Текст книги "Тафгай. Том 9 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 14

Баня, которую Иннокентий Харитонович соорудил на дворе своего дома, давно уже требовала капитального ремонта. По этой причине стены и потолок состояли исключительно из почерневшего от времени дерева, пол местами прогнил, а обвалившаяся штукатурка печи напоминала часть стены берлинского Рейхстага, после взятия его советскими войсками в 1945 году. А вот что касается полок в парной, то их я уже привёл в божеский вид, заменив полностью черную и гнилую конструкцию, державшуюся на одном честном слове, на свежеструганные и покрытые лаком досочки. И это были те самые доски, которые остались от разобранных первых двух рядов зрительских трибун.

Однако на мои хлопоты с баней, которая за неимением водопровода и горячей воды мне требовалась ежедневно, Харитоныч почему-то недовольно проворчал: «Да наплюй, всё равно обратно всё сгниёт, таков закон жизни». Я же ему категорически возразил: «Поверь, старик, если вовремя не вложиться в модернизацию, то не только баня рухнет, но и страна развалится. И это, я тебе скажу, может случиться резко, внезапно и что самое неприятное шарахнуть по голове».

И теперь на этих досках лежал олимпийский чемпион Виктор Коноваленко и блаженно стонал после каждого моего хлёсткого удара берёзовым веником по спине, ногам и пяточкам. Густые клубы горячего пара танцевали под потолком, капли пота заливали лицо, а обжигающий жар буквально проникал в каждую клеточку моего богатырского тела.

– Эх, хорошо-то как, хорошо, – кряхтел Виктор Сергеевич. – Будто заново родился. Поддай парку, Иван, что-то стал я замерзать, ха-ха.

– Силён ты, Сергеич, париться, я так долго не продержусь, – проворчал я.

Но всё же алюминиевым ковшиком с длинной рукояткой почерпнул из таза немного тёплой воды и уже в десятый раз плеснул её на каменку. И вода, попавшая на раскалённые добела камни, тут же громко зашипела, за пару секунд превратилась в обжигающий пар, а температура в крохотной парилке мгновенно подскочила на несколько градусов Цельсия вверх.

– Эх, хорошо, – снова крякнул Коноваленко. – А неплохо ты своих парней натаскал. И хоть уровень у команды аховый, но выучка уже чувствуется. Понимают куда бежать и кому пасовать.

– Делаю всё, что в моих силах, – по словам произнёс я, так как даже дышать в такой раскалённой атмосфере стало тяжело. А затем, помочив два берёзовых веника в тазу, принялся стегать своего дорого гостя, чтоб он больше не жаловался на холод и холодный приём.

– Потише-потише, зашибёшь, – закряхтел он спустя минуту. – Слушай, Иван, у меня всё из головы не идёт – кто эти люди, которые тебе помогают?

– Люди? – пробурчал я, сунув веники в таз и присев на нижнюю полку. – Так это контора Юры Андропова. Я когда сидел в Бутырке и ждал приговора, то мне первоначально пообещали насыпать пять лет строгого режима, а в зале суда вместо «строгача», объявили три года высылки. Я тогда сразу вычислил того, кто протянул руку помощи.

– Не понял, – помотал головой Коноваленко, присев рядом, – если Андропов сам тебя упрятал, то зачем же он тебя спустя год стал вытаскивать?

– Понимаешь, Сергеич, наше правительство не представляет из себя монолит, – улыбнулся я. – Самая большая «башня Кремля» – это Брежнев, за ним всегда последнее слово. Но кроме Леонида Ильича есть ещё две группировки, ещё две «кремлёвские башенки»: это Суслов со своими соратниками и Андропов со своими союзниками. Брежнев приказал Андропову нашу команду закрыть, и он чётко выполнил приказ. И тут Суслов, для которого я – личный враг, сделал так, чтобы мне выписали максимальное наказание. А Андропов наперекор сделал всё, чтобы я получил по минимуму. Помнишь, в 6-ом матче Суперсерии против ВХА Рик Лей избил Валерку Харламова? И сразу же появилась статья, где было упомянуто моё имя, дескать был бы Тафгаев на льду, то драки бы не случилось. То есть, кто-то специально подобный материал заказал и, скорее всего, переговорил с Брежневым. Поэтому спустя пару месяцев и состоялся мой перевод из посёлка Вая сюда, в Александровск, где есть хоккейная команда.

