Текст книги "Забытое время (СИ)"
Автор книги: Влада Крапицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
А в четверг мы получили радостное известие, вернее, приглашение в клинику. Врачи пошли навстречу и, учитывая состояние здоровья, нашли возможность принять папу как можно быстрее, и уже в понедельник ожидали приезда и папы, и донора.
Такое быстрое получение приглашения вселило в нас ещё большую надежду на благополучный исход операции, и оставшиеся дни до выезда в Израиль мы с мамой занимались сбором чемоданов, бронированием гостиницы, покупкой авиабилетов и прочим, поэтому дни пронеслись быстро.
В понедельник утром мы уже находились в аэропорту. Папу тоже привезли сюда, и мы с мамой крутились возле него и переживали, как он перенесёт полёт в три с половиной часа, хотя и он, и врачи заверили нас, что всё должно быть хорошо, и все необходимые процедуры сделали, чтобы поддержать его во время перелёта.
Глядя на папу, с бледным отёкшим лицом, я, как могла, отгоняла страшные мысли о том, что могу в последний раз видеть его живым, а потом отвела маму в сторону и провела с ней, наверное, сотую беседу о том, чтобы она больше от меня ничего не скрывала и звонила даже при малейших проблемах. А потом до последнего не желала отходить от отца, заверяя, что люблю его, и он обязательно должен выздороветь. Папа, конечно же, с улыбкой отвечал, что всё будет хорошо, но я видела и в его глазах страх, что он тоже может больше не увидеть меня. Не выдержав всего этого, я расплакалась. А последние моменты прощания вообще прошли как в тумане. Целуя то папу, то маму, я заверяла их в своей любви, в том, что всё сложится хорошо, и что скоро мы увидимся, и папа будет здоров. А когда они ушли на посадку в самолёт, долго ещё не могла уехать из аэропорта, потому что казалась – все силы разом покинули меня.
Домой я добралась на такси. Зайдя в квартиру, я устало привалилась к стене в прихожей и долго так стояла. На сердце было тоскливо, и я не могла заставить себя пройти дальше.
Квартира без родителей была пустой, и это пугало. Я привыкла, что мама всегда дома и встречает с улыбкой, суетится возле меня, спеша накормить или узнать, как продвигается учёба, что интересного произошло в жизни, что беспокоит меня. А ещё больше не хватало папы с его добродушным прищуром глаз, мягким “доченька” или “моё солнышко”, или ласково-поучительных наставлений, если я, на его взгляд, вела себя неправильно.
“Господи, только бы операция прошла успешно, и печень потом не отторглась!” – взмолилась я. “Если с папой что-нибудь случится, это подкосит маму, и боюсь, от такого удара она никогда не оправится. Да и я не представляю, как без него жить”, – мысли пугали всё больше, и от этого в ногах появилась слабость. Поняв, что лучше сесть, я сняла туфли и поплелась в зал, а там, сев на диван, замерла.
“А что со мной вообще будет, если мамы с папой не станет? Я же останусь одна… Совсем одна на этом свете. С немногочисленными родственниками родителей я не особо общалась, а точнее они не очень меня жаловали при наших редких встречах, и сейчас понятно, почему они так себя вели. Они знали, что меня взяли из детдома, и поэтому не считали своей роднёй, а это означает лишь одно – я на самом деле останусь одна-одинёшенька. Если что-нибудь произойдёт в моей жизни, негде будет голову прислонить, чтобы передохнуть от трудностей или найти поддержку… У меня даже нет друзей… Я буду совсем одна…”, – от этих мыслей в груди всё сжалось и стало настолько страшно, что я не могла вздохнуть. А когда всё же получилось судорожно втянуть воздух, я разрыдалась, и перед глазами начали проноситься печальные картины моего возможного одинокого будущего.
От всего этого стало ещё тоскливее и захотелось услышать голос живого человека, уткнуться кому-нибудь в плечо, выплакать все слёзы и рассказать обо всех своих страхах и переживаниях.
