Текст книги "Тафгай. Том 9 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Глава 3

Вечером того же дня в ресторане гостинцы «Юность» было как всегда весело, громко и шумно. И хоть до новогоднего праздника оставались ещё целые сутки, но ресторанные музыканты чуть ли не через песню, поздравляли всех с наступающим 1974 годом. И наша команда отрывалась в прямом смысле слова. Ведь тренер Эл Арбор, сдержав обещание, каждому купил по литровой кружке отменного чешского пивка.

Само собой такая детская доза была исключительно для начала праздника души и тела. Поэтому я со своей стороны тут же всех предупредил, чтобы ничего крепче, чем этот пенный напиток, даже и не думали сегодня употреблять. А когда кое-кто начал ворчать и возмущаться, то припугнул, что по возвращению в Штаты за нарушение спортивного режима могу срезать коммерческую премию долларов этак на 500. «И вообще, чтоб завтра утром вышли на раскатку, и хотя бы с ленца пощёлкали по воротам», – закончил я свою короткую речь, пригрозив здоровенным кулаком.

Подействовали мои угрозы или нет, сказать было сложно. Но ближе к 11-и часам вечера, кроме тренера Эла, который немного перенервничал и ушёл спать, все хоккеисты прочно стояли на ногах, и даже более того, парни резво отплясывали под заводные хиты советской и мировой эстрады. В данный момент музыканты играли так называемую «Синюю песню», под которую на танцпол высыпал почти весь ресторан.

Синий, синий иней лег на провода,

В небе темно-синем синяя звезда,

О-о, о-о только в небе, в небе темно-синем, – красивыми голосами выводили тощенький солист в красном концертном костюме и немного пухленькая солистка в длиннющем тёмно-синем платьем до пола.

– Синий, синий иней! Синий, синий иней! – орал Валера Васильев во время танца, при этом умудряясь ещё и подсвистывать в такт, словно пьяный баянист на деревенской дискотеке.

– Эх, если бы не Филька Эспозито, то порвали бы Бостон, как тузик грелку! – перекрикивая музыку, сообщил мне, а так же Валере Харламову Боря Александров. – А так всего 8: 4. Ничего, мы ещё их в плей-офф нахлобучим!

– До плей-оффа неплохо бы сначала дожить, – заметил Харламов, потешно пританцовывая на месте.

Кстати, Валера, в котором смешались горячая русская и испанская кровь, вообще любил потанцевать. Даже после тяжёлого матча в ресторане мог спокойно попрыгать под музыку. Лично я выходил на танцпол только за компанию, и по большим праздникам. И сегодня был такой праздник, мы выполнили требования нашего советского партийного руководства.

– Верно, – буркнул я и, вытянув шею, попытался рассмотреть, куда затесался шаман Волков, который ещё час назад вроде бы ушёл в туалет.

Очень уж мне не нравилось его сегодняшнее поведение и какое-то странное паническое состояние. Почему-то товарищу шаманидзе взбрело в голову, что нашу энхаэловскую команду со дня на день прикроют, а хоккеистов, не выпуская из Москвы, распустят по своим прежним клубам. И даже когда после финального свистка в раздевалку вошёл телекомментатор Николай Николаевич Озеров и пригласил всю команду завтра днём в Останкино на большое праздничное интервью, Волков всё равно упрямо мне прошептал: «Ничего, Иван, не будет, ни интервью, ни команды».

– Мальчики, можно к вам? – раздался приятный женский голосок и в наш тесный мужской круг вклинились три симпатичные девушки примерно 25-летнего возраста.

По крайней мере, в полутьме танцевального зала барышни выглядели очень даже ничего. Одеты модницы были в заграничные платья с такими тоненькими поясками на талии. И пахло от ухоженных волос этих нечаянных подруг приятными французскими духами.

– Валяй! – хохотнул Васильев и тут же, присвистнув, принялся подпевать ресторанным музыкантам, – синий, синий иней! Синий, синий иней!

И девушки, не обидевшись на такой хамоватый ответ, очень быстро «разбавили» нашу мужскую компанию таким образом, что между каждым представителем сильного пола оказалось по одной представительнице пола прекрасного.

– А, правда, что вы те самые известные хоккеисты, что из Америки приехали? – спросила нас самая высокая из девушек с русыми волосами, которые вьющимися локонами опускались на плечи.

