Текст книги "Сказочный отпуск (СИ)"

Автор книги: Владимир Жариков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 10 .

Тринадцатое июля, в степи    Надо сказать, что способности степняков мы несколько недооценили. Со стеной из колючих кустов они справились гораздо быстрее, чем я предполагал. Не прошло и часа, как на горизонте уже пылило облако, раздавалось гиканье, которое становились все громче и отчетливее и приближающийся топот. Горелку-то мы починить успели, но шар был надут едва на треть.    – Слышь, Соловей, а вот этих ребят хорошо бы задержать, – Герман растормошил дремавшего Соловья-разбойника. – Сумеешь?    – Да не вопрос, – все так же меланхолично произнес наш новый помощник. – Только вы ета, на землю лягте, да уши поплотнее заткните.    Мы так и сделали. Соловей набрал в грудь побольше воздуха, заложил в уголки рта два мизинца и засвистел самым высоким тембром, переходящим в ультразвук. Пыль, песок и всякие былинки-травинки помчались навстречу ватаге степняков. Стрелы, выпущенные из их луков, остановились и понеслись обратно. Вояки закрывались от ветра и собственных стрел щитами, а их кони пятились, разворачивались и скакали прочь. Через пару минут ни одного нашего преследователя в обозримом пространстве не осталось.    – Больше они сюда не сунутся, – сказал Соловей. – Степняки нас, ветров, боятся. Особенно, когда мы гневаемся. Теперь их шаманы три дня будут в бубны бить, в чистом поле скотину к кольям привязывать, нам в жертву выставлять. Кстати, хотите шашлычка из свежей баранины? Нам-то, ветрам, это мясо ни к чему, но не пропадать же добру-то!    Через час наш летучий корабль был готов к полету. Соловей-разбойник тоже забрался в корзину. Я думал, что придется все-таки выбросить что-нибудь из снаряжения, поскольку габариты мужичка были весьма внушительными, а от балласта мы избавились практически полностью когда удирали от погони. Но оказалось, что он совершенно невесом. Соловей показал на пропеллер:    – Вот эта вот штука у вас ветер делает?    – Да вроде бы...    – Ведь это надо! Как ветряная мельница, только мелкая. Да... – он ироническим взором осмотрел наш силовой агрегат. – Павлины, говоришь? Х-хе! Сейчас быстро полетим.    Он встал на корме, повернувшись против хода, и легонечко свистнул. Корзина резко рванула вперед, едва не сделав мертвую петлю вокруг шара.    – Эй! Эй! – закричали мы. – Не так резко!    – Ладно, больше не буду, – пообещал наш новый компаньон, а по совместительству реактивный двигатель.    Теперь мы летели практически беспосадочно. За двое суток опускались на землю всего лишь один раз возле небольшой речушки набрать питьевой воды, а заодно наполнить песком мешки, поскольку, удирая от погони, мы выкинули за борт весь наш балласт. Эта речушка, по утверждению Соловья-разбойника, была последней перед пустыней, дальше, до самых Неприступных гор, воды нигде не найти А пустыня-то практически уже началась – все больше было под нами песка и все меньше растительности, представленной лишь пожухлой травкой и какими-то колючками. На нашей карте этой речушки вообще обозначено не было. Интересно, конечно, откуда она берет исток и куда впадает, но топографических задач наша экспедиция не преследовала, поэтому вопросы эти оставались чисто риторическими. По словам Соловья, эта речка возникает сама собой в разных местах и сама по себе пропадает. Очень древний народ, обитавший в этих краях, и который уже давно не существует, называл ее «Змея, ползущая в пустыне».    – А мы от этой водицы сами-то в змей не превратимся? – с опаской спросил Герман.    – Не боись, все будет тип-топ, – заверил его Соловей.    Наш летучий корабль резво двигался над раскаленными песками. Соловей то сидел в гондоле на корме свесив ноги и, слегка посвистывая, двигал наш аппарат реактивной тягой, то, когда ему надоедало сидеть, летел рядом, подгоняя дирижабль, как ребенок, забавляющийся с перышком или мыльным пузырем. Чтобы не действовать нам на нервы монотонным свистом, он поначалу стал высвистывать то барыню, то камаринскую. Потом мы научили его свистеть «Вдоль по Питерской», «Славное море – священный Байкал», «Улетай, туча!» и даже полонез Огинского. У Соловья оказался хороший слух и изрядные музыкальные способности.    