Текст книги "Митридат"

Автор книги: Виталий Полупуднев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Асандр задумался, продолжая скользить взором по лицам архонтов.

– Что ж, – наконец ответил он, как бы рассуждая, – если моя голова не скатится с плеч, я сохраню свое положение и имущество!.. Но, великий жрец Левкипп, ты должен взять клятву у архонтов, что в любом случае меня не будут ни в чем обвинять, ибо я не уверен в успехе! Махар может и не согласиться со мною!.. Но в случае удачи обещайте закрепить за мною право на должность стратега города, ибо народ знает, чего я стою на бранном поле! И не только это… Я хочу получить на откуп соляные налоги со всех городов! Соляные сборы запущены и не попадают в казну Пантикапея! Я хочу наладить их для блага города!

– Не много ли захотел? – с той же язвительностью спросил Парфенокл. – Из пьяниц да в стратеги! Проси стратегии у Махара, ибо его милостью живешь!

– Пьянство – порок, но мало чем хуже врожденной глупости! – отпарировал Асандр, чем вызвал одобрительную усмешку на лице Атамба. – Если ты не согласен, то сам обратись к Махару и предложи ему изменить родному отцу!.. Не хочешь?.. Тогда не преграждай мне дороги как к смерти, так и к славе! Ибо ни по уму, ни по благородству предков я не ниже тебя, хотя и не имею твоего богатства и многолюдного рода!

– Твои родичи – бродяги с рыночной площади!

– Довольно, прекратите! – опять вмешался Левкипп. – Рано делить почет и должности!.. Но скажу – ради великой цели – спасения Боспора – мы должны чем-то поощрить Асандра: он идет на опасное дело! И можно клятвенно обещать ему признание его заслуг и полное забвение былых проступков!.. Не так ли, архонты? Остальное обсудим после завершения задуманного дела!

– Нет, – начал торговаться Асандр, – вы должны твердо обещать мне соляной откуп! И стратегию…

После препирательств было решено закрепить за Асандром соляной откуп. А от стратегии воздержаться. Архонты без большого подъема произнесли формулу клятвы перед изваянием Зевса. Атамб был равнодушен к соляному делу, считая его бездоходным. Парфенокл злорадствовал в душе, так как был почти полностью убежден, что Асандру теперь не сносить головы. Ибо Махар отцу не изменит.

– Иди, сын мой! – произнес Левкипп торжественно, обращаясь к Асандру. – Иди и действуй на благо родины! Если ты погибнешь – мы похороним тебя за счет города и поставим памятник с твоим именем…

– Но для успеха дела мне нужны деньги и десяток амфор лучшего вина!

– Деньги и вино ты получишь!

IX

Пристрастие к обильной пище и сладким винам вкупе с однообразным времяпрепровождением способствуют излишней полноте. Махар чувствовал это по нарастанию тяжести в теле и по поясам – они становились узкими, их приходилось время от времени менять. А тут еще появилась сонливость, леность ума и тела.

Царевич пытался растрясти жир ежедневными упражнениями в палестре, но это быстро надоело ему. Он даже приказал разыскать провинившегося Митрааса, намереваясь брать у него, как когда-то, уроки гопломахии. Митраас возликовал, полагая, что его опала кончилась, и явился перед царевичем в чистой одежде, с завитыми волосами. Однако был разочарован, когда царевич после первого урока отослал его обратно, ссылаясь на утомляемость и одышку. Да и к ударам и ссадинам, неизбежным при фехтовании, изнеженный правитель стал слишком чувствительным. Бегать он также не мог, испытывая болезненное сотрясение в отвисшем животе. Оставалась верховая езда на спокойной лошади. Слуги втаскивали его в седло, и он в сопровождении свиты выезжал на гон зверья. Возвращался измученный, но удовлетворенный.