– Ес, ес – обэхээс! – загоготал Харламов, чем вызвал улыбку на моём лице, а так же звонкий смех двух других девчонок, которые ростом были чуть пониже, зато имели более аппетитные женские формы, и отличались цветом волос, одна – рыженька, другая – жгучая брюнетка.

– Мальчики, а давайте после танца выпьем шампанского, – опять высказалась за своих подруг эта высокая и стройная девушка. – Расскажите нам про Америку, где мы ни разу не были. Правда, девчонки?

– Ничего мы в этой жизни пока не видели, – наигранно обиженным голосом произнесла рыжеволосая барышня.

– Не мОгем, у нас сегодня пивная диета, ха-ха, – громко захохотал Валера Васильев и вновь девчонки дружно и звонко засмеялись.

– Шампанское тренер не разрешает, – хитро улыбаясь, поддакнул Боря Александров.

– По последним данных американских учёных, во время регулярного хоккейного сезона шампанское вредно для спортивного долголетия, – авторитетно заявил Валера Харламов, чем опять повеселил наших случайных подруг.

И тут меня словно кто-то огрел твёрдым предметом по голове. Червячок сомнения мгновенно прокрался в мою душу и вдруг меня осенило: «А девочки-то эти не простые. Очень даже не простые. Не было их вначале вечера. Я бы таких красоток точно бы запомнил. Значит, вошли в зал недавно и сразу же направились к нам, потому что заранее знали, кто мы такие. Иначе в потёмках рассмотреть кто здесь хоккеист, а кто нет крайне сложно».

– А мы и от пива не откажемся. Правда, девчонки? – храбро заявила самая высокая из подруг.

– Правда! – пискнула улыбчивая брюнетка.

– Кстати, меня Ира зовут, – не по этикету первой представилась высокая девушка. – А это мои подруги: Наташа и Оля.

– Очень хотелось бы про Америку послушать, – произнесла, снова изобразив актрису, рыженькая Оля.

– Валера, Валера, Боря, Иван, – быстро представил нас Харламов и словно по заказу музыканты допели так называемую «Синюю песню».

– Не нравится мне всё это, – проворчал я в образовавшейся временной тишине. – Пойду, посмотрю, как там себя чувствует наш доктор Смит. На него от чего-то плохо действует акклиматизация, – сказал я Ирине, Оле и Наташе, и, развернувшись, стал пробиваться к выходу из ресторана.

– Извините, девочки, – буркнул Валерий Васильев и ринулся за мной.

– Куда вы, мальчики? – опешила красавица Ирина, которая мне чем-то внешне напомнила актрису Татьяну Ташкову.

– Извините, девушки, – хором произнесли Александров и Харламов, и тоже потопали следом.

– Проведаем доктора Смита и вернёмся, – добавил на прощанье Валера Харламов.

Фойе гостиницы «Юность», где было много посторонних людей, я и мои друзья пересекли молча. И лишь когда наша четвёрка оказалась на пустынном лестничном пролёте, на ступеньках которого была расстелена красная ковровая дорожка, Харламов спросил:

– Вроде ничего подруги, чё ты сорвался? Хорошо ведь общались? Никуда твой шаманидзе до завтра не денется.

– Начнём с того, что эти симпатичные барышни на сто процентов внештатные сотрудницы КГБ – это раз, – пробурчал я, не сбавляя набранную скорость. – Как я их раскусил, объяснять долго. А во-вторых, скажу вам как самым близким друзьям, наш доктор бежать намылился.

– Куда, твою мать? – удивлённо пролепетал Васильев.

– В Аргентину, вот куда! – резко ответил я и, остановившись, постучал себя костяшками по лбу. – Волков почему-то решил, что нашу команду собираются прикрыть, а ему в Союзе оставаться нельзя.

– Не может такого быть, – возмутился Валерий Харламов. – Ведь нас сам Николай Озеров завтра в «Останкино» пригласил.

– Точняк, телевизор – это дело серьёзное, – поддакнул Валера Васильев и мы снова в хорошем спортивном темпе пошагали по лестнице, ведущей на верхние этажи, – там, Иван, шутки за зря шутить не будут.

