Текст книги "Небесный странник. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Владимир Корн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

И чего спорить? Поди, все Древние по воздуху летали, у них‑то л'хассов было немерено, мы до сих пор ими пользуемся…

Я и сам однажды раздумывал: не стать ли мне одним из таких ученых? А что? Несешь себе с умным видом всякую ересь, а вокруг ученики, заглядывающие тебе в рот с восхищением. Возможно, я бы и решился, будь у них не ученики, а ученицы, а так…

Когда седобородый привлек к себе внимание, все вокруг волшебным образом переменилось. Замерли, перестав топтаться с ноги на ногу, Руд и его помощники. Мелвин вытянул в его сторону шею так, что стал похож на гуся. Даже леди Эйленора сменила свою вечную полупрезрительную гримаску на выражение чуть ли не собачьей преданности. Она и сама стала похожа на тех поджарых охотничьих собак, что содержат благородные господа целыми сворами.

– Вы все видели сами, господин Сорингер, – негромко начал седобородый. – Мы в двух шагах от тайны, чей возраст – тысячелетия. Вы ведь хотели бы к ней прикоснуться?

«Вот чего бы я точно сейчас хотел, так это прикоснуться щекой к подушке в своей каюте», – подумал я, но кивнул утвердительно, от меня не убудет.

Седобородый встал, подошел к входным дверям, сложил каким‑то особым образом пальцы, так, что они стали похожи на трехпалые кисти провинившихся окудников, и прикоснулся к небольшой выпуклости на стене. Миг, и все светильники в комнате погасли, оставив нас в кромешной мгле. Еще миг, и в комнате снова стало светло.

«Ловко у него получается», – решил я и попытался сложить пальцы так же. Увы, складываться они упрямо не хотели, и потому я сразу оставил это занятие.

– Если бы вы знали, господин Сорингер, сколько времени нам понадобилось, чтобы понять даже такие элементарные вещи, – продолжил он. – Ведь приложи руку просто так, и ничего не произойдет.

И действительно, после того как он приложил руку к выпуклости самым обычным образом, хотя бы один светильник мигнул.

– Но вся проблема в другом. Открыть некоторые двери могут только люди, в которых течет кровь Древних. То есть госпожа Соланж сможет это сделать, а вот вы или я – нет.

Я взглянул на Николь, по‑прежнему безучастно сидящую на стуле.

– Надеюсь, вам нужна не сама кровь, чтобы их открыть?

Рассказывали мне о таких, пытающихся вызвать кровью подземных демонов. Правда, они самой обыкновенной кровью обходятся, и подходит им любая, даже свиная.

Седобородый гулко расхохотался.

– Надеюсь, Сорингер, вы несерьезно, – напоследок хмыкнув и заодно смахнув пальцем набежавшую от смеха слезу с ресниц, с улыбкой сказал он. После чего поднялся на ноги и заявил: – Итак, господа, нет смысла тянуть дальше, пора приступать!

– А самой Николь ничего не будет угрожать? – поинтересовался я.

– Нет, ну что вы, Люкануэль, – заверил меня седобородый господин, взглянув сначала на леди Эйленору, а затем и на саму Николь. – Абсолютно ничего.

Глава 13

ПРОЩАНИЕ С ГАРУДОМ

Мы всей компанией вернулись в холл, где не так давно я сквозь окна любовался на недоступные сокровища Древних.

Не доходя до дверей, ведущих к этим сокровищам, все замерли.

– Госпожа Соланж, вы же не откажете нам в любезности?.. – негромко произнес седобородый, жестом указывая на дверь.

– Я попробую, господин… – ответила ему Николь на пределе слышимости.

Когда девушка впервые нарушила тишину, я вздрогнул – слишком уж долго она молчала в последнее время. Да и голос ее очень отличался от мне привычного.

– Можете называть меня господином Энжуриасом, – немедленно откликнулся тот.

– Я попробую, господин Энжуриас – все тем же безжизненным голосом ответила ему Николь. – Что для этого нужно сделать?

– Ничего сложного, леди. Всего лишь приложить ладонь к двери посередине. Видите, там гладкое пятно. Так вот, именно туда и прикладывайте. И ничего не бойтесь.

