Текст книги "Оружейник Тесла (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Когда-то Петру казалось, что их брак разваливается потому, что она не могла иметь детей. Сейчас ему стало казаться, что то, что у них не было детей, на самом деле, великое благо. Он один раз подумал, как дети бы воспринимали все то, что происходит в доме, и ему стало страшно!

И вот он пригласил к себе в гости друга, сослуживца, который ко всему, был еще и штатным психологом. Психология была его основной специальностью. Сергей побывал у них в гостях ровно час. Нина игнорировала его. Петр сам приготовил нехитрый ужин, достал бутылку водки. В это время Нина и Сергей сидели в комнате. Нина не проронила ни слова.

Через час, когда Сергей уходил, а Петр провожал его, они разговорились. Петр спросил:

– Сергей Николаевич, дорогой, как ты думаешь, что с ней? Может, это депрессия? Может, ее надо к психиатру, знаешь, я просто не знаю, что мне делать...

– Знаю, Петр Евгеньевич, знаю, что тебе крупно не повезло. Никакой депрессии у нее нет. На медицинском языке это называется аггравация.

– Что?

– Она попросту дурит тебя. Играет. Хочет привлечь твое внимание и заставить сделать все по-своему. Знаешь, это такой, довольно изощренный способ психологической манипуляции.

– И что мне делать?

– А что тебе тут сказать? Ситуация ясная, а вот выход из нее – туманный. В принципе, ты можешь либо согласиться на ее условия, тогда она вновь станет примерной женой. Либо тебе надо выбрать службу, а это означает, что с женой тебе придется расстаться. И принимать решение надо тебе самому.

– Почему? Почему я должен что-то решать?

– Или ты решишь, или ситуация разрешиться самым болезненным для тебя образом. Думай сам, решай тоже сам. Ты уже не мальчик.

– Оказывается, любить – это очень сложное дело.

– Нет, любить – это просто. Жить – это сложное дело, Петр.

На этом они и расстались. Петр все никак не мог решиться. Нет, не решить, он все для себя решил, а именно решиться озвучить свое решение, наверное, боялся окончательного разрыва. И все продолжалось так же, только теперь Петр на истерики Нины реагировать перестал. Он понял, что так быстро проходит доверие. А потом, в самое последнее время, Нина опять изменилась. Она сначала устраивала скандалы, потом имитировала депрессию, а сейчас просто ударилась в загулы. Она возвращалась поздно, а на молчаливые укоры Корчемного пьяно замечала, что она еще молодая, и еще хочет жить, и что ей не нужен муж, который не имеет за что кормить семью...

Ее упреки были справедливы. Во многом справедливы. И только одно казалось Петру странным: разве то, что у страны стало меньше денег, делает его долг по отношению к Отчизне меньше? И разве можно долг перед Отечеством измерить деньгами? Наверное, если все перевести на деньги, то...

Наверное, у Петра теплилась какая-то надежда, что сообщение об его командировке и успехах по службе хоть как-то вызовет у жены душевный отзыв, что она немного успокоиться, а в ответ – тишина... Наверное, у нее появился кто-то... Кто-то появился...

Петр стал еще раз перебирать все слова, фразы и поступки своей любимой (все еще любимой) жены. Он любил ее несмотря на то, что не доверял, не смотря на все ее фокусы, истерики, скандалы. Он ее просто любил, потому что в свое время сделал свой выбор, дал ей слово. И он не мог нарушить свое слово, данное женщине, точно так же, как и слово, которое дал Родине. Странное, наверное, чувство...

И еще, он вспомнил слова генерала Переделкина, которому рассказал о своих семейных делах. "Знаешь, сынок, это трудно, но тебе придется сделать выбор. Если жена тебе мешает выполнять свой долг, то ты должен сделать выбор: или жена, или долг. У тебя нет другого выхода".

А делать выбор не хотелось, совершенно не хотелось.

