховного судьи США Джон Кальварес, по прозвищу Патриот, не спеша ехал по средней полосе 95-й дороги в Нью-Йорк. Да и чего торопиться к этому ублюдку: ждал 20 лет – еще подождет. Ясное дело, ему не прибавишь, не убавишь. Был бы обычным убийцей – кто-то еще стал бы рассуждать, мол, две декады, да еще строжайшего режима, вся молодость, пусть поживет хоть немного на воле… Так ведь прикончил он идола целого поколения, того самого поколения, которое нынче во власть вошло. Подкараулил у дома и пристрелил, идиот, фанатик. Из любви к искусству, так сказать… Теперь вот петиции пишет: помилуйте. И кто ж тебя миловать-то будет, засранца! Разве что адвокат чуток заработает, да нам забота…

«Пора настроиться, – усмехнулся Джон и затолкнул в щель СD. «Ты не забудешь наше вчера?…» – спрашивали четыре слившиеся в высоте голоса. «Ты не забудешь», – подтверждали они поодиночке, и тот, что был вторым, принадлежал этому самому, убитому. «У него, кажется, всегда был второй голос в этом ансамбле, – подумалось Джону, – первой была его гитара. Может, потому и ушел он из «Спайдеров», оборвал нити. Да и самка помогла. Небось, пилила еженощно: «Не ту паутину ткете. Разве для этого ты в Индию ездил, йоге обучался? Только ты и можешь соединить музыку с философией, иначе она так и останется развлечением для сосунков, только ты и можешь говорить с человечеством о вечном…». Хрен его знает, чего там ему внушала эта японка…»

«Непонятна вся эта япономания, – тут же включилось в Джоне родное, «патриотическое». – Ну чем, спрашивается, моя «Парк авеню» хуже вон того «Лексуса»? Те же удобства, моя даже помягче, та же надежность – с избытком. Так ведь моя в два раза дешевле. Свободный рынок – это хорошо, но ведь нужно как-то думать, что стране полезно, а что наверняка во вред. И говорить об этом открыто, а то чем дальше, тем больше этой политкорректности… Иначе, как же, послал бы меня судья Хуберт к этому придурку… Положено: раз пришла петиция – надо подсуетиться с выездом на место, обследование провести. Хотя конечный результат был известен еще тогда, когда этот болван прикончил Дэна Леклесса. Проформа. А почему именно меня послал? – Тоже понятно: Кальварес – латинос, вроде, значит – в этом деле непредвзятый, у латинос своя музыка, на «паучачью» непохожая. Хитер Хуберт, политкорректен…»

Неподалеку от Балтимора «Лексус» вдруг резко рванул вперед, и тут же за ним устремилась машина дорожного патруля. «Получи!» – подумал помощник Верховного судьи США и его очки «Картье», без оправы, победно блеснули.

2

Уже несколько недель, как его переселили в пентхауз в «Хилтоне». Вместе с экономкой. «Дезерт-отель», где у него такой же, но собственный пентхауз, закрылся на реновацию, меняются и хозяева. «Пустыня в самом деле стала пустынной», – пришел в голову незамысловатый каламбур. Неужто теперь здесь ему доживать…

Гарри Пельц разглядывал с десятого этажа толпу на бульваре, наезжающие друг на друга машины. Внизу крутило старую рулетку старое «Фламинго». Гарри не слышал, но знал, что продолжает там звучать, бесконечно продолжает, сладенький, бесхитростный, «пастуший», как он его определил, рок-н-ролл Эдварда Прайда, вместе с которым он когда-то сюда приехал.

«Тридцать лет я здесь, – вновь озадачился Гарри, – Давно надо было смотаться из Вегаса. Разве это место для жизни? Сын рос черт знает где – в закрытой школе, в кампусе, жена тоже поселилась в Нью-Йорке, «чтобы только не видеть этих выродков и шлюх». Что ж это я застрял? – потрепал он мочку заросшего белым кустарником уха. – Даже главный офис компании уже 25 лет как в Нью-Йорке, и кто теперь скажет, что я все еще президент «Стар Девелопмент»? Все на Майкле. Денег там полно, пусть крутится. Вот только наивно Майкл думает, что так, как он, зарабатывают… Лучше бы вложил свои деньги в какой-нибудь фонд и гулял со своей немкой… Сноха – немка, внуки – немцы, знала бы Рэйчел… Там уж, наверное, знает. А есть ли это «там»?…»

Телефон прервал его. «Это Майкл», – протянула ему трубку Анна.

