Текст книги "Оружейник Тесла (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Наконец-то он собрался. Нахмурил брови. Да, это было как раз то... Взял новый пакетик, вставил таблетку в аппарат, нажал нужную кнопочку, кофеварник вскипел, забулькал, зашипел густым паром, вот уже должен был начать литься, и тут Игорь вспомнил, что чашку так и не нашел. Все чашки были грязными в мойке. Посмотрел, но мыть не стал. Нашел самое полезное изобретение современности: одноразовые стаканчики из прессованного картона. Первые капли уже упали на металл подставки. Игорь быстро подставил стаканчик, наблюдая, как стекает туда кофе, щелкнул зажигалкой, закурил. Взял стаканчик и понес приготовленный напиток в спальню. Там они со стаканчиком многократно отразились, отражения приблизились к отражению нагой прекрасной женщины.

Жанна грациозно потянулась, так что ее тело открылось нескромному взгляду режиссера. Она знала, что могла таким видом свести с ума, вот и сводила. Впрочем, Стольников сводиться сводился, а гнул свое... Пока что молодая актриса так и не получила ни одной роли из рук Игоря. Все хорошо, подарит цветы, кофе в постель принесет, а роль ни-ни, даже разговоры про это пресекает.

– Кофе хотела?

– Несомненно... А ты будешь?

– А...а...а... закончился...

– Я с тобой поделюсь...

– Спасибо, не надо.

– Боишься, что я узнаю твои мысли?

– Глупости... Когда я тебя вижу, у меня ни одной мысли не возникает...

– Даже про меня?

– Это не мысль, это идея!

– Идея?

– Двигаться дальше...

– И куда ты собрался двигаться? – Жанна грациозно носочком утыкивает в живот мужчины...

– Это предложение?

– Предложение должен делать мужчина. Это – приказ!

– Слушаюсь!

Допитый стаканчик полетел в сторону. Мужчина навалился на женщину, которая уже ждала его, ждала, призывно раскрыв бедра, ждала, чтобы впустить в свое лоно, чтобы дать ему дорогу для наслаждения.

Все, что ему было надо, так это то, чтобы ОН, мужчина, доставил ей максимум удовольствия, она, ко всему прочему, была не только стервой, но еще и порядочной эгоисткой.

Игорь еле-еле сдерживал себя, он сорвал остатки одежды, впился поцелуем в ее грудь, начал ласкать ее сильно, грубо, порывисто, доставляя то ли наслаждение, то ли боль. Он не стеснялся и не боялся – Жанне нравилось, когда ее брали грубо, цинично, и не слишком при этом церемонились. Еще больше это нравилось Игорю Стольникову. Он просто рвал на части белое, до чертиков соблазнительное тело, тело совершенное по своей природе и такое желанное, непонятно только почему!

Наверное, ее надо было назвать роковой женщиной...

Но Стольников, Стольников никак на рокового мужчину не тянул. А почему-то на него ее ферромоны действовали только как сексуальный магнит. Да... на секс... ДА!

А все остальное – нетушки. На все остальное действие Жанны не распространялось.

И он почувствовал, что ОНА, впервые за сегодняшний, такой жаркий, насыщенный страстью и жарким женским телом, вечер испытывает настоящее наслаждение. Ее ногти впились в кожу плеч мужчины, который придавил ее всем весом к плоскости кровати, мужчине, который двигался, перестав быть человеком, мужчине, который не думал ни о чем, кроме секса, и глаза ее расширялись, зрачки становились овальными, мутными, глубокими, и только тогда, когда она издала хриплый крик победителя, изогнувшись в пароксизме страсти, ОН почувствовал, что ЕЕ страсть начинает его отпускать...

Наверное, она даже не почувствовала, как он кончил, воспринимая это как легкое послесловие собственного наслаждения, он же, измученный, выпотрошенный, уставший, в изнеможении свалился с ее тела и потянулся рукой к брошенному стаканчику, так ему захотелось вдруг пить...

Жанна, все еще пребывающая в неге наслаждения после того, как... Жанна, утомленная страстью более, чем утомляются солнцем, чувствовала все же, что утомление это обманчиво, что ее наполняет какая-то совершенно другая сила, что она может сейчас все, но ей было лень ВСЕ это получить...

