Текст книги "Караван специального назначения"

Автор книги: Виталий Мельников

Соавторы: Евгений Берестов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Часть третья
НА ПУТИ В КАБУЛ

Глава первая

Тринадцать дней провел отряд в Мазари-Шарифе. Столько времени понадобилось для того, чтобы привести в порядок грузы и хорошо подготовиться к длительному и трудному пути через Гиндукуш.

И вот наступил день, когда каравану предстояло покинуть город. Во дворе рабата, постоялого двора, Чучин и Гоппе в последний раз осматривали снаряжение, придираясь к каждой мелочи. Погрузка закончилась. Слоны, верблюды, вьючные лошади могли выступать в путь. Иван еще раз внимательно оглядел каждого красноармейца. Неодобрительно покосился на Сергея Кузнецова. Тот показался ему чересчур веселым и беззаботным. Насвистывая игривую мелодию, механик подошел к гнедому жеребцу, вдел левую ногу в стремя и легко вскочил в седло. Жеребец был неспокойный, с норовом и мог бы доставить неприятности не слишком опытному наезднику, но Кузнецов держался совершенно свободно и непринужденно.

«Странно, – подумал Иван, – неделю назад он не знал, с какой стороны подойти к лошади, а теперь вот так сразу превратился в заправского джигита. Нет, что-то тут не так…»

Иван хотел поделиться своими сомнениями с Гоппе, но вспомнил, сколько шуму было в связи с поимкой мнимого рябого, и решил никого не будоражить понапрасну. «Понаблюдаю за ним сам», – решил он.

Караван покинул город ранним утром. Дорога вела на восток. Рядом с ней тянулись узкие канавки с водой. Постепенно растительность начала исчезать. Стебли сожженной солнцем травы жесткой щетиной покрывали землю. А вскоре пошла совершенно бесплодная известковая пустыня.

Иван посмотрел на ехавшего рядом с ним Камала и попросил:

– Расскажи еще что-нибудь о вашей стране.

– Я расскажу тебе историю древних времен, – сказал Камал. – Когда-то в этих краях располагалось сильное и богатое государство – Бактрия. С запада пришел Искандер. Так у нас называют Александра Македонского, – пояснил журналист, – и завоевал страну. Войска Искандера шли по пустыне, а жара была такая, как сегодня. Несколько дней подряд им не попадалось ни капли воды. Наконец один из воинов по имени Зефирус нашел и принес в своем шлеме немного драгоценной влаги. Когда Искандер увидел воду, он спросил у Зефируса: «Если я выпью ее, утолю ли жажду всех моих людей или только свою?» – «Только свою, господин!» – ответил солдат. «Но если все мои люди погибнут, что я буду делать один?» И Искандер приказал вылить воду на глазах у всего войска. Мне кажется, – добавил Камал, – так же поступил бы и Аманулла-хан.

Иван улыбнулся.

– Вот видите, даже Македонский понимал, что он – пустое место без своих солдат, – сказал он. – Судьбы стран вершат не цари, а народ.

– Великие цари, как звезды на небе, – ответил Камал. – Они одинаково светят всем: и богатому, и бедному, и разбойнику, и праведнику. Такие люди, как Искандер, рождаются для того, чтобы повелевать. Кто-то ведь должен возглавить народ.

Спорить Иван не стал. Он вспомнил свои разговоры с одним из инструкторов Комендантского аэродрома, искренне верившим в царя, заботящегося о своем народе. Словами его нельзя было убедить. Только время рассеивает подобные иллюзии.

– Чему ты улыбаешься, Камал? – спросил Чучин.

– Так, вспомнил. Ты ведь знаешь, что в Кабуле уже была одна летная школа.

– Кто же там преподавал? – поинтересовался Иван.

– Некий Александр Городецкий, белоэмигрант из Термеза.

– Городецкий? – удивился Чучин. – Знакомая фамилия.

– Встречались?

– Ну… в моей судьбе он сыграл определенную роль, скажем так. Но он же не летчик.

