Текст книги "Тафгай. Том 9 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава 10

Сегодня в заводской столовой, по которой разносился кисловатый запах квашеной капусты, подавали два основных фирменных блюда: компот из сухофруктов и пюре с котлетами. На мой вопрос: «когда я увижу вместо хлебных котлет хотя бы цыплёнка табака?» толстая тётка на раздаче ответила можно сказать вежливо: «Самый умный что ли? Не задерживай очередь! Давай топай в свою Америку, там тебе будут и цыплята, и куры! А у нас тут всё строго по КЗоТу». Я же, пробурчав: «какую страну просрали?», от дальнейшей дискуссии уклонился, тем более очередь действительно была нервная и немаленькая.

– Ну и любишь ты, Иван, поругаться, – недовольно проворчал Толь Толич, с большим аппетитом уплетая картофельное пюре.

– Да, характер у меня не сахар, – кивнул я головой. – Я только одного понять не могу, куда у нас мясо девается? Мы живём практически в сельской местности, почему в магазинах нет куриных грудок, куриных голеней, свиных отбивных и свиных сосисок?

– Скажи спасибо, что суповые наборы есть из костей, – хохотнул старший тренер. – Холодец с хреном – во закуска! – показал он мне большой отогнутый палец.

– Ладно, вернёмся к нашему хоккею, – буркнул я, с тоской вспоминая Принстон, Москву и даже город Горький, где общепит был совершенно другого, более высокого уровня. – Итак, мы имеем две хоккейные площадки: на одной есть хорошая раздевалка и одна трибуна для зрителей, а на другой смонтировано качественное освещение. Какой в этом случае напрашивается вывод?

– И без тебя знаю, – крякнул Толь Толич. – В одном месте светильники открутим, в другом прикрутим.

– Правильно, но это ещё не всё, – улыбнулся я, хлебнув для вдохновения простого советского компота. – Нужно срочно построить дополнительные деревянные трибуны.

– Это ещё зачем?

– Затем же, как и всегда, – хмыкнул я. – В нашем милом городке проживает 20 тысяч человек, значит полторы тысячи болельщиков при хорошей игре и результатах нам собрать вполне по силам. И при цене в 30 копеек за билет команда получит неплохой дополнительный премиальный фонд. Ты мне, Толь Толич, просто поверь, за деньги играть совсем другой интерес. Появляется нешуточный азарт, жажда победы и необходимая для повышения мастерства ответственность и концентрация. Иначе сегодня парни сыграют лучше всяких похвал, а завтра придут после ночного загула и наполучают полную авоську шайб. Логично?

– Логично-то логично, – тяжело вздохнул старший тренер, – только даже на футбол все норовят пролезть без билета. Допустим, что придут на матч твои полторы тысячи, а за проход заплатит максимум человек двести.

– Об этом я как-то не подумал, – пробурчал я и, почесав свой волшебный затылок, тут же предложил выход из тупика, – а давай мы по номерам проданных билетов разыграем ценный приз?

– Чего? – опешил Толь Толич.

– Не чего, а что, – хохотнул я. – Я тут видел в промтоварах радиоприёмник марки «Альпинист» за 30 рублей. Вот его и разыграем. Но это ещё не всё. Нужно организовать для болельщиков горячий перекус: чай, пирожки и слабоалкогольный глинтвейн, а с комбината питания, с которым мы заключим договор, стрясём дополнительные деньги. И деньги эти пойдут на оплату труда сотрудников нашей ледовой арены, на новую хоккейную форму и на человека, который эту форму после каждой игры будет стирать. Примерно по таким законам и живёт лучшая лига мира.

– Ерунда, – крякнул тренер, дожевав котлету. – Ничего у тебя не получится. Здесь тебе не Америка. Придёт на хоккей в лучшем случае человек триста и премиального фонда хватит ровно на три бутылки водки и банку солёных огурцов. Ха-ха-ха.

– Посмотрим, – проворчал я. – Ты мне лучше скажи, кто нам может построить временные деревянные трибуны?

– Это я решу через наш профсоюз, – гордо ответил Толь Толич. – Профсоюз поможет. Тем более весной трибуны можно будет легко разобрать на дрова. А ещё лучше оставить их для футбола. Что ж я раньше до этого не допетрил? – задумался он.

