Текст книги "Тафгай. Том 9 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Глава 6

Выпускница Пермского пединститута Надя Лебедева сельскую жизнь представляла себе исключительно по сюжетам из программы «Время», где хлеборобы бились за урожай, и по фильму «Дело было в Пенькове». В той романтической киноленте приехавшая в глухую деревню из Ленинграда молодая специалистка Тоня влюбилась в обычного тракториста и осталась поднимать с колен местный колхоз до тех пор, пока тракторы с помощью табуляторов не начнут пахать землю без посторонней человеческой помощи. Поэтому когда Надежду распределили учителем русского и литературы в крохотный городок Александровск, который от деревни мало чем отличался, девушка не сильно расстроилась. Тем более ей пообещали, что обеспечат жильём, возместят неизбежные коммунальные расходы, а ещё вместе с ней в александровскую школу №1 учителем английского языка отправилась выпускница с параллельного курса. А вдвоем, как известно, веселее.

Однако по приезде на новое место жительства Надя поняла, что три года отработать в таких условиях будет ох как не просто. Во-первых, жильём оказалась комната в деревянном частном доме, которую сдавала одинокая старушка. И делить эту комнату она была вынуждена со своей коллегой Викой Беляевой. Во-вторых, водопровода в доме не было, холодильник и телевизор отсутствовали как класс, а туалет системы сортир располагался во дворе. А когда заморосили осенние дожди, то на раскисшей улице можно легко было провалиться в грязь по колено. В-третьих, из развлечений в городке имелся лишь кинотеатр «Спутник» и дом культуры, где по субботам проходили танцевальные вечера. Но местная молодёжь так напивалась на этих танцах, что Надежда и её коллега Виктория от посещения дома культуры решили вообще воздержаться. А самое обидное заключалось в том, что тракторист с интеллигентным лицом актёра Вячеслава Тихонова в этом городке не проживал.

– Я так больше не могу, – заявила в один из унылых октябрьских вечеров Вика, высокая симпатичная с густой копной светло-русых волос девушка. – Дуры мы с тобой Надька! Нужно было на пятом курсе не за книжками сидеть, а замуж выскакивать и ребёнка рожать. Тогда бы нас никто в эту «Тмутаракань» не послал.

– За кого замуж? – проворчала Надя. – Может за тобой и ходил табун кавалеров, а у меня был всего один воздыхатель, да и тот никакой.

– Вот и надо было этого воздыхателя брать за грудки и перевоспитывать! – с жаром прошептала подруга по несчастью. – И потом ты вполне симпатичная девчонка: лицо миловидное, фигурка что надо. Только каштановые волосы я бы на твоём месте перекрасила под блондинку. И от мужиков отбоя бы не было. Но где теперь эти мужики? Где они теперь остались?

– А как тебе наш молоденький учитель физкультуры, Данила Петрович? – хитро улыбнулась Надя. – Он как в учительскую зайдёт, так глаз с тебя не сводит.

– Пфуу, – захохотала Вика, – худой, лопоухий, и к тому же глуповат. До конца учебного года я, конечно, здесь как-нибудь продержусь, а летом вернусь в Пермь и выскочу замуж за первого встречного. Да я здесь за три года просто одичаю!

И это обещание «одичать» Виктория повторяла чуть ли не весь следующий месяц ноябрь. Однако в декабре, когда снегом завалило всю местную грязюку, и городок немного преобразился, Надя вечерами всё чаще стала оставаться одна, так как Вика всё же ответила на ухаживания Данила. И панические разговоры постепенно свелись к нулю.

Кстати, Данил Петрович трудился здесь тоже после распределения, но ему оставалось доработать последний учебный год. Может быть, поэтому красавица Виктория снизошла до неприметного парня. А в субботу 14-го декабря из соседнего посёлка к Данилу приехал его друг, такой же, как и он, учитель физкультуры, и Надежда была торжественно приглашена на танцевальный вечер в ДК.

– Не боись, Надюха, – сказала Вика, когда Надя, вспомнив первое посещение этого сомнительного мероприятия, начала отказываться, – местная пьян к тебе сегодня не прицепится, так как мы под надёжной защитой. Молодые люди, я права? – спросила она парней.