– Привет, Майк! Только что о тебе думал.

– Как здоровье, папа? – участливо спросил Майкл.

– Скриплю, как слышишь.

– А чего тебе не скрипеть где-то здесь, в Нью-Йорке? Я понимаю, в «Дезерте» у тебя был, так сказать, дом, а в «Хилтоне»-то что ты забыл?

– Ну ты же знаешь, сынок, что врачи говорят: смена климата для меня смертельна.

– Да врут, я думаю. Где еще они такого клиента найдут? В общем, ты подумай. Не можем же мы все переселиться в Вегас.

– И не пытайтесь. Однако, очень мило с твоей стороны, что позвонил. Или что стряслось?

– Да нет, все на месте.

– Как там молодые таланты, кого-то продвигаешь?

– Есть несколько замечательных ребят. Только мир нынче стал сумасшедшим – чтобы кого-то вытащить, нужно все состояние потратить. Это не в твои годы.

– Да, наверное…

– Снимаем клипы, бомбардируем фестивали, покупаем прессу. Шоу-бизнес сейчас реально тяжелый…

– Он никогда не был легким. Впрочем, тебе лучше видно. Да и Марти еще с тобой, он может сравнить…

– Вот, кстати, Марти посоветовал потолковать с тобой по одному вопросу. Понимаешь, «Вирджиния-рекорд» прислала четверть миллиона баксов по индекс-контракту Р-25 и сообщила, что это последняя выплата, поскольку срок контракта истек 1 ноября 2000 года. Я поднял этот контракт и всю бухгалтерию по нему и выяснил, что подписан он 25 лет назад. Но самое интересное: вначале к нам поступали ну просто колоссальные деньги. В 78-м, например, восемь миллионов еще тех долларов, в 79-м – пять…

– Так что тебя заботит? – прервал Гарри. – Не выплачены налоги?

– Нет, тут все в порядке. Тут другое… Хоть суммы год за годом уменьшались, они нам по этому контракту выплатили больше 20 миллионов! Я связался с финансовым департаментом «Вирджинии», там сообщили, что, согласно контракту Р-25, мы все эти годы должны были получать 7 процентов чистой прибыли от продажи дисков Эдварда Прайда. Это все. А подробности в секретном протоколе соглашения… Но у меня нет никакого секретного протокола! И потом, мы что, каким-то образом наследники этого Эдварда Прайда, или у тебя было какое-то соглашение с ним? Вроде, нигде в его документах имя нашей компании не фигурирует… Я хотел даже связаться с его дочкой Керри, попросил об этом Марти, а он посоветовал прежде всего поговорить с тобой…

– Долго же ты добирался, – после некоторого молчания усмехнулся Гарри.

– Да нет, – не понял Майкл. – Я был на фестивале в Копенгагене, вернулся и сразу тебе звоню. Впрочем, тут еще одна неожиданность: пришли 45 тысяч баксов из компании «Алитер», ты знаешь, у нее эксклюзивное право на использование имени и изображения Прайда… И тоже с уведомлением, что это последняя выплата. Знаешь, сколько они нам всего заплатили? – 6 миллионов! Я в бухгалтерию обычно не лезу, но тут уведомления эти…

– Послушай, Майк, зачем ты мне рассказываешь то, что я давно забыл? Тебя интересует суть контрактов? Приезжай как-нибудь, я покажу тебе протоколы… Как там дети?

– Нормально. Рэйчел в Принстон нацелилась, учится упорно. А Джозеф…

– Что Джозеф?

– Все хочет, как ты. Говорит, без реального опыта нечего и соваться в шоу-бизнес. Вот сейчас со своей герлфренд поехал в Ливерпуль – изучать, как поднимали «Спайдеров».

