Текст книги "Небесный странник. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Владимир Корн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Конечно же, мы не пялились на обнаженную Мирру, прижавшую ладони к глазам и визжащую. А когда она убирала руки от глаз и вновь видела чрексуна, то кричала:

– А‑а‑а! Уберите его отсюда! – И, закрыв глаза, опять: – А‑а‑а!

Мы выстроились на берегу между ней и чрексуном, топая на него ногами и призывая убраться в море, а Лард даже угрожал ему алебардой. И лишь изредка оборачивались, чтобы убедиться в том, что Мирра все еще не успела одеться, причем делали это не все вместе, а по очереди. У Мирры, кстати, фигура тоже ничего, только немного плосковата на мой вкус.

Когда я оглянулся в очередной раз, Николь, успевшая накинуть платье, подошла к Мирре и обняла ее за плечи, пытаясь успокоить. На ее беду, Мирра в тот момент закрыла глаза и потому испустила совсем уж истошный визг, заставивший Николь отскочить далеко в сторону.

Скачками, бросив на произвол судьбы корабль, примчался Энди.

«Мерзавец, – в очередной раз убедился я. – Возможно, кто‑нибудь в это время наблюдает за „Небесным странником“ из кустов, поджидая удобный момент, чтобы завладеть кораблем».

Энди подскочил к Мирре, пытаясь одновременно сделать сразу три дела: успокоить, прикрыть ее своим телом от наших глаз и натянуть платье. Кончилось все дело тем, что чрексун выплюнул краба нам под ноги, произнес «чрекс‑чрекс», а затем не спеша уполз в воды лагуны. Взгляд у него при этом показался мне не тупым, как обычно, а слегка презрительным. Мол, стоило ли устраивать из‑за ерунды столько много шума?

Дамам купаться отчего‑то расхотелось, и они, сопровождаемые Энди, вернулись на корабль. Перед этим я все же успел спросить у Николь:

– Ну, и чего ты визжала? С Миррой понятно, она в своей глуши и слышать‑то о чрексунах не слыхала, откуда они возьмутся в озере? Но ты‑то родилась в Месанте, а он чуть ли не наполовину на сваях в море стоит.

– Он показался из воды так внезапно, – потупив глаза, ответила она, вероятно, гадая, что я успел разглядеть.

«Не все, Николь, далеко не все. Но то, что увидел, мне очень понравилось».

– Николь, у тебя великолепная фигура, – заявил я ей вслед, как будто впервые это обнаружил. Она засмущалась так, что даже со спины стало заметно, как мило порозовели ее уши.

Мы еще немного поплескались в воде, хотя почему‑то особенного желания уже не было. Не повезло нам и с супом из акульих плавников. Вероятно, все акулы, каким‑то невероятным образом узнавшие о том, что мы сюда заглянули специально, решили на время убраться из залива. Нам даже не удалось увидеть ни одного торчавшего из воды акульего плавника.

И все же одну акулу Энди нашел – дохлую и лежавшую на мели. С какой‑то особой целью он прогулялся далеко по берегу, там ее и обнаружил. Затем вернулся на корабль и потребовал у Аделарда алебарду, чтобы вырубить акульи челюсти, уж не знаю, зачем они ему понадобились. Аделард дал алебарду крайне неохотно. В итоге Энди вернулся ни с чем, на алебарде появилось множество зазубрин, а сам он пропах запахом тухлой рыбы настолько, что Мирра, не выдержав, заявила ему, чтобы в ближайшее время он держался от нее подальше.

– Даже после того, как хорошенько вымоешься и выстираешь всю свою одежду, – добавила она.

И все же было здорово. Вечером мы разожгли на берегу огромный костер, и на нем Амбруаз запек по особому рецепту выловленную Аделардом кефаль. Видимо, особых рецептов у Амбруаза великое множество, потому что радует он нас ими едва ли не ежедневно. Затем мы единодушно сошлись во мнении, что ром Мелвина слишком хорош для бхайров, им можно продавать и похуже. И уже в самом конце Рианель с Николь под аккомпанемент цитры спели на два голоса песню о несчастных влюбленных, вынужденных расстаться навечно. Песня была такая трогательная, а пели они так замечательно, что я украдкой смахнул скупую мужскую слезу…

* * *

Чтобы прибыть в нужное место, нам действительно хватило трех дней.