– Ерунда какая-то, – хмыкнул Коноваленко – Что ж тебя сразу не перевели в Горький, чтобы выступать за наш родной «Полёт»? Кстати, «Полёт» сейчас играет во второй лиге, и это гораздо лучше, чем чемпионат области.

– Возможно, так и было задумано, но вмешалась группировка Суслова, – тяжело вздохнул я. – И вместо крупного областного центра, города Горького мне пришлось осесть в обычном уездном городке.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Виктор, – а что они хотят, ну, этот Суслов и твой Андропов? И зачем эти «башни Кремля» нужны товарищу Брежневу?

– Во-первых, работать же кто-то должен, значит, без ближнего круга соратников просто не обойтись. Во-вторых, если убрать одну группировку, то вторая моментально отправит Леонида Брежнева, как Никиту Хрущёва на заслуженную пенсию. А вот сказать, что хотят Суслов и Андропов не так-то просто. Я ведь с Юрием Владимировичем несколько раз общался, и насколько могу судить, в данный момент он владеет такой информацией о состоянии экономики страны, которую не знает никто.

– Нормальная у нас экономика, только в магазинах постоянно чего-то не хватает, – буркнул Коноваленко.

– Если мы покупаем зерно в США и в Канаде – это уже ненормально, – криво усмехнулся я. – Целые отрасли работают в убыток, благосостояние людей растёт гораздо медленней, чем в капстранах. Научно-техническое отставание от развитого мира постоянно увеличивается. В общем, мечтает Юрий Владимирович перестроить наш «советский колхоз» во что-то более прогрессивное, только не знает как. А товарища Суслова экономика вообще не волнует. Он почему-то думает, что если строго придерживаться научного коммунизма, вбивая его в голову каждому человеку с детства, то коммунизм построится автоматически. Если коротко, то Суслов – это сказочный фантазёр.

– А Брежнев? – спросил Виктор и, подчерпнув ковшичком воды, плеснул на каменку.

– Леонид Ильич размышляет примерно как мой старик Харитоныч, – хохотнул я, – если ничего в своей лачуге руками не трогать, никто ведь с голода не умирает, то ничего на его веку и не развалится. А потом гори всё синим пламенем. Ну что, ещё попарить?

– Подожди, – крякнул Коноваленко, ведь даже ему стало невыносимо жарко. – Тут моя Валя твой американский пиджак решила почистить и, представляешь, нашла во внутреннем кармане сберкнижку на десять тысяч рублей. Она тебе нужна или как?

– Кхе, поделим по-братски: книжка тебе, деньги мне, – захихикал я, так как про эту заначку давным-давно забыл. – Хватит прохлаждаться, ложись на лавку буду из тебя дурь выбивать.

– Какую ещё дурь? – насторожился мой дорогой гость.

– Такую, – крякнул я, схватившись за веники, – ты почему не играешь в воротах родного «Торпедо»? Я тут прессу смотрел, ваша команда в чемпионате болтается на последнем месте, а ты вместо того чтобы ловить шайбы, тренируешь пацанов. Поговори со старшим тренером, не молчи.

– Разберёмся, – проворчал Коноваленко и, тяжело вздохнув, снова лёг на верхнюю полку.

* * *

Не помню, откуда это повелось, но если после бани не накрывался стол, на который кроме закуски в обязательном порядке выставлялась и выпивка, то банный день не шёл в зачёт. Поэтому когда закончилась вода в котле, а банная печь перестала дымить, в большой комнате старика Харитоныча зазвучала музыка и заботливыми руками были разложены по тарелкам квашена капуста, отварной картофель, плавленый сырок, солёное сало и даже дефицитная колбаса.

Кстати, эти заботливые руки принадлежали заведующей столовой №5 Галине Игоревне, которая сегодня на несколько месяцев вперёд перевыполнила план по продаже мучных изделий. Кроме того эта миловидная полненькая женщина принесла две бутылки болгарского вина «Каберне». Харитоным же на такой оборот событий ответил пятилитровой бутылкой со слабоалкогольной домашней наливкой. А ещё мои соседки Вика и Надя принесли капустный пирог. И теперь тихо звучала сборка советской эстрадной музыки, девушки с небольшой настороженностью смотрели друг на друга, а я впервые за многие дни, переодевшись в американский деловой костюм, почувствовал себя человеком с большой буквы.

