Текст книги "Зуб мамонта"

Автор книги: Владимир Добряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Одиннадцать, – ответил довольный Алька. – Полтора центнера.

– Видишь! Ну, работник, идем переоденешь рубашку, как бы не простудился.

Алька сменил рубашку и снова уютно, с ногами, устроился на мягкой тахте. С потолка теперь капало редко, и лишь большое намокшее пятно да ведро на полу напоминали о недавних волнениях.

Но почитать книгу Альке и на этот раз не удалось. С двумя пирожками на тарелке в комнату вошла Елена Сергеевна и присела на тахту.

– С этим всемирным потопом чуть пирожки с вареньем не сгорели. Сними пробу: есть можно?

Такие-то пирожки да не есть! И нисколечко не подгорели. В самый раз. Алька проглотил хрустящий ароматный пирожок, только облизнулся.

– И второй можно? – спросил он.

– А не лопнешь? – весело спросила Елена Сергеевна, и Алька понял, что она не только разрешает, но и хочет, чтобы он взял втором пирожок.

– Спасибо.

– А больше не дам. Ужинать не станешь.

Она поинтересовалась, какую Алька читает книгу.

Он показал обложку.

– «Зверобой», – задумчиво проговорила Елена Сергеевна. – Прекрасная книга. У нас, помню, своя была. Вадик тоже в классе пятом или шестом познакомился с ней.

Вадик – это Вадим, догадался Алька. Ему показалось странным, что бывший муж его тети Киры, этот бородатый несамостоятельный и вздорный человек, пьяница, который сделал ее жизнь совершенно невыносимой, – что этот неприятный Альке человек был, оказывается, когда-то маленьким, ходил в школу и читал эту же самую книжку Фенимора Купера. Наверное, и он так же переживал, когда рассвирепевшие индейцы едва не захватили неуклюжее судно, на котором Зверобой в сопровождении сестер Джудит и Хетти подплыл к острову, чтобы встретиться с верным и храбрым Чингачгуком. А может быть, Вадим и не переживал вовсе, может, и не было у него души, если вырос из него потом такой нехороший человек?

Видно, Елена Сергеевна была очень наблюдательна. Неужели она поняла, о чем думал Алька? Как бы там ни было, она вдруг улыбнулась каким-то своим мыслям и сказала:

– Будто совсем недавно это было. Вадик, школа, его увлечения, друзья… Он был у меня славный мальчишка… Правда, трусоват был. Ты вот мальчик, вижу, смелый. А Вадик всего боялся. Помню (он тогда в первом классе учился), прихожу однажды с работы, а он под дверью стоит. «Ключ, – спрашиваю, – потерял?» – «Нет, – отвечает, – Я боюсь зайти». Открываю дверь. И что же? В комнате, под столом, сидит мышонок. Совсем маленький, еще не пуганный. Сидит, лапками умывается. Так увлекся – ничего не замечает…

Еще сильнее удивился Алька: этот пугливый малыш, который из-за мышонка даже в комнату боялся войти, никак не вязался с образом взрослого бородатого, пьяного Вадима.

Потом Елена Сергеевна рассказывала другие забавные эпизоды из жизни сына, и Алька снова дивился их обычности. Кое-что и с ним самим бывало такое. Но не все. Как-то сразу погрустнев, Елена Сергеевна вспомнила Вадима в трудный, как она выразилась «период переходного возраста». Ему тогда шел пятнадцатый год.

– Он сильно изменился в поведении. Я видела это, но как-то не особенно тревожилась, верила в его благоразумие. И тут однажды приходит ко мне паренек. Он года на три был старше Вадика. И рассказал мне такое, о чем я даже не подозревала. Вадим мой курит, пьет вино, играет на чердаке в карты, сквернословит. Я была ошеломлена. Что делать? Решила поговорить начистоту. Пришел он поздно, к ночи. Ввалился, кепку с порога кинул на гвоздь. И говорит: «Пошамать что-нибудь найдешь?» – «Проходи, – говорю, – сынок. Садись…»

До четырех часов утра говорила я. Всю свою нелегкую жизнь рассказала, примеры хорошие и плохие приводила. Ни слова не произнес он, только слушал.

«А теперь ложись, – говорю, – спать. Завтра подумай о моих словах».

Сама легла, одеялом укрылась и в щелочку, сквозь кулак, наблюдаю. Посидел мой Вадим, взял листок бумаги, посопел, написал что-то и в сахарницу листок положил.

