Текст книги "Возвращение чудес"

Автор книги: Владимир Крышталев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Мой "альтер-эго" в бессилии развел руками:

– Ну, так нечестно. И ты туда же! Ни одного нормального человека на всей яхте! Все то кроликов достают из шляпы, то еще хуже.

Он охватил реющую грушу и потащил ее к свисающему с потолка обрывку цепи. Пристроил крайнее звено на место. Теперь кожаный мешок снова висел, где положено, но в любой момент мог слететь опять. Следовало бы починить цепь, согнув и запаяв лопнувшее звено.

Едва Алексей об этом подумал, цепь натянулась и стала слабо потрескивать. С изумлением мой двойник наблюдал, как края звена сами собой сблизились, а потом и вовсе срослись намертво. Трещина исчезла.

– Послушай, – обратился Алексей к девушке, уже не скрывая восхищения, – раньше я не подозревал, что ты умеешь такое делать.

Наташа рассмеялась:

– А я и не умела. Я ведь тоже постепенно кое-чему учусь.

Мой двойник еще раз осмотрел цепь.

– Обидно чувствовать себя в числе отстающих, – признался он. – Моих силенок на такое не хватило бы. В течение всей своей жизни я чаще всего был первым, или одним из первых. А тут – увы! Досаждает сильно. Наверное, у меня успел выработаться комплекс чемпиона.

– О, это мне знакомо, – заверила его Наташа весело. – Я тоже всегда впереди. В учебе, в спорте, по всяким там мероприятиям. Это всегда приятно, если тебя отмечают, хвалят, награждают какими-то грамотками. Кстати, на моей яхте есть целая комната, где я собираю все свои награды. Хочешь покажу?

– Обязательно, – улыбнулся Алексей. – А яхта здесь? Если не ошибаюсь, ее зовут Блонди?

– Не ошибаешься, – девушка мотнула головой, из-за чего длинные волосы самовольно рассыпались по плечам. Вблизи локоны больше не казались черными даже на белоснежной ткани блузки. Они были красивого темно-коричневого цвета, и освещение зала зажигало в них блуждающие красноватые искорки. – Блонди здесь. Я не умею перемещаться, как папа.

Последняя фраза прозвучала как-то грустно, и мой двойник счел нужным заметить:

– Я тоже. Надеюсь, у нас с тобой всё впереди.

Наташа снова улыбнулась – на этот раз как-то загадочно.

Рассматривая ее лицо, Алексей вдруг понял, что ему отчаянно хочется обнять стоящую перед ним девушку. Она была намного младше его, но ее молодость лишь возбуждала. "Надо же! – подумал мой "альтер-эго", полушутя. – Что это со мной случилось? Улавливаю эманации ее сексуальности?"

Наташа уже давно сформировалась как женщина. Об этом молчаливо свидетельствовало что-то в выражении лица, зрелые формы тела, даже взгляд. Алексей непроизвольно поймал себя на попытках угадать, сколько парней уже было у симпатичной девчонки, стоящей перед ним. Современная мораль допускала свободную смену партнеров на протяжении всей жизни, если только союз не успевал обзавестись детьми, но допускать – не значит предписывать. И всё же… Три? Пять?

"Уймись! – одернул себя Алексей. – Тебе-то какое до этого дело? Небось, всех своих женщин за четыре десятка лет пересчитать поленишься? А к ребенку пристаешь…"

– Странное имя для яхты, – сказал он вслух, просто для того, чтобы что-нибудь сказать.

– А я воспринимала ее как подругу, – Наташа небрежно отбросила рукой мешающие волосы за спину, и они снова засверкали красноватыми переливами. – Папа мне ее подарил еще в средних классах школы. Я тогда была в жутком восторге: такая игрушка! Вообще я мечтала о каком-нибудь домашнем животном – о собачке, хомячке. Но это оказалось лучше! С Блонди можно было поболтать, она знала обо всем на свете, понимала шутки. Я воображала ее сверстницей с большими голубыми глазами и золотистыми волосами, собранными в короткий смешной хвостик. Отсюда и взялось имя.

Она пожала плечами, словно подводя черту своему объяснению.