– Откуды махнитофон? – крякнул Иннокентий Харитонович, разливая по стаканам домашнюю наливку.

– Унёс со стадиона, чтоб не вводить во искушение местную гопоту, – улыбнулся я, вспомнив как тащил через лесок этот тяжёлый «бобинник», который принадлежал звукорежиссёру Ярику. – Завтра состоится второй матч, верну на место.

– Неужели опять придёт не меньше двух тысяч? – спросила Галина Игоревна, ведь ей было о чём беспокоиться, так как сегодня народ дружно схрумкал все столовские запасы пирожков, ватрушек и чебуреков.

– Если рассуждать логично, то полторы тысячи завтра будет наверняка, – ответил я, налив себе в стакан берёзовый сок. – Выиграли с крупным счётом, создали приятную праздничную атмосферу.

– Разыграли ценный приз и две хоккейные клюшки, – с гордостью добавила Виктория. – Так что если у вас, Галина, пирожков больше нет, то есть время договориться с другой столовой. Или я не права? – девушка призывно зыркнула на меня, как бы намекая, что Галине Игоревне пора домой.

Однако я тихо хохотнул и совершенно серьёзно ответил:

– Вы, Виктория Батьковна, не правы. Плодотворное деловое сотрудничество дороже пирожков.

– Правильно, – крякнул Харитоныч и, подняв стакан, добавил, – предлагаю первый тост: за сотрудничество.

После чего вся компания охотно чокнулась гранёными боками крепких стеклянных стаканов, и на какое-то время кроме музыки из магнитофона в комнате больше не звучало ничего. Я буквально кожей почувствовал повисшую в пространстве неловкость из-за большого числа незнакомых людей за столом. Поэтому все охотно и выпили, чтобы хоть чуть-чуть расслабиться.

– Допустим, пятьсот штук пирожков мы успеем настряпать, – обиженно произнесла заведующая столовой, легко осушив полный стакан домашней наливки. – Картошка есть, капуста тоже. Мяса, правда, совсем не осталось, а завоз только в понедельник.

– Может, есть рыбные консервы? – спросил Виктор Коноваленко, который до этого момента не произнёс ни слова.

– Есть, – обрадовалась Галина Игоревна. – Спасибо, Виктор, за идею.

– А чёрной икры у вас случайно не имеется? – язвительно спросила заведующую столовой Вика. – Или на худой конец красной?

– Кстати, бутерброды с икрой – тоже замечательная идея, – ответил я, предчувствуя, что девушки сегодня точно поругаются. – А если нет икры горбуши, лосося или севрюги, то можно использовать икру заморскую баклажанную. И ещё в морозный день хорошо расходятся бутерброды с килькой.

– О, идея! – захихикал Харитоныч. – Предлагаю выпить за идею!

– Хорошая идея, – кивнул головой Коноваленко и, разливая наливку по стаканам, успел мне шепнуть, что я в своём репертуаре, только появился в городе, как тут же завёл гарем.

«Какой гарем, Сергеич? – мысленно возмутился я. – В голове один хоккей и мечта выбраться из этой ямы, в которую угодил». А тем временем народ в избе снова выпил, и больше всех домашней наливки приняли на грудь Вика и Галя. Наверное, дурёхи, решили посоревноваться и доказать кто круче, кто способен больше употребить алкоголя, при этом не пьянея. «Либо напьются, либо подерутся», – подумалось мне, и тут в дверь дома кто-то ещё позвонил.

– Я открою, – хмуро буркнул я, недовольный слишком частым звоном стаканов и назревающим конфликтом.

– Если придут за самогонкой, гони их в шею! – пьяно хохотнул старик Харитоныч. – И скажи всем, я больше не гоню! Иннокентий Харитоныч теперяча художник-скульптор экспериментального литейного цеха. Мы с Иваном скоро такое наваяем, что чертям станет тошно!

– Очень интересно, расскажите, – заинтересовалась заведующая столовой, когда я вышел в сени.