– Не летчик, и самолет, ему был не нужен, – улыбнувшись еще шире, ответил журналист.

– То есть как не нужен? – не понял Иван. – Как же он учил летать?

– А вот так, – рассмеялся Камал. – Распустил по Кабулу слух, что прожил несколько лет в Тибете, и там буддистские монахи научили его летать без всяких аппаратов.

– И много он набрал учеников?

– Да десятка два уж наверняка. Пообещал им, что Кабул с неба увидят. Не знаю, – после небольшой паузы продолжал Камал, – на что он рассчитывал. Людям долго морочить голову трудно.

– Значит, все-таки догадались, что он жулик?

– Нет, Городецкий объявил, что обучение длительное, рассчитано на пять-шесть лет. А недавно куда-то исчез. Должно быть, испугался вашего появления в Кабуле, – слегка подхлестывая узорной камчой коня, рассказывал Камал.

Караван между тем приближался к месту своей первой стоянки – рабату Наибабад.

Рабаты, в которых караван останавливался через каждые двадцать-тридцать километров, были так похожи друг на друга, словно их лепили по одному и тому же образцу одни и те же мастера. Когда-то в средние века это были неприступные крепости, но позже, потеряв военное значение, они постепенно пришли в запустение.

Это были окруженные рвами мрачного вида четырехугольные строения с угловыми, часто полуразрушенными башнями и массивными глинобитными стенами в три-четыре метра высотой. Внизу одной из башен темнели деревянные, окованные железом двустворчатые ворота. По традиции ворота всегда выходили на восток. Внутри рабата вдоль двух противоположных стенок – двери, ведущие в комнаты для жилья – тесные и грязные, с единственным круглым зарешеченным отверстием в потолке для выхода дыма. У третьей стены были оборудованы помещения для животных.

На просторном, надежно защищенном высокими стенами дворе было тихо. Рядом с громадными весами валялись какие-то котлы, куски кожи, кошмы, железо.

Постояльцы рабата с любопытством рассматривали прибывший караван. Большой конвой из солдат королевской гвардии внушал им почтение и страх, и они не решались подойти.

– Ну что, Сергей, не устал? – осведомился Чучин у Кузнецова. – Как-никак больше двадцати километров отмахали.

– Все в порядке, – невозмутимо ответил механик. – Конь отличный. Ты ведь сам помог мне его выбрать. Прекрасный конь.

Хозяин караван-сарая, несколько суетливый, но приветливый человек, встретил отряд как нельзя более радушно. Дела у него, очевидно, шли недурно – круглое лоснящееся лицо так и сияло благодушием, узкие глазки плутовато поблескивали.

Узнав, что к нему прибыли русские, хозяин искренне обрадовался:

– У нас бывают путешественники со всего света: и купцы, и чиновники, и паломники. Я и сам достаточно поездил за свою жизнь. Люблю встречаться с новыми людьми!

Вскоре на дворе запылали костры, и запах горелого бараньего сала заполнил двор рабата. В больших медных котлах варился плов, на вертелах жарились кебабы. Хозяин старался как можно лучше принять почетных гостей, а после обеда пригласил к себе Гоппе, Чучина и Баратова и долго расспрашивал их о революции и гражданской войне, все время удивляясь и охая. Иван так и не понял, действительно ли владельца рабата интересовала так жизнь в России, или это была привычная ему манера разговора.

Ночь наступила неожиданно, как это бывает только на юге. Иван отправился спать. Красноармейцы уже отдыхали, только Кузнецов примостился на ящике около конюшни и слушал песни, которые вполголоса напевал ему под гитару Антон Старосельцев. Вокруг них сидели на земле несколько афганских солдат…

Может быть, в комнате было слишком душно, а может, переходы под палящим солнцем выбили ко всему привычного Ивана из колеи, во всяком случае, заснуть Чучину не удалось. Он встал, откинул келим, прикрывавший нишу в стене, достал глиняный кувшин и кружку, налил воды. Вода была холодная, но чуть сладковатая. Напившись, Иван поправил разостланное на ковре одеяло, и тут до его слуха донесся звук шагов. Кто-то крадучись пробирался вдоль стены. Шаги приближались.

