Текст книги "Возвращение чудес"

Автор книги: Владимир Крышталев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Моя собеседница покачала головой:

– На Горвальдио я давно не бываю. Хотя, Алексей, ты прав. Тот дом тоже принадлежит мне.

Она ненадолго замолчала, а затем продолжила:

– Думаю, нам обоим неприятно вспоминать, при каких обстоятельствах мы расстались. Я знаю, что ты чувствуешь вину, но всё и должно было так случиться.

Эти слова каким-то странным образом разрядили обстановку. Все наши малозначительные фразы были в любом случае лишь прелюдией к главной теме, которую сам я никак не решался начать. А вот Марго не стала ходить вокруг да около.

Увидев, что я собираюсь включиться в разговор, моя собеседница подняла руку:

– Позволь, пожалуйста. Клод наверняка открыл тебе многое, и сейчас ты гораздо лучше понимаешь, что происходило. Но я… – правый уголок ее рта приподнялся, обозначая полуулыбку, – за мной осталось объяснение. Возможно, я ждала этой встречи, чтобы наконец-то выговориться.

На такое признание мне оставалось только кивнуть:

– Конечно, Марго. Я выслушаю всё, что ты захочешь мне сообщить. Но… независимо от этого… я был не прав… и я очень рад снова находиться рядом с тобой.

– Удивительно… – Марго встала и подошла к перилам террасы, которые давно оплел дикий виноград. Посмотрела сквозь листву куда-то вдаль. – Знаешь, Алексей, ты иногда мне снился. Этот разговор… я начинала его уже много раз. И вот, снова трудно отыскать правильные слова.

Она повернулась, встречаясь со мной взглядом.

– Клод наверняка не сказал, сколько мне лет.

– Это сделала Эвелин, – тихо выговорил я. – Марго, возраст не имеет значения.

Задумчиво присев на перила, моя собеседница пробормотала:

– Эвелин… Вы с ней ровесники.

– Да. Мы вместе учились в университете.

– Я могла бы догадаться, что она скажет, – сейчас Марго выглядела уставшей, словно одно воспоминание о прожитых столетиях заставило почувствовать весь их груз. – Возраст имеет значение, Алексей.

Ее пальцы нащупали маленькую и еще зеленую виноградинку. О чем-то размышляя, Марго сорвала ее и отправила в рот. Ягода наверняка была кислой (я уже успел попробовать адриапольский виноград и кое в чем ориентировался), но моя собеседница этого не заметила.

– Ты знаешь, – продолжила она, – каждый человек находит оправдание своему стилю жизни. Из этого формируются многие наши ценности. Посмотри, как изменились представления о семье, когда увеличилась продолжительность жизни. Сегодня брак заключается только для воспитания детей. А ведь еще тысячу лет назад считалось, что женитьба – нечто священное, на всю жизнь.

– Бред, – прокомментировал я. – Извини, Марго, это я по поводу точки зрения. Здесь, на Фриде, кажется, все именно так и полагают, из-за чего изрядно портят друг другу нервы.

– В этом есть свой смысл, Алексей, – улыбнулась моя собеседница. – Но заметь: мы ушли от пожизненных браков, а идеал вечной любви только окреп.

– Любовь не имеет ничего общего с браком.

Марго кивнула:

– Тоже правда. Однако я хочу обратить твое внимание еще на одну вещь. По крайней мере последние пятьсот лет в мире неуклонно падает процент моногамных семей. Люди объединяются в семейные союзы по три, четыре, пять и больше человек. И такие союзы намного прочнее… традиционных.

Немного подумав, я согласился:

– Возможно. Только ведь люди там меняются едва ли реже. Просто сам союз покоится на большем количестве углов, поэтому и создается впечатление стабильности. Через пять лет в такой семье может полностью смениться состав, а сама семья – останется. Номинально. Вот тебе и устойчивость.

С улыбкой моя собеседница покачала головой:

– Не совсем так. Ну да я веду к другому. Скажи, Алексей, почему возникают подобные союзы?