Приглядевшись к двери, я обнаружил, что она почти полностью покрыта узором. Не каким‑нибудь растительным, или геометрическим, или любым другим, но совершенно мне непонятным. Линии, начинавшиеся от краев двери, сходились в ее центре, но не до конца, оставляя посередине гладкое овальное пятно.

– Смелее, госпожа Соланж! – добавил Энжуриас, видя нерешительность девушки. – Клянусь, с вами ничего не произойдет.

Что‑то я не очень верил, несмотря на все его заверения. Не знаю почему, но мне показалось, что все не так просто, как выглядит на первый взгляд – подошел, приложил ладонь к дверям, и если в тебе есть хоть капля крови Древних, они гостеприимно распахнутся. Уж очень непонятными взглядами обменивались все эти господа. Но когда я постарался подойти к Николь поближе, на пути у меня возникла спина Рудга.

– Вам тоже не следует беспокоиться, Сорингер, – заверил меня Мелвин голосом, полным доброжелательности. Но на этот раз мне показалось, что ее явно больше, чем необходимо, поэтому я решительно отодвинул Рудга в сторону. Если они действительно не хотят Николь ничего плохого, то потерпят, если же нет, то… Не знаю, что я сделаю в таком случае, но обязательно что‑нибудь придумаю.

Николь приложила ладонь к двери и несколько мгновений ничего не происходило. Затем внутри двери что‑то щелкнуло, скрипнуло, и она легко ушла в сторону, полностью скрывшись в стене и освободив проход.

Едва дверь открылась, я взял Николь за руку и отвел ее в сторону. В конце концов, она сделала, то, что от нее хотели, но мало ли какие опасности ждут нас впереди? Так что пусть первыми заходят они сами.

Наслышаны мы о всяческих ловушках, встречающихся в руинах Древних и до сей поры продолжающих работать, а здесь совсем не руины. Так что я и Николь вперед всех не пущу, и сам первым не пойду. Мне по‑прежнему не нравились как сама ситуация, так и то, что происходило вокруг нее.

В конце концов, так ли уж редки люди, в чьих жилах течет кровь Древних? Встречался я с одним, о ком утверждали, что он именно такой. С виду мужик как мужик, ничего в нем особенного. Разве что жульничал он в кости очень ловко, на чем в конце концов и погорел – его зарезали прямо на моих глазах. Причем у него и кровь с виду текла самая обыкновенная, и дергался он не дольше других. А тут, смотрите‑ка – достаточно ладонь приложить, и дверь сама открывается, даже толкать ее нет необходимости.

Одним словом, не может Николь оказаться на Гаруде первой из тех, в ком кровь течет Древних. А это наталкивает на разные мысли. Да и выглядит девушка так, как будто бы не в себе.

Между тем и остальные в распахнувшиеся двери входить не спешили. Наконец, повинуясь требовательному жесту седобородого Энжуриаса, вперед шагнул Руд. Он постоял немного в дверях, а затем издал удивленный свист. Хоть любопытство и считается пороком, но попробуй от него отвяжись, и я заглянул внутрь.

Сразу за дверьми начинался широкий коридор. Он тянулся на несколько десятков шагов в глубину и упирался в двустворчатую дверь, не в пример большую, чем та, что Николь несколько мгновений назад открыла прикосновением. Самое подходящее название для этой двери – врата, настолько они выглядели огромными.

Дверей в коридоре хватало и без врат – по правую сторону их оказалось целых четыре. С другой стороны дверей не было совсем, зато там имелось целых три окна, и сквозь них пробивался свет.

Но не вид дверей и окон заставил Рудга издать удивленный свист. На полу лежало тело человека в необычной одежде, несомненно, Древнего. Так вот, тело на наших глазах превратилось в пыль. Несколько мгновений, и прахом стало все: ткань одежды, плоть и даже кости. Должен заметить, что кроме меня и Руда невозмутимыми остались все. Вероятно, что‑то подобное они и ожидали увидеть.

Далее Руд прошел до конца коридора, обойдя стороной прах Древнего, и с явной опаской потрогал то, что мне пришло в голову назвать вратами. Ничего не случилось: и пол под ним не провалился, и из дверей не ударила молния, но и с самой дверью ничего не произошло.