Ее смуглая, покрытая ровным загаром кожа казалась мягкой и безукоризненно чистой. Алексей понял, что уже некоторое время рассматривает шею своей собеседницы. Красивое женское тело всегда было предметом его восхищения… но следует, впрочем, соблюдать кое-какие условности.

Резко подпрыгнув, он в развороте достал ногой только что подвешенную грушу. Глухой удар разнесся по залу. Цепь натужно заскрежетала, однако выдержала.

– Хорошо висит, – признал Алексей, оказавшись снова на ногах. – Значит так. Сейчас я иду в душ, переодеваюсь, а потом уже все остальные разговоры. Добро, Наташа?

– Конечно, – кивнула она с улыбкой. – Я подожду тебя здесь.

Принимая душ, мой двойник думал всецело о гостье. Он знал, что Наташа учится в том же университете, который когда-то посчастливилось закончить ему. На "Аркадию" она приезжала нечасто: помехой были огромные расстояния. Клод любил гонять свой левиафан по окраинам, куда почти никто не забирался, Паэна же находилась ближе к центру цивилизованной галактики.

Вероятно, в университете начались каникулы, и Наташа решила навестить отца. А заодно и старых приятелей.

В первые их встречи Алексей не обращал на девушку особого внимания. Тогда было много других отвлекающих факторов. После побега с Земли события замелькали чередой, едва ли не каждый день выяснялось что-нибудь новое, и всё это действовало ошеломляюще. Но теперь жизнь моего двойника стала более чем спокойной. Порой он проводил целые дни в полном одиночестве. Такая обстановка необычайно обостряла восприятие… и жажду общения.

Изголодавшись по новым лицам, он был искренне рад приезду Наташи. Более того, он был готов расцеловать ее за то, что она решилась на столь долгое путешествие. И сейчас, стоя под струями воды, Алексей понял, что чувствует небывалый подъем. Весь мрачный осадок впервые за много дней полностью вымыло из души. Дурные предчувствия наконец оставили моего двойника.

***

Граф де Льен с немалым удивлением обнаружил, что все еще жив. И даже невредим.

В момент выстрела он прыгнул в сторону, стараясь повернуться к стреле боком и по возможности уйти из опасного сектора, но его движение не было достаточно быстрым. Жерар знал это заранее и на многое не надеялся. Сохранить жизнь – уже само по себе большая удача.

Теперь он лежал на земле и понимал, что стрела пролетела мимо. Такого не могло быть: граф видел положение лука во время выстрела. Рука де Лири не дрогнула. А значит, произошло нечто маловероятное. Очень маловероятное.

Жерар убедился в этом, едва подняв взгляд. Стрела находилась здесь, почти прямо над ним. Она торчала в нижней ветке дерева. Хороший стальной наконечник без остатка ушел в древесину. Но самое странное заключалось в том, как она торчала. Ее оперенье было направлено строго к земле!

Такое впечатление, будто в самый последний момент стрела вопреки всем законам резко отклонилась от своего пути и полетела в небо.

Граф не успел додумать эту мысль. Его внимание было привлечено происходящим.

Незнакомец, окликнувший де Лири, застыл на краю прогалины. Кажется, он не прихватил с собой оружия, хотя его одежды указывали на знатное происхождение. Тем не менее, стоял он спокойно, глядя на своего вооруженного противника безбоязненно, с легким насмешливым прищуром.

Молодой барон только начал понимать, что его выстрел не достиг цели. Рука метнулась к колчану, зазвенела тетива, и еще одна короткая стрела устремилась вперед.

Незнакомец не пошевелился. Лишь уголки его губ чуть-чуть сдвинулись, обозначая улыбку.

– Ты всегда так реагируешь на просьбы? – поинтересовался он у парня. – Н-да, наверное, недостаток воспитания.

Глаза де Лири расширились. Отрывистыми, нервными движениями он выхватил третью стрелу. Снова звон тетивы. И почти сразу же откуда-то сбоку – характерный звук попадания в дерево.

– Ну достаточно! – заявил незнакомец с жесткими нотками в голосе. – Брось лук!

Де Лири не слушал. Он уже тянулся за четвертой стрелой. Его пальцы отчетливо дрожали, однако парень все-таки собирался стрелять.