Однажды после удачного полевания царевич возвратился в Пантикапей и тяжело сполз с седла. Десяток сильных рук приняли его набухшее тело. Потный и усталый, он с вожделением предвкушал удовольствие оказаться в скифской паровой бане с римским бассейном. Появился сухопарый Фрасибул, который подхватил его под локоть, спеша торопливым говорком рассказать новости.

Перс доложил о новых подробностях разгрома Митридатова войска и бегства самого царя в Армению. Заметил про себя, что царевич уже не возмущается, услышав новые подтверждения неудач своего отца. И тут же стал убеждать его не верить боспорцам.

– Ложь и предательство, – горячо доказывал он, – вот что вижу я в глазах этих коварных полуэллинов!.. Ты и сам знаешь это не хуже меня, ибо взор твой и ум острее моих! Не жди хорошего от них, когда твой царственный родитель переживает небывалые трудности в войне!.. Они уже подготовили кинжалы и держат их под плащами, чтобы в решительный час обнажить против тебя!

– Что же ты советуешь?

– Надо усилить дворцовую охрану, подчиненную мне, твоему верному рабу! Я с воинами буду еженощно обходить улицы города и хватать бунтовщиков, буде они появятся! Сейчас настало время опасаться не рабов, а свободных и знатных боспорцев. Я слежу за боспорскими архонтами, этими шакалами, что кружат около тебя!.. А Асандру не верь! Это лисица имеет два хвоста – одним пытается заслонить тебе глаза, а другим щекочет под мышками у жрецов и архонтов!.. Он двулик, как Янус!.. И служит не столько Митридату и тебе, сколько тайной измене!..

– Ты насторожен и зол, это хорошо! – кивнул головой Махар. – Продолжай надзор и розыск!.. А пока иди, не мешай мне отдохнуть в бане и смыть с себя пыль и пот!..

– А еще, великий царевич, – добавил Фрасибул, готовясь уйти, – мне известно, что архонты собирались в храме Зевса Спасителя и что-то обсуждали с этой хитрой вонючкой Левкиппом!.. И Асандр был приглашен! Выходит, что Асандр на виду у всех соперничает с Парфеноклом и Атамбом, а втайне обнюхивается с ними, как пес!.. О чем они говорили, пока неизвестно!

– Ага!.. Иди действуй, узнавай и сообщай мне!

Махар допускал, что Асандр обманывает его, так же как и другие боспорцы. Но у него не было веских подтверждений их измены. Однако слова Фрасибула усилили его подозрительность и недоверие. Он и так старался лучших людей города – Ахаменов, Гераклидов, Эвиев и Килидов – держать поближе к себе, дабы всегда иметь их перед глазами. Он хотел таким образом затруднить их предполагаемые заговорщицкие действия, внушить им страх, а при необходимости мог дать начальнику стражи сигнал, по которому их перебили бы тут же за пиршественными столами.

Во дворце каждый вечер гремели застольные песни, шел нескончаемый пир, лились вина и произносились здравицы в честь наместника и его отца. А с наступлением темноты, когда пьяные и объевшиеся боспорские главари возвращались домой, на улицах появлялись многолюдные отряды понтийских воинов в тяжелом вооружении. Всю ночь ходили дозоры по опустевшим улицам, поглядывая на двери домов, прислушиваясь к каждому звуку. Схватывали запоздалых прохожих, допрашивали тут же, на мостовой.

– Кто такой?.. Куда идешь?.. По чьему повелению?

И если это оказывался раб или слуга, его сразу же отправляли на земляные работы по постройке лагерей или на починку каменных береговых укреплений.

В готовых, уже построенных лагерях, всегда были начеку сотни воинов, набранных из рабов и неимущих. Они ненавидели Боспор и боспорских богатеев и готовы были по слову Махара начать разгром и разграбление Пантикапея и других городов царства.

Отныне в ночных обходах решил участвовать сам Фрасибул.

X

Толстый и красный, заросший черными волосами, Махар вышел из бассейна. Отдуваясь, принял простыню из рук любимой рабыни Евпории.

