Текст книги "Сказки Ленинградской области"
Автор книги: Владимир Бахтин
Соавторы: Пелагея Ширяева
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
П. К. ТИМОФЕЕВ
44. МУЖИК И БАРИН
Рубит мужик дрова. Мороз градусов тридцать пять. Так расстарался мужик, что ему стало жарко. Он снял с себя кафтан и положил на пень. И старается, рубит дрова. С него пот градом.
Едет барин на тройке. Кучеру говорит:
– Остановитесь!
Подзывает барин мужика, говорит:
– Мужик, что такое – мне в тулупе холодно, а ты в одной рубахе – и пот градом.
Мужик и говорит:
– Что мне твой тулуп! Вот у меня кафтан волшебный. На пне лежит, и мне отсюда жарко.
Барин говорит:
– Давай, мужик, менять на тулуп.
Мужик говорит:
– Барин, придачу надо!
Барин говорит:
– Сколько?
– Пятерочку.
Барин достает пять рублей. Мужик берет пять рублей, подает барину кафтан, у барина берет шубу. Барин надел кафтан и поехал. А мужик берет шубу и пошагал домой. Барин с километр отъехал, его так забрал мороз, что все кости стягивать стало. Он закричал на кучера:
– Гони скорей лошадей!
Кучер до тех пор гнал лошадей, приехали домой – все лошади сдохли. А барин попал в больницу и всё время ругался на мужика.
А мужик шубу понашивал да барина подхваливал.
П. К. ТИМОФЕЕВ
45. МАТЬ И ДОЧЬ
Жили мать да дочь. Мать дочке и говорит:
– Доченька! А чего нам работать сейчас? Ты замуж выйдешь, а я помру.
Лето прошло – они ничего не работали. А зима-то пришла – есть-то надо. Они ничего не напахали, не намахали. Дров ни полена. Мороз пришел. Мать-то на печку забралась, думает – хоть холодная, а всё теплее. А дочка – на холоду.
Как в угол треснет мороз! Мать-то с печки соскочила:
– Не молотить ли зовут?
П. К. ТИМОФЕЕВ
46. ПРО МУЖА И ЖЕНУ
Вот лет десять муж с женой жил. И всё время жене говорил:
– Жена, жена, ты не прядешь, не ткешь. Ведь я помру, а чем же ты меня покроешь?
– Ничего, мужик, помирай! Найду чем покрыть. Мужик и думает: «Ну чем же она меня покроет?» А ведь раньше что – бедно жили. Только точем[15]15
Точ, точиво – ткань домашней работы.
[Закрыть] покрывать.
Вот, значит, что? Мужик, значит, и думает: «А давай я притворюсь да помру-посмотрю, чем же она меня накроет?»
Вот мужик взял и притворился. Притворился, значит, лег – и помер. Вот жена его на лавку повалила, А сама взяла прялку и давай прясть. Вот большой клубок напряла. И берет с его большого пальца ноги – и на голову, со среднего – на голову. Вернее всего, перемотала все пальцы на голову. Села и заплакала, начала причитывать:
– Милая ты косая лапушка! На кого-то ты похожа?…
А мужик не вытерпел да и сказал:
– На гитару!
П. К. ТИМОФЕЕВ
47. МУЖИК И ПОП
Вот встретились мужик с попом. И разоспорились. Мужик и говорит:
– Поп, я твоих собак накормлю, а ты моих ребят не накормишь.
Поп и говорит:
– Ну не может быть.
Ну вот, значит, что? Поп берет печенья, конфет – всего. Несет ребятам, к мужику. Ребята вроде наелись, больше ничего не хотят.
А мужик что? Кусок мяса отрубил пошел поповым собакам. Собаки наелись – и в будку. Вот поп приносит собакам того, другого. Собаки из будки не выходят.
А мужик взял мешок репы насыпал, принес домой. Как на пол рассыпал, как ребята начали хватать!
Мужик и говорит:
– Вот видишь, поп: ребята-то у меня – голодные!
П. К. ТИМОФЕЕВ
48. СОЛДАТ И ПОП
Ну, раз про попа зашел разговор, так и я расскажу…
Вот была одна деревнюшка, где жил Иванушка. И в этой деревнюшке была церковь. Зимой в этой деревнюшке мужики занимались на лесозаготовках? Уезжали недели на две, на три из этого села. В том числе и этот Иванушка.
Когда Ванюшка уехал на лесозаготовку, то к Ванюшкиной жене присватался поп. И этот поп, как поздно вечерком, так всё ходит к этой хозяйке.
В одно прекрасное время шел солдат со службы. Тогда служба солдатам была двадцать пять лет. И вот он попросился к этой хозяйке ночевать. Мол, я весь перемерз, мне бы хотя на печке погреться.