– Пусть только сунуться, у меня первый разряд по боксу, – пророкотал невысокий, но коренастый однокашник Данила, которого звали Геннадий.

В принципе он производил впечатление физически крепкого парня, поэтому Надежда, отложив непроверенные тетрадки в сторону и надев своё лучшее платье, пошла вместе со всеми на танцы. И надо сказать, что вечер, который они проводили своей небольшой компанией, не обращая внимания на остальную публику, для Нади был лучшим за все последние дни. Она, наконец-то, почувствовала себя не ломовой лошадью, удел которой работа, работа и ещё раз работа, а человеком, который создан для радости, веселья и счастья. А когда на магнитофоне отзвучала последняя песня Данил, прикупив в буфете парочку бутылок вина, пригласил всех к себе домой. В отличие от девчонок, он снимал целую квартиру в двухэтажном 8-квартирном доме.

– Молодые люди, дайте закурить, – вдруг услышали они, когда с освещённой фонарями центральной улицы Ленина свернули в тёмный пустынный переулок.

Неожиданно к их дружной компании подошло трое парней, одетых в обычные рабочие телогрейки. «Заводчане что ли со смены возвращаются?» – сначала решила Надя, но рассмотрев хулиганские и не тронутые интеллектом квадратные лица, тут же поняла, что сигареты этих «рабочих» интересуют меньше всего. «Ну, вот и сходили на танцы», – с досадой подумалось ей.

– Мужики, мы вас не трогаем, и вы проходите мимо, – выступил вперёд боксёр Геннадий.

И вдруг, в следующую секунду похожий фигурой на медведя хулиган, который стоял в центре и перекрывал дорогу их компании одним резким и мощным ударом отправил Гену в сугроб. Боксёр перворазрядник тут же попытался вскочить, но его ноги совершенно престали слушаться. И Геннадий, даже не сумев распрямиться, вновь рухнул обратно в снег.

– Мужики-мужики, чё за дела? – затараторил Данил. – Нужны деньги? Возьмите, у меня есть десятка. И разойдёмся по-хорошему.

– Девочки твои? – криво усмехнулся главарь, нагло рассматривая красавицу Викторию. – Познакомь.

– Учителка, англичанка, зовут Вика, – просипел другой хулиган, который ростом был пониже и стоял по правую руку от главаря. – А это литераторша, как её, Надька, кажись.

– Девчонок не трогайте, – сквозь зубы процедил Данил, протягивая свою десятку.

– Чё англичанка-то твоя? – наслаждаясь моментом, спросил похожий на медведя амбал, небрежно забрав деньги себе.

– Моя, – вдруг прозвучал совершенно незнакомый мужской голос откуда-то сбоку от Нади.

Девушка резко развернулась и, увидев очень высокого плечистого мужчину, одетого тоже в телогрейку, от неожиданности ойкнула, поскользнулась и присела мягким местом на ближайший сугроб.

– Это чё за чучело? – усмехнулся главарь хулиганов. – Ты, мужик, вообще кто?

– Смерть твоя геройская, петух гамбургский, – рыкнул незнакомец.

И вдруг длинная рука этого мужчины со скоростью плети распрямилась, и теперь уже в снег полетел сам обидчик Геннадия. А дальше начался форменный цирк. Недолго думая два других «разбойника с большой дороги» разом накинулись на мужчину, но сперва точно в челюсть получил один нападавший, а затем кулак незнакомца встретил своим туповатым лицом и другой мерзавец. Но на этом драка не закончилась. Местные хулиганы оказались не из робкого десятка. Немного отдохнув на снегу, они с новыми силами бросились в бой. Но каждый раз, наскакивая на этого странного мужчину, получали обидные болезненные удары и летели отдыхать обратно. И так повторилось три или четыре раза. Надя, честно говоря, пребывая в небольшом шоковом состоянии, просто сбилась со счёта. И неизвестно чем бы всё закончилось, но в проулок на звук драки прибежали ещё трое местных молодых парней.