– Клео! – обратился он к ней. – Дай напиться и приготовь елей!.. Умасти меня, а потом принесешь что-нибудь поесть!

Евпория-Клео обнажила до локтей пышные, белоснежные руки и, пока господин тянул из фиала кислое вино, налила в плошку масло и смешала его с благовониями.

Теперь она стала подлинной хозяйкой в неуютных покоях наместника. Он засыпал и просыпался согретый ее вниманием.

И все же она не вошла в круг избранных наложниц боспорского правителя, хотя Махар ради нее забыл о других сожительницах. Они надоели ему, эти заспанные, тупые девки, одуревшие от безделья и затворнической жизни. Они ничего не знали, ибо нигде не бывали и ни с кем не встречались. Красавицы зажирели, обленились, утратили живость чувств, это наскучило царевичу. Стоило ему прийти в дворцовый гинекей, как зевота и сонливость овладевали им.

Совсем иной оказалась деятельная, живая душой и телом Евпория-Клео. С ее появлением во дворце повеяло свежим ветром. Подметив в ее характере властность и склонность к наведению порядка, почувствовав ее заботу о себе, Махар не включил ее в число наложниц, полагая, что в одуряющей скуке гинекея она быстро утратит эти ценные качества. Он оставил ее «при себе» в спальных покоях, как хозяйку-распорядительницу, старшую над слугами.

Евпория вступила под своды царского жилища с внутренним трепетом, еще не зная, что ее здесь ожидает. Она слыхала о великолепии дворцовых палат. И в первые дни была подавлена мрачной полутьмой и безлюдьем каменных коридоров. Приглядевшись, испытала странное чувство недоумения, даже усомнилась на миг – туда ли она попала? Закоптелые потолки, обрывки черной паутины в углах, обгорелые факелы в бронзовых кольцах, ввинченных в облупившиеся колонны, и выщербленный каменный пол, местами покрытый старыми цветными кошмами, – все это как-то не вязалось с ее представлениями о дворце Спартокидов. Поражали запустение и нежилой дух, воцарившиеся в палатах, когда-то прославленных своими украшениями и настенными росписями, ныне поблекшими от пыли и копоти. «Великая Кибела, мать богов! – воскликнула мысленно Евпория. – И здесь живет повелитель всего Боспора, самый большой человек в царстве, почти царь!»

Она сморщилась брезгливо, увидев засаленные цилиндрические подушки, на которых отдыхал царевич, его помятое ложе, неуютное и холодное. И пахло в его покоях не то конюшней, не то псарней. Одежды Махара пропитались конским потом, а в углах возились собаки, выкусывая блох. Псы, как и рабская дворцовая челядь, встретили фаворитку сердитым ворчанием.

Пользуясь благорасположением сластолюбивого властелина, женщина сразу показала свой норов, что крайне не понравилось обленившимся спальникам. Она быстро освоилась в новой обстановке, сама определила свои обязанности, найдя в них возможность утолить снедавшую ее жажду деятельности, тягу к самостоятельной роли в жизни.

Она начала с уборки покоев наместника, для чего вооружила обленившихся слуг тряпками и ведрами с водой. Тех, которые вздумали огрызаться и проявили строптивость, усмирила угрозой отправить завтра в каменоломни.

Пока ее голос слышался лишь в ближайшем окружении Махара, остальные слуги мало тревожились, даже одобряли ее деятельность. Все видели, как мало порядка в личных покоях царевича. Но женщина проявила смелость и напористость в своих требованиях, которые коснулись и других дворцовых служб.

Любимым блюдом Махара была степная дрофа, начиненная пряностями, посыпанная миндалем. Бывало, он обедал один. Тогда в его покой являлся главный повар Дракон, куда более важный, чем сам Махар. Выпячивая вперед огромный живот и тройной подбородок, он нес аппетитное блюдо и ставил его на стол с поклоном. За ним следовала вереница молчаливых и торжественных стольников с винами, соусами и сладкими угощениями.

