Текст книги "Сказочный отпуск (СИ)"

Автор книги: Владимир Жариков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 14 .

Шестнадцатое июля, утро    – Проклятый лес! Неужели нет отсюда выхода? – роптали солдаты, плетясь за командиром сквозь валежник и молодую поросль и волоча за собой по земле автоматы. – Третьи сутки ходим без сна, без отдыха, а все по одному месту кружим.    – А ну, разговорчики! Кто недоволен – упал, отжался!    – Отжался... Сил уже нет, ядрена Матрена. Кто ж на пустой-то желудок отжимается? Только иголки и жуем, блин, сосновые. Тьфу! Мертвый лес, ни дичи нет, ни ягод, ни грибов...    – Солдатушки-ребятушки! – командир отделения остановился, оглядел поникших духом бойцов и перешел на ласковый тон. – А мне, командиру, легко, думаете? Я тоже устал, матерь вашу трам-тарарам! И есть мне хочется не меньше вашего, но терплю. А куда деваться? Лечь, да помереть – это проще некуда. А вот за жизнь побороться – это посложнее. Ведь должен же быть из этого гребаного леса распроклятый выход, должен!    – Нету выхода! – крикнул в истерике один из солдат. – Баба-яга, растудыть ее в качель, заколдовала лес. Это она молодой девкой обернулась, нас в чащу заманила.    – Точно-точно, – подхватил другой. – Наш ротмистр думает, что этим новым оружием можно с нечистью воевать! На-кося, выкуси! Никакого оружия супротив колдовства не существует. Тут по-другому надо-ть. Давайте покличем ее, Ягинишну-то, да скажем, что сдаемся, мол. Бросаем автоматы – и по домам разбегаемся, воевать не станем! Только пусть выпустит нас отседова!    – Верно, верно он говорит, – поддержали остальные.    – А вот это мне нравится, – раздался откуда-то женский голосок.    – Гляньте, ребяты, вот она. Та самая девка!    Из-за дерева вышла черноволосая девушка.    – Да, это я. Только я не Баба-яга, я сноха ее, лесная мавка. Идите за мной, я вас к терему выведу, покушаете там, автоматы сложите – и по домам разойдетесь.    – А не брешешь? Не обманешь на сей-то раз? Поклянись!    – Да чтоб мне сдохнуть! Пошли!    В тереме дружинничков усадили за стол, расстелили на нем самобранку.    – И не стыдно вам? – ворчала Баба-яга. – Вы с кем воевать-то собрались? С бабами, да с пацанами. У нас мужиков-то – раз, два... ну, два с половиной, – она покосилась на Мокуса, – и обчелся.    – Дык, нам решать что ли, с кем воевать-то, – оправдывался командир. – За нас начальство думает.    – Ишь, начальство... Ладно, кушайте, кушайте. Ужо сейчас банька истопится, попаритесь, людьми станете. Переночуете, а завтра утречком – по домам. А в полк обратно чтоб ни ногой, и не вздумали чтоб вертаться!    – Да как же так можно-то, Ягинишна! Это уже измена получается. Дезертирство.    – Измена в том, что ваше начальство затевает. Хотите быть присяге верными, тогда в столицу направляйтесь, да самому главному воеводе в ножки поклонитеся. Скажите, что из мятежного полка дезертировали. Смуту ваш Губарь затевает, так-то вот! На царя-батюшку войной собирается, грех-то какой... Ой! Кажись там еще ктой-то в мой лес стучится. Маша, золотце, дай-ка мине блюдечко на минутку.    Майор Дюкова подала Бабе-яге блюдце с яблоком, по которому она наблюдала за перемещением группы делегатов к Водяному Царю.    – Кажись коробейник, – сказала Яга, покрутив яблочко. – Впустить, что ли? Эля, тебе, родненькая, ничего из шелков или парчи не надобно?    – Да пусть войдет, – ответила бывшая русалка. – Смотря как торговаться будет. Может, осчастливлю молодца, да прикуплю чего.    – Ой, гляди, Эльвира, – погрозила пальцем майор Дюкова. – Лешек вернется, хвост тебе накрутит!    – А я что? Я только улыбнусь ему, да скидку попрошу. А вы чего подумали?    Минут через пятнадцать в терем ввалился румяный, этакий кровь с молоком, молодой парень в картузе, начищенных яловых сапогах, с ромашкой в петлице и огромной, грязно-белой в синюю клетку, сумкой через плечо.    – Здравствуйте, – широко улыбаясь и опуская свою ношу на пол, произнес он. – Я представитель Заморской компании. Я хочу предложить вам широкий выбор тканей. Если вы покупаете десять саженей материи, один вершок получаете бесплатно. Но это еще не все. У нас сегодня акция «Налетай, не ленись!» Если вы купите по сто локтей сразу двух сортов ткани...    – Хорош балаболить, – остановила словесный понос Яга. – Показывай, чего принес. Мы сами разберемся.    – Какой зверь у вас во дворе страшный! Огромный, о трех головах! – делился впечатлениями коммивояжер, раскладывая товар на лавке. – Никакой сторожевой собаки не надо. Я поначалу испугался, а смотрю: он смирный вроде. Я слыхал, что только у Кощея Бессмертного такой есть, а оказывается – вон еще один. Это что ж, близнец его?    – Никакой не близнец, – ответила бабка. – Он самый и есть, Змей Горыныч Кощеев. Сам-то в отпуск отправился далёко. Вот и оставил на передержку, позаботились чтоб. А ты хватит болтать, балаболка! Пришел торговать, вот и торгуй, нечего любопытничать!    Эльвира принялась рассматривать ткани, Мария вновь взяла блюдце с яблоком и продолжила прерванное наблюдение. Баба-яга ходила вокруг солдат, которые все сидели за столом и сметали еду так быстро, что скатерть-самобранка не успевала материализовывать все новые и новые блюда.    – Кушайте, кушайте, – приговаривала Яга. – В полку-то, небось, так не кормили. А тут все свеженькое, как дома, правда? А домой-то хочется, поди? Ну ничего, скоро от энтого оружия вашего один прах останется, тогда и вас всех дематериализуют. Тьфу, демобилизуют, в смысле. По домам, то есть, распустят. Вот привезут Водяному царю... Ой, – она покосилась на коробейника, внезапно навострившего уши. – Чего же я дурна баба болтаю-то!    – Не привезут, – мрачно сказала Мария Дюкова, опуская на колени блюдце, в которое она наблюдала за аэронавтами. – Погибли ребята. Их проглотила огромная акула.    Все, кто был в горнице, громко ахнули. Солдаты перестали жевать, тихо положили на стол ложки и перекрестились. Эльвира, увитая шелками и ситцем, упала в обморок прямо на руки опешившему коробейнику. К нему подбежали Мельников с Константином помогать приводить ее в чувство. Мокус поднял глаза от компьютера и тихо произнес:    – Жесть!    – Не могёт такого быть! – всплеснула руками Баба-яга. – А ну-ка, дай сюда блюдце, я сама гляну!

Глава 15 .

Шестнадцатое июля, в море-окияне    Мегалодон не показывался долго, минут, наверно, пять. Мы сгрудились в уцелевшей носовой части гондолы и не могли вымолвить ни слова, поскольку находились в состоянии глубокого шока. То, что осталось от нашей корзины не могло долго держаться на плаву, внутрь хлынула вода, короче мы стали тонуть. Хорошо еще, что эта тварь не проглотила драгоценную флягу с зельем. Я подхватил ее, хотя теперь совершенно непонятно, каким образом доставить эту жидкость Водяному Царю. Мы приготовились для начала повторить участь команды «Варяга», после чего стать кормом доисторическому хищнику. Впрочем, оба этих события могут произойти и в обратном порядке. Хотя нет – второе исключает первое. Вот оставшаяся не съеденной часть корзины перевернулась, и все мы оказались в воде. Однако при этом остатки нашего судна сохраняли плавучесть, так что мы могли какое-то время за них держаться. Но, судя по всему, делать это нам осталось недолго. Гладь морской поверхности вспучилась и появилось гигантское туловище. Правда, оно всплыло кверху брюхом и почти не шевелилось.    – Что это с ним, – спросила Катька, – сдох?    Соловей покружил над телом гиганта и сообщил:    – Да нет, похоже, спит.    – С чего бы это?    – Пьян, очевидно, – предположил Герман.    – Пьян? – удивились мы все.    – Ну да! Он же движок проглотил. А там в топливном баке жидкости из баклажки литров двадцать было. Вот она у него в желудке и разлилась, наверно.    – А сама баклажка-то где, кстати, утонула?    – Да ты что! – возмутился Лешек, похлопав себя по нагрудному карману.    – Все это, конечно, здорово, – сказал Герман. – Но сколько времени он проспит? Это раз. И на чем мы поплывем дальше? – это два. Остатки корзины долго на плаву не продержатся.    