Утром читаю: «Я все понимаю, все чувствую, только характер не позволяет мне ничего сказать. Над твоими словами подумаю».

И будто подменили его. С год ничего плохого не могла сказать о нем. А потом в нехорошую компанию попал… Да, с тех пор много он доставил мне огорчений. Очень много. Нелегкий у него характер.

Больше Елена Сергеевна ничего не стала рассказывать о Вадиме. Ушла на кухню, что-то чистила там, мыла.

Теперь Алька мог бы почитать без помех, но отложил интересную книжку. Думал. Как трудно все: Вадим, тетя Кира, Шмаков. До чего же у них все запуталось…

В комнате неожиданно посветлело. Алька взглянул в окно и удивился: на улице, на листьях деревьев трепетало, играло солнце. А уже казалось, что день кончился, вечер наступил. Значит, погода завтра будет хорошая. Можно будет и на базар пойти.

«К Валерке сбегаю, – решил Алька. – У него и договоримся насчет базара».

Завернув с чисто вымытой дождем кирпичной дорожки к зеленому крылечку, увитому плющом, Алька в глубине сада заметил Петра. Тот был в расстегнутой клетчатой рубашке, босой. Ходил между деревьями, глядел куда-то вверх.

– Что это Петр там делает? – войдя в комнату Валерки, спросил Алька и показал глазами на окно, выходившее в сад. – Ходит будто пьяный.

Валерка чистил аквариум.

– Куда, тварь, суешься! – ругнулся он на проворного гуппенка, собиравшегося было вместе с грязью нырнуть в резиновый шланг. – Сам ты пьяный! Деревья смотрит. Хорошо, что без града обошлось. Все бы яблоки посшибало.

– А у нас крыша протекла. Этих ведер с чердака носил, носил…

– Известно, протечет, – наставительно заметил Валерка. – Крышу-то, поди, вовремя не покрасили…

– На базар завтра собираешься? – Алька поспешил перевести разговор на другое. Даже подосадовал, что заговорил о крыше. Валерке только подкинь такую тему! Как же, ткнуть кого-то носом в бесхозяйственность – это хлебом его не корми. У них-то крыша не потечет. Хозяева!

– На базар? Обязательно, – сказал Валерка и вынул из воды трубку. – Вычищу все аквариумы, потом отловлю штук шестьдесят и пораньше – ходу! Ты тоже с вечера приготовь. Ждать не стану. Начнешь возиться… А дождь прошел – это хорошо. Мать с утра не пойдет продавать клубнику. А то бы и меня заставила. Охота была. Время потеряешь, а выручка – ей…

Хлопнула входная дверь, и в комнату вошел Петр. Он по-прежнему был бос. Белые большие ноги его оставляли на полу влажные следы.

– Ну, считай, легко отделались, – приглаживая набок волосы, проговорил Шмаков. – Жалко вот, полгрядки огурцов смыло. Клубнику размотало, с грязью смешалась. Да бес с ней. Клубники нынче у всех навалом, совсем цену сбили. А дождь – отменный. Всем дождям дождь. Насквозь промочило. Теперь все из земли попрет – не удержишь… К базару готовишься? – спросил он брата.

– Сам видишь, – ответил Валерка. – Подрос товар.

– Поди уж поднакопил кое-что, а? – прищурился Петр.

– Есть немного, – уклончиво сказал Валерка.

– Знаю тебя, сквалыгу, – немного! Сколько?

– Все мои. – Валерка явно темнил. Чтобы уйти от этого разговора, вдруг оживившись, сказал: – У соседей-то, слышишь, потекла крыша. Весь чердак залило.

– Не весь, – уточнил Алька. – В одном месте текло. Сильно, правда. Одиннадцать ведер вынес. Да Елена Сергеевна еще…

– Это та самая? – с интересом спросил Шмаков. – Мать Вадима? И как она, хозяйничает?

– А чего ж, хозяйничает, – ответил Алька и вздохнул, хотя вздыхать-то, в общем, ему было без надобности. Просто он понимал: Петру неприятно, что мать Вадима живет у них в доме, заботится о еде, продуктах, убирает в комнатах, даже ведра вот с чердака таскала.

Петр подошел к аквариуму, долго, с минуту, смотрел сверху на плававших рыбешек.