Иван открыл дверь. У порога жался смертельно перепуганный Файзулла. Он сильно дрожал и что-то быстро-быстро говорил. Иван нехотя пошел будить переводчика.

ЭМИР В ИЗГНАНИИ

– Ах, это вы, Усман-бек! – воскликнул Сейид Алим-хан, увидев на пороге комнаты высокого человека в охотничьем костюме. – Я уже давно жду вас. Эй, Сабир, принеси-ка для Усман-бека кальян, – крикнул он появившемуся на пороге мальчику в расшитой затейливыми узорами куртке.

Усман-бек подошел к Сейид Алим-хану и, нагнувшись до земли, прикоснулся к поле его халата. Бывший бухарский эмир полулежал на мягком персидском ковре, облокотившись на набитую хлопком подушку.

С первого же взгляда Усман-бек понял, что повелитель пребывает в прекрасном расположении духа, а когда Сейид Алим-хан был в хорошем настроении – в последнее время это случалось все реже, – он любил поговорить.

– Как прошла охота? – спросил Алим-хан. – Я жалею, что не принял в ней участие. Говорят, твой сокол творил чудеса.

– Все мое имущество и моя жизнь принадлежат вашему величеству, – скромно ответил Усман-бек и учтиво поклонился. – Буду счастлив, если вы возьмете моего сокола в подарок.

– Ну нет, – добродушно усмехнулся Алим-хан, – оставь его у себя. Я не хочу лишать тебя такого наслаждения, как соколиная охота.

Усман-бек давно привык к манере Алим-хана начинать разговор издалека и терпеливо ждал, когда хозяин дома коснется истинной цели их встречи. И не ошибся. Через несколько минут Алим-хан перешел к делу.

– Скажи, Усман-бек, как здоровье нашего друга Энвера-паши? Он тоже был с вами на соколиной охоте?

– Нет, повелитель. Генерал сейчас не интересуется охотой, – осторожно ответил гость. – Я знаю, что Энвер-паша всецело поглощен делами политическими.

– Что поделаешь, – сокрушеннее, чем следовало бы, протянул Алим-хан. – Сколько наших надежд растаяло, как мираж в пустыне, и я подозреваю, что еще многие молитвы не будут услышаны всевышним… А как англичане, не передумали дать Энверу-паше деньги и оружие?

Усман-бек подозрительно посмотрел на собеседника. Откуда ему известно о предложении англичан? Впрочем, с этим хитрым шакалом нужно вести игру очень тонко. Иначе…

– Англичане обещают сдержать свое слово, как только будет уничтожен караван с русскими самолетами, – твердо произнес гость.

– Вот как? – деланно удивился Алим-хан. – Значит, это правда, что они решили сделать ставку на другого наездника? Не думаю, чтобы это было мудро с их стороны и принесло удачу.

Алим-хан затянулся, и, выпустив дым, долго рассматривал резной мундштук кальяна. Потом цепким взглядом впился в лицо гостя.

– Насколько я знаю, Энверу-паше не удалось остановить караван там, в Туркестане? Уже этого достаточно, чтобы понять – генерал не тот человек, с которым нужно иметь дело. Бухарское государство всегда было моим, и только я могу позволить что-либо предпринять на земле моих предков. Но Энвер-паша слишком горд и самонадеян, чтобы признать это. Что ж, за гордыню всегда приходится расплачиваться…

– Следует ли, повелитель, понимать эти слова так, что именно вы помешали генералу уничтожить караван? – поразившись своей догадке, ошеломленно посмотрел на хозяина Усман-бек.

– Всемогущий аллах покарал гордеца, – невозмутимо ответил тот, тяжело опустив веки. – У меня такое предчувствие, что всевышний разрушит и планы тех, кто рассчитывает с помощью этого выскочки покончить с большевиками в Туркестане. Для этого нужны опыт и мудрость, а именно их Энверу-паше не хватает.