– Лучше поздно, чем никогда, – буркнул я. – Значит с тебя – трибуны, с меня – реклама и пиар.

– Чего? – спросил меня тренер, услышав незнакомое слово «пиар».

– Пиар – это по-английски означает паблик рилейшнз или связь с общественностью. По науке работаем, Толь Толич, – хохотнул я. – С любительщиной пора кончать.

– Ну-ну, – усмехнулся он.

* * *

– Вон и твои пришли, – хмыкнул перед стартовым вбрасыванием Толя Гаврилов, когда молоденькие учительницы Вика и Надя появились около хоккейного борта.

Вообще надо сказать, что сегодняшняя вечерняя тренировка вновь собрала множество народа. И людей можно было понять: по телевизору и в кино смотреть нечего, до субботних танцев в ДК ещё далеко, а компьютерные технологии, которые в будущем займут почётное первое место в списке возможного досуга, пока доступны только большим научным и исследовательским центрам. Другими словами, некуда во вторник вечером простому человеку податься, вот и идёт он к городской хоккейной коробке, где залётный олимпийский чемпион кошмарит заводскую хоккейную команду.

– Что значит мои? – опешил я, поставив клюшку около точки вбрасывания.

– Да ладно, дело житейское, – усмехнулся Гаврилов. – Эти учителки по сути-то ничьи. Вот если бы ты кого из наших баб в баньке попарил, то тогда бы тебе мужики живо бока намяли, и я бы не помог.

И в этот момент Толь Толич бросил шайбу на лёд. «А чему я удивляюсь? – подумал я, автоматически выбив эту шайбу на свою половину поля. – Тут на весь городок всего два пятиэтажных „небоскрёба“, каждый каждого знает и для них любой приезжий – это чужой и странный человек из большого и непонятного мира. Одно название, что город, а уклад всё равно деревенский».

Я откатился поближе к своей синей линии и мгновенно получил передачу от своего же защитника. И вдруг кто-то из зрителей рявкнул: «Давай, американец, делай!». «Ну, правильно, – усмехнулся я про себя, легко накрутив в средней зоне Толю Гаврилова, – если в Штатах я для всех русский, то на Родине – американец».

Затем я вырвался на так называемый свободный лёд, сделал несколько энергичных толчков ногами, пролетел центральную красную линию и сыграл в стеночку с крайним правым нападающим Генкой Комоловым. Кстати, от Геннадия сегодня отчётливо попахивало пивком. Наверно после смены замахнул пару бутылочек местного луньевского пенного напитка. Видать, на трезвую голову играть ему было не интересно. Однако, не смотря на это, обратный пас от него вышел на загляденье. Он одной передачей разом обрезал пару защитников соперника: Боговика и Богомаза. И я, не снижая скорости, вылетел один на один. Вратарь обречённо выкатился чуть-чуть вперёд, и в тот же момент я пульнул точно между щитков. Шайба забилась в сетке, а Толь Толич, дунув в свисток, указал на центр ледяной площадки.

– Гооол! – громче всех закричали Виктория и Надежда.

Я кивнул головой девушкам, поднял клюшку вверх, поблагодарив остальных болельщиков, а сам подумал, что если застряну здесь на два сезона, то мне как серьезному хоккеисту конец.

* * *

– Задержись, поговорим, – обратился ко мне Толь Толич, когда тренировка подошла к концу.

К этому моменту девчонки убежали на родительское собрание, пообещав перед сном заглянуть в гости, чтоб послушать мои американские сказки. Поэтому я особенно никуда не спешил и, закинув последнее полено в печку, которая обогревала эту крохотную раздевалку, присел на скамейку.

– С постройкой дополнительных трибун договорился, – отчего-то виновато промямлил он. – Правда, плотники требуют оплату вперёд.

– Сколько? – напрягся я, так как сегодня уже выдал нашему заводскому художнику аванс в 25 рублей за пять красочных объявлений, которые намеревался разместить в кинотеатре, в клубе, на проходной завода, в школе №1 и в помещении местного центрального промтоварного магазина. Что поделать, если без финансовых вливаний рекламная компания в принципе невозможна?