Незнакомец покачал головой:

– Герой. Брось лук! Мои руки пусты – значит, пришел с миром. Я, собственно, только хотел поинтересоваться…

Тут молодой барон вскрикнул и отбросил свое оружие. Жерар увидел, почему. Лук безо всяких видимых причин загорелся – сразу и весь.

Жалобно пропела свою последнюю песню лопнувшая в огне тетива. Дуга резко дернулась, разогнувшись. Во все стороны полетели искры.

И почти сразу же самопроизвольный костер погас. Словно, испортив оружие, он вполне насытился.

Де Лири схватился за рукоять меча. Сталь тихо вжикнула, выпархивая из ножен. Парень сделал шаг вперед, принимая боевую стойку.

– Я не буду устраивать дуэли с тобой, – сказал незнакомец, который так и не изменил своего положения. Острие меча теперь подрагивало в каком-то шаге от его груди. – Ты хочешь напасть на меня, безоружного?

– Ты колдун, – выдавил из себя де Лири, пытаясь облизать пересохшие губы.

– А ты – палач, – еще жестче, чем прежде, ответил незнакомец.

Каким-то образом он сумел подобрать такой тон, что сказанная фраза проняла даже графа де Льена. Парень же дернулся от этих слов, как будто его ударили.

– Ну вот, – продолжил незнакомец, – мы обменялись ярлычками. Впрочем, я не прав. Ты – наследный дворянин, променявший доблесть битв на черную работу ночного убийцы. Как можно назвать того, кто прячется за маской друга и тайно готовит нож? Работа палача честна, в ней нет лицемерия, лжи, обмана, недомолвок. Ты не палач. Это – хуже.

Де Лири стоял, как вкопанный. Он не нападал, хотя противник был открыт, и хватило бы единственного движения. Вместо этого парень пробормотал:

– Он предатель.

– Еще один ярлычок, – отметил незнакомец. – В чем он тебя предал? Тебя лично?

Молодой барон сглотнул. Графу казалось, что парень давно бы перерезал неожиданной помехе горло, однако сейчас его удерживал страх. Де Лири боялся, что старый добрый меч против незнакомца тоже окажется бесполезным.

– Не меня, – услышал де Льен. – Моего короля.

– И ты видел это предательство своими глазами?

Тишина. Где-то неподалеку задорно чирикнула какая-то птичка, ей ответила другая, затем чириканье удалилось. Опять тихо.

– Молчишь, – произнес незнакомец. Теперь он говорил просто, без нажима. – Ты думаешь, вы здесь изобрели какой-нибудь новый метод. Разочарую тебя. Неугодных людей объявляли предателями в сотнях миров и на протяжении тысячелетий. Они не были предателями на самом деле, они просто становились лишними. Но поверивший в клевету – такой же преступник, как и придумавший эту клевету. А грех убийства остается грехом.

– Ты колдун, – зачем-то повторил парень.

– Нет.

Голос незнакомца прозвучал так, что граф сразу принял сказанное всем сердцем. Жерар никогда не встречал настоящих колдунов, способных творить хотя бы что-то подобное увиденному сегодня, однако представлял их совсем другими. Злыми, коварными, в черных плащах, с набором магических принадлежностей: высушенных жабьих лапок, пауков и прочей мерзости, без которой никакого колдовства быть не может. А этот человек был открыт… и чист. Он не заколдовывал стрелы – те сами улетали прочь. Так, словно попросту не смели к нему прикоснуться.

Незнакомец тем временем продолжил:

– Силы, которые оберегают меня, проще и выше колдовства. Ты видишь это сам. Твоя душа различает добро и зло. Она чувствует правду. Убери меч.

Он сказал это просто, без приказа. И де Лири послушался. Лезвие дрогнуло, опускаясь, а затем оружие вовсе вывалилось из руки.

С изумлением граф де Льен увидел, как человек, пытавшийся его убить, рухнул на колени и зарыдал.

11 глава.

В жизни всегда все делается не так, как планируешь. Ну откуда я мог знать, что увижу в лесу банальное грязное убийство?