Она заметила легкое поползновение на движение Игоря... Обычно он, после того, как кончал, не мог говорить, а только мычал... Хорошо же... Пока еще не мычит, значит все еще в нирване... Она проследила взглядом, ага, пить хочет, бедолашный... Жалко его, ох, как жалко! Женщина изящным движением достает бокал с вином, кажется, она пила из него, да, вина в бокале почти наполовину, Игореша выхлестывает вино почти по самое дондышко, остается только чтобы губы смочить. Вечно моим вином поправляется...

Бокал мягко перекочовывает в Игорю, который жадно всасывает в себя всю жидкость...

Что ж... она его изучила почти досконально... Сейчас будет минут пять-шесть мычать и перекатываться с бока на бок. Некоторые сразу же засыпают, этот не такой, пойдет отливать, без этого не засыпает. Что же, у нее будет пять минут, до того, как Игорь переберется в комнату и свалится спать. Он проспит ровно четверть часа, но мертвецким сном. И будет совершенно убитым. Можно на нем плясать целому племени бедуинов – не проснется. И только после этого, сможет очухаться и даже проводить ее до дому.

Наверное, у Игоря самая странная мужская физиология из всех, кого Жанна уже встречала на своем недолгом жизненном пути. Но при этом он никогда, никогда не забывал, что она женщина, всегда провожал ее, правда, его полностью устраивало, что Жанна замужем, досадно... Если бы я была его женой, вполне возможно, он вел бы себя по-другому. Впрочем, в отрицательном есть свое положительное: когда у мужа и любовника одно и тоже имя, меньше шансов случайно проговориться.

Если бы да кабы, да во рту росли грибы, то то был не просто рот, ну а цельный огород... Жанна вспомнила детскую дразнилку и сразу же расплылась в улыбке..

– Улыбаешься... эт хорошо...

Игорь, пошатываясь, направился в туалет, дверь не считал нужным закрывать, поэтому журчание донеслось и до спальни. Умеет он себя потешить, вот, блин, сейчас придется в туалете все убирать, а то и не сядешь, все вокруг залил, гадина...

Игорь рухнул в постель.

Почему-то настроение сразу же испортилось. Интересно, почему он не хочет брать домработницу, ему что, денег не хватает? Да нет, вроде...

Жанна поморщилась, взяла в руки тряпку и направилась на уборку общественных помещений.

До завершения вечернего спектакля в театре мужа оставался еще час.

Глава пятнадцатая

Головная боль генерала Переделкина

Москва, Лубянка, Контора, Переделкино.

– Знаете, что такое головная боль, майор?

Голос генерала Переделкина был не просто сухим или жестким, это был шторм иронии, плюс еле-еле сдерживаемый мат в силу воспитания и профессиональных привычек.

– Так точно...

– Нет, вы не знаете, что такое головная боль. Вспомните, во сколько обошлась нам операция "Старик"? Я имею пока что в виду только финансовую сторону проблемы, я не говорю о том, что мы расконсервировали одного агента и несколько важнейших каналов. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?

– Так точно...

– Хорошо, докладывайте. Как это получилось?

– Это было, когда мы находились в милях двадцати от побережья Кубы. Сначала я решил, что это обычный старческий каприз. Было все оговорено. Он выставил это условие внезапно, и сделал его чуть ли не самым главным.

– Старческий каприз?

– Именно, просто прихоть, старческий каприз, а тут...

– И что было в его папке?

– Она...

– В смысле она?

– Вот, посмотрите...

– Ну, давайте, не тяните. Показывайте...

Корчемный вытащил конверт, из которого на стол перекочевало небольшая стопка фотографий. На них была изображена красивая женщина с темными волосами, на некоторых фотографиях без одежды...

– Проклятая свобода, – пробурчал генерал, раскладывая стопку фотографий, – снимаются во всяких плейбоях, а я теперь из-за этого должен рассматривать фотографии голых баб, дел больше у генералов нету, как на голых баб пялиться. И как он это объяснил?

– Ему осталось полгода, максимум год жизни. И он хочет, чтобы именно она провела с этим господином его последние дни...