«Ну, – хозяйка думает, – ладно, пущу на печку. Придет поп – так не помешает он на печи».
Вот лег солдат на печку. Не успел заснуть, видит – стучатся. Пошла хозяйка открыла. Приходит поп. Тут хозяйка сразу самовар греет, закуску на стол.
Только они сели за стол – снова стучатся. Хозяйка выходит в коридор, спрашивает:
– Кто там?
Оказывается, Ванюшка приехал. У него сломались сани. Жена говорит:
– Ты подожди, Ванюшка, я голая. Оденусь, потом открою.
Сама говорит попу:
– Быстрее! Забирайся быстрее на печку с одёжей со всем – муж приехал! Когда мы заснем, ты начни царапаться, я тебя выпущу взамен кошки.
Поп свою шубу схватил под мышку и бегом на печку. Забрался за солдата. Жена пошла открыла. Входит муж Ванюшка. Жена и спрашивает:
– Ты что же, Ванюшка, быстро вернулся?
– Да молчи, жена, сани сломались. Поставь-ка самовар, я перемерз, хоть чаем согреюсь.
А у жены самовар готов. Она говорит:
– Я недавно пила, горячий самовар. Садись, будешь пить.
Тогда он из корзины достает бутылку водки и говорит:
– Давай, жена, садись вместе. Я с дороги, так выпьем по рюмочке.
Жена села за стол, говорит:
– Сейчас выпить-то у меня аппетиту нет. Налей рюмочку, я в чашечку налью, поставлю в шкаф, утром выпью.
Она налила из этой рюмочки в кухне в чашку, отодвигает занавеску. Думает: «Поп последний пришел, так он на краю. И подает чашку с водкой. А солдат не растерялся, молча берет чашку. Выпил и подает пустую обратно. Попу и говорит:
– Батюшка, я теперь запою!
Поп и говорит:
– Что ты, свет мой милый! Нас муж убьет!
Солдат и говорит:
– Отдашь шубу – не буду петь.
– Возьми, только не пой.
Муж налил жене вторую стопку:
– Давай на вторую ногу.
Она обратно:
– Ну ладно, я в одно место вылью, а утром выпью.
Опять подает на печь – всё угощает своего попа, Солдат тут еще смелее стал и вторую дернул. Когда вторую выпил, и говорит:
– Ну, батюшка, теперь-то запою!
Поп говорит:
– Свет милый, не пой! Догола всё отдам, только не пой!
Тогда солдат и говорит:
– Раздевайся!
Поп разделся. И с испугу понемногу заснул. А солдат слышал, как она наказывала попу, чтобы поцарапаться. Он надел всю поповскую одёжу и стал царапаться. Жена подходит, шепчет:
– Выходи!
Солдат выходит в поповской одёже. Открыла двери – думала, что попу, а пошел солдат. А поп на печи спит.
Солдат прошел по деревне, и жалко стало ему мужика. «Дай-ка я вернусь да выручу этого бедного мужика».
Вернулся и снова стучит. Тогда жена мужу и говорит:
– Слушай, кто-то стучит, иди открой.
Муж встал, открыл двери. Солдат и говорит:
– Я к ночи к тебе попросился, но ночевать-то у тебя нельзя.
– А что же такое? – хозяин спрашивает.
– У тебя в квартире нечистый дух находится. Хозяин говорит:
– Да что ты! Я всю жизнь живу, нет никакого нечистого духа.
Солдат уверяет, говорит:
– Есть, хозяин! Тебе надо его обязательно выжить! Выживешь – будет тебе легче.
Тогда хозяин и говорит:
– Да как же его выжить-то?
Солдат говорит:
– Купишь четверть вина – выживу.
Хозяин говорит:
– Куплю, только выживи.
Тогда солдат начал:
– Скажи жене, пускай греет самовар.
Жена встала, согрела самовар – муж приказал.
Вот тогда солдат и говорит хозяину:
– Бери кочергу, стань к дверям. Сколько раз успеешь огреть нечистого духа, как побежит, так бей крепче.
Солдат наливает ковшик кипятку из самовара, подходит к печке, отдвигает занавеску… Как плехнет туда ковшик кипятку! А поп-то голый. Поп запищал. Хозяин и подумал: «И правда, нечистый дух есть». Солдат наливает второй ковшик. Обратно как плеханул на печку! Поп видит – спасенья нет. Как скочит-да бежать. Волосы распущены. А мужик в тот момент раза два его кочергой как огрел. Поп бежал. А мужик говорит:
– Спасибо тебе, милый мой, что выжил мне нечистого духа! Сейчас ложись спать, а утром будет тебе водка.