Под нами простиралась бесконечная желтая равнина, изрезанная волнами барханов. Раскаленный воздух поднимался от песков, а единственную тень давал только баллон дирижабля. И еще можно было укрыться от солнца в нашей парусиновой каюте, но днем там стояла жуткая духота. Ветер, поднятый Соловьем-разбойником, не создавал прохлады, поскольку мы сами двигались в этом воздушном потоке. Страшно хотелось пить, только теплая вода не утоляла жажду, да и ее приходилось экономить. Жаль, что щука не подала еще Емеле идею, как сделать холодильник, причем лучше всего – переносной. Чтобы не изжариться в таком пекле, мы летели практически на максимальной высоте, на которую был способен объем нашего шара.    – Надо же! – удивлялся Лешек. – А я раньше думал, что чем ближе к солнцу, тем жарче. А оказывается тут наоборот – прохладнее.    – Это еще что! – сказал Герман. – Скоро ты убедишься в том, что Земля имеет форму шара.    – А это уж – во! – Лешек сложил пальцами фигу. – И с чего это вы вообще в головы себе взяли? Вон, посмотрите вокруг! Да если бы Земля закруглялась, все это как бы уходило бы за горизонт. А тут вон – и горы видно. А до них нам еще лететь и лететь! А мы как бы на дне глубокой тарелки.    На горизонте прямо по курсу действительно в мерцающем мареве виднелись горы. Сначала я принял их за мираж, но в течение целого дня они так и не пропали, даже наоборот, принимали все более отчетливые очертания. Это как раз и есть те самые Неприступные горы. А линия горизонта и на самом деле казалась выше нашего местоположения, словно мы находились внутри чаши, хотя летели мы достаточно высоко. Это, наверно, горячий воздух создает такой оптический эффект.    – А давайте спросим у Соловья-разбойника, плоская Земля, квадратная или шарообразная, – предложила Катька.    Все-таки женщинам иногда приходят в голову умные мысли. Это мы, мужики, часто принимаем их за глупость и не прислушиваемся, а зря. Конечно, ветер летает повсюду, он наверняка не один раз облетал вокруг Земли через запад на восток, так что вполне может разрешить наш спор.    – Скажи, Соловей, – обратилась она к нему. – Земля круглая?    – Разумеется, – ответил разбойник.    – Вот видишь, – все мы снисходительно посмотрели на Лешека.    – Разумеется, круглая, – продолжал Соловей, – как блюдце. Как масленичный блин. Как золотой рупь. Как что еще?    – Как волейбольный мяч, – подсказал Герман.    – Как колесо телеги, – не обратив внимание на подсказку, рассуждал Соловей-разбойник. – И со всех сторон ограничивается Краем Света.    – Постой-постой! А там, за Краем Света что?    – Не знаю. Вселенная, наверно. Мы туда никогда еще не летали.    – Нет, погоди, – продолжал допытываться Герман. – А тебе разве не приходилось лететь вот так все время на запад и прилететь к своей Свистун-горе с другой, с восточной стороны?    – Да ты что! Разве ж это возможно?! Через Край-то Света. Да еще под Землей. Там же Преисподняя, там черти живут!    Понятно. Значит, на кругосветные путешествия здесь даже Силам Природы наложен запрет.    Тем временем, день потихоньку клонился к закату, а Неприступные горы так почти и не приблизились. Солнце опускалось, и воздух стал наполняться живительной прохладой, что было очень кстати, поскольку запас питьевой воды скудел у нас очень быстро. На следующее утро ничего практически не изменилось. Горы оставались по-прежнему очень далеко, солнце, едва поднявшись, начало нещадно палить, становилось душно и снова одолевала жажда. Один Соловей-разбойник, кажется, не ощущал никакого дискомфорта. Он подгонял наш дирижабль, насвистывая «Улетай, туча!»    – Кстати, а ты можешь пригнать сюда тучу? – спросила его Катька.    – Пригнать-то я могу, – ответил Соловей, – только воды она тут не прольет ни капли. Водяной Царь строго настрого запрещает им лить дожди в этих краях.    – Ну пусть хоть без дождя, просто тень даст.    – Не вопрос, я мигом.    Соловей закрутился волчком и, обернувшись смерчем и подняв в небо воронку песка и пыли, маленьким ураганом улетел в сторону Неприступных гор. Наш воздушный корабль резко качнулся, увлекаемый вихрем, а когда Соловей скрылся из глаз, впал в дрейф.    – Может, мотор пока включить? – предложил Лешек.    – Да ну его, – ответил я. – Лениво. Посидим в тишине.    Еще несколько минут шар двигался по инерции, а потом завис практически неподвижно. Похоже, ни один братец нашего опекуна Соловья-разбойника в эту тмуторокань не забирался. Мы сидели на мешках с балластом и болтали о всякой чепухе. Внезапно наш аппарат что-то резко потянуло вниз. Корзина ушла из-под ног, а мы на какое-то время ощутили состояние невесомости    – Эй! Соловей! Ты так не надо шутить! – крикнул Лешек неизвестно кому, поскольку ни Соловья, ни обещанной тучки поблизости не наблюдалось.    – Похоже, это не Соловей, – высказал предположение Герман.    – А что же? – удивился я – Воздушная яма?    В нескольких метрах от земли падение сменилось резким взлетом.    – Я не могу, – сказала Катька, – меня сейчас стошнит!    – Терпи, терпи, – приказал я.    Хотя, сколько времени терпеть, было непонятно. Аттракцион продолжался, шар мотало и вправо, и влево, и вверх, и вниз. Когда мы оказались на огромной высоте, даже не берусь оценить, какой именно, поскольку внизу одни пески и нет никаких предметов для оценки масштаба, прозвучал громовой голос:    – Или вы немедленно поворачиваете назад, или тот час же разобьетесь к чертям собачьим! Выбирайте, ну!    Небо потемнело, словно погасло солнце, повеяло зловещим холодом и над пустыней зазвучал другой голос:    – А ну, давай, вали отсюда, свистулька фернанговая! А не то щас у меня тут живо песок хавать будешь. И отцепись, падла, от пацанов, понял?!    Этот голос был таким дорогим и близким, и принадлежал он, конечно же, Соловью-разбойнику.    – Понял... – прозвучал громовой голос ниоткуда, правда, теперь он был не таким уж громовым, а больше походил на голос нашкодившего подростка.    Наш аппарат перестало качать, он спокойно повис в воздухе. А над ним висела огромная туча – это она загородила солнце и принесла прохладу. Из-за мучительной качки мы и не заметили, как появились и туча, и Соловей.    – В семье не без урода, – пояснил разбойник. – Это наш младшенький. Продался чернокнижникам. Ну ничего, кончится у Стрибога терпение, он тогда до него доберется. Попадет паршивцу по первое число!    – А что такое свистулька фернанговая? – спросил я.    – Не знаю. Но так папаша выражается, когда сердится.    Соловей гнал нас вперед вместе с тучкой. На высоте, да в тенечке было достаточно свежо. А Неприступные горы уже заметно приблизились, до них оставалось, по моим оценкам, километров пятьдесят, ну может быть – сто. Собственно такими они выглядели и вчера, и позавчера, но интуиция подсказывала мне, что я прав, хотя мое мнение не совпадало с другими. Лешек говорил, что лететь нам до них еще три дня и три ночи, а Герман считал, что не больше часа. Катька в дискуссии участия не принимала, сославшись на полное отсутствие глазомера. Соловей разрешил наш спор:    – Ближе к закату доберемся.

Глава 1 1 .

Тринадцатое июля, терем Бабы-яги    – В общем, там где перекресток, – сказал вернувшийся из разведки капитан Мельников, – у путеводного камня, в том месте, где на нас разбойники тогда напали...    – Ну-ну, – поторопила его майор Дюкова.    – Там лагерь небольшого мобильного отряда. Солдатики, все вооружены мечами и автоматами. Они ничего пока не предпринимают, просто сидят и чего-то ждут, то ли подкрепления, то ли еще чего.    – Ясно чего, – сказал Константин. – Команды ждут. Сигнал атаки – три зеленых свистка.    – Напасть-то на нас не так просто, – заметила Баба-яга. – Через магическое поле простой человек не пройдет. Если я его сама не пропущу, конечно. Мага они ждут, колдуна, способного проход открыть. Ужо тогда они в атаку и кинутся.    – А если их сейчас в какую-нибудь ловушку заманить? – предложил Мокус.    – Заманил один такой! – съязвил Константин. – Иван Сусанин его звали.    – Да нет, – Эльвира отложила пяльцы с вышиванием и обвела взором всю компанию. – Макс правильно говорит. Только тут никакой не Сусанин нужен, а лесная мавка. Много их там?    – Человек десять – двенадцать. Отделение, короче.    – Тогда как стемнеет, я их увлеку. Заведу в чащу, они там и будут плутать, ходить-бродить по кругу Пусть поплутают денька три, изголодают, у них ни сил, ни желания воевать не останется.    – А что, девочка, пожалуй, права! – одобрила план Мария Дюкова.    – Я замужняя женщина, – обиделась Эльвира. – И, между прочим, мне сто семьдесят один год!    – Ну хорошо, хорошо, – примирительным тоном ответила майор. – Я не хотела тебя обидеть. Обычно женщины твоего возраста наоборот, принимают за комплимент, когда их девочками называют.    С наступлением темноты Эльвира отправилась в лес. Для подстраховки с ней пошли Мельников, вооруженный автоматом, и Полуэкт, уже овладевший некоторыми премудростями лешачьего дела.