– Триста рублей просят, вымогатели, – крякнул Толь Толич. – Профком на это средства выделять отказался, своих у меня нет, а ждать, когда на игры пойдёт народ и за билеты заплатит деньги, они, буржуи недорезанные, не хотят. Говорят, что наш хоккей кроме пары сотен человек здесь никому не нужен! Ты, представляешь, нет⁈ Хоккей никому не нужен⁈

– В чём-то они и правы, – пробурчал я. – Комолов сегодня пьяненький пришёл. Кроме него ещё от троих перегарчиком несло. Я в одиночку на одном коньке забрасываю по десять штук за 20-минутную двухсторонку, куда такое годится? Однако триста рублей – это не деньги. Такие траты даже мне по карману. Триста деревянных на деревянные же трибуны я дам. Только возьмёшь с работничков расписку.

– Зачем это? – смешно почесал затылок мой новый старший тренер.

– Толь Толич, ты же взрослы человек и должен понимать, что финансы не терпят к себе наплевательского отношения, – немного вскипел я. – По этой расписке, во-первых, мы с плотниками будем в расчёте. Во-вторых, я верну свои вложения, взяв их из билетной кассы. И в-третьих, подробный финансовый отчёт после первых двух спаренных игр ты должен представить в свой профком. Мне ещё с ОБХСС не хватало проблем, – усмехнулся я и, встав с лавки, закинул баул с формой на плечо. – Что ещё?

– Я всё думаю, Иван, ночами не сплю, как мы будем играть? По какой схеме? – тренер вытащил из внутреннего кармана пальто обычную школьную тетрадку и, раскрыв её, показал мне какие-то квадратики, кружочки и стрелочки.

– Мы будем играть по принципу: чем меньше собственных ошибок совершим, тем лучше, – я взял в руки это сочинение хоккейного любителя-новатора, полистал, стараясь не улыбаться и в голос не ржать, и вернул тетрадь обратно. – Первое: защитники выбрасывают шайбу через борт и в атаку дальше центральной линии не подключаются. Второе: атаку ворот соперника проводим слёта, без расстановки, и тут же откатываемся в среднюю зону. Этим завтра и займёмся. Кстати, где будет завтрашняя тренировка?

– На стадионе, – улыбнулся Толь Толич. – Электрики утром свет перемонтируют, и теперь будем играть только там, где есть хорошая раздевалка и душ.

– И это уже первая замечательная новость, – многозначительно произнёс я и чуть-чуть не хлопнул старшего тренера по плечу, немного позабыв о нашей колоссальной разнице в росте и весе.

А на улице, где мела позёмка, перенося неприкаянный снег с места на место было как-то по-особенному спокойно и хорошо. Небольшие компании молодых людей спешили на последний сеанс в кино, где сегодня крутили польскую картину «Анатомия любви» с Барбарой Брыльской в главной роли, и на которую дети до 16-и лет естественно не допускались. В хорошо подсвеченном дворце культуры тоже кипела какая-то жизнь, ведь оттуда доносились звуки симфонической музыки. А перед самим зданием ДК, где смастерили невысокую ледяную горку, сейчас было особенно оживлённо и весело. Разновозрастная малышня визжала на всю центральную улицу Ленина и каталась на алюминиевых санках, школьных портфелях и даже на обычных картонках.

И вдруг такая радужная и идеалистическая картина в одно мгновенье для меня рассыпалась в пыль и в прах. Я заметил на противоположной стороне улицы худощавую до боли знакомую фигуру шамана Волкова. По крайней мере, его потёртый и кустарным образом сшитый тулуп я не мог спутать ни с чем. Первая мысль, которая пришла в голову была, что этого не может быть, шаманидзе сейчас в Штатах и работает, скорее всего, в Чикаго спортивным врачом. А вторая: «вдруг он перешёл границу и приехал на Урал, чтобы передать мне весточку от Лизы?».

