Текст книги "Ищите ворона… (СИ)"

Автор книги: Влада Урошевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– У тебя получается, что все эти люди – какие-то глупые, смешные, – сказала Майя.

– Я бы так не сказал. Тут, скорее, трагедия, чем комедия. У них есть безумная мечта, и они лелеют ее всю жизнь. Но время, обстоятельства, среда, неубедительные результаты – все это, в конце концов, делает их мечту мелкой и приземленной.

Во время разговора Боян расстегивал Майе блузку. Когда он охватил ладонями ее груди, она закрыла глаза.

– У тебя пальцы жирные, – сказала она, всю блузку мне испортишь.

– И не только блузку, – прошептал Боян ей на ухо. – Не только блузку.

Не дав ей доесть завтрак, Боян потащил ее в спальню.

Торжественная процессия медленно продвигалась сквозь толпу. В колесницу, в которой везли невесту для бога Солнца, были впряжены три черных буйвола, их рога покрывали золотые листочки. Седьмой, верхний этаж зиккурата, возвышавшегося над ними, тоже был позолочен.

– Дай я тебя сам раздену, – сказал Боян, когда Майя попыталась стянуть с себя юбку.

Толпа в восхищении закричала, когда из крытой колесницы вывели невесту Солнца. У входа в храм ее встретил первосвященник в маске быка и повел вверх по лестнице.

– Нам надо поосторожнее, – прошептала Майя, обнимая Бояна. – У меня скоро опасные дни.

Первосвященник задернул за собой занавес и положил невесту Солнца на ложе из леопардовых шкур.

Вскоре они стали одним многоруким существом, которое смеялось, стонало и что-то бормотало, плывя на разбросанных простынях.

У подножия ступенчатой пирамиды кричала от нетерпения, возбуждения и дикой радости толпа, облитая солнцем, пьянящим своими оплодотворяющими потоками.

Но все внешние звуки здесь терялись, бледнели, таяли – в каком-то другом мире, очень далеком, неслись машины, бранились соседи, хлопали двери лифтов, детей звали с улицы домой; все это теперь было бессмысленно, бесполезно, совершенно неважно для Майи и Бояна, которые слышали лишь дыхание друг друга, наполовину проговоренные слова, полувскрики наслаждения.

Солнце взорвалось, сквозь геологические слои прошла сильная дрожь – и вскоре переполненная чаша моря перелилась через край.

Служители храма лили на ступени священное масло, толпа на улице пела гимны.

Когда они принимали душ, Майя жмурилась, наслаждаясь потоками воды, стекавшими по ее телу.

– Слушай, – сказала она вдруг, – это V – все-таки Венера.

– Ты что-то придумала?

– Вчера нашла кое-что в тех бумагах, которые ты мне скопировал.

– Что?

– Увидишь.

И, не вытеревшись до конца, перебросив полотенце через плечо, девушка пошлепала в спальню и появилась оттуда с листками.

– Смотри, – сказала она. – По каббалистической астрологии, каждый знак зодиака имеет четыре характеристики: общий знак, потом знак его духа, знак его демона и знак его положения в зодиаке.

Капли воды с ее волос падали на ксерокопированные листы и оставляли свои отпечатки среди других знаков.

– Я в этом не очень хорошо разбираюсь.

– Смотри, смотри. Взгляни сюда: знак, обозначающий демона Венеры, вот такой – и она показала на рисунки на одной из иллюстраций. Это тот клюв, который режет букву V.

– Хорошо, – сказал Боян. – Довольно убедительно. А крест?

– Почему это должен быть крест? Может, это весы. А, может, ты был прав, что эта V также голова быка. Посмотри, что написано: Согласно этой астрологии, Венера управляет домами Быка и Весов.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что это начатая, но незаконченная пентаграмма. Звезда Давида содержит, если разбить ее на составляющие, алхимические символы всех четырех элементов – огня, воды, воздуха и земли.

Боян хотел прервать ее, но она продолжала.

– Нет, нет, подожди. Венера держит в своей власти Быка и Весы, то есть землю и воздух. Не хватает огня и воды.

– Боюсь, ты выходишь за научные рамки, – сказал Боян. – Откуда, кстати, тут пентаграмма?

