Текст книги "Митридат"

Автор книги: Виталий Полупуднев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– Не угодил! – простонал раб-логограф, чувствуя, как вместе с болью комок обиды подступает к горлу. Слезы разочарования и горечи хлынули сами собой. Микст бессильно опустился на пол и не желал больше ни вставать, ни жить. Было очевидно, что ни о каком освобождении теперь не может быть и речи.

Его собственные рабы осторожно вошли, оглядываясь в опаске. Приблизившись, участливо и с сожалением поглядывали в его лицо, приветливо заулыбались, видя, что он уже пришел в себя и смотрит на них.

– Хозяин, ты жив?.. Мы рады!

– Нечего болтать, – тихо, но строго прервал их Микст, – лучше помогите мне подняться на ноги!.. Ой-ой, осторожнее, остолопы! Отнесите меня в постель!

И когда его, полумертвого, подняли с пола, он, превозмогая боль, подумал: «Какой несчастливый день!.. Дважды бит, лишился накидки, а главное – потерял расположение хозяина и надежду на его великую милость!»

Потом его рвало кровью. Он плакал горькими слезами униженного, страдающего физически и нравственно. И вместе с этими слезами и пролитой кровью за недолгие мгновенья утратил то божественное чувство преклонения перед хозяином, которое вынашивал в себе на протяжении жизни. Наивная вера в возможность заслужить у строгого господина желанную награду, получить из его рук долгожданное освобождение – вдруг исчезла, погасла, как свет перед глазами внезапно ослепшего человека. Он почувствовал себя как бы на дне мрачного ущелья, выхода из которого нет. Все обещания, что давал ему Парфенокл, как оказалось, были насмешкой, глумлением над его самыми дорогими мечтами и чаяниями!.. Никогда Парфенокл всерьез не собирался освобождать его! Он, Микст, вечный раб, и не для него существует греческое, такое красивое слово элефтерия – свобода!

Миксту показалось, что он умирает, пинок хозяина разбил ему печень, а в печени – средоточие жизни!.. И он умрет рабом!.. Одна мысль об этом леденила его. Нет, нет!.. Если умереть, то только свободным, сорвав с шеи позорный ошейник с именем хозяина-обманщика!

Было темно, когда Микст почувствовал себя лучше и мог подняться с постели. Он не хотел лежать дольше. Какое-то новое чувство придавало ему сил, ходило ходуном в груди и толкало вперед. Он уже знал о Евлупоре, обреченном на смерть из-за каприза развращенной хозяйки. И сейчас думал о нем, о таком могучем, сильном человеке, так же страдающем невинно. Если раньше он считал себя неизмеримо выше черного раба, который спит в конюшне на навозной куче, то теперь ему стало очевидно, что разницы между ними нет. Оба бесправны и оба должны умереть!.. Микст прекрасно понимал, что случай с Евлупором уже стал достоянием рынка и весь город смеется над Парфеноклом, обманутым мужем. Поэтому независимо от того, верит Парфенокл жене или нет, он должен будет жестоко наказать раба, казнить его лютой смертью, дабы удовлетворить требованиям закона чести свободного человека. Раб, покусившийся на жизнь или честь свободной, – жить не может!

Следуя внезапно возникшей мысли, Микст, стиснув зубы и превозмогая слабость во всем теле, спустился во двор из своей чердачной конурки и обратился к привратнику с вопросом:

– Где ключи от темницы, в которой сидит Евлупор?

– Хозяин приказал охранять его строго, – ответил тот угрюмо.

– Знаю! – оборвал его брюзгливо Микст с заносчивостью доверенного раба, которому не впервой исполнять ответственные приказы хозяина. – Дай ключ от темницы, мы с господином будем пытать узника!.. Пора разжигать жаровню и калить щипцы!

Получив стальной ключ, он, кряхтя от боли, опираясь на палку, как старик, направился к дверям темницы, расположенной около конюшни. Луны не было. Он исчез во тьме, заполнившей углы двора.

VIII

В час встречи наместника, прибывшего из Синопы, произошло как бы разделение пантикапейского люда на две неравные части. «Лучшая» его часть устремилась в порт, а «худшая» собралась на рыночной площади по приказу Неоптолема, подтвержденному городскими архонтами и подкрепленному обещанным даровым угощением.