Соловей-разбойник тоже приуныл, поскольку совершенно не знал, чем нам помочь в создавшейся ситуации.    – Не пойму, то ли у меня галлюцинации, – задумчиво произнесла Катька, – то ли я на самом деле вижу парус.    – Как? Еще один плавник? – испугался я, оглядываясь по сторонам. – Это что, подружка нашего пьяненького гиганта явилась?    – Нет, – ответил Лешек. – Точно-точно! Парусник! Самый настоящий!    Я стал приглядываться в том же направлении. На горизонте действительно виднелся силуэт парусного корабля.    – Соловей, ты где? – спросил Герман.    – Я тута!    – Сможешь его пригнать! Мы же отсюда не дооремся.    – Не вопрос.    – Если экипаж будет сопротивляться, – предупредил я, – начнут там галсами лавировать, гони его все равно. Пусть даже все паруса уберут.    – Бу зде!    Соловей улетел, а мы продолжали барахтаться в воде, цепляясь за останки нашего плавсредства, которое постепенно погружалось все больше, при этом с опаской поглядывая на распластанное и пока не подававшее признаков жизни тело гигантского чудовища. Примерно через полчаса – а точнее сказать не могу, китайские пылевлагонепроницаемые часы были уже полны воды – корабль стал отчетливо различим, он находился от нас приблизительно в полукилометре. Это был двухмачтовый бриг с грязными, позеленевшими, в белесых разводах от морской соли бортами и посеревшими от времени парусами. Пираты? Всякое возможно, но какое уж теперь имеет значение, другого выбора нам предоставлено не было. Альтернатива такая: либо стать жертвами пиратов, либо – мегалодона. Первое нам казалось предпочтительнее, все-таки пираты съедят нас не сразу, они тоже люди, с ними хоть как-то можно договориться.    Мы стали орать и махать руками, дабы нас пораньше заметили с корабля и прибавили парусов для того, чтоб дойти до нас быстрее. Но парусов никто не прибавлял. Зато те, что уже были подняты, раздувались, наполненные ветром, а буруны, расходившиеся от форштевня, свидетельствовали о том, что судно двигалось и так достаточно ходко. Когда нас разделяло метров пятьдесят или сорок, паруса беспомощно повисли – это Соловей перестал дуть. Никто из экипажа почему-то не стал убирать паруса, чтобы остановить судно, оно продолжало плыть по инерции, надвигаясь на нас правым бортом. На борту, ближе к носу, виднелись едва различимые остатки полустертой надписи: «...land's erran...». Что это? «Ирландский посыльный»? Когда дистанция между нами и кораблем сократилась до десяти метров, никто из команды судна не выбросил якорь, не спустил шлюпку и даже не бросил нам веревку. Все ясно: спасение утопающих – дело рук... ну, можно не продолжать, это и так все знают. Правда, лично мне кажется, что такое пренебрежение человеческими жизнями противоречит всем нормам морской этики, пусть даже это пиратское судно, оно обязано принять на борт терпящих бедствие. Вот поднимемся на палубу, я все выскажу капитану. Ишь, «джентльмены удачи»!    Борт корабля уже коснулся нашей почти затонувшей корзины, судно все еще продолжало дрейфовать и прижимало нас к спящему мегалодону. Монстр, тем временем, как-то подозрительно заворочался, то ли приходя в себя, то ли поудобнее устраиваясь. Лешек подобрал привязанный к нашей корзине обрывок веревки, сделал на конце петлю и смело запрыгнул на брюхо чудовища. С этого пьедестала он стал кидать веревку на корабль. С третьей попытки ему удалось накинуть петлю на обломок балясины в том месте, где балюстрада, устроенная вдоль борта судна, была повреждена то ли в ходе абордажной схватки, то ли штормом. По этой веревке мы по очереди забрались на борт корабля. Меня затаскивали последним, поскольку одной рукой я держал драгоценную флягу и без посторонней помощи забраться не смог бы. Тем временем судно уже «пришвартовалось» к спящему мегалодону, а то, что оставалось от нашей корзины исчезло в морской пучине. Но ничего, теперь мы все были на борту, Соловей-разбойник тоже присоединился к нам.    