– Вначале пентаграмма была знаком Венеры. Здесь у нас незаконченная пентаграмма, без двух элементов. Это означает, что знак на стеле хочет сказать: мир несовершенен, если отнять одну его часть, женскую.

– О, здесь я согласен, – сказал Боян.

– Таким образом, в митраизме, который исключал женщин, все-таки существовало скрытое понимание недостатков такого мировоззрения. Незавершенная пентаграмма – несовершенная Венера. Переход к более высоким уровням посвящения был переходом к андрогинной целостности.

– Тебе будет трудно доказать это. Но сейчас я спешу – мне нужно сходить еще в несколько мест и увидеться с несколькими сумасшедшими ювелирами. Завтра мы возвращаемся в Скопье.

8.

Крепость – колоколообразный храм с бесчисленными украшениями: шарами, ракушками, головами животных. Его осаждали снаружи, одновременно он разрушался изнутри. Варвары-кочевники подбирались к роскошным воротам, толкая друг друга и поднимая оружие над головой. По стенам храма множились огромные трещины. Надо было спасаться, убегать, потому что в следующий момент, это было ясно, такой возможности не представится. Но было уже слишком поздно – крепостные валы вот-вот развалятся, стены накренились, он напрасно пытался убежать… Послышался (о, нет, нет, нет, не сейчас, отложите этот миг!), да – послышался звук, и вся постройка развалилась со звоном, как будто была сделана из стекла.

Звонил телефон. Боян вскочил с кровати и, пробежав через обломки крепости, снял трубку.

– Хассуна-Самарра, Халаф, Эль-Убейд, – говорил незнакомый человек, монотонно перечисляя слова, как будто диктуя их кому-то. Потом после небольшой паузы связь резко оборвалась.

Боян стоял с трубкой в руках, замерев, словно пытаясь своей неподвижностью компенсировать разрыв связи. В телефоне бессмысленно повторялись гудки отбоя, а Боян тупо смотрел на телефонную трубку. Потом положил ее на рычаг.

Он снова лег в кровать. Руины крепости исчезли – на полу лежал только журнал, открытый на странице с гравюрой XIX века, изображавшей работу археологической экспедиции. Варвары испарились, забрав свою добычу с собой.

Боян сел на кровати, стараясь прийти в себя. Слова, сказанные по телефону, были названиями мест, где найдены предметы праисторической культуры Месопотамии, и которые он перечислил в серии статей о разграблении археологических сокровищ, опубликованных в «Вечерних новостях». Своим звонком кто-то явно хотел что-то сказать Бояну – то ли, что он читал их, то ли, что соглашается или, скорее, не соглашается с тем, что написал Боян. Голос, который произнес эти названия, был ему незнаком – значит, это не был какой-то приятель, решивший таким образом сообщить, что читает его статейки.

Времени для того, чтобы еще раз заснуть, уже не оставалось. Боян печально посмотрел на подушку и решительно направился в ванную.

Принимая душ, он бормотал названия мест: Хассуна-Самарра, Халаф, Эль-Убейд.

– Мантра, – воскликнул Боян, глядя на себя в зеркало. – Пора найти мантру!

Когда он готовил чай, снова зазвонил телефон.

Боян, подняв трубку, произнес, желая опередить собеседника:

– Зиусудра, Месилим, Мескиагашар, Эн-Меркар, Лугальбанда.

– Правители Шумера, – сказал после недолгого замешательства женский голос в трубке. – Раннединастический период. Тебе снился экзамен по археологии Ближнего Востока?

– Майя! – сказал Боян. – Я не думал, что это ты.

– Ты что? Отвечаешь на вопросы археологического конкурса по телефону?

– Какой-то идиот разбудил меня, цитируя имена археологических площадок, которые я упомянул в «Вечерних новостях».

– Это значит, что тебя читают. Ты становишься популярным.

– Да, цена славы.

– Послушай, – сказала Майя, – у меня не получится приехать к тебе. Давай встретимся в городе. Знаешь кафе «Панта реи»?

– Знаю, его все называют просто «Панта».