– Заходим, – велел Энжуриас. – Но старайтесь не наступить на то, что осталось от него. – И он подбородком указал на прах, повторяющий контуры человека. – Если вдохнуть, могут быть неприятности, причем серьезные, – добавил он, после чего первым шагнул внутрь.

Вслед за ним вошел Мелвин, леди Эйленора, мы с Николь, и самыми последними – оба этих болвана, Нерч и Флед, за все время не издавшие ни звука.

Войдя в коридор, Энжуриас первым делом сложил пальцы особенным образом и прижал их к гладкому овальному пятну на первой двери. Той, что вела в комнату, которую я так долго рассматривал сквозь оконное стекло.

Дверь на удивление легко ушла в сторону, спрятавшись в стене. Ну а далее произошло то, что меня так поразило с телом Древнего: все в комнате, что могло рассыпаться в прах, рассыпалось: вещи, книги на полках, цветы в вазоне, через стекло выглядевшие только что сорванными, обивки на креслах… Поднялось такое облако пыли, что Энжуриас поспешил закрыть двери обратно, прикоснувшись трехпалой ладонью теперь уже сбоку от дверного проема.

«Да уж, – подумал я. – Просто так к сокровищам не подобраться, нужно обмотать какой‑нибудь тряпкой лицо. А в комнате есть что взять, но вряд ли меня кто‑нибудь туда запустит. Да и за Николь нужно приглядывать».

В первых двух окнах по левую сторону коридора ничего разглядеть мне не удалось, но, взглянув в третье окно, я забыл обо всем на свете – через него виделся небесный корабль, тот, что не так давно показывал мне Мелвин.

Отсюда, из этого окна, разглядеть корабль мне удалось значительно лучше, и на этот раз он уже не казался мне похожим на ската. Теперь он походил на… самого себя и только себя. Он выглядел очень красивым, этот корабль, но какой‑то особой, непривычной моему глазу красотой. Только две маленькие башенки, представляющие собой, по утверждению Мелвина, таинственный механизм, способный разнести корабль в пыль, немного его уродовали. Но если представить, какая мощь в них таится!.. С ними можно не бояться пиратов, да что там – с ними можно не бояться никого! Потому что: «хлопок – и облако пыли!»

Сколько я ни пытался, так и не смог обнаружить в черном, как мрак ночи, корпусе корабля иллюминаторов, но Древние – такие мастера на всякие чудеса, что нисколько не удивлюсь, если они умели делать металл прозрачным. По крайней мере с одной стороны.

«Вот бы полетать на таком! – размечтался я, на время даже позабыв о Николь. – Возможно, он способен подниматься на такую высоту, что даже у меня, к ней привычному, дыхание замрет от восторга!»

Позабыть‑то я о Николь позабыл, но продолжал держать ее ладонь, почему‑то непривычно холодную.

– Что, господин Сорингер, нравится? – отвлек меня от созерцания корабля Древних голос Мелвина, и я молча кивнул – а что тут можно сказать, когда и так все ясно?

– И ведь вполне осуществимо, Люк, – впервые за все время нашего знакомства, он обратился ко мне так фамильярно. – Так или иначе, мы к нему доберемся. Думаю, что корабли, как многие другие вещи Древних, работают до сих пор. Не скрою, имеются у нас и другие капитаны, и у этого корабля даже есть свой. Но как знать, как знать, не обнаружится ли здесь, на Гаруде или в другом месте, еще один такой же? А если так, почему бы ему не стать вашим? Хотя вполне возможно, именно вам придется поднять его в небо, – добавил Мелвин, взглядом указывая на корабль. – Конечно, только в том случае, если вы согласитесь стать членом нашего Ордена.

«Соглашусь ли я? Вот уж чего точно пока не знаю. Свобода, господин Мелвин, она знаете какая сладкая девушка? А ведь в этом случае я ее точно лишусь. Но с другой стороны – чувствовать себя в небе абсолютно неуязвимым…»

– Пойдемте, госпожа Соланж, – послышался голос Энжуриаса. – Осталось совсем не много.