Раздался резкий звук – это Дэйв начал собирать рыболовные снасти, заметил, что привлек внимание мистера Брауна и указал пальцем вверх. Петр поднял глаза, посмотрел на небо, наконец-то... Погода начинала портиться. Тучи быстро заволакивали небо, ветер поднимал рваные буруны на волнах, начинался шторм. Погода отозвалась на настроение майора и, наконец-то, испортилась. Тут появился Альфред Шорн, он был так же спокоен, как и обычно. К ним подошел Дэйв.

– Мистер Браун, мы поворачиваем...

Петр согласно кивнул, действительно, было пора. Пока еще море только волнуется, а не штормит по-настоящему, надо пройти как можно больше до нейтральных вод. А там будет ждать скоростной катер. Он доставит их на Кубу, а оттуда самолетом, ближайшим рейсом на Москву. Тут Петр подумал о том, насколько масштабной была эта акция. Его группа, группа прикрытия, которая еще работала в Штатах, нужные товарищи на Кубе, где все они получат новые документы... Да, работа была проделана серьезная. И за рекордно короткие сроки. Еще на что-то мы способны! Это не может не радовать!

И тут появилась голова Саши Брин, она была, как всегда, сосредоточенна и спокойна.

– Мистер Браун, мистер Риччи (так была фамилия Дэна Карпентера по новым документам) хочет с вами поговорить.

– Как его самочувствие?

– В пределах возрастной нормы.

– Как вы думаете, он выдержит шторм? Мы можем попасть в его зону в ближайшее время.

– Думаю, что выдержит. Должен. У мистера Риччи хороший запас здоровья. Он держится молодцом.

– Хорошо, иду...

Петр спустился в каюту, которую занимал Дэн. Собственно говоря, каютой это можно назвать с достаточной натяжкой: небольшое помещение, в котором было все сделано так, чтобы один человек мог с достаточным комфортом устроиться на мягкой удобной койке и посидеть за узким столиком, наблюдая в круглый иллюминатор.

Старик лежал на кровати. Тонометр обвивал правую руку, а вот фонендоскоп, именуемый в просторечии трубкой, лежал на столике, рядом с большой кружкой чая, находящегося в привинченном подстаканнике.

– Вы хотели видеть меня, мистер Риччи?

– Несомненно, мистер Браун. Сначала можно одну личную просьбу?

– Прошу вас...

– Можно избавить меня от слишком навязчивой опеки мисс Брин. Мое состояние достаточно стабильное. Мое здоровье выдержит еще несколько штормов и авиаперелетов.

– Хорошо, мисс Брин будет беспокоить вас намного реже. Но, для моего спокойствия, разрешите ей все-таки вас навещать. Обещаю, не так часто...

– Да, а то моя рука стала слишком болеть, но не от старости, а от постоянного измерения давления. Раньше я мерил его раз в месяц не чаще...

– Простите, вы только об этом хотели со мной поговорить?

– Конечно же, нет...

Дэн провел языком по губам, покачал головой, немного задумался. Петр не спешил и не торопил его. Наконец-то, старик Карпентер продолжил.

– Я хотел поговорить с Вами о важном аспекте нашего сотрудничества.

И старик забарабанил костяшками пальцев по ребру кровати. Поскольку собеседник молчал, Дэну пришлось продолжать разговор.

– Вы заметили эту папку (Петр кивнул). Именно в ней этот аспект находится. Прошу вас, можете посмотреть...

И когда Петр взял папку в руки и начал развязывать завязки, Дэн продолжил:

– Знаете, я почти всю жизнь провел в закрытом помещении, проще говоря, в тюрьме, семьи не было, да и мечтать о таком я не мог...

Чем дольше говорил мистер Карпентер, и чем дольше рассматривал содержимое папки майор Корчемный, тем больше волосы на голове майора становились дыбом...

Глава десятая

Движение – это смерть

Массачусетс, Бостон, штаб-квартира отделения ФБР.

День федерального агента Фокса Малдрейда (это с него известные режиссеры сняли образ агента Фокса Малдера, если верить жене Фокса, Дайяне Малдрейд) начался слишком бурно. Началось с того, что шеф положил на его стол двойное досье. Точнее, досье на двух серийных убийц, один из которых сидел в тюрьме, а вот второй работал точно так же, как и его «усидчивый» друг. Теперь предстояло разобраться: то ли посадили не того, то ли появился зеркальный маньяк, человек, который пытался полностью повторить «подвиги» своего предшественника.