Когда Боян пил чай, он заметил муравья, бродящего по столу. Тот обошел чашку с чаем, дотронулся до нескольких просыпавшихся кристаллов сахарного песка и попытался залезть по стеклу в банку с вареньем. Он вел себя странно, в панике бегал туда-сюда, но за всем этим непонятным поведением как будто скрывалась другая цель.

– Все, пришла метла, – сказал Боян и дунул. – Муравей улетел вместе с сахарными крупинками. Песок заносил города на краю пустыни. Буря унесла и последнего гонца, пытавшегося пробиться во дворец сквозь песчаные вихри.

– Панта реи, – пробормотал Боян, отхлебывая чай. – Ча-но-ю. Какудзо Окакура. Тяжкий путь на далекий север.

Выйдя на улицу, он увидел детей, играющих в песке – через дорогу была стройка. Крепость, которую они возвели из песка, была окружена несколькими параллельными крепостными валами, под ними пролегали туннели. На горе стояла круглая башня, на ее вершине красовался знак – петушиное перо. Когда Боян проходил мимо сооружения, песчаный холм не выдержал, городские стены заскользили вниз, и башня рухнула: очевидно, туннели, вырытые внутри холма, лишили крепость необходимой прочности. Дети стояли и со смесью восхищения и грусти взирали на то, как их архитектурные труды снова превращались в груду песка.

Боян завел свой «Рено» и поехал в центр. Летнее утро было бодрящим и сулило хороший день – в тени свежо, на солнце терпимо. Но на первом же перекрестке Боян попал в пробку – светофор не работал, полицейский махал руками, как марионетка, запутавшаяся в своих нитках. Водители гудели, хаос вскипал в воздухе. После поражения войск, защищавших крепость, в городе воцарилась паника. На полосе справа от Бояна стоял фиолетовый «Фольксваген гольф» с блондинкой за рулем, мигающий левым указателем поворота – машина не успела вовремя перестроиться и теперь мешала тем, кто поворачивал направо.

– Принцесса, – пробормотал Боян, – я спасу Вас. Варвары в украшениях из петушиных перьев прорывались в город и перегородили путь веренице повозок, на которых пытались сбежать жители. – Я тебя спасу, – добавил Боян, – держись меня. Когда движение направо открылось, Боян не тронулся с места и посигналил. «Фольксваген» юркнул в предоставленный ему промежуток. Девушка за рулем повернулась к Бояну и помахала ему.

Нетерпеливые водители позади Бояна вовсю гудели. Он поехал за блондинкой, но она повернула налево, а он продолжил путь прямо, лишь еще на какой-то миг снова увидел ее профиль, затем – левый указатель поворота машины принцессы все еще мигал – металлический поток унес Бояна в другом направлении.

Около кафе «Панта реи» припарковаться было негде. Боян заехал на своем «Рено» на тротуар, потянул ручник, закрыл окно, запер машину.

Майя уже ждала его в кафе. Боян наклонился и поцеловал ее; девушка за стойкой оторвала взгляд от бокалов, которые она протирала.

– Интересно, в Древнем Риме тоже были проблемы с парковкой? – спросил Боян.

– Нерон ограничил время для въезда колесниц в город всего до нескольких часов: они мешали ему спать, – сказала Майя.

– Когда ты приедешь ко мне, чтобы мы могли спать вместе? – спросил ее Боян.

– Мне эспрессо, – сказала Майя девушке, подошедшей к их столику.

– И мне, – сказал Боян.

– Ты же знаешь, это не так просто, – прошептала Майя. – Мне нужно что-нибудь придумать дома.

– Может, в субботу? – Боян взял ее за руку. – Скажи, что подруга тебя пригласила, чтобы вместе готовиться к экзамену.

– Старо. Никто не поведется.

Майя улыбалась с кошачьим блеском в глазах, в них читалось желание, чтобы ее уговаривали, убеждали – но все это было смешано с подлинной неуверенностью и осторожностью. Она на самом деле колебалась.

– Может быть, я смогу что-то придумать, – сказала она, давая Бояну слабую надежду. – Постараюсь.

