Текст книги "Караван специального назначения"

Автор книги: Виталий Мельников

Соавторы: Евгений Берестов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Глава третья

Когда караван снова двинулся в путь, Иван обратился к Камалу:

– Я надеюсь, не в каждом караван-сарае нас будут ждать подобные сюрпризы?

– Большинство населения относится к вам хорошо, – осторожно ответил афганец. – Даже мулла счел своим долгом предупредить вас об опасности, а это многое значит. Улемы всегда были главной угрозой для эмира – ведь в их руках души верующих. А что касается бандитов – в Кабуле выясним, кто они и откуда.

Иван почувствовал, что журналисту не хочется продолжать этот разговор, и он переменил тему.

– Ты держишься в седле, как заправский наездник, – похвалил он Камала.

– Я ведь сын офицера, – улыбнулся журналист, – и мечтал стать военным. Знаешь, у нас есть пословица: «Трон для эмира, весы для торговца, плуг для крестьянина, меч для афганца». Меня с детства учили стрелять из винтовки и владеть саблей, а верховая езда была моей страстью. Когда отец хотел наказать меня, запрещал в течение дня подходить к коню. Я думал, вырасту – буду сражаться с англичанами. Думал по одному, вышло по-другому: стал журналистом. И не жалею. Пока мы не победим невежество, Афганистан сильной страной не будет.

Камал помолчал и с горечью добавил:

– Заразу надо уничтожать с корнем, иначе рано или поздно она уничтожит нас.

Иван огляделся по сторонам. Он уже успел привыкнуть к неожиданным сменам пейзажа. Теперь бесплодная степь сменилась дынными бахчами, у дороги росли абрикосовые и тутовые деревья.

– Что это? – удивленно спросил Чучин и показал Камалу на обнесенное невысокой оградой странного вида сооружение, украшенное рогами джейрана.

– Мазар, – объяснил журналист, – гробница святого. Мусульмане приходят сюда на поклонение.

Деревья вокруг мазара были увешаны лоскутами разноцветной материи. Перед оградой сидели дервиши, расстелив на земле камышовые циновки. Появление каравана не произвело на них никакого впечатления, и они продолжали, перебирая четки, монотонно и пронзительно выкрикивать какие-то слова.

Внезапно появилась группа всадников, которые быстро двигались навстречу каравану. Наездники пронеслись мимо, но Чучин успел хорошо рассмотреть молодого красивого офицера в парадной форме, за которым следовала небольшая свита щегольски одетых джигитов.

Иван взглянул на журналиста и по выражению его лица понял, что эти люди знакомы Камалу.

– Полковник Исмет-бай, – не дожидаясь вопроса, пояснил журналист, – адъютант Джамаль-паши.

– А кто это такой?

Теперь уже Камал смотрел на Ивана с нескрываемым удивлением, не веря, что можно не знать о Джамаль-паше.

– Это ближайший соратник Энвера-паши, – объяснил журналист. – Его-то ты, надеюсь, знаешь?

– Слышал, – подтвердил Чучин, – даже фильм про него смотрел. В Петрограде, когда в летной школе учился. Дай вспомню, как он назывался. Да, точно: «Энвер-паша – предатель Турции». Там еще было показано, как он резню армян устроил.

Иван произнес эти слова и осекся. Лицо журналиста сделалось сумрачным. Иван понял, что допустил оплошность, и посетовал на свою неосмотрительность.

– Нельзя верить всяким слухам, – неодобрительно произнес Камал. – Я допускаю, что у Энвера-паши есть заблуждения. Но он истинный мусульманин и хочет нас всех объединить. И англичан ненавидит, – добавил журналист свой последний веский аргумент.

– А правда, – осторожно осведомился Чучин, – что Энвер-паша поддерживает бухарского эмира и басмачей?

Вопрос немного смутил Камала, и он ушел от прямого ответа.

– Сейид Алим-хан, – сказал он, – ведет себя неверно. Он заботится лишь о своих корыстных интересах, а не о единстве мусульманского мира, которое помогло бы всему Востоку стать сильным, противостоять любым угнетателям. Аманулла-хан не поддерживает Алим-хана. Мы выступаем за дружбу с Россией.

Чучин нахмурился. Те же лозунги объединения мусульман в борьбе против «неверных» провозглашали и басмачи, которые безжалостно проливали кровь мирных жителей там, в Туркестане. «Зря я с Гоппе спорил, – подумал про себя Иван. – С человеком, который увлечен идеями Энвера-паши, надо быть осторожнее».