Догадаться, что к чему, было легко, даже не прибегая к телепатии. Убирать ненужных людей начали задолго до моего рождения, особую фантазию при этом проявлял мало кто, и потому мне хватило одной услышанной фразы. "Здесь ничего личного. Я только выполняю просьбу короля", – сказал молодой парень, держащий своего собеседника на прицеле короткого лука. Хорошенькие просьбы!

Впрочем, я не торопился. Послушал еще, обдумывая свои дальнейшие действия. Броситься на парня сзади, сбить прицел? Вряд ли выйдет: он готов стрелять при малейшем подозрительном шорохе, а совсем уж бесшумно я не смогу подкрасться. Метнуть ему что-нибудь в темечко? Но под ногами – никаких камней. Да и опять же, он вполне способен выстрелить, теряя сознание.

Когда медлить больше стало нельзя, я сделал единственное, что смог придумать. Как можно более спокойным тоном я его окликнул:

– А можно тебя кое о чем попросить, мальчик?

Невозмутимость часто оказывает на людей удивительное действие. Она охлаждает слишком пылких, или взвинчивает бесстрастных. На мой взгляд, в данной ситуации только она одна могла сдержать готовую сорваться стрелу.

Я ошибся. Либо парень чересчур нервничал, либо здешние люди чем-то отличались от нормальных. Тетива была мгновенно спущена.

В этот самый момент мое внутреннее состояние как-то неуловимо изменилось. Я толком не понял, что произошло. На миг я как будто стал этой самой стрелой, ее полетом. Я ощутил заданный мне импульс и увидел цель впереди. А затем очень легко, без малейшего напряжения воли или чего там еще, одним лишь пожеланием, изменил траекторию смертоносного снаряда.

Через секунду мне пришлось проделать то же самое со второй стрелой. На сей раз летящей в мою грудь. Потом с третьей.

Именно во время этих молниеносных действий я в полной мере прочувствовал, что мои способности реальны. Это была уже не призрачная игра мысленного зрения, насчет которой никогда не скажешь точно, видел ты это или вообразил. Раньше я порой прорывался в мир чудес, делал что-то невероятное, но эти "проколы" не поддавались прогнозам, и после них всегда следовал откат назад, к прежнему состоянию. Я не мог произвольно управлять своими парапсихологическими способностями, а значит, на них нельзя было рассчитывать. Однако теперь следовало признать: длительные тренировки все-таки принесли пользу. Кое-чему я научился – и научился твердо.

Эта неожиданная смена точки зрения на самого себя привела к странному духовному подъему, но одновременно – к обособлению от людей, которые находились передо мной. У каждого из нас бывают моменты тщеславия. Стоит ли удивляться, что я – пришелец из куда более цивилизованного мира, да еще и со способностями, данными не каждому, – почувствовал себя неизмеримо выше остальных?

Какое впечатление это произвело в сочетании с моей неуязвимостью, я полностью осознал, лишь когда парень упал к моим ногам. Но давать задний ход было уже поздно.

– Поднимись, – сказал я с умеренным пафосом в голосе, одновременно размышляя о ситуации, в которую попал отчасти по своей вине, а отчасти – по воле обстоятельств. Ну что меня подтолкнуло вовсю демонстрировать чудеса? Чародеем я успел прослыть, еще когда был простым сельским знахарем и ничего экстраординарного не делал. А теперь эти двое меня точно записали куда-нибудь в ангелы Господни – с их-то религией.

Пути назад нет. После всего произошедшего я могу стать для них либо проводником доброй силы, что на небесах, либо исчадием ада. Tertium non datur^*, как говорили в старину. Это общество, насквозь пропитанное суевериями, не оставляет никаких разумных вариантов. Если за обычные дела я заработал славу колдуна, то шутки со стрелами и возгоранием лука явно передвигают меня в следующий разряд.

Н-да, Клод. Вот и я становлюсь богом.

– Поднимись, – повторил я, поскольку парень продолжал валяться и всхлипывать. – Я пришел, чтобы не допустить несправедливости. Граф де Льен – честный и достойный человек. Король обвинил его напрасно.

– Да… – послышалось от земли, где все еще ерзал молодой барон. – Да…

Интересно, с чем это он там соглашается? С тем, что король не прав?