Торговли не было. На рыночных лотках и длинных прилавках были расставлены глиняные миски и плошки для питья. Шумная толпа уже сгрудилась около пузатых бочек с дешевым вином, изрядно разбавленным водою. Это было так называемое «косское» вино, обычно употреблявшееся самыми бедными горожанами. Иногда оно попадало и в желудки рабов. Впрочем, не всех рабов. Рабы, что обслуживали богатые дома, ключники, управители имений, хозяйские фавориты и доверенные нередко пили лучшие вина, обкрадывая хозяев. Те же, которые вращали силой своих рук мельничные жернова или долбили камень в каменоломнях, не видели никаких, питаясь чашкой полбяной каши, запивая ее мутной водой из грязного колодца.

Рабы не были ни однородной, ни сплоченной массой. Единение для них становилось возможным лишь в некоторых случаях. Таким случаем явился страшный рабский бунт, возглавленный Савмаком.

Были рабы чистые, которые пользовались милостями хозяев, – их называли «смеющимися рабами». Были рабы черные, они работали на полях и в эргастериях. Эти стонали под хозяйским ярмом, отупевшие и озлобленные. Одни рабы подгоняли других бичами. Вооруженные рабы охраняли покой своих хозяев, чем уподоблялись цепным псам, готовым броситься на всякого, на кого укажет хозяин. Такой вооруженный раб смотрел с презрением на грязного чистильщика мусорных ям или на кузнеца, прикованного цепью к наковальне. Нередко рабы верхнего слоя сами владели рабами и наказывали их жестоко, не думая, что те такие же бесправные «говорящие орудия», как и они!..

И если одни рабы трудились от зари до зари, получая в награду лишь удары бичей от своих собратьев, то были и такие, которые бродили без дела по городу, занимаясь воровством и нищенством. А хозяева были рады этому, ибо с упадком ремесел не могли дать им работу, не могли и продать их самих, а тратиться на их прокормление не хотели. В таких случаях рабы-мужчины становились ворами и попрошайками, а молодые рабыни шли в порт торговать собою, образуя целые толпы так называемых «козочек», узнать которых было легко – каждая носила под мышкой рогожку, убогое ложе уличных встреч. Многочисленность «козочек», их доступность порождали чудовищное падение нравов, почти неприкрытое бесстыдство, пресыщение и извращения, неслыханные в былые времена. И пьяные гуляки уже не довольствовались обществом женщин, но тянулись к иным ощущениям. Это породило еще одну разновидность уличного гетеризма – женоподобных юношей-содомистов [так], наряжающихся в женское платье. Бывало, женская половина уличных возлюбленных пыталась избивать конкурентов-мужчин. И блюстители порядка с трудом прекращали кровавые побоища, вынося за городскую стену мертвых и искалеченных.

Сейчас, к закату солнца и с наступлением темноты, эти бесправные затопили рыночную площадь. Хохот и песни, пьяная ругань и визг женщин, топот танцующих пар, звон посуды – праздники рабов. И хотя косское вино еще было в чанах и бочках – его раздача началась с большим опозданием, – на площади все были пьяны. Пользуясь отсутствием хозяев, дворовые рабы очистили их продуктовые и винные склады, надеясь сослаться потом на грабителей. Сюда тащили все. Даже шел шумный обмен. Кто-то продавал похищенные у хозяина сандалии за глоток вина, другой соблазнял красотку куском остывшего пирога и наполненной флягой.

Гиерон толкался в толпе, пробираясь к столам угощений. Но там была такая давка, что получить что-либо едва ли удалось бы. Да и стоило ли мять бока ради постной каши и жидкого вина?.. Пусть за это рабское угощение дерутся те, кто спит на соломе и работает лопатой. Он же искал другого. Время шло, солнце закатилось, и ночной мрак быстро наступал, оттесняя отблеск уходящего дня. А Гиерон все еще бродил среди толпы. Он вздрогнул, когда тяжелая рука опустилась ему на плечо.

– Кто это? – обернулся Гиерон и озадаченно выпучил глаза, увидя фигуру, закутанную в плащ.

– Тсс… – Фигура сделала предостерегающий жест. – Это я, Евлупор! Ты как будто кого-то ищешь?