– Как я… – снова усмехнулся Гарри. – Ну ладно, сынок, мне тут укольчик в задницу приготовили… Спасибо за звонок. Приезжай. И знай, что я люблю тебя.

– Я тоже.

3

В Синг-Синге Кальвареса встретили начальственным парадом. Не то, чтобы очень высокая птица – сюда и не такие залетали, а все-таки – помощник Верховного судьи и, по слухам, въедливый. И латинос. А в нью-йоркской тюрьме, как сказал ее начальник Марлоу, «таких, как он, большинство» – мало ли, какие чувства это вызовет у высокого гостя. Хотя мать у него, вроде, шотландка, а папаша – из старейшей аризонской семьи, где каких только браков не случалось. Цель приезда Кальвареса была простой, как кус пирога, но мало ли что он может по ходу зацепить. На всякий случай всем было приказано подтянуться, наглецов убрать подальше от глаз и вообще подробных экскурсий не устраивать.

В столовой для персонала Кальвареса ждал ланч, за которым он объяснил, почему отказался от «шаттла».

– Не так часто, знаете ли, в последнее время выбираешься из Вашингтона. Нужно порой размяться. К тому же, вряд ли на самолете быстрее: все равно ехать в аэропорт, ждать посадку…

И Фрэнк Марлоу понял: гость видит свою миссию не иначе, как декоративную, и ни за что бы не приехал, если бы дело не было таким громким.

– А когда планируете назад?

– Завтра. Переночую в «Эмпайре» и домой.

– Предпочли «Эмпайр»? – удивился Марлоу.

– Просто удобно. У меня заказан билет в МЕТ на «Аиду». Это рядом.

Совсем полегчало: больше трех часов гость в тюрьме не задержится, потолкует с этим Кэрриганом, отметит, что претензий по его содержанию нет, и сделает ручкой.

– У вас, видимо, немалые проблемы следить за Кевином Кэрриганом, – переключился Кальварес.

– Что вы имеете в виду? – недоуменно спросил Марлоу, и его седой ежик наехал на квадратный лоб.

– Ну, так ведь убийца самого Леклесса. Много, наверное, было желающих отомстить.

Марлоу внимательно посмотрел на гостя. «Осторожно!» – успел предупредить он себя и довольно скучно ответил.

– Здесь поначалу тоже так считали, специальные меры для его безопасности принимали. Слава богу, все это оказалось ненужным.

– Никто не покушался?!

– Даже и не думали, судя по нашей информации. Я здесь шесть лет, но не слышал, чтобы и у моих предшественников были какие-то проблемы. Собственно, я знаю, что уже через полгода здесь Кэрриган начал работать в мастерских. Думаю, факт этот говорит сам за себя… Вы намерены туда заглянуть?

– Наверное, это ни к чему. Пусть его просто приведут к вам в кабинет. Через час.

Часа на просмотр «кейса» Кэрригана и не потребовалось. Никаких нарушений, никаких происшествий; хорошая работа; малообщителен; последние пять лет его соседом по камере был Брайан Джойс – осужден за нанесение жене тяжких телесных повреждений – тоже примерный заключенный, участвует в издании тюремной газеты.

– Ну что ж, – поморщился Кальварес, – у Кэрригана есть право ходатайствовать о досрочном освобождении. И по идее, его следовало бы выпустить. Не таких выпускаем…

– Считаете, что у него есть шанс? – снова в упор посмотрел Марлоу на Кальвареса. Было видно, как у него под рубашкой прокатилась волна мышц.

– Никаких.

Ввели Кэрригана. Невысокий, невзрачный, неприметное лицо, круглые очки… «Тоже мне убийца, – ухмыльнулся про себя Кальварес, – ему бы клерком работать или… агентом ФБР, на прослушке…»

– Садитесь Кэрриган, – предложил Марлоу и представил гостя.

– Я здесь в связи с вашей петицией, – начал Кальварес…

– Извините, но мой адвокат настоятельно рекомендовал ни в какие разговоры с официальными лицами без него не вступать, – довольно робко сообщил Кэрриган. – Нельзя было бы его пригласить?