***       Июльское ночное небо чуть светилось приглушенной синевой, на которой были рассыпаны тускло мерцающие неяркие звезды. А в лесной чаще темнота сгустилась плотная, лишь отблески костра выхватывали из нее оранжевый расплывчатый круг радиусом едва больше двух саженей. Дружинники тесной группой сидели в этом кругу у огня, помешивали прутьями угольки и доставали из золы печеную картошку. Один из них заканчивал рассказ какой-то байки.    – ... и с той поры каждый вечер из лесу русалка выходит!    – Брехня! – прокомментировал командир отделения. – Какая в лесу русалка. Ежели б у реки или у озера. А тут и кикиморы-то, пожалуй, не встретишь.    – Здеся вообще из всех баб на сто верст в округе – одна лишь Яга! – пошутил кто-то из солдат. – Да и у той нога костяная.    Раздались смешки. Потом все немного помолчали, уплетая картошку. Вдруг тот, кто байку рассказывал, показал пальцем в черную лесную темень.    – Ой, ребяты, смотрите!    Все повернули головы в указанном направлении. В чаще леса, в возникшем неярком сиянии мелькнул силуэт стройной девичьей фигурки в полупрозрачном голубоватом сарафане и тут же исчез.    – Ух ты, диво дивное! – воскликнул один.    – А может, померещилось? – предположил другой.    – Так не всем же сразу, – сказал командир.    Силуэт появился вновь, уже поближе и более ясных очертаний.    – Дива лесная! Красота ненаглядная! – воскликнул кто-то.    – Эй, красавица, иди к нам, у костра погрейся! – окликнул один солдат, что посмелее.    Лесная дива, окутанная слабым сиянием, тряхнула копной распущенных, черных как смоль, волос и снова скрылась в чащобе.    – Не, не привиделось, – сказал тот, кто окликал красавицу. – Девка настоящая. Эх, нам бы сюда ее, в компанию.    Остальные тут же принялись мечтательно обсуждать эту тему.    – Прекратить разговоры! – строго сказал командир. – На службе мы! Никакие шуры-муры тут не позволительны!    Солдаты притихли и снова занялись картошкой. Внезапно из чащи леса донеслись крики:    – Спасите! Помогите!    Все насторожились. Командир резко поднялся.    – Что сидите, мать вашу! Девку спасать надо, может ее там лешак насилует! Отделение, за мной!    Схватив оружие, все помчались в темную чащобу за командиром. Крики о помощи раздавались то справа, то слева, то тише, то громче. Отделение металось в разные стороны через бурелом и густые заросли, но так и не могло отыскать место происшествия. Внезапно все смолкло. Наступила тишина, только поскрипывало какое-то дерево, да где-то глухо ухал филин. Солдаты стояли в растерянности и глазели по сторонам.    – Вот те на! – произнес кто-то. – А где ж наш костер? Где палатки?    – Вот и спасли девицу! Заманила нас, стерва, теперь век дороги назад не сыщем!    – Ох, нечистая! Нечистая нас попутала! И днем сегодня трехглавый змей над нами летал! Не к добру!    – При чем тут змей?! Ты бы еще черную кошку, что третьего дни повстречал, припомнил. Баба-яга это нас за нос водит!    – Отставить разговоры! – прикрикнул командир. – Сейчас разберемся. А ну, стройсь! Все за-а-а мной!    Треща сухими ветками, он двинулся напролом.

***       В тереме никто не спал, все сидели за столом в большой горнице, пили чай и с нетерпением ждали возвращения Эльвиры, Мельникова и Полуэкта.    – Ох и дураки же эти мужчины! – воскликнула Эльвира, вваливаясь из ночной темноты в ярко освещенную горницу с хитрым прищуром в глазах.    – Да ладно тебе, – сказал вошедший следом за ней Колобков-Мельников. – Ребята из лучших побуждений спасать тебя кинулись, а ты им такую подлянку устроила.    – А вы думаете, если б я к костру ихнему обогреться подошла бы, они бы мне сказки из "Тысячи и одной ночи" стали рассказывать?    – Или лучше бы им стало, когда б они перестрелку здесь начали? – вступилась за Эльвиру мадам Дюкова. – Пусть и обманом, но, может быть, Эльвира им жизни спасла! Теперь только надо не позволить им умереть голодной смертью.    – Да ничего, оружие при них, – заметил Мельников. – Если будут охотиться, то смерть от голода им не грозит.    – Фиг им, а не охота! – воскликнул Полуэкт. – Ни зверюги, ни птицы ни одной они там не встретят. Уж я позабочусь. И ни одного гриба, ни ягодки по дороге тоже не найдут.    – Правильно, – согласилась Эльвира. – А через три дня я их прямехонько сюда и выведу. И пусть разоружаются, тогда и накормим.

Глава 1 2 .