– Вот и я думаю, что не может такого быть,– бросил я через плечо. – Но как-то подозрительно быстро девочки из КГБ прибыли. Как будто им час назад поступила команда: «приглядеть за ценными клиентами».

– Это ещё за кем? – недовольно буркнул Боря Александров.

– За тройкой нападения – Вицин, Никулин и Моргунов! – чуть ли не рявкнул я. – Думай, Малышатина, анализируй, соображай. Это полезно для поддержания серого вещества в дееспособном состоянии, во избежание преждевременного маразма. Наверно что-то всё-таки экстраординарное произошло, – сказал я, когда наша четвёрка вышла в коридор третьего этажа. – Ведь товарищ Брежнев на трибуне был более чем доволен. Обыграли одну из сильнейших команд НХЛ с достойным счётом – 8: 4.

– Точно, – кивнул Валера Васильев, – мы, когда делали круг почёта, он нам вот так ручкой помахал. – Васильев очень смешно изобразил товарища Брежнева на мавзолее во время первомайской демонстрации и добавил, – а я ему клюшечкой махнул, ха-ха.

– А вдруг шаманидзе прав, как нам тогда быть? – спросил Валера Харламов, когда мы остановились около номера, где временно разместились шаман Волков и старший тренер Эл Арбор.

– Сам не знаю, – проворчал я и постучал в дверь.

И сначала из глубины комнаты послышались чьи-то шаги, затем щёлкнул входной замок, и на пороге нас встретил заспанный канадский хоккейный специалист. Я бросил беглый взгляд за плечо старшего тренера и обнаружил, что кровать Джона Смита Волкова заправлена. И что характерно самого товарища шамана в комнате нет.

– Мы это самое, того самого, – замялся защитник Васильев.

– Я понимать, – по-русски буркнул Эл Арбор и продолжил уже на английском. – Доктор Смит срочно уехал к какой-то бабушке-целительнице по своим докторским делам. Сказал, что прибудет в команду сразу после Нового года. – Потом тренер Эл развернулся и взял какую-то сложенную вчетверо записку, что лежала около зеркала в крохотной гостиничной прихожей, и протянул это письмо мне. – Это новогоднее пожелание тебе и твоим друзьям. Простите, парни, но я устал и хочу спать, – сказал канадец, после чего закрыл дверь своего гостиничного номера.

Примерно 15 минут спустя, опасаясь гостиничной «прослушки», я, Харламов, Васильев и Александров выбрались из «Юности» на расчищенный уличный пятачок, на который медленно падал большими хлопьями мокрый и белый снег. Вообще надо сказать, что декабрь 1973 года выдался на удивление тёплым и снежным. Даже сейчас столбик термометра показывал всего минус 2 градуса Цельсия. Поэтому выйдя в одних пиджачках на воздух, и притворившись компанией курящих молодых людей, мы зимнего холода почти не ощущали.

Между тем прощальное письмо, оставленное шаманом Волковым, требовало немедленного осмысления и последующего за этим уничтожения. Из-за чего я первым делом разорвал бумажный листок на мелкие кусочки и разметал их по ветру, где пророческие шаманские слова и буковки тут же перемешались с огромными снежинками, устроив предновогодний хоровод.

Кстати, в своём прощальном послании кроме нескольких слов, в которых Волков просил нашего извинения за свой стремительный побег, так как по его мнению «ловушка почти захлопнулась», он оставил довольно точные предсказания будущего на хоккеистов Васильева, Харламова и Александрова. Обо мне наш доморощенный пророк написал всего одну туманную фразу: «Запомни, Иван, если тьма накроет с головой, то не выплывешь».

«Неужели всё так серьёзно? – думал я, держа незажжённую сигаретку во рту. – Неужели мы прощаемся на годы и десятилетия? Не может такого быть».

– Иван, – прервал минутное молчание Валера Харламов, – шаманидзе написал, что мне осталось играть самое большее до 1981 года. А потом, если я не сделаю «финт ушами», произойдёт что-то страшное. Что это может означать?

– Бред это может означать, мать моя женщина, – прорычал Валерий Васильев, которому Волков нагадал большую спортивную и тренерскую карьеру, но короткую послеспортивную жизнь.