“Может, позвонить кому-нибудь из парней? Но кому? Гектору или Давиду?” – прислушавшись к себе, я поняла, что даже сейчас, когда паршиво на душе, и хочется кого-нибудь видеть, я не могу решить, к кому из них меня тянет. “Конечно, каждый из них меня выслушает и попытается успокоить. Но Гектор, скорее всего, начнёт успокаивать, стараясь вселить оптимизм, и возможно начнёт сыпать цифрами из статистики, рассказывать, что отца отправили в хорошую клинику и прочее. Он вывалит на меня массу информации, которая вряд ли успокоит. Я же просто хочу, чтобы меня, если не выслушали, то хотя бы просто побыли рядом, а Гектор, боюсь, не поймёт, что нужно просто молчать и сопереживать. В его стиле давить авторитетом, а не прислушиваться к моим словам. А вот Давид выслушает, но попытается успокоить своеобразно. На сто процентов уверена, что он попробует затащить меня в постель и будет долго и нежно любить, чтобы я вымоталась и заснула. А я сейчас точно не хочу секса. Мне нужна просто поддержка и умение слушать… Так что же делать?” – всхлипывая, я не знала кому позвонить и при этом точно была уверена, что начну биться головой о стену, если останусь одна.
“А может, позвонить им обоим и попросить приехать? Гектор сдерживал бы порывы Давида затащить меня в кровать, а тот не давал бы первому поучать меня… Это был бы идеальный вариант, и мне не было бы так страшно… Я даже готова выслушивать их грызню, только чтобы не находиться сейчас одной”.
Глядя в сторону прихожей, я никак не могла решить – звонить или нет, а потом всё же поднялась и пошла за мобильным телефоном. Достав его из сумки, я вернулась в зал и снова замерла, взвешивая правильность своего решения. С одной стороны, умом я понимала, что это вообще идиотская затея, и даже не представляла, как оба парня смогут меня успокаивать. Но, с другой стороны, осознавала, что сойду с ума от переживания за то время, пока мама с папой будут лететь в самолёте, и просто не выдержу этого томительного ожидания в одиночестве.
“Всё же позвоню, а там – будь, что будет”, – окончательно решила я и набрала номер Гектора.
Ответил он почти моментально.
–Рима?! – голос был полон сочувствия и понимания.
–Гектор, ты не мог бы приехать? – жалобно спросила я. – Мама с папой сегодня вылетели на лечение, и мне так страшно сейчас…
–Конечно же, приеду, – мягко заверил он. – Буду через пятнадцать минут…
–Пятнадцать? – я удивилась, потому что настраивалась на ожидание дольше.
–Эээ… Так получилось, что я сейчас в вашем городе по работе, – пояснил он, и я сразу поняла, что это ложь. Но сейчас было не до этого и я, наоборот, испытала радость, что не придётся долго ждать.
–Хорошо, жду. Только сразу предупреждаю – я позвоню и Давиду, – сказала я, приготовившись к недовольству, но, к моему удивлению, Гектор не стал возражать и лишь уныло сказал:
–Понимаю.
–Тогда, жду, – бросила я, а потом нажала “отбой” и набрала номер Давида. Он тоже ответил практически мгновенно, как будто ждал моего звонка.
–Привет, – ласково сказал он.
–Привет, – выдохнула я. – Ты случайно не в моём городе?
–Случайно, в твоём, – не став отпираться, ответил он.
–Ясно. Как я понимаю, вы и не уезжали, – произнесла я. – А сможешь приехать ко мне домой? А то так мерзко на душе… Но сразу предупреждаю – я позвала и Гектора.
–Куда ж без него, – со вздохом произнёс он. – Однако не переживай, я всё понимаю и скоро буду у тебя.
–Спасибо, – ответила я, и когда он отключился, отложила телефон в сторону и снова оцепенела.
“Как же это страшно, когда самые близкие болеют и приходится ждать результатов лечения. Это ожидание так пугает и морально выматывает. А ещё заставляет о многом задуматься и понять кое-какие вещи о себе. Я вот всегда думала, что одиночка, что мне никто не нужен, что я со всем могу справиться сама. Но, как оказалось, не могу. И мне нужна моральная поддержка и простое человеческое тепло”, – подумала я, и в этот момент раздался звонок в дверь.
