Текст книги "Митридат"

Автор книги: Виталий Полупуднев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

III

Конские ноги скользили по глинистому грунту. Жирная грязь смачно чавкала под копытами, брызгая жижей прямо на свисающие с седел плащи богатых всадников. После ночного дождя земля парила под солнцем.

– Ты не прав, достойный муж! – говорил Неоптолем, трясясь в седле. – Я не повелевал хватать евпатористов и участников ледовой битвы!

– Как же они могли оказаться на земляных работах за городом? Это свободные-то боспоряне?

– Так ведь и свободным, если они нищие, надо что-то есть! И я уверен, что многие из них были рады работе, надеясь получить за нее чашку полбяной каши!.. Заметь, Асандр, Пантикапей был переполнен бездельниками, которые валялись целыми днями по углам рыночной площади, не желая работать! Чем они жили? Воровством, нищенством и ночным разбоем! Хорошо ли это?.. А сейчас улицы и площади города опустели, по ним ходят лишь приличные люди, имеющие свой дом и доходы! Всю рвань и нищету я устроил на земляные работы и кормлю их!

– Вместе с рабами? Как ты унизил честь свободного человека!.. И главное – распустил отряд лучших евпатористов и героев ледовой битвы, той битвы, которая принесла тебе славу и награды! Без этих людей ты не одолел бы варваров на льду!

– Оставим это, – сморщился Неоптолем, едва не свалившись с лошади, когда та споткнулась о камень посреди лужи. – Пусть боги решат, кто настоящие герои этой битвы! А твой отряд после твоего отъезда за море сам разбежался! Твои молодцы больше любят спать, пить вино и играть в кости, а нести тяготы службы не хотят. А кто же будет кормить бездельников?.. Пришлось собрать их в разных местах и послать на постройку лагерей!

– Но ты уравнял их с рабами! И приказал бить бичами! Хорош кормилец!

– Не говори так! Ты не вправе забывать, что я спас тебя от смерти. Твои сограждане вместо награды за геройство хотели казнить тебя.

– Верно! Ты спешил покинуть лед, желая спасти свою жизнь, и оставил меня с ранеными и убитыми на произвол морской бури, которая взломала лед… Вот из-за тебя я и был обвинен! Значит, мы квиты!

– Согласен! – примирительно ответил Неоптолем, кося нечистыми, заросшими старческим студнем, глазами. – Теперь ты советник правителя, ставленник Митридата, и спорить с тобою невыгодно!

Они обменялись взглядами, усмехнулись каждый своим мыслям. Дорога свернула направо и пошла вдоль рва, на дне которого в грязи копошились бесчисленные землекопы, работая лопатами и кирками. Это были совершенно черные от грязи и загара рабы, казалось, слепленные из той земли, которую рыли. Большинство голые, даже без тряпок на поясе. Они поднимали головы, желая взглянуть на всадников, и тогда белки их глаз сверкали странно, как перламутровые. Обросшие волосами, бородатые, чумазые, они напоминали сказочных пещерных обитателей. Трудно было поверить, что их сердца могли испытывать человеческие чувства или трепетать в надежде на лучшую участь. На возвышенном месте, среди лопухов и полыни, стояли надсмотрщики и стражи с мечами и копьями. Увидев Неоптолема, они засуетились, защелкали сыромятными бичами. Послышались хлесткие удары по голому телу, приглушенные стоны, исторгнутые невыносимой болью.

– Здесь не ищи, – равнодушно произнес Неоптолем. – Среди этих нет свободных!

В числе сопровождающих был и Гиерон. Одетый в скифские штаны и кафтан, он чувствовал себя на спине спокойной лошади куда уютнее, чем на борту корабля среди взбесившихся волн. Но сознание благополучного исхода злоключений омрачалось новыми заботами. Взглянув на толпу рабов, он невольно вздрогнул, поежился, как от холодного ветра. Ему показалось, что перед ним разверзлась земная твердь и открыла его взору страшный подземный мир, населенный злосчастными душами умерших, осужденных богами на муку и вечное прозябание. Мир без солнца, без надежд, без радости! Одно неизбывное горе и нескончаемое страдание!.. Гиерон ощутил мгновенную дрожь во всем теле, но не от жалости к несчастным, ибо сам всю жизнь был рабом. Это был мимолетный приступ страха, мучительной боязни за собственную судьбу, одного поворота которой достаточно, чтобы потерять равновесие и скатиться туда, вниз, оказаться среди обреченных… Сам собою возникал вопрос: надежно ли он защищен от черного рабства милостью хозяина и действительна ли та свобода, которую он получил от Митридата? Чем он может подтвердить и защитить ее?.. Это было неясно и рождало болезненное беспокойство.