За столиком в противоположном углу кафе в полумраке сидела совсем молодая парочка. Едва только сев, оба вытащили зажигалки. Щелкнули ими и поднесли друг другу маленькое пламя: в какой-то миг языки пламени соединились и стали гореть вместе. Потом они погасили зажигалки и, взявшись за руки, начали что-то шептать.

– Видела? – спросил Боян. – Что это такое? Какой-то ритуал?

– Поклонники Мазды, – сказала Майя. – Огонь был для них священным элементом, знаком праведности бога.

– Мы все еще в поисках Митры?

– Только до некоторой степени. Заратустра исключил Митру из иранского пантеона. Во время мистерий в честь Митры убивали быка, а зороастрийцы были против жертвоприношения животных. Так что Мазда остался, а Митра отпал.

– Отлично, – сказал Боян. – Но остается вопрос: откуда в Скопье маздаисты?

Мимо окна кафе прошла девушка, затем она вернулась и, приблизив лицо к стеклу, стала всматриваться внутрь. Бояну она показалась знакомой.

– Эй, – сказал он, – это не…

– Что? – спросила Майя.

– Ничего, – ответил Боян, потому что девушка, лишь встретив его взгляд, тут же исчезла.

Официантка принесла кофе и опять принялась что-то вытирать в темноте за стойкой. У Бояна сложилось впечатление, что она действовала, как статистка в театре, механически исполняя предписанные ей действия, а на самом деле подслушивая, о чем они говорили; но каждый раз, когда он смотрел на нее, она надевала на лицо маску безразличия. Но все-таки в один момент ее глаза открылись в изумлении: в кафе вошел некто.

Это был молодой человек в футболке с надписью на спине: Don’t shoot at the pianist! Он подошел к стойке и что-то показал. Девушка за прилавком в испуге вскрикнула. Парень, у которого на спине был призыв из давнишних салунов Дикого Запада, успокоил ее.

– Дай мне немного ракии. Ничего страшного. Я поцарапался.

И охнул, когда девушка вылила ему на руку жидкость из бутылки. Они стали о чем-то переговариваться. Обменивались обрывками фраз, перемежавшимися звуками боли и раздражения. Они, похоже, были недовольны друг другом и спорили между собой. Девушка, не на шутку взволнованная, перевязала защитника пианистов. При этом она бросала испуганные взгляды в сторону столика, за которым сидели Майя и Боян.

Боян не видел лица носителя пацифистского послания, который, по-видимому, пострадал в результате неких совсем не мирных действий. Девушка за стойкой продолжала что-то осторожно шептать раненому.

Юные маздаисты, выпив кока-колу, снова зажгли свои зажигалки, на мгновение соединили их огни и ушли.

– Мне пора в университет, – сказала Майя. – Я подумаю над твоим предложением, – улыбнувшись, добавила она. – Я тебе позвоню.

Она вышла; через несколько шагов обернулась и помахала Бояну: на ней было летнее платье с крупными цветами, и на утреннем солнце ее фигура двигалась, как часть цветущего поля, блуждающего в строгой геометрии города.

Выйдя из кафе и подойдя к машине, Боян сразу понял, что что-то не так. Он наклонился: обе задние шины были спущены, и поэтому машина странно наклонилась назад, словно наполненная водой лодка. Потом он увидел, что боковое зеркало тоже испорчено – кто-то пытался его оторвать, но, потерпев неудачу, сломал. При этом он порезался – на осколках стекла и никелированном держателе были пятна крови.

Боян открыл багажник и вынул насос.

– Помощь нужна? – спросил кто-то, и Боян обернулся.

Два десятилетних мальчика в коротких штанах и с лицами малолетних преступников смотрели на него в ожидании. Они держали в руках какую-то ветошь и ведро, до половины наполненное грязной водой. Было очевидно: они зарабатывали деньги, моя машины.

– Накачайте! – сказал Боян и бросил им насос. – Вы их спустили?

На мгновение в глазах маленьких жуликов, казалось, вспыхнул страх; они сделали едва заметное движение, будто собираясь бежать.

– Они хорошие ребята, – сказал высокий бездельник с впалым животом, вставая со ступеньки перед закрытым магазином, окна которого были залеплены газетами, потому что внутри делали ремонт. – Просто хотят заработать немного денег, – добавил он.