Все так же держа Николь за руку, я подвел ее к вратам. Чтобы открыть их, необходимо приложить уже обе ладони, это понимал даже я. Ведь если у двери две створки, значит, и открывать их придется двумя руками.

Ситуация не нравилась мне настолько, что даже слова Мелвина о моих возможных перспективах нисколько на нее не повлияли. Ну не может же случиться так, что одного лишь прикосновения рук будет достаточно для того, чтобы врата открылись. Давным‑давно, тысячелетия назад, жили исключительно Древние, и выходило одно из двух: либо они доверяли всем подряд без исключения, либо должна существовать какая‑нибудь защита.

Одному Создателю ведомо, какими именно они были на самом деле, но почему‑то совсем не верится, что все без исключения – хорошими. Что не совали нос в чужие дела или не пытались похитить чужие тайны, чтобы на этом заработать. Деньги‑то после них находятся, пусть они и не из золота и серебра, а из какого‑то непонятного металла. Если, конечно, эти пластинки со сложным узором, чем‑то похожим на тот, что изображен на дверях, именно деньги.

– Госпожа Соланж, приступайте! – раздался голос Энжуриаса, и на тот раз его тон показался мне особенно холодным. Да и не выглядели сейчас его слова просьбой, скорее приказом.

Николь послушно подошла к вратам и приложила руку к левой створке. Предчувствие никогда не являлось сильной моей стороной, но на этот раз оно меня не подвело: едва девушка добавила вторую руку, как вздрогнула всем телом и начала медленно опускаться на пол. Я успел к ней первым, по пути отбросив в сторону попытавшегося заступить мне дорогу Руда.

Подхватив Николь уже самой земли, я с ужасом подумал, что держу уже бездыханное тело. Но нет, она посмотрела на меня и даже попыталась улыбнуться. Дверь, кстати, скрипнув чем‑то внутри себя, чуть дрогнула, но ушла в стену так немного, что между створками не образовалось даже тоненькой щели.

– Как ты? – спросил я у Николь, убирая прядь волос, легшую ей поперек лица.

– Мне плохо, Люк, – со слабой улыбкой ответила она, пытаясь выскользнуть из моих рук.

Вижу, что плохо – даже у покойников лица не всегда бывают такими бледными.

Я помог девушке подняться на ноги, но теперь уже удерживал ее обеими руками – Николь так и норовила снова сползти на пол. В сжатом кулаке негромко хрустнуло, и я незаметно вложил в ладонь Николь небольшой круглый предмет. «Это точно должно тебе помочь почувствовать себя хорошо, но не для того, чтобы вновь попытаться открыть дверь».

– Господа, – обратился я сразу ко всем, поворачиваясь к ним боком и все еще удерживая Николь на руках. – Девушке очень плохо, и следующей попытки она уже не переживет.

Ни в глазах Энжуриаса, ни у Мелвина, ни у Эйленоры я не увидел никакого сочувствия, наоборот, какое‑то нетерпение. Разве что у Рудга и тех двоих, его коллег по ремеслу, глаза были полны холодного равнодушия.

«Да уж, – в отчаянии подумал я, – ситуация дряннее не придумаешь. Но почему сама Николь ведет себя так? Я же своими глазами видел, как она в Сошоне справлялась с шестью здоровыми мужиками. По крайней мере, до того момента, когда мы с Лардом и Энди вошли в комнату. И пусть она утверждает, что сделать что‑нибудь плохое она не может, но уж защитить себя… Почему она, как та марионетка из балагана, подчиняется любому слову Энжуриаса? Почему?»

Едва мне в голову пришла мысль о Энжуриасе, как тот сделал неуловимое движение подбородком, и я оказался отрезанным от Николь могучей грудью Рудга. Он встал спиной к остальным, ростом на голову выше и в полтора раза шире, поглядывая на меня с легким любопытством: мол, мне будет очень забавно, если ты попытаешься дернуться.

Девушку вновь подвели к вратам, но под руки никто ее уже не поддерживал, а на щечках самой Николь играл неяркий румянец.

«Подействовало, – решил я. – Теперь она должна почувствовать себя значительно лучше».