– Почти что так, – ответил неопределенно Гиерон и опасливо оглянулся. Приблизившись г другу, он прошептал ему на ухо: – Кажется, мой хозяин поражен безумием, сегодня он потерял все, даже голову!.. Я же твердо решил бежать в пираты и вот ищу одного человека, который проведет меня к киликийцу. Он вербует таких, как я, в свою шайку!..

В этом заявлении прозвучало желание Гиерона показать себя с лучшей стороны перед другом, человеком решительного характера, который иногда подсмеивался над его осторожностью. Евлупора должны были поразить такие смелые слова. Тот подумал, взял его под руку, отвел в сторону и сказал просто:

– Ты хочешь стать пиратом? Оставить долю слуги и раба?.. Если это не очередная шутка, мне с тобою по пути! Ты только решил бежать, а я, брат мой, уже бежал из-под стражи!.. Если я не сумею выбраться из города в эту ночь, завтра утром Парфенокл хватится меня и учинит сыск по всему городу, тогда мне несдобровать!

– Как, Евлупор! И ты решился на такое опасное дело?

– Говорю – уже бежал, ибо терять мне нечего!.. Сегодня хозяин заключил меня в темницу, чтобы завтра забить кнутом до смерти!

– За что же?

– Застал меня в ванной со своей женой Сафо! А я ее пальцем не тронул!.. Но Парфенокл был не в духе и не стал разбираться. Ему не повезло в порту! Царевич не ответил на его речь и поклоны. А Гераклиды, наоборот, удостоились милостивого взгляда нового наместника! Парфенокл и своего логографа ударил ногой в брюхо и что-то повредил ему внутри.

– А любимца-то за что?

– За то, что речь ему плохо сочинил и надоедал с просьбами о вольной. А может, еще почему. Разве хозяева объясняют рабу, за что казнят его?

– Ну, Миксту туда и дорога, не будет зазнаваться!

– Не говори так. Он теперь против хозяина, возненавидел его и решил от него бежать!

– Как бежать?.. Это Микст-то, хозяйский пес?

– Бывает, и псы кусают хозяев!.. А Микст теперь мой друг – мы с ним вместе убежали! Это он и помог мне – отворил дверь темницы и развязал узы на моих руках… Сейчас нам надо выбраться из города!

– А где же Микст?

– А вот он, со мною!

Евлупор посторонился, из-за его спины выглянула фигура, напоминающая старика, еле двигающего ногами. Из-под соломенной шляпы глядели два страдальческих глаза, еле различимых при свете пылающих смоляных бочек, зажженных по сторонам площади.

Гиерон смутился. Вид его недруга был жалок, чувствовалось, что он испытывает боль и слабость. «Куда же он вздумал бежать, когда ему место в постели!» – подумал Гиерон.

Гиерон вспомнил, как он втайне завидовал этому остролицему полугреку, который сумел в рабстве достичь приличной жизни и хорошего положения возле всесильного хозяина. К тому же Микст не удостаивал его своим вниманием, проходил, гордо подняв голову да еще в сопровождении двух рабов-телохранителей. Появляться вне дома без охраны он боялся, так как, угождая хозяину, снискал ненависть других рабов и побаивался их мести. Имея острую голову, он был слаб телом и неспособен к самозащите. Получив должность доверенного слуги, он возомнил себя подобным легендарному Мису, который по преданию являлся правой рукой Эпикура. Сравнивая Парфенокла с Эпикуром, называя его в глаза «мудрейшим человеком нашего времени», Микст грубо льстил ему. Ибо сам, так же, как и весь город, знал Парфенокла как тупицу, знаменитого лишь своим богатством и благородным происхождением.

Тогда Гиерон сочинил песенку про «хозяйского пса», который носит палку хозяина и рычит на посторонних, умеет визжать и лаять кстати, за что и пользуется правом доедать хозяйские объедки. Имя собаке – Микст!.. Парфенокла не любили, и колкая песенка о его рабе скоро стала известна всему Пантикапею.

