Текст книги "Митридат"

Автор книги: Виталий Полупуднев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

XVIII

Ночью в шатер царя привели перебежчика из числа людей, близких к Лукуллу. Его позолоченный панцирь, покрытый изображениями драконов, с головой Горгоны посредине, был измазан землей, а пышный султан на шлеме измят. Моложавое лицо римлянина поросло небритой щетиной, покрасневшие глаза свидетельствовали о переживаниях, которые, по-видимому, и привели его в стан врагов. Митридат испытующе оглядел его и спросил:

– Имя твое?

– Публий.

– Почему покинул римский лагерь и пришел ко мне?

– Бежал от казни!.. А приговорен за то, что не разведал заранее о скором нападении твоем на лагерь Лукулла. Ибо я вел скрытое наблюдение за врагом. И получил письмо от нашего соглядатая в твоем лагере! Он утверждал, что ты будешь штурмовать Кизик! Лукулл успокоился – и вдруг Марий Одноглазый с великим войском оказался перед лагерем!.. Только боги спасли Лукулла от вероятного разгрома, они послали небесный огонь! Но мне это не помогло, я был обвинен в преступном нерадении и осужден на казнь. Друзья упросили Лукулла отсрочить казнь на несколько дней для выяснения причин моей ошибки. Но я знал, что помилован не буду! И вот сумел бежать! Теперь я твой!.. Я знаю науку войны, правила тайного изучения врага, знаю много и о Лукулле и буду служить тебе верой и правдой!.. Не веришь – казни меня! Обратного пути мне нет!

Далее он рассказал, как Лукулл наблюдал за неудачной осадой города с высоты нагорья, а затем сумел переправить в город отряд лучших воинов в помощь осажденным.

– Это, – добавил перебежчик, – посоветовал Лукуллу Архелай, твой бывший стратег!.. А людей переправил в город на рыбачьих лодках верный Архелаю человек – Демонакт!

– Изменники, вероломцы! – зарычал Митридат, услышав имена людей, которые недавно пресмыкались перед ним, а ныне служили врагу. – Они не избегнут лютой казни!

– А еще, – продолжал Публий, – могу сказать тебе, что человек, который пребывает около тебя как советник, изменил тебе! Он действует по тайной указке Лукулла. Он и подсказал тебе неверную мысль об осаде Кизика!

– Неверную? – скривился царь в досадливой гримасе. – Я сам решаю, что делать, и советуюсь только с богами! Но кто же тот предатель, о котором ты говоришь?

– Луций Магий.

Митридат испытующе уставился на говорившего, не простого легионера, но военачальника, имевшего доступ к секретам римского командования. И в душе готов был поверить его словам. Он сжал кулак, хотел что-то сказать присутствующему Таксилу, но сдержался, подумал и, подняв глаза, спросил:

– А ты можешь доказать то, что говоришь?

– Вот письмо, написанное Луцием Лукуллу. Я принимал все его письма и хранил их. Это последнее, я сумел утаить его и вот доставил тебе!

Митридат внимательно прочел свиток папируса и, передав его Таксилу, усмехнулся с недобрым видом.

– Увести римлянина, – коротко приказал он, – охранять!

Оставшись наедине с Таксилом, прищурился хитро.

– Ну? – спросил он. – Что ты думаешь об этом?

Таксил с обычной смелостью и быстротой тряхнул волосами и ответил:

– Готов поверить словам этого беглеца! Может, Луций Магий и предатель, но он человек Сертория, особа неприкосновенная, так же как и Марий Одноглазый и Луций Фанний!.. И неизвестно, сам ли он стал изменником или выполняет чьи-то тайные указания. Судить его ты не можешь, это обидело бы Сертория!

– Что же ты советуешь?

– Отправить Луция Магия к Серторию вместе с этим письмом. Письмо повезет особый гонец. Пусть Серторий разбирается! Если он не казнит предателя, значит, сам замешан в это предательство!

– Те-те-те! Серторий не так прост. Он родного отца казнит, если потребуется. Казнит и Луция Магия, чтобы все было гладко. И мы ничего не узнаем!.. Но не в этом суть!

– В чем же, великий?

– А в том, что не в моих правилах выпускать из рук предателей! Да и хочется дать урок другим!.. Горе тому, кто замыслил обмануть меня!