– Но у него есть решимость и люди, повелитель. И если англичане поддержат генерала деньгами и оружием, он сможет повернуть события в угодное всевышнему русло. Кроме того, – поднял гость с ковра расписную пиалу с горячим чаем, – Энвер-паша поможет вам вернуть бухарский трон.

– Мне? – оскалился Алим-хан. – Боюсь, ты выдаешь желаемое за действительное. Он только о том и думает, как бы самому управлять Бухарой. Из Турции его выгнали, и обратной дороги нет. – Хозяин дома помолчал, подозрительно взглянув на гостя…

– Не слишком ли горячо ты за него заступаешься? Смотри, я не прощаю изменников!

– Мои предки бекствовали в Бухаре еще четыреста лет назад, – с глубокой обидой в голосе произнес Усман-бек. – Вы прекрасно знаете, что для меня нет в мире ничего дороже ваших интересов. Но я не хочу, чтобы вы лишились такого могущественного друга, как Энвер-паша.

Алим-хан коротко взглянул на собеседника и промолчал. Его вдруг остро пронзило ощущение безвозвратной утраты всех былых желаний и устремлений. Вероятно, это ощущение равноценно тому, что возникает при крупном проигрыше. И сейчас хотелось лишь одного: «Вернуть хотя бы затраченное…»

«Милостивый аллах! Помоги мне возвратить то, что предками оставлено мне, что утратил я в суете своей, когда, как глупый верблюд, пошел на поводу болтунов, потерявших чувство реальности в напыщенности своей, таких, как Энвер-паша…» – вознес он глаза к потолку.

Но вдруг как бы одернул себя, опомнившись, вернулся к прерванному разговору, стараясь не выдать этого своего единственного отныне стремления: вернуть, во что бы то ни стало вернуть деньги, и плевать на все их идеи, интриги… На миг он вспомнил оклеветанного им Тахира… А что, если так же поступить и с этим проклятым Энвером-пашой? Естественно – когда и если! – он завоюет власть, изгнав большевиков из Туркестана. И конечно же, сделает это чужими, не его, Алим-хана, руками.

– Э… – Алим-хан помедлил, рассеянно кивая головой. – Мне в самом деле чужды тщеславие и честолюбие Энвера-паши, дорогой Усман-бек. Ну кому пришло бы в голову объявить себя наместником Мухаммеда? – меланхолично добавил он. – А чего стоят россказни о его святой грамоте, начертанной горящими буквами?

– Да, хотел бы я посмотреть на эту грамоту, – расплылся в угодливой улыбке Усман-бек, чтобы дать собеседнику возможность полностью снять свои подозрения и убедиться в преданности приближенного.

– Впрочем, – воодушевленно продолжал Алим-хан, стараясь уверить себя в искренности собеседника, – чужие ошибки и слабости всегда приносят пользу тем, кто умеет правильно ими пользоваться.

Усман-бек с недоверием посмотрел на хозяина дома. Бывший повелитель продолжал лежать неподвижно, облокотившись на локоть левой руки. На его лице была печать полной отрешенности, и со стороны могло показаться, что беседа совершенно его не волнует. Однако Усман-бек слишком хорошо знал характер эмира, чтобы поверить этому обманчивому впечатлению.

– Я думаю, – выдержав паузу, продолжал свою мысль Алим-хан, – англичане скоро сами поймут свою ошибку и постараются исправить ее. Им, как и нам, не нужны русские самолеты в Кабуле, не нужна дружба большевиков и с Амануллой. Но я не могу допустить и того, чтобы они все решали по своему усмотрению. К тому же, если теперь что-нибудь случится с самолетами, которые охраняет гвардия эмира, подозрение сразу падет на нас.

– Вы предлагаете оставить в покое караван? – нерешительно спросил Усман-бек, пытаясь уловить логику в словах эмира. Но тот лишь горестно вздохнул:

– Только человек, потерявший последние остатки разума, не способен понять, что нельзя допустить открытия летной школы в Кабуле. Но после того как самолеты сгорят или свалятся в пропасть, мы не сможем засиживаться в этой стране. Нам понадобятся не жалкие гроши, обещанные Энверу-паше, а много денег и оружия, чтобы вернуться на родину. Мои люди уже засиделись без дела, они теряют надежду, а англичане продолжают кормить нас одними обещаниями.