Я быстро поозирался по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии «хвоста» или милиции, и, наплевав на правила дорожного движения, буквально рванул через дорогу на другую сторону улицы. Однако незнакомец, похожий на Волкова, словно почувствовав преследование, прибавил шаг и свернул в плохо освещённый проулок. Конечно, нужно было закричать: «шаманидзе, стой! Это я – Иван!». Но я на такое не решился. Вдруг за ним тоже была установлена слежка. Поэтому, больно прикусив нижнюю губу, я молча ринулся к тому перекрёстку, где скрылась фигура шамана.

По дороге я перескочил какой-то снежный завал, затем чуть не поскользнулся на валенках, наступив на накатанный до льда участок тротуара и наконец, вылетел в этот самый проулок. Из-за скудного освещения разглядеть, куда делся шаманидзе, оказалось не так-то уж и просто. Но уличный фонарь, который стоял около дальнего двухэтажного барака внезапно высветил фигуру в знакомом тулупе. Этот худосочный мужчина повернулся и, я готов дать гарантию, посмотрел именно на меня.

– Волков! – наудачу крикнул я, потому что лицо странного мужика разглядеть так и не удалось.

Но услышав мой выкрик, этот человек развернулся и во всю прыть побежал прочь. «Ты куда, дурик?» – прошептал я и, плохо разбирая, что творится под моими ногами, полетел следом. «Поймаю, уши откручу, – бухтел я себе под нос, работая ногами как в самой стремительной контратаке. – Я тебе покажу, настойку из мухоморов и примочку из волчьих ягод. Я тебя так познакомлю с традиционной медициной, что ты навсегда позабудешь своего Карлоса Кастанеду».

И не прошло и нескольких секунд, как я уже был около этого одинокого уличного фонаря. Но куда бежать дальше не имел ни малейшего понятия, ведь знакомая фигура шамана Волкова просто растворилась в темноте этого зимнего вечера.

– Неужели показалось? Неужели нервы шалят? – пробурчал я и, немного покрутившись на месте, потопал домой.

* * *

В хижине старика Харитоныча сегодня опять собралось приятное общество. Молоденькие учительницы Вика и Надя очень громко и долго хохотали, рассказывая тему родительского собрания, на которое пришёл сотрудник милиции и прочитал целую лекцию о том, как радиохулиганы разлагают советскую молодёжь. Оказывается, где-то в нашей округе стал регулярно выходить в эфир некий радиолюбитель по прозвищу Пентагон. И этот недостойный строитель коммунизма вместо того, чтобы освещать выполнение пятилетнего плана, рассказывал трудовому народу скабрёзные анекдоты и крутил музыку: «Deep Purple», «Led Zeppelin», «Pink Floyd», а так же песни Владимира Высоцкого и Аркадия Северного.

– И теперь милиция просит, чтобы родители обратили самое пристальное на занятия своих отпрысков, ха-ха, – хихикнула Вика, – и в случае чего немедля докладывали куда следует. Потому что сорняки нужно уничтожать на корню.

– Да, – крякнул Иннокентий Харитонович, продолжая лепить миниатюрную фигурку американского ковбоя, – дело Павлика Морозова, едри твою за ногу, цветёт и побеждает.

– А что будет этому Пентагону, если поймают? – заинтересовалась Надежда и в её вопросе прозвучала тревога за судьбу недальновидного хулиганистого паренька.

– Сначала оштрафуют, – ответил я, застыв в позе «охотника за головами», который, не целясь, стреляет от пояса сразу из двух револьверов.

Кстати, старик Харитоныч сам предложил сделать ещё один набор оловянных солдатиков. Его почему-то захватила эта творческая идея. Поэтому я этим вечером снова изображал фигуры североамериканских ковбоев.

– Вот и правильно, нечего в эфире хулиганить, – хмыкнула Виктория.

– А если поймают повторно? – спросила Надя.

– Дадут условный срок, – буркнул я. – А вот на третий раз отправят уже в санаторий.

– В какой? – хором спросили девушки.

– В санаторий ВЦСПС, – хохотнул Харитоныч, – где каждого научат, как валить, цеплять, срезать, пилить сосны и прочую древесину. Надо бы этого идиотика Пентагона отыскать, вразумить и предупредить.

– Вот ещё, – проворчала Вика, – сам дел натворил, теперь пусть перед законом держит ответ. А ты, Иван, как считаешь?