Вот утром мужик встал – бегом в магазин. Притащил четверть водки. И два дня с солдатом гуляли.
И после того поп больше боялся на этот дом взглянуть. Конец.
П. К. ТИМОФЕЕВ
49. ПРО СТАРУЮ ЖИЗНЬ
Было раньше нехорошо…
Бот жил муж с женой. Ну, муж такой был скверный. Пьяный любил издеваться над женой. И вот ему охота было всё рассердить жену, чтобы она показала ему, что рассердилась.
Он всяким путем – и бил ее, чего только не делал. Но она всё равно не сердилась. Он всё придумывал, как бы рассердить.
Однажды придумал. И кричит:
– Жена! Иди сюда!
Жена прибежала:
– Что нужно?
– Лезь под стол!
Ну, жена быстренько под стол.’ Он ей говорит:
– Лай по-собачьи!
Жена начинает:
– Тяв-тяв!
А он ее давай ногами лягать:
– Что, своих не узнала, лаять начала?!
…И придрался все-таки муж к жене.
П. К. ТИМОФЕЕВ
50. ПРО САПОЖНИКА И ЕГО ЖЕНУ
Вот был один сапожник. У него была жена. И вот она однажды (всё так это говорили):
– Ты меня не любишь!
Он говорит:
– Ты, может, меня не любишь!
– А я помру – как ты будешь плакать по мне?
Вот, значит, муж и говорит:
– Жена, уж ты-то по мне будешь ли плакать, а я-то уж по тебе буду.
Жена и думает: «А как же он будет плакать? Ну-ко дай я притворюсь, помру, посмотрю, как он будет плакать».
Вот жена померла. А муж, значит, шил сапоги. Видит, что жена-то не говорит. Не померла ли? Посмотрел – померла. Он ее повалил на лавку, закрыл точивом. И сел и плачет:
– Желанная ты моя жена! Какая ты была у меня хорошая! На кого ты меня бросила?
Вот. А жена-то тихонечко точиво приоткрыла – надо поглядеть: слезы-то текут или он нарочно. А он-то заметил, что она, значит, из-под точива-то выглядывает. Он – молоток-то в руках – взял да по лбу и стукнул.
– Мертвые из-под точива не выглядывают!..
П. К. ТИМОФЕЕВ
51. ПРО БЕЛОГО
Жили два брата, Александр и Петр. Они остались без отца, без матери. Ну, хозяйство-то надо вести. Александр взял женился. Женился, значит, ну, и у них народился ребенок. А тут как раз Александру-то надо идти было в армию.
А раньше в армию-что? Тащили жеребья. Ну, тащили жеребья, значит. И как раз жеребий-то выпал Александру идти в армию, то есть не в армию, а как раньше – в солдаты.
Ну что же, пришел домой и загорюнел. Такой невеселый вид у него. А Петр его спрашивает:
– Сашенька, ты чего такой?
– Да вот чего-что вытащил жеребий идти в армию. (Ну, товарищи, в солдаты, вернее всего.)
Тот и говорит:
– Так ты не горюй, – говорит, – давай-ко я за тебя пойду!
А раньше-то имели право идти брат за брата в солдаты. Ну, тот обрадовался.
– Раз пойдешь, так давай иди.
(Но, товарищи, я вам предупреждаю, что раньше не было ни машин, ничего. Техника такая была: всё пешечком.) И вот они, значит, так: на Урал шли три месяца пешком. Ну, знаешь, драли их там… Всего! Они шли, шли и, вернее всего, дошли.
Когда они пришли на Урал, распоселилась ихняя часть. А там из этой части-то один офицер приходит к одной старушке. Ну, приходит к одной старушке, смотрит – альбом на столе. Он взял альбом-то, поднял и начинает перелистывать. Начинает этот альбом перелистывать, перелистывает фотокарточки, перелистывает. Вдруг на одной фотокарточке остановился. Остановился и смотрит. А старушка его и спрашивает:
– Дорогой мой, а чего же ты дальше не перелистываешь?
– Знаешь, я, – говорит, – даже не могу больше перелистывать.
– А чего же?
– А я, – говорит, – в эту девушку так врезался, – говорит, (понял? Во!), – ну не могу больше, и всё.
А эта девушка была английского царя дочка. А чего она попала сюда? Ведь раньше так было, товарищи, закон: если у царя у какого-нибудь, примерно, народилась хорошая дочь там, красавица, вот он ее фотографирует и по всем государствам разбрасывает фотокарточки, чтоб другие цари приехали ее сватать. Ну и вот у этой старухи попала эта как раз карточка. А когда, значит, это он так и говорит-то старухе, а старушка и говорит:
– А что, хошь, так я тебе сделаю, что она будет вашей женой?