«Мне тоже интересно, кто ещё заскочил на огонёк? – подумал я, накидывая поверх импортного дорогущего костюма отечественную копеечную телогрейку. – В ДК сегодня танцы, в кинотеатре фильм, который видеть детям до 16-и нельзя. А по телевизору идёт „Чисто английское убийство“, наши актёры играют ихнюю заграничную жизнь. И чего людям дома не сидится?».

Я выглянул на двор, который очень скромно подсвечивался светом из окна, выкрикнул дежурный и стандартный вопрос: «стой, кто идёт?», и от калитки на мой голос из сумрака вышел звукорежиссёр Ярик.

– Ты чего не на танцах? Учти, если всех красивых девчонок разберут, то потом придётся всю жизнь промучиться с некрасивой, – проворчал я.

– Я вообще-то не один, – замялся паренёк.

– Если привёл из леса гималайских шпионов, то веди их обратно, здесь вам не явочная квартира, – буркнул я и заметил, как на слабоосвещённый пятачок двора вышли: режиссёрка агитбригады Кира Нестерова и ведущая актриса того же творческого коллектива Наташа Сусанина.

– Мы, Иван, хотим поговорить, кхе, по делу, – пролепетала товарищ Нестерова.

– Мы не с пустыми руками, – весело сообщила длинноногая Сусанина, показав бутылку с какой-то «зажигательной смесью» и кастрюлю, не то с супом, не то с салатом оливье.

– Если строго по делу, то милости прошу, – хмыкнул я, представив, как сейчас изменится лицо Виктории, когда она увидит ещё и Сусанину, и добавил, – а по личным вопросам товарищ Тафгаев принимает строго по пятницам. Это так, на будущее.

* * *

Примерно второй час шло шумное застолье в хижине старика Харитоныча. Кстати, сам хозяин лачуги к этому моменту уже почивал на новенькой полке в бане, укрывшись тулупом. Оказалось, что его домашняя наливка имела очень хитрый накопительный эффект: сначала пьёшь-пьёшь и не пьянеешь, а потом хлоп и наступает мгновенное проникновение в нирвану с полным отключением двигательной активности организма. Немногим дольше продержались: молодая учительница английского языка и заведующая столовой №5. И теперь девушки, которые решили показать свою крутизну, лежали порознь – Вика на моей кровати в маленькой комнате, а Галина Игоревна на хозяйском диване в так называемой гостиной. И нашу «повелительницу пирогов и чебуреков» совершенно не беспокоил, играющий под ухом магнитофон.

– Ничего, – сказал я, оставшимся в строю гостям, – есть ещё две раскладушки. Давайте вернёмся к нашим новогодним огонькам. Значит, в понедельник 30-го концерт в посёлке Луньевка – это я смогу, 31-го концерт в нашем ДК – тоже смогу. 1-го во Всеволод-Вильве, где жил Пастернак, из уважения к классику подедморозю. А вот 2-го января в среду в Яйву не поеду.

– Это ещё почему? А? – очень смешно и пьяно икнув, спросила Сусанина. – Слабо? Всего четыре концерта в неделю, и уже прррр. И какой ты после этого Дед Мороз, а? Я тебя как штатная Снегурка «Фрезы» спрашиваю, а?

– Яйва слишком далеко, если к одиннадцати в город не вернётесь, то у Ивана будут проблемы, – ответил за меня Виктор Коноваленко, которого наливка, кажется, совсем не брала.

– Правда? – шмыгнула носом Кира Нестерова. – Это так несправедливо, – режиссёрка агитбригады последнее слово произнесла с очень большим трудом и, посмотрев на меня полными сострадания глазами, спросила, – и чего это мы так сильно напились?

– Ясно чего, – кивнул я на полупустую бутыль с наливкой, – этой вот домашней заразы. Завтра с Харитонычем по этому поводу проведу отдельную беседу.

– Ерунда, там и градусов-то как в пиве, – хмыкнул Ярик. – Просто день был сегодня хлопотный, насыщенный и… и я выпью ещё. Кто со мной, тот герой, ха-ха.

– Я пожалуй пойду, – пролетела Надя, которая весь вечер просидела тише воды и ниже травы. – Иван, вы меня проводите?