* * *

«Что за невезуха, – думал я, в автоматическом режиме размахивая кулаками, – второй день в городе и уже влип в драку. Не хватало ещё кого-нибудь покалечить. Срок накинут, волки позорные, глазом не успею моргнуть. Эх, только жизнь стала налаживаться».

– В очередь, в очередь, сукины дети! – рявкнул я, щедро раздавая хуки и апперкоты, падающим как кегли в боулинге хулиганам, которые надо признать они довольно резво поднимались обратно.

Но тут в полутьме я заметил ещё троих парней, поэтому как можно скорее отскочил спиной к стене облупившегося двухэтажного дома. И подняв кулаки к подбородку, принялся ждать нового нападения.

– Гаврила, наших бьют, – просипел, тяжело дыша, самый крепкий из этой троицы.

Он, пошатываясь, стоял на ногах и стирал кровь со своей малоприятной образины. Но незнакомый мне Гаврила, парень выше среднего роста и спортивного телосложения, бездумно в драку не полез. Он сначала осмотрел повреждения, которые получили эти три увальня, а затем обратил внимание и на меня. К тому времени я уже опустил руки вниз и немного расслабил потяжелевшие мышцы.

– Они сами виноваты, они к нам приставали, – смело заявила одна из девушек, – а молодой человек за нас заступился. И мы вообще сейчас в милицию пойдём. У Гены, наверное, сотрясение мозга.

Я покосился в сторону и только сейчас заметил, что на снегу лежало и постанывало ещё чьё-то тело.

– Не надо в милицию, сами разберёмся, – хрипловатым голосом произнёс Гаврила, сделав в моём направлении пару шагов.

– Да, с милицией шутки плохи, – пробурчал я.

И вдруг незнакомый мне Гаврила громко захохотал:

– Мужики, ха-ха, вы хоть знаете, с кем связались? Ха-ха! Это же хоккеист. Он вчера в наш литейный цех на работу пришёл устраиваться. Ха-ха. Ну, ты, Овчина, и нарвался.

– Какой ещё, б…ять, хоккеист? Он мне зуб выбил, сука, – пожаловался здоровяк, которого обозвали Овчиной.

– Такой хоккеист, – уже не таким весёлым голосом произнёс Гаврила, – Олимпийский чемпион, чемпион мира, который нашу американскую команду обворовал. Ну, чё много денег хапнул? – с вызовом уставился на меня этот незнакомый парень. – Команда шла на первом месте, могла ихний заокеанский кубок взять. А ты на эти доллары паршивые повёлся.

– Слушай ты, ухарь, – зло прошипел я, – запомни, в порядочном обществе без доказательств предъяву не бросают. Ты уверен, что это я команду обворовал? Нет? Вот и заткнись. И валите отсюда, пока я вас всех здесь не поломал и не сложил штабелями в один братский сугроб!

– Пошли мужики, – криво усмехнулся Гаврила, – потом с ним потолкуем. Он теперь с нашего «Машзавода» долго никуда не денется.

– Давай-давай, шевели батонами, – хмыкнул я в спину этой сопливой братве, которая с чувством собственного достоинства медленно пошагала на центральную улицу Ленина.

К этому моменту ребята и девчонки, за которых я заступился уже все стояли на ногах и о чём-то тихо перешёптывались.

– Не ходите, дети, ночью по улицам гулять, – усмехнулся я и направился к тому домишке, где мне одинокий дедуля по просьбе местного участкового сдал крохотную комнату.

– Постойте! – крикнула одна из девушек. – Подождите! А вы можете меня и мою подругу проводить до дома. Вдруг эти опять привяжутся. Меня, кстати, Вика зовут, – широко улыбнулась очень симпатичная молодая барышня.

– Иван, – крякнул я, покосившись на парней, у которых, по всей видимости, этой ночью с продолжением культурной программы выходил полный облом.

– А меня Надя, – представилась вторая не менее симпатичная девчонка. – Вы здорово дерётесь, Иван.

– Я не дерусь, я защищаюсь, – проворчал я и добавил, – показывайте дорогу, провожу.