Евпория вмешалась в этот церемониал, стала осматривать каждое блюдо и своими руками передавать его господину. Такое рвение, может и напускное, однако понравилось и самому Махару и Фрасибулу, отвечающему за безопасность царевича. Оба стали доверять ей больше, ее положение упрочилось. Однажды она заметила, что дрофа плохо обработана, ковырнула ее ножом и обнаружила обрывок кишки с естественной начинкой. Она в гневе схватила блюдо и опрокинула его на голову остолбеневшему повару. А потом гнала его до самых дверей ударами бронзового блюда. Махар хохотал до слез, его сонливость и скука слетели, он с удовольствием окончил трапезу и, вытерев руки о полотенце, поглядел на Евпорию смеющимися глазами.

– Я приказал бы высечь неисправимого кухаря, но ты его так отделала, что нужды в этом нет! Поступай так же и впредь!

После чего завалился спать и огласил своды опочивальни затяжным храпом.

Дракон считался среди дворцовой челяди большим вельможей. Его все боялись, заискивали перед ним. Из-за тучности он ходил не спеша, был всегда потен, отдувался шумно, как кузнечный мех. Говорил с хрипотой, не глядя на собеседника, если тот был по должности ниже его, причем надменно кривил широкий рот, выпячивая влажные, отвисшие губы. Его окружали угодники, все раболепствовали перед ним. Одни спешили вытереть ему чистым рушником мокрый лоб и дряблые щеки, опаленные жаром очага, другие услужливо протягивали кувшин с питьем, зная, что его всегда мучает жажда. Купался он дважды в день, отдыхал во дворике, развалившись на кошме. Его фаворитка и доверенная Крато стояла около с амфорой и наливала ему в кружку крепкое вино, которое подавалось к столу Махара. Опьянев, Дракон начинал бахвалиться, подняв кверху толстый палец.

– Во дворце есть два человека, которым боги вручили власть, – говорил он. – Первый – царевич Махар, ему подвластно все, что находится за пределами дворца!.. Второй – я, хозяин в стенах дворца!.. У меня ключи от всех кладовых и винных погребов!.. И даже… от тайной двери!.. Тсс… Это подарок богов, великая тайна!..

– Ах, – угодливо шептала Крато. – Даже боги благоволят тебе!

Женщина изображала на смазливом лице восторг, смешанный со страхом, прижимала руки к груди. Она была простая, невежественная рабыня, но за молодость, чистое дыхание и крутые бедра оказалась осчастливленной Драконом, стала его возлюбленной. Теперь она не выгребала из топок золу и угли, не выносила на мусорную кучу медные кувшины с кухонными отбросами и не получала шлепков от всех, кто постарше. Стала следить за чистотой рук и всегда была одета в опрятный хитон. Ее обязанности, помимо обслуживания всесильного повара, состояли в том, что она подавала ему ножи, посуду, а потом научилась украшать блюда зеленью и маслинами. Мечтала о нарядах и блестящих безделушках, в которых видела подлинное счастье. О своем рабском состоянии не думала, ибо родилась от рабыни, выросла в рабстве и не ведала иного.

И вот в жизнь этих людей неожиданно вторглась колючая и самонравная Евпория, которая пришла в дворцовую жизнь со стороны, никому не известная ранее.

Вначале она заставила повара насторожиться, потом, после случая с жареной дрофой, испытать тревогу и беспокойство за свое положение. Он стал думать, как ублаготворить ретивую служанку, а если это не удастся, то опорочить ее в глазах царевича.

До появления Евпории хозяйственный дворик при дворце и кухня являли собой замкнутый мирок, нижний этаж дворцовой жизни, его сумрачный подвал, куда не спускались не только Махар, но и его приближенные. Даже Фрасибул, непосредственный распорядитель жизни дворца, считал ниже своего достоинства бывать на кухне. Там царил Дракон с друзьями и раболепными подручными. И если до дворцовых верхов доходили слухи о разврате среди слуг и рабов, то сановные вельможи только пожимали плечами. Известно было, что рабы – скоты, и требовать от них человеческих добродетелей было бы смешно. Бывало однако, что на конюшне секли обнаглевшую девку, подтягивали на колесе проворовавшегося раба, а то и рубили ему голову. Однако такие случаи ничего не меняли. Все шло своим чередом, тем более что сами властители были не намного добродетельнее рабов.