– А мне он вообще написал, что из-за моего непростого характера примерно через 4 года моя карьера полетит коту под хвост, – прорычал юный Борис Александров. – Сбрендил наш шаманидзе, вот и весь сказ.

– Сбрендил-сбрендил, а товарищи из КГБ нам тоже мерещатся? – тихо пробурчал я и тут же добавил, – не оборачивайтесь, какие-то хлопцы из припаркованного «Москвичёнка» на нас упорно пялятся.

– Да ну тебя, Иван, – отмахнулся Васильев, – везде у тебя кэгэбешники. Мужик в сером плаще, б…ять, который сейчас в фойе газету читает – лейтенант КГБ, так? В гостиничном номере, б…ять, установлены микрофоны, и там, мать твою, говорить нельзя. Эти «гаврики» из припаркованной тачки, б…ять, тоже сотрудники из органов. А девочки красивые подошли, то спасайся, кто может – КГБ, б…ять, берёт на абордаж, ха-ха.

– Правильно, Иваныч, – поддакнул Борис, – если бы девочки сейчас были на задании, то они бы сами к нам на улицу выбежали. Где они? Нет их, ха-ха! Нет!

– Мальчики, а мы вас потеряли! – выкрикнула бойкая красавица Ирина, показавшись из стеклянных дверей гостиницы.

– Сейчас идём, барышни! – ответил я, чтобы девушки, выполняя спецзадание, в одних платьях не бегали за нами по заснеженной Москве. – Делаем вид, что всё прекрасно, – шепнул я своим друзьям и, сунув в карман нетронутую сигаретку, направился в гостиницу «Юность».

* * *

– Рассказываю, как мы живём там, на загнивающем западе! – ревел за столиком Васильев, которому нравилось, что на все его плоские и абсолютно не смешные шуточки девушки Ирина, Оля и Наташа реагировали весёлым и звонким хохотом. – Принстон, где мы квартируемся, городок маленький, как наша деревня, только ухоженный и красивый. Домики словно из мультика, чистота, б…ять, везде. Пардон, выскочило.

– Ха-ха-ха! – загоготали наши «случайные знакомые».

– Материтесь, Валера, спокойно, мы к этому привычные, – томно произнесла брюнетка Наташа.

– Представляете? Они там тротуары мылом моют, – Васильев набрал в лёгкие побольше воздуха, чтобы толкнут речь минут на десять-пятнадцать. – Так вот, в Принстоне большого катка нет, поэтому домашние матчи мы проводим в «Медисонском сквере», это огромный стадион в Нью-Йорке так называется. Выходишь на 8-е авеню, так улица по-ихнему называется, народищу видимо-невидимо, толпа, б…ять. И все тут же ко мне бегут и кричат: «Айрон мэн! Айрон мэн!». Это по-ихнему значит – железный мужик, моё тамошнее хоккейное прозвище. А я стою и автографы раздаю. Да что там говорить⁈ Хорошо живём!

– А я там, в отличие от некоторых, на телевидении снимался, – проворчал Боря Александров.

– А много вам платят? – спросила рыженькая Оля.

– Не в деньгах, счастье, – буркнул я и, грустно улыбнувшись, посмотрел на танцпол, где люди весело прыгали под песню «Кто тебе сказал», жизнь которой в этом мире подарило моё чудесное перемещение из будущего.

Я каждый жест, каждый взгляд твой в душе берегу,

Твой голос в сердце моём звучит звеня.

Нет никогда я тебя разлюбить не смогу,

И ты люби ты всегда, люби меня…

А ведь ещё каких-то 20 минут назад моя уверенность в том, что девушки были внештатными сотрудницами КГБ, полностью растаяла. И я реально начал думать, что этим красавицам просто кто-то рассказал о хоккейной команде «Ред Старз», которая остановилась в гостинице «Юность» и барышни приехали попытать счастья познакомиться с богатыми, по советским меркам, спортсменами. Конечно, крутить роман с женатыми мужиками – это низко и аморально, но такой мотив как деньги и заграничные подарки ещё никто не отменял. Так уж устроена наша несовершенная жизнь, что вокруг знаменитостей всегда крутится много, готовых на всё женщин. И это самая настоящая объективная реальность данная нам в ощущениях.