А сам подумал, что впервые за этот жуткий 1974 год мне попались на глаза нормальные человеческие женские лица. Ведь сразу после матча с «Лос-Анджелес Кингз» меня поместили в «Бутырку», а спустя две недели, зачитав приговор, отправили на три года работать в «леспромхоз», затерянный в дремучей уральской тайге. С одной стороны, наказание могло быть и гораздо суровее, а с другой для профессионального хоккеиста, находящегося в рассвете лет, отлучение от любимой игры – это и есть самое страшное наказание.

Местечко, где мне пришлось пилить брёвна и валить лес называлось Вая. И хоть в этом посёлке, расположившемся на берегу Вишеры, имелся и свой клуб и наличествовал женский пол, но повальное пьянство и следующее за алкоголем половое распутство, доводили местное население до самого настоящего скотского состояния. Создавалась такое ощущение, что народ в этом богом забытом месте работает, чтобы потом все деньги пропить, и пьёт, чтобы был стимул работать.

Исключение составляли лишь несколько немецких семей, переселённых из Крыма ещё в 30-е годы. Жили они своим тесным мирком, разговаривали между собой только по-немецки и в отличие от остальных практически не пили. И дома этих немцев разительно отличались от других построек посёлка. Они имели высокие плотные заборы, крытые добротной крышей дворы, а во дворах у этих «куркулей» мало того что был настелен дощатый пол, так там стоял идеальный порядок. И было больно видеть, в каком запустении находились те хлипкие хибары, где проживали русские. В огороде кроме картошки у них ничего не росло, а дворы были завалены грязью и хламом. И если немцы держали коров, свиней, овец и гусей, то русские подчас вообще не имели никакой живности.

– О чём вы, Иван, задумались? – весело спросила меня Виктория, когда мы, дружно скрепя валенками по снегу, миновав здание какой-то школы, направились в сторону частного сектора.

– Когда на голову человека валятся неприятности, то он думает только об одном – за что ему это всё? – улыбнулся я. – Где я провинился? Что натворил?

– И вы уже наши ответа на свои вопросы? – захихикала Вика.

– Мне за несколько последних лет очень часто и по-крупному везло, – буркнул я. – А теперь, по всей видимости, судьба решила вернуть долг. Баш на баш.

– А можно поинтересоваться, что это за история с американской командой? – скромно пролепетала вторая девушка Надя.

– Слышали такое название – «Москва Ред Старз»? – хмыкнул я.

– Извините, Иван, мы с подругой в спорте ни бум-бум, – прыснула от смеха Виктория.

– Тогда объяснять буду на пальцах, – улыбнулся я. – Товарищ Брежнев осенью прошлого 1973 года поручил создать первую советскую команду в НХЛ. НХЛ – это заокеанская хоккейная лига. И на меня, как на большого специалиста в тамошнем хоккее, возложили эту почётную обязанность. Команду по приказу партии и правительства я естественно собрал. И до злосчастного нового 1974 года мы шли на первом месте в чемпионате НХЛ. И вдруг, по неизвестной мне причине, идея участвовать в чемпионате товарищу Брежневу разонравилась. Нас по-быстрому закрыли, а меня назначили виновником этого.

– То есть деньги у команды вы не крали? – спросила Надя.

– Конечно, нет, – хохотнул я. – Неужели я похож на человека, который ворует у своих лучших друзей? Хотя в таком виде, пожалуй, похож, – замялся я, почесав небритый подбородок и посмотрев на телогрейку, которая в этом году мне заменяла и куртку, и пальто, и модную американскую дублёнку. – В общем, меня за незаконные операции с валютой и за незаконное открытие иностранных счетов выслали в посёлок Вая.

– То есть вас наказали за то, что там, в США, разрешено? – догадалась Надежда.

– Бинго! – обрадовался я. – В яблочко.

– Ну, хорошо, – неожиданно ревниво заворчала Виктория, покосившись на подругу. – А как вы, спустя почти год, оказались здесь в Александровске?

– А я раз в неделю писал письма в Кремль, чтобы мне разрешили вернуться в Горький, где тоже есть свой леспромхоз. И где я бы мог и брёвна пилить для строительства развитого социализма и играть в хоккей в классе «Б» за горьковский «Полёт». У меня в Горьком живёт друг, и он уже почти обо всём договорился.