– Да что вы! – говорит. – Если вы сделаете, что она будет женой, тогда я тебе что хошь сделаю!
– Ну, пожалуйста, – говорит, – ну что ж, – вот эта, значит, старушка и говорит: – Вот я тебе даю только такие условия: принеси в двенадцать часов ночи пясть земли с могилы, и я тебе сделаю, что эта будет твоей женой.
– Хорошо.
– Пускай ты не сам, пусть солдаты тебе принесут – лишь бы только в двенадцать часов пясть земли. И всё.
Вот этот приходит, выстраивает роту свою солдат и говорит:
– Ну, кто смелый?
(Да, вернусь назад. Тогда в армии служили двадцать пять лет.)
Вот он, значит, и говорит, выстроил и говорит:
– Вот так. Если кто пясть земли принесет в двенадцать часов с могилы, двадцать пять лет скидываю и освобождаю с армии. (С солдат, вернее всего.)
Ну, значит, один поднимает руку:
– Давай я.
– Ну всё, выходи со строя.
Тот со строя, значит, выходит. Ну, пошел там, походил, походил. Вечером и думает: «Да откуль он узнает – с могилы или откуда. А я у казармы возьму там у угла землю да принесу, скажу, что с могилы, да и всё».
Ну он, значит, ему приносит. Тот берет эту, значит, землю, несет к этой старушке. Та посмотрела и говорит:
– Э-э-э, дорогой мой! Это, – говорит, – вот от правого угла казармы земля-то. На что ты мне принес?
Тот приходит… Да, а он предупредил: если неправильно землю принесешь – голову рублю. Ну хорошо, он ему взял голову и отрубил.
Теперь на второй день обратно, значит, выстраивает и говорит:
– Ну, кто еще смелый найдется?
Вот этот Петр и поднимает руку:
– Я!
– Ну хорошо. Давай выходи.
Петр ему и говорит:
– Вот, дорогой мой, дай мне винтовку, дай мне наган и дай мне ручные часы, чтобы за временем смотреть.
– Ну хорошо, пожалуйста.
Тот его приводит в склад.
– Вот тебе, бери новую винтовку, вот тебе, новые часы бери, вот и наган тебе новенький, бери в кобуре.
Ну хорошо. Вот тот, значит, пошел. Пошел, гуляет то вдоль кладбища, то еще пройдет по кладбищу. Вот так ходил-ходил, ходил-ходил. Смотрит на часы.
– Ага. Одиннадцать часов уже. Нельзя еще. Велено только в двенадцать.
Ну хорошо. Еще раз прошел. Смотрит – без пяти двенадцать.
– Ну, теперь можно идти на кладбище.
Вот он на кладбище заходит. Только в кладбище-то заходит, ему навстречу Белый. Неизвестная сила. Вышла лесом, навстречу ему. Ну, Белый ему ничего не сказал. Так мимо друг друга прошли. Всё.
Тот приходит к могиле. Смотрит на часы.
– Ага, без одной минуты. Нельзя еще брать. Точно велено в двенадцать.
Точно стало двенадцать. Всё! Берет пясть земли, завернул в носовой платок, в карман – и пошел.
На котором месте они с Белым встретились – Белый обратно. Он идет с кладбища, а Белый на кладбище. Обратно друг другу ничего не сказали. Ну, этот видит товарищ: надо тикать. Как он припустил! А Белый раз шагнул, смотрит – на могиле земля-то взята!
– Ага! – он вдогон.
А ему вдогон что: он раз шагнул – вот его и догоняет. Он разворачивается – бух с винтовки в него! А Белый берет пулю – в него обратно. Он думает: «Ого, стрелять больше нельзя». Он берет винтовку за ствол-бах его винтовкой! А этот пока винтовку ломал, а этот всё бежит да бежит, бежит да бежит. Тогда что ему делать? Он выхватывает с кобуры наган-раз наганом в него! Он пока наган-то ломал…
Что делать ему? Он сразу гимнастерку с себя выхватывает. Выхватывает-раз в него гимнастеркой!
Гимнастерку он пока рвал, тут как раз казарма. Он в казарму и заскочил. Заскочил, приносит командиру эту землю. Землю эту принес:
– Вот, товарищ командир, пожалуйста, земля!
– Да, Ну хорошо, идите отдыхайте.
Ну, он пошел отдыхать. А тот землю взял и пошел к старушке. Вот старушка-то и говорит:
– Да-а! А кто это такую землю принес?
– Да вот, – говорит, – солдат один, – говорит, – принес землю мне.