– О чем, Иван Григорьевич, так задумался, что не замечаешь, как прибыли на стоянку? – окликнул Чучина Аванес Баратов.

Отряд двигался по тенистой, обсаженной тутовыми деревьями улице небольшого поселка, посреди которого возвышались зубчатые стены рабата.

Хозяин караван-сарая поспешил навстречу гостям. Он подошел к начальнику конвоя и начал что-то объяснять. Тот выслушал его и угрожающе поднял плеть. Хозяин бросился на колени.

«Опять какие-то сложности», – вяло подумал Иван и, стегнув коня, направился к Баратову, который что-то обсуждал с начальником конвоя.

На лице афганского офицера выразилось неподдельное изумление. Он пожал плечами и молча удалился. Хозяин караван-сарая принялся горячо благодарить Баратова.

– Что произошло? – спросил у переводчика Чучин.

– Начальник конвоя угрожал наказать хозяина пятьюдесятью ударами плети за то, что тот вовремя не позаботился о еде, достойной гостей эмира. У него сегодня нет баранины. Есть только телятина, но он уверяет, что она парная и очень хорошая.

– И что же ты сказал офицеру? – улыбнулся Чучин.

– Что мы не будем в обиде, если телятина окажется действительно хорошей.

Пока повар отряда Валерка, взяв инициативу в свои руки, вместе с афганцами занимался приготовлениями к обеду, Иван решил прогуляться по поселку. Вместе с Аркадием Баратовым они спустились к бурной и стремительной горной речушке, берег которой покрывали цветущие сады. Ветхий подвесной мостик вел на другую сторону, к залитому водой рисовому полю.

– Искупаемся? – предложил Баратов.

– Можно, – согласился Чучин и первым скинул пропахшую потом пыльную гимнастерку.

ЭНВЕР-ПАША

– Прошу! – предупредительно распахнул дверь перед Усман-беком рослый стройный секретарь в офицерской форме, перетянутой белой портупеей. – Генерал уже ждет вас.

Усман-бек ответил легким кивком и вошел в кабинет Энвера-паши.

Это была просторная светлая комната с высоким потолком.

У правой стены – два приземистых шкафа с резными дверцами, у левой – мягкий диван с золочеными ножками в форме львиных ног.

Энвер-паша сидел за массивным письменным столом напротив двери. Он поднял глаза от разложенной перед ним карты и приложил руку к феске в ответ на приветствие Усман-бека.

– Присаживайтесь, – кивнул он на стоявшее перед столом кресло. – Ну, как идут дела у нашего друга Сейид Алим-хана? Как его драгоценное здоровье?

– Эмир весь день в молитвах, – не нарушая традиционного восточного этикета, ответил Усман-бек. – Он молится, чтобы поскорее наступил день, когда его земля освободится от большевиков.

– А мне казалось, – насмешливо сказал Энвер-паша, – после того, как Алим-хан купил себе прекрасное поместье Кала-и-Фату, он целиком поглощен его благоустройством и своими наложницами. Их у него сейчас, наверное, уже больше ста.

– О, нет, – улыбнувшись, возразил Усман-бек, – всего только сорок семь.

– Да, – продолжал Энвер-паша, – у Сейид Алим-хана действительно много важных дел. Одна торговля коврами и каракулем отнимает массу сил и времени.

– У эмира сложное положение, – сказал Усман-бек. – Вы ведь знаете: для того, чтобы снарядить армию, нужны деньги, очень много денег.

– Прекратите, Усман-бек, – презрительно бросил Энвер-паша, – у кого-кого, а уж у Сейид Алим-хана их вполне достаточно. Он имеет счет не в одном лондонском банке. Просто, – уже спокойнее продолжал генерал, – у него душа торговца, а не воина. Был бы он истинным потомком Мухаммеда, не сидел бы сложа руки, а с оружием в руках боролся бы с неверными, которые отняли у него власть. Но я, я сделаю это! Я объединю мусульман! А Амануллу…

Он осекся, нажал на кнопку звонка. В дверях появился секретарь.

– Кофе! – коротко приказал генерал и снова перевел взгляд на Усман-бека. – Почему столько времени не появлялись? Я уже начал беспокоиться.