Оказавшись на палубе, мы огляделись по сторонам и пришли в ужас. Вся палуба была усеяна человеческими костями. Кое-где попадались и целые скелеты, застывшие в различных позах, на них даже сохранились истлевшие и выгоревшие на солнце лохмотья. Два скелета были привязаны к мачтам, у штурвала стоял рулевой – тоже, естественно, без плоти. В его костях запуталось лишь несколько лоскутов, которые слегка колыхались. Он таращил на нас пустые глазницы, черепушку прикрывала выцветшая бандана. Сильный толчок в борт прервал наше оцепенение. Судно резко качнулось, скрипнули снасти, где-то что-то затрещало. У рулевого отвалилась голова и покатилась по палубе.    – Мегалодон проснулся! – крикнул Герман. – Это он толкнул в борт корабль!    – Соловей, ходу! – заорали мы все хором.    Наш ветродуй набрал полную грудь воздуха и со всей дури дунул в паруса. Те мгновенно туго надулись, один, самый верхний парус на грот-мачте, сорвался и улетел. Но, несмотря на это, бриг не двинулся с места.    – Ты где физику учил, двоечник! – рявкнул я на разбойника. – Или с палубы слезь, или назад, за корму дуй!    Соловей переместился в корму и дунул назад. Корабль как гоночный скутер рванул с места, но паруса надулись в обратную сторону и начали тормозить. Пришлось Соловью все-таки подняться с палубы в небо и подгонять корабль, летя за нами следом. Мегалодон, тем временем, на наше счастье, особой активности не проявлял. Он медленно поплавал взад-вперед, потом нырнул в глубину.    – Конечно, – прокомментировал Герман. – Ему сейчас не до еды, ему бы пивка холодненького.    Отплыв на достаточное расстояние, мы позволили Соловью сбавить обороты. Теперь можно получше рассмотреть судно и навести порядок на палубе. Останки умерших моряков следовало по морской традиции предать пучине. В трюме мы нашли обрывки парусины, в одной из кают – ржавые иголки и нитки. Как смогли, скомплектовали скелеты и зашили их в куски материи, положив туда по пушечному ядру для тяжести. Исходя из количества черепов, экипаж брига состоял из тринадцати человек. Герман утверждал, что один из скелетов был женский. Что ж, по крайней мере две приметы предвещали этому кораблю несчастье. Что произошло на самом деле, что стало причиной трагедии, предположить очень трудно, такое впечатление, что смерть настигла всех внезапно и одновременно. Возможно, что этот бриг сам оказался жертвой пиратов, а экипаж не смог отразить нападения, потому что был безоружен – возле скелетов мы не нашли ни пистолетов, ни шпаг. Рулевой оставался стоять у штурвала благодаря тому, что при жизни – или сразу после смерти – был привязан к нему ремнями.    Какую читать молитву, тоже было непонятно – вероисповедание моряков оставалось тайной, покрытой мраком. Поэтому, опустив мешки с костями в море, мы бросили вслед спасательный круг с пушечным ядром на длинной веревке в качестве якоря, перекрестились и на этом похоронный ритуал закончили. На бриге имелось четыре пушки, но от салютационной стрельбы мы тоже отказались, опытных канониров среди нас не нашлось, а дилетант может пустить на воздух весь корабль.    – Смотрите, – Герман подошел к штурвалу и отполировал рукавом ветровки медную табличку, укрепленную на нем.    «El holandИs errante» – прочитали мы. – Что это значит?    – Это по-испански «Летучий Голландец» – легендарный корабль-призрак.    – Может, мы зря похоронили экипаж? – предположила Катька.    – Ничего не зря, – ответил Лешек. – Не должны типа человечьи кости на воздухе тлеть!    Хоть я и увлекался в детстве книжками про пиратов, о том как управлять парусным кораблем не имел ни малейшего представления. Мои спутники, кстати, тоже. Помню, что существуют какие-то бомбрамстаксели, фокстеньги и всякие там штаги, гроты и шкоты, но найти все это на «живом» такелаже я бы не смог. Мы решили использовать те паруса, которые уже были поставлены до нас. Направление и силу ветра Соловей-разбойник мог нам задать любые, а вот штурвалом мы иногда пользовались. На корабле имелся компас, вернее – компа?с, по нему мы выверяли курс, чтобы следовать точно на запад.

Глава 16 .