– Поднимись, – еще раз произнес я. – Ты человек, а человеку не годится ползать подобно гадюке. Посмотри в мои глаза.

На третье приглашение парень все-таки отреагировал. Нерешительно встал, бросая на меня быстрые взгляды. Его лицо было в красных пятнах, а в уголках глаз все еще стояли слезы. Комедия, да и только! Как напроказивший ребенок, честное слово!

Да, но вот проступки у этого ребенка куда серьезнее обычных детских шалостей. Он пару минут назад собирался убить человека – и фактически сделал это. Тетива была спущена, а что я подхватил стрелу – уже другой разговор.

Кажется, я начинаю понимать точку зрения Клода насчет воспитания цивилизаций.

– В моих глазах и своей душе ты найдешь многие ответы, – продолжил я, выдерживая взятый тон. – Присмотрись и реши, что тебе делать дальше. Реши твердо, хочешь ли ты быть убийцей и брать на себя грех за погубленные жизни невинных. Или ты откроешь тот свет, что есть в тебе, – откроешь его этому миру, чтобы и мир, и ты стали лучше? В тебе силен голос тщеславия, но тщеславие рождает злобу и разочарование. Подлинная слава приходит со скромностью, а подлинное счастье – с добротой. Реши, какому пути ты будешь следовать. Что для тебя лучше? Не отвечай, мне не нужен твой выбор. Он нужен только тебе.

Парень топтался на месте, не осмеливаясь что-либо сказать. А я смотрел на него и пытался угадать, какими проблемами в будущем обернется для меня все это происшествие.

***

Когда Алексей вышел из душа, девушка все еще находилась в тренировочном зале. Она его ждала.

– Вот и я, – объявил мой двойник с улыбкой. – Извини, что заставил тебя томиться в одиночестве. Уже исправляюсь.

– Ничего, – улыбнулась и Наташа.

По-дружески они легонько пожали друг другу руки. Ее ладонь была теплой, а длинные красивые пальцы – немного прохладными.

– Пойдем в парк? – предложил Алексей. На всей огромной яхте это место он любил больше всего.

Наташа согласилась:

– Пойдем. Я давно уже не была в нашем маленьком заповеднике. Папа собрал там растения со всей галактики. Здорово получилось, правда?

– Да. Мне очень нравится.

Они поднялись на нужную палубу и вышли в парк.

Мягкая трава приятно ласкала босые ноги. На "Аркадии" Алексей совсем отвык носить обувь. Живя здесь безвылазно уже год, мой двойник с трудом представлял себе, как это раньше он соглашался каждый день надевать кроссовки, туфли или еще что-нибудь того же типа. Ходить босиком было куда проще. Да и удовольствия больше.

Наташа, очевидно, тоже разделяла этот взгляд. Темно-синие брюки покрывали ее ноги только до лодыжек, а загорелая кожа ступни оставалась на виду. Алексей обнаружил, что ему нравится наблюдать походку своей спутницы: смотреть, как маленькая ступня опускается на сочные зеленые стебли, как те пригибаются к земле, как легко покачиваются бедра в такт ходьбе, как вольно струятся по спине волосы, перетекая из одного положения в другое. Он едва не силой отрывал себя от созерцания, которое местами переходило рамки приличий. Ничего удивительного: Наташа в самом деле была красива по любым человеческим стандартам, а мой двойник ко всему прочему уже давно не видел женщин. За время пребывания на яхте Клода он общался только с Эвелин, да и то нечасто. Теперь около месяца назад Эвелин отправилась куда-то на помощь Марго, "Аркадия" опустела полностью, и один Бог знал, когда положение могло измениться.

– Ты меня изучаешь, – то ли вопросительно, то ли утверждающе сказала Наташа.

Они уже довольно долго шли молча. Алексей усмехнулся:

– Любуюсь. Ты не только сильнее большинства женщин. Ты еще и красивее.

Девушка чуть покраснела. Ее походка стала другой – сдержаннее, что ли?

– Ты говоришь это просто так, или потому что я тебе нравлюсь? – спросила она.

– Ну, если бы ты мне не нравилась, зачем тогда смотреть? – вновь усмехнулся мой двойник. – Нравишься.