– Значит, у вас все в порядке? – спросил, не оборачиваясь. Но все равно Алька тотчас догадался, что вопрос обращен к нему и касается Елены Сергеевны. Выдумывать чего не было Алька не стал:

– В порядке. Пирожков сегодня испекла. Вкусные.

– О сыне что-нибудь рассказывала?

– Так… немного, – замялся Алька, сам не понимая, отчего ему неприятно отвечать на этот вопрос.

– Прохудилась, говоришь, крыша?

– И потолок протек.

– Чинить надо, – сказал Петр. – Не годится так.

– Не годится, – согласился Алька.

Шмаков вышел и вскоре вернулся уже в ботинках, в рабочей куртке. В руке держал сумку, в которой виднелись клещи, молоток, кусок жести, еще что-то.

– Идем, покажешь, что там за авария.

Прямо из коридорчика, не заходя в комнаты, Петр стал подниматься по лестнице на чердак. Старые деревянные ступени ахнули, заскрипели под его тяжелыми шагами. Алька начал рассказывать, откуда и как текло, но Шмакову объяснять ничего не надо было. Открыл чердачное окно-заслонку, подпрыгнул и легко выбросил свое большое тело наружу, на гулкую железную крышу.

Не менее получаса он что-то оглушительно подбивал молотком, пилил, снова стучал. Под его ногами крыша стонала, скрипела, грохотала. Альке поминутно казалось, что листы железа – если они к тому же так проржавели – не выдержат его веса и Петр провалится на чердак. И Елена Сергеевна боязливо поглядывала на грохочущую крышу. На ее вопрос, что за мастер и почему он пришел, Алька ответил как можно короче, избегая всяких подробностей: сосед, мол, хороший человек, уже не раз помогал им в хозяйстве.

– Ему, что же, заплатить надо за ремонт? – спросила Елена Сергеевна.

– Не знаю. – Алька и в самом деле не знал этого.

Елена Сергеевна спустилась с чердака и, открыв дверь в переднюю, стала ждать окончания работы. Вскоре стук прекратился, и ступеньки снова жалобно заскрипели под ногами мастера.

– Здравствуйте! – выйдя в коридор, сказала Елена Сергеевна. – Большое спасибо. Вы так любезно откликнулись на просьбу Алика.

– Да он и не просил меня. – Шмаков холодно рассматривал уже немолодую женщину с густой сединой в волосах. Культурная. С обхождением. Тем более надо сразу все расставить по местам. Петр положил сумку с инструментом на ступеньку лестницы, засучил рукава куртки. – Руки бы мне помыть…

– Пожалуйста, – засуетилась Елена Сергеевна, – на кухне вода, мыло…

– Знаю, – коротко молвил Петр.

Елена Сергеевна принесла из ванной комнаты чистое полотенце, повесила перед Шмаковым.

– Простите, ремонт что-то стоит? Сколько надо заплатить?

Петр тщательно намылил руки.

– Я же сказал: меня не просили. – Он смыл под струей хлопья пены и добавил: – По-родственному, так сказать, откликнулся… Извиняюсь, вас Елена Сергеевна величать?.. Так вот, Елена Сергеевна, чтобы все было ясно: хозяйка этого дома, Кира Павловна, – моя невеста. Так-то, невеста! – со значением повторил Шмаков и снял с гвоздя полотенце.

Алька не заметил, чтобы в лице Елены Сергеевны что-то изменилось или дрогнуло, и все-таки ему было жалко ее.

День 118-й

Июльский номер журнала Алька просматривал нарочно медленно, страницу за страницей. Перевернет лист и смотрит – справа, потом слева. И здесь нет? Что ж, пойдем дальше. Новый переворачивает лист…

Почтальоншу – полную девушку с кожаной сумкой на плече – увидел из окна. Увидел, как подошла к калитке, что-то опустила в ящик. Он сразу подумал о журнале. Если бы не цветы, густо разросшиеся по всему палисаднику, он бы не испугался, сиганул прямо из окна. Подумаешь, какие-то два метра! Из-за цветов не прыгнул. Жалко, сам же с тетей сажал весной. И поливал не раз…

Да, не напрасно ходил он тогда в почтовое отделение, платил деньги. Согласно квитанции, он со второго полугодия являлся подписчиком журнала «Пионер». И вот дождался: свежий июльский номер у него в руках.

Все меньше и меньше остается страниц. Вот и последний лист. Обложка… Собственно, почему он ожидал, что опубликуют в этом номере? Ведь в письме сообщили: «В одном из ближайших номеров». Значит, не обязательно в этом. Наверное, в следующем.