Заставив себя подняться, я поплелась открывать двери, думая, что это приехал Гектор, но передо мной предстал Давид. Как только я открыла дверь, он зашёл в квартиру и, заглянув мне в глаза, прижал к себе, а потом ласково сказал:
–Малышка, не переживай, всё будет хорошо. Вот увидишь, отец поправится и снова встанет на ноги.
–Надеюсь, – ответила я и, всхлипнув, снова расплакалась.
Уткнувшись ему в грудь и уцепившись руками за рубашку, я чувствовала тепло, идущее от парня и нежность, и это, казалось, согревает сердце, и стало немного легче. А Давид, как будто зная, что мне просто нужно выплакаться, больше ничего не говорил и продолжал меня обнимать. А потом аккуратно подхватил на руки и отнёс в зал. Усадив там на диван, он сел рядом, и опять обняв меня, подставил своё плечо, позволяя выплеснуть свои эмоции.
Слёзы полились потоком, но, одновременно с этим, я испытывала облегчение, и сердце уже не так болезненно щемило в груди. Было так приятно просто сидеть в объятиях человека, который тебе сопереживает. Поэтому, когда снова раздался звонок в дверь, я с сожалением отпустила Давида и пожалела, что позвонила и Гектору.
“Если он сейчас начнёт разговаривать со мной менторским тоном, выгоню”, – решила я, хлюпая носом.
Однако и Гектор повёл себя с пониманием. Решительно пройдя в зал, он сел рядом со мной и привлёк к себе.
–Ну, всё-всё, не плачь, моя девочка, – ласково сказал он, гладя меня по голове. – Ничего плохого не произойдёт и всё наладится. Через три-четыре недели твой отец вернётся домой живой и здоровый. Понимаю, что тебе сейчас страшно, но всё будет хорошо.
–А чтобы тебе было легче, мы будем рядом, – сев по другую сторону от меня, произнёс Давид и принялся успокаивающе гладить меня по спине.
Сколько мы так сидели, не знаю. Плача, я утыкалась лицом то в плечо Гектора, то Давида, и никак не могла остановиться, а потом поток слёз иссяк, и навалилась такая усталость, что я не могла даже двинуться. Перед глазами висела пелена, тело казалось ватным, а в голове была пустота, и я просто смотрела в одну точку, ничего не видя.
–Тебе нужно отдохнуть, – сказал Давид, а потом поднял с дивана и понёс в другую комнату.
–Нет… звонка нужно дождаться… нельзя отдыхать, – вяло запротестовала я.
–Можно. Мы тебя разбудим, – пообещал Гектор.
Сил, чтобы спорить, уже не осталось, а когда меня уложили в кровать, глаза закрылись сами собой, и я сразу провалилась в тревожный сон.
Разбудили меня спорящие голоса.
–Гектор, не трогай её. Пусть отдохнёт, тогда всё и скажем.
–Она потом разозлится, когда поймёт, что мы её не разбудили. Да и, как только она услышит новость, ей станет немного легче.
–Отчего мне станет легче? – с трудом разлепив глаза, хрипло спросила я и села.
–Твоя мать звонила, – сказал Гектор, садясь на кровать.
–Всё замечательно, – добавил Давид, сев с другой стороны. – Долетели без эксцессов. Таможенный контроль тоже прошли. И машина их уже ждала, чтобы отвезти отца в клинику.
–Твоя мать сказала, что ещё перезвонит, когда устроит отца в клинике.
–Это хорошо, – пробормотала я, чувствуя облегчение.
–Может, тебе чая сделать? – заботливо спросил Гектор.
–Нет, лучше кофе, и коньяка туда добавьте, – ответила я, откинув одеяло и поднявшись с кровати. – А я пока умоюсь.
Выйдя из своей комнаты, я пошла в ванную и, увидев себя в зеркале, ужаснулась. Веки и кончик носа опухли и покраснели, и выглядела я так, как будто меня долго хлестали по лицу.
“Жесть. Красота не писанная. Даже стыдно к парням выходить. Особенно после той истерики. Но не прогонять же их только из-за того, что рожица помята и стыдно из-за своего поведения. Да и легче мне с ними. Может, ледяная вода хоть немного поможет снять отёки?”.