Но Микст за свою грамотность и таланты получал хорошую жизнь и жирную пищу. А Гиерон за сочинение песенки получил удары палок – и от кого?.. От рабов того же Микста! Они остановили его на дороге с рынка, опрокинули корзину с овощами, повалили его самого и долго молотили палками. А Микст стоял в стороне и от души смеялся. За этот поступок Микст получил поощрение от Парфенокла, а Гиерон неделю не мог выйти из дома.

Да, Асандр неплохой хозяин, но, бедняк, он не дал своему рабу ничего за острый язык и умение сочинять колкие песни! Вот и сейчас Гиерон не удостоился хозяйской награды за тот гимн, который он сочинил для фиаситов. Правда, ему не попало ногой в живот! Но нужно ожидать чего-то худшего!.. О боги!.. Гиерон вздохнул сокрушенно. Его уже не радовало несчастье, что постигло Микста. Слишком непрочно благополучие раба, облагодетельствованного хозяином. Вчера – подачки и обещания свободы, сегодня – пинок под ребра!

И все же казалось невероятным, чтобы такой преданный слуга, как Микст, решился на побег, оставив теплое место у хозяина, и превратился в беглого! Ведь беглый – это затравленный зверь, которого каждый не только может, но обязан пырнуть в брюхо копьем. Беглый раб считается вне закона, уподобляется взбесившейся собаке, которую следует безжалостно уничтожить. И вдруг Микст расстался со своими ключами и пергаментом, сменил перо на дубинку разбойника!.. Уж не сошел ли он с ума?

Какой пират из Микста, подумать смешно!.. Вот Евлупор – другое дело. Это человек большой силы и смелости, к нему сам ночной демон пойдет в дружки! Хотя и он оказался совсем не таким зверем, как можно было подумать, глядя на его вывороченные ноздри, колючую бороду и бычью шею, покрытую могучими складками.

Сын северного племени, он мальчишкой был продан в рабство грекам, стал воином-рабом. Охранял караваны купцов, привык жить у костра в степи. Плавал и на судах. Его заметил Парфенокл на танаисском базаре, куда ездил по делам торговли. Угрожающий, «звероподобный» вид раба-воина понравился Парфеноклу, и он за немалые деньги купил его у караванщиков.

Раб получил завидную обязанность быть телохранителем хозяина. Но после степных просторов на берегах Танаиса ему показалось тесно и душно в городском дворе. Он стал тосковать и был замечен в пристрастии к кружке вина. Даже оказался пьяным во время ночного караула, уснул на ступенях крыльца. Хозяин нещадно высек его и поставил надсмотрщиком над черными рабами в эргастерии.

Однако напористый и дерзкий в других обстоятельствах, вновь назначенный надсмотрщик стал проявлять непростительную мягкость. И хотя постегивал рабов, но не так основательно, как требовалось. Парфеноклу донесли, что в эргастерии непорядок, рабы стали поднимать головы и ленивее работать.

Не оправдав хозяйского доверия, Евлупор, получив еще две дюжины палок, стал конюхом. Он катился все ниже. Гиерон встретил его уже возничим. Он вез на паре быков мешки с полбой и остановился около погребка, намереваясь истратить медную монету на кружку плохого вина. У Гиерона было поручение Асандра – сблизиться с кем-нибудь из рабов Парфенокла, подкупить его, сделать тайным соглядатаем при хозяине. Гиерон разгадал слабость Евлупора, пригласил его выпить вина получше. Тот согласился. Но когда в разговоре узнал, что от него требуется, то усмехнулся и ударил Гиерона по шапке, словно полушутя, со словами:

– Что ты угостил меня вином, благо тебе. А в соглядатаи я не гожусь, не такой я человек! Не люблю подслушивать и подсматривать. Вот голову кому-нибудь оторвать при случае – это по мне!.. Скажи, кто тебя хочет обидеть, – заступлюсь! А в соглядатаи – нет! Поищи другого!

– Хозяин тебя палками наказывает, а ты его покрываешь?.. Хочешь верность соблюсти или выслужиться?.. Так скажу тебе – у Парфенокла не выслужишься!

– Знаю и ничего не жду! Хозяин – всегда обидчик. Думаю, твой тоже не милует тебя, если провинишься?

– Верно. Но мой хозяин лучше!.. Хотя бывает… того…

Гиерон почесал рукой пониже спины. Евлупор расхохотался басом.