– Госпожа Соланж, – как будто несколькими мгновениями ранее ничего не произошло, все тем же ровным холодным тоном обратился к ней Энжуриас, – вы должны попробовать открыть дверь снова. Вы должны понимать, что сейчас, когда мы всего в двух шагах от цели, нас не остановит ничто. Возможно, вам повезет и вы останетесь живы. Если же нет… Что ж, в таком случае все мы будем вспоминать о вас с благодарностью. Итак?

Николь единственным шагом вплотную приблизилась к вратам, подняла руки и на миг застыла, ища своим взглядом мой.

И я сказал ей:

– Не бойся, Николь, сделай это!

Но поняла ли Николь то, что я попытался объяснить ей без слов – взглядом, мимикой, движениями пальцев?

Я шагнул назад. Теперь сразу за моей спиной оказалась дверь, в точности напомнившая ту, что открыл Энжуриас, после чего в расположенной за ней комнате чуть ли не все рассыпалось прахом. В тот миг я отчаянно наделся, что мне удастся открыть ее легко, как открыл другую дверь седобородый, потому что только в этом заключался наш единственный шанс. Еще одной попытки открыть врата Николь точно не переживет. И нужны ли мне все сокровища мира Древних, в том числе и этот их летучий корабль, без девушки, что стояла сейчас перед дверью и отсчитывала последние мгновения своей жизни? Нет.

Внимание всех собравшихся перед дверью было приковано к Николь, даже Рудг смотрел в ее сторону, и потому я смог незаметно приложить руку к ровному овальному пятну посередине двери, ведущей неизвестно куда. Приложить раз, другой, третий, выгибая мизинец так, что едва его не вывихнул его. Внутри себя я ругался так, что любой боцман, будь он морским или небесным, услышав меня, немедленно покинул бы корабль и занялся фермерством. Или встал зазывалой у входа в таверну, что более всего вероятно.

«Ну давай же, открывайся! – молил я дверь, как будто она могла меня услышать и послушаться. – Времени нет! Сейчас Энжуриас повторит приказ еще раз, Николь прикоснется к вратам, и тогда будет уже поздно!»

* * *

Дверь открылась внезапно, когда я, отчаявшись, вывернул другой рукой мизинец так, что едва не взвыл от боли.

– Беги! – крикнул я Николь, и она послушалась.

Когда мимо меня промелькнула ее хрупкая фигурка, я встал перед дверьми, прикрывая их спиной и держа в руке не нож, а фонарь. Тот самый фонарь, что являлся оплатой за переданное письмо. Сверкнуло так, что даже в плотно зажмуренных глазах резануло острой болью.

– Люк! – послышался сзади меня крик Николь, и я шагнул, не оборачиваясь, обо что‑то запнулся и завалился на спину.

Закрываясь, дверь стукнула, но звук при этом раздался не такой, каким я уже привык его слышать. Где‑то там, за дверью послышались голоса, много голосов, они сливались в общий шум, и среди него выделялся голос потерявшего свою обычную невозмутимость Энжуриаса.

«Интересно, сколько у нас есть времени? – лихорадочно соображал я, слушая, как на дверь сыплются удары. – Если они не смогли открыть ее сразу, значит, это не так‑то просто сделать. И Николь ведет себя спокойно».

Чтобы убедиться, что она все еще рядом, я отвел руку в сторону, нащупал ладонью девичье бедро, испуганно отдернул руку и открыл глаза.

К своему удивлению я даже что‑то смог рассмотреть, и в первую очередь – встревоженное лицо Николь. Надо же, в первый раз, когда я обнаружил, что фонарем можно не только светить, все закончилось для меня значительно хуже. Тогда у меня полдня в глазах яркие солнечные зайчики гонялись друг за другом. Представляю, что сейчас творится с глазами у наших друзей, ставших теперь врагами.

– Как ты? – мы с Николь умудрились задать этот короткий вопрос одновременно.

И оба умолкли, чтобы услышать ответ.