– Так вот, дорогой мой, раз ты сумел землю достать, так теперь будь сам неплох. Завтра в двенадцать часов дня выходи на парадное крыльцо. Как раз понесет эту красавицу тебе. Вот так. Поднимется пурга. Пурга такая поднимется, что навстречу попадет, дома попадут – всё понесет на тебя. А ты не бойся. Расширь руки, и она тебе падет как раз на груди.
Вот. Ну, он думает, офицер-то: «Что, – думает, – уж умирать так умирать! А всё равно надо добиться до красавицы».
Он выходит на парадное крыльцо и смотрит – действительно, начинает клубок виться, виться, виться, и смотрит: начинается пурга. Такая поднялась сильная пурга – ну рвет, всё рвет! И всё несет на него. Он руки расщеперил – и бух ему красавица на руки. Вот он берет ее, значит, и понес в спальню к себе. В спальню, может, принес, положил на кровать. Сам около на стуле и слушает, когда же она проснется, хоть поглядит-то хоть на меня одним глазком-то?
Вот она, значит, спала-спала, вдруг открывает глаза:
– А где я?
Он ей начинает рассказывать:
– Вот так и так. Вы находитесь в России. (А ее это с Англии принесло, во, понял?!) Вы находитесь в России, вот так и так, и ей всё рассказал.
Ну, она, значит, и говорит:
– Ну, поскольку меня сумели взять, так я уж тогда должна вашей женой быть. Так разрешите, пожалуйста, я напишу своему отцу, у меня отец-английский царь. Вот. Я напишу своему отцу, чтобы он приехал, значит, этого, на бал сюда к нам.
– Ну пожалуйста.
Раньше границы были открытые. Ну, она, значит, пишет письмо, пишет, значит, этому английскому царю. Тот приезжает. Ну, начался бал. Начался бал, значит…
Да, а он этого солдата вызывает и говорит:
– Вот, дорогой мой, ты учти: за то, что ты принес мне землю, вот так, я тебя сейчас отпускаю.
А раньше, значит, так: солдату никуда не разрешалось – ни в столовую, никуда.
– Вот я, – говорит, – тебе даю денег и иди в любой ресторан. (Понял? Во!) Вот тебе документы. Всё. Ты освобожден пока у меня. Но придешь обратно еще ко мне.
(А ведь раньше было так: солдату и собаке в столовую ход был запрещен, Даже было вот так: на столовой было написано, вывеска такая – «Солдату и собаке ход воспрещен», Понял? Во! А тут вдруг солдат приходит в ресторан, заказывает всё. Там и смотрят: что такое?)
Ну, пил да был, и его, вернее всего, полиция забрала. Забрала полиция его (понял?) и посадили. Посадили, вот так. Посадили, значит, его и… этого… высшему командованию суда, значит, передали, что вот так и так, солдат сбежал, дезертирует. А высшее командование там присудило ему вешалку. Ну, вешалку, значит, ему присудили. А этот и говорит, офицер-то:
– Не его ли, – говорит, – посадили-то?
(Понял? Во!)
– Дай-ка это я, – говорит, – проверю.
Он пошел. Приходит, а там ему уже петля накинута на шею, понял? Только, примерно, придет этот командир роты, скажет команду: «Вешать!» – и всё. А он с этим английским царем приходит, значит, вот – у него петля. А он так посмотрел: тот парень-то! Ага, хорошо. Он сразу говорит:
– Духовой немедленно давайте сюда!
Ну, а при каждой части и раньше было и сейчас – духовой оркестр всегда есть. Ну, сразу тут духовой, значит, пришел. Вот он и говорит:
– Играть, духовой!
Духовой заиграл.
– Снять петлю под духовой!
Ну, под духовой, значит, снимают ему петлю. Он выходит, и офицер его берет:
– Так вот, дорогой мой! Я тебя больше не отпускаю никуда. Вот так. Давай пошли с нами.
Ну пошли с тем. Он ему и говорит:
– Так вот, дорогой мой, что тебе сейчас нужно с меня? Вот так: я тебе даю, значит, три условия. Хошь – тебя освобождаю совсем с солдатов, иди домой. Хошь – тебе дам несчитанное количество денег. Или присвою звание такое, как я имею. Выбирай из трех любое. Три дня подумай.
Ну, он что? Он, значит, пошел. Думал, думал: «А что сделать мне? А если мне звание присвоят – безграмотный человек, будут смеяться. Что со званием будешь делать? А если несчитанное количество денег он даст – за деньги убьют. А поеду я к Сашке домой!» (К брату-то). Ну хорошо, ну давай. Приходит на третий день к нему и говорит….
– Ну, что надумал?
– А вот что, товарищ командир, надумал: поеду к Сашке домой!