– А кто спустил шины? – зло спросил Боян. – Ты был здесь?

– Всякие люди есть, – сказал тощий. – Я здесь не для того, чтобы за машинами смотреть. Да и сам хочу чего-нибудь заработать.

У Бояна сложилось впечатление, что мужичок хочет, чтобы ему заплатили за то, что он собирался сказать. Он вынул из кошелька сотню, потом еще одну.

– Ты наверняка что-то видел, – сказал он, стараясь не выглядеть слишком заинтересованным. – Кто это был?

– Был один, который тут порезался, – задумчиво изрек бездельник. – Кровь хлестала, прошу прощения, как из свиньи.

Боян сразу побежал к кафе к удивлению двух маленьких мойщиков машин и их защитника. Попытался войти – там было заперто. Он прижал лицо к стеклу: внутри никого не было; полотенце, которым девушка вытирала бокалы, лежало на столе, на нем были какие-то пятна – возможно, кровь, но, может быть, что-то другое. Боян подождал еще, но понял, что это напрасно: внутри было пусто. Затем он обернулся, но не увидел ничего, что помогло бы ему решить вопрос, куда подевались те, кто только что был в кафе. Некоторое время Боян постоял у двери, потом махнул рукой.

Он вернулся к машине. Два маленьких автомойщика накачали вторую шину.

Боян дал им горсть монет, которые были у него в кармане, и они взяли их без особого воодушевления.

– Где тот высокий? – спросил он.

– Ты спрашиваешь много, а платишь мало, – сказал один из двух подростков, пересчитывая деньги. – Мы тебе не справочное бюро.

9.

Боян повернул ключ, открывая дверь в свою квартиру. Один оборот. Он всегда запирал на два. Что-то было не так.

Он медленно вошел, заглядывая во все углы.

Следов кражи не было – все было на месте, даже немного денег в шкафу в спальне, едва прикрытых черными трусиками Майи. Фотоаппарат, музыкальный центр, компакт-диски – все на месте.

И все же кто-то сюда входил. В пепельнице было зерно нагара от сгоревшей спички и немного сигаретного пепла; в воздухе Боян чувствовал едва заметные следы табачного дыма. Кто-то просматривал книги – некоторые стояли не там, где обычно, будто их вынимали и поспешно возвращали на полку.

Боян сел на тахту, пытаясь обдумать происходящее.

Он вспомнил про папку, в которую положил карту, найденную той ночью у церкви Святого Эразма; встал и поискал ее в куче газетных вырезок и ксерокопий книг; ее не было.

Зазвонил телефон.

Напряженно, будто ожидая услышать в телефоне голос грабителей, Боян схватил трубку.

Это был Коле из «Вечерних новостей».

– Слушай, – сказал он, – на редколлегии твоя – то есть наша – серия получила высокую оценку. Ее очень хвалили. Некоторым не понравился ироничный тон, но в основном все очень до-воль-ны.

– А гонорар?

– Как договорились. Получишь через два дня.

– В следующий раз я попрошу надбавку за вредность, – сказал Боян. – Тут кто-то спустил мне шины, а потом еще и вломились в квартиру.

– Великолепно! – воскликнул Коле. – Вот тебе материал, чтобы написать продолжение.

Днем было жарко: воздух в квартире становился все тяжелее и гуще, стало трудно дышать. Но открывать окно не имело смысла – на улице было еще жарче.

Боян пошел в ванную и встал под душ, но тут телефон зазвонил снова.

На этот раз сначала было долгое молчание. Потом чей-то голос, голос человека, не привыкшего к чтению, попытался выговорить названия мест раскопок в Ираке, но получалось у него не очень.

– Хассуна-Самарра, Халаф, Эль-Убейд, – помог ему Боян. – Хорошо. А что дальше?

Тот, что на другой стороне линии, размышлял, что сказать, время от времени испуская какие-то недооформленные звуки.

Внезапно у Бояна появилась счастливая идея.

– Максуд, – строго сказал он. – Что происходит, Максуд?

– Ничего, – медленно сказал Максуд. – Как ты меня узнал?

– Откуда у тебя мой телефон?