– Вот видишь, тебя хозяин тоже палками потчует, а ты для него стараешься! Я же для Парфенокла стараться не буду, но и тайного вреда ему делать не хочу!

Гиерон угадал в этих словах то самоуважение и несколько наивную добропорядочность, которые нередко встречались у невольников из числа плененных на войне воинов, сохранивших воспоминания о своем племени и его обычаях. Они способны на побег и пролитие крови, но не хотят ронять своего достоинства участием в делах, унижающих их понятие о чести. Таков был и Евлупор, – раб-воин, он сумел сохранить в невольничестве чистую душу.

Соглядатай из Евлупора не получился так же, как и надсмотрщик. Но с Гиероном он стал встречаться, дружить. Это не осталось тайной для Парфенокла, который рассвирепел, узнав, что неисправимый раб связался с подручными его врага Асандра. Евлупора опять наказали ясеневыми палками. Предполагалось отправить его в деревню, на полевые работы, с цепью на шее. Но супруга хозяина, прекрасная Сафо, проявила неожиданную мягкость, вступилась за раба. Благодаря ее заступничеству, он был оставлен при дворе как уборщик мусора, носильщик тяжестей и водонос.

Как уже известно, милость хозяйки впрок не пошла. Попавшись на месте преступления, Сафо свалила вину на раба, чем обрекла его на суд и расправу жестокого Парфенокла.

Гиерону было ясно, что Евлупору другого выхода нет – только бежать! Но, сообразив, что и он сам вдруг оказался в компании беглецов, уже перешедших роковой рубеж, ощутил беспокойство. Правда, он тоже собирался сегодня ступить на тернистый путь беглого и стать пиратом, но одно дело – собираться, другое дело – стать!.. Не слишком ли поспешно получается? Подумав однако об Асандре, уже схваченном властями за дерзость, он вздохнул и решительно тряхнул волосами. Эх, будь что будет!

Откуда-то вынырнула юркая фигурка мальчишки-подростка, который дернул Гиерона за рукав и шепнул условленное слово: «Свобода». Он и провел всех троих в конец рынка, где чернели ряды заколоченных досками пустующих лавок, хозяева которых разорились и прикрыли торговлю. Гиерон огляделся. Они стояли перед полуразрушенным строением с провалившейся крышей. Кругом рос черный бурьян, метелки его в свете факелов и пылающих бочек казались золотыми. По трухлявым стенам волнами пробегали кровавые отсветы огней.

– Это здесь, – сказал проводник шепотом.

IX

Необычайное одушевление блестело в глазах рабов-заговорщиков, собравшихся в пустой лавке на краю рынка. Они знали, насколько опасно находиться здесь, но смело шли на риск, полагая, что никому в голову не придет искать их в гуще городской суеты да еще в часы праздничного гулянья. В трех шагах отсюда проходили пьяные ватаги, явственно доносились смех и голоса. Однако глаза и уши тайного собрания были направлены к тому, кто сидел на бочке с кружкой в руке, еле освещенный плошкой, дающей больше нефтяной копоти, чем света.

Человек одет как деревенский житель, прибывший в город по делам, – просто и серо. Но лицо его покрыто шрамами и словно застыло в жестокой и насмешливой гримасе. Замечательными были его глаза – настороженные и внимательные. В них угадывалось не то злое веселье, не то издевка и жестокость. Каждому думалось, что муж этот видел много крови и часто смотрел в глаза смерти, как смотрят в лицо возлюбленной. Это подкупало слушателей. Они чуяли в этом человеке бесшабашную смелость и дерзкий вызов тому миру, который сами ненавидели, – миру хозяев! Такой может стать вожаком беглых, вывести их на широкую ниву, политую кровью, и научить собирать жатву, посеянную другими, теми же хозяевами!

– Наш корабль разбило у скал в ту бурю, которая пронеслась над морем и достигла Боспора, – говорил он с нарочитой откровенностью, словно подчеркивая, что ничего не скрывает и хочет показать жизнь морских удальцов без прикрас. – А почему? Потому, что наш капитан был пьян и некому было удержать остальных, все перепились! А вина были какие!.. Таких не пьют даже ваши хозяева! Эти вина предназначались для Тиграна, царя Армении, а мы захватили их!.. Хо-хо-хо!