Включив воду, я наклонилась над раковиной и принялась ополаскивать лицо. Это немного помогло, и через десять минут я, наконец, решилась выйти из ванны, успев ещё и зубы почистить, и причесаться.
Парни сидели на кухне за столом, держа в руках по чашке кофе, а третья ожидала меня. Тоже сев за стол, я сделала два глотка напитка, а потом робко произнесла:
–Вы простите за истерику. Сама не понимаю, что на меня нашло. Но я в любом случае рада, что вы здесь… Мне честно стало легче…
–Не надо извиняться, – мягко произнёс Гектор. – Мы всё понимаем. Ты любишь этих людей.
–Не переживай, – вставил Давид. – И не надо этого стесняться. Нам всем, какими бы сильными мы не казались со стороны, нужен тот, кто сможет понять и поддержать в любой ситуации. Мы с Гектором тоже не исключение.
–Спасибо, – промямлила я, испытывая огромную благодарность к парням, что они сейчас проявляют такое понимание, а затем прокашлялась и спросила: – Так что там говорила мама?
–Полёт отец перенёс хорошо, и на таможне проблем не возникло. А после они сразу направились в клинику. Как только всё будет сделано, твоя мать обещала перезвонить, – сказал Гектор.
–Понятно, – ответила я, испытывая сильное желание набрать маму, но понимала, что лучше сейчас этого не делать, чтобы не отвлекать её.
“Жаль, что парни меня не разбудили. Но ругать их за это совсем не хочется… А вернее, вообще ничего не хочется”, – поняла я, прислушавшись к себе. Сил после сна немного прибавилось, но всё равно чувствовала я себя уставшей, и сейчас хотелось только одного – поговорить с мамой. “Но опять нужно ждать”, – тяжело вздохнув, я допила кофе, не чувствуя его вкуса, а потом поднялась из-за стола и снова пошла в зал.
Парни, как две тени, проследовали за мной, и когда я уселась в кресло возле окна, расположились на диване. В комнате повисла тишина. Первое время я сидела, просто глядя в окно, а потом до меня дошло, что я ещё ни разу сегодня не слышала от парней язвительных замечаний или подколов в адрес друг друга.
Повернувшись, я с лёгким недоумением посмотрела на них, а потом решила озвучить свои мысли.
–Хм, когда хотите, вы можете вести себя прилично, и готовы друг друга терпеть… Даже как-то необычно.
–Сейчас не время проявлять сарказм, – сдержанно ответил Давид.
–Твоё моральное состояние важнее, чем наши разногласия, – согласился Гектор, и я уже с изумлением посмотрела на парней.
“Ого! Такое впечатление, что их подменили… И снова ощущение, что они знакомы давно. Откуда такая солидарность у парней, которые, по идее, виделись только три раза? А самый главный вопрос – почему они с такой готовностью идут на всё, ради меня?” – я задумчиво разглядывала их. “Может, попробовать вытянуть из них правду? Это всё же лучше, чем тупо пялиться в окно и ждать звонка, а так хоть время с пользой пройдёт… Да, попробую”, – решила я и произнесла:
–Спасибо вам огромное, что заботитесь обо мне и помогаете в такую трудную минуту. Но теперь очень бы хотелось понять – зачем вам всё это. Только не говорите, что это от большой любви. Не поверю. Слишком уж странно вы себя ведёте. Меньше недели меня знаете, а помогли с деньгами и поддерживаете во всём.
–Может, перенесём разговор на другой раз? – осторожно предложил Гектор.
–Нет, лучше прояснить ситуацию сейчас, – твёрдо ответила я.
–А в чём странность нашего поведения? – поинтересовался Давид и покосился на Гектора, а тот сразу ответил ему взглядом.
–Да хотя бы в ваших взглядах! Вот сейчас, вы так переглянулись, как будто сговариваясь о чём-то, – сказала я, пристально рассматривая их. – И знаете, вообще всё странно. Вы оба появились в моей жизни резко и практически одновременно. А началось всё с картины в музее, – я повернулась к Давиду. – И кстати, вдвойне странно, что твой отец увлекался сбором фотографий той девушки, что я сначала увидела на полотне в музее. А также, когда я сделала запрос в сети, отозвался парень с ником Агас, а ты потом мне рассказал историю про Агасфера. Агас – это сокращённо от Агасфера. Вряд ли это совпадение! Так что я хочу… нет, я требую ответов! Я чувствую, что вы были знакомы раньше, и это тоже меня настораживает!