– Неужели письма подействовали? – спросила Надя.

– Нет, – усмехнулся я, – думаю, что мою писанину никто не читал. Однако судьба вновь улыбнулась мне. В сентябре этого года сборная СССР проводила серию матчей против сборной ВХА. И в шестой игре прямо на глазах нашего генерального секретаря канадский защитник Рик Лей жестоко избил Валерия Харламова.

– Я знаю, кто такой Харламов, – подняла правую руку Виктория.

– Молодец, садись пять, – улыбнулся я. – Так вот, какой-то журналист взял и написал, что если бы на льду находился Иван Тафгаев, то есть я, то такого безобразия просто бы не произошло. Не знаю, каким чудом, эта статья попала на стол правительства, но в начале декабря мне разрешили переехать в этот благословенный городок. И самое главное теперь я смогу играть в хоккей. Правда, здесь нет команды, выступающей в классе «Б», придётся играть на первенство области, но и это уже кое-что.

– А мы уже пришли, – объявила Надя, когда мы остановились около скромненькой избушки, из трубы которой шёл слабенький дымок.

– Тогда я вас поздравляю, – прокашлялся я, – мы с вами соседи. Я живу в следующем доме у Аркадия Иваныча, от которого постоянно пахнет самогонкой и чесноком.

– Это потому что он этим самогоном спекулирует, – хохотнула Вика. – Иван, у нас к вам есть одна очень большая просьба – наколите нам дров для бани, если, конечно, вас это не затруднит. А то мы – девушки слабые…

– К сожалению, с колкой дров я знаком исключительно теоретически, – соврал я. – Но если есть топор и берёзовая чурка, то, наверное, что-то одно может разрубить что-то другое. – Я заметил озадаченные лица девушек и, улыбнувшись, добавил, – завтра после тренировки наколю.

* * *

На следующий день в воскресенье 15-го декабря я впервые после матча с Лос-Анджелесом вышел на настоящее хоккейное ледяное поле. Кстати, хоккейную коробку местные умельцы установили на обычном футбольном стадионе, поближе к единственной зрительской трибуне. Я покосился на эту далеко не выдающуюся конструкцию и намётанным взглядом определил, что на пике хоккейного ажиотажа сюда может вместиться максимум человек пятьсот-шестьсот. Из-за чего я непроизвольно тяжело вздохнул, ведь после 18-тысячников играть для трёх Иванов – это то ещё испытание, и покатил против часовой стрелки.

Кстати, в посёлке Вая я тоже пытался хоть как-то поддерживать спортивную форму. Летом в свободное от работы время собственными руками построил на пустыре с невысокими бортами деревянную площадку размером 10 на 10 метров, сконструировал деревянную рамку ворот, на которую натянул часть рыболовной сети, и каждый вечер допоздна щелкал и бросал клюшкой шайбу по этим самопальным воротам. Поэтому абсолютно все местные бухарики считали меня чокнутым. Зато местные мальчишки иногда вместе со мной гоняли шайбу по этой маленькой хоккейной площадке. А спустя две недели, когда начальник леспромхоза отправил меня с ночёвкой на сенокос, один алкаш в пьяном угаре спалил этот укромный хоккейный уголок. Не скрою, обидно было до слёз: и наказать алкаша нельзя, вдруг с одного удара помрёт, и восстанавливать коробку бессмысленно, опять ведь сожгут.

– Здравствуй, Иван, – поздоровался со мной низенький, круглолицый и квадратный мужчина, появившийся около хоккейного борта. – Меня зовут Толь Толич, кхе, будешь играть под моим руководством.

– Приветствую, – ответил я, резко и эффектно затормозив на две ноги рядом со своим новым тренером. – Где коллектив? Почему никто не разминается? Время – деньги.

– Ты только не нервничай, – занервничал Толь Толич, который внешне так сильно мне напомнил мультипликационного гнома, что я еле сдержал смех. – Ты не забывай, что мы не профессионалы. У нас любительская заводская команда. Летом играем в футбол, зимой для поддержания формы в хоккей.