– Последние дни... последние дни... а что касается оружия?

– Он будет говорить о нем только тогда, когда это условие будет выполнено...

– И она обязательно должна стать его официальной женой?

– Это его условие.

– Не пытались переубедить?

– Стойко стоит на своем. Говорит, что ему все равно у кого в тюрьме умирать: у нас, у американцев, или у китайцев, но за то, что его лишили личной жизни, он хочет получить ее, эту личную жизнь, и прожить ее по своему выбору.

– Естественно, выбор самого объекта господина Дика не интересует. – спокойно заметил Переделкин, ткнув пальцем в фотографию женщины.

– Это уже наша проблема.

– Это его слова?

– Это точный смысл его слов.

– Что мы знаем о ней?

– Пока что очень мало. Актриса. То есть, учится на актрису. Уже снималась, и не только в кино.

– Это очевидно, ближе к делу.

– Замужем. Живет у мужа. Строгим поведением не отличается.

– Насколько строгим?

– Замечена в беспорядочных связях. Первая роль – во французском эротическом фильме, название "Секс и перестройка".

– Объект видел этот фильм?

– Несомненно.

– Достаньте.

– Слушаюсь. Амбициозна. Говорят, что ради роли способна на все. Даже переспать с режиссером.

– Это все? – разочарованно произнес генерал Переделкин.

– Работаем, Константин Львович.

– Активнее работайте. Я жду полнейшее досье, полнейшее, я хочу знать, какие родинки у нее подмышками... а...да, это и так видно... Простите, глупость сморозил... Вот еще, посмотрите среди наших кадров, может быть, кто-то есть на нее похожа, все-таки не весть какое уникальное личико... Не хочется привлекать к этому человека со стороны, да и получиться ли... у них, молодежи понятия о долге, патриотизме, Родине совсем не такие, как у нас... это для нас эти слова не есть пустой звук... Извините, Петр Евгеньевич, за невольное брюзжание, я не ожидал такого поворота событий...

– Можно свое мнение?

– Слушаю...

– Я проверил ее характеристики по месту учебы. В институте ее характеризуют как взбалмошную, но очень работоспособную и талантливую студентку. На парах она не работает – она пашет. Я проанализировал ее "беспорядочные" связи и обнаружил в них строгий порядок.

– Вот как? Интересно...

– Она вступает в связь с теми, кто может как-то посодействовать ее актерской карьере – охотится исключительно на продюсеров и режиссеров. Кажется, она понимает, что ее тело – это почти единственное оружие, на которое она может рассчитывать. Ей надо пробивать себе дорогу, и, как женщина трезвая, расчетливая, она пробивает себе дорогу тем, чем может. Мне кажется, стать актрисой – ее сверхцель, то, на чем мы сможем сыграть.

– Хорошо, продумайте это.

– Слушаюсь!

– Как устроили объект?

– На высшем уровне.

– Комфорта или безопасности?

– И того, и другого.

– Где именно? На Луговой.

– Выбор правильный. И начните... просмотрите загородные базы, что-то типа домика в селе, недалеко от городской черты, для американца частный дом со всеми удобствами – предел мечтаний. И еще, недалеко от Москвы...

– Выбор не велик...

– Это верно, думаю, мы приобретем объект недвижимости, черт с ним, все равно финансы, финансы... мы и так по уши влезли в это дело... если игра стоит свеч... а она того стоит... Я так думаю...

Голос генерала прозвучал на последней фразе не слишком уверенно. Поняв, что дал слабину, Переделкин одернул себя, и ровным четким тоном произнес:

– Как ваша жена, Петр Евгеньевич? Рада подаркам?

– Какое там рада. Мы расстались. Окончательно. Меня ждали уже упакованные вещи.

– Вот как?

– Я же говорил вам, Константин Львович, мне кажется, у нее кто-то есть...

– Значит, развод – дело времени?

– Так точно, развод – вопрос решенный. Я прощать ее не собираюсь. Знаете, жить в подозрениях... Да и она не захочет ко мне вернуться.

– Ну, Петр Евгеньевич, я вам не отец родной, но без совета я вас не оставлю.