Фокс только уселся за изучение досье, как его опять вызвали в кабинет начальства. Начальство сидело чем-то расстроено.

– Агент Малдрейд, вы помните, как зовут шерифа Абингтона?

– Тим...

– Вот именно... Так вот, поедите в Абингтон, там, как я помню, ваш новый подопечный, Дэн Кэрпентер, не правда ли?

Малдрейд кивнул головой, понимая, что ему совершенно не стоит встревать в монолог шефа. Этот объект, Дэн Карпентер, оказался в ведении Фокса примерно четыре месяца назад, когда Роб Карсен перевелся в Техас, а за это время к постоянным поездкам в Абингтон Фокс успел привыкнуть.

– Так вот, поедите в Абингтон, навестите там мистера Кэрпентера.

– По графику, я должен навестить его завтра.

– Так навестите его вне графика. – шеф и не собирался скрывать своего раздражения. – Но сначала заедите в офис шерифа, думаю, там вас будет ждать небольшой сюрприз.

Да, когда шеф находился в таком состоянии, встревать в его монолог было бы все-таки ошибкой. Фокс тяжело вздохнул и направился прямо к своему Доджику, машине, с которой уже успел сродниться за эти годы работы в агентстве.

Если посмотреть на внешность, то агент Фокс Малдрейд мало походил на киношного Фокса Малдера. Он был широкоплечим, приземистым мужчиной, который, к тому же, брился налысо, что делало его и так массивную голову еще более массивной. Вот чем он был похож на Фокса, так тем, что ему поручали самые запутанные и непонятные дела. Правда, потом оказывалось, что даже самому непонятному делу можно найти простое и логичное объяснение. Иногда он брал какое-то старое дело и доводил его до логического ума. Так родилась легенда об агенте Фоксе.

А пока машина вынесла его на шоссе, по которому можно было добраться до Абингтона. Не доезжая до главной развилки, надо было сделать резкий поворот, а потом оказаться в небольшом городке, в котором и находилась цель поездки агента Малдрейда.

Вот заправка, на которой агент привык заправляться на обратном пути из Абингтона, тут было самое приятное обслуживание и самый качественный бензин, во всяком случае, так считал его напарник, агент Джимми Дэвис. Сейчас Джимми был в Чикаго, нет, не на расследовании, он взял два дня отпуска и поехал на свадьбу дочери. Хорошо ему, а я тут должен нестись по дороге черти куда, куда я и так постоянно езжу. Интересно, от чего настроение шефа было таким сумрачным?

Массачусетс, Абингтон, Броктон-авеню.

Ситуация прояснилась, когда Фокс приехал в Абингтон. Точнее, когда он зашел в офис шерифа. Высокий, тучный шериф Тим Вуд был жутко расстроен, настолько жутко, что когда увидел агента Фокса, которого знал уже года три, не меньше, даже здороваться не стал, а просто махнул рукой.

– Что у вас тут случилось, шериф? – агент Малдрейд тоже не отличался особой деликатностью.

– Поедемте, на месте все увидите...

– У вас даже есть место? – решил пошутить Фокс, но когда глянул на физиономию шерифа, сразу же оставил свой шутливый тон и продолжал совершенно по-другому:

– Мистер Вуд, что все-таки случилось?

– А... гнусная история, агент Малдрейд, едемте, я на месте все расскажу.

Фокс поехал сразу же за шерифом. Примерно через восемь минут они были на месте происшествия. Получалось, что это была дорога на окраине Абингтона, не так далеко от Броктон авеню, на которой жил подопечный Малдрейда, выживший из ума Дэн Кэрпентер. В придорожной полосе был виден четкий след. Недалеко был виден автомобиль – мощный внедорожник Джип, а около него лежало тело, накрытое простыней.

У Фокса сразу стало как-то гнусно на душе. Он понял, что попал в какую-то весьма неприятную историю. Шериф подошел к телу, приподнял простыню, Фокс заглянул туда вслед за шерифом, который старался под простыню не смотреть.