Заглянув в трапезную для слуг, Евпория поразилась тому, что увидела. Здесь с каким-то свинским обжорством и бесстыдством поглощались припасы и даже вина дворцовых кладовых под видом остатков со стола царевича. Невольно вспомнились «земляные» рабы, которые изнемогали от тяжелого труда на постройке лагерей. Там ячменная лепешка и луковица были единственной пищей несчастных, а мутная вода – их питьем!.. Рабы рабам рознь! Одни падают от непосильной работы и голода, другие объедаются и опиваются под крылышком самой высокой власти!.. Впрочем, и в дворцовой кухне были свои униженные и презираемые – те, что таскали воду, рубили дрова, чистили котлы, выгребали мусор из ям. Они не участвовали в пиршествах, устраиваемых Драконом с определенной целью, питались отбросами и спали на земле, возле ящиков с нечистотами.

Дракон прикармливал ораву друзей и подручных, среди которых были не только повара, конюхи или возничие, но и стражи из дворцовой охраны. Дюжие воины любили поиграть с поварихами, напивались вдрызг и валились под столы. Они храпели, облепленные мухами, до того часа, когда их старшие приходили сюда за тем же, а их прогоняли прочь.

Дракон сделал попытку втянуть Евпорию в этот мутный водоворот. Но она отвергла его посулы с негодованием, проявила явное пренебрежение к поварским знакам внимания, а также и к угрозам, которые дошли до нее.

– Гетера, рыночная потаскуха! – поносила ее заглазно Крато, обращаясь к женской половине кухни. – А вот вошла в силу!.. Надолго ли?

– Ненадолго! – подхватывали поварихи. – Ведь в наложницы царевича она не попала!

– У нее и надеть-то нечего! Великий наместник не балует ее!

Непосредственная и недалекая Крато с самого начала испытывала мучительные опасения и ревность. Ей казалось, что Дракон готов изменить ей ради Евпории. Причем не сомневалась, что стоит Дракону пожелать – и новая рабыня явится ночью в его каморку. Но была буквально потрясена поступком этой женщины, которая отдубасила ее повелителя бронзовым блюдом, осмелилась поднять руку на ее божество. Ей казалось, что возмездие вот-вот обрушится на голову дерзкой, и она была крайне удивлена явной медлительностью Дракона. Теперь она уже не ревновала, зато и простить Евпории ее проступка не могла. Пылая жаждой отмщения, Крато решила опередить события и вмешаться в это дело. Она полагала как нельзя более угодить этим нерешительному повару.

Выждав момент, когда Евпория появилась в коридоре близ кухни, Крато неожиданно выскочила из каморки повара и преградила ей путь с воинственным видом. Евпория знала повариху, но сейчас невольно остановилась при виде бледного, искаженного лица, не обещающего ничего хорошего.

– Наконец ты попалась мне, бешеная сука! – завизжала Крато, вцепляясь ей в волосы. – Сейчас ты получишь сполна за все!.. Мщу тебе за почтенного Дракона!

Ошеломленная таким наскоком, Евпория чуть не упала, но удержалась, опершись спиной о стену. В следующий миг Крато почувствовала такие удары кулаками, что повалилась со стоном на каменный пол.

– Ты что, дурного меду хватила? – спросила Евпория, переводя дух и оправляя волосы. – Или хочешь попасть туда, где дробят камни?

Крато поднялась с пола такая же взъяренная, но полученный отпор охладил ее наступательный пыл.