Реку Линис, являющуюся естественной границей между герцогством и землями бхайров, мы пересекли ночью. Ночь выдалась лунной, высота – небольшой, так что ее хорошо было видно. Вообще‑то я рассчитывал посмотреть на столицу бхайров – Бхайрат, но после того как под нами блеснула лента реки, Мелвин попросил изменить курс на север. Жаль, бывать в Бхайрате мне не приходилось еще ни разу. А сколько рассказов я о нем слышал!..

Бхайрат находится в самой глубине пустыни, чуть ли не в ее центре, и расположен он в оазисе. Но самое интересное в том, что там находится город Древних, причем не какие‑нибудь там руины. Говорят, что в Бхайрате прекрасно сохранились жилые дома, дворец правителя, занимающий целый квартал, стены, окружающие город по периметру. До сих пор работает созданный Древними водопровод, питающий многочисленные фонтаны. Рек там поблизости нет, и потому вода подается глубоко из‑под земли особыми механизмами, и они еще ни разу не ломались. Ни разу! В них только л'хассы меняют, чья сила и качает воду из невероятно глубоких колодцев. Да уж, умели Древние строить!

Еще в Бхайрате, рассказывают, совсем задарма можно купить многие вещи, доставшиеся бхайрам от Древних в наследство. Причем все они великолепно сохранились, а многие из них даже работают.

Я видел несколько вещей Древних из тех, что продолжают работать, но одна меня поразила особенно. Больше всего она походила на ручную мельницу для пряностей, разве что меньшего размера. Сбоку тоже имелась кривая ручка, а с торцов – множество мелких отверстий. Крутишь ручку и говоришь что‑нибудь в тот из торцов, что выглядит полукруглым, а потом вертишь ручку в другую сторону и слушаешь все, что сказал. Можно много раз слушать, пока опять ручку в другую сторону крутить не начнешь, тогда весь голос внутри нее исчезает. Там еще особенность – голос не сразу исчезает, если в обратную сторону крутить, раз десять‑пятнадцать провернуть ручку необходимо. Причем поначалу слышится так, как будто все звуки наоборот произносятся. Главное – что захочешь, то и запишешь. Хочешь – лошадиное ржание, желаешь – собственный голос, а взбредет в голову – так и целый хор. Имелась бы у меня такая вещь, я бы обязательно песню, что Николь с Рианелем у костра в заливе Акульего Плавника пели, в нее поместил, уж очень красиво у них получалось.

Или есть еще круглая медная палочка длиной в ладонь. С одной стороны у нее шарик, а с другой – отверстие. Нажимаешь на шарик – из отверстия огонек пламени показывается, причем настоящий, им хоть что поджечь можно. И главное, он никогда не заканчивается, будет гореть, пока палец на шарик давить не устанет. Рассказывают, что в герцогском дворце в Дигране всяких таких диковин полным‑полно, и все они работают. В общем, жаль, что мы в Бхайрат не отправились.

Вместо этого мы взяли курс строго на север, оставляя пустыню по правому борту. По левому возвышалась череда невысоких гор, отделяющих владения бхайров от побережья Сурового моря. Здесь, на границе, земля оказалась такой же бесплодной, как и там, в песках, и лишь изредка попадались невысокие деревья с колючками вместо листьев.

– Да уж, не хотел бы я здесь жить, – выразил нашу общую мысль Рианель.

По прошествии большей половины дня корабль, следуя новым указаниям Мелвина, повернул на запад.

– Отлично, – почему‑то купец даже радостно потер руки. – Мы должны успеть добраться до сумерек! Там, – он указал рукой куда‑то вперед, – за горами долина, и спускаться в нее в темноте будет верхом неблагоразумия.

Как выяснилось чуть позже, в долину и при свете дня спускаться тоже совсем не умно.