– Сказали, – ответил Максуд. – Есть люди, они знают.

Наступило молчание. Боян ждал.

– Зачем ты пишешь такие вещи, – начал Максуд таким грустным голосом, как будто ему лично нанесли тяжелую обиду. – Нехорошо. Ты нас огорчаешь.

– Кого это я огорчаю?

– Ну, всех. Всех нас. Что мы тебе сделали плохого… – Максуд затянул, заголосил, жалуясь и подплакивая, как это делают цыгане-нищие.

– А шины?

– Какие шины? Я был против. Это моя дуреха говорит: проколи, да проколи! У нее самой мозги проколоты. А я им говорю – не дам! Зачем колоть…

– Максуд, – сказал Боян голосом, полным укоризны. – Я к тебе со всей душой…

– Я помню, ты и вправду сделал доброе дело. И я тебе сделаю. Тут вот… – и он запнулся. – Тут кое-какие люди хотят тебя видеть.

– Какие люди?

– Есть такие. Которые этим занимаются, ну, копают. Они хотят тебя видеть, поговорить с тобой. Ты человек ученый, поэтому. И они заплатят столько, сколько надо, это не проблема.

– Где?

– Не здесь, не в Скопье. Они опасаются, понимаешь.

– Так где?

– Знаешь где Костоперская скала?

– Костоперская скала? Знаю… Только это далеко.

– Не очень-то и далеко. Час езды на машине. Завтра в полдень тебя там будут ждать. Приедешь?

– Приеду, – сказал Боян.

– Но только приезжай один.

– Ты будешь?

– Буду. Я буду тебя ждать. Не волнуйся, ничего с тобой не случится. Но приезжай один.

Закончив разговор, Боян просмотрел книги. В одной нашел интересовавшие его сведения. Костоперская скала была местом с несколькими слоями – доисторическое поселение, позднеримская крепость, средневековый некрополь. Пробные раскопки там начинали, но до настоящих, серьезных раскопок дело так и не дошло.

Он позвонил Майе.

– Поедешь один? Да ты с ума сошел!

– Они ничего мне не сделают – я им нужен. Не думаю, что они опасны.

– Но зачем ты лезешь во все это?

– Я любопытный.

– Но ведь они на самом деле вредят научной археологии. Уничтожают…

– Знаешь, – сказал Боян, – хоть я и археолог, мне кажется: то, что когда-то оказалось под землей, там должно и остаться. Все остальное – осквернение. Так что и те, и другие…

10.

На слегка волнистой равнине поднимались две сплющенные горы: в попытке выразить свой немощный крик чрево земли извергло ошметки лавы, застывшие базальтовой грядой. Холмы – один слева, а другой справа – начинались с небольшого подъема, а затем внезапно превращались в каменный круг из огромных скал. На самой вершине была ровная площадка – как темечко на увенчанной короной голове. У подножия одного из холмов, того, который был справа от дороги, рядом с полуразрушенной водяной мельницей, Боян остановил машину.

Людей вокруг не было; дома вдали казались заброшенными.

Идя по грунтовой дороге, которая спиралью поднималась по каменной громаде, Боян заметил множество обломков керамики. Поднял несколько: в углах кирпичей была отметина, которую Боян сначала счел упрощенным чертежом лабиринта; но, приглядевшись получше, понял, что это был всего лишь знак, оставленный производителем кирпичей – неуклюжее движение пальцем по влажной глине, линия, которая, собираясь стать окружностью, закончилась, не слившись с началом, а повернув к центру.

Было нечто удивительное в этом следе человеческой руки, много веков назад оставившей на кирпичах свой отпечаток, но это был всего лишь отпечаток механического движения – ему не хватало смысла, оно не передавало никакую мысль. Боян бросил обломки в траву.

Над ним возвышались скалы с рваными краями – кто-то давно, а может быть, и не так уж давно, добывал тут камень, создав небольшую каменоломню. На самой вершине скалы стояла птица. Она была пепельно-серого цвета, но с оттенком красноватой ржавчины. Когда птица расправила крылья и взлетела, Боян понял, что это пустельга – маленький красный сокол, который живет вблизи человеческого жилья и особенно любит всякие руины.