В комнате, куда мы так неожиданно попали, оказалось довольно темновато. Горел лишь один светильник, а другой вдруг неярко вспыхивал время от времени, чтобы затем медленно погаснуть. А еще свет пробивался сквозь щель не до конца закрытой двери – полосу шириной с ладонь, не больше. Посмотрев на пол, я обнаружил и причину, из‑за которой дверь не смогла закрыться полностью – металлический брус. Его я видел и раньше, в коридоре, лежащим у самой двери на полу, и даже посматривал на него как на возможное оружие, но здраво рассудил, что вес бруса будет для меня неподъемным. И вот теперь кто‑то из людей Энжуриаса успел просунуть его в дверь, не давая ей захлопнуться.

«Наверное, это Руд, он ближе всех к нему стоял, – рассудил я. – Но как он смог так быстро отреагировать, да еще и с ослепшими глазами?».

– Николь, что с тобой происходило все это время? – задал я девушке больше всего интересующий меня вопрос, после того как убедился в том, что в ближайшее время нашим врагам не удастся открыть двери.

– Леди Эйленора, – ответила она. – Я как будто слышала в голове ее голос и не могла сопротивляться.

– Но как же… – начал я, снова вспомнив о случае в порту Диграна.

Николь ответила, не дожидаясь, когда я произнесу вопрос полностью:

– Она слишком сильна для меня, Люк, слишком сильна, – и девушка печально покачала головой.

– А сейчас? Сейчас она не может тебя заставить что‑нибудь сделать? – поинтересовался я. Хотя все не так уж и страшно, думаю, у меня хватит сил удержать Николь от приказов Эйленоры, если та вдруг вздумает заставить ее открыть дверь.

«А как же я сам? – мелькнула тревожная мысль. – Ведь если Эйленора смогла справиться с Николь, то уж со мной и подавно…»

Николь, словно прочитав мои мысли, покачала головой:

– Нужно быть рядом. Сквозь стену или даже двери, она не сможет сделать ничего. И потом, когда ты наконец‑то догадался угостить девушку лакомством… Теперь я могу с троими, как она, справиться! – Тут она с улыбкой посмотрела на меня и хихикнула, отчего я открыл рот.

То‑то Элейнора держалась чуть ли не вплотную к Николь. Значит, я оказался прав в своем предположении, хотя и не осознавал до конца.

– А что с дверью? Почему они ее до сих пор не открыли? – вопрос я задал больше себе, пусть и вслух, но ответила на него Николь.

– Но кровь Древних‑то у меня. Это я их должна открывать. Да и закрывать, оказывается, тоже, – улыбнулась девушка. – За нее можешь даже не беспокоиться. Скажи лучше, что мы будем делать дальше, Люк?

Нам действительно предстояло решить, что делать дальше. В комнате темно, чтобы разглядеть все детали, а мой фонарь некоторое время светить не будет. В этом я убедился еще тогда, когда обнаружил, что он и сверкнуть может, как тысяча близких солнц.

Для начала я попытался сдвинуть брус обратно в коридор и едва успел уклониться от выпада здоровенного ножа, мелькнувшего у самого моего плеча. Потом у меня у самого чуть не получилось резануть ножом по чьим‑то пальцам, ухватившимся за край двери в попытке ее открыть. На этом мы все ненадолго успокоились, после чего из‑за дверей раздался голос Мелвина:

– Сорингер, давай попробуем договориться?

– Договориться? О чем? – поинтересовался я, чтобы протянуть время. Какое‑то время мы можем не волноваться, вспышка фонаря ослепила их всех – будь здоров.

Не представляю, сколько прошло тогда времени, когда я баловался в каюте фонарем и случайно узнал о еще одном его свойстве, на время оставляющем без зрения. Помню, я совсем уж испугался, что навечно остался слепцом, и от паники меня спасло только то, что слепцы не могут видеть свет, а его в моих глазах было предостаточно. Еще мне удалось выяснить вот что: фонарю необходимо какое‑то время, чтобы вновь вернуться к жизни и светить по‑прежнему. И этого времени нужно даже больше, чем необходимо глазам, чтобы вернуться в нормальное состояние. Так что второй мой страх заключался в том, что фонарь стал бесполезной железкой – зрение уже вернулось, а фонарь еще не светил.