– Сейид Алим-хан в последнее время стал очень подозрительным, – нахмурился Усман-бек. – Он бы не раздумывая повесил меня, если бы только заметил, что я направляюсь к вам без его ведома.

– Вот как? Но сегодня вам все же удалось улизнуть от его соглядатаев?

– Он сам меня послал к вам, – усмехнулся Усман-бек. – А это значит – мне еще доверяют. – Он вытащил из нагрудного кармана пакет. – Я должен передать вам письмо.

– Посмотрим, что придумал Алим-хан на этот раз, какие козни нам строит. – Энвер-паша сломал печать, вскрыл конверт. Извлек небольшой, аккуратно, сложенный лист бумаги.

– Он ничего не говорил вам о содержании письма? – спросил генерал, вчитываясь в вязь арабского текста.

Усман-бек покачал головой.

Генерал вложил письмо в конверт и убрал в ящик стола.

– Сейид Алим-хан сообщает мне, что-все готово к переходу границы. Он предлагает немедленно начать операцию по освобождению Туркестана от большевиков, объединив наши силы.

Усман-бек долгим взглядом посмотрел на генерала. В его глазах на мгновение вспыхнули искры подозрительности, но тут же погасли, что свидетельствовало о выработанном годами умении тщательно скрывать свои мысли от собеседника.

– Я подумал, – осторожно сказал Усман-бек, – вы будете рисковать жизнью, будете тратить силы и энергию ради того, чтобы…

Усман-бек запнулся. В комнату вошел секретарь и поставил на стол поднос с кофе.

– Ради того чтобы снова посадить на престол такое ничтожество, как Сейид Алим-хан, – закончил за Усман-бека генерал. – Вы ведь это хотели сказать?

Усман-бек покосился на секретаря и молча кивнул.

– Разве я похож на человека, который собирается вернуть Сейид Алим-хану его Бухару? – неожиданно рассмеялся Энвер-паша, протягивая руку за чашкой. – Скажу вам прямо, Усман-бек, без обиняков и околичностей. Сейид Алим-хан никогда не вернется туда. Я бы даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь ему в этом. Когда мы освободим Туркестан, бывший эмир нам больше не понадобится. Но сейчас его люди, его деньги очень облегчили бы мою задачу.

– Вы полагаете, он не догадывается об этом? – спросил Усман-бек, прищурившись.

– Не только догадывается – Алим-хан знает это наверняка, – спокойно произнес Энвер-паша и неторопливо отпил несколько глотков кофе. Затем встал из-за стола, прошелся по комнате.

– Но у него нет выбора, – продолжил свою мысль генерал. – Покончить с большевиками в Туркестане можно только совместными усилиями, опираясь на помощь всех, кого не устраивают новые порядки в России…

– Вы имеете в виду англичан?

– Да, и англичан тоже. Они давно разделались бы с этим выскочкой Амануллой, не будь у него за спиной твердой поддержки Ленина.

Генерал вернулся к столу, залпом допил кофе и снова зашагал по кабинету.

– В последнее время Аманулла-хан доставляет мне много хлопот. Его дружба с большевиками день ото дня крепнет, и у меня такое чувство, что не сегодня завтра он может выгнать нас из Афганистана. Одна надежда, что Аманулле-хану недолго осталось сидеть на троне.

Усман-бек не проявил признаков удивления.

– Вы хотите сказать, – спокойно взглянул он на генерала, – что восстание против Амануллы-хана уже подготовлено?

– Пока еще нет, – осекся Энвер-паша, понимая, что сказал лишнее, – но… Если и дальше события будут развиваться так, кто знает, что может случиться…

В дверь осторожно постучали, и на пороге вновь появился секретарь в парадной портупее. Он подошел к Энверу-паше и прошептал ему несколько фраз на ухо.

– Проклятье! – пробормотал генерал, изменившись в лице. Он жестом отпустил секретаря и, повернувшись к Усман-беку, сообщил: – Королевская гвардия арестовала наших людей, которые должны были сжечь русские самолеты. Я не сомневаюсь, что они будут молчать, но время уходит…

– Я думаю, вам следует благодарить за это нашего уважаемого Сейид Алим-хана, – все с тем же невозмутимым видом отреагировал гость. – Он очень обижен тем, что обещанные англичанами деньги и оружие достанутся не ему, и хотел бы пересмотреть ваше соглашение с англичанами с учетом его интересов.