– Очень?

– Очень.

– Тогда…

Наташа взяла его за руку, останавливая, и приблизилась вплотную. Алексей ощутил слабый аромат духов, исходящий от девушки. Сейчас ее лицо было серьезным, и даже каким-то… решительным.

– Тогда, – повторила она, застыв в нескольких сантиметрах перед ним, – поцелуй меня.

К такому ходу событий Алексей оказался неподготовлен. Они с Наташей были полчаса как знакомы, а упрекнуть собеседницу в ветрености мой двойник вряд ли мог. Напротив, девушка казалась весьма рассудительной.

И вот – просьба!

– Пожалуйста, – твердо, без тени улыбки произнесла Наташа.

Чувствуя себя несколько глупо, Алексей осторожно приблизил свое лицо к ее и коснулся губами мягких влажных губ.

Не то, чтобы он был против этого. Прикосновение к женскому телу сразу же откликнулось внутри него радостной волной энергии. Однако до сих пор он воспринимал – или пытался воспринимать – Наташу как-то по-другому. Не как женщину, а как дочь Клода, интересную знакомую, студентку известного университета…

Алексей почувствовал, что запутывается. Тем более что Наташа весьма активно ответила на его поцелуй.

– Ты это серьезно? – спросил он немного позже, хотя и сам знал ответ.

– Да, – кивнула девушка, поглаживая пальцами его затылок. – А ты разве не хочешь?

Ее словно оставило едва заметное напряжение. Сейчас она была еще более привлекательна, чем прежде. Как будто поцелуй Алексея имел какой-то особый смысл.

– Хм, – тихо произнес он. – Но так сразу… неприлично…

– Но здесь ведь всё равно никого нет, – резонно заметила Наташа. И, улыбнувшись, снова притянула его к себе. – Я тебя знаю давным-давно, Алексей, – прошептала она в его ухо. – Не думай, что я какая-нибудь нимфоманка. Просто мне хотелось это сделать на протяжении десяти лет. Или даже больше, не помню.

– Как? – удивился он, однако Наташа приложила к его губам палец:

– Молчи. Я набралась духу и прилетела сюда специально, чтобы соблазнить тебя. Ты позволишь мне это сделать?

– Уже позволил, – пробормотал Алексей, чувствуя прикосновение упругой груди. – Хотя мало что понимаю.

Наташа снова улыбнулась:

– Но ведь это и не нужно.

***

Покои принцессы снова были зашторены.

Совсем недавно отсюда вышел доктор. Он интересовался, не чувствует ли она каких-нибудь улучшений. Луиза бы с радостью сообщила, что чувствует, однако улучшений не было. День ото дня девочке становилось лишь хуже. Болезнь и апатия съедали ее изнутри.

Но доктор ей нравился. Благодаря его стараниям принцессу начали выносить на свежий воздух. Прежде считалось, что ее болезнь может быть вызвана простудой, и лекари боялись усугубить положение. Тем более, король за такие вещи мог, недолго думая, повесить.

Этот доктор тоже опасался простуды, однако свежий воздух и солнце он считал важными для выздоровления. Так что теперь принцессу хорошенько укутывали в одеяла и сажали в специальное кресло, установленное на балконе. Оттуда Луиза могла наблюдать, что происходит во дворе.

Сперва это показалось ей невыносимым. Яркий свет после месяцев полумрака резал глаза. Она зажмуривалась от болезненных ощущений, а когда открывала глаза, все равно почти ничего не видела. Кроме того, она стала хуже видеть и в темноте. Потом зрение восстановилось, но маленькая принцесса отнюдь не ощутила себя счастливой. Она смотрела сверху на суетящихся людей и лишь резче замечала контраст между их здоровьем и своей болезнью. Ей тоже хотелось куда-то идти, что-то делать, суетиться – как они. Или просто пробежать по лужайке… хотя бы еще один раз.

Позже Луиза привыкла. Вернулось прежнее безразличие. Она перестала замечать, что там, внизу, происходит. Стало легче. Спокойнее.

Однажды маленькая принцесса на просьбу доктора не волноваться ответила, что и так волнуется все меньше. "Мне кажется, покой у меня там, внутри, и он растет, – сказала она. – Я не хочу его, но он сильнее. Он уже не дает мне бояться. Я не хочу его, но я не боюсь".