Однако, когда литры выпитого апельсинного сока, потребовали высвобождения, в туалете я пересёкся с нашим польским игроком, с Веслав Ежи Йобчиком. И Весла меня огорошил очень странным заявлением, сказав, что какая-то Анжелка на меня очень сильно обиделась. Дескать с ней и её подругами, которые днюют и ночуют в «Юности» ты ни-ни, а с залётными шмарами из «Интуриста» сразу сошёлся. Я Йобчику тогда ответил, что залётные шмары из «Интуриста» выполняют здесь ответственное задание правоохранительных органов, и присели за наш столик для маскировки. А сам подумал, что мой хороший друг шаман Волков был на сто процентов прав, когда написал, что ловушка захлопнулась. Потому что в эти застойные 70-е абсолютно все валютные проститутки сотрудничали с КГБ.

– Уважаемые москвичи и гости столицы! – прокричал со сцены солист безымянного ансамбля ресторанных музыкантов. – Поздравляю всех с наступающим Новым 1974-ым годом! И в честь этого знаменательного события звучит старая добрая песня: «Там, где клён шумит»! Дамы приглашают кавалеров!

Затем ударник выдал заковыристую сбивку на барабанах и соло-гитарист затянул известную всем советским людям мелодию. Поэтому начало новой композиции посетители ресторана встретили громкими аплодисментами. А сидящая рядом со мной Ирина схватила меня за руку и потянула на «белый танец». «Главное делать вид, что всё хорошо, всё прекрасно, всё идёт по плану», – подумал я, выйдя на центр танцевального зала, где «ночная бабочка» из «Интуриста», похожая на актрису Ташкову прильнула ко мне всем своим красивым телом.

– Вы уже решили, как будете встречать Новый год? – проворковала она.

– Есть кое-какие идеи, – пробурчал я и тут же, подумав, гори оно всё огнём, ляпнул, – лучше скажи, а почему вас из «Интуриста» срочно перекинули сюда?

После моего вопроса улыбка с лица очаровательной партнёрши по танцам слетела, как и не бывало. Однако мы, всё так же обнявшись, продолжили топтаться под музыку на месте, медленно поворачиваясь по часовой стрелке.

– Улыбайся, улыбайся, – прошипел я, – завалишь всё дело, я за тебя отдуваться не буду. И не дёргайся, я в теме. – Проворчал я, когда Ирина вдруг решила меня оттолкнуть. – Мой куратор, майор Шаманов, предупредил, чтобы я тебя и твоих подруг подстраховал если что. В детали только не погрузил. Да, улыбнись ты, – шикнул я и, схватив красотку своей лапищей чуть пониже спины, нагло сжал одно упругое полушарие.

– Не понимаю, о чём речь? – соврала девушка, но вернула вымученную унылую улыбку на лицо. – Ты нас с кем-то перепутал.

– Не звезди, – прошептал я на ухо «ночной бабочке», – кто вообще так по-дилетантски спланировал операцию? Тебя местная Анжелка с подругами вмиг расколола.

– Вот карга старая, – вырвалось изо рта «валютной проститутки».

– Короче, кого пасём? – свой вопрос я сопроводил ещё один хамским сжатием той части женского тела, что пониже спины.

– Сама ничего не поняла, – пролепетала «ночная бабочка», – привезли и сказали, чтобы ты, Валера, который Харламов, и ваш молоденький Борис никуда до часу ночи из гостиницы не делись. Бред какой-то. Тем более если ты в теме.

– Это не бред, это просто бардак. Да, улыбайся ты! Завалим операцию! – я сгрёб девушку в свои плотные объятья, а она в ответ разразилась громким заразительным смехом. – Мне майор Шаманов намекнул, что нашу команду хотят закрыть. Тебе что-то об этом известно?

– Тоже только намекнули, – призналась Ирина. – Что-то там на самом верху, в правительстве, в последний момент переиграли.

– Ясно, теперь запоминай, – зашептал я, прижавшись к самому уху девушке, – своим кураторам ни слова, что я в курсе операции. И подругам своим ни-ни. Мой майор Шаманов уже второй год не может вычислить «крота», который «сливает» информацию западным спецслужбам. То, что команду «сняли с пробега» – это так, мелочи, предлог. В этой конторе, я тебе скажу, такая подковёрная борьба идёт, что лучше не встревать. Кстати, одну девочку из гостиницы «Москва» за её «длинный язык» недавно «пришили». Вот так.