Шестнадцатое июля, в тереме Бабы-яги    – Да уймитесь вы все наконец! – гневно ворчала Баба-яга, хотя в горнице и так никто не суетился и не егозил, и стояла полная тишина, даже солдаты сидели за столом по стойке смирно. – Целы они все, не проглотила их акула – вон она дохлая кверху брюхом плавает. А вон корапь с парусами плывет к ним на подмогу. Эльвира! Эльвира, да очнись ты, жив Лешек-то, жив. Ой! А где же этот? Коробейник-то куда подевался?    – Он за водой побежал, – в один голос ответили Мельников с Константином, приводившие в чувство Эльвиру. Та, наконец, открыла глаза.    – Вон, гляди, – протянула ей блюдце старушка. – Вон он, наш Лешек, живехонький. Так я не поняла, куда он за водой побежал-то?    – К колодцу, – ответил Константин.    – Зачем к колодцу? У нас же на кухне крант с водой!    Яга выскочила во двор, тут же вернулась обратно.    – Убег! И сумку свою с товаром бросил! Шпиён это! Сразу он мне не понравился.    – Как шпион?!    – Как шпион?!    Почти в один голос с эффектом реверберации воскликнули Мельников и Дюкова.    – А вот так. Солдатики, дело для вас имеется. Живо бегите, изловите энтого коробейника! Обшарьте лес, он где-то недалеко кругами бродит, все выходы заколдованы, не мог он далеко уйти!    – Отделение, за мной! – рявкнул командир.    – Какой шпион, чей? – продолжали недоуменно допытываться чекисты.    – Да чей, Бэдбэара, конечно. Или из его компании. Прознали они, что пропали солдатики, вот и подослали лазутчика.    – Как же вы догадались?    – Я-то? Элементарно! Что ж вы-то его не раскусили, вы же профессионалы, – укоризненно обратилась она к эфэсбэшникам. Те молча потупили взор. – Да не кручиньтесь, я, если честно, сама только сейчас и поняла, когда он смылся. А я ведь, дура, при ём ляпнула, что они Водяному царю зелье везут, которое оружие изничтожает.    – А если на Горыныче полетать, поискать его? – предложил Мельников.    – Поздно уже, – ответила старуха.    – Почему поздно? Еще светло.    – Да я не в этом смысле. А в том смысле, что уже нет смысла. Зря я и солдатиков-то на поиска погнала.    Через два часа вернулись дружинники.    – Не удалось задержать, – понуро сказал командир. – Как сквозь землю провалился. Прочесали весь лес вдоль этих ваших границ заколдованных. Вот только чего нашли, примерно в ста саженях отсюда валялись.    Он бросил на пол пару блестящих яловых сапог.    – Все ясно. Теперь – ищи-свищи. Да ты не виноваться, бриллиантовый, – успокоила Яга командира. – Скороходы у него там были спрятаны. А я-то, старая, поначалу в толк не взяла, что-то больно шустро он до избы-то добрался. Ведь только я его впустила, а он уж тут как тут. И шапка-невидимка на ём была. Не признала я сразу эту кепку, а это Черноуса картуз-то. Его козырьком назад наденешь, и все, ни одна собака не увидит. Вернее, ни один человек не увидит, собака-то она и учуять может. Надо бы все-таки собаку завести. Вот только не знаю какой породы, либермана или заморскую овчарку? Или шемаханскую сторожевую?    – И что же теперь будет? – спросил Константин чисто риторически.    – Да ничего, – ответила Баба-яга. – Пока этот лазутчик до своих доберется, пока они предпримут чего-либо, может, наши Водяного царя ужо и повстречают. Они ж до моря-то до окияна добралися, недолго им осталось плыть до Края Света.    – Если снова акула не попадется, – заметил Мокус.    – Типун тебе на язык!

***       Никитка бежал не оглядываясь. До конца тропинки еще две версты, там надо остановиться и, пока еще погоня далеко, гуднуть по дальнослову Черноусу, чтобы он выпустил его из заколдованного леса. Никитка присел на пенек и надел задом наперед картуз. Ждать пока откроется тропка пришлось минут двадцать. Мимо пробежали двое солдат, он даже показал им язык – все равно не увидят. Почему, интересно, у Бабы-яги солдаты? Квартируют или ее охраняют? Наконец открылась тропинка, можно бежать далее. Черноус и Фрол ждали, как было условленно, у перепутного камня.    – Чего так долго мне не открывали? – спросил Никитка, снимая скороходы и оставшись босым.    – Заняты были, – ответил Черноус.    – С лихими людьми тут пришлось разобраться, – сказал Фрол, потирая припухшую губу. – Вот ведь паразиты, мы им автоматы продали, а они на своих, почитай, нападают! Если б не маг, – он кивнул в сторону Черноуса, – меня бы тут и кончили!    – Если у них автоматы есть, чего ж они с дубинками, да с ножами-то? – удивился Черноус.    – А пес их знает! Патроны берегут, наверно. Ну что, Никитка, как дела? А сумка где с товаром? А сапоги?    – Все бросить пришлось. Улепетывал очень скоро.    – Ну вот, – Фрол горестно вздохнул. – Опять убытки. За это ведь за все деньги плочены. Мной, между прочим, мои кровные.    – Ладно, сочтемся, – успокоил его Черноус. – Так. Никитка, а тебя что, раскрыли?    – Почти.    – Что значит "почти"?    – Да Баба-яга на меня так зыркнула, что аж мурашки по спине. А когда эта, сноха ее, в обморок хлопнулась, я под шумок-то и убег!    – Так. Ничего не понятно. Давай-ка все по порядку.    – Короче, там, в тереме у Яги, три мужика, один пацан и еще солдаты. Много, дюжина целая. А еще там одна баба, ну, кроме самой Яги, и две девки, одна девица странная какая-то. А те, что на летучем корабле полетели, они к Водяному Царю направлялись. Но не долетели, в море упали, а там их акула съела. Это как раз по блюдечку показывали, в реальном времени, сам видел. Тут как раз одна девка, что товар рассматривала, в обморок упала. А Баба-яга как зыркнет, ну, думаю, подозревает, что я засланный. Стало быть, сматываться надо, не ровен час в паука превратит.    – Ну и дурак, – сказал Фрол. – Теперь уже не подозревает, а точно уверена.    – Так. Все ясно, – подытожил Черноус. – Летим на остров.    Все трое надели сапоги-скороходы и чесанули к Кудыкиной горе, где их ждал спрятанный в кустах ковер-самолет.