В комнате непременно должна быть еще одна дверь, но ее противоположный край утопал во тьме. За дверь, по уверению Николь, можно не беспокоиться, но кто его знает, откуда у нее такая уверенность? Ведь ей, как и мне, ни разу не приходилось бывать в сохранившихся строениях Древних. Так что в любом случае стоит покинуть комнату как можно быстрее, а для этого нужен свет.

– Сорингер, – продолжил Мелвин, после чего раздался звук, очень похожий на стук лбом по металлу, и ругательство. Я злорадно улыбнулся – Мелвину точно досталось от вспышки фонаря. – Сорингер, ты же сам все видел. Ты только подумай, какие сокровища ждут нас всех! А чего стоит корабль Древних! Ну кто она тебе? Ты будешь богат, Сорингер, очень богат. У тебя таких будут тысячи! И в конце‑то концов, она же тебе надоест через неделю, ну, пусть через месяц. Это сейчас вы смотрите друг на друга так, что, признаюсь, мне даже немного завидно. Но пройдет месяц, два, три, и все станет совсем по‑другому! А здесь сокровища, вот они, осталось только протянуть руку!

Мелвин говорил что‑то еще, но я его уже больше слушал, я смотрел на Николь. Вот оно как оказывается, она на меня тоже смотрит, причем так, что даже Мелвину завидно! И как я раньше не замечал ее взглядов?

Должен признать, что Николь, отлично слышавшая слова Мелвина, не выглядела слишком уж смущенной. Да и вообще, после орешка куири она была едва ли не веселой. Когда Мелвин приложился лбом в дверь, девушка, не сдержавшись, прыснула. И это в нашем‑то положении!

«Мне самому, что ли, орешек съесть?» – раздумывал я.

Вообще‑то я захватил их два, так, на всякий случай. Слишком уже плохо себя чувствовал после перелета к Гаруду.

«Ладно, пока обойдусь, – остановил я руку, уже тянувшую из кармана орех. – Возможно, он еще пригодится».

– Так что скажешь, Сорингер? – прервал мои раздумья голос Мелвина.

– Ничего не скажу, – ответил я, пытаясь вернуть фонарь к жизни, тряся его, включая‑выключая и даже постукивая о пол. – Где гарантия того, что я сам останусь в живых? Ведь без меня‑то вы свободно сможете обойтись.

– Мое слово, Сорингер, – раздался вдруг голос самого Энжуриаса. Голос у него звучал так убедительно, что ему хотелось безоговорочно верить. – Если я даю слово, то никогда его не нарушаю. Согласен, ты совершил ошибку. Но это не та ошибка, которую невозможно исправить.

– Это совсем другое дело, господин Энжуриас, – заявил я. – Вам я доверяю безгранично. Но все равно, мне нужно немного подумать, – после паузы добавил я, по‑прежнему крутя фонарь. Мне показалось или действительно в его глубине мелькнула крохотная искорка?

На этот раз за дверью едва слышно выругался сам господин Энжуриас.

Я взглянул на Николь, пытающуюся сдержать смех и даже прижавшую ладони ко рту. Нет, явно с орешками куири что‑то не так. Ведь мы совсем не в той ситуации, чтобы хоть немного было смешно.

Когда сквозь щель в дверях послышался голос леди Эйленоры, я почему‑то совсем не удивился.

– Люкануэль, – начала она, – вспомни меня. Вспомни о том, как нам с тобой было хорошо. Разве ты не мечтаешь, чтобы все это повторилось?

«Еще бы, леди Эйленора, разве такое забудешь? Я никогда не позволял женщинам проделывать со мной то, что позволил вам. Хотя и не скрою, тогда мне все ваши действия доставляли большое удовольствие. Да что там большое – огромное! Но ведь теперь можно предположить, что дело то совсем не во мне, а в вашем даре манипулировать людьми. А я‑то в догадках терялся, что это на меня нашло? В общем, развратница вы, леди Эйленора, и я теперь совсем не хочу вас знать».

Я даже отодвинулся от щели в дверях, так, на всякий случай. Уж слишком завораживающе звучал ее голос. А она продолжала:

– Послушай, Люк, давно хотела сказать тебе, но все не было случая – мы созданы друг для друга. Мы будем счастливы вместе – ты и я. Ты станешь богатым, станешь дворянином, и для всего этого необходимо так мало. Ты меня слышишь, Люкануэль?