– У нас не так много времени, а цель моего визита – чисто инспекционная: выяснить, как вы тут поживаете, не притесняют ли вас, как себя чувствуете… Нужен ли нам адвокат?

– Думаю, нет. Но ради этого стоило ли приезжать сюда такому большому начальству?

– Так ведь случай-то у вас особенный, – съязвил Кальварес и вместе с Марлоу рассмеялся. – Ну так как здоровье? – Он снял очки и стал протирать их фланелевым лоскутом.

– Не жалуюсь.

– А на что жалуетесь? Тяжелая работа, несправедливое отношение к вам?…

– Я подал петицию, потому что прошло две трети моего срока. Так же, как сотни тысяч других. Почему информация об этом попала в прессу?

– А как она могла не попасть? – медленно спросил Кальварес, вынеся очки на вытянутой руке к свету из зарешеченного окна.

– Но ведь это резонирует и, видимо, влияет…

«Этот сукин сын неглуп, – подумал Кальварес. – Фанатик? Чушь! Или повзрослел за двадцать лет…»

– А как бы вы хотели в этой ситуации?

Кэрриган промолчал.

– Ну так какие жалобы? – спросил Кальварес, вернув очки на переносицу.

– Нет, все нормально… Только…

– Только что?

– Мне не позволяют слушать «Спайдерс».

– Что?!

– Мне не позволяют слушать «Спайдерс». Кассеты и диски конфисковывают.

– Не понимаю, – Кальварес посмотрел на Марлоу.

– Это делается в интересах заключенного, – сообщил начальник тюрьмы. – Чтобы не спровоцировать окружающих.

– Кому какое дело, что у него там в плэйере звучит… – пожал плечами Кальварес.

– Здесь вообще «Спайдерс» никому не интересны… – сказал Кэрриган.

– Ты ошибаешься! – процедил Марлоу. – Но ты никогда здесь не будешь их слушать!

– А по радиосети у вас их не транслируют?

– В радиоузле нет их записей!

– Вы знаете, что там есть в фонотеке?! – поразился Кальварес.

– Я знаю, чего там нет, – почти враждебно ответил начальник тюрьмы, расправив плечи.

Разговор был окончен.

– У вас есть просьбы? – машинально обратился Кальварес к заключенному.

– Я прошу вас встретиться с моим адвокатом. В моем деле есть обстоятельства, не замеченные следствием 20 лет назад. Но они могут повлиять на мое освобождение.

– Не понимаю. Вы ведь убили Дэна Леклесса?

– Да.

– Тогда в чем вопрос?

– Я знаю, что стал орудием убийства. В одиночку убивают только маньяки. Вы же видите – я не маньяк…

– Можете не сомневаться, все обстоятельства в аппеляционном суде будут учтены, – сухо ответил Кальварес и кивнул Марлоу, чтобы заключенного увели.

Приехав в отель, Кальварес наскоро перекусил в буфете и решил отдохнуть пару часов, а потом пойти в МЕТ. Он давно не слушал Доминго на сцене. Кальварес принял душ, лег и поставил будильник на 7 рм – на всякий случай, потому как засыпать и вовремя пробуждаться для него никогда труда не составляло.

Но тут получилось, что не может заснуть. Сначала в голове прокрутилось забавное: «В радиоузле нет их записей!». Ай да Марлоу! Вот где поклонник «Спайдерс»! Даже не позволяет этому выродку их слушать. Незаконно? Конечно. Но есть отговорка. И вообще в этих обстоятельствах Марлоу выглядит благородно, трудно даже представить, что из этого Кэрригана сделал бы другой фанат «Спайдерс»… «Но ведь Кэрриган – тоже фанат! – поразило Кальвареса противоречие. – Только наоборот? Любовь – ревность, из ревности убивают… Из ревности к кому? Или все-таки впереди геростратова версия, хотел прославиться? Другой фанатизм. Непохоже. Ведь возражает против публикаций в прессе… Так чего убивал-то? Тогда, 20 лет назад, все было ясно: фанат. Но сейчас не просматривается… Говорит: «Я знаю, что стал орудием убийства. В одиночку убивают только маньяки. Вы же видите – я не маньяк…». А кто ты, черт тебя побери?!