Глава 17 .

Шестнадцатое июля, море-окиян, вечер    Плыли мы практически вслепую, лишь изредка, как я уже упоминал, сверяясь с компасом, чтобы выдерживать курс точно на запад. А больше ничего и не придумаешь, поскольку наша карта заканчивалась Неприступными горами, моря-окияна на ней обозначено не было. Да если бы он и был там обозначен, определить долготу и широту в море все равно можно только при помощи точных приборов и специальных таблиц. Кое-что из приборов у нас, конечно, имелось, и будь среди нас опытный штурман, он смог бы проложить точный курс. Был у нас, например хронометр. Как я уже говорил, мои китайские непромокаемые часы промокли после первого погружения. Уже на корабле я чисто риторически спросил:    – Интересно, который сейчас час?    Герман глянул на свои наручные часы и сказал:    – По новосибирскому времени сейчас двадцать ноль семь минус три минуты – двадцать часов четыре минуты.    – А солнце еще высоко.    – Я же сказал: по новосибирскому. А оно соответствует времени в «Лукоморье». А мы оттуда существенно сместились на запад, на четыре часовых пояса примерно.    «Четыре пояса, – дошло, наконец, до меня. – Вот почему я раньше стал просыпаться!»    – А часы у меня точные, – продолжал Герман, – еще ни разу не подводили. А на три минуты вперед я специально ставлю, чтоб не опаздывать.    – Знаю, я тоже так делаю. А что за марка у тебя? Швейцарские какие-нибудь?    – Да нет, наши. «Победа». Еще от отца мне достались, можно сказать фамильные. И не промокли даже. А ходят точно, я их каждый Новый год по Курантам сверяю – секунда в секунду. Главное – заводить не забывать.    В каюте капитана мы нашли секстант и какие-то справочники, но рукописные и на каком-то непонятном языке, может, и на очень древнем испанском, которым в совершенстве никто из нас не владел. Имелась там и карта, но в ней мы тоже не смогли разобраться, она была черно-белая, точнее схематичная, контурная, так называемые кроки, поэтому лишь тот, кто ее срисовывал смог бы точно сказать, где изображена вода, а где суша. Очертания одного объекта очень напоминали Кубу, но мы не смогли понять, море это или остров. И стороны света на карте не обозначены. И градусная сетка в каких-то непонятных единицах. Поэтому мы решили, что после встречи с Водяным Царем разворачиваемся ровно на сто восемьдесят градусов точно на восток, доплываем до нашей скалы, с которой мы свалились в воду, и плывем... – то есть нет, идем, ведь моряки ходят, – вдоль берега и ищем более-менее пологий склон, по которому можно совершить восхождение. Пока еще мы не озадачивались вопросом, как сможем преодолеть пустыню, степь и Непроходимый лес и что будем все это время есть и пить.    Впрочем, проблема питания назревала уже сейчас и довольно остро, об этом все настойчивее напоминали наши желудки. Вчера мы съели на ужин лишь по кусочку солонины и по сухарику. Сегодня утром, ввиду особых на то причин, нам было не до завтрака. А пообедать мы не смогли, поскольку весь наш провиант частично ушел на дно, а остальной его частью закусил мегалодон. Запасы провизии на бриге, конечно же, давно пришли в негодность. Сухари превратились в куски засохшей плесени, окорока мумифицировались и рассыпа?лись в прах от одного прикосновения, содержимое бочек с растительным маслом напоминало загустевшую олифу. Лишь только в мешке с мукой, в самом центре, обнаружилась горсточка-другая сохранившегося продукта – сверху образовалась толстая оболочка из спекшейся корки, что предохранило от порчи центральную часть. Но, правда, запах того, что сохранилось, был отвратителен. Питьевая вода сначала, видимо, превратилась в болото, а потом вся испарилась – на дне бочек зеленели остатки засохшей тины. В одной из бочек оказался ром. Или какой-то крепкий спиртной напиток, похожий на него, которому время оказалось нипочем.    – Ета, пригодится, – сказал Лешек, – Когда на нас снова нападет мегалодон, дадим ему типа выпить. И как бы без закуски.    – И будет акула-алкоголик! – заметила Катька.    – А и пускай!    Чтобы добыть еду, мы с Германом решили порыбачить, сделав снасти из подручных средств. Крючки смастерили из старых толстых иголок, которыми зашивали брезент, а на лесу расплели капроновый шнур из моей ветровки. Приманкой служили блесны, которые мы сделали из медных монет, расковав их молотком на наковальне и отполировав. Монеты – и не только медные – мы нашли в одном из сундуков, а всякого плотницкого и слесарного инструмента на судне имелось предостаточно.    