– А как ты придумал это дело?
– А я так придумал: если вы мне звание присвоите – я безграмотный, что я буду делать?
– Правильно!
– А если ты денег мне дашь несчетное количество – меня убьют за деньги.
– Тоже правильно!.. Ну, завтра приходи за документом.
Вот он приходит на второй день, значит, за документами. Он ему выписывает документ: «Освобождается с солдат по чистой» – и выносит ему.
– А вот тебе на дорогу денег! – Пачку вот такую во.
Ну, он ему эту пачку дал. Он уже не в карман, а в вещевой мешок прямо, эту пачку.
Тогда выходит английский царь, этот его уже тесть-то, он выходит.
– А поскольку ты сумел, – говорит, – мою дочку сюда доставить, достать землю, чтобы увезти, на тебе еще пачку! – И тот ему такую пачку-во!
Ну, он в мешок затолкал эти деньги. А сотенку выдернул и поехал к ямщикам. А раньше всё ездили на ямщиках. Ну, он подходит к ямщикам, значит, показал сотню.
– У-у! – А у них и сдачи нет.
Ну вот, и повезли его, понял, во, с Урала и до Москвы прямо. Ну, вот его везли-дули, везли-дули. Где покажет – и сдачи нет. И всё равно везут и везут. Ну, приехал, значит. (А он жил-то под Москвой!) Приезжает – ну, километров, примерно, пять до этой деревни не доехал. А дорога-то грязная. Ну, он пожалел ямщика, что, значит, грязная дорога – так ехать-то плохо. Мол, ты давай – вот я тебе заплачу три рубля – и вертайся обратно. Ну, тот вернулся обратно, значит, а он пошел пешком. А не доходя километр до деревни так это вроде горки было. Только стал в горку-то ставить, а тут как раз Белый, ему навстречу.
– Э-э, дорогой мой! Ты что думаешь, от земли-то взял землю, так ты что, думаешь, и уйдешь от меня? Нет! Вот я сейчас с тобой рассчитаюсь.
– Ну давайте, – говорит, – рассчитывайтесь.
– Нет. Я тебя разорвать могу, – говорит, – вот сейчас хоть на пять кусков. Вот так. Но я тебя рвать не буду. Ты, оказывается, парень-то смелый, – говорит. – Так вот так: я тебе даю задание. Три месяца. Думай вот. Вот такое-то кладбище. Есть на этом кладбище склеп. На этом склепе сослужи в двенадцать часов ночи молебен. Вот. Тогда я тебе всё прощу.
– Ну хорошо, – он согласился и пошел.
Приходит домой. А брат-то жил, Саша, это бедно жил он. И маленькая избушка. Пилькушка такая горит это в избушке-то. (Ага, во – керосинка!) Он приходит, значит, – стук-стук. Ну, невестка приходит, Сашина женка-то, открывает. Уй обрадовалась! Уж за брата ушел служить на двадцать пять лет – и вдруг приходит домой, во. Ну, тая приходит, трясет:
– Саша, Саша, вставай! Петька пришел, вставай! Тот встает:
– Беги к барину!
– Чего?
– Принеси бутылку-то хоть, на встрече выпить.
Ну, тая побежала к этому, значит… не к барину, а к попу, во, у попа был магазин. Ну, тая, значит, к попу побежала. Стук-стук – стучит.
– Кто там?
Отвечает:
– Да вот так и так, батюшка, открой, пожалуйста! Дай мне бутылочку из магазина!
– А, ходите вы тут, надоедаете только.
(Понял? Во!) Та плачет:
– Открой!
– А, черт с тобой! – пошел открыл.
Она это ему сотню-то показала. (Он ей сотню дал, во.)
– Ладно, ладно, на, хоть две, хоть три бутылки бери! (Видит, что кто-то у них богатый. Понял?) – Тут сотня показалась – а раньше у них и денег-то нет, на хлеб-то не было, во. – Ну, ладно, ладно, потом принесешь, потом принесешь!
Всё. Ну, та, значит, две бутылки захватила, приносит. Ну, они – Сашка и Петька-начинают пить. День пьют. Он опять ее туда послал. Опять пьют. (Понял? Во!) Ну, верней всего, неделю пропили. Пропили неделю, значит. Теперь Петька-то и говорит Саше:
– Саша, иди купи у попа помесье!
– Ну как «купи»?
– А так: купи движимое и недвижимое – всё! (Понял? Во!) Ну, хорошо. Только с учетом тем вот так: попу денег не показывай, приди и скажи: «Батюшка, продай помесье!»
– Он скажет – сколько?