Генерал Переделкин был из тех начальников, которых подчиненные как раз и называют "отец родной". Он считал, что личная жизнь его ближайших сотрудников влияет на их работу, следовательно, он, как руководитель, должен быть в курсе всех аспектов личной жизни своих подчиненных. Вот и сейчас, Константин Львович искренне считал, что развод, который уже "светил" майору Корчемному не должен отразиться на операции, которую он курирует. Умение быть жестким, и быть отцом родным одновременно было серьезным козырем старого генерала.

А вот Корчемный почувствовал это совершенно недавно, зато понял, почему обитателям Переделкина завидуют сотрудники многих других отделов Конторы. Конечно, в личной жизни самого майора после этой беседы ничего не изменилось, но на душе стало как-то легче.

Глава шестнадцатая

Разгульная жизнь Жанны Крючковой. Часть третья. Жанна собирается домой

Москва, Троицкая улица.

Жанна стояла под душем, наслаждаясь чуть теплой водой, которая приятно бодрила. После секса она не терпела горячей воды, ей хотелось всегда чего-то мягкого, нейтрального, ласкового, тогда ее кожу только-только терзали, теперь же нужна была только осторожная нежность.

И что могло дать эту нежность лучше, чем вода?

А он мог бы позаботиться о том, чтобы соорудить в ванной комнате хоть какую-то шторку, нет, я не стесняюсь, просто не хочу вытирать снова пол от брызг...

Кажется, ему время прийти в себя... Точно...

В подтверждение ее мысли дверь ванной открылась, и в проеме появился Игорь, не удосужившийся даже полотенцем обернуться. Он быстро забрался в душ, Жанна знала, что после секса Игорь любит, когда его рельефную мускулатуру женщина разгладит жесткой рукавицей под мягкой водой.

Жанна Игорю многое позволяла. Наверное, он был лучшим любовником за ее бурную практику. Кроме того, он был продюсером. И ей хотелось, чтобы Игорь, наконец, уделил ей больше внимание именно как продюсер.

Да я такая, я использую мужчины, потом что они с удовольствием используют меня. И мы квиты. Навсегда.

Надо быть твердой и спокойной... Не сейчас, если я заговорю с ним сейчас, он будет злиться. А злость плохой советчик...

Жанна внезапно очутилась в крепких объятиях Игоря. Он Крепко сжимал ее, показывая, как силен, потом мгновенно перенес ее через бортик ванной, и быстро спустился, очутившись прямо за ней, теперь он целовал шейку женщины, не выпуская ее из рук, почти полностью обездвижив, Жанна не могла шевельнуть руками, потом почувствовала, что он целует ей ушко, хватка ослабла... хоп! И резким движением руки Игорь отлепил скотч с ее ушка так, что оно мгновенно стало торчать из-под мокрых волос...

И тут Жанна разъярилась. Кто знает, откуда у молодой женщины взялось столько сил? Она оттолкнула Игоря так, что он отлетел к противоположной стене и осел на пол...

– Ты что? – ошарашено спросил Игорь, наблюдая за тем, как Жанна пытается прилепить скотч на место, понимает, что ничего не выходит, и ее губы начинают белеть от ярости...

– Ну ты придурок! Зачем ты это сделал? Мне это неприятно, понимаешь, да!

Она подскочила к Игорю и так занесла кулак, что он от неожиданности даже зажмурился...

– Пидорас... Придурок... Гондон... – отчетливо прямо в лицо Игорю процедила Жанна, замоталась в полотенце и вышла из комнаты.

Москва, Юго-Восточный округ, район Марьино, Луговой проезд.

В доме номер 4 по Луговому проезду, в квартире 21, где с мужем проживала начинающая актриса Жанна Крючкова, никто не спал. Никто, это Татьяна Тихоновна, свекровь Жанны и муж Татьяны Тихоновны, Вячеслав Анатольевич. Они ждали сына, ждали, по традиции, когда он, вернется после спектакля домой. Ждали, чтобы покормить ужином, поговорить перед сном, хотя бы немного, но поговорить. Ведь утром они уйдут очень рано, и так с сынком и не попрощаются.