– А что вы делает осенью и весной? – съязвил я. – Играете в домино и городки?

– Ты только не нервничай, сейчас мужики переоденутся, – замялся мой новый старший тренер, пропустив колкость мимо ушей. – Ты мне лучше ответь: на какой позиции тебя лучше использовать?

– Сейчас посмотрю, на что годятся твои парни, и вместе подумаем, – ответил я и продолжил наматывать круги, развернувшись спиной вперёд.

Глава 7

«Здравствуй, племя младое, незнакомое», – усмехнулся я про себя, окинув взглядом будущих партнёров по команде. Хотя один знакомый всё же среди этих парней затесался. Им был тот самый вчерашний Гаврила, который обвинением в воровстве денег хоккейной команды обидел меня до глубины души. И в данный момент времени он стоял на точке вбрасывания и, криво ухмыляясь, намеревался это вбрасывание у меня выиграть.

Ещё я невольно обратил внимание на одного из защитников команды, который разительно выделялся ростом и телосложением. Этому, в прямом смысле слова, богатырю природа отмерила два метра в высоту и метровые плечи в ширину. Даже я со своим ростом метр девяносто на его фоне смотрелся довольно скромно. И все звали этого богатыря, не то по фамилии, не то по прозвищу, Боговик. Забавно, что с ним в паре играл парень по фамилии Богомаз. Созвучное получилось сочетание защитников.

«Боговик и Богомаз переехали БелАЗ», – улыбнулся я про себя и когда старший тренер Толь Толич бросил шайбу на лёд, заметно быстрее Гаврилы выбил её защитнику своей пятёрки. Сразу надо сказать, что в команде этого «Машиностроительного завода» имелось в наличии два вратаря, две пятёрки полевых игроков и два запасных паренька, которые ещё учились в десятом классе местной школы №1. Кстати, такой состав был оптимальным для любительского хоккейного коллектива, проводящего все свои матчи на морозном уральском воздухе. В три пятёрки, а тем более в четыре никто в здравом уме при минус 15-и градусах Цельсия не играет.

– Дай! – постучал я клюшкой по льду, заложив небольшую дугу в средней зоне.

И тут Гаврила, прихватив мой корпус клюшкой, наивно попытался меня заблокировать. Однако я, получив пас от защитника, неожиданно ударил по тормозам и этот резкий как газировка паренёк под хохот остальных хоккеистов эпически грохнулся на задницу.

– Пас! – потребовал от меня мой крайний нападающий, рванув вдоль правого борта.

«Не пасом единым жив хоккеист», – подумал я и очень перспективную передачу, которую бы сделал в реальной игре, не отдал. Мне сейчас важнее было определить уровень моих будущих одноклубников. Поэтому я, очень резво набрав скорость, сам в одиночку буром попёр на противоположные ворота. Первым на мой проход среагировал один из крайних нападающих противоборствующей пятёрки. Он на хорошей скорости подъехал ко мне и попытался хоть как-то выбить шайбу в сторону. Однако я жёстко двинул его плечом в плечо и быстро потерял из вида.

А уже через секунду на чужой синей линии меня встретила пара защитников Боговик и Богомаз. Богатырского телосложения Боговик покатил навстречу, а его более хитрый партнёр чуть-чуть откатившись назад, принялся страховать, надеясь, что я ошибусь и потеряю шайбу, толкаясь с его могучим напарником. Всё это я просчитал за считанные мгновенья и практически на автомате, показав корпусом, что сейчас полезу через центр, резко ушёл влево, прокинув шайбу Боговику между коньков. Хоккейный Илья Муромец от неожиданности покачнулся и, еле удержавшись на ногах, мгновенно остался позади. А его хитренький партнёр даже глазом не успел моргнуть, как я, обогнув его по дуге, выкатился один на один с вратарём.

Какой был передо мной голкипер заводской хоккейной команды, первый номер или второй, разбираться я не стал. За шесть метров до рамки, несколько раз резко переложив шайбу с внешней стороны крюка на внутренний, я без замаха швырнул её низом точно между вратарских щитков. И голкипер, запоздало упав на колени, первым делом посмотрел назад, где чёрная замёрзшая на морозе шайбу лежала в сетке ворот. «Прошел, словно стальной нож сквозь мягкий кусок сливочного масла», – подумал я, молча в полной тишине покатив на центр поля.

