Текст книги "Небесный странник. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Владимир Корн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

– А скажи, Кремон, – задал я самый интересующий меня вопрос, – много куирис богачами стало?

– Богачами, говоришь? – Кремон задумался. – Богачи вон кто, – и он снова показал большим пальцем через плечо на корчмаря. – А так по пальцам можно перечесть. Это ж какую силу надо иметь, чтобы в Тенсере все не спустить?

И он покачал головой, вероятно, даже не представляя, какую именно.

«Понятно мне все с вами, куирис. Что вы, что старатели – ищете разное, а суть одна».

Тем временем в корчму начал подтягиваться народ. Все они приветствовали Кремона, поглядывая на нас. Антир – поселок маленький, и каждое новое лицо на виду. Ну и главное – «Небесный странник», вон он стоит, его даже из корчмы через окно видно, и я постоянно на него поглядывал: вдруг какое‑нибудь неправильное шевеление возле него начнется?

Кремон встал из‑за нашего стола, перешел за другие, о чем‑то разговаривая с сидевшими за ними людьми и изредка показывая в нашу сторону. Когда за окном стемнело, корчма оказалась забитой до отказа. Люди теснились за столами, но за своим мы так и сидели втроем – я, Гвен и Аделард.

Все куирис в чем‑то походили друг на друга. Нет, не лицами, всяческих лиц хватало: и смуглых, почти черных, и с носами, похожими на корабельный бушприт, и крошечными носиками пуговкой. Похожесть у них была в другом. Не увидел я среди куирис толстяков – все как один поджарые. Понятно, жизнь заставляет: полазь по скалам день‑деньской, быстро ребра сквозь живот увидишь…

Наконец Кремон снова уселся за наш стол.

– Капитан, сколько человек ты сможешь взять на борт? – поинтересовался он.

Вообще‑то, поначалу я думал о пятнадцати пассажирах. Взять можно и много больше, но неизвестно, как они поведут себя в полете. Пятнадцать человек – то количество, с которым, думаю, мы сможем справиться, если придется навести на борту порядок. Вряд ли собиратели орехов своими нравами сильно отличаются от тех, кто возвращается из золотых или серебряных копей в большой мир. И в трюме такому количеству людей можно будет разместиться с относительным комфортом. Сырости в нем нет, корабль‑то не морской. Главное – избавиться от бочек с ромом, иначе такое может начаться!.. Но с другой стороны, когда еще появится подобная возможность?

«Человек тридцать – тридцать пять, – подумал я. – Все‑таки в небе полетим, да и выпивки у куирис не будет».

– Сорок пять человек, – сорвался с языка ответ помимо моей воли. – А в том случае, если они согласны потесниться, и еще десяток.

Кремон кивнул и снова поднялся из‑за стола, чтобы через некоторое время вновь за него усесться. Он отхлебнул из поджидавшей его полной кружки и заявил, что желающих улететь значительно больше.

На этот раз я решительно покачал головой, про себя подумав: «Жадность много людей сгубила», но язык почему‑то не прислушался к трезвому голосу рассудка.

– Пожалуй, смогу взять еще десяток.

Затем я даже вздрогнул от неожиданной мысли, пришедшей мне в голову: а ведь о цене‑то мы и не договаривались! И что теперь делать? Вдруг она окажется такой малой, что риск взять на борт стольких пассажиров нисколько не будет оправдан? Ну и как теперь ее узнать? А, была не была!

– Так, Кремон, ведь мы о плате за провоз каждого человека даже не разговаривали.

Стойнр несколько смутился:

– Действительно. Но почему‑то я подумал, что пять золотых ноблей будет многовато, а вот четыре – в самый раз.

Гвен, внимательно слушавший наш с Кремоной разговор, заерзал на лавке, и я его отлично понимал.

Четыре золотых нобля! С каждого из шестидесяти пяти пассажиров! Это же получается больше двух с половиной сотен монет! И риску значительно меньше, чем с контрабандой. Да и встреча с пиратами исключена. Вот же спасибо моему навигатору Рианелю Брендосу за идею!