Татьяна Тихоновна возилась по кухне: это была ее вотчина, ее законное владение, где никто, кроме нее, права голоса даже не имел! Сейчас она не переставала суетиться, накрывая на стол, все искала, что бы такое приготовить Игорьку, чтобы он покушал вкусненькое, из того, что он любит больше всего. Времени оставалось мало, поэтому играться с голубцами или начинать готовить его любимый узбекский плов, смысла не было. А вот порадовать варениками с вишнями можно было как раз. Тесто раскатать – плевое дело, вишня в банку закатана еще с лета, раскатать баночку – минутное дело, да и Вячеслав Анатольевич не откажется вареники помочь лепить. Он у нас, хотя и человек интеллигентный, а простого кухонного труда не гнушается. Конечно, сейчас он не то, что раньше... Раньше он был главой профкома на большом заводе. Потом завод закрыли. Помогли старые связи. Да и военная служба тоже стала в помощь: его взяли в небольшой банк начальником службы безопасности. Банк-то небольшой, но должность-то больно престижная... Татьяна Тихоновна была моложе мужа на семь лет. Ей до пенсии было еще пять лет тянуть. Так и бегали по работам. Вот, если бы не военная пенсия Вячеслава Анатольевича, совсем тяжко было бы.

Игорь всегда удивлялся тому, как похожи были его родители. Они за все свои годы настолько притерлись друг к другу, что казались одним целым: мать задумает, отец сделает, отец скажет, а мать уже приготовила, они что-то решат, и тут же претворяют решение в жизнь. Было в этом их единении какая-то особая, никому не понятная красота и сила. Они и внешне были похожи. И не только так, как бывают похожи внешне все полные люди, отнюдь, их круглые лица с чуть вздернутым носом-кнопочкой, задорный взгляд то ли серых, то ли голубых, то ли светло-зеленых глаз делал их почти что братом и сестрой.

Татьяна Тихоновна ловко замесила тесто (простейшее – вода, соль и мука), раскатала его, вырезала стаканчиком аккуратные кружочки, и стала звать мужа:

– Вячеслав Анатольевич! Ваша помощь нужна!

Не смотря на все совместно прожитые годы, Татьяна Тихоновна называла мужа только по имени-отчеству и на "вы". Вячеслав Анатольевич мгновенно явился на зов жены. Он был дисциплинированным мужем, и знал, что без особой нужды его на кухню не призовут. А раз зовут, значит, повод серьезный. А сам Вячеслав Анатольевич называл свою жену исключительно "Танюшей", и по-другому дражайшую супругу никогда не называл. Привык за это время, и отвыкать не собирался. Все хорошо было в семье Жуковых, все, кроме семейной жизни их сына. Тема была больная, а поэтому обсуждали ее крайне редко.

– Да, Танюша...

– Пора лепить вареники.

– С удовольствием.

Самое большое удовольствие Вячеслав Анатольевич получал от того, что кушал вареники. Но лепить никогда не отказывался. Он утверждал, что его еще в детском саду оставляли лепить вареники, а потом его личные вареники ему же отваривали и давали кушать. Его приятных размеров животик свидетельствовал о том, что вареники в семейном рационе явление более чем обычное.

– Успеем, Танюша?

– До конца спектакля минут десять осталось, не больше. Знаешь сам, он появится где-то через час. И налепить успеем, и сварить. Приедет, как раз горяченькие получит, воду я еще не ставила. Не переживай...

– Да что ты, Танюша, я и не переживаю...

– Нет, Вячеслав Анатольевич, я же чувствую, переживаешь...

– Ну что ты, Танюша...

Но Татьяна Тихоновна была уже на своей волне. Ее иногда "прорывало". И когда "прорывало", то остановить было очень и очень трудно.

– Не за то надо переживать, Вячеслав Анатольевич. Не за вареники.

– Танюша, зачем тебе это?

– А что ЭТО? Не перебивай меня... Что ЭТО? То, что ЭТОЙ нет еще дома? Так именно за это переживать и надо.

– Танюша, мы же договорились...

– Знаю, что договорились. Только это мой сын. И меня болит...

– Танюша, я тебя понимаю...

На какое-то время супруги отвлеклись, исступленно лепя вареники, намереваясь в этом процессе хоть как-то притупить боль от этой страшной для любых родителей темы.