Я снова взглянул на Николь, почему‑то переставшую улыбаться и с глубоким вниманием слушавшую голос из‑за двери. Ничего, если она начнет попрекать меня леди Эйленорой, то я всегда смогу защититься, сказав, что абсолютно себя не контролировал. Николь должна мне поверить, на себе испытала. А теперь нам пора, фонарь начал проявлять признаки жизни и вскоре должен светить как обычно.

– Всего вам хорошего, леди Эйленора. Я вас действительно помню и вряд ли когда‑нибудь забуду, – заверил я, а затем решительно поднялся на ноги.

* * *

«Может быть, и зря я прощаюсь, – подумал я, помогая подняться Николь. – Ведь вполне может случиться и так, что в комнате дверь единственная. И стоит им закинуть через щель что‑нибудь такое, отчего комната быстро заполнится дымом, как нам придется открыть ее самим, чтобы не задохнуться. Если мы ее вообще сможет открыть, ведь с дверью явно что‑то не так».

По счастью, еще одна дверь в комнате все же нашлась. Впрочем, с самого начала я в этом был почти уверен: слишком уж она не походила на обычную комнату, скорее на проход. Сама она оказалась заставленная громоздкими железными полками под потолок. Полки выглядели настолько грубо, что даже то, что они сделаны руками Древних, вызывало сомнение.

На полках мне удалось рассмотреть множество металлических ящиков, но я даже не стал делать попыток заглянуть хотя бы в один из них – жизнь дороже, а задача у нас одна – уйти как можно дальше и как можно быстрее от всех этих господ.

Выход обнаружился в самом конце комнаты, и дверь распахнулась прежде, чем Николь успела прикоснуться к ней рукой.

«Так, осторожность и еще раз осторожность, Люк, – решил я для себя, перед тем как мы вошли в дверь. – И поменьше всего трогай: слышал ведь, что иные на вид безобидные, вещи Древних представляют собой смертельную угрозу. Главное – выбраться наружу и умудриться попасть на борт „Небесного странника“. Сложности не закончатся и потом, в первую очередь те две башни, что „бах – и в пыль“, но до них еще нужно добраться».

Перед тем как войти в узкий полутемный коридор, я мазнул лучом фонаря по двери, той, с чьей помощью нам удалось ускользнуть от людей Энжуриаса и его самого. Луч фонаря на миг осветил в щели дверей чье‑то лицо, по‑моему, Руда, тут же скрывшееся, после чего я решительно вступил в коридор.

– Интересно, долго они не смогут открыть дверь?

Вот что заботило меня в первую очередь. Снаружи двери открылись очень легко, если не принимать внимание до сих пор еще болевшего мизинца на левой руке.

– Не знаю, – беспечно ответила Николь и зачем‑то опять хихикнула. – Чтобы они не открылись, я сделала вот так, – и она как‑то по‑особенному провела ладонью в воздухе. – Только не спрашивай, почему я сделала именно так, сама не пойму. Возможно, их теперь снаружи и не открыть. Но может быть, если они догадаются сделать так же, дверь откроется легко. Вернемся, подскажем?

Тут она хихикнула снова. Интересно на нее орешки куири подействовали, неужели и на всех они действуют именно так? Николь совсем не глупа, чтобы не понимать всю сложность нашего положения. А тут хихиканье ее, улыбки таинственные, да и поглядывает она на меня по‑особенному, я бы сказал – завлекающе. Что же мне раньше‑то в голову не пришло орешком ее угостить? Ну ничего, у меня осталось еще два куири, один при себе, другой на «Небесном страннике»…

По обеим стенам коридора имелись окна, но за ними ничего не было видно. Мои попытки разглядеть что‑нибудь при помощи фонаря также ни к чему не привели. Пару раз на ходу посветив сквозь окна, я успокоился. Коридор закончился очередной дверью, наполовину утопленной в стене. Щель оказалась достаточно широка для того, чтобы мы без помех через нее протиснулись. Еще одна комната, совсем темная, заполненная какими‑то непонятного мне назначения механизмами, и в конце ее – открытая дверь.