Парни снова покосились друг на друга, но промолчали, и меня начало это злить, поэтому я добавила:
–И знаете, помимо всего, мне снятся сны, где меня почему-то зовут Далила, и в этих снах вы двое присутствуете также. Ну, не хотите мне ничего рассказать?
При упоминании имени Далила оба дёрнулись, а потом Гектор кашлянул и неуверенно сказал:
–Боюсь, ты нам не поверишь, но всему есть объяснение…
–Если бы вы знали, какие у меня объяснения некоторым вещам, то отправили меня в дурку. Так что вряд ли я сильно удивлюсь, – ответила я. – Итак, что скажите?
–Далила, это твоё настоящее имя. А на всех тех картинах и фотографиях, изображена ты, – произнёс Давид. – И ты во многом права. Мы с Гектором знакомы не одно столетие…
–Столетие? – переспросила я, подумав, что ослышалась.
–Да, именно столетие, – подтвердил Давид, и я с изумлением уставилась на них, ничего не понимая, а потом всё же выдавила:
–Вы что, не люди?
–Почему же, люди, – сказал Гектор. – Просто бессмертны, при соблюдении определённых условий. Но также можем стареть или умирать от ран. И ты такая же. Ты тоже бессмертная.
–Что за чушь? – пробормотала я, точно не готовая поверить в такое. – Хоть меня и взяли из детдома, в остальном я обыкновенный человек. При бессмертии, как минимум, люди должны чем-то отличаться от остальных. Я же такая, как и все.
–Мы ничем не отличаемся от людей. Анатомия, состав крови, всё как у них. Правда, мы более стойки к вирусам, и способны к более быстрой регенерации тканей. Но если рана серьёзна, то можем и умереть, – подал голос Давид. – Поверь, как только наука продвинулась вперёд, мы провели всевозможные анализы, чтобы найти отличия от людей, но так ничего и не выявили. Да и между нами нашли схожесть только в одном – в группе крови. У всех бессмертных она первая. Но эта группа крови у сорока процентов жителей Земли. Она считается самой древней и, возможно, поэтому, у нас у всех первая группа. А ты просто забыла, что бессмертна.
–Бред. Как я могла забыть такое? И, в конце концов, я же была ребёнком…, – отказываясь верить в такое, сказала я, и тут в голову пришло новое объяснение. – Ой, подождите, я что, родилась от бессмертной женщины? Хм, но тогда как я могла забыть, что бессмертна, если родилась? Скорее, я не знала бы о таком… И как тогда я могу быть на картинах, если только недавно родилась…. Ничего не понимаю…
–Если ты не будешь засыпать нас вопросами, мы всё расскажем по порядку, – сказал Давид.
–Хотя мы понимаем, что в такое сложно поверить, – добавил Гектор.
–Да говорите уже! Чего тянете-то! – раздражённо бросила я, видя, как парни снова переглядываются.
–На самом деле, ты не рождалась двадцать лет назад, а прошла полное погружение. Я обязательно поясню, что это такое, но сначала необходимо немного рассказать о нас в общих чертах, – начал Давид. – Мы, как уже говорилось ранее, способны стареть и жить, как обыкновенные люди. Однако, в нашем случае, процесс старения обратим. На планете существует семь озёр, воду в которых мы называем живой. Так вот, для того, чтобы вернуть себе молодость, нам необходимо искупаться в одном из таких озёр. Заныривая в глубину, мы молодеем. Чем больше хочешь сбросить возраст, тем глубже нужно нырять. Но при этом необходимо быть аккуратным. Можно так нырнуть, что станешь младенцем, а можно вообще раствориться в озере. Возврат в детство называется полным погружением. Это твой случай. Ты ушла глубоко под воду и стала совсем маленькой.