Кремон снова покинул наш стол, а я задумался над тем, что нужно договориться с корчмарем насчет обмена обоих бочек с ромом на какую‑нибудь еду. Прокормить такую ораву будет нелегко, а полет наш не уложится в один день или даже в два. Ну и Амбруазу за лишнюю работу доплачу, да и вообще никто недовольным на корабле не останется. Разве что сами пассажиры, потому что им в трюме придется хорошенько потесниться.

Наконец Кремон вернулся за наш стол окончательно.

– Все улажено, – заявил он. – Завтра с утра люди сами подойдут к кораблю.

– Кремон, – спросил я у него, – ну а сам‑то ты как? Может быть, с нами? Тем более с тебя я за провоз платы не возьму. В Гволсуоле побываешь, на родине.

Вопрос заставил Кремона надолго задуматься.

– Нет, капитан, – наконец сказал он с какой‑то грустью в голосе. – Не то чтобы совсем уж у меня ничего нет, не такой уж я и пропащий. Да только что мне теперь делать в Гволсуоле? Нет, – на этот раз он тряхнул головой больше решительно, – здесь теперь моя жизнь, а уж дальше – как получится.

– Ну, как знаешь, – ответил я. – Но в любом случае у тебя есть время подумать до утра.

Оставаться тут дольше было незачем, и я совсем уж собрался возвращаться на «Небесный странник», когда в корчму вбежал человек.

– Там Герберга принесли, он со скалы сорвался! – громким взволнованным голосом сообщил он. Затем, уже тише, добавил: – Вряд ли до утра доживет…

Голос у вестника звучал очень расстроенным.

* * *

Мы вышли из корчмы вместе со всеми куирис. Идти пришлось недолго: рядом с корчмой, буквально за углом, находился храм Богини‑Матери. Даже не храм – открытая часовня.

Перед алтарем, на невысоком столике, лежал юноша. Совсем молодой, не знаю, достиг ли он восемнадцатилетия, но вряд ли. Хрупкое телосложение, изорванная одежда и бледное лицо без единой кровинки. Судя по виду Герберга, человек, принесший о нем весть в корчму, оказался прав – долго этот юноша не протянет. Я видел множество людей, упавших с высоты на землю, так что сделать такой вывод мне несложно.

Над изголовьем бедняги склонился какой‑то человек, вероятно, местный лекарь. На лице его ясно читалась безнадежность. И не потому ли юношу принесли в храм, положив у ног Богини‑Матери, что вся надежда оставалась только на нее? На ту, что дарует человеку жизнь или забирает ее, решив, что он прожил достаточно.

– Кто он? – почему‑то шепотом поинтересовался я у стоявшего рядом со мной Кремона.

– Герберг? Скрипач, – тоже шепотом ответил он.

– Скрипач? – Мне не удалось сдержать в своем голосе удивления. Я хорошо видел, как относятся все эти люди к сорвавшемуся со скалы юноше. У многих из них на глазах блестели слезы, а взгляды были такими, что становилось ясно – все они прощаются с Гербергом навсегда. А тут какой‑то скрипач.

– Да, скрипач. Но какой скрипач! – все так же шепотом продолжил Кремон. – Герберг мог играть так, что, казалось, он играет не на скрипке, нет, – на наших душах! Герберг мог заставить смеяться и плакать, а мог сделать так, что ноги сами пускались в пляс. Все ему говорили: ну зачем ходить в скалы, играй нам, просто играй, а мы уж сможем тебя отблагодарить. И вот…

При последних словах Кремон смахнул с глаза набежавшую слезу. Причем смахнул открыто, нисколько не смущаясь ее появления. Да уж, наверное, действительно талант Герберга заслуживал такого отношения к нему, которое демонстрировали куирис.

Неожиданно люди, столпившиеся перед лежавшим у алтаря Богини‑Матери скрипачом, расступились, чтобы пропустить Николь. Она склонилась над Гербергом, несколько раз провела ладонью над самым его лицом, затем опустилась перед ним на колени. Дальше Николь сжала пальцы скрипача в ладони, а вторую положила ему на лоб. На фоне обступивших ее мужчин фигура девушки смотрелась особенно хрупкой, и я почти в открытую обнажил нож, накинув петлю, продернутую сквозь его рукоятку, на запястье. А как иначе можно удержать скользкий от крови нож в руке?