– Он ее вот как любит. – заявила Татьяна Тихоновна, поставив воду на газ. – А она? Знаешь, не могу ему открыть глаза, боюсь за него. А как с этим жить? Делать-то что? Ну ты что молчишь, а?

– А что ту скажешь, шалава она... Красивая, но шалава... А Гошка-то наш, он как кутенок слепой... Жалко его...

– Жалко... А ей не жалко... Каждый раз, как у него спектакль, ее дома нет, где она, кто ее знает? А теперь еще этот... Я ведь видела, как он ее провожает. До подъезда провожает, до второго этажа. Они там целуются. Мне это Марь Тимофеевна рассказывала. Потом ЭТА к мужу законному, мол невинная я, жду тебя, родимого... А он и верит всему, сердечный...

– Сколько это продлится, а, Танюша?

– Ой, не знаю, Вячеслав Анатольевич, откуда мне знать...

– Смотри, Танюша, время вареники в воду опускать, Игорек вот-вот домой вернется.

– Вот именно, что вот-вот, а ее нет... Погоди, что-то сердце мое неспокойно.

Татьяна Тихоновна подошла к окну, одернула занавеску.

– Ой, Славик, смотри... иди сюда...

Голос ее дрожал, она так волновалась, что впервые в своей жизни назвала мужа по имени, а не по имени-отчеству. Муж подошел к жене и выглянул из-за нее в окно. Их невестка, Жанна, переходила дорогу к подъезду, и ее сопровождал высокий стройный мужчина в темном пальто, она держала его под руку, и нисколько этим не беспокоилась.

– Ну вот...

Вздохнула Татьяна Тихоновна. Муж ее молчал. Через две минуты мужчина покинул подъезд.

– Ой, Славик...

Татьяна Тихоновна ойкнула, и тут же прикрыла рукой рот, как будто сын, который переходил улицу, чуть локтями не столкнувшись с любовником жены, может ее услышать. Игорь мрачным взглядом проводил мужчину, переходившего улицу и направился в подъезд. Щелкнул замок, это Жанна открывала дверь.

– Кажется, он знает, Танюша...

– Молчи, Вячеслав Анатольевич, Христом-Богом прошу, молчи!

– Да, да, Танюша... Да, да...

– Куда это она? – Татьяна Тихоновна напрягла слух.

– В ванну, наверное...

– Не отмоется...

– Добрая ты...

– Какая есть. Погоди, кажется, Игорек вернулся.

Игорь действительно вернулся. Жанна как раз вышла из ванны, закутанная в любимый махровый халат, она предстала перед мужем, уставшим после репетиции и от чего-то раздраженным.

– А... Гоша... Я прилягу пойду. Как спектакль? – Жанна задавала вопросы как бы между прочим, совершенно не глядя мужу в глаза. Она чертила круг пальцем левой руки на ладони и думала о чем-то, совершенно к мужу не относящемуся.

– Успешно...

– Ну и хорошо...

– Игорек, ты кушать будешь? – раздался голос из кухни.

– Буду, мама, я сейчас...

– Я твои любимые варенички приготовила. – не могла угомониться мамаша.

– Да, мама, я сейчас... Жанна, нам надо поговорить...

– Гоша, я устала... пойди, подкрепись, а потом будем разговаривать. Я тебя в комнате подожду.

– Ну, хорошо, я сейчас...

– Иди, иди, там тебя любимые варенички ждут, – Жанна вложила в эту фразу всю иронию, на которую только была способна.

– А ты разве не пойдешь кушать? – Игорь сразу же как-то поостыл и попытался говорить примирительно-извиняющимся тоном.

– А мне варенички вредны для фигуры. – так же иронично, а, может быть, и зло ответила Жанна.

И муж ее как-то обреченно потопал на кухню, где мама уже наложила в тарелку вареников. И Татьяна Тихоновна, И Вячеслав Анатольевич прекрасно видели, что настроение у Игорька – хуже некуда. Он не столько ел, сколько ковырялся в тарелке, думая о чем-то своем и совершенно невпопад отвечал на родительские вопросы. Потом, оставив на тарелке почти половину еды встал, что-то проурчал под нос, что-то, наверное, означавшее извинение, хотя слов разобрать было невозможно, и ушел в свою комнату.