На дворе стояло теплое лето, однако одеяла не были лишними. Принцесса мерзла. Не так давно она до полотняной бледноты напугала зашедшего доктора, спросив: "Кто там, за вами, прячется? Весь в черном. От него холодно. Попросите его уйти, пожалуйста".

Сегодня безмятежность Луизы вновь поколебалась. Девочка расплакалась, из-за чего ее досрочно уложили в кровать и затемнили спальню.

Она очень редко вспоминала тот день. Сами мысли принцессы избегали обращаться к увиденному. Только в исключительных случаях Луиза цепляла краешком сознания какой-нибудь образ, и тогда лавина переживаний вновь затапливала ее, неизменно приводя к беззвучным слезам. Няньки тут же замечали слезы, пугались и начинали изо всех сил успокаивать принцессу, стараясь отвлечь ее от печальных раздумий.

Это произошло около двух лет назад. Виктор впервые решил показать своей дочери публичную казнь, желая, чтобы наследница привыкала к подобным зрелищам. Ей предстояло взять в свои руки огромное государство, и потому Луиза должна была воспитать в себе необходимую жесткость. Не жестокость – плох тот правитель, которому нравится мучить своих подданных. Скорее твердость духа, уверенность в своих силах, способность уничтожать врагов, не размениваясь на лишние сантименты. Политика – это такая сфера, где колебания могут стоить жизни.

Будучи разумным отцом, Виктор морально подготовил девочку к предстоящему. Однако юная принцесса всё же была глубоко тронута тем, что увидела. На ее глазах обычного живого человека привязали к столбу, под которым горой был навален хворост. Затем два охранника взяли по горящему факелу и ткнули огнем под самый низ сухой кучи. Пламя взвилось почти мгновенно, пожирая хворост и возвышающегося над ним человека.

Луиза навсегда запомнила его лицо, на котором виднелись следы побоев. Когда-то это лицо, наверное, было исполнено мужественной красоты, но припухшие щеки и бесформенный нос сейчас искажали впечатление. И только глаза не могли измениться. В них просвечивала личность, ничем не сломленная, свободная. На миг приговоренный встретился с девочкой взглядом. Его лицо чуть изменилось: теперь на нем возникло некое подобие извиняющейся улыбки. Мол, жаль, что так вышло. Дурацкая ситуация, да ничего не поделаешь.

Маленькая принцесса не хотела, чтобы этот человек умирал. Она от всей души желала остановить казнь. Но огонь коснулся хвороста, поднялся вверх, лизнул ноги приговоренного. Тот еще некоторое время держался – только сильнее стиснул зубы, – а потом мука все-таки поборола сопротивление.

Дальше Луиза зажмурилась. Пришла в себя она лишь дома. Отец ей рассказал, что казненный был очень большим злодеем, разбойником, и потому его сожгли на площади – в назидание остальным. Однако девочка еще долго видела перед собой тело, привязанное к столбу, и лижущие плоть языки пламени.

Принцесса стремилась забыть пережитое. Это ей почти удалось. Только сны, не подчинявшиеся воле, вновь и вновь воскрешали образ того человека.

Сны, которых она не помнила наяву.

***

Одежда была беспорядочно разбросана по всей крохотной полянке. Вверху сияло голубое небо без солнца, частично закрытое зеленой листвой. На прохладной траве, рядом друг с другом, лежали Наташа и Алексей.

– Тебе хорошо? – спросила девушка расслабленно.

Он повернулся и коснулся губами ее щеки:

– Замечательно. А тебе?

– Это было чудесно, – ответила Наташа, улыбаясь.

– Я тебя не разочаровал?

– Что ты, совсем наоборот.

– Ну, такое, наверное, невозможно. Если верить твоим словам, ты была очарована на протяжении десяти лет. Или даже больше.

Наташа повернулась на бок и провела рукой по его волосам.

– Да, я боялась разочароваться, – призналась она. – Когда наслушаешься историй о девичьих иллюзиях и жестокой реальности, будешь бояться чего угодно. Но ты лучше, чем я себе представляла. Правда.