Ведь если сейчас начнет происходить то, чего я опасаюсь до дрожи в коленях, единственное, что сможет спасти Николь, – кровь куирис, много крови. Возможно, кровь их всех. Я взглянул на вмиг побледневшее лицо Гвена, прячущего в рукаве открытое лезвие отточенного как бритва ножа. Затем перевел взгляд на Аделарда, закусившего губу и приобретшего вид человека, от которого нужно держаться как можно дальше, а еще лучше – бежать со всех ног.

Они меня поняли оба. Я подхвачу Николь на руки, а Аделард с Гвеном должны будут задержать куирис. Получится ли у нас? Не знаю, но мы обязаны попытаться спасти девушку.

Дальше произошло то, чего я совсем не ожидал.

– Его еще можно спасти, – сказала Николь, которая была сейчас даже бледнее Гвена. Но не от вида находящихся рядом с ней множества куирис, о которых рассказывают так много страшных историй. Это какая‑то особая бледность, и она появляется у Николь, например, тогда, когда она избавляет Ларда от приступов головной боли. – Если успеть доставить его в Магуранд, в храм Богини‑Матери, то жрицы храма смогут ему помочь. Но надо спешить.

Гул голосов, возникший при появлении Николь, стих, и все куирис почему‑то посмотрели на меня. Я лишь молча пожал плечами и слегка развел руками: мол, я здесь и готов выслушать все до конца.

– Капитан, сколько времени понадобится вам, чтобы привести корабль в Магуранд?

Вопрос задал рыжеволосый крепыш, чем‑то очень похожий на моего первого капитана, Кторна Миккейна, разве что глаза у него были самого обычного серого цвета. Еще в корчме я успел заметить, что этого человека куирис слушаются беспрекословно. Ему и слов не требовалось, хватало одних жестов, а то и просто взглядов.

Отвечая, я снова пожал плечами:

– Думаю, три дня хватит. Только… Только если не брать на борт «Небесного странника» пассажиров.

Последние слова дались мне с трудом. Надо же, поначалу все так удачно складывалось: появилась великолепнейшая возможность заработать немало монет, и вдруг на тебе.

Мне, конечно, очень жаль сорвавшегося со скал скрипача, своей игрой трогавшего до глубины души даже черствых куирис. Но почему бы ему не сорваться сразу после того, как я улечу из Антира? И второй вопрос: отправляться следует немедленно, и почему никто не задумается, как я устал, добираясь сюда? Как я мечтаю оказаться в своей постели… Полет в Антир по Великому Каньону и при свете дня далеко не лучший в герцогстве белый кантильский сахар, а уж сейчас, ночью…

– Леди? – Теперь крепыш смотрел на Николь.

Девушка кивнула:

– Думаю, такой срок я смогу его удержать.

После чего рыжеволосый обратился к остальным:

– Господа, мы все понимаем, корабль не сможет взять на борт пассажиров. Ведь если даже осла перегрузить поклажей, то и он будет еле плестись.

Сравнение «Небесного странника» с ослом мне совсем не понравилось, но я благоразумно решил промолчать.

– Как понимаем и то, – продолжил крепыш, – что капитан прибыл сюда совсем не для того, чтобы убедиться – у нас варят лучшее пиво для лучших людей герцогства, собравшихся именно в Антире. И потому… – Он повысил голос, после чего положил на плоский камень недалеко от алтаря два ореха‑куири, после чего жестом призывал к нему присоединиться.

«Как же все‑таки он им дорог, Герберг‑скрипач!» – поразился я, глядя на то, как быстро растет горка куири на камне. Тут попадались орехи всех цветов: и зеленые, и зелено‑синие, а больше всего – просто синих. Но их общее количество говорило о том, что с оплатой я явно не прогадаю. Даже на взгляд сумма должна получиться больше, чем если бы я доверху набил трюм «Небесного странника» пассажирами.

– Несите Герберга на корабль! – громко объявил я после выжидательного взгляда крепыша. – Мы отправляемся немедленно!