Сейид Алим-хан поднялся на ноги, подошел к стене и, откинув занавеску, извлек из глубокой ниши шкатулку. Открыв ее, он протянул Усман-беку пакет.

– Вот, возьми это и немедленно отвези Энверу-паше. Будь осторожен – здесь условия, на которых мы можем объединить свои силы.

Усман-бек взял пакет и, почтительно поклонившись, направился к выходу. Почти у двери он обернулся, чтобы задать последний вопрос:

– Кто уничтожит самолеты?

– Тот же человек, который помешал это сделать Энверу-паше в Туркестане, – с надменной улыбкой ответил хозяин дома.

Он еще некоторое время стоял не двигаясь, и улыбка не сходила с его губ. Все прошло даже лучше, чем можно было ожидать. Англичане раскошелятся. Алим-хан в этом не сомневался. Чем дольше они будут думать, тем жестче можно ставить условия – ведь караван с каждым днем все ближе подходит к Кабулу. И когда с самолетами будет покончено, а деньги и оружие попадут к нему в руки, возможно, он даже поможет Аманулле-хану поймать злоумышленников. Конечно, генерал Энвер-паша – человек могущественный, но он засиделся в Афганистане и сейчас представляет угрозу хану. Нужно сдвинуть его с места и заставить воевать за интересы законного правителя Бухары. И поможет это сделать Усман-бек. Он, упиваясь своей хитростью, с которой, как он полагает, обвел Алим-хана вокруг пальца, скачет сейчас к Энверу-паше. Верно говорят: осел останется ослом, даже если побывает в Мекке…

Он откинулся на подушки, предавшись мечтам. Почему не все идет гладко, почему? С какой стати ему, умному человеку, надо подчинять свои планы, да и себя планам этого турецкого изгоя Энвера-паши? Но вдруг… Опять это эфемерное «вдруг». Однако если тот все же захватит Бухару и убедит мусульман объединиться вокруг себя? Тогда не надо думать ни об утратах, ни об издержках, ни о чем. Кроме одного: как извести новоявленного победителя и загнать его на место.

А пока, рассудил Алим-хан утомленно, караван пусть идет. И чем ближе он будет к Кабулу, тем сговорчивее станут и англичане, и Энвер-паша…

Глава вторая

Аркадий Баратов зевнул, прикрыв ладонью рот, и присел на кровать рядом с Файзуллой.

Мальчишка снова что-то сбивчиво залопотал на своем гортанном языке. По мере того как он говорил, глаза Аркадия все больше округлялись.

– Сегодня ночью бандиты собираются поджечь самолеты, – продолжая вслушиваться в слова Файзуллы, коротко бросил переводчик Чучину.

Иван вскочил, схватил Файзуллу за плечи.

– Откуда ты знаешь?

– Только что один из постояльцев попросил его сообщить об этом русским летчикам, – ответил за Файзуллу Баратов. – Он объяснил, что случайно услышал, как бандиты обсуждали план нападения. Однако сам не решился идти к нам – опасается, что его примут за сообщника. А с мальчишки какой спрос.

– Спроси, не знает ли он, где сейчас бандиты, – потребовал Чучин, – и как они выглядят?

Баратов перевел вопрос Ивана и, выслушав ответ мальчишки, отрицательно покачал головой.

Иван бросился к Гоппе. Вместе они направились к начальнику охраны.

Офицер выслушал их совершенно бесстрастно:

– Не подавайте вида, что вы что-то знаете, – спокойно сказал он и добавил с высокомерной усмешкой: – Не волнуйтесь, идите спать. Все будет в порядке.

Иван вернулся в комнату, но не находил себе места. Дурацкая ситуация. Рядом с ним решается судьба экспедиции, а он не может вмешаться. Гоппе категорически приказал не выходить за дверь, как он выразился, «во избежание провокаций или других неожиданностей».