Все зашумели одобрительно и изумленно. Подумать только – царские вина!

– Да, друзья мои, – продолжал пират, наливая себе из амфоры полную кружку и прихлебывая из нее с большим удовольствием, хотя вино это было и не царское, а похищенное одним из рабов у своего хозяина-торговца. – Да, друзья мои, пират не пьет плохих вин, он выливает их в море!

Все ахнули, многие с наслаждением:

– Зачем же выливать-то?

– А затем, что пират богат удачей. Он плавает над бездной моря, он сражается со всеми, он живет сегодняшними радостями, не думая о будущем! Зато живет хорошо! Так хорошо, как вам и не снилось! Но не хочу морочить вам голову – доля пирата – не всегда веселье и царское вино! Только тот, кто не боится смерти, может пойти в пираты! Возможно, он погибнет в первой схватке, или утонет в пучине моря. Но пока жив – он свободен, наедается до отвала, напивается вдрызг и спит, сколько хочет! Он всегда пьян или спит, пока капитан и вожак не кликнут его на палубу. Тут не медли, чтобы не получить кличку труса! Хватай меч и беги наверх! Зато после боя получи во всем свою долю – и в золоте, и даже в женской ласке!

– Да ну?.. Откуда же у вас женщины?

– Как вы молоды и серы! Хе-хе!.. Так ведь на кораблях везут красивых рабынь, едут куда-то свободные люди с женами и дочерьми! Все они, попав нам в руки, становятся нашими возлюбленными!

– Куда же вы их деваете? С собою возите?

– Это смотря по обстоятельствам, – уклончиво ответил пират, хлебнув вина. – Когда будете пиратами, узнаете!.. Впрочем, скажу вам, есть и у нас свои города, где живут только пираты, – например, Киликия!.. Там они имеют жен и детей! Вот разбогатеешь, не получишь стрелы в грудь – сойдешь с корабля и поселишься в таком городе! Заведешь семью – и никаких над тобою хозяев и властей!.. Хорошо! Я сам родом из Киликии…

Евлупор слушал с жадностью, глаза его загорелись.

– Да, – продолжал киликиец, – неплохо быть свободным, а пират волен, как птица!

– Неужели вы никому так и не подчиняетесь? – не удержался горячий Евлупор.

– Ну, не то что не подчиняемся, есть у нас выборные вожаки, а на кораблях капитаны! Но вот хозяев у нас нет, – это главное!

– А если пират провинится в чем-нибудь?

– В чем он может провиниться? Провинность у нас одна – отказ от участия в битве, трусость! Одно и наказание – дубиной по голове и в воду, рыбам на корм!

– Ага!.. Значит, и у вас есть власть и наказания!

– А как же! Среди пиратов должно быть единение. Пираты – братья, даже больше, чем братья, – они срослись сердцами. И кто попытается оторваться от нашего братства, тот изменник и ему одно наказание – смерть!

– Ты слышишь? – обратился Евлупор к Гиерону. Тот посмотрел на него задумчиво и без большого восторга.

– Слышу, – ответил он с усилием. – Ясно, что пираты, подобно воинам, подчинены начальнику! И так же знают, что за непослушание и неисправность будут наказаны, даже казнены! Какая же это свобода?

– Но пират свободен, он не раб, он не продается на рынке и не спит в навозе, как я!.. Его не бьют палками!

– Зато – дубиной по голове и в воду, к рыбам!

– Это же трусов и изменников!.. Кто храбр и верен, тот сыт, пьян и берет добычу!

– И получает стрелу в бок или копье в сердце во время схватки!

– Уж не боишься ли ты? Лучше умереть в бою, чем жить в рабстве!

– Так-то так…

Гиерону пришло в голову, что там, в каморке под лестницей хозяйского дома, он оставил ложе из душистого сена и спрятанную в углу амфору – подарок Антигоны. Добрая толстуха, она и поесть принесет что-нибудь с хозяйского стола, и сама останется до утра. Впрочем, можно и к Евпории пойти, та моложе!.. А днем не так уж трудно сопровождать хозяина в его прогулках по городу или сходить на рынок за покупками. Уборка в доме, топка очага и чистка хозяйского платья – дело привычное. И если иногда попадает, то лишь тростью по спине, а не дубиной по темени!