Царь впал в раздумье. Таксил, затаив дыхание, стоял рядом с вопросительной миной на лице.

– Вот что… – сказал царь медленно. – Пригласи сюда Мария и этого… предателя!.. Обоих с почетом!.. Еще приведи Гермократа, Менофана и всех стратегов! На совет!

После ухода Таксила царь ударил в ладони и приказал вошедшему телохранителю доставить к себе Бакха.

Через несколько минут женоподобный евнух стоял перед царем на коленях, ожидая приказаний.

– Приготовь две одинаковых чаши смерти!

– Повинуюсь, великий! Обе с ядом?

– Обе!.. Внесешь их на подносе, когда я ударю в гонг! Иди!

Появился Таксил и доложил, что все собраны, ждут у входа в шатер.

– Пусть войдут.

Утомленные дневными ратными трудами, едва успев сомкнуть глаза после сытного ужина и чаши вина, стратеги и советники вошли молчаливой толпой и замерли в общем поклоне, с согбенными спинами. После разрешающего слова все распрямились и вопросительно уставились в бледный от внутреннего напряжения лик царя. Последний обвел соратников взглядом, не таким веселым, как перед штурмом, но не лишенным той надменной спеси и язвительной снисходительности, печать которой не оставляла его лица никогда. Он и сейчас держался с величавым спокойствием сверхчеловека, непобедимого полководца, дух которого не могут поколебать неудачи одного или двух дней, ибо его окончательное торжество предрешено свыше.

– Только глупец полагает, что города берут голыми руками! – с едкой миной молвил царь. – Вы сами убедились, что осада городов – тяжкий труд! Да и воины наши еще не освоились с осадными машинами. Завтра, после отдыха и сытного завтрака, они увереннее и смелее пойдут на приступ! Кизик падет!

– Истинно так! – не очень дружно ответили воеводы.

– Но от вас я потребую личной доблести и напряжений всех сил! Тех военачальников, которые потеряют власть над воинами и побегут вместе с ними с поля сражения, буду казнить! Завтра Кизик должен пасть до заката солнца! Без победы – не являйтесь ко мне!

– Слава Митридату! – отозвались все. Только Марий Одноглазый, как и следовало ожидать, нарушил это единодушное общее согласие. Он смело выступил и брюзгливо, скрипучим голосом, повторил свои утверждения. Он опять требовал снять осаду города и повернуть силы против Лукулла.

Все насторожились, ожидая со стороны Митридата взрыва гнева. Но, к удивлению, лицо царя не изменилось, он только усмехнулся.

– Ты верный друг и великий стратег, – сказал он милостиво. – И мы всегда высоко ценили твои мысли!.. Но исполним волю богов, это они повелели нам штурмовать город! В этом велении заложен глубокий смысл. Возможно, осада нужна для того, чтобы укрепить дух наших воинов и полководцев, приучить их к тяготам настоящей войны и только потом направить против Лукулла! Тем, кто штурмовал стены Кизика, будут ли страшны палисады римского полевого лагеря?.. Скажи, Луций Магий, ты согласен со мною?

Лысый советник с заспанными глазами кинулся вперед и протянул белые, как у женщины, руки.

– Твои слова, государь, божественное откровение! – в восторге промолвил он. – С ним не согласится лишь глупец или тайный враг, желающий победы римлянам, а не тебе!

Намек был слишком прям и вызвал некоторое смущение в толпе царских сподвижников. Марий Одноглазый стоял в стороне, бесстрастно глядя мимо лысины недавнего друга и соратника.

– Я всегда выслушивал, Луций Магий, твои советы. Ибо верил, что ты предан своему господину Серторию и верно служишь нашему союзу!.. Но сейчас ты говоришь не то, что думаешь! На твоем языке мед, а в душе яд!.. Плохо, очень плохо!..

Все замерли от неожиданности, почувствовали близкую грозу. Луций Магий покраснел, его лысина покрылась крупными каплями пота. Он с недоумением обвел всех глазами, как бы не понимая сказанного царем. Потом изобразил на пухлом лице мину сожаления и принял достойный вид посла и советника, личность которого неприкосновенна.