Этот вопрос заставил меня пожать плечами:

– Стремление к разнообразию. Типично для жизни в любых формах. Когда-то ученые думали, что поймали Бога за бороду, открыв второй закон термодинамики, и начали трактовать его в общефилософском смысле – я имею в виду закон, а не Бога. Мол, чего ерундой заниматься, всё равно помрем… Всех поглотит энтропия, и ни следа, ни памяти не останется. А потом, лет через триста, заметили: разнообразие вокруг, оказывается, не сходит на нет. Скорее наоборот. Дедушка Дарвин давно всех предупреждал, да ведь не слушали старика.

Мое паясничанье объяснялось просто: я понял, к чему клонит Марго. И пока не мог определить, нравится мне это или нет.

Одно оставалось несомненным. В этот раз наша беседа закончится нормально – независимо от откровений, которые всплывут в ее ходе.

– Разнообразие… – повторила моя собеседница, усмехнувшись по поводу моих объяснений. – Само по себе оно мало что объясняет. Это лишь следствие, а не причина. Мне кажется, Алексей, наш мир вырабатывает новую этическую систему.

Я вновь пожал плечами:

– Он это делает постоянно. Вернее, делаем всё мы. Мир тут как бы ни при чем.

– Снова верно, – серьезно подтвердила Марго. – Многие вещи в нашем мире меняются постепенно, и ценности относятся к этому числу. Однако у тебя, Алексей, – тут она шутливо улыбнулась, – у тебя нет выбора.

– Звучит пессимистично.

Марго вернулась и села рядом со мной, заглядывая мне в лицо. Мягко продолжила:

– Мы, так называемые боги, взяли тебя за шиворот и втащили в свой мир. Мы не спрашивали, нужно ли это тебе, согласен ли ты с нашим решением. Веришь ли, мне хочется извиниться за это своеволие.

Я протянул руку и сорвал с дерева листочек. Продолговатый, со светлыми прожилками и желтоватой каймой, жесткий на ощупь. Машинально потирая его пальцами, я подхватил:

– …но. У вас есть великолепная теория, что воспитывать можно и следует не только детей. А за то, что человек стал умнее, культурнее и вообще лучше, извиняться вроде как странно. Понимаю.

Посмотрев на собеседницу, я быстро добавил:

– Извини, если в моих словах тебе послышался какой-нибудь упрек. Я ничего такого не подразумевал… мне только сейчас становится понятным, как на всё это смотрите вы.

С теплой нежностью Марго коснулась моего колена и неожиданно предложила:

– А ты не пытайся смириться.

– Что? – удивленно переспросил я.

– Скажи, что ты думаешь. Точка зрения Клода не обязательно совпадает с моей, а уж у тебя наверняка есть собственное мнение. Ты согласился принять наши ценности, но так ли это правильно, Алексей?

– Принять чужие ценности? Что ж, Марго, все мы понемногу изменяемся, приспосабливаемся к окружающим. Это естественно.

– Понемногу, – повторила моя собеседница. – Именно понемногу. И поэтому возраст имеет значение.

– Ты хочешь сказать, я не смогу согласиться с вашей точкой зрения? Просто так, сразу?

Марго встала, направилась куда-то вглубь дома. Из темного коридорчика раздался ее голос:

– Я хочу сказать, Алексей, что все мы – Клод, я, Ларри, еще несколько незнакомых тебе долгожителей, – все мы представляем собой людей, глубоко испорченных годами. Мы медленно, постепенно изменялись, и не всегда эти изменения были к лучшему.

Она вновь появилась на террасе с непрозрачной пузатой бутылкой в одной руке и – о чудо! – с настоящими хрустальными бокалами в другой. Поставила всё на стол, ловким движением откупорила бутылку, разлила по бокалам бордово-красную жидкость. Взяла бокалы, один протянула мне. Улыбнулась:

– Давай выпьем за встречу. И пусть всё неприятное растворится в этом вине.

Напиток оказался сладковатым, но одновременно терпким на вкус. Мне он понравился – к списку моих любимых вин следовало добавить еще одно.

– Его делают здесь, в Адриаполе, – словно прочитав мои мысли, заметила Марго. – Из бронзового винограда и вишни, с добавлением меда.