И тут Вячеслав Анатольевич заметил, как по щекам его драгоценной супруги, Татьяны Тихоновны ручейком бегут горькие непрошенные слезы.

Глава семнадцатая

Время решений

Москва, Лубянка, Контора, Переделкино.

В жизни каждого человека происходят события, которые полностью меняют всю его жизнь. Было бы неразумным считать, что расставание с женой прошло для майора внешней разведки, Петра Евгеньевича Корчемного, безболезненно. Он страдал. И не просто страдал. Сердце его рвалось на части. Он все еще любил эту истерическую стерву, свою жену. И не мог ничего с собой поделать.

Наверное, на роду ему было написано тащить на шее своей красивую, но бессовестную бабу. Кто знает, какой закон кармы отрабатывал на земле Петр Корчемный, но то, что он "западал" на определенный тип женщин, было бесспорно.

Сейчас он шел к своему шефу, генералу Переделкину. Шел, понимая, что предстоит решать задачу архисложную. А что поделаешь? Раз твоя работа решать задачи, которые ставит перед тобой служба, отступать тебе больше некуда.

– Ну что, как работа фотоателье, Петр Евгеньевич? – Константин Львович Переделкин сегодня пребывал в отменном настроении. Это не было связано с сегодняшним делом, отнюдь. В такое настроение его произвел разговор с одним из своих товарищей, сейчас занимающих важный государственный пост. И дело было даже не в одобрении каких-то важных для генерала вещей, сколько в решимости определенного круга лиц избавиться от позорной зависимости от Запада. Зависимости, навязанной России безвольным подкаблучником Горбачевым. Бывшего генсека Переделкин не то чтобы не любил, а относился к нему с презрением, скрыть которое перед друзьями и не пытался. По его мнению, так сдать государство мог только человек бездарный, недальновидный и совершенно бессовестный. И если говорить о роли человека в истории, то, по мнению Переделкина, роль Горбачева в современной истории была более чем отрицательной. Он даже заметил как-то, что если бы ГКЧП возглавляли профессионалы, а не эти комсомольские самодеятели с самим Горбачевым во главе (а это уж сам генерал знал наверныка), то давным-давно в мире изменилось бы. Впрочем, как профессионал, Константин Львович понимал, что история не терпит сослагательных наречий. И если бы, да кабы в истории не прокатывает. И все есть так, как есть сейчас. Но упадок своего государства, проблемы Конторы, которая раньше могла вершить судьбы мира, переживал по-прежнему очень болезненно. Больше всего генерала возмущало то, что в годы распада у власти все больше отиралось людей случайных, рассматривающих государство Российское, как собственную кормушку, и стремящиеся из этой кормушки зачерпнуть для себя самой большой ложкой.

А вчера генералу показалось, что надежда все-таки есть. Пусть смутная, но все-таки есть! Корчемный дошел до стола генерала, встретил его насмешливый взгляд, понял, что отвечать пока что не надо, надо дать шефу возможность блеснуть остроумием, чем шеф, генерал Переделкин, немедленно и воспользовался.

– Говорят, ты всех красивых девушек в конторе раздеваешь и фотографируешь, слушай, Петр Евгеньевич, может мы с тобой собственный Плэйбой выпускать будем? А что? Девки у нас на загляденье, лучшие в Москве, знаю, кто их отбирал, фотографий уже тьма, денег заработаем – выше крыши!

– Если это приказ, готов приступить к выполнению! – Корчемный четко отрапортовал, глядя на генерала преданными глазами.

– Молодец, сынок, с чувством юмора у тебя все в порядке. Ладно, давай свои фотографии и свои выводы, что будем делать? А то уже поговаривают, что Переделкино морально разложилось и сексуально озабоченным стало. Вот, стервецы... Докладывай, что там у тебя.

– Более-менее подходят на эту роль три женщины. Капитан Елена Панина, четвертый отдел, она блондинка, я попросил ее перекраситься. Вот что получилось.