– Ну, сколько спросит, столько и дай. Если больше ста рублей спросит, приди, я еще дам. А если сто спросит, сто рублей тогда ему сразу не показывай, а скажешь: «Вот, батюшка, сделай мне документик». И всё.
Ну хорошо. Вот Сашка этот и пошел. Приходит, а у этого попа-то как раз дочки был день рождения. Бал играют. Тут архиерей приехадчи, во. Ну, значит, это… гульба у них. Ну он приходит. А ведь поп какой?
– Что, свет Сашенька, скажешь?
– Да вот, батюшка, я пришел к вам.
– Чего ты, свет Сашенька?
– Да пришел – не продашь ли ты помесье?
А поп думает: «Что он – рехнулся, что ли? На хлеб денег нет, а пришел помесье покупать».
– Так чего, Сашенька (а обидеть-то поп его тоже не хочет), так что же, Сашенька, пожалуйста, свет, покупай!
– А сколько, батюшка?
– А ну, сколько ты думаешь? А сотню дай, Сашенька, да и хватит.
– Так, батюшка, ведь сотню я тебе бы дал, так нужно какой-то документишко. Давай-ко напиши соглашение, вот, что ты мне вот в течение двух недель освободишь это всё помесье, оставишь движимо и недвижимо за мной, вот. И пусть архиерей-то поставит хоть печать.
Во. А архиерей раньше… он такую власть имел. Ну ладно. А тот-то думает: «А что, посмеяться над ним?»
– Сейчас, Сашенька, сейчас!
Вот поп садится, берет лист бумаги и пишет: «Через две недели освобождаю всё движимо и недвижимо такому-то такому-то». Ну, архиерей из кармана вытаскивает в кисетике свою печать, во. Бух! – на эту бумагу. А Сашка-то ему и говорит:
– Дай-ко, батюшка, я прочитаю, правильно ты написал там, неправильно?
Ну, тот, значит, так-то безграмотный – а ему только бумагу надо. Он взял бумагу.
– Батюшка, вот тебе сто рублей!
– Стой, стой, Сашенька!
– А мне теперь, батюшка, с тобой нечего делать, – и всё, фьюить домой.
Приносит Петьке, говорит:
– Вот, Петя, пожалуйста, привез.
Ну всё!
Опять неделю гуляют. Гуляют неделю, вторую гуляют. А на второй уже срок-то пришел, попа-то, надо освобождать. Во. Петя и говорит:
– Вот что (невестке говорит), невестка, забирай ребенка. – И эту хатенку и зажег.
– А нам, – говорит, – она не нужна! – И сжег эту всю хатенку, вот.
И приходит к попу. Приходит к попу, значит.
– Батюшка, согласно документа срок подошел. Давайте освобождайте.
Ну что, куда денешься? Поп попадью заподручку и покатили. (Понял? Во!) Ну покатили. Но ведь у попа деньги-то есть. Поп начал строить помесье себе другое. Начал строить. Строил-строил, а денег-то не хватает. Он тогда, значит, встречает этого Сашу и говорит:
– Саша, знаешь что? Я, – говорит, – теперь узнал: у тебя брат, – говорит, – богатый. Слушай, поговори с ним! Может, он мне устроит сотенку денег взаймы. Ведь я священный человек, я не обманю никогда, я отдам ему эти деньги назад, все. Поговори с ним!
– Так ты, – говорит, – батюшка, сам с ним поговори!
– Да я как-то стесняюсь его.
– Так не стесняйся! Он, – говорит, – парень хороший, он тебе, пожалуйста, это устроит всё.
И поп решился с ним говорить. Ну, значит, надо. Однажды встречается.
– О, здрасьте, Петенька!
– Здрасьте так…
– Я хотел с тобой, Петенька, поговорить.
– А что?
– А вот так. У меня маленько тут не хватает деньжонок достроить помесье. Может, ты мне сотенку устроишь?
– Батюшка, пожалуйста, хоть две!
– Да не, мне двух-то не надо – сотенку. На условиях каких?
– А вот таких вот. А ты мне молебен сослужишь в двенадцать часов ночи вот на таком-то кладбище?
– Пожалуйста! Только ты мне скажи – в любой момент!
– Ну хорошо, батюшка, я приеду. Всё. За тобой приеду и поедем. Там ты сослужишь мне молебен.
Понял? Ну хорошо. Вот всё. Вот он дождал одно прекрасное время и говорит:
– Саша, запрягай лошадей! Я поехал.
– Куда?
– А это дело не твое.
Вот. Ну ладно, поехал, приезжает к этому попу.
– Батюшка, поедем молебен служить!