– Паршивый шакал! – взорвался Энвер-паша. – Он всегда загребал жар чужими руками. Даже сейчас, когда мы начинаем священную войну против всех неверных, эта собака думает лишь о своих интересах, хочет урвать кусок пожирнее только себе…

«Убил бы его! – подумал он про себя с яростью. – Подлая, жирная гадина! Если бы не его деньги и люди, если бы! Как они связывают меня с этим подонком! И иного выбора нет!»

Генерал сжал кулаки и в бессильной злобе стукнул по столу так, что стоявшая на краю чашка из тонкого китайского фарфора подпрыгнула и со звоном упала на паркет. Энвер-паша отрешенно посмотрел на осколки, а Усман-бек мягким голосом продолжал:

– Насколько я понял, Сейид Алим-хан готов сам закончить это дело с самолетами, как только получит ваше согласие.

– Я должен подумать, – все еще не отрывая глаз от осколков, обронил Энвер-паша, и по его лицу Усман-бек понял, что приступ ярости прошел и в голове генерала зреет какой-то замысел.

Гость встал и, вежливо поклонившись, направился к выходу.

Когда Усман-бек покинул кабинет, Энвер-паша потребовал вызвать к нему Джаббара. Вскоре прибыл высокий худощавый юноша с вытянутым лицом, большими карими блестящими глазами, черной бородкой и коротко подстриженными усиками.

К генералу вернулись его обычное спокойствие и хладнокровие.

– Джаббар, – сразу приступил он к делу, – вы знаете, что англичане настаивают, чтобы мои люди помешали русскому каравану доставить самолеты в Кабул. Однако у нас есть веские основания не портить отношения с Амануллой-ханом.

Джаббар понимающе кивнул.

– Только что здесь был Усман-бек, – продолжал генерал. – Я попрошу его лично заняться караваном. Но у афганской полиции не должно возникнуть ни малейших подозрений о нашей причастности к операции. Пусть считают, что это целиком и полностью дело рук Сейид Алим-хана.

– Может быть, человека Усман-бека следует устранить сразу после операции? – осторожно спросил Джаббар. – Несчастный случай или еще что-нибудь в этом роде? А когда преступник мертв, то и судить некого.

– Не годится, Джаббар, – возразил Энвер-паша, – Аманулла-хан так этого не оставит. Еще раз повторяю – ваша задача сделать все так, чтобы следы привели к Сейид Алим-хану.

Глава четвертая

Когда Иван и Аркадий вернулись в караван-сарай, красноармейцы сидели за длинным дощатым столом, накрытым для них под навесом, и уже заканчивали обед.

Повар Валерка с гордым видом давал всем желающим добавки. Лицо его светилось довольством, и, весь его вид словно говорил: «Как ни гордитесь вы вашей восточной кухней, наша русская все же лучше».

– А где Фатьма? Разве она пошла не с вами? – удивленно спросил Чучина Гоппе.

– Нет, – пожал плечами Иван. – Мы только искупались – и сразу обратно.

– Она ушла вслед за вами. Сказала, что догонит, – отодвинув миску, встал Гоппе. – Куда же она запропастилась?

– Придется теперь искать, – раздраженно сказал Чучин, жадно принюхиваясь к запаху жареного мяса. – Ох уж эти женщины – с ними одна морока! Эй, Камал, – заметил он вышедшего во двор журналиста, – помоги нам. Куда-то Фатьма запропастилась…

Поселок был небольшой, но найти в нем Фатьму оказалось делом нелегким. Пустынные улицы. Глухие стены. Непонятно даже, с чего начинать. Но командир королевской гвардии, которого тут же привел Камал, и на этот раз вел себя так же хладнокровно, как обычно. Он быстро разослал своих людей по поселку, и уже через несколько минут с Гоппе, Чучиным и переводчиком они направились к дому, находившемуся всего в сотне метров от караван-сарая.

Офицер громко постучал кулаком в ворота, и из дома выскочил хозяин. Под грозным взглядом офицера он задрожал, пробормотал несколько невнятных фраз и исчез, а через минуту снова появился вместе с Фатьмой и еще каким-то высоким, неряшливо одетым человеком с землистого цвета лицом.

– Пошли отсюда, – хмуро сказал Гоппе, смерив Фатьму испепеляющим взглядом.

Но она уходить не собиралась.

– Там ребенок. Больной. Ему нужна помощь.