– Иногда очень сложно ответить на самые простые вопросы, – улыбнулся я. – Вот представьте на минуту, что вы знаете, что в будущем «Deep Purple», «Led Zeppelin» и Аркашу Северного разрешат, и более того станут совершенно свободно крутить по радио и продавать в музыкальных магазинах. Тогда какой был смысл в том, что это всё запрещали в прошлом? Тупость какая-то получается.

– Мы не знаем, что будет в будущем, – неожиданно обиженным глоссам произнесла Виктория.

– Если внимательно проанализировать прошлое и настоящее, то будущее можно предугадать с высокой вероятностью, – возразил я.

– Ну-кася предугадай чёнить, – захихикал старик Харитоныч.

– Легко, – буркнул я. – В своё время я успел поиграть в хоккей и в Высшей лиге СССР и в НХЛ. С коммерческой точки зрения и по уровню зрительского ажиотажа заокеанская лига в разы привлекательней нашей. Значит, в будущем неизбежно наша отечественная лига будет копировать формулу розыгрыша НХЛ. То есть мы сначала будем проводить регулярный чемпионат, а затем матчи плей-офф. Или вот группа «Deep Purple», которая не нравится нашим старичкам из Кремля. Когда старички отойдут в мир иной, эту музыку будут слушать все кому не лень. Это всё элементарно.

– Это не честно, такие предсказания не считаются, – завозмущалась Вика. – А ты предскажи то, что произойдёт через год, чтоб можно было проверить.

– Через год? – задумался я. – Ну, допустим, сейчас в прокате идёт с большим успехом польский фильм «Анатомия любви». И наши мужики буквально залипают на польскую актрису Барбару Брыльску. Значит, примерно через год Эльдар Рязанов снимет новогоднее кино с её участием, и название будет примерно такое: «Ирония судьбы, или с лёгким паром».

– Бред, – обиделась Виктория.

– Почему с лёгким паром, если кино про новый год? – заинтересовалась Надя.

– Потому что под новый год, каждый русский человек ходит в баню, чтобы встретить светлое будущее чистым, – захохотал я и распрямился. – Всё, Харитоныч, больше позировать не могу. Устал. Кстати, девчонки, а давайте завтра сходим на «Анатомию любви»?

– Мы завтра не можем, – Вика локотком сердито толкнула подругу в бок, и девушки тут же засобирались домой. – Нас завтра пригласили в ДК на выступление агитбригады из местного училища.

– И много на это представление собирается народу? – спросил я.

– Полный зал, – обидевшись на мои идиотские предсказания, прошипела Виктория и сказала Надежде, – чего стоишь? Пошли.

И барышни, не прощаясь, чуть ли не пулей выскочили из хаты. Иннокентий Харитонович немного покряхтел, похихикал и с издёвкой произнёс:

– Ну, молодёжь, ещё полюбиться как следует не успели, а уже поцапались? Хи-хи-хи.

– Спокойно, старик. Милые бранятся, только тешатся, – пробурчал я.

А сам тут же подумал, что выступить на сцене вместе с агитбригадой – это прекрасная возможность рассказать каждому жителю города о предстоящем чемпионате «областной водокачки». Оставалось только найти подходящий костюм для выхода на подмостки. И так как в данный момент я располагал старенькой хоккейной формой, штопаным свитером, тельняшкой, телогрейкой, валенками и тёплыми ватными штанами маде ин СССР, это сделать было не просто.

Глава 11

Во вторник 17-го декабря, когда до первого календарного матча оставалось всего три тренировки я, в прямом смысле слова, напросился выступить с номером спортивно-художественной самодеятельности в местном дворце культуры. Кира Нестерова, низенькая полненькая, но шустрая и суперактивная руководительница агитбригады под названием «Фреза», встретила мой добровольный порыв с большим скепсисом.

– Ярик, ещё раз проверь аппаратуру! – визгливым голосом распоряжалась она, бегая по сцене. – Сусанина, только попробуй у меня слова забыть! Пулей вылетишь из самодеятельности!

– Я не забуду, – пролепетала высокая и симпатичная девушка, одетая в белую рубашку и озорную мини-юбку, которая на всеобщее обозрение выставляла красивые длинные ноги.