– Здорово! – сказал я, а потом, усмехнувшись, добавил: – Постоянно так выходит, что ты являешься как бы моим гидом. Я до сих пор помню тот ресторанчик на Менигуэне. "Забытые мелодии". Там мы с тобой впервые танцевали, а потом ты читала стихи.

Я задумался, на миг окунувшись в воспоминания. Тогдашняя романтическая обстановка казалась мне теперь почти невозможной. Как будто всё случилось не со мной. Или не год назад, а когда-то в далекой юности.

– Ты подарила мне незабываемые моменты, Марго. Черт побери, я был совсем не прав, обругав тебя на "Аркадии".

"Что бы я ни говорил, что бы ни происходило… я люблю тебя", – произнес я мысленно.

– Я тебя тоже люблю, Алексей, – сказала моя собеседница серьезно. – И те моменты… они останутся и в моей памяти.

Она взяла из моих рук пустой бокал, наполнила его снова. Отдала, задержав ладонь на моей кисти. Заглянула мне в глаза.

– Когда выясняется, что любимый человек играл роль, – почти шепотом выговорила Марго, не отводя взгляд, – это всегда чудовищно. Из каких бы побуждений он это ни делал. Мы боимся лжи, Алексей. Под маской может оказаться чужое, незнакомое лицо, к которому вновь нужно привыкать.

После этой странной речи она немного отодвинулась и продолжила нормальным тоном:

– Мне было трудно тебя обманывать. Как раз потому, что ты мне глубоко симпатичен. Всё в конечном счете сработало, твои способности начали раскрываться, но нам двоим это стоило нервов. – Она криво улыбнулась. – Вся эта игра привела к тому, что ты стал недооценивать самого себя. Чувствовать себя мальчишкой перед нами, долгожителями. Клод наверняка посчитал, что это хорошо, и кое о чем промолчал.

Я заинтересованно посмотрел на собеседницу:

– И о чем же?

Марго вновь поднялась, а затем присела в моих ног. Положила руки на мои колени.

– Эта цивилизация, – произнесла она отчетливо и тихо, – обладает удивительным потенциалом. Понимаешь, Алексей, не все миры одинаковы. Во многих развился человек, но только земляне сделали первый шаг в космос, к объединению. Только земляне. Ты знаешь, что я не люблю пафоса, однако это был настоящий прорыв. Человечество перестало зависеть от единственной планеты и ее экосистемы. Мы начали собираться воедино. А Фрида… она в каких-то отношениях повторяет Землю больше, чем другие.

– Иными словами, она способна когда-нибудь учинить что-то подобное? – усмехнулся я. – Найти способ быстрого путешествия между галактиками, например?

– Не обязательно, – улыбнулась и Марго. – Трудно сказать, что это будет. Но если Фрида погибнет, то не будет ничего.

Я подумал над ее словами.

– А вдруг они собираются изобрести что-то ужасное? То, что уничтожит нас всех?

Моя собеседница покачала головой:

– У любого прогресса всегда есть две стороны, Алексей. И от нас, людей, зависит, что брать с собой, а что выбрасывать на свалку.

Она встала, прошлась по террасе. Солнце клонилось к закату, и жара начала спадать. Долетающий с моря бриз едва чувствовался за этим ограждением из листвы. Я последовал примеру Марго и приблизился к перилам. Взглянул сквозь закрывающие обзор кроны. Ниже по холму виднелись крыши домов, дальше – порт, а за ним – синеватая колышущаяся масса воды. Оттуда мы прибыли.

– Когда видишь человека в беде – помоги, – продолжила Марго, облокотившись рядом. – Этот моральный принцип давно стал нормой. Но у нас давно появился еще один, сходный. Звучит он так же, только касается цивилизаций.

– Значит, – сказал я, озвучивая уже давно продуманную мысль, – кроме нас с тобой, здесь есть и другие.

– Да, – кивнула моя собеседница. – Здесь более двадцати человек. Но все наши усилия пока ни к чему не привели.

Меня это сообщение откровенно удивило:

– Неужели двадцать человек с вашими знаниями не могут ничего сделать?

Марго с грустью покачала головой:

– Переворот должен произойти внутри самой цивилизации. Всё, что мы можем – немного раскачать ее из стороны в сторону. Но в случае с Фридой этого мало, Алексей.