– Здесь вообще корабли раньше садились? – спросил я, озирая раскинувшуюся под нами долину, со всех четырех сторон окруженную высокими горами с почти отвесными склонами. Мелвин неопределенно кивнул головой.

Долина оказалась не то чтобы мала, но опустить корабль в нее еще та проблема. Чуть ли не в центре долины блестело небольшое озеро с втекающим в него то ли большим ручьем, то ли маленькой речкой. Но куда вода девается потом – непонятно. Ведь если бы она из озера не уходила, то сама долина стала бы одним большим озером, а этого не произошло. Есть в долине роща, луг и даже небольшое возделанное поле. И еще около десятка домов различной величины. Среди деревьев даже двухэтажный прячется.

«Если опускаться, то прямо на поле, – пришел я к выводу. – Других вариантов нет. Но как это сделать?»

Все бы ничего, но ветер, гуляющий по долине, представлял собой довольно мощный поток, и уж мне, с моей способностью, поток этот виден был хорошо. Ведь даже если спустить парус, корабль не будет стоять на месте – его корпус сам неплохо парусит, а «Небесный странник» с его высокими надстройками на носу и корме – так и вообще отлично. Но что тут поделаешь? Размерами корабль мал, а обитать на нем приходится неделями, и потому без надстроек не обойтись, иначе где разместить каюты? Когда ветер попутный, высокая корма даже помогала, но при всех остальных курсах вахтенным за штурвалом скучать не приходится.

«Так что убери мы парус и начни спуск, – размышлял я, – воздушный поток обязательно прижмет корабль к отвесному западному склону, ломая все, что только можно поломать. Резко вниз тоже не пойдешь – попробуй тут рассчитай скорость спуска, чтобы успеть остановиться у самой земли. И это еще половина проблемы. Ведь и выбраться из долины будет очень сложно».

Мелвин испытующе посмотрел на меня:

– Справитесь, господин Сорингер?

«Наверное, все же нет», – подумал я, вслух же спросил:

– Господин Мелвин, все‑таки ответьте: садились ли сюда корабли раньше?

На это раз он ответил более определенно:

– Однажды.

Вот и пойми его: был ли тот корабль единственным или ему единственному удалось сесть удачно? Или все же неудачно? Останков корабля нигде не видно, но вполне возможно, что все они пошли на дрова, которые, несомненно, в этих местах пользуются огромным спросом.

– Я добавлю к оплате пяток золотых, если вы все же опустите корабль в долине, – продолжил Мелвин.

План к тому времени в моей голове сложился полностью. Посадка в долине – это ли не вызов моему мастерству капитана? Да и пять золотых ноблей не помешают, хотя решающего значения они уже не имели. Что же касается подъема из долины… Пришла мне в голову одна идея. То ли собственная, то ли вспомнился чей‑то рассказ, но в любом случае думаю, что и подняться у нас получится.

– Родриг! Готовь якорь, – обратился я к нашему боцману.

Якоря на летучих кораблях не такие, как на морских и всех остальных прочих, они больше похожи на волокушу. И задача у них другая – не застопорить корабль на месте, для этого его достаточно на землю опустить, а замедлить ход, волочась за ним. Что же до всего остального… Мы, убрав парус, будем спускаться по ветру, и думаю, что ширины долины хватить должно. Ну и якорь для подстраховки. А то, что он, волочась зубьями по земле, оставит на ней несколько неглубоких борозд, пусть уже будет не нашими проблемами.

– Господин Мелвин, – обратился я к хозяину груза, – вам необходимо занять место в своей каюте. То же касается и всех не занятых при спуске.

Чем хорош «Небесный странник», так это тем, что не нужно кричать, чтобы тебя услышали на палубе, и предназначались мои слова Николь и Мирре.

Остальные все будут при деле. Гвен – на штурвале, Энди займет место около кабестана, Амбруаз с Аделардом в нужный момент уберут парус, на совести Родрига якорь, Рианель Брендос – навигатор, и он должен быть рядом со мной, на мостике. А больше у нас и людей‑то нет.