Кстати, и все участники агитбригады одеты были примерно одинаково: белый верх, черный низ. И я от этих молоденьких ребят и девчат ничем не отличался. Белая рубашка и черные брюки от своего свадебного костюма мне одолжил защитник команды Лёша Боговик. Правда он умоляющим голосом сто раз повторил, чтобы я был предельно аккуратен и ничего случайно не порвал. Я же ему заявил, что все будет возвращено в лучшем виде: выстиранное, выглаженное и заштопанное. «Не надо штопать, – обиделся на меня наш здоровяк. – Ты главное в брюках никуда не садись и ни к чему не прислоняйся». «Слово олимпийского чемпиона», – пробормотал я.

– С какой песни начинаем? – промямлил парень с электрогитарой.

– Начинаем как всегда! – взвизгнула товарищ Нестерова. – Мой адрес – не дом и не улица! Мой адрес – Советский союз!

– А когда мой номер? – спросил я, выйдя на сцену с клюшкой в руках и с коробкой, в которую был упакован радиоприёмник марки «Альпинист».

Я решил сразу рассказать зрителям о лотерее и показать главный приз. Кончено, «Альпинист» – это не навороченный западногерманский магнитофон, и даже не советский «кассетник», но подарить такой аппарат было не стыдно. И для первого раза, чтобы привлечь народ на трибуны, транзисторный приёмник вполне годился. Ещё из карманов моих брюк выпирали четыре хоккейные шайбы.

– А может не стоит, товарищ Тафгаев, – поморщилась руководительница «Фрезы». – У нас выступление динамичное с высоким темпоритмом, где никаких технических пауз просто не предусмотрено. Хотите, чтобы мы объявили о вашем хоккее? Хорошо. В конце программы Сусанина скажет несколько слов. Наташа, подойди, – командным голосом произнесла Нестерова, и длинноногая блондинка с голубыми глазами чуть ли не трусцой подбежала к нам. – Сделаешь объявление про этот ваш…

– Хоккей, – подсказал я нужное слово.

– Сделаю, пишите текс, – пожала плечами девушка и, с большим интересом рассмотрев мою могучую фигуру, крайне удивилась, заметив сильно оттопыренные карманы.

«Аха, кажется, кто-то что-то запомнит, когда на сцене появятся такие ножки и огромные глазища. Нет уж, милая барышня, о хоккее мне лучше поведать самому. И кстати, а куда мы так пристально смотрим?» – подумал я и, широко улыбнувшись, произнёс:

– Не имею права доверять такую скользкую тему кому-нибудь другому.

– В каком смысле скользкую? – испугалась товарищ Нестерова.

– В самом прямом, – хмыкнул я и пару раз прокашлялся. – Хоккей – это игра на льду. А лёд, как известно, у нас скользкий.

– Ха-ха-ха! – залилась раскатистым и звонким смехом Наташа Сусанина.

– Это у вас юмор такой, товарищ Тафгаев? – проворчала Кира Нестерова.

– Помилуйте, это неоспоримый физический факт, – буркнул я, а Сусанина, чтобы снова не захохотать и пулей не вылететь из самодеятельности, прикрыла рот листками со сценарием.

– Ладно, – медленно пробормотала товарищ Нестерова и обратилась к пареньку, который в данный момент времени изолентой прикручивал микрофоны на стойки. – Ярик, сделаешь паузу в середине программы, сразу после сценки про бездельника Петрова. Пусть выступит наш гость с клюшкой. Даю вам две минуты, товарищ Тафгаев. Не расслабляемся! – тут же крикнула Кира Нестерова своей весёлой агитбригаде. – Повторяем текст! Кто перепутает слова, пулей вылетит у меня из самодеятельности!

– А зачем вам клюшка? – поинтересовалась Сусанина, поправив светло-русую чёлку на лбу.

– Сюрприз будет, – хохотнул я и пошёл за сцену учить слова собственного рекламного объявления.