– Пошли, – пожал я плечами. – А вы, товарищи агитбригадовцы, учтите, если вы сейчас наклюкаетесь, то спать ляжете здесь. Я никого до дома не потащу. У меня после игры и так плечо побаливает.

– Подумаешь, напугал, – снова икнула Наташа Сусанина. – Ярик, наливай, а то уйду!

«С творческими людьми, которые дорвались до алкоголя, разговаривать бесполезно», – подумал я, выходя с Надей из единственной большой комнаты в доме.

На улице к тому времени повалил густой снег, а где-то высоко в небе завыла злая метель. И создавалось такое ощущение, что силы небесные в этот поздний час решили засыпать снегом решительно всё, что за долгие годы построил человек. Причём стихия безобразничала без всякой задней мысли, руководствуясь лишь тем, что сейчас настало время снега и безудержной метельной круговерти. Я зябко поёжился, поднял воротник американского пальто и опустил уши у зимней утеплённой бейсболки. А вот мою спутницу от обжигающего ветра спасал лисий воротник и точно такая же большая рыжая лисья шапка на голове.

– Завтра опять придётся начать день с лопатной гимнастики, – пожаловался я девушке, которая ступала за мной след в след.

– Ничего, это кое-кому полезно, – проворчала Надя.

– На меня намекаете? – спросил я, остановившись около соседской калитки.

– А на кого же ещё? – хмыкнула девушка. – Напоили гостей до беспамятства и рады!

– Наоборот, я попросил, чтоб Харитоныч никакого крепкого алкоголя на стол не выставлял. Кто ж знал, что наливка такая бронебойная?

– Да не оправдывайтесь! – неожиданно рявкнула Надя. – Стоите тут передо мной, смеётесь, а моя подруга Вика который день рыдает в подушку! Зачем вы ей морочите голову? Я же вас насквозь вижу, поиграете здесь годик и обратно улетите в свою Москву или вообще в Америку. И девки эти ещё прибежали. Тоже крутятся вокруг вас, словно вы пуп земли! А вам никто не нужен! Потому что вы никого не любите! Что вы улыбаетесь⁈

– Не могу вспомнить из литературы для какого класса этот спич, – буркнул я. – Идите домой, холодно, простынете.

– Бесчувственный чурбан! – гаркнула девушка и, выхватив из сугроба большущий комок снега, с размаху влепила его в мою грудь. – И не смейте ко мне подходить даже на пушечный выстрел!

– Учитывая дальность современной артиллерии, мне придётся переехать в другой город. К сожалению, пока такое невозможно, – ответил я и, развернувшись, потопал домой.

– Убирайтесь хоть на Луну! – выкрикнула Надя, и в этот момент в мою спину прилетел ещё один снежный комок.

– Запишитесь в гандбольную секцию, у вас хорошая рука, – улыбнулся я напоследок и, чтоб не прилетело в голову, зашагал ещё быстрее.

Глава 15

Утро следующего воскресного дня началось с того, что меня разбудил испуганный старик Харитоныч. Он проспал всю ночь в бане, из-за чего основательно продрог и полностью протрезвел. И теперь хозяин нашей холостяцкой берлоги с недоумением разглядывал женские тела, которые лежали вповалку. На его разложенном диване сладко посапывали заведующая столовой Галина Игоревна и руководительница агитбригады «Фреза» Кира Нестерова. А на моей кровати спали «валетиком» учительница английского Виктория и ведущая актриса «Фрезы» Наташа Сусанина, которая вырубилась прямо в танце, отжигая под песню Эдуарда Хиля «Потолок ледяной, дверь скрипучая».

Кроме того одну раскладушку занимал звукорежиссёр Ярик. А на второй раскладной кровати отдыхал олимпийский чемпион вратарь Виктор Коноваленко. Кстати, Сергеич продержался дольше всех, и единственный кто лёг спать без моей посторонней помощи. Остальных же, словно усатому няню, пришлось укладывать собственными руками. И уже потом, с мыслями, что на фронте и не такое терпели, я кое-как разместился на широкой и длинной лавке сам, подложив под голову телогрейку, а под спину ватное одеяло.

– Это чевой здесь вчера такое стряслось? – прохрипел Иннокентий Харитонович.