– Всегда готов, – заявил он смело, – держать ответ в словах и делах своих перед моим возлюбленным господином Квинтом Серторием! Ибо только он волен признать или не признать мои заслуги перед ним! Он же прислал меня к тебе, великий царь, он и отзовет обратно, когда найдет нужным!..

Луций поглядел вокруг спокойным и насмешливым взглядом. Его выпуклые, водянистые глаза не отражали и тени неуверенности, хотя капли пота стекали с лысины на лицо, падали росой на помятую тогу.

– Нет, Луций, – ответил Митридат, – Сертория ты уже не увидишь!.. Изменников, кто бы они ни были, – я казню сам!

– Изменников? – вскричал высоким голосом Луции Магий. – О великий Митридат, если ты ценишь союз с Серторием, не говори того, что его может разрушить! Посол Сертория не может быть изменником!..

– А это что?!!

Царь показал всем письмо, полученное от перебежчика.

– Подлог, – ответил быстро и решительно Луций. – Это происки врагов!

Письмо было зачитано, и всем стало ясно, что оно подлинное. Ибо в нем говорилось о том, как Луций Магий старается удержать Митридата под стенами Кизика и дать Лукуллу время укрепиться на перевале.

Письмо пошло по рукам, каждый рассмотрел его. Марий взглянул и отвернулся.

– Скажи, Марий, – спросил Митридат, – это рука Луция?

– Да, это его рука или ловкая подделка его почерка.

– А ты, Луций, упорствуешь и не признаешь себя предателем?

– Не предатель я и не изменник! – ответил тот. – Это происки моих недоброжелателей и завистников!

– Позовите перебежчика!

Ввели Публия, но очная ставка ничего не дала, так как Публий никогда не видел Луция Магия. Он лишь подтвердил, что поддерживал с последним тайную связь, как с соглядатаем. И стал перечислять полученные от Луция сведения о войске царском, его снабжении и замыслах царя. Присутствующие сдержанным ропотом выразили свое возмущение.

– Э, государь! – ответил бесстрашно Луций. – Эти сведения известны всем, кто окружает тебя. И передать их Лукуллу мог кто-то другой! А я чист и невиновен! Письмо это – гнусная подделка!.. Свидетели боги!

– Ты кстати упомянул богов, Луций, – ответил Митридат спокойно. – Только они знают правду… Так передадим же это спорное дело на суд богов! Согласен?

– Боги знают правду! Боги придут на помощь! – скороговоркой заговорил обвиняемый, поспешно соображая, достаточно ли он был щедр к Гермею, от которого, видимо, потребуют испросить волю богов через жертвенное гадание.

– Раз ты согласен – приступим! – с тем же зловещим спокойствием молвил царь и ударил в гонг.

Вошел Бакх, известный как царский наперсник и безжалостный исполнитель тайных приговоров царя. Всем стало ясно, что дела Луция совсем плохи. В руках евнуха был поднос с двумя золотыми чашами, на которых, подобие каплям крови, мерцали рубины.

– Что… что это? – спросил Луций, отступая назад.

– Это две чаши с вином, – заявил Митридат бесстрастно. – Одна из них – с сильным индийским ядом, против которого нет противоядия! Он действует мгновенно!.. Да вдохновят тебя боги, Луций. Бери любую из двух и пей! Боги не позволят умереть правому!

Луций сделал усилие, пытаясь справиться с охватившим его волнением. Ему отчасти удалось это. Он выглядел спокойным, только грудь вздымалась высоко, да ноздри подергивались от внутреннего возбуждения. Он выпрямился и поправил тогу на плече.

– По обычному условию таких судов, – произнес он глухим голосом, – вторую чашу одновременно пьет другая сторона, дабы все могли убедиться, что не обе чаши с отравой!..

– Верно, – кивнул головой Митридат, чуть усмехнувшись, – другая сторона в этом деле – я! И вторую чашу одновременно с тобою выпью я сам!.. Серторий будет знать, что я не просто казнил его посла, но призвал мудрость богов и боги рассудили!.. Если ты останешься жив, а я умру, Серторий озолотит тебя и возвысит, как честнейшего и преданного слугу, за которого поручились боги!

С этими словами он протянул руку, готовясь взять одну из чаш.

– Не делай этого, государь! – раздались голоса.