– Простите, агент Малдрейд, получилось все так. Этот мотор находится в розыске. Уже третий день. Патруль заметил его примерно в пяти милях отсюда. Начал преследование. Там какой-то крутой перец оказался. Он разворотил из дробовика машину и погнал сюда – на самой высокой скорости.

– Убитые, раненные?

– Оба полицейских ранены, но не смертельно. Мы объявили перехват. Примерно через пятнадцать-двадцать минут мы обнаружили его машину вот здесь. Получается, что старик переходил улицу, когда эта машина выскочила на него, тут поворот, обзор снижен, скорость была большая, человека подкинуло в воздух, он упал на обочину, вот сюда, водитель, видимо, от неожиданности, стал выкручивать руль, машину повело юзом, думаю, заклинило рулевое, вот ее повело сюда – виден отличный след. Он умудрился колесами пройти по старику, потом потянул его, видите, как след идет. Тут дальше следы ног – они ведут прямо на обочину. Думаю, тут он поймал машину, и удрал от нас. Сейчас этого типа ищут все полицейские. Мы объявили перехват. Патрулируем всю территорию.

– Вы уверены, что это старик?

– Более чем. Там клок седых волос, вот тут, в метре от вас, вырвало, когда его тащили... И еще... я направил человека к дому Дэна. Так вот, там его нет. И одежда... очень похожа. А тут, недалеко от обочины, папка с двумя газетами... Он всегда брал ее в парк.

– Что-то необычное в доме было? Следы каких-то сборов, ну, что-то, что наводило бы на какие-то мысли?

– Думаю, у моих людей никаких мыслей не было. Они там ничего не трогали. Если хотите, можете осмотреть все сами.

– Хорошо... думаю, это дело будет в нашей юрисдикции.

– Да, перед самым вашим приездом звонил ваш шеф, он сказал, что направляет сюда группу экспертов.

– Ну вот и великолепно. Давайте-ка я поеду к дому Дэна, все там сам осмотрю, а вы подождете наших ребят.

– Хорошо, агент Малдрейд...

Фокс поехал сначала в дом на Броктон авеню, где жил Дэн Карпентер.Старика действительно не было дома. Не было и никакого намека на то, что куда-то он собирался уехать, уйти, все вещи были на местах, одежда, как обычно, нигде ничего не пропало, заначка под подушкой тоже на месте, Фокс пересчитал – полторы тысячи долларов. Что же, старик не слишком тратил деньги, откладывал, но для чего? И если он их откладывал, то почему не забрал с собою, если это было бегство, сумма-то приличная? Да нет, какое тут бегство, зачем? Куда? Больше вопросов, чем ответов.

После осмотра дома бедного Дэна агент Фокс Малдрейд вернулся на место происшествия. Наверное, было бы просто связать эти два события – аварию и отсутствие Дэна Кэрпентера в одно, провести идентификацию трупа, после чего закрыть дело Кэрпентера в связи со смертью объекта, но было в этой аварии что-то что мешало Фоксу принять такое скоропалительное решение. Слава Богу, на месте были эксперты. Один из них занимался фотосъемкой, он и руководил группой. Дэн направился сразу же к нему.

– Фил, привет!

– Привет, Фокс!

– Гнилое дело, Фил, более размазанного трупа я не видел... Вот что, собери материал, весь, посмотри, может найдутся где-то у нас какие-то образцы ДНК или тканей Дэна, постарайся выяснить, он ли это. Знаю, что метод идентификации по ДНК экспериментальный, но пробовать надо, хоть как-то. Мне надо на все сто процентов быть уверенным, что этот человек Дэн Кэрпентер. ОК? – Фил молча кивнул головой и продолжил фотографировать.