Пустельга сделала над ним круг и вернулась на старое место.

Боян почувствовал на себе сосредоточенный взгляд птицы. Он был здесь чужаком; птица – хранительницей святого места. Она явно хотела понять его намерения, и Боян посчитал естественным это желание птицы узнать цель появления двуногого существа, незваного гостя, в ее царстве.

Он легко нашел дорогу между скалами и, кое-где цепляясь за камни руками, поднялся наверх. Открывшееся пространство показалось ему похожим на естественную крепость: в неправильном круге из гигантских скал, расположенных, как зубцы короны на вершине кургана, находилось небольшое плато, поросшее травой. Вокруг царила тишина – казалось, что существа, живущие здесь, заключили неписаный договор не нарушать ее. Пустельга, бесшумно взмахивая крыльями, описала в небе над Бояном еще один круг и исчезла за горой. Интересно вели себя ящерицы: они молниеносно меняли положение – их тела были похожи на некую движущуюся клинопись на каменном пергаменте.

Посланник далекой империи, находящейся в упадке, прибыл к оракулу, который один мог сказать, что нужно сделать, чтобы избежать вторжения варваров и разорения поселений. Но чем дальше входил он в святилище, тем яснее понимал, что пришел слишком поздно: храм разрушен, служители разбежались, священная утварь разграблена.

Боян подошел к месту, где, очевидно, проводили раскопки. В яме на глубине метров двух был виден фундамент какого-то здания: склепа, маленького храма, сторожевой башни? Кирпичи были широкие, плоские – византийского периода, без сомнения. Между собой они были связаны смесью извести и дробленого камня. Судя по свежевыкопанной земле, кто-то работал тут совсем недавно. Что он мог найти? Если это могила – то череп с монетой между зубами, чтобы оплатить путешествие на другой берег реки забвения. А если это была крепость – бронзовый наконечник стрелы или, в лучшем случае, шлем, проеденный ржавчиной. Но те, кто здесь копали, конечно же, искали золото.

– Эй! – раздался голос позади него. – Опаздываешь.

Боян обернулся.

Перед ним стоял Максуд, появившийся из-за высокой травы.

– Ты тут копаешь? – спросил Боян.

– Копают, – сказал цыган. – Все время копают. Много копают.

– Кто?

Цыган пожал плечами.

– Откуда я знаю. Кто хочет. Дикие люди. Их тут немерено.

– Это запрещено, знаешь?

– Не знаю, – ответил Максуд. – Я законов не читаю. Что ты все время талдычишь: запрещено, запрещено!

– Хорошо, – сказал Боян, – а где те, другие, приятели твои?

– Тебя ждут, – произнес Максуд и неопределенно мотнул головой. – Там.

Из-за скалы появились трое.

Боян дружелюбно помахал им, но они не ответили на жест: стояли в высокой траве и внимательно на него смотрели.

Красный сокол сделал над ними круг, скользя все ниже по невидимому склону воздушного потока, потом резко пошел вниз и скрылся из вида.

Трое продолжали стоять неподвижно.

– Что это с ними? – спросил Боян.

– Смотрят, один ты или нет, – сказал Максуд. – Не хотят сюрпризов.

– Сюда никто не может прийти незаметно, – сказал Боян. – Сверху все видно.

– Иди, – подтолкнул его цыган. – Сначала поздоровайся вон с тем, высоким. И не говори ничего плохого об албанцах, понял?

Подойдя к этим троим, Боян сначала протянул руку стоящему посередине.

Небритый тип с костлявым лицом и кустистыми бровями, крепко сжал ее.

– Я Джемо, – сказал он, глядя в глаза Бояну. – Ты один?

– Сам видишь, – сказал Боян.

– То, что видно, не всегда правда, – процедил Джемо с кривой улыбкой.

– И наоборот, – не смог удержаться, чтобы не добавить, Боян.

– Что наоборот?

– Ничего. Просто так. Я Боян.

– Я Димче, – поспешил представиться парень в белой футболке с короткими рукавами, на которой было написано по-английски: Не стреляйте в пианиста! Он протянул левую руку – два пальца правой руки были забинтованы.