Кстати, Родриг наконец‑то сделал нормальную постель для Мирры, натянув на надежную деревянную раму сетку, сплетенную из прочных кожаных ремешков, и теперь она может смело отправляться в свою каюту – бывшую подшкиперскую. В прошлый раз, когда мы садились в бухте Акулий Плавник, где Мирра сумела продемонстрировать все особенности своей фигуры, возможный удар о землю она ждала в капитанской каюте. Ничего не имею против женщин в своей постели, но я все же предпочел бы, чтобы там находилась Николь. А уж если еще и в моей компании, так и вообще замечательно.

Размечтавшись, как именно «замечательно», я едва не запоздал с командой «убрать паруса», и только брошенный на меня вопросительный взгляд Рианеля помог отдать его вовремя. Дальше все прошло на «отлично». Корабль опускался с нужной скоростью, якорь придерживал его как надо, а сам момент, когда днище соприкоснулось с землей, те, кто ждал его, лежа в постели, вряд ли смогли почувствовать, разве что услышали скрип. Я огляделся по сторонам, внутренне собой гордясь. Нет, я не ждал хлопанья в ладони или выкриков «браво, капитан!», но и посланных взглядов вполне мне хватило.

Едва «Небесный странник» коснулся земли, как солнце стремительно спряталось за вершины окружающих долину гор. Что ж, теперь оно как будто бы и без надобности.

На земле нас встретили дружелюбно. По крайней мере, там не оказалось поджидавшего нас вооруженного отряда, чего я, если быть откровенным, внутренне опасался. Издали, с опушки рощицы, за нашей посадкой наблюдали не меньше десятка людей, но к самому кораблю подошли лишь двое.

Один из них и окликнул Мелвина, когда тот появился на палубе и подошел к борту. Мелвин в ответ разразился длинной тирадой на незнакомом мне языке, и из нее я понял только – «ром». И то лишь потому, что практически на всех языках это слово звучит приблизительно одинаково. Затем Мелвин, обращаясь уже ко мне, уведомил, что разгрузка будет только завтра, добавив – «окончательный расчет произойдет сразу же после нее».

Когда он покинул корабль, я тут же приказал втянуть трап обратно на борт. Так, на всякий случай. Как бы там ни было, борт «Небесного странника» возвышается над землей почти на два человеческих роста – хоть какая‑то защита от тех, кто захочет оказаться на палубе незваным гостем.

* * *

Утром следующего дня Лард, дежуривший всю ночь на палубе, сообщил:

– Капитан, тут такое дело…

Услышав его обращение к себе, я даже немного удивился. Обычно Лард крайне немногословен, а тут сразу четыре слова подряд.

– Слушаю тебя очень внимательно, Аделард. – И это на самом деле соответствовало действительности.

– В общем, вокруг корабля всю ночь кто‑то ходил. Трое. Причем они старались, чтобы их никто не увидел.

Чтобы спрятаться от Ларда, одного желания мало, необходимо еще и умение. Я кивнул – продолжай, ведь понятно, что это еще не все.

– Мне показалось, что они следят не за тем, чтобы с корабля никто не сошел, а наоборот, чтобы никто не попал на его борт.

– Спасибо, – поблагодарил я его.

С этой долиной не все так чисто, и дело даже не в том, что она прибежище контрабандистов. То, что я успел разглядеть с высоты, наводит на некоторые мысли. Но как говорят в тех краях, откуда я родом, – «слишком длинный нос обязательно прищемят дверью», подразумевая, что чрезмерное любопытство всегда выйдет его владельцу боком.

Чуть ли не сразу же на корабль пришел Мелвин и первым делом начал расхваливать посадку «Небесного странника».

– Я, – заявил он, – сам не мог ее увидеть по понятным причинам. Но люди, на чьих глазах она произошла, прониклись впечатлением, и это еще слишком мягко сказано. Надеюсь, и выбраться отсюда вам удастся так же легко.

– Благодарю вас, господин Мелвин, – учтиво кланяясь и в душе надеясь на то, что поклон получается у меня не хуже, чем у навигатора Брендоса, ответил я. – Должен признать, что вчера все сложилось для нас удачно. Что же касается обратной дороги, думаю, вы не откажете нам в небольшой помощи, чтобы и подъем из долины закончился так же благополучно.