Ну хорошо. Ну, значит, поехали. Поп что? Согласен. Поп за грош раньше служил молебен, а тут сто рублей дал. Так. Ну, вот поехали. Поехали, значит, приезжают к кладбищу. Он пару лошадей останавливает у кладбища и попу говорит:
– Ну, батюшка, пошли!
– Ну пошли.
Вот приходят к этому к склепу. Ну, поп, значит, хочет Евангелье читать. А он и говорит:
– Батюшка, подожди! Еще двенадцати часов нету. Точно в двенадцать!
Ну хорошо. Он смотрит на часы. Ага, точно двенадцать.
– Ну, батюшка, давай начинай.
Ну, поп. значит, начинает читать. Только поп Евангелье развернул, начал читать – вдруг как могила дрогнет! Поп назад. А Петя сразу наган вынимает:
– Читай, батюшка! Или застрелю!
(Понял? Во!) Поп посмотрел – наган наставлен. Ну, что ему делать? Он читает. Вдруг из могилы кричат… Уходит назад.
– Батюшка, читай!
Вдруг, значит, могила раскидывается. Раскидывается могила и выкинула маленькую иконку. Ну, он взял в карман эту иконку, значит, и:
– Ну, батюшка, пошли!
– А тот уже не говорит. Но он его заподручку, в сани посадил. Привез домой. На второй день говорят: поп помер. Уже со страху поп помер, во. Ну хорошо. Помер так помер.
Ну, он, значит, этого… приехал домой. На второй день пошел в поле прогуливаться. Только в поле-то вышел – ему Белый навстречу опять.
– Ну что, выполнил задание?
– Да, выполнил.
– А что ты видел?
– А вот что видел, а вот, – он вынимает иконку из кармана, – а вот, – говорит, – пожалуйста!
– Ага, хорошо, молодец. Ты выполнил мое задание. Это, – говорит, – что было? Когда-то моя мать была проклёнута. Ее когда хоронили, забыли снять иконку с этого с гроба. Ну и ты ее достал?
– Достал.
– Всё! А теперь я, – говорит, – советую тебе жениться. Но жениться ты, – говорит, – учти. Вот так, что невесту я тебе, – говорит, – скажу какую. Невеста есть вот в таком-то, таком-то месте, сильно богатая. К ней семь женихов приезжали, и они все пропадали. На первую ночь как лягут спать – и всё, пропадают. А ты не бойся. Ты поезжай. Ты не пропадешь. Я тебе помогу. Только в таких условиях: когда тебе что-нибудь если препятствие, скажи: «Белый!»-и я навстречу тебе.
Ну хорошо, так и сделал.
Он приходит домой и говорит:
– Саша, поехали сватать!
– Ну хорошо, давай поехали. Куда?…
– Ой, – Сашка ему говорит, – да что ты! Там уж сколько людей погибло!
– А я не погибну! Поехали, и всё.
– Ну поехали.
Ну поехали, значит, невесту сосватали. Всё. Она говорит:
– Знаешь что, дорогой мой, я… ты парень-то хороший… я тебя уважаю, и всё, но мне жалко тебя Ты погибнешь. У меня уже, – говорит, – семь человек погибло. Что ль я такая несчастная, – говорит. – Как только первая ночь, ляжем спать, и в двенадцать забирает, и всё.
– А ты не бойся, – говорит, – меня не заберут!
– Ну, не заберут – хорошо. Я, – говорит, – согласна.
Ну вот, тут уж свадьбу сыграли, значит, скорее всего.
Ну, и первая ночь. Пошли спать. Он ей говорит:
– Вот так. С условием таким вот: ты закрой дверь на замок, на ключ, вернее всего. Будет стучаться в двенадцать часов – не открывай. Только скажи: хватит, семь взяли, а восьмым задавитесь!
Всё. Ну хорошо. Вот тут как раз двенадцать часов. А они уже не спят, обои не спят, ждут, что будет. Во. Вдруг: стук-стук!
– Открывай! – говорит.
Она говорит:
– Нет, не открою!
– Открывай!
– А хватит, – говорит, – семь взяли, а восьмым задавитесь.
Как даст! Дверь в щепки полетела. Нечистая сила – Черный! А он и говорит:
– Белый!
Откуда ни возьмись – сзаду как Белый!.. И они подняли драку, Белый с Черным. И так они дрались – пух летел только один. Ну, вернее всего,
Белый его разорвал, вот, разорвал этого Черного на куски. И сам превратился – ну… офицер, чистый офицер. Вот. И подходит, и поздравляет.
– Вас, – говорит, – с законным браком, молодожены!
Ну так. Тут они не стали спать, и у них пошел пир-мир.
А я тогда в депо токарем работал, вот. Ну, я и шел с работы-то, они меня закричали, да я еще два стакана шарнул – еле домой дошел.