Алька, как мог, успокаивал себя, все-таки ему было обидно: чего только не напечатано в журнале, а его небольшого рассказика, такого хорошего и веселого (недаром всем ребятам понравился), в этом номере нет.

Нет, так будет! Алька бросил журнал на стол – потом почитает. Открыв ящик шкафа, он достал голубые ласты, маску с овальным стеклом и пластмассовую трубку для ныряния.

– Елена Сергеевна, – заглянул он в дверь кухни. – Я – на речку.

– И к обеду не вернешься?

– Так ведь речка… – виновато сказал Алька.

– Понимаю, понимаю. – Она часто закивала. – Только хочу напомнить, что первая кожа у тебя пузырями уже сошла. Вторую начнешь?

Алька рассмеялся. Веселая Елена Сергеевна, как скажет – хоть падай!

– К обеду постараюсь прийти.

– А бутерброд все же заверну. Сама помню: аппетит на реке – хоть собственные тапки кусай…

За Валеркой можно не заходить – вчера еще сказал, что утром с матерью пойдет на базар. Но Алька на всякий случай зашел. Напрасно, конечно. Бабушка (она сидела у открытого окошка и что-то вязала) подтвердила: помогает матери продавать клубнику.

«Заездили беднягу», – посочувствовал Алька и отправился на речку. А Валерка освободится – сам прибежит. Дорогу знает.

Пляж длинный, на целый километр тянется, а народу – вот удивительное дело – битком. Почти как в воскресенье. Выбрать площадку – в волейбол постукать – не так просто. Направо срежешь – кусты сплошняком, мяч не достанешь, налево срежешь – какой-нибудь дядька орет: «Места другого нет! Еще раз попадете – вилкой проткну!»

Нашли в конце концов площадку. Били и «резали» тугой мяч до тех пор, пока ладони не стали огнем гореть. И тогда лучший вратарь по кличке «Тигра» издал долгий, призывный вопль, и ребята всей бронзовой орущей ватагой кинулись в воду.

Алька заплыл на середину реки, перевернулся на спину, и от яркого солнца, приятной усталости и блаженства, которое ощущал каждой жилкой своего тела, раскинул руки по сторонам, зажмурился. Полежав так с минуту, он вспомнил о ластах и маске, поплыл обратно и тут на желтом песке среди ребят увидел и тотчас узнал Толика Белявкина. Значит, Толик вернулся из лагеря? Ну, ясно – в первую же смену ездил. Алька обрадовался. Он совершенно забыл о том глупом недоразумении, из-за которого Толик, вероятно, и не зашел в последний день перед отъездом в лагерь проститься с ним. Алька обо всем сейчас забыл. Да и что там помнить! Ерунда какая-то! Главное, что Толик вернулся. Толик – самый лучший его друг.

Но не успел Алька выскочить на берег, как рядом с ним, подняв тучу брызг, плюхнулся в воду Валерка. Он схватил Альку за ноги, поволок на дно. На Валеркином широком, чуть рябоватом лице сияла такая улыбка, точно он минуту назад проверил таблицу денежно-вещевой лотереи и узнал, что выиграл мопед «Верховина-3».

Алька выплюнул воду:

– Нахлебался из-за тебя… Летишь как очумелый! Не смотришь!

– Поплыли! – Валерка нисколько не обиделся. – Догоняй! Живо! Что-то скажу!

– Да я только оттуда, – вяло сказал ему вслед Алька (будто Валерка мог услышать его!). Покосился Алька на берег, отыскивая глазами Толика, не нашел и, взмахнув руками, поплыл за Валеркой. Любопытно все же, что за экстренное сообщение у него.

– Ну, рассказывай, – подплыв к приятелю, сказал Алька.

– Два ведра клубники продали… – Валерка похлопал ладонью по воде, подмигнул Альке.

– Про это и хотел сказать?

– Обожди. – Валерка засмеялся и с удовольствием добавил: – Мать просчиталась в килограммах. Трешку зажилил. Все не даром таскался по такой жаре.

Алька погрузил лицо в воду. Обвел глазами зеленоватую расплывчатую глубь. В маске хорошо смотреть. Уж лучше маску с трубкой да ласты надел бы, если к Толику не пошел. Поплавал бы вволю. А тут зачем поплыл? Про зажиленную трешку слушать?