– Толь Толич, надо бы повторить, что-то я не успел разобраться в чём тут хунд беграден, – криво усмехнулся я.

– Хунд что? – не понял меня гномоподобный наставник местных футболистов и хоккеистов.

– Наша звезда спорта ещё не разобралась, где тут собака зарыта, – недовольно проворчал мой крайний нападающий, которому я зажили передачу.

– Вижу, что кроме футбола, хоккея и домино, ребята учат языки. Что ж похвально, – хохотнул я, встав на точку вбрасывания.

– Кхе, – кашлянул Толь Толич и крикнул своим «крылатым заводским гусарам», – собрались! Повнимательней в защите!

«Да-да, в защите повнимательней, в атаке поточнее», – пробурчал я про себя, перед тем как во второй раз подряд выиграть вбрасывание. После чего откатился на свою синюю линию и, получив обратный пас от защитника, для чистоты эксперимента проехал с шайбой за свои же ворота и уже из-за них рванул в атаку. «Посмотрим, на что вы годитесь», – бубнил я про себя, объезжая игроков чужой пятерки, словно стойки в гигантском слаломе. И мне даже не пришлось клюшкой вытворять что-то сверхъестественное, я уходил от соперников исключительно за счёт скорости и более качественной работы коньками.

И лишь когда меня встретила пара защитников Боговик и Богомаз, пришлось немного попотеть. За несколько метров до защитников я сначала качнул корпусом влево, затем вправо, а сам, резко ускорившись, пошёл через центр. Боговик пропустил меня, не создав никаких проблем, а вот более хитрый Богомаз чуть-чуть зацепил крюком клюшки мой корпус, но без серьезных последствий. «Уже хоть что-то», – успел подумать я, выкатываясь на одинокого и всеми брошенного голкипера заводской команды.

«Ну, товарищ вратарь, держи!» – буркнул я про себя и, немного сместившись влево, сделал самый настоящий богатырский замах. Кипер смело выкатился на встречу и раньше времени рухнул на лёд, наверное, решив, что погибать так с музыкой. Однако убивать простого смертного заводчанина в мои планы на сегодня не входило. Вместо убойного щелчка я опустил клюшку вниз, подгрёб шайбу под себя и на хорошей скорости объехал и распластанного голкипера, и рамку ворот, и уже, выскочив перед пустым правым углом, швырнул шайбу в сетку.

Однако мой цирковой хоккейный слалом от ворот до ворот не все встретили аплодисментами. Если быть точнее, то похлопали в ладоши лишь двое наших запасных хоккеистов. А остальные парни, которые сейчас находились на льду, смотрели на меня насторожено и враждебно.

– Извините, мужики, – сказал я. – С этой секунды играем в пас как по учебнику. Отдал, открылся, упал, забылся. Шайба летит быстрее, чем хоккеист скользит на коньках. Хоккей – игра командная. Это я так порезвился из-за длительного хоккейного простоя. Толь Толич, бросай шайбу, хватит сиськи мять.

* * *

После первой тренировки в сезоне меня разрывали на части противоречивые чувства. С одной стороны я снова вернулся в хоккей, а с другой – команда, в которой мне позволили играть, была в прямом смысле слова безнадёжна. Кончено, не все парни этой заводской ледовой дружины являлись обычными неповоротливыми деревенскими увальнями. С координацией движений и с игровым мышлением у половины был полный порядок. Особенно мне понравился мой правый крайний нападающий, который неплохо знал немецкий язык. Но абсолютно у всех зиял огромный провал в базовой коньковой технике. Те знания, которые в Канаде обычно дают детишкам с шести лет, этих ребят просто миновали.

– Как тебе мои орлы? – спросил Толь Толич, когда после душевой я вместе со всеми приводил себя в порядок. – Я всё понимаю, мы не высшая лига, но как сегодня играли? Как играли! – тренер погрозил кому-то своим маленьким кулачком. – Любо-дорого посмотреть! Орлы!