– Непременно, господин Сорингер, – уверил меня он. – Все, что в наших силах. А теперь пойдемте, рассчитаемся и приступим, наконец, к разгрузке. Да, и вот еще что – вечером ждем вас в гости вместе с госпожой Соланж.

Вообще‑то приглашение меня не очень обрадовало. Нет, не потому, что я собрался убраться из долины сегодня же, тут уж как получится, а потому, что Николь пригласили тоже. То, что господин Мелвин не устоял перед обаянием Николь, понятно, но не строит ли он в отношении ее каких‑либо планов?

Выгрузка рома затянулась чуть ли не до самого вечера. Сначала необходимо поднять часть бочек из люка, расположенного на палубе, чтобы освободить тот, что находится в борту. С этим справились быстро, потому что выгружали мы сами. Затем люк в борту открылся, наша помощь закончилась, и тут выяснилось, что освобождение трюма затянется надолго. Дело в том, что на разгрузку прибыли всего два человека. Они по одной извлекали бочки из трюма и сразу же укатывали их в сторону рощи магнолий, где среди деревьев прятались дома. От магнолий, сплошь покрытых белыми цветками, даже до нас доносился сильный сладковатый аромат.

Я прикинул в уме, сколько времени им понадобится на полную разгрузку, и получилось у меня чуть ли не три дня. И господин Мелвин куда‑то исчез. Так продолжалось до самого обеда, когда грузчики исчезли на добрых два часа. Внутри себя я рвал и метал. Нет, это надо же, а? И дело даже не в том, что мы потеряем здесь уйму времени, хотя и его жалко. Просто существует вероятность того, что в долину могут нагрянуть те, чьей работой и является борьба с такими людьми, как Мелвин и его сообщники‑контрабандисты. И тогда мы тоже можем безвинно пострадать. Ну, почти безвинно.

Когда гнев переполнил меня до самых краев, мешая переваривать превосходный обед, приготовленный Амбруазом, и я уже готов был сам отправиться на поиски Мелвина, грузчики появились снова. Причем оказалось их на этот раз больше дюжины, и дело пошло значительно веселее.

Все они производили впечатление людей, которым ни капли из содержимого бочек не достанется. Да и вообще, судя по всему, им всего достается мало: еды, одежды и так далее. Грязные тела, едва прикрытые лохмотьями, худые изможденные лица…

На поясах четырех их надсмотрщиков висели только кинжалы, но грузчики поглядывали на них с явной опаской. Вообще‑то рабство в герцогстве запрещено, да и у бхайров, насколько я знаю, дело тоже обстоит именно так.

«Да уж, – тоскливо вздохнул я, – помимо контрабанды умудрился еще и в историю с рабами влипнуть…»

«А кто тебе, Люк, сказал, что двести монет достанутся легко? – попытался утешить меня внутренний голос. – Да и чем ты, собственно, рискуешь? Подумаешь, поймают тебя. Заберут в казну „Небесный странник“, сорвут с груди медальон навигатора, чтобы никогда уже его не отдать, а самого отправят на рудники. Пять‑десять лет каторжного труда – и ты на свободе, Люк! Вернешься в родной Гволсуоль, приделаешь к отцовскому домику пристройку, а то и займешь его, купишь лодку, и все – живи да радуйся!»

Лицо мое от представленных «радужных» перспектив скривила такая гримаса, что даже больно стало. Вероятно, господин Мелвин, стоящий рядом, настолько ею впечатлился, что попытался дать объяснения мною увиденному.

– Это галиды, – сказал он.

Святая Богиня‑Мать! Ну как я сам не обратил внимания на то, что у всех этих оборванцев раскосые глаза и очень большие носы? Такие лица только у галидов, жителей Галидии. Галидия – страна горная, а в горах всегда дышать тяжело, потому у них и носы такие длинные. Ну, как у печи, – чем выше труба, тем сильнее тяга.

«Вообще‑то, – пощупал я свой нос, – на летучих кораблях иной раз в такую высь подниматься приходится, что пора бы и моему уже отрасти. Так что врут, наверное, люди».