– Лицо да, очень лицом похожи, вот фигура... Что это? Нет, у нее же груди нет, ты что, тут ничего не придумаешь, он ее сразу же расколет. Особенно, если потребует раздеться. Этой девочке раздеться, что мне два пальца... да... Дальше...

– Можно попробовать увеличить грудь. У нас уже начали делать...Правда, точного соответствия не гарантируют...

– Отставить. Результат не известен. Нет, нельзя.

– Лейтенант Марина Перова, из Вязьмы, она почти идеально подходит.

– Ну, сходство есть, есть сходство, это верно... Ну-ка... и что тебя смущает, Петр Евгеньевич?

– У нее живот рожавшей женщины. Она старше на пять лет. И на икроножной мышце пятно – это тоже свидетельство родов. Конечно, можно свалить на то, что фотографии ретушируют, но если возраст расколется, на всей операции можно поставить жирный крест. Тут еще фильм этот... Короче, если старик фильм видел – Марина посыпется.

– Принято, что еще?

– Урсула Айрикян, полуармянка, работник архива.

– А ты знаешь, в этой... Жанне...

– Крючковой...

– В Жанне Крючковой что-то восточное имеется, интересно, корни кавказские в семье прослеживаются?

– Никак нет, Константин Львович.

– Ну, ладно... Так что твоя полуармянка, Айрикян, правильно?

– Так точно. Лицо – идеальное совпадение, не подкопаешься. Две вещи – соски вытянутые овальные, темные, сильно пигментированные, да еще рост... Из-за этого ножки выглядят не так...

– Ножки-кривоножки... Беда, Петр Евгеньевич, что у наших сотрудниц не настолько идеальные ножки... Беда!

И тут тон генерала мгновенно перестал быть веселым и вальяжным и стал привычно деловым.

– Что предлагаешь, Петр Евгеньевич? Может, все-таки Марина Перова? Самое большое сходство имеется...

– Константин Львович, тут одно обстоятельство открылось – но оно все наши разработки перечеркивает.

– Вот как? И что это?

– У Жанны есть один дефект – у нее уши торчат лопухами, такое в народе лопоухостью кличут. Она этого жутко стесняется и все время уши то клеем гримерным клеит, то еще как. Однажды в конкурсе красоты участвовала, должна была победить. Все дело к тому шло. Да тут соперницы разглядели, что ушки скотчем к голове прижаты. Настучали в жюри. Те заставили Жанну скотч отлепить и привселюдно высмеяли. Про это даже в газетах писали.

– Да, это серьезно... Соображения?

– Я вижу только один выход. Нам надо поработать с самой Жанной Крючковой.

– Думаешь, согласиться? И кто будет говорить? Знаешь, сейчас с нашей конторой не так престижно работать, как это было раньше. Ни романтики тебе, ни чувства долга, ни острых приключений за государственный счет. Сидим, тише воды ниже травы. Ладно, я, конечно же, прибедняюсь. Мы и сейчас на кое-что способны. Но почему ты уверен, что она согласится?

– Знаете, Константин Львович, у меня есть несколько идей, хочу с вами поделиться.

– Так говоришь, наша принцесса немного лопоуха? А что, на Руси все так – красота так с подковыркой, ум да с такими загогулинами, что диву даешься, смелость, так через край, широта, да такая, что не обхватишь... Ну что же, давай свои идеи, я внимательно слушаю.

Глава восемнадцатая

Разгульная жизнь Жанны Крючковой. Часть четвертая. В свободном полете

Москва, Юго-Восточный округ, район Марьино, проезд Луговой.

В жизни каждого человека есть место подвигу. Наверное, именно про это думала незабвенная Татьяна Тихоновна, свекровь Жанны Крючковой, когда ждала свою беспутную невестку домой. Был второй час ночи. Татьяна Тихоновна не спала. Не спал и ее муж, Вячеслав Анатольевич. Они ждали невестку неспроста. Им предстоял тяжелый разговор. Надо сказать, что решительнее всего на этот разговор была настроена Татьяна Тихоновна. Вячеслав Анатольевич, в силу мужского несуразного характера и склонности к компромиссам, выработанных в сложной семейной жизни, чувствовал себя не в своей тарелке. И надо же было такому случиться, чтобы именно сегодня Танюше понадобилось устроить генеральную разборку.