Кальварес пропахал пальцами шевелюру от лба до затылка, надел очки и, дотянувшись до телефона, набрал номер Марлоу.

– Извините, Фрэнк, я уж думал, попрощались.

– Все нормально… Я ждал вашего звонка. Хотели спросить, как отношусь к «Спайдерс»? Хорошо отношусь. Это… вся моя юность, понимаете?

– Это я понимаю. Вопрос в другом… Он сказал, что убил, но был только орудием убийства. Что он имел в виду? У меня копия его кейса, но там нет ничего об этом. Кэрриган ничего подобного раньше не заявлял?

– Нет.

– Может, устно?

– Честно говоря, не припомню…

– Ну ладно, попробую связаться с его адвокатом.

Кальварес заглянул в файл Кэрригана и выудил телефон Каджи Ламанга. «Индус? Пакистанец?» В офисе сработал автоответчик, дома подняла трубку девочка.

– Могу я поговорить с мистером Ламангом?

– Да, конечно.

Пока Кальварес ждал, он слышал голоса еще, по крайней мере, троих детей. Сколько их у него?

– Каджи Ламанг у телефона, – было произнесено с сильным акцентом.

(«Надо же, – подумал Кальварес, – сколько лет он здесь живет, а говорит, как в нашей бакалее»).

– Мистер Ламанг, прошу прощения, что беспокою вас дома, но вы поймете, выбора у меня не было. Я – помощник Верховного судьи Джон Кальварес. Здесь, в Нью-Йорке, в связи с петицией вашего клиента Кевина Кэрригана. Чисто инспекционная поездка. Но есть у меня к вам несколько вопросов.

– Вы хотели бы встретиться?

– Думаю, что в этом нет необходимости. Тем более, что остаток дня у меня расписан, а утром я уезжаю.

– Ну, что ж, спрашивайте.

– Мистер Ламанг. Вы ведь с Кэрриганом с самого начала…

– Да.

– А почему вы согласились вести его дело?

– Согласился? Почел за счастье! Я только закончил школу Нью-Йоркского университета, и мне предложили этот кейс про-боно. Такое громкое дело: как его ни кончишь – известность гарантирована.

– Неужели никто больше не хотел его защищать?

– Насчет таких же новичков, как я, не знаю, но ни один опытный адвокат не брался, тем более бесплатно. Дело абсолютно прозрачное. Полный комплект улик, арест на месте преступления, признание вины… А крайнюю позицию – сумасшествие и даже временное помешательство – упредили медэкспертизой… Моя роль в суде была чисто номинальной: что-то говорил о спайдермании, хотя мало что в этом понимал, о влиянии масс-медиа, о том, что подсудимый никогда прежде закон не нарушал, просил о снисхождении… Что еще я мог? Тем более, что Кэрриган плел всякую чушь, будто у него миссия, что человечество должно было отомстить Леклессу за разрушение самого великого в истории ансамбля. Никаких иных мотивов не просматривалось.

– Но вот я беседовал с Кэрриганом, он утверждает, что сейчас у него есть какие-то обстоятельства…

– Не сейчас. Примерно через пять лет после суда он нашел меня и стал говорить, будто… будто им управляли. Что он вдруг увидел, как его целенаправленно готовили к убийству. Его друг, целая группа людей из фан-клуба «Спайдерс».

– Зачем?

– Он не знает, и я понять не могу.

– То есть в версию, что Кэрригана кто-то подталкивал, вы верите?

– Только не подумайте, что я идиот или ищу новые дивиденды в этом деле… Я верю… Я даже пытался найти его друзей, но они исчезли…

– Вы не обращались с этим в прокуратуру? – спросил после некоторого молчания Кальварес.

– Смысл? Кому нужны бредни осужденного убийцы без каких-либо фактов. Такие фантазии приходят в голову каждому второму после года отсидки. Я знаю только, что Кэрриган пробовал заинтересовать этим начальника тюрьмы. Никакого эффекта – понятно. Собственно, нужно было дождаться события, когда все это можно легально изложить и попросить проверить. Вот оно и есть, это событие – срок подачи на досрочное освобождение.