Менофан выступил вперед и сказал взволнованно:

– Остановись, государь! Нельзя тебе унижаться до поединка с низким человеком! Если бы это был сам Серторий – другое дело… Но ведь это слуга его, а ты – великий царь, избранник богов! Все мы против того, чтобы ты ставил свою жизнь под удар случая. Возможна ошибка, и тогда твое царство, и твое войско, и все подвластные тебе народы останутся сиротами! А мы, избранные тобою, лишимся благодетеля и утратим самый смысл жизни, и кто возглавит борьбу, начатую тобою? Кто преградит дорогу Риму?.. Разреши, другую чашу выпью я!

– Истинно, справедливо! – вскричали стратеги и советники. – Воздержись, великий Митридат, не искушай судьбу! Чашу выпьет любой из нас! Только не ты!..

Царь с удовлетворением поглядел на лица приближенных, предлагающих отдать жизнь за него, но особо отметил порыв Менофана, который первым заявил об этом. После этого случая мешковатый и не самый блестящий из стратегов быстро пошел в гору и вскоре занял одно из блестящих мест возле царской особы.

Митридат успокоил всех жестом руки и заявил негромко, но строго:

– Боги не ошибаются! И вы будете свидетелями их справедливого суда!.. Другую чащу выпью я!

Все были поражены столь необыкновенным решением Митридата.

Пока Луций, теперь уже не красный, но смертельно бледный, смотрел на роковые чаши, стараясь угадать, в которой из них таится смерть, Митридат отвлекся и обратился к Таксилу обыденным деловым тоном:

– Прикажи утром боспорцу Асандру выехать из лагеря к месту стоянки его судов, перегрузить хлеб с кораблей на вьюки и доставить продовольствие сухим путем!

– Слушаю и повинуюсь! – ответил стратег.

– Увы! – раздался каркающий голос Мария Одноглазого. – Увы! «Ливийский флейтист» перевернул корабли Асандра! Я только что получил об этом известие!

– Что? – переспросил встревоженный царь. – Корабли с хлебом перевернуло?.. Привести сюда Асандра! Сейчас же!..

XIX

Расторопные царские телохранители ворвались в шатер Асандра, когда последний стоял возле еще не остывшего ложа, полураздетый, в легком хитоне. Не говоря ни слова, они схватили его за руки и почти волоком потащили к выходу.

«К царю ведут!.. Но почему так грубо, как преступника?» – мелькнула молниеносная мысль, одновременно с предчувствием большой беды. В страхе он увидел высокое навершие царского шатра с эмблемой Ахеменидов, мрачно чернеющей на белесом ночном небе.

Полы шатра распахнулись, в лицо ударили запахи гари от многих светильников, теплый дух потных тел в смеси с благовониями, употребляемыми самим царем. Толпа сановников расступилась, Асандр узнал многих, в том числе главных военачальников и царских советников, в стороне от которых стоял в бесстрастной позе Марий Одноглазый. Боспорец едва успел окинуть глазами это ночное собрание самых больших людей войска, как оказался перед лицом Митридата. Его толкнули в спину, он упал на ковер, стараясь понять, что случилось.

– Я здесь, великий государь, жду твоих повелений! – пробормотал он, лежа ниц на пыльном ковре. Он не видел жеста, сделанного Митридатом, после чего его подняли и оттащили в сторону, где поставили на колени в позе обвиняемого перед судом. Теперь он мог приподнять голову и исподлобья видеть Митридата и тех, кто стоял около. Лик царя был спокоен, но словно иссечен из белого камня, только глаза, острые и страшные, горели куда ярче светильников, стоявших по сторонам. Царь смотрел испытующе на человека, в котором Асандр узнал Луция Магия. Римлянин был необычно прям, как бы готовясь произнести речь. Его мясистое лице отражало душевнее напряжение, отуманенные глаза неподвижно уставились на небольшой столик, на котором стояли две чаши, украшенные самоцветами. По раздувающимся ноздрям и серой бледности щек можно было догадаться, что Луций находится в затруднительном положении, что сейчас решается нечто важное для него, и все присутствующие ждут его слова.

Эта сцена, освещенная блеклым светом мерцающих плошек, навсегда запечатлелась в памяти Асандра. Его собственное положение было таково, что он с повышенной остротой воспринимал виденное здесь, ибо чувствовал, что после Луция в центре высочайшего внимания окажется он и это внимание будет далеко не милостивым. Он пытался угадать, в чем его могут обвинить, но мысли путались, сердце стучало, обычная выдержка и самоуверенность изменили ему.