В Галидии рабство не запрещено, а ее правители торгуют своими гражданами направо и налево, и покупают их охотно: в еде непривередливы, а работать умеют. Еще галиды славятся тем, что обожают рангили, листья кустарника рангу, растущего у них во множестве. Говорят, у рангили такое действие, что привыкаешь к нему быстро и потом уже без него обходиться не можешь. И спишь мало, и не устаешь. Только запрещен он везде, кроме самой Галидии, причем у нас в герцогстве за его продажу даже казнят. Еще этого мне не хватало!

Мы посадили «Небесный странник» на краю поля, а оно сплошь засеяно каким‑то мелким кустарником. Уж не рангу ли это? То‑то я смотрю, галиды на поле все время поглядывают! Вот же угораздило меня всего‑то за двести монет вляпаться по самую шею. Здесь уже пятью годами рудников точно не отделаешься. С другой стороны, корабль разгружается так быстро, что любо‑дорого смотреть. Боятся, наверное, галиды, что им рангили не дадут…

И тут мне в голову пришла блестящая мысль. Это же можно всей команде ни одной медной клипы не платить, если они за рангили работать будут! Ну, всей не всей, а вот Энди бы точно не мешало к нему приучить: на корабле всегда работы полно, и сейчас все при деле, один Ансельм с озабоченным видом бродит туда‑сюда, делая вид, что чем‑то очень важным занят. Словно я с давних пор не знаю его как облупленного.

Плавный ход моих мыслей перебил Мелвин:

– Господин Сорингер, боюсь, до самых сумерек погрузку закончить не успеем. Вы же не станете подниматься из долины после заката?

«А я уже успел отбояться, господин Мелвин, потому что давно понял, что не закончим».

– Значит, отправимся завтра с утра. Тем более нам еще кое‑что нужно подготовить. Вкопать всего два столбика, вон там и вон там. Надеюсь, ваши люди нам помогут? И кстати, вы не передумали лететь с нами обратно?

– Увы, господин Сорингер, – и Мелвин с самым печальным видом развел руками. – Как выяснилось, обстоятельства изменились настолько, что я вынужден поменять свои планы. А со столбиками никаких проблем не будет, я распоряжусь.

Надеюсь, мне удалось придать себе не менее печальный вид:

– Очень жаль, господин Мелвин, но я отлично вас понимаю: дела, дела…

Хотя в душе я остался очень доволен. Пусть на обратном пути можно было бы заработать и еще, но мало ли что Мелвин погрузит на «Небесный странник» в этот раз? Вполне возможно и такое, за что точно рудниками уже не отделаешься, если поймают. И самое противное – ведь я ни за что не смогу ему отказать, если плата опять окажется такой же большой. И дело даже не в том, что я такой жадный. Когда на тебе висит долг и еще угроза лишиться корабля, поневоле станешь не слишком разборчивым.

– Хочу напомнить, что наш договор на сегодняшний вечер остается в силе. Ждем вас, господин Сорингер, вместе с очаровательной госпожой Соланж. Я пришлю за вами человека, – уже спустившись с борта «Небесного странника» помахал он шляпой.

* * *

«Могла бы и поскромнее одеться!» – буркнул я себе под нос, увидев готовую к визиту Николь. Вслух же восхитился:

– Николь, ты само очарование! – нисколько при этом не покривив душой.

Николь и в вечном своем бесформенном балахоне выглядит как настоящая леди, а стоит ей только надеть платье, пусть и самое простое, так вообще глаз не отвести. Нет, я совсем не против, когда Николь так потрясающе выглядит, но сейчас дело в другом. Мы с ней отправляемся не на прогулку где‑нибудь в Дигране, Джессоре или, на худой конец, в Хависе, а идем в гости к контрабандистам, работорговцам и вообще очень темным личностям. Вполне возможно, не видевших женщин уже многие месяцы.

– Что‑то не так? – спросила у меня Николь.