Часть вторая

Московская

Глава одиннадцатая

Разгульная жизнь Жанны Крючковой. Часть первая. Сборы

Москва, Юго-Восточный округ, район Марьино, проезд Луговой

Хорошо просыпаться не самым ранним утром. Хорошо жить так, чтобы никуда не спешить. Жанна Крючкова никуда не спешила. Было уже почти двенадцать часов. Ни тестя, ни тещи дома не было. Самое лучшее время. Муж уже на репетиции. Муж... Какой он, к чертовой бабушке муж? Так и не умудрился официально сделать предложение. Вот уже четыре года вместе... Четыре года, которые можно смело вычеркнуть из жизни. Мой муж объелся груш... Гадина! Он неплох бывает в постели по пятницам, может быть, это шабат на него так влияет, я знаю, он до меня общался с одной евреечкой, мужчинка... Да, отдадим ему должное, если бы не он, точнее, не занятия с ним, то я бы точно не попала в театральный, а пока что... Пока что... пока что... И Жанна, легким движением сняв ночную рубашку, отправилась в ванную, нисколько не заботясь тем, наблюдает ли кто-то за ней. Там быстро залезла под душ и подставила тело под струи горячего душа.

Ей исполнился двадцать один год. Она была красивой молодой крепкой стройной женщиной, около которой мужчины вились толпами, падая к ее длинным ногам. Ее лицо нельзя было назвать идеальным, но нельзя было не согласиться с тем, что оно прекрасно. Прямой упрямый подбородок с соблазнительной ямочкой говорил о веселом и сильном характере. Прямой ровный нос чуть заостренный, но с широкими крыльями, как и тоненькие волосики, периодически проступающие на верхней губе, говорили о чувственном и страстном характере. Темные волосы, большие серые глаза, казалось, совершенно невыразительные, вдруг, как по мановению волшебной палочки, начинали ярко сиять. Рот был немного великоват, но улыбка ослепляла окружающих. Чуть широкие скулы ничуть не портили овал в меру удлиненного личика, а ее фигурка вызывала искреннюю зависть окружающих женщин. Высокие стройные ноги с тонкими ступнями, тонкая талия, большая грудь с огромными круглыми сосками создавали эффект потрясающей гармонии. В действительности, Жанна была женщиной-трансформером: стоило ей зачесать волосы и собрать их на затылке в аккуратный пучок, да еще и не использовать при этом косметику, а одежду использовать самую обыденную, то Жанну в толпе можно и не заметить. Но стоило ей распустить и зачесать волосы, накрасить глаза, одеться чуть более ярко, чем одевается обычная женщина, как от Жанны Крючковой нельзя было глаз оторвать. Был еще один ракурс, в котором Жанна была неотразима. И она это знала. Стоило ей снять одежду, как мужчины приходили в состояние ступора, и не могли пошевелить даже пальцем. Потом шевеление начиналось, но получался совсем удивительный эффект: мозги у мужчины отключались, и он начинал думать именно тем, чем начинал шевелить.

Обычно, когда Жанна появлялась на людях, ты смотрел на нее и понимал: стерва! Тогда ты смотрел второй раз, и до тебя доходило: Красивая стерва! А когда ты смотрел третий – понимал: Чертовски Красивая Стерва!

И если после трех взглядов ты не влюблялся по уши, то ты или импотент, или у тебя что-то не то с ориентацией!

Самое главное то, что она понимала, какое оказывает действие на гормонального нормального активного мужчину с извилинами в голове. Конечно, не все и не всегда ТАК реагируют на нее, но это исключения, которые доказывают правило!

Жанна вышла из душа, вытерла волосы, намотала полотенце на голову, вышла из душа и прошлась в комнату, войдя, от неожиданности вздрогнула. Там был он, Игорь. Муж. Который объелся груш. Гадина. Человек, который неизвестно чего приперся, и теперь рылся в ее, нет, повезло ему! в своей полочке с вещами.

– Игорь? – она совершенно не стеснялась своей наготы, а чего ей было стесняться? Он что, ее не видел раньше? Ну вот, она думала, что он человек, а он тоже...

– Я это... забыл паспорт... нужно оформить...

– Опять едешь? – Она преспокойно, не замечая, как Игорь глотает слюни, и смотрит на нее, как удав на кролика, размотала полотенце, вытащила фен, начала сушить и расчесывать волосы.

– Это... мялся дальше Игорь.