Затем повернулся и, не оглядываясь, пошел к «Небесному страннику», совершенно не беспокоясь после увиденного, что с Николь может случиться что‑нибудь дурное.

«И не вздумайте кто‑нибудь крикнуть мне вслед, что я забыл забрать орехи. Отец много раз повторял мне слова одного древнего мудреца. Имя мудреца я так и не запомнил, но его слова помню отлично. И звучат они так: „Кто любит деньги, тот любит только деньги“. И мне будет очень стыдно забрать в уплату орехи, с риском для жизни собранные куирис на скользких каменных стенах бездонных ущелий, отданных мне, чтобы спасти жизнь одному из них. Особенно после появления в часовне Николь. Она ведь совсем не знала этого скрипача, но ей отлично известно все, что говорят о самих куирис…»

* * *

Все время полета в Магуранд я практически не сходил с мостика. Даже спал там, завернувшись в один из двух овчинных тулупов, что всегда хранятся на мостике в особом ящике на тот случай, если кораблю придется срочно подняться ввысь, где всегда очень холодно.

Из Великого Каньона мы выбрались легко – ветер в каньоне всегда дует с севера на юг, в нужную нам сторону. Я сам стоял за штурвалом, ловя наиболее сильные потоки попутного ветра, благо все время пути он действительно был попутным. Амбруаз поил меня каким‑то особым напитком, и сладким, и горьким, и жгучим одновременно, придававшим мне сил. А главное, зелье позволяло обходиться почти без сна.

Дело было даже не в скрипаче Герберге. Николь, не отходившая от юноши ни на минуту и все время держащая его за руку, таяла на глазах. Я очень беспокоился за нее и потому не страшился, что мои люди что‑то заподозрят, когда без видимых причин направлял «Небесный странник» в ту или иную сторону или неожиданно распоряжался опустить его, а потом поднять – я ловил ветер. С самим Гербергом отправились еще два куирис – для сопровождения, как выразился один из них.

Мы прибыли в Магуранд ночью, затратив на дорогу всего два дня. Но клянусь именем самого Создателя – даже если бы я не спал совсем, мы не смогли бы преодолеть путь за меньшее время. Гвен прыгнул с борта «Небесного странника» еще до того, как корабль коснулся посадочного поля. Он приземлился на ноги, упал, ловко кувыркнулся, гася силу удара о землю, и исчез в ночной мгле.

Ждали мы его недолго. Не знаю, что он там наобещал владельцу открытой повозки, запряженной двумя лошадьми, но тот лихо осадил коней возле самого борта корабля. Когда мы переносили Герберга в повозку, Николь пришлось помогать идти, до того она ослабла, когда и у храма Богини‑Матери сама выглядела не намного лучше своего подопечного. Зато Герберг все еще оставался жив.

Храмы открыты всегда, в любое время суток, и потому задержки не случилось. Носилки со скрипачом, влекомые его сопровождающими куирис, вместе с Николь исчезли во внутренних помещениях храма, а мы с Гвеном уселись дожидаться вестей на ведущие к входу каменные ступени.

Ждать пришлось долго. Наконец оба куирис показались, и судя по их лицам, опасность Гербергу больше не угрожала.

– Где Николь? – поинтересовался у них я, потому что девушка вместе с ними из храма не вышла.

– Она осталась внутри, ей очень плохо, – ответил тот из них, что выглядел постарше. – И еще, господин капитан, возьмите это – благодарность от всех от нас.

Он протянул ко мне открытую ладонь, и на ней лежали три ореха.

Всего три, но каждый из них выглядел таким, как те, что по рассказам Кремона попадаются куирис раз в жизни: большие, ярко‑зеленые, как будто светившиеся изнутри. Я сгреб куири с его ладони уже на бегу, бросаясь внутрь храма. Мне нужно срочно увидеться с Николь. Если верно то, что говорят о куири – они единственное, что может спасти девушку, израсходовавшую на Герберга всю свою жизненную силу без остатка.

«И почему им в голову не пришло отдать куири ей?» – думал я, быстрым шагом, чуть ли не бегом, двигаясь по залу храма и пытаясь отыскать Николь взглядом.