Развязка наступила часа через два. Короткая перестрелка переполошила обитателей караван-сарая. Чучин не мог сдержаться и выскочил во двор. Начальник конвоя, увидев его, кивнул на два валявшихся на земле трупа.

– Они уже не смогут причинить вам никакого зла. Потом, брезгливо скривившись, показал на двух привязанных к столбу людей:

– И эти тоже.

Позвали хозяина и выяснили, что люди эти ждали прибытия каравана в течение нескольких дней. Однако дальнейшие расспросы ничего не дали – хозяин пребывал в полном неведении, откуда прибыли постояльцы и кто они, а пленные упорно молчали.

– Надо бы поблагодарить мальчишку, – сказал Иван подошедшему Гоппе. – Если бы не он, неизвестно, чем дело могло кончиться.

– И заодно выяснить, кто рассказал ему о готовящемся нападении. Нам надо бы знать, откуда ждать сюрпризов, – согласился командир.

Файзулла сообщил, что человек назвал себя муллой Джунаидом.

– Невысокий такой, плотный, и лицо немного рябое…

Чучин и Гоппе поняли друг друга с полувзгляда и ничуть не удивились, когда хозяин сказал, что никакой мулла Джунаид в рабате не останавливался.

«Опять рябой. И опять полная неясность, – думал Чучин, засыпая. – Но почему из врага он вдруг превратился в союзника?»

ПРЕДЛОЖЕНИЕ ГЕНРИ ДОББСА

– Можете не сомневаться – это не подделка, – английский посланник в Кабуле Генри Доббс осторожно поставил кофейник на стол и откинулся на мягкую спинку кресла. – Красивая вещь. Подумать только, сделана полтора столетия назад в Тюрингии, а теперь вот в Кабуле. Я уверен, что, если бы кто-нибудь описал приключения этого кофейника, получилась бы увлекательная книга.

– Ну что ж, – сказал Аманулла-хан, – приятно услышать заключение эксперта.

– Фарфор – мое хобби, – усмехнулся Доббс. – Моя профессия – политика. К сожалению, в этой области вы цените мое мнение значительно ниже. Я хочу вас убедить в одном: то, чего желает наше правительство, нужно в первую очередь вам.

– Значит, опять забота о нашем процветании? – с нескрываемой иронией спросил эмир.

– Разумеется, британскому правительству небезразлично положение дел в Центральной Азии. Но интересы наших государств вовсе не противоречат друг другу. Мы хотим вам помочь. Не отвергайте нашей помощи. Она вам еще пригодится. Тем более, – добавил Доббс, – что мы практически ничего не просим взамен. Разорвите договор с русскими. Вы ведь все равно ничего от них не получите.

– Вы уверены? – вскинул взгляд Аманулла-хан.

– Мне кажется, – сказал посланник, – вы возлагаете на русских слишком много надежд. Мы в Англии не очень-то доверяем большевикам. С ними надо быть настороже.

– Да, – заметил Аманулла-хан, – вы и в самом деле крайне осторожны, когда кому-либо надо помочь.

– Вы рассчитываете получить помощь от русских, – спокойно продолжал Доббс, – и совершенно напрасно. Они вам ничего не смогут дать, даже если захотят. У них голод, разруха. Им самим долго не выдержать. Через несколько лет с социализмом будет покончено.

Доббс посмотрел в глаза собеседнику, стараясь угадать, какое впечатление произвели его слова на эмира. Но лицо Амануллы-хана было совершенно непроницаемым. И хотя Доббс давно привык к невозмутимой восточной манере вести разговор, временами она его крайне раздражала.

– Вам кажется, что Лондон не слишком щедр? – спросил посланник. – Но двадцать тысяч винтовок и двадцать полевых батарей вам и сейчас не помешают. А за качество оружия я могу поручиться.

– Что и говорить, – подтвердил Аманулла-хан, – ваши пушки стреляют хорошо. В Афганистане это известно каждому.