– Поздравляю с трешкой! – сказал Алька. – Все у тебя? – И поплыл к синему грибку, где в кучке лежала его одежда.

– Да обожди! – с шумом засопел сзади Валерка. – Самое главное не знаешь… Чего, думаешь, задержался так долго? У магазина стоял. Глядел, как стекла привезли и сгружали…

Это было уже интересно. Алька опустил ноги вниз и, отталкиваясь ладонями, принял вертикальное положение. Лишь голова торчала из воды.

– Много стекол?

– Два ящика. – Валерка, отдуваясь, пустил изо рта фонтанчиком воду. Сказал заговорщически: – Точно: будет чем поживиться. Ящик, когда краном зацепили, поставили на землю, а потом к стенке хотели прислонить. Как пустили трос, ящик трах одним углом о стену! А рабочий как заорет: «Вира! Руки деревянные! Разбить хочешь?» Точно: кокнули стекла. Я даже слышал!

– Слышал? – переспросил Алька.

– Факт! – подтвердил Валерка. – Видел бы, как саданули!

– Ящик открыли? – спросил Алька.

– Сам думал, что откроют. Не стали. Ушли и будто забыли… Теперь – не пропустить. Поживимся! Упрошу братуху – еще аквариумов наделает.

От такой длинной речи Валерка вконец устал. Окунув голову, тряхнул рыжеватыми волосами и поплыл к берегу.

Из воды они вышли вместе. Уставший Валерка положил руку Альке на плечо и, обернувшись к нему, снова принялся что-то толковать о стеклах. Но Алька не слышал, не понимал, что говорит приятель: он вдруг увидел Толика. Тот лежал на песке в нескольких метрах от них. Толик, видимо, давно наблюдал за ними и потому, едва заметив, что Алька увидел его, он тут же отвернулся и с безразличным выражением на лице стал смотреть куда-то в сторону. Ни улыбки, ни кивка головой.

Алька все понял. В его памяти тотчас всплыл тот нелепый случай, который произошел накануне отъезда Толика в пионерский лагерь. Сомнений не было: Толик обиду не забыл, все помнит. А тут еще Валерка со своими руками! Вот кто, выходит, лучший друг его – Валерка.

День 120-й

На рыбьем базаре Алька становился своим человеком. Даже краснолицый старик со шрамом на щеке, завидя его, манил к себе корявым пальцем:

– Вставай рядком. Место тебе держу.

Алька не мог понять, чем расположил к себе старика. Лишь недавно тот раскрылся. Доверительно сообщил Альке:

– Братень у меня в Сызрани. Гришуха. У него тоже вот внучонок, значится, дюже на тебя схожий. Бедует хлопец. Отца на железной дороге зарезало. Выпимши шел. А Гришуха, братень мой, уж второй год как сидит. По 154-й, за спекуляцию.

«Ничего себе, – подумал Алька, – компания!» И попробовал чуть отодвинуться от старика. А куда отодвинешься? По другую сторону – Валерка, за ним – еще продавцы. Да и чего тут обращать внимания на какого-то старика? Здесь не зевай, лови момент, смотри, чтоб настоящего покупателя не проворонить.

Это не просто – торговать. Конечно, отдать товар за бесценок, как раньше делал, и дурак сумеет. А вот удержать покупателя и продать выгодно – в этом искусство. У Альки хорошо получалось. Вел себя по обстановке: одному рассказывал, как лучше содержать рыбок, с другим не стеснялся пошутить или удивить какими-нибудь сведениями, вычитанными из книжек:

– Лира, или, как по-научному, черная молли. Родина Центральная Америка. В Гондурасе водятся, в Гватемале. Там их полно, хоть задаром бери, да провоз дорогой. На самолете лететь.

Ничего вроде такого и не сказал, ну, пошутил немного, а помогало. Рыбок его покупали охотно.

– У тебя, Лексей, рука легкая, – говорил ему старик, у которого брат сидел за спекуляцию. – Далеко пойдешь, если… – старик подмигивал ему сразу обоими глазами, – если не сядешь низко.

От его похвал Альке становилось не по себе. И какие-то намеки еще – низко сядешь… Куда сядешь? Как братень, что ли, его Гришуха?