Мне преградила дорогу одна из храмовых жриц, и когда я уже открыл рот, чтобы все ей объяснить, сказала:

– Идите за мной.

Николь лежала на постели с закрытыми глазами, и при взгляде на нее сердце у меня ухнуло куда‑то глубоко вниз – неужели это все?

Но нет, когда я осторожно приблизился к ней, девушка открыла кажущиеся такими бездонными глаза и мягко улыбнулась:

– Спасибо, Люк.

– Вот, – и я протянул ей все три ореха. – Это должно помочь. Сейчас я их только чем‑нибудь расколю… – и завертел головой по сторонам, разыскивая подходящий предмет.

– Спасибо, Люк, – вновь повторила она. – Уже ничего не нужно. – Затем, видимо, в ответ на выражение моего лица, улыбаясь, добавила: – Люк, я же не сказала – «уже ничего не поможет», я сказала – «уже ничего не нужно», мне помогли сестры. Ты лучше сам скушай орешек, а лучше два – вид у тебя еще тот. Вот тебе‑то они точно необходимы.

«Ага, сейчас! Ты хоть представляешь себе, сколько каждый из них стоит?! Я же обязательно подавлюсь, если не вовремя вспомню их цену…»

Глава 10

МЕССИР АНВИГРЕСТ

Господин Сорингер, я снова хочу нанять «Небесный странник».

– Слушаю вас внимательно, господин Мелвин.

Предложение господина Мелвина я вновь выслушивал в Хависе, в той же таверне, где не так давно давал ему согласие на полет в пустыни бхайров. Надо же такому случиться – и месяца не прошло, как я опять оказался в Хависе, чтобы столкнуться с Мелвином носом к носу. У меня даже сложилось такое впечатление, что этот тип меня в нем поджидал, настолько он не удивился столь скорой нашей встрече.

За это время мне удалось совершить три рейса, причем не самых удачных в смысле заработка. Два первых были внутри герцогства, третий – из города Голсуоль, расположенного на острове Гридос, который, кстати, является родиной господина Мелвина. Именно он снова привел «Небесный странник» на самую окраину герцогства, в Хавис. Больше всех этому обстоятельству обрадовалась Мирра. Еще бы, в Хависе у нее множество родственников, визитов хватит на несколько дней, чтобы похвастать – сидите тут в своей глуши, а я где только не была и чего только не видела!

«Интересно, как господин Мелвин смог так быстро сюда вернуться? – Я сделал точно отмеренный глоток из стакана с ромом, в глубине души надеясь, что получается у меня не хуже, чем у Брендоса. Навигатор „Небесного странника“ обладает способностью пить любое пойло с таким видом, как будто вкушает самое изысканное из вин. Погода в Хависе стояла на редкость мерзостная: мелкий надоедливый дождь, перемежаемый резкими порывами холодного ветра, так что ром – то что нужно. – Такое возможно только в том случае, если воспользоваться услугами летучего корабля, но откуда бы ему взяться в долине магнолий? Впрочем, вряд ли он станет посвящать меня в подробности…»

Отставив стакан в сторону, я кивнул – продолжайте господин Мелвин, я весь внимание.

– Мне бы хотелось, господин Сорингер, нанять ваш корабль для путешествия на остров Гаруд.

Хорошо, что я успел поставить стакан на стол, потому что иначе непременно поперхнулся бы.

«Знаете что, господин Мелвин, – взглянул я на своего собеседника, – шансов спрыгнуть с башни Несчастных Влюбленных в Джессоре вниз головой и остаться в живых значительно больше, чем отправиться на остров Гаруд, а затем вернуться оттуда».

Вслух же я произнес всего одно слово:

– Нет.

Очень решительно сказал, непреклонно, со всей твердостью в голосе.

– Но, господин Сорингер…

– Нет, – уже через плечо бросил я, успев к тому времени встать из‑за стола и направиться к выходу, с сожалением послав прощальный взгляд на все еще наполовину полный стакан.