– Нашел паспорт? – голос Жанны звучал более чем иронично. Она встряхнула волосы, поняла, что они уже сухие, и, чтобы перестать слышать блеяние бедной овечки, накинула на себя халат. После этого она, не понимая, что добивает этим супруга окончательно, вытянула стопу идеальной формы и начала заниматься педикюром, абсолютно не обращая внимания на страдания застрявшего дома супруга. Он же подошел к Жанне и попытался обнять ее за плечи.

– Не надо, Гоша, ты спешишь и я спешу, хорошо? Не надо... Вечером, после твоего спектакля...

Она раздраженно повела плечом, сбрасывая руку мужа с плеча, за которое он, по ее мнению, слишком настойчиво зацепился.

– Ах, да... ты сегодня на спектакль придешь, ты же знаешь, там моя коронная роль...

– Гоша, милый, твоя коронная роль еще впереди. А я не приду. И ты это тоже прекрасно понимаешь. Я занята.

– И чем же ты занята, позволь мне спросить тебя?

– Не позволю, Гоша, отстань... Мне не до тебя. Реально... Ну ты что, глухой? Беги, а то опоздаешь...

– Ах да, извини...

– Хорошо, прощен... И без цветов не приходи. Слышишь? – бросила вдогонку понуро уходившему мужу...

Ну вот, идет, надулся, как мыльный пузырь... А ведь и есть мыльный пузырь, а не человек... Заработков никаких, если бы не съемки, наверное, вообще сидели на бобах... Это я-то должна на бобах сидеть? Хрен вам! Все хорошо, что в мир театра меня ввел... Да, пусть будет пока что... у него еще есть резерв... внутренний, я бы сказала... Надо будет его сегодня удовлетворить, конечно, поднадоел, правда, ничем не хуже других, но и ничем не лучше тех же других... А когда мне было семнадцать он казался богом... Хорошо, что казался, сейчас я бы ни за что... Ничего, ничего, ничего, сабля, пуля, штыки, все равно... как там дальше? Забыла... Потом вспомню. Осталось самое главное...

Жанна пошла к зеркалу, морщась, забрала волосы в тугой пучок, чтобы не мешали, оказалось, что она страшно лопоухая девица, смешно оттопыренные ушки портили все прекрасное личико. Жанна нахмурилась, показала отражению язык, взяла тоненькую полоску скотча и стала аккуратно притягивать уши к коже головы, закрепляя достигнутый результат тем же скотчем.

Вот дура, забыла взять гримерный клей, ничего, пока дойду ничего не случиться, а там переклею. Ничего, уже ничего не заметно. Взлохматила волосы, посмотрела на себя в анфас и профиль, после чего, удовлетворенная, показала себе язык, быстро оделась, и выскочила из дома.

Глава двенадцатая

Дом – это место, где тебя кто-то ждет

Москва

Наверное, еще никогда Петр Евгеньевич Корчемный не возвращался домой в таком прескверном настроении. С одной стороны, ему крупно повезло: старик Переделкин выехал в Питер, а потому с докладом идти всего лишь завтра поутру. Как сообщил адъютант генерала, его ждут в половине седьмого утра. Что же, с утра, так с утра, не привыкать. Петр посмотрел на часы. Было еще только половина одиннадцатого, не самое плохое время для встречи мужа, тем более, что и о встрече успел предупредить заранее, позвонил, как только оказался на работе. Вот только окна почему-то темные, неужели Нина его не встречает? А ведь должна. Должна...

У Петра почему-то не было нехороших предчувствий. Странно, мы так слепы по отношению к тем, кто нам близок, и так хорошо видим, что твориться в семьях соседей, что нечем тут удивляться. Короче говоря, как только Петр открыл дверь квартиры и включил свет в прихожей, как понял, что его настойчиво ждали.

Вот только ждали его аккуратно сложенные вещи – его вещи, и записка от Нины, которая была прикреплена жевательной резинкой к зеркалу в той же прихожей.

"Дорогой! Я так жить не могу. Делай что хочешь, но мы расходимся. У меня есть другой мужчина, и я собираюсь построить с ним нормальную семью. Просьба: переедь на другую квартиру, мы решили жить тут. И не надо объяснений. Если бы ты был мужчиной, я бы давно ни в чем не нуждалась. Пойми, я хочу жить, а не существовать. А с тобой у меня получается только существовать. Нина".