Распродав рыбешек, Алька не спешил идти домой. Толкался среди любителей, бывало, и свое слово вставлял, а больше слушал, прикидывал. Вот черные телескопы. Если, например, завести этих рыбок, то очень прилично можно заработать. Заманчивое дело, но сколько, говорят, возни с ними! И получится ли? Тут и жесткость воды надо как-то определять, особое освещение, специальные аквариумы…

Возвращаясь с Валеркой домой, они подсчитывали выручку, досадовали, что денег для покупки облюбованных вещей пока маловато. Правда, Алька до сих пор не мог решить, какую же вещь больше всего хочется ему приобрести. Ладно, за этим дело не станет. Главное – накопить. Побольше…

Дома (в который раз!) Алька освободил пуделя от шелкового банта-ошейника и одну за другой затолкал в щель бумажные ассигнации. Туда же, не звякнув, последовали и серебряные монеты. Сначала – в прошлые разы – Алька колебался: бросать ли туда монеты, а потом решил – ничего страшного нет. Если тетя Кира будет вытирать на пианино пыль и обнаружит в собаке деньги, что ж, пусть. Все равно уже знает, что он бывал на базаре, что даже каких-то своих рыбок то ли кому-то поменял, то ли продал за деньги. А как было скрыть? Никак. Алька немножко темнил, боялся сказать всю правду. Но когда-то надо говорить. А то здорово получится: вдруг куча денег у него оказалась. Объясняй потом, вывертывайся!

Алька снова завязал бант, поднял копилку. Вроде тяжелей стала? Еще бы, рублей на пять набросал серебра. Он потряс пуделя. Ишь, голос подает. Не лает – звякает. Сколько же там всего? Точно Алька не помнил. Во всяком случае, на фотоаппарат «Зоркий-4», пожалуй, хватит… «Хорошо, когда деньги есть, – подумал Алька. – Когда много».

Поставив пуделя на место, он вышел во двор. Елена Сергеевна сидела под деревом в шезлонге и читала журнал «Пионер». Эх, если бы напечатали сейчас рассказ! Вот бы удивилась!

– Тетя Лена… – Алька впервые так назвал Елену Сергеевну, сам удивился – отчего вдруг такое сказалось? Выговорил и смутился, замолк.

– Ты что-то хотел спросить, Алик? – Она будто и не заметила необычного обращения к ней.

– Тетя Лена, – повторил Алька, – а где сейчас ваш Вадим? Все на Севере?

– Уже три года. Скоро возвращается… Буквально на днях должен выехать.

– А он кем работает на Севере? Как и здесь – художником?

– Нет, автомехаником. Он же слесарем на автобазе начинал. Потом уж, после областной выставки, когда похвалили его картины, бросил эту работу. На живопись перешел. – Елена Сергеевна закрыла журнал, вздохнула. Алька знал, отчего она вздохнула. Тогда-то Вадим и познакомился с тетей Кирой. Тогда и поженились. А что из этого вышло?

– А много он зарабатывает денег?

– Да я и не знаю толком, – не удивившись странному вопросу Альки, ответила Елена Сергеевна. – Я думаю, прилично получает. На Севере хорошо платят. Мне вот тоже присылает. Два раза писала ему, что не надо и пенсии, мол, хватает, нет, не слушает. Каждый месяц перевод приходит… Ой, Алик, забыла сказать: письмо же тебе! На кухне лежит.

– С иностранными марками? – тотчас спросил он.

– Нет, по-моему… Обыкновенный конверт.

Про «обыкновенный конверт» Алька уже не слышал – взлетев на крыльцо, скрылся в коридоре. Действительно, марка наша. Даже не марка, а только изображение ее. На конверте отпечатано. 6 коп. Авиа. Обратный адрес: Ялта, улица, дом. Какая-то подпись неразборчивая. Ко… Котова. Это же Динка Котова!

Обрадованный Алька надорвал конверт. Письмо и фотография. Динку он сразу узнал, хотя и была она в купальнике и белой шляпе, махрами свисавшей на глаза. Голову Динка подняла, смотрит на Альку и смеется. Чуть в отдалении лежали на камнях двое пацанов. Один голову положил на руки, только затылок виден. Второй камушки на ладони подкидывает. Тоже глаза на Альку скосил. Этого Алька хорошо рассмотрел. Плавки в клетку, с нашитым кармашком. На руке – светлая полоска, не иначе, как от часов. Ишь, парнишка, может, на год всего старше Альки, а часы! И чего это он возле Динки устроился? Пижон!

А ну-ка, не прояснится ли что из письма?