* * *

«Дорогие товарищ, друзья, в эту субботу в 16 ноль-ноль на городском стадионе состоится открытие хоккейного сезона», – бубнил я про себя, медленно вышагивая взад и вперёд в маленьком коридорчике за сценой. А в это время там, под огнём театральных софитов агитбригада «Фреза» исполняла песню «Мой адрес – Советский союз». Зал, который вместил в себя старшеклассников и заводскую молодёжь, был полон. И надо отдать должное ребята не только пели, но и сами играли на трёх электрогитарах и одной ударной установке. А вот на синтезатор денежных средств, которые выделил профсоюзом, скорее всего, не хватило.

– Дорогие товарищи, друзья, поддержите команду, – пробормотал я вслух. – «Металлист» быстрей, чем свист.

И вдруг в этот коридорчик вбежал какой-то смутно знакомый паренёк. Пиджак на этом парне неряшливо расстегнулся, оттопыренные уши чуть-чуть покраснели, а ещё от него веяло морозом и небольшим алкогольным перегаром. «Выскочил на улицу, освежился, выпил, теперь не может найти дорогу в зрительный зал», – подумал я, и хотел было объяснить «потеряшке» куда идти, куда поворачивать, как вдруг он просипел:

– Вот ты-то мне и нужен.

– Слушай, давай после концерта перетрём, – буркнул я. – Некогда пока.

– Чё испугался? – криво усмехнулся этот неизвестный мне самоубийца. – Значит, слушай сюда. Вику оставь в покое. Она моя. Понял меня?

– Не понял, – улыбнулся я. – Ты кто, чудо в перьях?

– Щас поймёшь, – пообещал паренёк и словно кот прыгнул на меня, растопырив пальцы рук.

Я, конечно, увернулся, нормально сработали боевые рефлексы. Однако этот чудик всё же ухватил меня за рубаху. И когда он, потеряв равновесие, грохнулся на пол, то в его руке оказался большущий клок белой свадебной рубашки Леши Боговика, которую я поклялся беречь как зеницу ока.

– Ты что наделал, дурик? – процедил я сквозь зубы, стараясь унять злость, ведь покалечить парня, который сейчас валялся под моими ногами, было проще простого.

– А ты меня ударь, как следует, – захихикал он. – Не можешь, хи-хи? Посадят, хи-хи. Вика моя, понял?

– Если человек идиот, то это надолго, – рыкнул я и резко схватил мерзавца за ухо, до которого было проще всего дотянуться.

– Ыыыы, – застонал этот недоделанный Отелло.

– Не разобрал слов пощады, – прошипел я и ещё сильнее сжал бедный орган слуха и потянул его вверх.

– Про-про прости, про-про прости, – затараторил он, поднявшись на ноги, вслед за ухом.

– Это уже другой разговор, – улыбнулся я и, отпустив ушную раковину, отвесил смачного пинка под зад негодяю, который так же стремительно выбежал из коридорчика, как и появился.

Однако морального удовлетворения эта стычка мне не принесла. И теперь я стоял с порванной рубахой, напрочь позабыв слова, которые через полчаса должен был произнести перед почтеннейшей публикой. «Спокойно, Иван, спокойно, – пробормотал я про себя. – Только спокойствие, сейчас что-нибудь придумаю, ибо безвыходных ситуаций не бывает. Бывают только ситуации, из которых нет выхода».

* * *

На концерте агитбригады Надя Лебедева откровенно скучала. Ей, как учителю словесности, как большой почитательнице Толстого и Достоевского, любительские сценки, которые разыгрывали ребята и девчата в белых рубашках, казались глупыми и наивными, а песни виделись вычурно фальшивыми и наигранными. И вообще сегодня как никогда хотелось бросить эту школу и уехать домой. Во-первых, она впервые за несколько месяцев совместного проживания из-за какого-то пустяка поссорилась со своей соседкой по комнате Викой Беляевой. Во-вторых, ей всё здесь надоело. И в-третьих, она кажется влюбилась.

«И что Иван нашёл в этой вертихвостке? – подумала Надежда, покосившись на Викторию, которая сидела через четыре ряда и беззаботно улыбалась. – Подумаешь красавица? У неё ведь в голове одна пустота: ни ума, ни фантазии. А ещё наш нелепый физрук Данила Петрович за ней бегает, а она им вертит, как заблагорассудится. Кстати, куда он подевался? Был ведь где-то здесь в начале представления».