Петр прочитал записку Нины еще раз. Да... потом оценил то, что все его вещи поместились в две сумки, довольно средних по размерам, усмехнулся, вытащил подарок, который он взял жене в дюти-фри (настоящие французские духи), вспомнил, как выбирал их. Поставил духи на полочку, в конце-концов, пусть подавится... Чего уж там...

Теперь надо было что-то придумывать. Хорошо, что сегодня еще не так поздно. Петя поднял трубку и набрал номер друга и сокурсника по военному училищу, Павла Скороходова. Паша жил недалеко, конечно, у него двое детей, но на ночь друга он приютит, уверен...

В друге Петр не ошибся. Павел выслушал сбивчивый рассказ Петра, которого еще переполняли эмоции, коротко бросил в трубку:

– Двигай! Я тебя жду...

Он его действительно ждал. Его жена, полненькая хохлушка-хохотушка Раечка тоже не спала. Было видно, что они ждут третьего. Два первых ребенка были девочками, а Паша бредил пацаном, наследником военных традиций семьи. Все его предки были военными, сейчас Паша имел чин подполковника и учился в Академии Генштаба. Петр вынужден был повторить рассказ уже при Раечке. На этот раз его рассказ был не таким эмоциональным и более связанным.

– Говорил я тебе, что у твоей Нинки ветер в голове гуляет, – мрачно сообщил другу Павел.

– Не ветер у Нинки гуляет, это Нинка как ветер у тебя гуляет, – заметила Раечка, – разбаловал девку, вот она и взбрыкнула... Ладно, вы еще тут говорите, а я пока постелю...

Раечка, одетая в простой клетчатый халат, кругленькая, с чуть вздернутым носиком, вечно румяная, симпатичная, пухленькая, шустренькая, не могла усидеть на месте больше минуты-двух. Павел проводил ее влюбленным взглядом, он умудрился все еще любить ее, не смотря на двенадцать лет, прожитых вместе.

Петр вспомнил, как Нинка встречала его после работы, какие истерики закатывала, как умела не обращать на него внимания, и понял, что завидует другу. Странно, когда пришло время жениться, Петр и Павел оказались окольцованными в один год. Друзья и знакомые завидовали Петру – у него жена была красавица, бойкая, умница, танцевала на загляденье, была остроумна, умела общаться, имела хорошие манеры, в общем, достойная жена русского офицера. А вот у Паши жена казалась простушкой. Провинциалкой, которая всего стеснялась, вела себя скромно, казалась простой серой птичкой на фоне столичных лебедиц. А птичка-то оказалась с норовом! И еще каким! И этот ее норов, точнее, нрав, нравственная чистота делали ее настоящей красавицей, настоящей женой русского офицера. И повезло этому офицеру, что нашел себе такую спутницу жизни. Мог он работать и быть спокойным за детей: жена и посмотрит, и накормит, и соберет... Короче говоря, они друг за другом, как за каменной стеной.

Теперь у меня тоже есть своя каменная стена, – решил про себя Корчемный. – И за эту стену я никого больше не намерен пускать. Ему вновь стало тоскливо и тошно, тоскливо и тошно до предела. Он лежал с открытыми глазами и не засыпал. Вся его семейная жизнь проходила перед глазами, с первых лет до самой последней поездки, когда он переступил порог дома, не подозревая, что эта командировка окажется для него последней в их семейной жизни. Теперь он понимал, что все это время она искала, к кому уйти... Наверное, не было к кому, поэтому не уходила...

Может быть, надо было ей уступить?

Ну, в конце-концов, на что только мужчина не идет ради любимой женщины, вот, некоторые даже Родину продавали из-за юбки... И что? Нет...

Не могу я так... дашь слабину, начнешь стелиться под бабу – себя вконец потеряешь... Мы вместе должны были пережить это время. Так нечестно – все на мужчину взвалить, не честно.