Лешек растопил печку в камбузе и стал методом перегонки добывать из морской воды дистиллированную. Часа через два Герману удалось поймать какую-то селедку, или ставриду, или что-то в этом роде, а меня рыбацкое счастье обошло стороной. Перед наступлением темноты мы решили ограничиться этой добычей и считать пойманную рыбешку условно съедобной. Мы сварили из нее уху и заправили горстью муки и какими-то пряностями, срок годности которых давно истек, но запах еще оставался. С голодухи, конечно, ничего, – есть было можно.    После ужина, когда уже совсем стемнело, Герман остался нести вахту у штурвала, а мы отправились спать в каюты. Спалось отвратительно, всю ночь мучили кошмары. То громадный мегалодон пытался проглотить наш корабль, то скелет, привязанный к мачте, просил меня отвязать его, а потом обрастал плотью и превращался в толмача Фрола, он кричал остальным скелетам: «Вставайте! Поднимайтесь!». Те начинали со стонами, гремя костями, вставать и подниматься. А один никак не хотел подниматься. «Вставай! Вставай!» – кричали ему все...    – Вань, вставай! – это Катька тормошила меня. – Нас зовут на палубу!    Я сел на койке и протер глаза, бросил взгляд на иллюминатор. Судя по освещенности каюты, была еще несусветная рань. Мы поднялись по скрипучему трапу наверх. Рыжий диск солнца висел над горизонтом, яркая световая дорожка от него догоняла пенистый след за кормой нашего брига, шустро бежавшего по волнам. Внезапно корабль резко сбавил ход – надутые мгновение назад паруса безучастно повисли на реях как вывешенное на просушку белье. Это Соловей-разбойник перестал дуть и опустился на палубу рядом с Германом и Лешеком.    – Надо бросать якорь, – сказал он. – Край Света уже близко.    Герман с ним почему-то спорить не стал. Я посмотрел вперед. За бушпритом темно-лазоревая гладь моря подернулась рябью с множеством ярких солнечных бликов, как на речном перекате. Будто бы каменистое дно было совсем близко, а течение набирало силу.    – Ну что ж, бросаем якорь, – согласился я, поскольку посадить на мель тяжелый корабль было бы неразумно.    Скрипучая лебедка еле-еле поддалась нашим усилиям, цепь с грохотом пошла вниз. Но якорь опускался недолго – глубина и в самом деле небольшая, – достал дна, зацепился за что-то, цепь натянулась, а бриг медленно развернуло кормой вперед. Оглядевшись по сторонам, мы заметили, что не только море, но и небо имеет довольно-таки странный вид. На востоке оно было светло-голубым, поскольку время алой предрассветной зари заканчивалось, солнце достаточно поднялось над горизонтом, оно светило уже довольно ярко. Зато в западной части небосклона все еще продолжалась ночь, месяц и звезды не прекращали водить свой хоровод на темно-синем бархате, будто бы их совершенно не волновал тот факт, что их черед давно прошел.    – Там Край Света, – пояснил Соловей-разбойник. – До него версты две, не больше.    – Так это там надо искать Водяного Царя? – поинтересовался я.    – Да, – подтвердил Соловей.    – Давайте, эта, лодку спустим, – предложил Лешек.    – Давайте, – согласился я, – если она не рассохлась за долгие годы.    Мы спустили на воду единственную имевшуюся на борту шлюпку. Я сбегал в каюту за драгоценной флягой с нашим зельем – ведь мы направляемся на рандеву с Водяным Царем, – а когда вернулся на палубу, Лешек с Германом уже сидели и ждали меня в лодке. Нет, она не рассохлась, по крайней мере за пять минут воды не набрала. Я передал мужикам флягу и спрыгнул сам вслед за ней.    – Ребята, а можно я останусь на корабле? – спросила Катька.    – Нужно, – ответил я. – Как раз хотел предложить кому-нибудь остаться. На всякий случай.    Шлюпка была шестивесельной, но грести могли только двое из нас, поскольку кто-то должен сидеть на руле. Мы с Германом взялись за весла, предоставив право порулить Лешеку. Течение, не сказать чтобы сильное, на речных перекатах и пошустрее бывает, но все же помогало нам. Мы гребли минут восемь или десять, вдруг наш кормчий испуганно крикнул:    – Эта! Табань, мужики!    