–Но мы такое не практикуем. Большая часть из нас всегда выбирают возраст лет в двадцать – двадцать пять. И физических сил полно, и ребёнком уже не считают, и открыты все возможности, – добавил Гектор. – На полное погружение решались только двое бессмертных, потому что при таком стираются все воспоминания… По крайней мере, так все думали. Но ты смогла вспомнить, что тебя звали Далила.
–Да и некоторые черты характера у тебя сохранились, – вставил Давид. – Возможно, ты не дошла до самого конца, боясь, что вообще исчезнешь.
–Мама сказала, что меня подбросили в больницу в шестимесячном возрасте, – пробормотала я, не зная, как относиться к таким рассказам и стоит ли в них вообще верить.
–Тогда всё понятно про характер. Отпечаток на психику слишком силён, поэтому основные черты остались, – подумав, ответил Гектор. – Хотя, возможно, нырни ты ещё глубже, могло и это стереться.
–А что ты ещё помнишь, помимо имени? – настороженно поинтересовался Давид. – Что снилось?
–Когда увидела картину в музее, приснилось, как её рисуют. Я была той девушкой, а кто-то стоял за мольбертом и рисовал меня. Какой-то парень, лица которого я не видела. И тогда он назвал меня Лилой. Как я понимаю, это сокращённо от Далила. А остальное, так, ерунда всякая, – уклончиво ответила я, не желая посвящать парней в свои эротические сны.
–И всё? – Гектор посмотрел на меня с надеждой, а когда я кивнула, парни, казалось, расслабились, и это сразу меня насторожило.
–Хм, допустим, я поверю, что бессмертна и есть какие-то озёра, искупавшись в которых, я могу помолодеть. А каким боком всё это к вам? Для чего вы появились в моей жизни? Только не говорите – чтобы рассказать правду. Не поверю! Вы действовали не как друзья, желающие просветить меня, иначе начали бы с рассказа, а не с ухаживаний за мной. Вы вообще собирались рассказать мне, кто я? Или хотели использовать в тёмную? – возмущение росло с каждой минутой, и я не знала, что и думать теперь.
–Далила, всё очень непросто в нашей ситуации, – осторожно произнёс Давид.
–Мы обязательно всё рассказали бы тебе, но чуть позже, – заверил Гектор. – Понимаешь, мы хотели выяснить, что ты помнишь из прошлой жизни.
–Зачем это выяснять? – я прищурилась, не понимая, к чему они клонят. – Что в моей прошлой жизни было такого, что мешало рассказать мне всё сразу? И почему вы оба так вцепились в меня? У нас что, общее прошлое?
–Нет, не общее, – моментально вставил Гектор. – Вернее, мы были знакомы, но не более. Мы с Давидом являлись твоими друзьями…
–Да, – подтвердил Давид. – Хотя и желали от тебя большего. Видишь ли, мы не знаем почему, но женщин среди бессмертных меньше, чем мужчин. И это давно сложившиеся пары, которые живут столетиями. И у тебя была пара. А нам с Гектором так и не удалось найти себе бессмертную…
–Точнее, мы оба любили тебя, – перебив, признался Гектор. – Поэтому и не искали, а старались быть ближе к тебе.
–Меня любили? Хм, что, все столетия? – недоверчиво спросила я. – Как-то с трудом в это верится, что можно так долго любить одного человека…
–Можно, и ещё как можно, – Гектор проникновенно посмотрел на меня. – Тем более, что этому есть тоже объяснение. Понимаешь, мы не только молодеем, когда погружаемся в озеро, а и обновляемся внутренне…
–Наши эмоции снова становятся яркими, – пояснил Давид. – Наверное, легче объяснить это на примере. Вот смотри, вспомни своё детство, как ты узнавала что-то новое и интересное, как ожидала чего-нибудь или верила в какое-нибудь чудо, а затем, взрослея, ты теряла эти ощущения. То, что казалось тебе необыкновенным, со временем становилось рутинным и неинтересным. То, что приносило радость, уже воспринималось обыденно. Или то, что доставляло удовольствие, переставало будоражить. А мы, после погружения, снова можем ощущать всю прелесть эмоций и как бы заново открываем для себя этот мир.