– В Афганистане, – поморщился посланник, – никак не могут забыть прошлого. А мы, англичане, люди деловые. Знаете, говорят: время – деньги. Нам некогда ворошить историю. Мы привыкли смотреть в будущее. Прошлое все равно не исправишь.

– Исправить не исправишь, – задумчиво произнес эмир, – но и забыть прошлое иногда не так-то легко. Народ не поймет меня, если я соглашусь принять подачку от вашего правительства..

– Но ведь вы принимаете самолеты от Советской России, – возразил Доббс.

– Совсем другое дело, – сказал Аманулла-хан, – Россия – наш союзник. Она пришла к нам на помощь в тяжелое время, и у нас с ней равноправные отношения.

– Однако сейчас и между нашими странами начинаются новые отношения, – торжественно заявил посланник.

– Хотелось бы верить в это, – холодно произнес эмир..

– Оружие, которое вы получите, это только аванс. В течение 25 лет мы обязуемся выплатить вам 40 миллионов рупий. Мы поможем Афганистану стать могущественной страной.

– Итак, – спросил Аманулла, – между нашими государствами наступает период дружбы?

– Если вы того пожелаете, – подтвердил Доббс.

– И ваше правительство протягивает нам руку помощи?

– Конечно!

– Однако, – усмехнулся Аманулла-хан, – Лондон почему-то не спешит установить с нами равноправные отношения. Может быть, у вас еще надеются, что Афганистан снова станет британской колонией?

Генри Доббс помрачнел, недовольный таким поворотом разговора.

– Я вас понимаю, – сказал посланник. – Вы считаете, что англичане – это исчадие ада, что они виновны во всем зле, которое совершается в мире. Но поверьте, англичане творят не только разбой, и не вся несправедливость на земле исходит от англичан. В Лондоне уже относятся к Афганистану, как к независимому государству.

– Однако не спешат признать нашу независимость, – уточнил эмир.

– Видите ли, – пожал плечами Доббс, – на все нужно время. Британия – страна традиций. И хотя мы уже давно имеем дело с Востоком, в Лондоне еще немало людей, порой весьма влиятельных, которые не понимают, что происходит в Азии… Если бы это зависело от меня, можете не сомневаться, мы сегодня же пересмотрели бы наши отношения. Увы, даже британское правительство не властно само решать-такие вопросы. У нас есть парламент, а многие его члены живут представлениями прошлого века.

– Значит, – сказал Аманулла-хан, – вы предлагаете нам подождать, пока в вашем парламенте изменятся настроения. Что ж, наша страна веками ждала независимости, может потерпеть еще пару десятилетий.

– Когда закладывают фундамент нового здания, лучше не торопиться, – заметил посланник.

– Возможно, вам покажется это странным, – неожиданно резко хлопнул ладонью по столу Аманулла, – но мы хотим независимости не только для наших внуков, но и для себя. Признание нашей независимости именно теперь является гарантией мира и покоя в нашей стране.

Эмир порывисто поднялся и подошел к окну.

– Некоторые историки, – помолчав, сказал он, – утверждают, что характер народов зависит от географических условий, в которых они живут. У жителей равнин нравы не похожи на нравы горцев.

– Возможно, – рассеянно ответил Доббс.

– Видите, – продолжал Аманулла-хан, – до тех гор десятки километров, а кажется, что они совсем рядом. Мы в Афганистане с детства привыкли смотреть вдаль и не любим, когда что-либо заслоняет хороший вид, а у вас в Англии столь часты туманы. Вы научились ориентироваться даже в тех случаях, когда ничего не видите в пяти метрах перед собой. Но мне кажется, что и вы иногда ошибаетесь: или не видите, или не хотите видеть, куда ведет ваш путь.

– Что же я должен передать в Лондон? – спросил Доббс.

– Мы очень благодарны за проявление заботы со стороны британского правительства, – ответил Аманулла-хан. – Однако Англии не стоит вмешиваться в наши отношения с другими странами, и привилегиями, основанными на таком вмешательстве, мы воспользоваться не можем.