Мой отец не раз говорил: наша фамилия на древнем наречии означает – «владеющий умом». Так вот, умом я владею достаточно для того, чтобы отказаться от услышанного предложения. Остров Гаруд, ну‑ну! Ищи сумасшедшего, что согласился бы отправиться на проклятый самим Создателем остров за любую предложенную плату золотом, серебром или редкими, светящимися ночью ракушками, принятыми при расчетах на Коломайских островах, расположенных в Коралловом море…

* * *

К вечеру следующего дня выяснилось, что сумасшедший все же нашелся, и зовут его – никогда бы не подумал – Люкануэль Сорингер. К этому времени вся команда «Небесного странника» сидела у меня в каюте и вспоминала, что каждому известно об острове Гаруд. И дело вовсе не в величине предложенной господином Мелвином оплаты. Когда он догнал меня уже на улице и назвал сумму, я, хоть и был ею очень впечатлен, тем не менее продолжал отрицательно качать головой и произносить слово «нет». В конце концов Мелвин отстал от меня, уведомив на прощание, что остановился он в той самой таверне, где мы и встретились, и в том случае, если я передумаю, то легко найду его в ней.

– Всенепременнейше, – вымолвил я, коснувшись тульи шляпы указательным и средним пальцами, про себя подумав: «Не дождешься».

Далее события развивались следующим образом. Солнце еще не успело полностью скрыться за горами Манораса, а к борту «Небесного странника» уже подкатила карета, и прибывший в ней человек сообщил, что некто хотел бы со мной встретиться. Конечно же, я сразу дал согласие, но совсем не потому, что разъезжать в каретах, там, где садятся небесные корабли, категорически запрещено, и уж коль скоро такое случилось, то лицу, жаждущему меня увидеть, отказывать нельзя. Мне слишком долго пришлось работать на Коллегию, чтобы не определить – карета принадлежит именно ей, хотя на ней и отсутствовали какие‑либо отличительные знаки.

Вообще‑то Коллегия – только название что коллегия, иерархия у них развита – будь здоров! Во главе Коллегии грандмессир, чье имя мне, простому смертному, знать не положено, дальше идут двенадцать мессиров, составляющих руководство, а все остальные именуются братьями. Правда, и среди них есть старшие, младшие и просто братья.

Судя по тому, что так и не посчитавший нужным представиться человек, доставивший меня в нужный дом, вполголоса назвал моего будущего собеседника «мессиром Анвигрестом», тот занимал в иерархии Коллегии далеко не самую низшую ступень.

Мессир Анвигрест принял меня в комнате, занимающей весь второй этаж небольшого двухэтажного дома, находившегося на противоположной окраине от посадочного поля Хависа. Плотные шторы на окнах, отсутствие ковров на полу и стенах, стол, несколько стульев, два шкафа – вот и вся обстановка.

Сопроводивший меня человек откланялся, оставив нас с мессиром наедине.

– Присаживайтесь, – негромко произнес Анвигрест, указав на стул. Сам он расположился за столом, положив на него руки.

Черные с проседью волосы, небольшая, аккуратно подстриженная бородка, темные глаза с непонятным выражением, плотно сжатые губы. Одет, как и все остальные люди из Коллегии, в просторный балахон, но из более дорогой ткани. На груди под одеждой вырисовывается круглый предмет, весьма немалый, примерно такой, как если бы сложить в кольцо указательные и большие пальцы обеих рук.

Я взглянул на его руки с переплетенными пальцами, лежавшие на столе. На удивление, все пальцы оказались целыми. Да и перстень, в отличие от братьев‑окудников, любящих надевать на каждый палец по одному, а то и два, всего один. Крупный такой, безо всяких камней, но с узорчатой поверхностью.

«Вероятно, печать», – догадался я.

Мессир, уловив мой взгляд на свои руки, изрек, едва покривив уголок рта, наверное, изображая веселую улыбку:

– Так у нас наказывают, за… разные провинности.

В обще‑то да, дело, как говорится, святое, особенно среди коллег: «Коллега, за вашу провинность я, пожалуй, прикажу отрезать вам оба мизинца. Какая чепуха, ведь пальцев на руках десять…»

Но улыбаться в ответ своим мыслям мне и в голову не пришло.