Да, она слабая женщина, но и слабая женщина должна хоть немного работать, а она уже давно забыла, что это такое – работать.

Она говорила, что хочет учиться...

И на учебу нет денег...

А на кого учиться? Он вспомнил, как договорился с одним из знакомых, что Нина поступит учиться на экономический факультет...

И тут она заявила, что у нее проблемы с математикой и ей нужно гуманитарное образование. Зачем ей быть экономистом, если она не умеет экономить?

От такого аргумента Петр найти защиту не смог. Он перезвонил и извинился, хотя понимал, что упустил хороший шанс, теперь ему ничего были не должны.

И тут Петр подумал, что через год или два эта его трагедия (а сейчас это воспринималось именно как трагедия) станет казаться совершенно пустым местом. Ничем, приключением, от которого ему не было никуда не деться.

И все-таки... Все-таки не один год они прожили вместе, ой, не один! И кусок жизни отрезан... Нет, еще не отрезан... Надо будет развестись. Именно так. Поставить точку. Не ей, а мне...

Хоть один поступок, довести до конца... Все, разорвано... Разорвано! Даю отмашку! Считаю до десяти! Двадцать, девятнадцать, восемнадцать, семнадцать, шестнадцать, пятнадцать, четырнадцать, тринадцать, двенадцать, одиннадцать, ДЕСЯТЬ!

Спать!

Тут же он заснул, заснул почти под самое утро. Ему оставалось всего два часа до времени, когда надо было вставать и ехать на работу, туда, где его ждал генерал Переделкин.

Глава четырнадцатая

Разгульная жизнь Жанны Крючковой. Часть вторая. Постель

Москва. Троицкая улица.

У Игоря Стольникова, известного продюсера, квартира была не самой презентабельной: всего три комнаты, евроремонтом в них и не пахло, больше это было похоже на студию вольного художника или берлогу закоренелого холостяка с претензиями на оригинальность. Претензии на оригинальность были созданы благодаря старому знакомому Игоря, спившемуся художнику Николаю Цареву. Сейчас Царев лежал в больнице с алкогольным гепатозом, как говорил его лечащий врач, ему осталось до цирроза месяца два. Картины Царева начали взлетать в цене, но большинство их Стольников скупил, когда Царев был еще малоизвестен. Когда друзья Царева попросили Игоря продать пару картин, чтобы продлить жизни художника, Стольников заметил, что смерть Царева принесет ему намного больше денег, чем его жизнь. Заявление было сделано подшофе, но впоследствии от него Стольников не отказывался. Царев рисовал огромные доски, на которых были изображены силуэты обнаженных женщин красного и синего цветов. На стенах вместо ковров эти картины создавали довольно странное впечатление.

Единственной комнатой, в которой не висели картины Царева, была спальня. Спальня была зеркальной. Три стены (кроме той, где было окно) и потолок занимали большие зеркала. Стольников был вуайеристом. Ему нравилось тайком снимать то, что происходило у него в спальне, в свое время он привез соответствующую технику из-за далекого бугра, и теперь имел возможность видеть себя в самых разных ракурсах.

Некоторые его любовницы знали о таких наклонностях шефа, некоторые, но не все. Наверное, не стоило говорить о том, что и среди женщин вуайеристок хватает.

Если бы не беспорядок, квартира Стольникова была бы довольно приличным местом пребывания. Вот только кухня оставалась старой, неухоженной, с разбитой плитой, но с новенькой микроволновкой. Еда у Стольникова не готовилась: он подогревал уже готовую пищу, чаще всего покупаемую в ближайшем супермаркете. Когда пиццы, котлеты и пельмени ему надоедали, он заказывал что-то из ресторана. А вот домработницы сказал, что ни за что не потерпит.

Любовница становилась домработницей. Заодно. Так и надо было, по мнению самого Стольникова.

Сейчас Игорь находился именно на кухне. Он недавно купил кофеварку, но пока что плохо разбирался с тем, как она функционирует. Таблетка кофеинового порошка постоянно рассыпалась, наверное, он либо слишком крепко ее сжимал, либо купил не те таблетки. И не надо было заливать воду из бутылки минеральной с газом.