– Как мне это всё надоело, – тяжело вздохнула «ночная бабочка» Ирина. – Уехать бы на запад, и всё забыть.

Глава 4

Утром 31-го декабря на тренировочном катке «Кристалл» на свою хоккейную дружину было страшно смотреть. Лица помятые, красные из-за повышенного кровяного давления, которое является побочным эффектом утреннего похмелья. А чехословацкий вратарь Иржи Холечек, натянув на себя тяжёлую вратарскую амуницию, даже не смог выкатиться на лёд, так и остался сидеть на скамейке запасных. Чехи вообще вчера повеселились на славу, выпив по 15 литров на брата. А вот старший тренер Эл Арбор, хоть спиртного не употреблял, слёг в гостинице с какой-то неприятной простудой. Поэтому я, окинув взглядом нашу болезненную «Москву Ред Старз» тихо скомандовал:

– Против часовой стрелки, вдоль борта, покатили в прогулочном темпе. Не спешим, жилы не рвём. Запомните – тренировка на похмельную голову чревата сердечно-сосудистыми осложнениями.

– А чё мы тогда сюда припёрлись? – заворчал Васильев, но, как и все парни, медленно покатил по льду тренировочного катка. – Между прочим, нам надо к интервью в «Останкино» морально, б…ять, подготовиться.

– Разговорчики в строю! – гаркнул я. – Успеем в «Останкино», – соврал я.

Известие, что вопрос с нашей командой уже решён, о котором парни ещё не знали, больно ударило по моему душевному состоянию. Ведь столько сил было вложено в этот немного провокационный проект. Сколько нервов было потрачено? А сколько денег я заплатил из своего кармана, чтобы организовать предсезонные сборы и продажу сувенирной продукции? Обо всём этом страшно было даже подумать.

Хотя совсем крохотная надежда, что команда продолжит выступать в НХЛ, глубоко в подсознании теплилась. Потому что перед кассами лужниковского Дворца спорта всё ещё толпился народ, сновали спекулянты и продавались билеты на хоккейный матч 2-го января против американской команды «Лос-Анджелес Кингз». Но скорее всего в правительстве решили побаловать москвичей, и заранее запланированную игру не отменять.

– Развернулись на сто восемьдесят и покатили спиной! – скомандовал я, дунув в свисток. – Валерий Борисович, а вам нужно отдельное приглашение? – обратился я к Харламову, который как ехал лицом вперёд, так движение и продолжил.

Легендарный 17-ый номер на моё замечание недовольно крякнул и, развернувшись как все, покатил спиной. На сосредоточенном лице Харламова, с которым мы жили в одном гостиничном номере и вчера перед сном откровенно поговорили, читалось то же самое разочарование, что и сейчас царило в моём сердце. Валерий был вторым человеком в команде, знавшим о закрытии нашего хоккейного проекта.

* * *

Вчера, во втором часу ночи, когда мы после ресторана еле-еле отделались от навязчивых «ночных бабочек», Харламов на пустынной лестничной площадке спросил:

– Иван, признайся, шаман Волков был прав? Нас закрывают?

– Да, прав, – не стал юлить я. – И девочек этих подослали, чтобы мы ненароком не сбежали из страны, чтоб не улетели в Штаты с «мишками» из Бостона.

– И что теперь будет? – набычился он.

– Ничего, – пожал я плечами, – вернёшься в ЦСКА. Поедешь на чемпионат мира в Хельсинки. Ещё раз станешь чемпионом мира.

– А что значат слова шамана про 1981 год? – Харламов уставился на меня, словно почувствовал, что я знаю всю правду.

– Давай подумаем вместе, – ушёл я от прямого ответа. – В 81-ом тебе исполнится 33 года. А так как ветеранов наши отечественные тренеры не любят, тебя начнут задвигать на вторые роли, уберут из сборной. Ты начнёшь волноваться, переживать и на нервной почве так повредишь здоровье, что играть больше не сможешь. Звучит логично?

– Вроде бы логично, – кивнул Валерий. – И какой я должен сделать «финт ушами»?