– Спасибо, – Алексей нежно провел по ее груди, затем пощекотал. Они рассмеялись. – Только я по-прежнему мало что понимаю, – продолжил он после паузы. – Ты мне устроила сюрприз. Замечательный и приятный, и большой, как эта яхта.

– Ах, Алексей, – сказала она с улыбкой. – Если хочешь, это мама во всем виновата. Я столько раз слышала о тебе в детстве, что стала воспринимать тебя как единственного мужчину в мире. Когда пришло мое время мечтать о парнях, я воображала тебя. У мамы сохранилось несколько твоих фотографий. Я тайком сделала копии и сложила их в верхний ящик своего стола, под замок. Можешь себе представить?

Наташа смеялась.

– Мама? – переспросил он.

– Я знала, что ты не догадался, – кивнула девушка. – Извини. Но я опасалась, что тогда ничего не будет. Эвелин.

Алексей бухнулся на спину и откинул голову назад, упершись затылком в землю.

– О Боже! – выдавил он потрясенно.

– Что с тобой? – Наташа осторожно взяла его за плечо.

Вернувшись к девушке, он ласково обнял ее и поцеловал возле симпатичного ушка.

– Я просто не в состоянии всё это переварить. Столько всего и сразу. Вообще-то мне самому следовало бы знать, что у людей, кроме отца, обычно бывает и мать. Мне больше года назад сообщили, что ты – дочь Клода, но я даже не подумал о матери. А ведь ты на нее похожа. Еще больше, чем на Клода. Какой же я однако сообразительный!

– Это логично, что ты не догадался, – заметила Наташа. – Ты просто не думал обо мне, правда?

– Правда, – подтвердил Алексей. – А зря.

– В самом деле?

– Да. Вне всяких сомнений.

Он опустился на спину и потянул девушку за собой. Смеясь, она упала на его грудь. Их лица снова были рядом.

– Я боялась, что ты рассердишься, когда всё узнаешь.

– Я-то нет, – Алексей широко улыбнулся, глядя в красивые карие глаза. – Я просто не знаю, краснеть мне, или пока подождать. А вот не рассердится ли твоя мама? На нас обоих?

– Да ну! – Наташа хлопнула его ладошкой по плечу. – Говорю тебе, это она во всем и виновата. Я ей долго не признавалась в своем увлечении. Хранила твои фотографии под замком. Наверное, это кажется глупым?

– Мне это кажется приятным, – он аккуратно отвел ее волосы, упавшие ему на лицо, и снова поцеловал девушку. – Я только не думаю, что заслуживаю такого. Но продолжай.

– Потом я стала встречаться с парнями, – рассказывала Наташа дальше. – Фотографии отошли на второй план – сам понимаешь. Но недавно папа попросил меня помочь в одной игре. Он сказал, что нашелся человек с поистине выдающимися способностями, и было бы здорово, если бы этот человек разделил наше маленькое общество. Я согласилась – и встретилась с тобой.

– С моим двойником, – уточнил Алексей мягко.

– Да, – согласилась девушка. – С другим Алексеем. Но он и ты – это один человек, разве не так?

Он задумчиво пожевал губу:

– Гм. Наверное. Этого, по-моему, никто не понимает. Один-то один, но тем не менее нас как бы двое. Но не беспокойся, Наташа, я и сам знаю, что он – это я. Понемногу даже привыкаю жить с этим парадоксом.

– Я встретилась с тобой, – повторила она чуть позже, когда они обменялись еще одним поцелуем. – И влюбилась. Очень сильно. Оказалось, что мое старое увлечение не прошло. Лишь одна встреча всё воскресила. Я достала из ящика давно спрятанные фотографии. Я опять начала бредить тобой. Ничего не могла с собой поделать. Глупо, да?

Она улыбалась.

– По-прежнему нет, – Алексей плохо представлял, как следует реагировать на все это признание, но видел, что девушка говорит просто, без напряжения. Словно, однажды позволив себе открыться, она уже не испытывала какого-либо стыда или неудобства. Высказывая свою историю ему, объекту своего влечения, она прощалась с одной из тех тайн, которые отягощают душу. И это было хорошо.