– Ах ты! – с дрожью в голосе вскричала она, надеясь, что будет услышана на кухне, откуда могла ждать подмогу. – Сперва ты оскорбила царского повара, ударила его, а теперь меня?

– Провинился твой повар, за то и ударила, да и не один раз! А ты сама напросилась, дура!

– Ты поплатишься за это!.. Кто ты такая? Гетера из порта!.. Да знаешь ли ты, подлая, что почтенный Дракон отмечен богами?

– Чем же они отметили его? Толстым брюхом?

– Тьфу, мерзкая!.. Пусть твой язык съедят черви!.. Боги вручили Дракону ключ от тайной двери, вот что!

Евпория не желала продолжения скандального препирательства с глупой кухонной работницей и хотела одного – поскорее уйти. Но последние слова Крато озадачили ее. К тому же она была не чужда любопытства.

– А, испугалась! – вызывающе рассмеялась Крато. – Поняла, на кого подняла руку!.. Поздно! Скоро тебя выбросят из дворца в навозный ров!

– Какой ключ? От какой двери?.. Где он?.. Не врешь ли ты? – спросила Евпория с обидным недоверием, как бы издеваясь.

Это взорвало Крато.

– Я вру?.. Ах ты собачья отрыжка! Я вру?.. Сейчас увидишь!

Глупая служанка вгорячах поспешила в каморку повара, вернулась обратно запыхавшись. В руках она держала изогнутый бронзовый ключ со змеиной головкой и ременной петлей, прикрепленной посредине.

– Вот, видала? – торжествующе спросила она, переводя дух. – Теперь ты уразумела, кто такой Дракон?..

Евпория не растерялась, проворно выхватила из рук хвастливой рабыни ключ и, оттолкнув ее, исчезла, погрозив пальцем. Крато сначала остолбенела, потом с воплем кинулась в поварню, спеша пожаловаться Дракону на самоуправство наглой девки из спальных покоев.

XI

Овладев ключом, Евпория сумела узнать правду о тайном выходе из акрополя. Она была удивлена тем, что акрополь, охраняемый сотнями стражей, был в действительности беззащитен перед лукавством хитрого повара.

Запасной выход располагался около кухни и был замаскирован дощатым сарайчиком для дров и кустами дикого шиповника. Имел две дубовых, окованных медью двери: одну – со стороны дворика, другую – наружную. Между ними оставалось пространство, соответствующее толщине каменной стены. Нужно сказать, что выходом этим не пользовались со времени последнего Спартокида и о нем почти забыли. Старинный запор так заржавел, что сам начальник стражи не мог открыть его. А потому и не пытался пользоваться выходом.

Однажды, зайдя в подвал-трапезную для слуг, начальник разговорился с поваром и под хмельком рассказал ему о тайной двери, показал бронзовый ключ. Хитроумный повар насторожился и велел принести еще вина.

Когда болтливый воин свалился с лавки под стол, Дракон отвязал от его пояса бронзовую змейку, осмотрел ее, задумался. Потом позвал одного из подручных, большого мастера на все руки, спросил его: может ли он сделать другую, такую же?

– По отпечатку на глине смогу! – ответил тот с готовностью услужить повару.

Выспавшись, начальник стражи покинул трапезную, а Дракон через несколько дней получил в свое распоряжение второй ключ, точную копию первого. Совместно с умельцем он открыл потайной лаз, смазал «желуди» внутри допотопного замка, налил масла в медные «башмаки», на которых двери вращались, и отныне мог выходить из акрополя в город, минуя стражу, причем бесшумно.

С того времени вина и съестные припасы из царских кладовых потекли на рынок, туда же выносили украденные вещи. Дракон многих вовлек в это грязное дело. И всегда напоминал, что если кто проболтается, то сядет на кол, ибо при допросе ему, главному повару, поверят, а болтуну – нет!.. И все молчали, были немы, как те рыбы, которые поступали на кухню прямо с рыболовецких судов.