– Нууу, – протянул я, – а ты устройся работать в цирк. Цирковой аттракцион: «Валерий Харламов и медведи на льду», звучит? Ха-ха.

– Иди ты в жопу, – улыбнулся он. – Знаю я что делать, не глупее тебя. Эх, обидно, что нас закрывают. Мне в НХЛ понравилось. Огромные стадионы, телевидение, ажиотаж, толпы болельщиков, шикарные гостиницы. Ну почему у нас в Союзе всё не так? Я недавно в чёрных очках прошёлся по Красной площади, так меня никто не узнал!

– Всё просто, – пробурчал я. – В нашей стране чемпионат угробили ради сборной СССР. Потому что сборная – это витрина, лицо страны советов. А то, что за этой красивой витриной у нас бардак, гостиницы с клопами, нет нормальных коньков, клюшек и амуниции, нет больших хоккейных арен, нет качественной спортивной медицины и питания, это в ЦК никого не волнует. Пыль в глаза пустили проклятым капиталистам, а там хоть трава не расти. Давай не будем о грустном, – хлопнул я Харламова по плечу. – Нас ещё официально не закрыли, может быть, ещё выкрутимся.

На этих словах на лестницу, словно бы случайно выскочил человек в сером плаще, который несколько часов подряд читал газету «Правда» в просторном фойе гостинцы. Поэтому я громко произнёс, что хорошо в стране советской жить и пошагал в гостиничный номер.

* * *

– Закончили пенсионерские покатушки! – хохотнул я, дунув в свисток. – Сейчас делимся на две команды, и каждая на своей половине поля отрабатывает бросок в касание после диагонального паса от одного борта к другому. Сергеич, едешь направо, – сказал я вратарю Коноваленко. – Братья по разуму из социалистической Европы тоже направо.

– А мы, русские, куда? – с вызовом спросил Васильев.

– Мы налево, – буркнул я, покатив за корзиной с шайбами.

– По пустым воротам бросать? – увязался следом легендарный динамовский защитник.

– А мы будем атаковать ворота под очень острым углом, – отмахнулся я, но подъехав к скамейке запасных, где прикемарил Иржи Холечек, всё же толкнул его в бок и спросил, – Иржи, ты как? Может скорую вызвать?

– Мне хорошечно, – пролепетал чехословацкий голкипер, не открывая глаз.

– Хорошечно ему, – тут же забухтел под ухо Валерий Васильев. – Вот выпустим тебя против Лос-Анджелеса, чтоб ты кучу шайб пропустил, и чтоб тебе до конца жизни стыдно было, тогда будешь знать, как нарушать спортивный режим.

– Я по-русски плохо понимать, – невозмутимо отмазался Холечек.

– Ну и командочка у нас, – продолжил бухтеть Васильев, когда я высыпал шайбы на лёд. – Как премию получать, так они по-русски каждую буку понимают, едрён батон. А сделаешь им внушение, б…ять, так моя твоя не понима. И как мы только до сих пор идём на первом месте, ума не приложу.

– Валерий Иваныч, ты чё развоевался? – не выдержал я. – Поменьше текста. Давай так, ты от правого борта пасуешь, я от левого. Потом смена.

– Мне за державу обидно, – буркнул Валерий Васильев и, гаркнув: «Малышатина, держи!», сделал диагональную передачу от синей линии в левое закругление.

И Боря Александров с первой же попытки, находясь под очень острым углом к воротам, всадил шайбу под перекладину. Я же со своей стороны принялся пасовать в противоположное правое закругление площадки, где разместились Валерий Харламов, Николай Свистухин и Виктор Хатулёв. И такая незамысловатая монотонная тренировочная работа: броски и передачи, незаметно привела моё неспокойное душевное состояние в умиротворённое равновесие.

«А что если улететь в Штаты с хоккеистами „Лос-Анджелес Кингз“, они ведь тоже сюда на чартере прилетят? – вдруг подумалось мне. – Ведь не смогу в чемпионате СССР играть. При всём уважении к нашим мастерам, это будет ощутимый шаг назад. И потом у меня в Штатах жена, которая должна со дня на день родить. А застряну здесь, ей-богу сопьюсь и покачусь по наклонной. Только как сбежать, когда обложили со всех сторон? Даже путан из „Интуриста“ в срочном порядке подослали. Захлопнулась ловушечка, ёкарный бабай. Зря не послушал шамана».