«Алик, шлю тебе горячий привет с берегов солнечного Крыма! Прости, что не написала раньше, некогда было. Мне здорово повезло в этом году. Мой родной дядя получил в Ялте квартиру и пригласил меня на все лето.

Каждый день хожу на городской пляж. Как здесь чудесно! Загораю. Уже есть подружки. (В этом месте Алька невольно подумал, что подружек на фотографии не заметил. Ага, вот – и о друзьях.) Познакомилась и с некоторыми мальчиками. Кстати, на этом снимке двоих из них ты видишь. Олег (лежит) и Гарик (сидит). Хорошие мальчики. У Гарика папа работает инженером в городе Норильске. Гарик очень добрый, совсем как ты. («Хоть на этом спасибо!» – подумал Алька.) И все, что я скажу, он выполняет. Вчера Гарик целый час нырял – доставал красный камешек, который я нарочно бросила в море. Все-таки достал. Этот камень я тебе обязательно покажу. («Захочу ли я смотреть на него!» – скривился Алька.) Между прочим, у Гарика есть сберегательная книжка. Он показывал мне. На ней лежит 38 рублей 41 копейка. («Уморила! – Алька едва вслух не рассмеялся. – Самого Рокфеллера встретила!») За эти три недели я загорела, как индианка. Ты бы меня не узнал. («Еще как узнал!») А ты как проводишь время? Я надеюсь, что мое письмо не останется без ответа. Правда?.. Твоя одноклассница Диана Котова».

Алька решил, что ему не стоит обижать Динку. Хотя из-за этого Гарика и можно было бы… Да ладно, плевать ему на какого-то Гарика! Значит, просит ответить? Изволь! С удовольствием! Что написать – найдется! Побольше, чем у нее. А то увидела тридцативосьмирублевого Гарика и – ах! – чуть не влюбилась.

Сообщив о всяких интересных новостях (тетя Кира уехала в ГДР; недавно прошел такой дождина, что чуть потоп не случился; в последнем матче Алька забил классному вратарю Тигре четыре гола), Алька подошел к самому главному.

«Пусть этот Гарик твой не больно выставляется! – написал Алька. – Тоже мне, миллионер Рокфеллер! Мой лохматый пудель (помнишь свой подарок?) и побольше имеет, да не хвастается!»

Напоминать Динке о том, что он тоже является ее одноклассником, Алька не стал. Написал прямо, мужественно и честно: «До скорой встречи, индианка! Твой верный бледнолицый друг Алексей Костиков».

Заклеив двойной листок в конверт (тетя Кира перед отъездом целый десяток конвертов купила), Алька надписал адрес и побежал бросить письмо на почту.

И только он опустил письмо в синий ящик – на другой стороне улицы увидел Валерку. Он сразу подумал, что Валерка ходил узнавать о стеклах. И не ошибся.

Валерка беспомощно развел руками:

– Стоят еще, не открыты.

– Кто же будет в воскресенье открывать ящики? – резонно заметил Алька. – А вчера суббота была – тоже день нерабочий.

– Сам знаю. А вдруг, думаю, уже открыты. Зачем же тогда привезли в пятницу?..

Вникать в производственные планы строителей Альке показалось делом безнадежным. Сунув три копейки в автомат, где светились буквы «Лимонная», он подождал, пока последние капли упадут в стакан, и с наслаждением выпил прохладный вкусный напиток. И Валерка порылся в карманах. Пятачок у него был, а трешки не оказалось.

– Одолжи, – сказал он.

– На стакан, два? – погремел Алька медяками.

– Одного хватит. Сейчас и отдам. Сдача с пятака найдется?

– А как же, – сказал Алька. – Вот тебе и двушечка. За пирожки я с тобой расплатился. Помнишь?

– Все в порядке, – подтвердил Валерка и поднес ко рту стакан с «лимонной».

Приятели были вполне довольны друг другом. Все у них точно, никаких обид и претензий. Деловые люди.

– А Вадим-то, знаешь, – Алька лихо зафутболил под колеса мчавшейся машины стаканчик от мороженого, – на Севере Вадим работает. Большие, наверно, деньги заколачивает.

– Да ну? – Валерка даже остановился. – На Севере?

– Автомехаником.

– Тоже, значит, как и братуха, на машину копит, – сказал Валерка.

– Наверно, – подумав, согласился Алька и вспомнил о другой подробности: – Каждый месяц матери посылает деньги. Она в письмах пишет ему, чтобы не посылал, а он – ноль внимания, шлет и шлет.