– Тогда что мешает взяться за дело посерьезнее? Привезти какой-нибудь техники, сказать: привет, ребята, мы инопланетяне! Думаю, это их расшевелит куда вернее, чем какие-нибудь другие ухищрения. Особенно из арсенала Клода – у него, судя по всему, единственный принцип заключается в пассивном вмешательстве. Я так и не понял, чем этот принцип не похож на невмешательство.

– Он возник не на пустом месте, – мягко возразила Марго. – Если в небе Фриды возникнет космический корабль, со здешней цивилизацией будет покончено. Не важно, какую технику мы станем использовать. Однажды начав, мы уже не сможем остановиться. Вспомни Горвальдио. Содружество пошло на открытое вмешательство. Считаешь ли ты, что если теперь планету оставить в покое, они начнут активно развиваться?

Я вспомнил. Пустынные улицы с великолепными зданиями, парня, у которого за время его учебы отобрали дом. Общее впечатление перестройки на "цивилизованный" лад (то есть принятие всего, что дает галактическое содружество). Вполне современные одежды, отрешенные взгляды. Те люди уже полностью отказались от своей культуры, но еще не включились в пространство содружества. Оставленные сами по себе, они просто вымрут.

– Наверное, – признал я, – ты права. Мне трудно судить: я в таких вещах новичок. Но чем плохо просто включить эту культуру в содружество? Тогда никого не нужно будет оставлять. Фрида включится в галактические отношения, а там уж всё пойдет своим путем.

– Слишком далеко.

Моя собеседница сходила к столу, наполнила бокалы. Я снова пригубил вино. В теле уже чувствовалось легкое опьянение – вероятно, от жары. Выпили мы не так уж и много.

Тем временем Марго говорила дальше:

– Слишком далеко, Алексей. Содружество почти ничего не делает совершенно бескорыстно. В сущности, правильный подход. Бескорыстие и бесполезность – часто одно и то же. Включение Фриды в цивилизованное пространство никогда не окупится. Ни экономически, ни политически. И потому правительство отклонит нужное нам решение. Фриде – по крайней мере, в ближайшие сто лет – стоит полагаться лишь на собственные силы.

– Ну хорошо, – принял я довод. – Вариант с содружеством отпадает. И что теперь? Вы надеетесь, что еще несколько "богов" – и всё наладится?

– Нет, – ответила Марго, глядя мне прямо в глаза. – Мы – не только я, но мы все – надеемся на тебя.

Она быстро, маленькими глотками, допила вино. Вернулась, поставила бокал на деревянную столешницу, сама присела на краешек. Стол тихо крякнул.

– Может, мне не следовало этого говорить, – ее голос прозвучал непривычно глухо. – Клод считал, что тебя опасно толкать на активные действия. Поэтому не воспринимай, пожалуйста, мои слова так, словно нужно что-то срочно делать. Ответственность за судьбу Фриды не лежит на тебе – да и ни на ком из нас. Мы лишь пытаемся помочь, Алексей, а наша активность может только навредить. Уж с этим мы сталкивались много раз.

Да, подумал я. За восемьсот лет можно успеть столкнуться с чем угодно. От нарушения всех физических законов в галактике Андромеде до каменного столба.

А вот возведение меня во главу угла никуда не годится.

– Ты не шутишь? – спросил я, рассматривая лицо собеседницы. Сейчас оно вновь казалось уставшим.

– Нет. То, что сделал ты, не сможет повторить никто из нас. Раздвоение – это было немыслимо. Как, почему, зачем – мы только ставим вопросы. А потом… наверное, Клод не рассказывал тебе и этого?

Я насторожился:

– Чего?

– Тогда, на Менигуэне… Тебя действительно убили. Мы не знаем, кто это сделал. Скорее всего, совпадение. Тебя приняли за кого-то другого.

– Как? – я помотал головой, пытаясь справиться с новой мыслью. – Что значит убили?

Марго пожала плечами:

– Игла в шее была настоящей. С мгновенным ядом. Кто-то из прохожих увидел, как ты падаешь, и вызвал скорую помощь, но мы подоспели раньше. Клод перенес тебя на яхту Наташи, там очень хороший медицинский комплекс. Однако мы опоздали. Вряд ли хоть какая-нибудь клиника в мире могла вернуть тебя к жизни.