– Да уж, теперь держись высшая лига, трепещи ЦСКА, – буркнул я. – Тренироваться надо лучше. И основной упор нужно сделать на коньковую подготовку. Кстати, когда стартует чемпионат области? В местной газете про это ни слова.

– Сегодня у нас 15-е, значит в субботу 21-го декабря первая календарная игра, – ответил Толь Толич. – Я завтра в нашей раздевалке таблицу вывешу.

– Через пять дней? – хмыкнул я, озадаченно почесав затылок. – За пять дней даже кота не научишь ходить в лоток. Да уж, попал.

– Толь Толич, да он над нами издевается! – выпалил Гаврила, которого я несколько раз сегодня нежно впечатал в борт. – Не нравятся тебе партнёры? Тогда вали, уматывай, и без тебя сыграем!

– Толя, Толя, ты только не волнуйся, – запричитал старший тренер, успокаивая хоккеиста.

«Значит Гаврила – это производное от фамилии, а нет от имени», – догадался я и, не обращая внимания, на развоевавшегося паренька принялся складывать выданную мне штопанную-перештопанную форму в сумку.

– Расскажи лучше всем, как ты нашу заокеанскую команду продал! – продолжал кричать он.

– Гаврила, заткнись а, – рыкнул на него, молчун богатырского телосложения, по фамилии Боговик. – С Иваном у нас появился шанс выйти из своей группы в финальную пульку. А так, опять сольём почти все матчи. Или скажете, что я не прав? – обратился он к остальным хоккеистам.

– Правильно, – поддержал напарника по обороне Богомаз, – ты, Толик, слишком много на себя берёшь. Это ты капитан футбольной команды, а в хоккее ты – такой же как и все. Но, Иван, ты нас тоже пойми, мы все хотим знать, почему вашу команду сняли с чемпионата НХЛ?

– В газетах писали, что ты украл почти полмиллиона долларов и распихал их по закрытым счетам в иностранные банки, – тихо и загадочно произнёс старший тренер Толь Толич.

Я натянул на свой мощный торс сухой и чистый нательник и обвёл взглядом всех разом притихших парней. Космическая сумма в полмиллиона зелёных американских рублей наверняка будоражила воображение каждого спортсмена сидевшего в раздевалке. Нелепая по содержанию статья с громким заголовком «Рвач на ледяном поле», напечатанная в еженедельнике «Футбол-Хоккей», которую растиражировали и в других газетах, попортила мне много крови. Первое время в посёлке Вая ко мне каждый день подкатывали всякие мутные личности, и, набиваясь в компаньоны, буквально требовали рассказать, где я закопал оставшиеся деньги. Не хотели верить, что сумма целиком была положена под проценты в банк, о чём было поведано на страницах газет.

– Мужики, я устал уже оправдываться, – проворчал я. – Но вы сами-то подумайте, допустим, я украл эти доллары. Допустим. Команда идёт на первом месте, показывает отличный хоккей, делает великолепную рекламу всему соцлагерю, зарабатывает валюту для страны. Была бы проблема во мне, то меня бы одного и отдали под суд, а сверхудачный проект не тронули. Кто просто так будет резать курицу, которая несёт золотые яйца? Ладно бы мы проигрывали направо и налево. Но мы-то побеждали.

– Ну так, потому вас и разогнали, так как денег на зарплаты не осталось, – пролепетал Толь Толич.

– Лига, то есть НХЛ, за каждый наш домашний матч на счёт Спорткомитета переводила 125 тысяч долларов США, – произнёс я, чувствуя, как от бессилия перед мощным рупором пропаганды, начинаю закипать. – Разве с этой суммы нельзя было немного заплатить хоккеистам?

– Почему же тогда закрыли команду? – уже более спокойно поинтересовался Гаврила.

– Сами подумайте, – буркнул я. – И ещё одно – завтра после рабочей смены получасовая тренировка. И так каждый день. Будем учиться ездить на коньках. А то если собрать сборную Канады из одноногих инвалидов, то она вас вынесет с двухзначным счётом, – после этих слов я быстро надел свитер и, накинув телогрейку, вышел из раздевалки.