– Каждый месяц? – переспросил Валерка. Он потеребил чуб, удивился: – Каждый месяц… Чудно! Просит не посылать, а он… Ведь на машину копит…

День 124-й

Первые дни Алька четко выговаривал: «Тетя Лена», а потом так привык, что стало получаться, как одно слово «Тетьлен».

– Тетьлен, – отправляясь в магазин, спрашивал Алька, – булочек каких купить?.. Тетьлен, масла двести граммов?..

А утром, в четверг, – новые заботы: сразу две самочки вывели мальков. Елена Сергеевна первая заметила прибавление:

– Алик! Иди-ка скорей сюда!

Алька, умывавшийся в ванной комнате, всполошился – очень уж голос у тети Лены тревожный. Не сполоснув с шеи мыло, прибежал на зов.

– О-о! Здесь, Тетьлен, дело пахнет керосином.

– Что такое?

– Вчера вечером в футбол заигрался – рыбок забыл покормить. Голодные. Сейчас на мальков начнут охоту. Такие тигры – никого не пожалеют!

Алька схватил сачок.

– Тетьлен, мне бы чашку. В буфете. И воды в нее налейте… Здесь, в аквариуме, возьмите воду…

Елена Сергеевна помогала с большим удовольствием. Надев очки, она то и дело подсказывала Альке:

– Еще один! Вот с этой стороны, в кустике…

Из-за «охоты» на мальков завтракать сели в одиннадцать часов.

– И куда же ты деваешь своих рыбок? – нарезая батон, спросила Елена Сергеевна. – У тебя и сосчитать их невозможно. Столько развелось.

– Известно куда – на базар, – довольно беспечно ответил он.

Елена Сергеевна словно забыла, что резала хлеб. Так и застыла с ножом в руке.

– Еще можно в зоомагазин сдавать, но у нас не принимают. Только у взрослых. Паспорт нужен… Тетьлен, да вы не смотрите на меня так. На базаре многие мальчишки продают рыбок. И зелень для аквариумов продают, улиток. А что делать? Куда девать?

– Значит, у тебя свои деньги есть?

– Есть немножко… – чуть замялся Алька. А потом, вспомнив о Гарике из Норильска, добавил: – А что такого? Некоторые ребята даже свои сберкнижки завели.

– И куда же тратишь свои деньги? – Видно, Елену Сергеевну всерьез заинтересовали Алькины капиталы.

– Пока не трачу, – признался Алька. – Коплю. Хочу фотоаппарат купить.

– Алик… – Елена Сергеевна пристально посмотрела на него. – А не боишься, что жадным станешь?

Об этом Алька никогда не думал. Жадным? Но почему?.. Нет, глупости! Ничего он не жадный. Если тетя Кира захочет, он все деньги может ей отдать. Ну, пусть не все, а половину отдаст.

– Не, не! – категорически замотал он головой. – Не стану жадным. Вам одолжить?

– Одолжить… – грустно произнесла Елена Сергеевна.

– Ой, Тетьлен, я хотел сказать: вам нужны деньги?.. Насовсем.

– Спасибо, у меня есть…

Вообще разговор был интересный. Алька не стал бы уклоняться от него. Тем более с тетей Леной так легко обо всем разговаривать. Он бы охотно поговорил, да Валерка (вечно он появляется не вовремя!) помешал. Влетел, будто кто за ногу его укусил.

– Давай лопай живей! Ящик сегодня будут открывать. Сам сейчас слышал.

Какой уж тут разговор! Поел кое-как и на улицу.

Прибежали вовремя. Двое рабочих ломиками отбивали на громадном плоском ящике поперечные доски.

– Сейчас поживимся! – потирая руки, приговаривал Валерка. – Как раз этот ящик и кокнули. Точно слышал: звякнуло там. Будь здоров саданули!..

Гвозди противно визжали – никак не хотели вылезать из досок. Но рабочие были умелыми мастерами. До черноты загорелый парень в выцветшей майке ловко подцепил шляпку гвоздя кривым, с узким разрезом концом ломика и, как ни сопротивлялся железный упрямец, вытащил его на белый свет. А потом – еще гвоздь, еще… И наконец вся широченная боковина стала медленно отходить в сторону. Рабочие оборвали бумагу, и взору ребят, с жадным нетерпением ожидавших результата, открылось чистое, зеленовато-голубое полотно стекла. Ни одного осколочка, ни единой трещины.