Но это уже в прошлом, это вчерашний день! Сегодня все стало иначе!.. Асандр с друзьями сидят в подвале и ждут своей печальной участи. Теперь его, Гиерона, вместе с Антигоной продадут за хозяйские долги, а новый хозяин заставит его мять кожи или чистить помойные ямы, будет кормить гнилой рыбой и держать ночью в конюшне на привязи! А чуть что – пинком в живот!.. Нужны ли будут новому хозяину его песенки и умение играть на арфе? У веселого и разгульного Асандра его таланты были как нельзя кстати. Разве плох получился гимн фиаситов, хотя и не принес пользы и успеха ни хозяину, ни его друзьям!.. Ай-ай! Все пропало!

С неожиданной силой вспыхивает в груди жаркое чувство буйства, страстное желание порвать узы невольничества и бежать в пираты. Там можно забыться в пьянстве и грабежах, а воинскому делу ему учиться не надо, он ежедневно упражняется с хозяином на мечах и копьях. Он участвовал в битве на льду, находился в одном ряду с хозяином! Он видел смерть и ужас и до сих пор удивляется, как остался живым после этого побоища! Пожалуй, и там, в пиратских сражениях, не будет большой радости… Но лучше погибнуть в бою, чем попасть в руки нового жестокого хозяина!

Его мятежные, противоречивые мысли были прерваны появлением раба-разведчика, который был лучше других одет и смог побывать в порту. Там, втершись в толпу, раб наблюдал за встречей Махара и видел удивительную сцену появления евпатористов на его пути в акрополь. Раб-разведчик с жаром рассказывал, как, вместо того, чтобы схватить Асандра с друзьями, царевич оказал ему милость. И все в толпе говорили, что Асандр не так легкомыслен, опрометчив, каким его считали. Он сыграл опасную игру и выиграл!

Кровь бросилась в лицо Гиерону. О боги, если сейчас хозяин торжествует победу и вместо темницы вернулся домой в окружении друзей, он уже заметил, что слуги нет!.. Нет и новой шляпы и добротного плаща! Не обвинит ли он своего раба в воровстве, не догадается ли о его намерении бежать и не решит ли вгорячах продать его в каменоломни?.. О, это было бы страшным несчастьем! Тем более что худшее, чего он боялся, уже позади, впереди же брезжит рассвет надежды! Жизнь продолжается!.. И место его, Гиерона, не здесь, среди будущих разбойников, а около хозяина, в доме которого есть возможность ежедневно быть сытым и отдыхать под лестницей, когда хозяин пьян и отсыпается после гулянки.

А там, глядишь, хозяин разбогатеет, ведь ему предсказаны богатство и власть! И Гиерон может оказаться управляющим хозяйскими домами и старшим над слугами!.. И, кто знает, возможно, Асандр оценит его верную службу и отпустит на свободу! Такие случаи бывали!.. Правда, отпускают обычно старых, изможденных рабов, которые не в силах отработать свой кусок хлеба. Но Гиерон не стар, и если получит вольную, то за заслуги! Авось ему повезет больше, чем Миксту!

Гиерон сразу преобразился. Сладостные мечты захлестнули его, пиратские подвиги уже не казались заманчивыми, как полчаса назад. Вскочив со скамьи, он поспешил к выходу.

– Куда ты, Гиерон? – окликнул его Евлупор.

– К хозяину, – ответил тот. – Раз он не в темнице, значит, дома и ждет меня с палкой в руке!

Наутро стало известно, что ватага рабов, пользуясь праздником и отсутствием хозяйского надзора, совершила грабежи и бежала в море на одном из торговых кораблей, стоявших в гавани.

Парфенокл быстро дознался, что Микст, обиженный им накануне, проявил неожиданную прыть. Это он открыл темницу, выпустил Евлупора, а затем вместе с освобожденным узником бежал!.. Выяснилось и то, что беглецов увел бывалый пират, который тайно пробрался в город с целью соблазнить рабов веселой жизнью морских разбойников. Этот ловкач и проныра добился своего – он оказался главарем вновь созданной шайки пиратов и капитаном корабля!

Весь город говорил об этом происшествии.