И все же он замер в пытливом ожидании, когда услышал слова Митридата, обращенные к Луцию:

– Итак, Луций Магий, если ты не изменял мне, тебе нечего бояться, боги помогут тебе и ты возьмешь чашу без яда! Тогда мне достанется чаша с ядом, и все, кто присутствуют, окажутся свидетелями смерти Митридата, после чего царем станет мой сын!.. Который – узнаете позже, ибо моя воля на сей счет записана на пергаменте. Если же ты виновен, умрешь ты!

«Вот оно что!» – подумал Асандр в изумлении.

После мучительной внутренней борьбы Луций поднял на Митридата глаза и заявил с достоинством:

– Я не изменял тебе, Митридат Евпатор, невинен я! А посему прошу тебя – прикажи подать третью чашу, вдвое большую!

– Зачем?

– Я солью в нее вино из обеих судных чаш и выпью до дна… Ибо не хочу твоей преждевременной смерти, а она неминуема по условию! Я сказал!

Заявление было столь неожиданным, что поразило самого царя. Решение Луция свидетельствовало о его уме и мужестве, а также о том такте, который высоко ценился в придворных кругах. И хотя присутствующие были убеждены, что он предатель и заслуживает смерти, все оценили его самообладание и находчивость.

Даже Марий Одноглазый изменил своей бесстрастной манере, и на его лице появилось что-то, напоминающее одобрение.

«Ого, этот римлянин ведет себя как подобает гордому мужу!.. Ай да Луций! – воскликнул мысленно Асандр, устыдившись собственного малодушия. – Я, кажется, испугался, а вот Луций умеет смотреть в глаза смерти!»

Митридат, видимо, не ожидал такого жеста со стороны человека, осужденного им на смерть. Его лицо вдруг стало задумчивым, выражение язвительности и пронизывающей остроты смягчилось. Он ударил в гонг. Явился Бакх и по знаку царя унес обе чаши. Царь окинул всех прищуренными глазами и, обратившись к Луцию, изрек:

– Иди в шатер свой, ты свободен!.. Завтра решу твою судьбу после совета с богами.

Отпустил и всех советников, кроме самых близких, в числе последних оказался и Менофан.

Все происшедшее произвело на присутствующих столь большое впечатление, что, уходя, они переговаривались, сначала шепотом, а за дверями шатра – довольно громко. Обсуждая вину Луция, старались предугадать, какая судьба ждет изменника. К удивительной решимости Митридата выпить чашу смерти относились с суеверным чувством, полагая, что царь воистину близок к богам и оберегается ими незримо.

Лишь немногие, такие, как Бакх, знали, что царь ничем не рисковал, так как его привычка к ядам, которые он глотал ежедневно, делала его невосприимчивым к их действию. Именно подозрительность царя, его недоверчивость к людям, постоянная настороженность, боязнь умышленного отравления заставили этого крайне мнительного монарха ежедневно пить ядовитые смеси, чтобы стать к ним нечувствительным. И он добился своего. Но хотя почти всем было известно, что царь пьет яды, большинство полагало, что он делает это для каких-то магических целей… Сейчас же все слышали, что яд индийский необычный, против которого нет ни защиты, ни лекарства. И не сомневались в честности Митридата, тем более что в качестве судей были призваны боги, а с богами не шутят!..

Асандр слышал, как затихли голоса, и ощутил на себе тяжелый взгляд Митридата. Однако после того как он увидел суд над Луцием, его страх прошел и он почувствовал, что в состоянии держать ответ перед кем угодно.

«Будь что будет»! – сказал он мысленно, стиснув зубы.

Митридат без явного гнева, в пренебрежительной манере, брезгливо скривившись, обратился к нему, одновременно отведя глаза в сторону:

– Это ты, лукавый раб, обласканный моими милостями, обманул мое доверие, чем и решил судьбу свою!.. Я ошибся в тебе, полагая, что ты умен и расторопен! А ты преступно ленив и беспечен и за моею спиной творишь подлое!.. Не так ли?

– Не знаю, не ведаю, о великий владыка, мой бог живой, в чем вина моя? – ответил Асандр неожиданно громким голосом, без признаков смущения.