Тринадцатое июля, резиденция Черноуса, рано утром    – Так. Ну и каково твое мнение, что у них на уме? – Завершив очередной сеанс наблюдения, Черноус убрал в шкаф шкатулку со Всевидящим Оком и не спеша прошелся вокруг конторки.    – Ты бы ета, сотворил бы хоть кресло какое или табурет, – Фрол, устав переминаться с ноги на ногу, присел на корточки. – У тебя вон тут, горница какая огромная, а даже лавки нету. Стоймя-то совершенно не думается.    Дело в том, что в большом круглом зале действительно из всей мебели присутствовали только книжные шкафы вдоль всех стен до самого потолка и конторка в самом центре помещения, за которой Черноус работал стоя. Приближаться к конторке Фролу настрого запрещалось.    – Это кому как, – ответил Черноус. – Меня так наоборот, в сидячем положении только в сон клонит. Так. Ну ладно уж, будь по-твоему, пошли на кухню, напою тебя чаем. Там и посидим заодно.    – Только простым чаем, без всяких там колдовских припарок-приварок.    – Хорошо. Хотя я больше с листом смородиновым люблю. Так. Но к чаю у меня ничего нет, не рассчитывай. Один я живу, без прислуги. На базар за кренделями – и то сбегать некому, а пироги я печь не умею.    – А наколдовать что ли не пробовал?    – Я не по этой части. Материализовывать – не моя сфера деятельности. Вот дематериализовать, разрушить, испарить – это пожалуйста.    – Чем же сам тогда питаешься?    – А много ль мне надо? Утром печку топлю, кашку сварю, вечером самовар ставлю – муки с кипятком наболтаю. Вот и сыт.    – Экономно живешь. Я так не смог бы. Я это, богатство всякое очень люблю и уважаю. И пожрать хорошенько – тоже.    – Оно и видно, – Черноус иронично оглядел костюм Фрола, который за последнее время заметно истрепался, и его впавшие за эти несколько дней щеки.    Фрол не врал, он действительно любил хорошо и вкусно поесть, но только когда еда была кем-то оплачена. На острове, например, он лопал всякие деликатесы за обе щеки, несмотря даже на то, что покупалось все это на его алмазы. Но тратил-то деньги не он, а коль потрачено, чего отказываться – эти два оглоеда тогда без него все схавают. Зато последние дни, проведенные в столице, он жил впроголодь, поскольку душила жаба.    Пока закипал самовар, Фрол кинулся в рассуждения:    – Значит, надули они пузырь свой летучий и полетели. Просто забавы ради покататься что ли решили? Аттракцион такой? Это вряд ли. Полетели на запад. Зачем? В Непроходимый лес за нечистью какой, за подмогой-подкреплением? Так нет же, лес они миновали, над степью летят. Неужто и впрямь просто развлекаются?    – Может, просто, а может, и не просто. От кого-то удирают, либо к кому-то направляются. Так. А еще их кое-кто догоняет, не то помешать норовит, не то на подмогу.    – В смысле?    – Соловей-разбойник в ту степь пустился. Так. Что ты на это скажешь?    – Ежели он их погубит, то стало быть кто-то очень сильный нам на лапу играет. Видать благодетель у нас в высших силах объявился, может, и сам... Слушай! Так ведь это они, наверно, от нас удирают! Точно-точно!    – А если нет? Если Соловей им кем-то в помощь послан? Вот то-то и оно! Тогда, значит, большая сила против нас. Так. Ну что, может, одумаетесь с бунтом-то своим? Живите как жили, что вам еще надо?    – Ну уж нет! – Фрол нащупал в кармане последние алмазы. – Назад нам дороги нету, уж больно средства большие вложены, на карту все до гроша поставлено!    – Дело ваше. Так. Ну ладно, попробую туда к ним Шалопая подослать.    – Это еще кто такой?    – Да ветер младшенький. Шкодить горазд очень, потому и Шалопаем прозвали. Скажу ему, пусть попугает этих, что на воздушном пузыре летят. Так. Ну, а коль погубит ненароком, так и шут бы с ними, правда?    – Ага.    Крышка самовара приподнялась, выпуская струю пара. Колдун заварил чай, себе лист смородины в стакан бросил, подождал, пока настоится, шумно хлебнул и крякнул:    – Э-эх! Хорошо!    – Что у Бабы-яги-то? – спросил Фрол, прихлебывая из своего стакана.    – Пока не ясно. В смысле, ничего не видно.    – Вот тебе и колдовство. А я вот естеством все вызнал бы. Оно, ить, естеством-то надежнее.    – Так. Это каким же образом?    – Лазутчика к ней заслать надо. Есть у тебя на примете паренек молодой, толковый, да чтоб с метлой или с ковром, да с сапогами-скороходами управиться сумел бы?    – Ну есть. Никитка, ученик мой, толковый малый. Так. Хочешь к Яге его подослать?    – Ага.    – А под каким предлогом?    – А это уж мое дело.    – Ну ладно, сейчас позову. Губарь-то твой отправил воинов?    – Отправил, уже пешком топают. К ней же на двадцать верст на ковре не подлетишь. Дотопают сегодня к обеду. Только смысл какой в этом? В заколдованный лес им все равно не пройти.    – А им туда и не надо. Пока просто пусть попугают, быть может, противник подумает, что мы войска стягиваем для атаки, неверный шаг сделает, да сам на рожон полезет. Так. А я их атаковать и не собираюсь.    – То есть провокация?    – Да называй как хочешь. Если честно, воевать с ней, с Ягой-то, я и не хочу. Не потому, что она баба, а потому, что нам еще жить да жить, причем при любой власти. Лично я в ближайшие триста лет помирать не собираюсь, и она, по всей видимости, тоже. Так. А ссору с ней заводить – уж извиняйте! И с Кощеем ссориться не хочу. И вообще, мы, злые колдуны, должны жить в мире. Ежели узнаю, что Кощей супротив вас пошел, я умываю руки, не обессудьте.    – Вот те на! Ты ж говорил, во всем помогать нам будешь!    – Во всем, что естества касается. Супротив царя там или войной на другое княжество выступить – это пожалуйста. Любого смертного одолеть помогу. Так. Но ежели Кощею поперек дороги встать – уж увольте. Нам смысла нет друг с другом воевать, не так уж много нас, черных колдунов, осталось. Я, да Яга, да Кощей, да Вий, да Волхв-Хазарин. Так. Ну, Мерлин еще, но тот в Заморском Королевстве.    – А как бы договориться-то с ними? Чтоб ну, хоть не мешали бы. Нейтралитет бы сохраняли, что ли?    – Да как ты с ними договоришься, связи-то нет. Баба-яга защитный экран поставила, Кощей тоже ни с кем не общается... Так. Вернее общается, но лишь тогда, когда ему самому надо. До него только по дипломатическим каналам достучаться можно, но на это у меня прав нет.    – Жалко.    – Жалко у пчелки. Так. В общем, за этими, которые на летающем пузыре, наблюдать больше не будем. Если ни Соловей-разбойник, ни Шалопай их не погубят, то в Неприступных горах они сами погибнут. Там птица Рух их склюет. А если нет – все равно в море-окияне потопнут. Оттуда вообще никто никогда не возвращался, Водяной царь никого назад не отпускает, там одна дорога – в Преисподнюю. Так. А завтра... нет, послезавтра мы с тобой на остров Буян отправимся. И Никитку, кстати, в качестве лазутчика закинем по дороге. Говоришь, хитрость знаешь? Я бы его и сам в Ёжкин лес-то запустил бы, расколдовал бы ему проход, да только смысл какой? Яга сразу догадается, что это я его впустил.    – Нет этого нам не надо. Всей конспирации тогда конец. Лучше пусть уж она сама его запустит.    – Так. А потом мы на острове козлов расколдуем и вашу, в смысле нашу армию к выступлению на Стольноград готовить будем.    – Значит, все-таки, идем на Стольноград?    – Идем. Если Никитка донесет, что Кощей нам не мешает и больше никаких пакостей не уготовлено. Так. Главное – убедиться в том, что эти, ваши экскурсанты, у Бабы-яги лишь от вас прячутся и ничего дурного не затевают. Тогда дело в шляпе, можно сказать, мы победили.    – А что они могут затеять, экскурсанты-то?    – Что затеять? Амулет у них. Между прочим, она могут и вооруженную обученную армию сюда переправить из того мира. Ясно?

Глава 13 .

Пятнадцатое июля, вечер    Сначала Неприступные горы не произвели на нас такого уж сильного впечатления. Ну горы и горы, а точнее – просто голые скалы. Пустыня так и не прекращалась под нами, и до самых гор внизу не появилось ни одного растения. Туча, сопровождавшая нас целый день, к вечеру стала заметно таять, пока не превратилась в легкое облачко. Тогда солнце протянуло сквозь него свои лучи и, прежде чем скрыться за горами, светило нам прямо в глаза. Горный массив по-прежнему казался еще очень далеко, но среди барханов все чаще стали попадаться камни, причем чем дальше, тем крупнее, и количество их неуклонно росло, пока, наконец, они не скрыли под собой вообще весь песок. Эта, теперь уже каменистая, пустыня медленно поднималась вверх, постепенно превращаясь в отроги Неприступных гор.    Соловей тихонько подгонял дирижабль, а вместе с ним уже ненужное облако. Включив горелку на полную мощность и выбросив практически весь балласт, мы поднимались все выше, а солнце – наоборот, опускалось все ниже, так что воздух вокруг становился все прохладнее. Когда под нами проносилась очередная каменистая гряда, то прямо по курсу вырастала новая, еще выше прежней и каждый раз казалось, что это – последняя гряда, в смысле самая высокая, а за ней горы начнут понижаться. Но едва мы приближались к ней, как выяснялось, что за этой грядой вздыбливается другая, еще выше и еще круче прежней. Мы поднялись уже на самую максимальную высоту, на которую только был способен наш аппарат, но и горы тоже не дремали – они росли как на дрожжах и каждая следующая гряда казалась выше, чем высота нашего полета, даже создавалось впечатление, что мы вот-вот неминуемо должны врезаться в скалы. Но впереди вырастали новые вершины, а те, что возникали раньше, проносились в нескольких метрах под корзиной. Так продолжалось где-то в течение часа. Мы уже начали замерзать и надели на себя все теплые шмотки, какие только взяли с собой. А впереди показались вершины, покрытые снегом и ледниками.    – Стой, тормози! – крикнул я Соловью-разбойнику. – Мы не сможем там пролететь!    – А я вас приподниму.    – Точно? А то смотри, шандарахнешь нас прямо фейсом об айс.    – Не боись, все будет тип-топ!    