– Сначала обсуждали непростую мировую обстановку, потом поговорили о хоккее и кулинарии, а затем планировали серию новогодних представлений, в которых мне доверили роль Деда Мороза, – проворчал я и, встав с лавки, потянулся, чтобы расправить затёкшие мышцы.

– А чевой было опосля?

– А опосля кто-то решил похвастаться своей домашней слабоалкогольной настойкой, и вот результат, – я провёл рукой, указав на лежавших прямо в одежде гостей. – Ты чего в неё плеснул, враг рода человеческого?

– Я, между прочим, сразу предложил разбавить самогонку компотом, – зашипел старик. – За самогон я ручаюсь головой. А в этих домашних настойках я не специалист. Если угодно, ента была проба пера.

– Ладно, – отмахнулся я, – ставь чайник, жарь яичницу с салом. Сергеичу скоро на электричку, и остальным пора и честь знать. А я на улицу.

– Зачем это? – испугался Харитоныч, схватив меня за руку.

– Снег пойду разгребать, – улыбнулся я, – за ночь метра полтора намело. А ты что подумал?

– Так, ничего, кхе, – смутился старик. – А кто в хате прибрался? Чей-то я не уразумею.

– Ночная фея прилетела, палочкой махнула, – пробурчал я. – Я прибрался. Пол подмёл, посуду помыл. Я хоть и не дворянских корней, и нет графьёв в моём роду, но спать в свинарнике не привык. Ставь чайник, самогонщик.

* * *

Маленькое одноэтажное здание железнодорожной станции «Копи», именно так назывался местный вокзал, даже при всём желании не могло вместить всех людей, которые пришли сегодня проводить близких и родных в далёкое путешествие по необъятной советской земле. По этой причине в ожидании электрички народ массово мёрз на улице, при этом тихо о чём-то переговариваясь. И возможно кто-то, как мой хороший друг Виктор Коноваленко, уезжал из этого городка навсегда.

– Представляешь, Сергеич, здесь недалеко во Всеволод-Вильве жил Пастернак, – сказал я, чтобы как-то скрасить время в ожидании электрички.

– Ну и что? – буркнул он.

– Ничего, просто теперь в доме, где он жил музей Пастернака, – пожал я плечами. – А там, ещё севернее, в Чердыни жил Осип Мандельштам. Не по своей воле, конечно, его как и меня выслали, но из песни слов не выкинешь.

– Ну и что? – раздражённо проворчал Коноваленко.

– Как ну и что? – усмехнулся я. – Мандельштам со второго этажа больницы выбросился, а теперь на этой самой больнице висит, посвящённая ему памятная доска.

– А он что, насмерть разбился? – спросил далёкий от литературы Коноваленко.

– Почему сразу насмерть? Выжил, – поёжился я от холода. – Покалечился чуть-чуть. Он умрёт позже во Владивостоке, где ему вроде бы памятник собираются поставить. И вот вопрос, а мне где-нибудь здесь не прикрутят памятную доску? На проходной завода, например?

– Какая тебе доска? – удивился прославленный голкипер. – Ты же не Пастернак и не Мандельштам? Я-то думал, приеду, увижу тебя грустного и печального. А ты устроился как шейх: и блондинки рядом, и брюнетки, и шатенки. И где это видано, чтобы женщины сами приходили в гости со своей выпивкой и закуской?

– Извини, что разочаровал, – буркнул я.

И тут раздался длинный паровозный гудок. Народ на станции заволновался, зашумел, кто-то стал обниматься, а одна пожилая женщина даже всплакнула. Отчего-то разволновался и мой друг Коноваленко. Виктор закряхтел, стал как-то неуверенно озираться и вдруг скороговоркой выпалил:

– Когда закончится твоя дисквалификация, ты куда поедешь? В Москву, наверное? В ЦСКА или «Спартак»? Я прав?

– Мне в сборную надо вернуться, – виновато промямлил я.

– А помнишь, как мы наше горьковское «Торпедо» до золотых медалей дотащили? Помнишь, как Севу Боброва из Москвы привезли? Михалыч, кстати, теперь опять без работы.