–Я понимаю, о чём вы, – пробормотала я, вспомнив ощущения из сна, где я сидела возле озера. – Когда я увидела сон, где меня рисовали, то чувствовала небывалый душевный подъём. Всё казалось таким ярким, привлекательным и захватывающим. Хотелось всё потрогать, понюхать, даже просто подурачиться от радости, что мир вокруг так прекрасен, и в нём столько интересного.
–Это наше основное преимущество перед людьми. Чем дальше они живут, тем меньше способны радоваться жизни. Накопленный опыт ложится на их плечи мёртвым грузом, и они утрачивают способность наслаждаться каждой минутой, а мы способны видеть мир каждый раз по-новому, – сказал Гектор, а потом с улыбкой добавил: – Правда, это тоже не всегда нам служит во благо. Эмоциональность проявляется во всём. И порой мы не способны сдерживаться, особенно когда это касается тех, кого мы любим. Вот, например, с тобой. По идее, мы должны поступать более разумно, особенно в свете того, сколько нам лет, но когда дело касается тебя, сдерживаться тяжело.
–Да, тяжело, – согласился Давид, с извинением посмотрев на меня. – Тем более, что мы совсем недавно прошли погружение, как только нашли тебя.
–Понятно, – ответила я, хотя на самом деле вообще ничего сейчас не понимала.
В голове всё перемешалось, и больше всего вводила в ступор новость, что я бессмертна. Как относиться к этому, я не понимала. Да и вообще пока не могла осознать, что могу жить на этом свете бесконечно долго. А количество возникших вопросов пугало, и трудно было сосредоточиться на каком-то одном, поэтому я спросила первое, что пришло в голову:
–Подождите, вы говорите, что эмоции каждый раз становятся ярче, и при этом вы помните всё, что было, так?
–Да, – парни одновременно кивнули.
–И что же это получается? Если, например, сто лет назад меня кто-то обидел сильно, и я переживала долго, то после погружения я заново переживаю боль той обиды? – спросила я. – Нет уж, спасибо, не хочу я таких ощущений…
–Нет, не совсем верно, – сказал Давид. – После погружения получается, что как бы наша прошлая жизнь отодвигается вглубь сознания. Мы всё помним, но воспринимаем это как прошедшую жизнь и пройденный этап. Мы получаем опыт, выносим из этого уроки, но не переживаем тех эмоций, которые были. Обновляется восприятие мира в целом, на данный момент.
–Ясно, – задумчиво ответила я. – А сколько вам лет? И мне?
–Мне восемьсот девяносто пять лет, – произнёс Гектор. – Давиду – восемьсот сорок четыре года. А тебе семьсот девяносто девять.
–Ого, – выдавила я, пугаясь такой цифры. – Подождите, вы говорили, что не проходите полного погружения, так почему я решилась на такое? Почему мне захотелось забыть почти восемьсот лет моей жизни? Неужели всё было настолько плохо?
–Потому что твоя жизнь была не очень счастливой, – с сожалением сказал Гектор.
–Да, твой парень не особо любил тебя, – с отвращением вставил Давид и покосился на Гектора. – Запрещая часто погружаться, он навязывал тебе скучную жизнь. Всё время держал тебя под контролем, навязывал свои взгляды и заставлял учиться. Говорил, что ты должна постоянно совершенствоваться…
–Что, в общем-то, неплохо, – подал голос Гектор, неодобрительно посмотрев на Давида. – Учёба ещё никому не вредила…
–Согласен, что неплохо, но жизнь дана не только для этого, – холодно сказал Давид. – И при этом, твой парень, сам теряя новизну эмоций, любил ходить налево. То есть сам постоянно искал новых впечатлений, а тебе не позволял их испытывать. Хотя погружение решало бы все проблемы…
–Он изменял мне и постоянно держал под контролем? – нахмурившись, переспросила я.
–Да, – подтвердил Давид.