Спустя год повар превратился в богача и самого влиятельного человека в своем кругу. Все смазливые рабыни стали доступны ему. Он устраивал с ними ночные оргии в опустевшей кухне, около погасших очагов. Дракон еще больше разжирел, в его взоре появилось что-то нагло-властное, бессовестное и вместе низкое, как у преуспевающего мошенника.

Взбалмошная выходка Крато и утеря ключа взбесили повара. Он избил свою возлюбленную, сорвал с нее подаренный хитон и отлучил от своей особы. Новой фавориткой его стала молодая рабыня, которая недавно появилась на кухне. Теперь Крато опять оказалась в самом низу кухонной иерархии, подавленная и согбенная, одетая в рваную экзомиду. Она вернулась к прежнему уделу – грязной тряпке и кувшинам с вонючими отбросами. Считала виновницей своего падения Евпорию и ненавидела ее так же, как и счастливицу, новую наложницу Дракона.

Повар хотел заказать третий ключ, но умелец отказался, так как не помнил точных размеров его и расстояний между выступами. Дракон изругался и плюнул мастеру в лицо. Как бы то ни было, а потаенный лаз из акрополя в город оказался закрытым, поток людей и краденого добра через него прекратился.

Евпория проведала, что Дракон строит козни против нее, а Крато грозится облить ее кипятком. Но использовать ключ как улику против повара не решалась, считала это преждевременным. Стала осторожнее, почувствовала нужду в друге, который поддерживал бы ее. Вспомнила о Дидоне, стала наводить справки о ее местопребывании. Разыскала свою бывшую привратницу и служанку за городом, где та месила глину ногами. Появлению бывшей хозяйки Дидона обрадовалась, ее малоподвижное лицо отразило теплоту. На вопрос, как она себя чувствует, ответила низким, простуженным голосом:

– Еды мало, а ночью зябко!.. А работа ничего, не тяжелая.

Евпория рассмеялась. Действительно, этой могучей девке, способной померяться силой с портовым грузчиком, трудно было дать работу, которая показалась бы ей тяжелой.

Вскоре рядом с Евпорией в дворцовых коридорах появилась эта могучая женщина-воин, готовая вступиться за свою госпожу против любого обидчика. Так как ножей и кинжалов она не любила, то под полой всегда носила дубовый кистень, окованный железом.

И все же, несмотря на преданность Дидоны и милость наместника, Евпория чувствовала себя все более одинокой. Для Махара она являлась всего лишь временной забавой, источником некоторых удобств. Стоит ему разгневаться – и он не замедлит оттолкнуть ее. Тогда она, бесправная и беззащитная, сразу будет затоптана ногами Дракона и оравы его приспешников!

Об этом она думала сейчас, наливая в ладонь масла и легкими движениями растирая его на жирных телесах всесильного владыки. Тот, убаюканный ласковыми прикосновениями, задремал, посапывая носом.

Сзади послышались осторожные шаги. Евпория быстро оглянулась. Из-за колоннады вышел празднично одетый Асандр с двумя амфорами под мышками. Следом шел Гиерон, как всегда самодовольный, с лоснящейся физиономией. Он нес на голове большое блюдо, покрытое салфеткой.

Махар открыл глаза и медленно повернул голову. Асандр приветственно поднял руку с амфорой и обратился к наместнику довольно развязно:

– Да хранят тебя боги, великий! После купания выпей вот этого старого синопского вина!

– А, это ты, ясновидец и предсказатель! Ты что, пришел угостить меня хорошим вином и еще чем-то вкусным?

– Именно так! О преславный сын бога живого!

– Бога живого?.. Хотел бы я знать, увидел бы ты сейчас за его спиною то сияние победы, которое ослепило тебя когда-то?

– Ты намекаешь на временные неудачи великого государя?

– Временные?.. Гм…

Царевич повел глазами, Асандр сделал жест рукой. Евпория и Гиерон немедленно исчезли. Осталось лишь блюдо под салфеткой и открытый амфориск с елеем для натирания.