– Знаю, на прошлом чемпионате Мира в Хельсинки после проигранного матча сборной Чехословакии ударил сотрудника дипмиссии, – кивнул я.

– Да, – захихикал Коноваленко, – врезал в челюсть прямо в раздевалке, когда с чехами обделались 7: 2. Кстати, чемпионат-то тот выиграли и у чехов взяли реванш – 3: 1. А Боброва потом и из «Динамо» попёрли. Редким козлом оказался тот дипломат. Теперь спасать надо Михалыча, а то сопьётся.

В этот момент электричка стала стремительно приближаться к станции «Копи», засвистела, застучала колёсами и издала ещё один длинный гудок.

– Предлагаешь мне приехать в Горький, вернуть тебя в рамку ворот и привезти из Москвы старшего тренера Боброва? – спросил я, предугадав мысли своего друга.

– Да! – решительно закивал головой Виктор. – Может, до золота и не дотянем, но за медали наверняка зацепимся! А сейчас в команде бардак, игры нет, молодёжь деградирует, старики побухивают и не тянут. Решайся, Иван. Хрен с ней с Москвой. Начнём драть всех подряд, и из Горького в сборную возьмут.

– Два раза в одну и ту же реку войти нельзя, – пробурчал я, когда электропоезд с громким скрежетом замер на месте и раскрыл свои железные двери.

– Ясно, э-эх, всё с тобой понятно, – отмахнулся Коноваленко и, взяв с обледеневшего перрона небольшую сумку, ссутулившись, пошагал в электричку.

– Сергеич, подожди! – рявкнул я, чувствуя, что может быть теряю последнего друга. – Постой!

– Ну? – обернулся он.

– Пффф, – выдохнул я, – ладно, хрен с ней с Москвой. Летом, как только закроют моё дело, приеду в Горький. Тем более я что-то никого из Москвы здесь не вижу. Значит, не нужен ЦСКА и «Спартаку» Иван Тафгаев. Верно?

– Верно! – заорал, обняв меня Коноваленко. – Иван, ты не пожалеешь. Мы ещё всем покажем! Пора нашему «Торпедо» выкарабкиваться из болота. Хватит болтаться в аутсайдерах.

– Вы только к следующему сезону из Вышки не вылетите, – улыбнулся я. – В первую лигу я не поеду, и не проси.

– Сплюнь, – захохотал вратарь, – нам ещё с Ленинградом играть, с саратовским «Кристаллом», с «Трактором» из Челябы. Мы свои очки возьмём, выкрутимся! – Коноваленко радостно махнул мне рукой и быстро закончил в тамбур электрички, тем более стоянка поезда здесь была всего три минуты.

«Ну, Коноваленко, ну проныра, – подумал я, стоя на перроне. – Уломал меня за тридцать секунд на возвращение в Горький. А ведь этой ночью я как раз уже начал планировать свой камбэк в какую-нибудь московскую команду. Ибо чемпионат СССР – это далеко не НХЛ, здесь все звёзды играют только в Москве. Между прочим, чемпионат 75–76 года должен взять московский „Спартак“, если, конечно, я не вмешаюсь в историю».

Тут диктор железнодорожной станции объявил, что электропоезд следованием «Березники – Пермь» отправляется с первого пути, и предупредил, чтобы граждане провожающие срочно покинули вагоны. Виктор Коноваленко грустно улыбнулся и ещё раз махнул рукой, и в этот самый момент все раздвижные двери поезда разом сомкнулись. Затем раздался громкий шип, и колёса медленно стали поворачиваться против часовой стрелки и состав всего из пяти вагонов тронулся в путь.

– Горький, так Горький, – пробурчал я себе под нос и вдруг натренированным периферическим зрением заметил в окне предпоследнего вагона шамана Волкова собственной персоной.

Михаил Ефремович мне подмигнул, улыбнулся и, показав большой отогнутый палец вверх, в очередной раз намекнул, что все будет хорошо. Я растерянно поднял правую руку, но помахать в ответ просто не успел, так как электричка прибавила скорость, и мимо меня протлел не только предпоследний вагон, но самый последний. А затем я ещё полминуты смотрел на то, как состав исчезает за правым поворотом железной дороги.