–Но потом он изменился и стал делать ещё хуже! – вставил Гектор, с осуждением посмотрев на Давида. – Он резко решил, что можно погружаться часто, а также стал тебе всё разрешать! Ты жаждала новых эмоций, и он позволял тебе погружаться чуть ли не раз в год. Хотя мы стараемся делать это не чаще, чем раз в семь – десять лет. Ты забросила учёбу и начала вести совсем другой образ жизни. Ты употребляла алкоголь, наркотики, различные психотропные вещества, и под кайфом попадала в опасные ситуации. Увлеклась экстримом, и не раз твоя жизнь висела на волоске. Он разрушал тебя, потакая во всех капризах. И однажды, как я понимаю, тебе это надоело. Ты эмоционально выгорела из-за частых погружений и, наверное, поэтому, решила от него уйти и всё забыть.
Слушая это, я всё больше хмурилась, понимая, что моя прошлая жизнь была не очень хорошей. “Меня сначала всё время держали под контролем? Представляю, как я бесилась, потому что терпеть не могу, когда меня поучают и сдерживают… А потом резко мне всё разрешили, и я слетела с катушек? Очень похоже на меня. Даже страшно представить, что я могла делать, если эмоции постоянно били через край”, – подумала я, а вслух произнесла:
–Судя по вашим словам, я была сначала какой-то забитой овцой, а потом невменяемой оторвой…
–Нет, Лила, – мягко запротестовал Гектор. – Ты была совсем другой. Ты мягкая, нежная, понимающая, добродушная…
–И совсем не оторва, – вставил Давид. – Ты просто умела радоваться всему и заражала этим позитивом окружающих. Гектор не совсем верно описывает тебя в последние годы жизни. Ты не была конченой наркоманкой или алкоголичкой, а просто не чуралась попробовать и что-то новое. При этом ты оставалась такой же хорошей, как была и до этого. Ты просто стала более свободной.
–Чем дальше вы рассказываете, тем меньше я во всё это верю, – скептично ответила я. – Нежная, ласковая, весёлая и прочее – это не про меня.
–Не про тебя сейчас, – сказал Давид. – Ты давно не проходила погружение, и эмоции утратили новизну. Думаю, ты такая из-за продолжительной жизни без погружений…
–Нет. Я сколько себя помню, была именно такой, – твёрдо ответила я.
–Значит, вседозволенность тебя изменила, – произнёс Гектор и зло посмотрел на Давида.
–Не знаю, что меня изменило, но если меня сначала во всём контролировали, а потом разрешили всё делать, то понятно, почему я сейчас такая, – цинично бросила я. – Если вы говорите, что какие-то воспоминания остались из-за того, что дошла только до шестимесячного возраста, то я, скорее всего, сейчас именно такая из-за прошлой жизни. Если мой любимый мне изменял, то я не хочу связывать себя отношениями, потому что на интуитивном уровне боюсь опять испытать боль. А если во время вседозволенности попробовала всё, что можно и эмоционально выгорела, то понятно, почему сейчас всё время испытываю неудовлетворённость и скуку.
–Возможно и такое объяснение, – вымолвил Гектор, а Давид добавил:
–Значит, обе линии поведения в отношении тебя были неправильными.
В комнате повисла тишина, и парни почему-то стали избегать взглядов друг на друга, а я пыталась себя представить такой, как они говорили, но ничего не получалось. “Интересно, и кто же был тот, который настолько сильно на меня повлиял, что, даже решив начать жизнь заново, я на подсознательном уровне многого боюсь и отталкиваю?” – в какой-то из моментов в голове возник этот вопрос, и я требовательно спросила:
–И где же сейчас мой парень? Он не пытался меня вернуть? Или окончательно определился, что хочет другую?
–Эээ… он исчез, как только ты его бросила. Мы не знаем, где он, – уклончиво ответил Гектор.
–Да и не хотели бы знать, – вставил Давид. – Мы общались с ним только из-за тебя. И нам больно было смотреть на то, как он с тобой обращается, как изменяет тебе…
–Или как разрушает твою личность, наплевательски относясь к твоим действиям и подстёгивая ещё больше предаваться порокам, – добавил Гектор.
–Мы старались находиться ближе к тебе, и когда ты его бросила, надеялись, что однажды ты проявишь благосклонность к кому-то из нас, – опять взял слово Давид. – Но однажды ты просто исчезла, никому ничего не сказав.