Он подул немного снизу, как бы создав восходящий поток. Наш воздушный шар снова стал набирать высоту, но вдруг из-за снежных вершин выпорхнула огромная птица, во много раз крупнее самого большого орла. Она взлетела высоко вверх и, спикировав прямо на баллон дирижабля, начала клювом и когтями дырявить его. В это время мы уже находились почти над самой седловиной перевала между двумя высокими хребтами, образующими как бы ворота, в которые гнал нас Соловей. Мы пытались криками прогнать глупое животное, принявшее нас за врага,    – Ну дайте ж скорее рогатку! – нервничал я. – Она же весь шар сейчас раздерет! Как мы его починим?!    Но рогатки в нашем снаряжении не имелось. Соловей свистел все сильнее, поддерживая восходящим потоком наш летучий корабль в состоянии полета, но оболочка шара беспомощно трепыхалась и все сильнее теряла форму, превращаясь в обычное полотнище. Силы ветра, создаваемого нашим помощником не хватало для борьбы с земным притяжением, тем более, что и расстояние до ледника сокращалось, у Соловья просто уже не получалось дуть снизу, мы вот-вот должны приземлиться в снега. Битва шла за сантиметры, главное – дотянуть до высшей точки перевала, чтобы не съехать назад и не подниматься потом в гору пешком.    Пернатая тварь, сделав свое пакостное дело, улетела прочь, но нам, все-таки, общими усилиями, удалось проскочить перевал. Гондола опустилась на ледник, но перевести дух мы так и не сумели, поскольку она тот час же начала спуск, а нас накрыло шелком баллона. Слава Богу, Лешек успел погасить горелку, он стоял к ней ближе всех. Иначе, мы бы просто превратились в летающий факел. Впрочем, нет, уже не в летающий, а скользящий по льду, потому что дальше начался сплошной бобслей.    Мы неслись вниз по леднику, все увеличивая скорость, как на бобе-четверке, причем совершенно неуправляемом. Соловей-разбойник даже не пытался нас затормозить ввиду полной бесполезности этой затеи, максимум, что он смог для нас сделать – сдуть с нас обмякшую оболочку баллона. Но лучше бы он этого не делал. Мы разогнались уже, наверно, до скорости под сто пятьдесят километров в час, ледяной ветер обжигал щеки и свистел в ушах, корзину крутило во все стороны, и если на пути нашему снаряду попадется хоть маленькая скала, хоть камушек, хоть снежный ком – нам хана. Даже если мы зацепимся за что-нибудь волочащимся за нами полотнищем, лучше от этого не будет, будет только хуже. Оставалось только зажмурить покрепче глаза и надеяться на чудо. Но какое тут может быть чудо, ведь ледник рано или поздно кончится, тогда нас вынесет на этой бешеной скорости прямо на острые камни, корзина перевернется и...    Внезапно скрежет льда и толчки в днище гондолы прекратились, а мы оказались как бы в состоянии невесомости. Оказывается, умирать совсем легко – никаких мучений, просто ощущение легкости и полета. Усилием воли я заставил себя открыть глаза. Мы летели над морем. Точнее, мы падали в море. Ледник закончился крутым, почти вертикальным склоном. Позади нас была стена, которая уходила вниз, не берусь сказать точно, на километр или даже на два, а под нами – море, наверно тот самый море-окиян. Что ж наша жизнь затянулась еще на пару минут. Упасть с такой высоты, пусть даже в море, и остаться в живых – это явно из области фантастики.    Но я совсем забыл про нашего фантастического спутника, Соловья-разбойника, а он не оставил нас в беде. Он снова нарушил тишину своим свистом и создавал снизу восходящие потоки. Шелковое полотнище продырявленного баллона оглушительно хлопало и трепыхалось на ветру, не давая корзине перевернуться, а заодно и парусило как нераскрывшийся парашют и в какой-то степени замедляло наше падение. Надо сказать, что несмотря на страх, вызванный этим экстремальным спуском, как с ледника, так и с обрыва, никто из нас не орал, не вопил, вообще не издавал никаких звуков. Не то, что в диснеевских мультиках, где и в менее опасных ситуациях герои визжат, словно резаные поросята, хоть затыкай уши. Впрочем, вряд ли мы смогли бы перекричать свист Соловья-разбойника и хлопанье шелка. Катька лишь крепко вцепилась в меня и уткнулась мне головой в плечо.    Шмякнулись об воду мы все равно прилично, подняв целый фонтан брызг, но корзина выдержала, лишь немного зачерпнула воды. Вот теперь мы дали выход эмоциям. Мы обнимались и орали, будто бы выиграли в лотерею миллион или целый год скитались по темному лабиринту и выбрались, наконец, на свет божий.    Наша гондола уверенно держалась на воде. Пара кольев, прихваченных нами еще от Емели, послужила материалом для мачты. Из обрывков совершенно растрепанного шелка нам удалось соорудить парус, и Соловей потихоньку подгонял нашу посудину. Солнце давно уже село, но небо ярко освещали звезды и щербатый месяц, а в глубине вод переливались разными цветами диковинные рыбы. Некоторые всплывали на поверхность и даже выпрыгивали из воды. Одна такая светящаяся рыбка запрыгнула к нам в корзину, забила хвостом, прыгая по дну с выпученными глазами и беззвучно открывала рот, глотая воздух. Было большое желание сделать из нее фонарь, подвесив на мачту, но мы сжалились и отпустили бедняжку в море.    – Зря, – с сожалением в голосе произнес Герман, – Надо было хоть желание какое попросить ее исполнить.    – Да чего с ней говорить, – возразил я, – она же все равно немая. Да и не золотая она вовсе.    Подгоняемые легким ветерком, мы неслись по небольшим волнам, которые слегка покачивали наше импровизированное судно. Чтобы сделать рулевое весло, пришлось разобрать пропеллер нашей силовой установки. Все равно ее роль исполнял Соловей-разбойник. Подежурить эту ночь у руля вызвался Лешек. Мы не стали с ним спорить и быстро заснули под мерное покачивание гондолы. Но долго нам проспать не удалось, Лешек устроил побудку с первыми рассветными лучами солнца.    – Эй! Смотрите, что это?! – крикнул он. – Да вылезайте же скорее, тут монстр какой-то!    Когда мы выбрались из-под парусинового полога и посмотрели в направлении указательного пальца Лешека, то увидели странный объект, плывущий параллельным курсом метрах в тридцати от нас. Это была какая-то гигантская рыба, она то погружалась в глубину, то всплывала на поверхность. В лучах восходящего солнца было видно, что покрыта она не чешуей, а панцирными щитками, пластинками, как у броненосца. Или даже как у ископаемого ящера анкилозавра. Когда из воды показался хвост чудовища, можно было смело предположить, что длиной эта рыбешка больше десяти метров.    – Это какая-то ископаемая панцирная рыба, – предположила Катька. – Что-то типа гигантской плакодермы.    – Возможно, – согласился Герман.    Тут эта самая плакодерма показала нам свою голову, тоже покрытую пластинами, бульдожьей формы огромную круглую голову с торчащими вперед зубами. Короче, страшилище несусветное.    – Ой, прелесть какая! – восхищенно сказала Катька. – Слушайте, мне тут нравится. Какие тут твари интересные водятся!    – Да, пожалуй, интересные, – задумчиво согласился Герман. – Только это не плакодерма, это очень древний ящер дунклеостеус. Похоже, он кого-то преследует и слава Богу, что не нас. Силе его челюстей позавидовал бы любой тираннозавр!    – Просто Чудо-Юдо какое-то! – восхитился я.    – Ага! – согласился Лешек. – Левиафан.    – Почему Левиафан?    – Ну, Чудо-Юдо – это и есть Левиафан, – ответил Лешек. – Далеко на востоке, типа дальше, чем Заморское королевство, есть как бы такая страна Юдия. К нам оттуда типа купцы иногда приезжают. Короче, они рассказывают, что там у них водится ужасный морской змей Левиафан. Ну и вот. Диковинный змей – это Чудо, а Юдо – потому что из Юдии. Понятно?    Дунклеостеус в очередной раз нырнул, а когда вынырнул, из его пасти с большими пластинчатыми зубами торчал хвост какой-то огромной рыбы.    – Так, а теперь мне тут совсем не нравится, – сказала Катька.    – Не бойся, – попытался я ее успокоить. – Дунклеостеус уже позавтракал, вряд ли он станет теперь охотиться на нас.    – Я не об этом. Посмотри вон туда.    Мы все повернули головы, куда показала Катя, и увидели парус. Треугольный парус, какая-то лодка плывет вдалеке. Впрочем, нет, это не парус. Это плавник! Плавник огромной акулы.    – Большая белая акула! – ахнул я.    – Спокойно, господа! – сказал Герман. – У меня две новости, одна хорошая, другая плохая. Хорошая – это не большая белая акула. А плохая – это мегалодон! Эта тварь чуть ли не в десять раз крупнее белой акулы, а самый маленький зубик у него величиной с ладонь.    – Ну спасибо, – сказал Лешек. – Успокоил!    Гигантский плавник совершал концентрические круги вокруг нашего плавсредства и явно приближался. Вода кипела вокруг него, когда он показывался над поверхностью. Вот он выпрыгнул из воды почти целиком, и брызги вокруг него были окрашены красным. И вовсе не светом утренней зари – в его громадной разинутой пасти трепыхался несчастный дунклеостеус.    – Соловей! – крикнула Катька. – Свисти же!    Разбойник засвистел. Наше судно помчалось вперед, подгоняемое ветром, при этом сев на свою же волну, как глиссер. Мегалодон пустился за нами в погоню и не только не отставал, но даже наоборот, настигал.    – Да нет! – перекрикивая шум ветра и свист кричала Катька. – На него свисти! Прогони!    Соловей со всей силы свистнул в мегалодона. Даже в море в том месте образовалась нехилая яма. Монстр ушел в глубину, но через минуту показался снова. Он вырос прямо возле нашей кормы. Мы все сгрудились у носа под парусиновым пологом. Распахнулись огромные челюсти, обнажая несколько сот острых зубов. Смыкаясь, челюсти оттяпали корму нашей посудины вместе с силовой установкой, то есть с движком. Соловей свистнул резко и громко, мы сами чуть не оглохли. Нас приподняла гигантская волна, а зверь скрылся в глубине. Надолго ли? Сто процентов вероятности, что атака монстра должна повториться. А перед глазами все еще стояла его громадная раскрытая пасть...