– Вот и зайдешь после обеда, – начал терять терпение Чучин, еще не расставшийся с надеждой отведать приготовленной Валеркой телятины. – Пошли, раз командир приказывает…

Фатьма отрицательно покачала головой. Почувствовав назревающую ссору, человек с землистым лицом вышел вперед и, протянув в сторону Фатьмы худую узловатую руку, что-то быстро с жаром заговорил, обращаясь к афганскому офицеру.

– Он уверяет, что она всем принесет несчастье, – переводил Аркадий. – Говорит, только злые колдуньи ходят без чадры, осмеливаются спорить с мужчинами. Болезнь у ребенка пройдет сама, а заговор останется навсегда и погубит весь поселок.

Офицер бросил человеку отрывистую фразу и занес плеть – тот зло сплюнул себе под ноги, но немедленно ретировался. Хозяин с растерянным видом посмотрел ему вслед.

– Кто это? – спросил Гоппе.

– Местный табиб, знахарь то есть, – с раздражением объяснила Фатьма. – Он чуть мальчишку не угробил.

– А что, собственно, произошло? – справился Чучин. – Как ты вообще сюда попала?

– Очень просто, – спокойно ответила Фатьма. – Вышла на улицу – вижу, около этого дома народ толпится. Подошла поближе – этот длинный кругами бегает, подпрыгивает, а на земле мальчишка лежит, аж посинел весь, бедный. Лихорадит его, тошнит. Я посмотрела: все признаки малярии. Но тут этот высокий схватил мальчишку на руки и понес в дом. Я, естественно, за ними – объясняю, что мальчишку в постель положить надо, укутать, а не на улице вокруг него прыгать. От волнения все слова, что знала, из головы вылетели. Пришлось на пальцах объясняться.

– А что табиб? – полюбопытствовал Гоппе.

– Сказал, что мальчишка должен умереть. В него, мол, вселился злой дух, но он все же пытается этого духа изгнать прижиганием и кровопусканием. Знаю я эти методы. Таким прижиганием и здорового мужика до шока довести можно. Мальчишка станет корчиться от боли, а табиб растолкует, что это злой дух из него выходить не хочет. Так и замучают ребенка до смерти.

Фатьма резко повернулась к Баратову и схватила его за руку:

– Попросите афганского офицера объяснить хозяину дома, что сын жив и здоров будет, если станет принимать лекарство. Может быть, он ему поверит!

Однако Баратов решил растолковать отцу все сам. Хозяин слушал его с явным недоверием и, видимо, лишь ждал момента, когда непрошеные гости оставят его в покое. Он достал из-за широкого пояса небольшую, сделанную из красной тыквы табакерку, вынул затычку из конского волоса, насыпал под язык щепотку растертого в порошок табака и с полным безразличием смотрел на переводчика.

Тогда вмешался до сих пор молчавший Камал.

– Как тебя зовут? – строго спросил он хозяина.

– Мухаммед Якуб, – ответил тот.

– Слушай меня, Мухаммед Якуб, – важно сказал журналист, – твой сын болен. Это наказание за твои тяжкие грехи. Но аллах милостив. Он дарует мальчику жизнь.

Камал пристально взглянул на оторопевшего хозяина и продолжал суровым тоном:

– Разве ты не знаешь, что всемогущий аллах может оказывать свои милости различными путями? Твоему ребенку он послал избавление через эту женщину. У тебя седая борода, но ты глуп, как юнец, и гонишь женщину прочь. Одумайся, пока не поздно, и проводи ее в дом. Иначе сейчас же уйдем, и тебе негде будет искать спасения.

Тирада произвела на Мухаммеда сильнейшее впечатление. Низко кланяясь, он принялся благодарить Камала за то, что тот открыл ему глаза, и во весь голос заклинал добрых людей не оставлять его в беде.

– Хорошо, – смягчился журналист, – не будем терять время на пустые разговоры. Пошли в дом.

Фатьма спокойно осмотрела ребенка, пощупала ему живот и, достав из полевой сумки хинин, заставила мальчика принять.

– Скоро ему будет лучше, – объяснила она хозяину, когда ребенок заснул. – Но я еще обязательно зайду.

На обратном пути журналист спросил Чучина:

– Ты не осуждаешь меня?

– За что? – удивился Иван.