Это заставило царя бросить на обвиняемого быстрый взгляд. Царь продолжал:

– Ты не позаботился спасти хлеб, который прислал мне сын мой возлюбленный – Махар! Твои корабли перевернуло бурей, и продовольствие, столь необходимое войску, погибло! Это из-за твоей нерадивости голодают воины, и я принужден отрубить тебе голову и выставить ее перед лагерем: пускай все видят, кто повинен в нехватке провианта!.. Эй, воины!

Вбежали рослые исавры с каменными лицами, держа наготове обнаженные мечи.

«Теперь ясно, – подумал Асандр без страха, даже с неожиданным облегчением, – в чем вина моя!.. Кстати твое письмо, Панталеон, друг!»

И, подняв руку, произнес спокойно:

– Разреши молвить, государь!

– Говори, да покороче!

– Я знал, что кораблям угрожает опасность шторма! Все приметы говорили, что ветер переменится. И заранее послал гонца с приказанием весь хлеб с кораблей выгрузить на берег! Мешки с зерном и бочки с солониной были перенесены в хижины рыбаков. Поставлена надежная охрана. А рыбаков заставили уйти в шалаши, которые они построили на берегу. Им надо заплатить!.. А вот письмо моего помощника и проревса Панталеона, подтверждающее, что все сделано как надо! Разреши вручить его тебе!

Асандр протянул письмо. Его взял грек Каллистрат и быстро пробежал глазами.

– Все верно, государь, – сказал он.

Трудно было уловить выражение лица Митридата, когда он обратил взор в сторону приближенных. В нем странно сочетались разноречивые чувства. Еще не улегшееся раздражение готово было смениться мальчишеским задором. Ноздри озорно подрагивали, а угол рта, доселе надменно опущенный, шевелился в нарождающейся усмешке. Асандра изумила быстрая смена настроений всесильного царя, непостоянство его душевных порывов. Он казнил и миловал сплеча, решал судьбы людей по наитию мимолетных побуждений, часто в артистическом стремлении поразить всех необычностью своих поступков. Однако сквозь игру царского лица Асандр разгадал обеспокоенность Митридата нехваткой продовольствия для войск и то, что он возлагает надежды на боспорский хлеб.

– Хороший слуга не ждет приказаний господина, он предугадывает их! – промолвил Митридат, оглядывая Асандра острым и вместе поощрительным взглядом. – Возьми тысячу вьючных коней и пятьсот рабов да еще двести воинов и отправляйся за хлебом!.. Те корабли, что сохранились после бури, и другие, которые я дам тебе, нагрузишь для отправки обратно!.. Чем? Дорогим грузом для сына моего Махара. Он будет знать, как им распорядиться. Тебе я вручу письмо, ты передашь его Махару! Исполняй!

Уходя, Асандр благословлял предусмотрительного Панталеона, который, не ожидая беды, спас весь продовольственный груз, а вместе и голову самого Асандра. «Уже дважды я чуть не потерял жизнь из-за южного ветра, – подумал он с суеверным чувством, вспомнив свои злоключения после ледовой битвы, – но, видно, боги хранят меня!»

За пологом шатра боспорец задержался, желая лучше расслышать, что говорил царь приближенным.

– Я не могу сейчас снять осаду, – рубил стальной голос, – весь мир будет смеяться надо мною, скажут, что Митридат отступил от Халкедона, отменил сражение с Лукуллом и не взял Кизика! Нет, на войне так не поступают! Пока я выслушиваю разноречивые советы, время идет, войско топчется на месте, я терплю неудачи… Повелеваю – покончить с городом в грядущий день! Как взойдет солнце – возобновить штурм!.. Идите, действуйте!

Люди, появившиеся у царского шатра, чуть не сбили Асандра с ног. Ему удалось узнать еще одну новость, так как тканые стены царского шатра хорошо пропускали звуки. Он услышал, как доверенный евнух распростерся перед Митридатом и сообщил ему:

– О великий государь!.. Твой советник Луций Магий упал грудью на меч! Он лежит мертвый в своем шатре!

– Вот он, справедливый суд богов! – заключил царь вещим тоном провидца. – Идите, оставьте меня, я принесу жертву Фемиде!