Издав невнятный звук, я стал рассматривать свои руки. Затем спросил:

– И что же произошло? Я вроде бы не совсем мертвый.

Спрыгнув на пол, Марго взяла мой бокал и налила еще вина.

– Твое тело пролежало пятнадцать часов. Все приборы фиксировали полное отсутствие активности. Не летаргический сон, а именно смерть. Окоченение, начало разложения клеток. Мы были бессильны. Мы ведь уже совсем собрались хоронить тебя, Алексей.

Она неожиданно быстро обняла меня, ткнувшись лицом в плечо. Я ласково провел рукой по рыжим волосам.

– Клод, – продолжила Марго так же тихо, – даже предположил, будто таким образом наша вселенная отреагировала на необычное, постаравшись вернуться в прежнее состояние. А потом… потом ты стал оживать.

Я поежился:

– Жутковатая история. Напоминает сказки о вампирах или какой-нибудь нежити. Узнавать такие вещи о себе – не для слабонервных.

– Прости, – выговорила моя собеседница, глядя куда-то в пол.

– Совсем не за что, – откликнулся я. – Спасибо тебе, Марго. Я действительно не люблю, когда все вокруг начинают скрытничать. Спасибо.

Сообщение слегка ошарашило, но одновременно и развеселило меня. А еще я понял, для чего Марго мне это рассказала.

Она искренне хотела, чтобы я перестал комплексовать по поводу различий в возрасте. И в способностях.

– Спасибо, – повторил я в третий раз. – А насчет брачных союзов я догадался давно. Еще на "Аркадии". Вы живете одной большой семьей, верно? И в полном соответствии с христианскими принципами любите друг друга.

Марго кивнула. Я осушил очередной бокал и признался:

– Это… в самом деле, трудно принять. Не то, чтобы я совсем против… я… просто не знаю.

– Алексей, – нежно сказала моя собеседница, – не нужно торопиться. У нас много времени.

– Да уж, наверное, – хмыкнул я. – Прости, если я что-то говорю или делаю неправильно. На самом деле мне хочется тебя обнять. И как тогда, на Менигуэне, я… не смею. Боюсь, что ли?

Прикоснувшись к моему плечу, Марго опять шепнула:

– Не нужно торопиться.

И улыбнулась.

В этот миг с моей души словно убрали тяжеленный камень. Мир посветлел, и дышать стало гораздо легче.

– Послушай, – сказал я, переключаясь на другую тему. – Ты здесь занимаешь, судя по всему, немаленькое положение. Сможешь как-нибудь повлиять на императора?

Излагая ей свой план, я уже знал, что всё получится. Марго слушала внимательно, кое о чем спрашивала, но в ее вопросах сквозила уверенность. Я попал в точку: именно она была тем ключиком, который отпирал дверь перед стратегическим договором между Милной и Адриаполем.

Мы расстались сразу после обсуждения – легко, словно давние друзья. Я почему-то не мог задержаться, а Марго это понимала. Не нужно торопиться. Так или иначе, но преграды между нами исчезли. Я любил рыжеволосую женщину, однако с этой любовью мне еще только предстояло разобраться.

Вспомнились слова Эвелин: "Я тебя люблю, и Марго тоже любит тебя. И так будет, где бы ты ни был". Наверное, в подобном подходе тоже что-то есть. Наверное…

На следующий день у нас снова была аудиенция. Император соизволил принять наше предложение.

И еще перед обедом мы погрузились на тот же корабль, что доставил нас в Адриаполь. Тот словно нарочно дожидался своих пассажиров: едва мы поднялись на борт, матросы стали разворачивать паруса. Мы отправлялись домой.

Стоя на корме, я задумчиво созерцал удаляющийся город. В этом мире есть много непонятных вещей, но, пожалуй, самая непостижимая – человек.

До встречи, Марго. До встречи.

17 глава.

Родной берег встретил нас осенью и дождями.

Контраст с Адриаполем был разительный. Ветхая пристань, несколько лачуг, серое небо, туманная изморось. На берегу – унылый покой, на море – штиль. Не слышна ругань моряков и грузчиков, да и вообще никого нет. Только какой-то старичок пришел полюбоваться на наше прибытие.