Мы с Германом резко загребли назад, в ту же секунду лодка заскрежетала днищем по камням и, сев на мель, остановилась. Поскольку мы с Германом сидели спиной по ходу движения, то не могли видеть, куда плывем и что творится там, впереди. Мне показалось, что мы просто налетели на галечную отмель, я даже хотел пожурить Лешека, мол, ты же рулевой, не мог что ли объехать мель!? Но, обернувшись, тотчас обомлел от испуга. Это удачно, что мы сели на мель, без нее могли бы и не успеть затормозить.    Впереди эта отмель поднималась еще выше, сравниваясь с уровнем моря, камни высовывались из воды, а струи, обтекая их, сваливались в водопад, до которого оставалось едва больше корпуса лодки. Воды устремлялись с обрыва в бездну, но не просто в бездну, а в БЕЗДНУ, которой не было видно конца, то есть водяные нити сваливались прямо в темноту. Подобную пропасть мы наблюдали, когда добывали молодильные яблоки в садах Хой Ёхе. Только там был виден противоположный берег, а из пропасти поднимался розовый туман. А здесь не было ни другого берега, ни тумана – просто была пустота, черная, пугающая пустота. И полное ощущение того, что туда, в эту пропасть, чернея, опускается и небо. Кромка обрыва простиралась в обе стороны, сколько хватало глаз.    – Жесть! – прокомментировал Лешек. – Край Света и Начало Тьмы!    – Это фантастика! – воскликнул Герман. – Феноменально! Такого просто не может быть!    – Никак гости ко мне пожаловали? – услышали мы негромкий голос.    В воображении я представлял себе Водяного Царя этаким великаном с огромной зеленовато-белой бородой до пояса и с трезубцем. Но мы увидели щупленького старикашку с небольшой козлиной бородкой, посохом в руке и в длинной белой рубахе. Он был бос, а потому брел осторожно, спотыкаясь на камнях, вдоль обрыва, рискуя свалиться в бездонную пропасть, но совершенно этого не боясь.    – Это вы – Водяной Царь? – спросили мы втроем в один голос.    – Да, это я.    – Дело у нас к вам, – сказал я. – Очень важное.    – От этого зависит судьба большого народа, – добавил Герман.    – Может типа случиться большая война, – пояснил Лешек.    – Рассказывайте, – предложил Водяной.    Мы, перебивая друг друга, начали свой нестройный рассказ, потом, наконец, пришли к выводу, что говорить должен кто-то один. Быть рассказчиком предоставили право мне. Говорил я где-то с полчаса, пока, наконец, не дошел до сути. Как ни странно, старикан слушал терпеливо и внимательно, почти не перебивая, лишь изредка задавая вопросы по существу.    – Давайте свое зелье, – сказал Водяной, после того как выслушал меня.    Я достал флягу из лодки. Старик осмотрел флягу, открутил крышку, понюхал, улавливая запах ладонью, как обычно делают химики.    – Баба-яга знает свое дело, – одобрительно констатировал он. – Профессионал.    Потом сложил большой и указательный палец колечком в знак O'key, засунул их в рот и переливчато засвистел. Тут ему мог бы позавидовать и Соловей– разбойник.    – Си?вушка! – гаркнул он зычным голосом, закончив свистеть.    Из бездны появился белый конь, встряхнул гривой и ткнул старика в плечо своим носом. Водяной щелкнул костлявыми пальцами, материализовал ведро, вылил туда наше зелье и сказал:    – Пей, Сивушка, пей, мой хороший!    Конь фыркнул, опустил в ведро морду и принялся пить. По мере поглощения жидкости, он раздувался, увеличивался в размерах, терял форму и темнел, пока не превратился в огромную грозовую тучу.    – Лети, Сивушка, лети за горы, за пустыню, за степь, пролейся дождями над лесами и долами до самого Синя моря...    – И остров Буян пусть захватит, – напомнил Герман.    – ...и остров Буян захвати. Пролей все до капли, да возвращайся ко мне.    Туча поднялась в небо и медленно поплыла на восток.    – Сивка – мой лучший помощник, – пояснил Водяной Царь. – Все сделает как надо, на него можно положиться. Ну, добры молодцы, прощевайте, вам в обратный путь, а мне – делами заниматься. Пока!    – Спасибо вам! – мы поклонились Водяному и направились к лодке.    Отмель стала значительно больше, а струи водопада превратились в редкие капли. Лодку пришлось метров пятнадцать волочить к воде.    – Море-окиян мелеет! – испуганно воскликнул Лешек. – Белый конь все выпил!    – Я думаю, это отлив, – предположил я. – У нас такое с морями довольно часто происходит, каждый день. А в прилив тут наверное вся отмель полностью накрыта, водопад о-го-го как струячит. Мы бы и не выгребли...