«Амулет у тебя слишком маленький, – мрачно подумал я. – Ему бы в несколько раз больше быть, чтобы полностью закрывать чересчур глубокий вырез. И вообще, нужно будет пить поменьше, ведь непременно постараются меня споить, чтобы Николь без помех охмурить. Нет, нужно следить, чтобы она сама не пила. А где уж такое возможно? По рукам, что ли, ее бить?»

– Все прекрасно, Николь, ты выглядишь как никогда прелестно.

– Спасибо Люк, я старалась. – Затем, взглянув на меня, девушка добавила: – Надеюсь, тебе там не с кем будет сыграть в кости.

«Дались же тебе эти кости! А Гвену огромное спасибо, не мог ничего лучше придумать. Теперь в ее присутствии хоть вообще о них разговор не заводи».

Сам я всего лишь переменил сорочку да начистил сапоги, в душе надеясь, что со мной не произойдет такая же история, как частенько бывало с Энди. Первым на эту закономерность обратил внимание Гвен, мы все тогда еще на «Барракуде» служили: «Стоит только Энди перед выходом в город почистить сапоги, так обязательно в городе ему начистят морду. Примета верная».

Не помню, чтобы Гвен хоть раз ошибся…

Вопреки моим дурным предчувствиям, вечер прошел на удивление хорошо.

В самом большом доме, кстати, отлично обставленном, нас не встретило сборище мрачных типов с покрытыми шрамами лицами, раз за разом опрокидывающих в себя стаканы с ромом и не сводящих жадных глаз с плохо прикрытого амулетом выреза на платье Николь. Нет, все оказалось пристойно и мило. И дам за столом помимо моей спутницы хватало. На пятерых мужчин, если считать вместе со мной, приходилось пять женщин, причем три из них если уж и не были красавицами, то выглядели вполне симпатично.

Красиво сервированный стол, порадовавший, хотя и не впечатливший обилием блюд, но тут уж заслуга повара «Небесного странника» Амбруаза. Множество бутылок, и среди них, кстати, не оказалось ни одной с ромом. И самое главное: за столом царила легкая непринужденная атмосфера, какая обычно бывает среди давно знающих друг друга людей, занятых одним делом.

Во главе стола расположился человек возрастом слегка за сорок, выглядевший внешне и ведущий себя как получивший отменное воспитание дворянин, представившийся господином Айениалем. По левую руку от него сидела красивая белокурая дама, много его младше, сразу обратившая свое внимание на Николь и помогающая ей освоиться.

По правую руку от господина Айениаля находился уже хорошо знакомый мне господин Мелвин. Два оставшихся мужчины ничем особенным мне не запомнились, так же как и их дамы, обе брюнетки, выглядевшие родными сестрами. Ну и еще одна дама, рыжеволосая и зеленоглазая, судя по всему, имевшая на господина Мелвина какие‑то права, поскольку пару раз за вечер она ему что‑то выговаривала. Вероятно, за взгляды, изредка бросаемые им на Николь.

Впрочем, Мелвину ее выговоры нисколько не мешали вести за столом разговор, а остальные его поддерживали. Он так мастерски рассказывал о приключениях, случившихся на нашем пути в долину, что даже меня самого, присутствующего при всех описываемых им событиях, увлекло. Нападение пиратов выглядело в его устах не более чем забавным случаем, а описание атаки бочками с ромом вызвало за столом всеобщий смех. Вероятно, из‑за присутствия дам Мелвин не добавил к своему рассказу, сколько погибло ганипурцев, причем большая часть из них сгорела заживо. Ну а случай с чрексуном в заливе Акульего Плавника заставил даже меня смеяться, а Николь – румяниться. Вероятно, она вспомнила некоторые подробности, хотя в рассказе Мелвина о них не упоминалось ни словом.

Наконец, почувствовав в голове легкий шум от понравившегося мне вина с нежно‑сливовым вкусом и здраво рассудив, что за время моего отсутствия с Николь в такой благородной компании ничего случиться не может, я вышел в патио подышать свежим воздухом.

Едва я подумал, что жить в этой долине долго не смог бы, слишком уж навязчив сладковатый запах магнолий, как меня поймал чей‑то голос, негромко произнесший:

– Господин! Господин!