– Пианист?

– Техник, – сказал парень и сделал неопределенный жест, как будто таская по полу пылесос.

– Все детали после, – сказал Джемо.

Боян протянул руку третьему – низенькому пожилому мужчине с короткими волосами, очень круглой головой и черными очками на носу – но тот не протянул ему руку в ответ. Он стоял, приподняв лицо, и смотрел чуть выше головы Бояна. Боян мог поклясться, что он его уже где-то встречал. Тут Боян опустил глаза и увидел туфли: огромные белые туфли, украшенные черными треугольниками из лакированной кожи – и вспомнил, где именно и когда он его встречал.

– Мемед, – сказал Джемо. – Не видит.

– Ясно, – сказал Боян, убирая руку. – Тогда давайте посмотрим, как обстоит дело, и решим, что будем делать.

– Что будем делать… – протянул Джемо. – Я слышал, тебе не нравится карта?

– О карте потом, – сказал Боян. – Давайте сначала посмотрим, что вы нашли.

Джемо вызывающе взглянул на него.

– Никаких потом, – сказал он. – Сначала карта.

В том, как держался Джемо, сквозила заметная угроза. Он говорил так, как будто искал ссоры – хотел потянуть время, не желая приступать сразу к делу, а может быть, потому, что не доверял Бояну, или, возможно, просто проверял его на выносливость, устроив ему своего рода экзамен.

Неведомый воин стоял в окружении варваров-кочевников, направивших на него свои копья. На каждое самое малое его движение они отвечали взмахами копий и преувеличенными, почти театральными жестами. Это и был своего рода театр: каждый играл свою роль, но не знал, что прописано в роли у другого. Надо было угадать: если я сделаю этот ход, каким будет ответный?

Молчание было напряженным: все хмуро переглядывались и как будто ожидали, когда Боян потеряет терпение или осторожность, чтобы наброситься на него.

– Я что-то вижу, – сказал вдруг человек в черных очках. – Кто-то едет. Белая машина. Полиция.

Он держал голову неподвижно, уставившись в небо, будто к чему-то прислушиваясь.

Все повернулись к тому месту, где между двумя скалами далеко внизу виднелась дорога.

На дороге ничего не было.

Затем внезапно за дальним поворотом, выскочив из-за зеленой завесы деревьев, закрывавших ленту дороги, показалась белая патрульная машина полиции.

– Быстро за камни, – крикнул Джемо. – Если это ты вызвал полицию, я тебя убью.

Это, безусловно, относилось к Бояну.

Все укрылись за камнями, только человек в черных очках остался стоять, недоуменно поворачиваясь в разные стороны и размахивая руками.

– Уберите Мемеда, – прошипел Джемо.

Максуд и Димче быстро потащили Мемеда за скалу. Он что-то бормотал, беспомощно дергался, но не мог помешать намерениям тех, кто его волочил; один ботинок остался в траве, он попытался вернуться и взять его, но его не пустили. Он махал руками, ругался, злясь на тех, кто его держал.

Все лежали в траве, не шевелясь, лишь время от времени поднимая головы, чтобы посмотреть, что происходит на дороге.

Патрульная машина, проезжая мимо скал, немного притормозила; на мгновение показалось, что она остановится, но она продолжила движение, снова набрала скорость и, поднявшись на холм, исчезла за перевалом.

Красный сокол прилетел и сел на вершине скалы, глядя на людей, лежащих в траве.

Первым поднялся Джемо и стал отряхивать штаны.

– Нигде покоя от них нет, все чего-то вынюхивают, – недовольно сказал он. – Пойдем, я тебе кое-что покажу.

За одним из камней лежала корзинка с бубликами, наполовину покрытая куском черной ткани. Джемо многозначительно посмотрел на Бояна, отодвинул бублики в сторону и вытащил из-под них что-то, завернутое в старые газеты.

– Неважно, как женщина одета, важно, что у нее под одеждой, – сказал он. – Не смотри на то, во что завернуто.

И он передал сверток Бояну.

Под газетой была картонная коробка из-под конфет, вся в следах от множества прикосновений плохо вымытых рук и заклеенная прозрачной липкой лентой.