Задерживаться в этой деревушке мы не стали. Наведались к хозяину, у которого оставляли лошадей, приторочили к седлам наши скромные пожитки – и в путь. До Милны было еще добрых три недели.

Мы везли хорошую весть. Как раз сейчас, вероятно, император получил предупреждение от своего восточного соседа. Барон Этвик остался без поддержки, на которую рассчитывал. Кто знает, что там в будущем, но пока все складывалось отлично.

Настроение было приподнятым не только у меня. Неожиданный и быстрый успех миссии впечатлил моих товарищей. Предположения, куда я отлучался, звучали самые фантастические (даже без парапсихологических возможностей я умел слушать, о чем переговариваются вполголоса на другом краю палубы), но в основном народ сходился на версии с императрицей. Вот пошляки! Интересно, как бы я с ней успел познакомиться и о чем-нибудь договориться, находясь у всех на виду? Что-что, а такие вещи быстро не делаются.

Впрочем, репутация колдуна за мной уже давно закрепилась. Так что, уловив краем уха очередное предположение, я лишь тихонько давился от смеха.

Снова дорога и дождь. Чем дальше мы забирались от побережья вглубь, тем чаще нам попадался желтый цвет. Некоторые деревья уже и вовсе облетели – словно излишне тщательные хозяева, готовящиеся к зиме, – но зеленый все-таки преобладал.

А я обнаружил, что мне нравится эта поездка. Несмотря на постоянную морось, одежда оставалась сухой. Очень редко пускался дождь посильнее, но тогда мы просто останавливались в каком-нибудь трактирчике и пережидали непогоду.

Зато все краски вокруг! Все оттенки зеленого, нежно желтая листва отдельных деревьев, ярко-красные кустарники, бордовый, оранжевый. И всё это перемешано и смягчено невнятной дымкой то ли дождя, то ли тумана. А еще – необыкновенное спокойствие в душе. Умиротворение, навеянное погодой. В такие дни как никогда верится, что всё будет хорошо.

На шестой день нашего путешествия по суше мы встретили её.

Мои спутники не знали эту женщину в лицо – иначе, пожалуй, события развивались бы совсем по-другому.

Я заметил ее сразу, едва она появилась на постоялом дворе.

Зеленоглазая брюнетка, бывшая любовница ныне покойного короля, приехала на гнедой лошади. И совершенно одна.

Наша встреча не могла быть ничем иным, кроме совпадения. Это я понимал очень хорошо. Но вот что мне теперь делать?

Женщина явно намеревалась остаться здесь на ночь – как и мы. И мое присутствие ее не смутило. Мы обменялись взглядами, а затем она повела лошадь в конюшню.

Это не ловушка, подумал я, однако на всякий случай прислонился к деревянной стене дома и, прикрыв глаза, проверил окрестности. Угроза, кажется, отсутствовала. Люди барона за нами не охотились – поблизости были только крестьяне из здешней деревни.

Любопытно. Бедовая, значит, девчонка. Я предупреждал – и не только ее, – что за убийство Виктора им всем открутят головы. Только скажи, например, Кормаку, кто это сделал…

Она поставила меня в дурацкое положение. Если я действительно обмолвлюсь, кто она такая, станет не до шуток. Мне хорошо известно, что в этом мире делают с предателями. Ее принадлежность к женскому полу не остановит никого из моих спутников. Даже ворчливого и ленивого Шарля.

Так что же, молчать?

Какую опасность для толпы мужиков может представлять маленькая женщина?…

Да, но король тоже когда-то думал, что опасности никакой. А теперь лежит себе в земле.

Спать с подобным человеком в одном здании – все равно, что приютить на груди каракурта.

Я решительно направился к конюшне.

Женщина как раз снимала седло. Ввиду малого роста это ей плохо удавалось. Больше в помещении никого, кроме других лошадей, не было.

– Добрый вечер, – произнес я, остановившись на расстоянии трех шагов.

Она повернулась. На лбу – маленькая струйка пота. В изумрудно-зеленых глазах – усталость, из-за чего они кажутся тусклее. Волосы – сравнительно чистые, но в беспорядке.