Голос приблизился, но его обладатель продолжал оставаться в тени. Ночь стояла хоть и звездная, но безлунная, ближайший фонарь висел над парадным входом, окон в стене со стороны патио не имелось, и потому мне едва удалось рассмотреть окликнувшего меня человека. Вернее, его смутную тень. И это навевало на мысли. Вдруг он один из рабов, решивший договориться со мной и покинуть проклятую для него долину на «Небесном страннике»?

Вообще‑то я человек смелый, но не до безрассудства, и причина, которая могла бы подвигнуть меня на неоправданный риск испортить отношения с хозяевами до того момента, когда я смогу помахать им ручкой из‑под небес, должна быть очень весомой. Дело даже не в деньгах, хотя и они всегда кстати. Если, конечно, человек – не затеянная господином Айениалем провокация. В любом случае выслушать стоило. Ведь могло быть и так, что человек попросит принести ему рома, и тогда я чистой совестью откажусь: нет его на столе.

– Слушаю вас, – негромко ответил я.

И человек, произнося слова торопливым шепотом с просительными интонациями, едва не захлебнулся словами, вероятно, опасаясь, что я в любой момент перестану его слушать и удалюсь в дом.

Из его торопливой речи я понял, что он просит, вернее, даже умаляет передать письмо. Но кому и куда, разобрать мне не удалось.

– Вы не подумайте, я заплачу. Причем заплачу не золотом. – Видя, что уходить я не собираюсь, он перешел на более связную речь: – Вот, смотрите!

И у него за пазухой сверкнуло.

– Фонарь Древних! Бесценная вещь! И он ваш, если вы обещаете передать письмо!

Мог бы и не объяснять, что именно сверкнуло у него под одеждой. О ценности фонаря Древних, кстати, тоже. Все‑таки столько лет проработать на кораблях, принадлежащих Коллегии, что‑то да значит. Мне уже приходилось созерцать их несколько раз.

Те, что я видел, выглядели как цилиндры длиной чуть больше ладони и диаметром с кольцо, образованное большим и указательным пальцами одной руки, с кристаллом на одном из торцов. Да, еще сквозное отверстие на противоположном от кристалла конце. Вероятно, для того, чтобы можно было продеть сквозь него шнурок. Зажечь фонарь легко, необходимо лишь взять цилиндр в обе руки и провернуть их в разные стороны.

Попадаются и нерабочие фонари, но те, что работают, светят вечно. Или несколько веков, что, собственно, для любого человека практически одно и то же. У окудников из Коллегии, исследующих руины Древних, такие фонари есть. Но коль уже зашел разговор о самой Коллегии…

Все руины Древних, по крайней мере на территории герцогства, являются собственностью Коллегии. Как те, что ею уже изучены, так и те, что даже еще не обнаружены. Правда, на руины, где Коллегия уже успела побывать, она практически не обращает внимание. Наверное, по той самой причине, что найти хоть что‑нибудь после нее можно только в том случае, если уж очень повезет.

Это я к чему? Судя по фонарю, оказавшемуся в руках незнакомца, господин Айениаль со своими людьми, кроме всего прочего, еще и раскопками занимается, а перебегать дорогу ни ему, ни тем более Коллегии абсолютно не хочется. Утешает только то, что находимся мы не в герцогстве, да и соблазн слишком велик. Заполучить фонарь Древних – это даже не золотой нагрудный знак навигатора, по крайней мере, для меня лично.

– Давайте ваше письмо, – произнес я помимо своей воли, чтобы не затягивать разговор и опасаясь, что меня уже хватились.

– Вот, возьмите, адрес на самом письме, – и я почувствовал, как мне в руку вкладывают оба предмета. Затем послышался легкий шорох шагов, и таинственный незнакомец, чье лицо мне так и не удалось рассмотреть, исчез в ночной мгле.

«Да уж, видимо, довела его в чем‑то жизнь, если он смог довериться совершено случайному человеку, – пожалел я незнакомца, пряча письмо и фонарь под одежду. – Но если что‑нибудь пойдет не так, я не стану скрывать того, что только что со мной произошло».