– Итак, Люкануэль Сорингер, мне известно, что не далее как сегодня вам поступило предложение отправиться на остров Гаруд, – начал разговор мой собеседник.

Удивляться тому, что о предложении стало известно Коллегии, мне и в голову не пришло. Мало того что о Коллегии говорят, будто у нее везде свои уши, так ведь еще и полно всяких оставшихся от Древних штучек, с чьей помощью можно услышать разговор на расстоянии. Сам я их ни разу не видел, но мне о них рассказывали.

«А нам ведь тогда и в голову не пришло попробовать запихнуть разговор в ту штуку на расстоянии, – явилась мне в голову мысль, когда я вспомнил о предмете, сохранявшем внутри себя различные звуки. – Помнится, мы орали, приблизив ее вплотную к лицу. Но вполне может быть и так, что нужно навести ее на цель, как арбалет. Попадется мне в руки еще раз – обязательно попробую», – успокоил себя я.

– Да, мессир Анвигрест, – блеснул я тонким слухом, позволившим расслышать произнесенное полушепотом его имя. – Предложение было, но я от него решительно отказался.

Не хватало еще Коллегии дорогу переходить. И пусть остров Гаруд с находившемся на нем городом Древних не принадлежит никому, но разве это обстоятельство хоть что‑то меняет?

– И напрасно, господин Сорингер, совершенно напрасно.

Анвигрест позволил себе пошевелить по‑прежнему сплетенными пальцами. Затем, видя, что я открыл рот, чтобы ответить, выпрямил один из них и шевельнул им – мол, говорю я, а вам только и остается, что слушать. И я послушно захлопнул рот.

– Вероятно, Люкануэль, – вы ведь позволите себя мне вас так называть? – на что я кивнул, – вам приходилось слышать легенду о том, что л'хассы когда‑то были созданы Древними, а не упали к нам с неба подарком Богини‑Матери?

Я кивнул опять, подумав: «Ну и что из этого? Я вообще очень много всяких легенд о Древних слышал». Даже такую: среди вещей Древних попадается амулет, и стоит его только надеть на шею, как все женщины будут твоими. Думаю, он мне бы очень пригодился. Хотя это еще с какой стороны к данному вопросу подойти. Например, если даже амулет будет изготовлен не Древними, а обыкновенным ювелиром, но стоимостью в два‑три моих «Небесных странника», эффект будет точно таким же самым. Богатство – оно, знаете ли, не хуже древнего волшебства действует…

– Пусть то, что я вам сейчас расскажу, – продолжил мессир Анвигрест, – навсегда останется между нами. Хотя, думаю, вам и в голову не придет поведать кому‑нибудь о нашем разговоре.

«Пожалуй, смотреть на меня так не нужно. Я ведь не вашего взгляда боюсь, а того, что от Коллегии никуда не спрячешься. Имел возможность убедиться в этом – столько лет рядом с ней пробыл. Так что давайте ближе к делу».

– Скажите, Люк, вам никогда не приходило в голову, что л'хассов становится все меньше и меньше?

Подумав, я кивнул, соглашаясь. Действительно, только на моей памяти они несколько раз поднимались в цене. Правда, каждый раз слухи ходили о том, что сама Коллегия и увеличивает цену, мол, все им денег не хватает. Сейчас, после слов мессира, на ситуацию с л'хассами можно посмотреть и с другой стороны. Например, на летучих кораблях столетней давности л'хассов стояло много, а стоили они тогда не в пример дешевле, так что Анвигресту можно верить. Но я‑то здесь при чем?

– Я расскажу вам то, о чем вы не сможете услышать ни от кого другого. Ситуация сложилась таким образом, что скрывать от вас нет особого смысла, а что случается с теми, у кого слишком длинный язык, вы, конечно же, знаете.

«Да знать‑то знаю, но кто может поручиться за то, что в дальнейшем Коллегия не решит, что мой язык оказался недостаточно коротким? – с тоской подумал я, стараясь придать своему лицу убедительное выражение, что всю оставшуюся жизнь буду нем как могила. – И никуда не денешься».