На сей раз молчание затянулось до неприличия. «Черт знает что! – размышлял, покусывая дужку очков, Кальварес. – Бред собачий! У этого ублюдка было два десятка лет на фантазии. За это время такое можно было напридумать! Кому все это теперь нужно? Убил и убил, ведь не отрицает… ведь за дело получил свою тридцатку… пусть спасибо скажет, что на стул не попал… ведь никаких смягчающих обстоятельств нет… Утверждает, что есть. Кто-то решил его руками убрать этого Леклесса… Кто? Этот мультимиллионер задолжал миллиард какому-нибудь «буки», отбил свою тщедушную японку у Капоне, он – незаконнорожденный сын английской королевы? Единственно, кому он надоел, так это ФБР и полиции из-за всяких пацифистских штучек, митингов всяких и прочего. Политикам он мешал? Да они ему памятник должны поставить за выпуск пара… Послушай, Джон, у тебя двадцать лет следственной практики в полиции и ФБР, чтобы не влезать в это жидкое говно… Правда, если этот ублюдок напридумал складно, у него теперь будет шанс обратиться в прессу, и, конечно, везде развесят сопли, что помощнику Верховного судьи Хуберта это блюдо было преподнесено, а он и пальцем не пошевелил, чтобы его попробовать… Нет, хитер, умен Хуберт, старик чувствовал, что какой-то риф в этом деле всплывет…

– Мистер Кальварес?…

– О, простите, Ламанг, простите… – снова нацепил очки Кальварес. – Вы мне не назовете имя приятеля Кэрригана, которого вы не смогли найти?… Ага, Руперт Вейн. Возраст?… Да, тогда было – 23–24. А родился-то где?… Не знаете… Он что, по делу не проходил как свидетель? Нет?… Ну а что-нибудь еще о нем?… Играл в ансамбле «Лунные мальчики». Что за ансамбль такой?… Распался в январе 81-го и никаких следов?… Откуда это известно?… Ага, выступали в «Барокамере» в Ист-Вилледже, Кэрриган там бывал… Мистер Ламанг, вы не будете возражать, если я позвоню вам через полчаса-час? Или позже…

– Нет проблем. В любое время.

Получив отбой, Кальварес немедленно связался с ФБР, с Джимом Маккензи: «Старина, я тебе сейчас пошлю E-mail по одному придурку, прошу тебя: найди его следы». Присоединил компьютер к гнезду интернета, набрал на дисплее: «Руперт Вейн, год рождения – от 1955 до 1960, играл в ансамбле «Лунные мальчики», который выступал в ресторане «Барокамера» до 1981 года». «Не густо, – подумал Кальварес, – интересно, Джим сможет сразу раскрутить?» – и нажал «Enter».

Буквально через 10 минут на дисплее засветилось: «Строишь из себя целку или в самом деле у вас в Верховном суде у всех потихоньку крыша едет? Если твой пацан нигде не засветился, ждать придется долго. Джим».

«Ищи! – усмехнулся Джон и стал одеваться в оперу. Хотя никакого желания не осталось: устал, да и знал, что Кэрригана от Доминго уже не отделит.

Вернувшись в номер, Кальварес первым делом полез в Mailbox. «Джон, – прочел он, – Таких Рупертов Вейнов 1,5 тысячи. Мы, конечно, просеяли, осталось 36. Те, что засвечены, подчеркнуты. Джим». И первое, что Кальварес увидел в списке «атачмента» гласило:

«Руперт Вейн, 1957, отец – Джошуа Вейн, 1930, мать – Марта Вейн, 1931. Адрес до 1981 года: 2714 Дитмас-авеню, Бруклин.

4 ареста по подозрению в распространении наркотиков.

Убит 15 февраля 1981 года в уличной драке в Ливерпуле (Великобритания)».

За месяц до суда над Кэрриганом…

Кальварес поднял трубку и набрал адвоката Ламанга. Тот, похоже, и не ложился.

– Мистер Ламанг, завтра-послезавтра к вам от меня приедет детектив.