– Добрый вечер, Азар, – откликнулась она, словно мы уже чертову уйму времени были хорошими друзьями.

Как бы не так!

– Вы напрасно расседлываете лошадь, – заметил я безмятежно. – Вам, госпожа Эрмина, следует убираться подальше.

Трюк с угадыванием имени сработал совсем не так, как я ожидал. Женщина вздрогнула и уставилась на меня во все глаза.

– Вы… знаете, как меня зовут? Мое… настоящее имя?

– И не только это, – со всей возможной убедительностью заверил я, хотя не знал ни на грамм больше.

И на кой мне ее настоящее имя… Хватило бы временного.

Подобные люди часто меняют личины и имена. Вполне закономерно… но я как-то выпустил это из виду. Порисоваться захотел? Ну вот теперь и пойдут ненужные вопросы.

– Вам следует убираться, – твердо повторил я.

– Ах, вы же колдун! – наконец догадалась женщина. – Вы знаете недоступное другим.

Я кивнул:

– Именно. И то, что ваша рука направила стилет в спину короля, меня отнюдь не радует. Благодарите Бога, мои товарищи этого не знают. Пока. Однако я не собираюсь оставлять их в неведении. Уезжайте. Вы еще успеете найти другой постоялый двор до темноты.

Внешне я держался уверенно, однако в душе мне почему-то стало жаль ее. Вид у бывшей любовницы короля был совершенно несчастный. Она отнюдь не походила на коварную интриганку и убийцу.

"В этом и заключается главное коварство, – подсказал мне внутренний голос. – Шпион никогда не выглядит как шпион. Берегись, Алексей!"

Предупреждение прозвучало не совсем всерьез. Трудно представить, чтобы Этвик решил подослать к нам уже раскрытого агента. Зачем? Да и как он вычислил наш маршрут? Ко всему прочему мы сами не знали, надолго ли задержимся в Адриаполе, так что если Этвик и прослышал о посольстве, то угадать точные сроки возвращения он едва ли мог.

Это промелькнуло в моей голове за какой-то миг. Женщина передо мной замерла как бы в нерешительности. Я обеспечил ей непреклонный взгляд, который как раз хорошо дополнял высказанный вслух ультиматум.

Немая сцена длилась около десяти секунд. А потом Эрмина, словно лишившись последних сил, рухнула на пол конюшни. Она была в отчаянии.

– Только этого мне не хватало, – пробормотал я под нос.

Допуская возможность тонкой игры, я все-таки не смог остаться в стороне. Тем более, что снаружи послышались шаги. К то-то приближался к конюшне.

Я шагнул вперед и наклонился над Эрминой. Она не плакала, но как-то странно дрожала, будто в лихорадке. Смотреть на это спокойно оказалось выше моих сил.

Тут послышался голос хозяина:

– Что случилось, мой господин?

Его слова были адресованы мне: он знал, что имеет дело с королевским посольством, поэтому вел себя исключительно вежливо.

– Похоже, даме плохо, – отозвался я, пытаясь помочь Эрмине подняться. Но она даже не пыталась.

– Ах, господин, я позабочусь, – хозяин засуетился. – Не стоит тратить ваше внимание на эту простолюдинку.

– Я сам разберусь, на что мне стоит тратить внимание, – мой голос прозвучал с нужными интонациями, осаживая собеседника. – А то, что дама так одета, еще ни о чем не говорит. Так я говорю?

– Так, так, – поспешил согласиться хозяин.

– Есть у тебя еще свободные комнаты?

– А как же, мой господин.

– Тогда веди.

Я взял Эрмину на руки и направился к дому. Хозяин сопровождал меня слева и чуть сзади, забежал вперед, чтобы открыть дверь, пропустил нас.

– Прямо, мой господин. Теперь налево. Вот.

Мы вошли в одну из комнат. Кровать была застелена, как положено. Везде чисто, аккуратно. Хороший постоялый двор.

– Принеси воды, – велел я, положив свою ношу на постель. Эрмина выглядела жалко, хотя, кажется, уже начинала приходить в чувство. Ничего, вода в любом случае не помешает.