– Так вот, Люкануэль, – продолжил мессир Анвигрест, сведя кончики мизинцев, больших и указательных пальцев, оставив остальные по‑прежнему переплетенными. – Выслушайте меня внимательно.

Несмотря на всю тревожность ситуации, мне едва удалось сдержать улыбку. «Анвигрест, должно быть, очень умный человек, коль скоро ему удалось достичь в Коллегии такого высокого положения, причем сохранив в целостности все пальцы без исключения. Так отчего же он не знает, что сложенные таким образом пальцы в Эгастере используют женщины легкого поведения, чтобы привлечь клиентов?»

Нравы в Эгастере очень строгие, несмотря на то, что дамы могут позволить себе разгуливать по улицам в мужской одежде. И тем не менее стиканок, а именно так в Коджере называют женщин, зарабатывающих себе на жизнь, продавая ласки, предостаточно. Самому мне пользоваться их услугами не приходилось, но Энди, большой специалист в подобных вещах, подробно посвятил меня во все тонкости.

Меж тем Анвигрест постучал большими пальцами другу по другу, и мне срочно пришлось закашляться, чтобы не рассмеяться, иначе не удержаться. Это еще один знак стиканок, и на этот раз он говорит о том, что клиент понравился жрице любви и может получить большую скидку на услуги.

Дождавшись, когда я прокашляюсь, мессир начал свой рассказ:

– Л'хассы когда‑то создавались на земле, и ни Создатель, ни Богиня‑Мать, – тут он благочестиво воздел очи к невысокому потолку, и я последовал его примеру, – не имеют к ним никакого отношения. Тысячелетиями считалось, что искусство создания л'хассов утеряно безвозвратно, и только Коллегия всегда выражала уверенность, что возродить былое искусство можно. И сейчас мы как никогда близки к тому, чтобы научиться их создавать. Вы же понимаете, Люкануэль, как много л'хассы значат в нашей жизни? И что произойдет в том случае, когда у всех л'хассов закончится срок жизни, а новые перестанут поступать в продажу?

Что произойдет? Корабли перестанут подниматься в небо, потому что нечему будет туда их поднимать. Жаль, конечно, но ведь ничего такого, что угрожало бы самим людям, не случится. Вернется все то, что происходило пару веков тому назад, когда люди еще не нашли применения л'хассам: корабли начнут двигаться только по воде, а по дорогам пойдут торговые караваны. Да и чего, собственно, опасаться лично мне? Надеюсь, что л'хассы, установленные на «Небесном страннике», лет двадцать пять еще протянут, и зачем загадывать на такой долгий срок? Вот Коллегия точно пострадает, ведь, по сути, все ее могущество и строится именно на л'хассах.

– Конечно, представляю, мессир Анвигрест. Вернее, представить даже страшно, – ответил я то, что он, вероятно, и жаждал услышать.

– Теперь о главном, Люкануэль. Мы имеем все основания считать, что остров Гаруд – одно из тех мест, где когда‑то Древними создавались л'хассы. Насколько мы знаем, на острове мало что осталось из механизмов, использовавшихся Древними, но вот такие вещи все еще попадаются. Мы называем их тиги.

С этими словами Анвигрест достал из стола и положил передо мной небольшой диск в два пальца толщиной, размером с обыкновенную суповую тарелку. Диск выглядел черным и блестящим, как будто бы его только что изготовили из лучшего угля‑антрацита.

– Нас они очень интересуют. Скажу больше – именно тигами заряжаются л'хассы. И за каждый переданный Коллегии тиг вы получите весьма неплохое вознаграждение.

Вообще‑то я видел тиги и раньше, вернее, один из них, причем – у себя дома. Правда, тогда я и знать не знал, что они называются именно так. Наверное, моя мать использует такой диск до сих пор как подставку под раскаленную сковородку – он абсолютно не нагревается. Удобная вещь, к ней бы еще ручку приделать, но не получится. На, как оказывается, тиге даже царапин от ножа не остается. А сколько раз он на пол падал, и хоть бы краешек откололся! Кто же мог знать, что он такой ценный и на деньги, вырученные за него, можно обеспечить сковородками весь Гволсуоль?