– За то, что пришлось убеждать отца такими доводами. Сам видел: другого пути не было. Табиб наверняка покалечил бы мальчишку. Большинство из них лечат травами, – пояснил Камал. – Некоторые знают свое дело очень хорошо. Но есть и такие, которые пользуются невежеством людей – от укуса скорпиона прикладывают к ране разрезанную мышь, от расстройства желудка прижигают пупок раскаленным железом.

– А настоящих врачей у вас совсем нет? – спросил Чучин.

– Их мало даже в крупных городах, – с горечью ответил журналист. – Да и, по правде говоря, население им пока не очень-то доверяет. Но Аманулла-хан, – живо добавил он, – потребовал, чтобы мы посылали молодежь за границу изучать медицину.

В воротах караван-сарая журналист вдруг остановился и извиняющимся тоном сказал:

– А все-таки предупреди Фатьму, что ей не стоит разгуливать одной по поселку. Тем более без паранджи.

Вечером Фатьма, как и обещала, собралась навестить мальчика. Но Гоппе наотрез отказался отпускать ее вдвоем с переводчиком.

– Мало ли что может случиться еще. Мы с Иваном вас проводим.

Когда они остановились у дверей дома, Чучин в нерешительности отошел в сторону.

– Неудобно как-то без приглашения… Идите, я вас тут подожду.

Заколебался и Гоппе. Но вышедший навстречу хозяин настолько искренне и радушно стал приглашать всех в дом, что отказаться было неудобно.

Жар у мальчика спал, и его большие черные глаза с любопытством разглядывали гостей из-под лоскутного одеяла, в которое он был закутан.

Иван огляделся. Комната была небольшая, но чисто прибранная. Видимо, хозяин был небогат. Вместо ковров на войлочных кошмах лежала грубошерстная подстилка. Пестрые камышовые плетенки занавешивали стены.

Появившаяся из глубины дома хозяйка принесла большой медный поднос с зеленым чаем, кукурузными лепешками, пловом и персиками.

– Нет, нет! – энергично запротестовал Гоппе. – Мы уже поели.

Но хозяин поморщился:

– В этом рабате нет даже баранины, а у меня настоящий плов. Я специально зарезал барашка в честь исцеления сына.

– Неудобно отказываться, – сказал Баратов. – Мы его очень обидим.

Вернувшаяся вновь хозяйка принесла большой латунный таз и медный кувшин. Когда гости сполоснули руки, женщина удалилась. Хозяин сел на циновку, жестом приглашая остальных последовать его примеру. Затем первым отломил кусочек лепешки.

Сначала пили чай и слушали рассказы Мухаммеда Якуба о нелегкой жизни в деревне. Потом подошла очередь плова. Иван глазами поискал ложку и, не найдя ничего похожего, переглянулся с Гоппе и Баратовым:

– Что, будем учиться есть руками?

– Боюсь, ничего другого нам не остается, – откликнулась Фатьма, которая сидела вполоборота, поджав под себя ноги.

Иван посмотрел, как афганец ловко скатывает правой рукой шарики из риса и мяса и отправляет в рот. Он попытался сделать то же самое, но безуспешно.

– Без навыка трудно, – шепнул он на ухо Баратову и потянулся к блюду обеими руками.

Аркадий схватил его за левую руку.

– Ты что! – сказал он, показывая глазами на хозяина.

Тот сидел ни жив, ни мертв, бледный как полотно.

– Что-то не так? – растерянно взглянул на Баратова Чучин.

– Я думал, ты знаешь, что здесь нельзя есть левой рукой.

– Почему? – удивился Иван.

– Почему? Почему? – передразнил его Баратов. – Левая рука считается нечистой, и есть ею страшный грех.

На следующее утро перед отправлением каравана Фатьма снова зашла в дом Мухаммеда Якуба. Мальчик совсем пришел в себя и доверчиво улыбался.

Фатьма заставила его проглотить горький порошок и сказала хозяину:

– Завтра ему опять станет хуже, но вы не пугайтесь. Это быстро пройдет. Я оставлю лекарство. Пусть он принимает. Через неделю будет совершенно здоров.

Весть о чудесном исцелении мальчика мигом разнеслась по деревне, и крестьяне ликующими возгласами приветствовали выходивший из ворот рабата отряд.

– Что они делают? – удивленно спросил Чучин у Камала и показал на женщин, сидевших перед жаровней на обочине дороги.

– Жгут в вашу честь тюльпаны и альпийские фиалки, – невозмутимо ответил Камал.