– Один миг, мой господин.

Он скрылся, но уже через полминуты возник с полным кувшином и кружкой. Поставил их на стол. Угодливо заглянул мне в лицо:

– Еще чего-нибудь?

– Нет, – ответил я. – Позаботься о ее лошади. Если будет нужно, я тебя позову. Да, и не болтай там лишнего.

– Как можно…

Хозяин торопливо ретировался.

Налив в кружку воды, я поднес ее к губам Эрмины.

– Выпей.

Женщина безучастно стала пить, поперхнулась, взяла кружку в свои руки. Сделала несколько глотков, показала: хватит.

– А теперь рассказывай, – потребовал я, ставя деревянную посудину обратно на стол.

– Вы… знаете… – выдавила она.

Кажется, я без всякой договоренности перешел на "ты"? Ну ладно, давать задний ход уже не будем.

– Возможно, не всё. И я хочу услышать эту историю из твоих уст.

Она посмотрела мне в глаза:

– Ты… знаешь… Ты… назвал меня настоящим именем, которое я… почти забыла.

В последующие несколько часов мне довелось выслушать еще одну исповедь. И хотя вначале я занимал довольно-таки жесткую позицию, постепенно от моей решительности не осталось и следа. Эрмина рассказывала мне свою истинную судьбу, и поступки бывшей фаворитки короля постепенно становились ясны. Она не придумывала: мои телепатические способности едва ли годились для прямого чтения мыслей, однако срабатывали не хуже детектора лжи. Когда меня пытались обмануть, я неизменно начинал что-то подозревать. Конечно, не всегда прислушивался к этим подозрениям… но сейчас я был настороже. И всё равно верил.

Эрмина родилась в королевстве, которого больше не существует. Ей не повезло: ее отцом был сам король, а матерью – королева. Почему не повезло? Да потому что однажды Виктор задумал расширить свои владения за счет того маленького королевства.

Наткнувшись на неожиданно сильное сопротивление (изматывающая война продолжалась три года), покойный владыка пришел в ярость. Проклятый кусочек территории не стоил тех усилий, которые на него затрачивались. А Виктор привык, что в его руки всё падает легко.

Он предлагал. Он угрожал. Его армии то и дело осаждали замки и крепости. Но противник не сдавался.

И всё-таки захват был вопросом времени. Виктор славился своим упорством. Наверное, он не хотел ставить под сомнение имидж.

Как бы там ни было, в последнюю неделю августа его рыцари захватили дворец. Победитель собственноручно умертвил всех членов королевской семьи. Эрмина сказала, что крик самого маленького братика – последнего из четверых – до сих пор стоит в ее ушах.

В живых осталась только маленькая принцесса, которой тогда было около десяти лет. Ее Виктор почему-то не тронул. Пожалел… на свою голову.

Эрмина пронесла свою месть через года и страны. Она в совершенстве овладела оружием и научилась смирять гордость. Ее одежды часто представляли собой лохмотья, а обуви не было вовсе, и даже мужичье смотрело на бывшую принцессу как на оборванку.

Она отшлепала по пыльным дорогам шесть лет. Попрошайничала, нанималась на мелкую работу, кое-что воровала. Ее тело постепенно приобретало отчетливо женские формы, из-за чего доводилось прятаться от похотливых мужиков. Но облик изменился мало. Ее по-прежнему было легко узнать.

Затем судьба столкнула девушку с Этвиком. Барон ей изрядно помог – она вновь стала знатной дамой. Воровство, работа и нищета, как по мановению волшебной палочки, ушли в прошлое.

Именно барон, используя связи, ввел ее в окружение короля. И сделал своей союзницей.

Виктор, несомненно, вспомнил эти зеленые глаза. Но Эрмина не показывала истинных намерений, и король попался! Он возомнил, будто красивая девушка действительно благодарна ему за его доброту!

Есть достаточно простое правило: не наступать на грабли. Есть правило чуть посложнее: не приближать к себе людей, у которых имеются весьма серьезные основания для мести. Эти азбучные истины понятны любому невежде, а ведь ум у Виктора был недюжинный. Остается только гадать, почему король отбросил здравый смысл и сошелся с Эрминой.