* * *

Второй домашний спаренный матч против шахтёрской команды из города Гремячинск сегодня мне в полной мере позволил убедиться в том, что советский любительский хоккей мало чем отличается от зимней рыбалки. Во-первых, и хоккей, и рыбалка проходят на льду. Во-вторых, результаты этих зимних забав были вторичны, ведь участников почти не интересовало, сколько будет заброшено шайб или сколько рыбы удастся выловить из проруби, на первом месте был сам процесс. А в-третьих, хоккеисты-любители сегодня пахли примерно так же, как и рыбаки. Что гости, что мы отравляли всё в радиусе нескольких метров, издавая непередаваемый запах алкогольного перегара вперемешку с ароматом одеколона и чеснока.

– Что за дела, Толь Толич? – прошипел я, когда со счётом 6: 5 в нашу пользу закончился первый период матча и хоккеисты потопали в раздевалку.

И ход этой части игры был следующий: я выходил на площадку – мы забивали, садился передохнуть на лавку – мы пропускали. Хорошо хоть зрители на трибунах смотрели на подобный хоккей с юмором, и когда я выскакивал со скамейки запасных, они дружно принимались скандировать: «Эй-эй-эй! Металлист забей!».

– Сам виноват, – шикнул красный как рак старший тренер. – Кто вчера раздал парням по десятке? Вот команда и сообразила на троих, точнее на десятерых. Нам ещё повезло, что соперник тоже не без греха. Вон какие красавцы опухшие. Мне свояк по секрету сказал, ха-ха, что в гостинице, где эти мужики остановились, они всю ночь гудели и за самогонкой бегали, ха-ха.

– Н-да, – помотал я головой. – Ладно, в следующий раз премиальные буду выплачивать только после второго матча. Выиграют подряд две игры, получат сразу по двадцатке, если будет победа и ничья, то выдам по «пятнашке».

– А если оба матча проиграем? – спросил Толь Толич.

– Значит, получат на пиво по рублю, – проворчал я и пошёл в административное здание заводского стадиона.

Тем временем на лёд выкатилась радостная Снегурочка из агитбригады «Фреза» Наташа Сусанина. Звукорежиссёр Ярик из радиорубки включил хоккейный марш, а старший тренер Толь Толич, удовлетворённо крякнув и вытащив из кармана проходной билет, остался около борта, чтобы посмотреть и принять участие в розыгрыше ещё одного радиоприёмника «Альпинист» и двух хоккейных клюшек.

А вот мои очаровательные соседки сегодняшнюю лотерею по разным причинам проигнорировали. Надежда из-за чего-то затаила на меня обиду, а Виктория была в таком плачевном состоянии, что её беспокоить я просто не решился. Городской организм девушки оказался слабее, чем деревенская домашняя настойка, поэтому Вике требовался ещё один день отдыха. Сусанина же в отличие от учительницы английского языка сегодня буквально цвела и пахла, как будто и не было вчерашнего застолья.

Кстати, у Наташи Сусаниной объявился богатый, по местным меркам, ухажёр. Представительный усатый мужчина, сотрудник местного горкома КПСС, приехал на стадион на собственном автомобиле марки «Москвич». И я в течение всего первого периода ловил на себе его ревнивый взгляд. Видать кто-то уже растрезвонил, что его зазноба провела ночь в обществе опального советского хоккеиста, то есть меня.

– Эхэ-хей! Здравствуй, Александровск! – выкрикнула в мегафон местная Снегурочка, когда я закрыл за собой дверь двухэтажного здания, где размещались раздевалки, душевые, судейская комната, радиорубка и крохотный директорский кабинет, который на правах заводского инструктора физвоспитания занимал Толь Толич.

– Мужики, значится так, – сказал я, войдя в раздевалку. – Со второго периода мы кое-что в игре поменяем. Первое: дадим шанс нашему второму вратарю. Глядишь, от перемены мест слагаемых, что-нибудь да изменится. Второе: после своей смены в атаке, я не поеду на лавку, а останусь играть в защите с Володей Зобниным. Буду отдыхать, охраняя наши защитные рубежи. И третье… Где у нас центр нападения второй тройки? Где Гаврилов⁈

– Тут я, – выглянул из туалета парень с фингалом под левым глазом, который надо полагать был получен на вчерашнем танцевальном вечере.