Надя покрутила головой, и вдруг в зале раздался громкий хохот, потому что на сцену вышел очень странный Дед Мороз. Одетый в типичный красно-белый тулуп актёр имел стандартную бороду из ваты и стандартный накладной красный нос. Однако на голове Деда Мороза красовалась хоккейная каска, а в руках вместо посоха сжималась хоккейная клюшка. «Иван?» – опешила Надя.

– Ооо, понимаешь ли, – необычно скрипучим голосом крякнул Иван Тафгаев, – летел сегодня из Нью-Йорка, значит, в Таганрог. В этот, туда. На этих, которые с рогами. Ну как их, понимаешь ли? Козлы? Нет, не козлы. Другие какие-то были животные, понимаешь ли.

– Бараны! – крикнул кто-то из зала, перекрикивая всеобщий гогот.

– Молодец, возьми с полки леденец, – моментально ответил Иван. – Так чтааа, я здесь всего на пару минут, фокус, понимаешь ли, покажу и обратно рвану в Геленджик, то есть в эту в Гренландию. Там сейчас хорошо, холодно.

– У нас тоже холодно! – гаркнул кто-то ещё.

– Значит, сядь на пенёк и съешь пирожок, – ответил Иван Тафгаев, переодетый в пьяного Деда Мороза. – А теперь давайте все вместе позовём Снегурочку, понимаешь ли. Сне-гу-ро-чка! Сне-гу-ро-чка!

– Снегурочка! Снегурочка! – заорал весь зал местного ДК.

И на сцену выпорхнула блондинка с длинными ногами, которая вынесла обычное эмалированное ведро. Увидев блондинку, Надя бросила короткий взгляд на Вику и к своему удовольствию заметила, что её бывшая подруга по несчастью, скорчила такое лицо, как будто проглотила кислую дольку лимона. «Теперь я посмотрю, что ты запоешь?» – мстительно усмехнулась Надежда.

* * *

Идея переодеться Дедом Морозом посетила меня можно сказать спонтанно. И мне очень повезло, что в костюмерной нашёлся подходящий наряд. Творческий коллектив ДК как раз готовился к детским новогодним ёлкам и буквально вчера закончил шить тулуп и сделал шикарную искусственную белую бороду. А вот до шапки руки костюмеров пока не дошли. Поэтому напялив тулуп, который скрыл рваную рубашку, и, натянув хоккейную каску, я подумал, что так нелепо Дед Мороз может выглядеть только с сильнейшего бодуна. Следовательно, на сцене мне сами собой пришли в голову интонации и повадки первого президента России Бориса Ельцина, который будет управлять огромной страной в состоянии постоянного алкогольного перевозбуждения.

«Осталось только ляпнуть, что я устал, я ухожу», – подумалось мне, когда Наташа Сусанина грациозно вынесла эмалированное ведро. Кстати, этому фокусу, которым планировалось удивить зрителей, я научился в посёлке Вая. Именно там длинными, тоскливыми вечерами я развлекался тем, что забрасывал хоккейные шайбы в обычное алюминиевое ведро.

Сначала мне долго не удавалось поддеть шайбу клюшкой так, чтоб она полетела с навесом, словно баскетбольный мяч. И первая алюминиевая ёмкость для воды из-за множественных вмятин пришла в негодность всего через две недели. Однако всем известно, что если долго мучиться, то что-нибудь получится. И вот однажды, я обратной стороной крюка потянул шайбу на себя, а затем резко вложил её плашмя в сам крюк клюшки. И хоть бросок был неточен, шайба всё равно полетела по требуемой параболической траектории. А затем с каждым днём броски становились всё точнее и точнее.

И вот сейчас, стоя на сцене александровского ДК, я намеревался забросить шайбу в ведро примерно с семи метров. Народ в зрительном зале немного поутих, пока я выкладывал на деревянный пол четыре хоккейные шайбы, и оставалось дело за малым – не опозориться. Иначе на хоккей люди просто не придут.

– Смертельный номер, понимаешь ли, – крякнул я в микрофон и первую шайбу запустил точнёхонько в ведро.

– Бам! – брякнул о стенку ведра первый черный резиновый диск, залетев внутрь.