– Товарищ, Тафгаев! – вдруг от борта меня окрикнул широкоплечий мужчина в сером пальто.

– Раздача автографов строго после тренировочного занятия, – проворчал я, хотя сразу понял кто этот тип с заметной военной выправкой.

– Товарищ, Тафгаев, вам одну бумагу нужно срочно подписать, – соврал этот мужик, заметно разволновавшись.

– Ну, так несите её на лёд! – рявкнул я и, постучав клюшкой, потребовал, чтобы Юра Тюрин сделал мне диагональную передачу в правое закругление.

Юрий, криво усмехнулся, и чётким отработанным движением низом катнул шайбу в моём направлении. А через секунду я, тоже не задумываясь, махнул клюшкой и эта шайба, громко звякнув о штангу, забилась в сетке пустых ворот.

– Товарищ, Тафгаев, хватит валять дурака! – заорал второй широкоплечий мужчина в подобном одеянии, который рысью выбежал из подтрибунного помещения.

После этого крика тренировка сама собой прекратилась. И вся команда теперь с интересом смотрела то на меня, то на этих мужчин с военной выправкой.

– Я в отличие от некоторых захребетников, живущих за государственный счёт, не валяю дурака, а занимаюсь своей профессиональной деятельностью, и делаю это очень хорошо, – прорычал я. – Продолжили тренировку! – рявкнул я на хоккеистов и крикнул нашему защитнику. – Юра, дай!

И Юрий Тюрин, чтобы не захохотать, прикусил губу и ещё раз «вырезал точную нацеленную диагональ». Однако я, разозлившись на этих «государевых слуг», шарахнул по шайбе так, что она, чиркнув по перекладине, улетела в заградительную сетку. «Б…ять, – выругался я про себя. – Не дадут поработать, суки».

Затем я всё же подъехал к этим двум товарищам из «ларца», одинаковым с лица. Они почему-то покосились друг на друга, увидев мой вопросительный взгляд, и наконец, один из бойцов невидимого фронта прошептал:

– Вас срочно ожидает к себе один очень высокопоставленный товарищ. Дело касается вашей команды.

– Так бы сразу и сказали, конспираторы, – проворчал я. – Я так понимаю, интервью в «Останкино» на сегодня отменяется?

– Отменяется, – буркнул второй боец.

* * *

Выходной праздничный день 31-го декабря для председателя КГБ Юрия Андропова выдался насыщенным и напряжённым. И в данный момент он не готовился к праздничному застолью в кругу семьи, а сидя в хорошем кожаном кресле на конспиративной квартире разбирал экспертный отчёт одного очень авторитетного советского инженера по поводу сверхзвукового самолёта ТУ-144. Кроме того Юрию Владимировичу было поручено грамотно закрыть хоккейную команду «Москва Ред Старз». Почему товарищ Брежнев резко отказался завоёвывать НХЛ, что укрепляло авторитет всех социалистических стран на международной арене, председатель КГБ мог только догадываться. И он готов был поручиться, что в эту историю вмешались наши заокеанские «друзья».

«Шла бы команда где-нибудь в хвосте, то ни были бы только рады. А тут такая неувязка, Москва лидер чемпионата», – усмехнулся про себя Андропов и снова вернулся к проблемному сверхзвуковому самолёту.

Так называемая «битва за сверхзвук» началась в конце 50-х годов. Английские и французские инженеры объединили свои усилия для создания сверхзвукового пассажирского самолёта «Конкорд». В ответ наша партия и правительство приказало заняться подобной разработкой КБ Алексея Туполева. В этом соревновании контора Юрия Владимировича сработала выше всяких похвал, в СССР были переправлены чертежи и доставлено 90 тысяч листов документации на конкурирующую иностранную разработку. И первый испытательный полёт наш ТУ-144 совершил 31 декабря 1968 года, а «Конкорд» взмыл в воздух 2 марта 1969 года. Однако в июне этого 1973 года на авиасалоне в Ле-Бурже на виду у трёхсот тысяч человек наш ТУ-144 развалился прямо в воздухе. Погибли все 6 членов экипажа и ещё 8 человек на земле, так как самолёт рухнул на французскую деревушку.