Однако Гиерон был по натуре человек веселый, унывать не любил, старался цепляться за жизнь любой ценой и выжимать из нее те капли радости, которые делали ее сносной. И сейчас попытался встряхнуться и больше не смотреть на земляных невольников. Но другие мысли пришли в голову и опять-таки не порадовали его. Они были обращены к Евпории, которую он не нашел в ее домике.

Пользуясь временем, пока Асандр посещал дворец, Гиерон успел сбегать на знакомую улочку в надежде встретиться с подружкой и вручить ей заморский подарок – коралловое ожерелье, его единственную военную добычу. Он ожидал, что в ответ на его условный свист и стук, как всегда, выйдет верная Дидона и скажет с сонной усмешкой, что госпожа дома и готова его принять. Но был неприятно поражен, когда из калитки высунулась угрюмая физиономия плечистого раба-кавказца, который сдерживал за ошейник лохматую овчарку, готовую броситься на незнакомого гостя.

– Я хочу видеть почтенную хозяйку дома Евпорию, – с некоторой робостью заявил Гиерон.

– Нет здесь никакой Евпории! – грубо ответил привратник, ломая греческую речь. – Уходи, пока я не спустил собаку! Ищи свою потаскуху в другом месте!

Озадаченный Гиерон поспешил отойти прочь, оглядываясь на оскаленную песью морду и мысленно проклиная чересчур ретивого слугу. «Что-то случилось!» – решил он, но никак не мог представить, что именно.

Сейчас он испытывал тревогу за судьбу Евпории, мучаясь догадками о ее местопребывании.

Они миновали ров с рабами, направившись через пустырь к следующему участку, где также производились работы по возведению зимнего лагеря для размещения войск. Лагерь должен был находиться в кольце земляных укреплений, рва и частокола из сосновых бревен. Здесь кирки стучали громче, каменистый грунт плохо поддавался усилиям тысяч рук.

– Эй, Флегонт, это ты? – вдруг вскричал Асандр, сдерживая лошадь.

Один из землекопов поднял голову. Он был одет в рваную экзомиду и мало чем отличался от черных рабов.

– Я самый!

– Выходи сюда!

Тот немедля бросил кирку и, обтирая рукой со лба грязный пот, выбрался из ямы.

– Как ты попал сюда, доброй волей или насильно?

– Кто пойдет в это пекло по доброй воле! Вот она, воля, посмотри! – Он повернулся спиной и показал кровоточащие рубцы.

– Выходит, тебя поработили?

– Нет!.. Сказали: работы кончатся – отпустим! А кому ведомо, когда они закончатся?

Асандр повернулся к Неоптолему, тот пожал плечами, усмехнулся.

– Возьми его! Только тебе придется кормить его, он гол как сокол!

Постепенно были отобраны те, кого искал Асандр. Несколько десятков евпатористов и «ледовых братьев», опустившихся до уровня рыночных бродяг и насильно завербованных на работы. Получилась изрядная толпа грязных и оборванных людей.

– Видно, очень богатым стал ты, Асандр, если берешь всю голытьбу. То их кормил наместник, а теперь это твоя забота. Пьяницы и бездельники, толку от них чуть!

– По воле наместника они станут воинами и отправятся в поход за пролив, – ответил Асандр, вспоминая разговор с Махаром. – Там дело назрело!

– Ой ли! – с насмешкой сказал Неоптолем. – А я знаю другое – поход на Фанагорию отложен до лучших времен! Такова воля Митридата, изложенная в его письме! В том, которое ты привез из-за моря!

Асандр невольно посмотрел на Панталеона, тот недоуменно пожал плечами. Панталеон особенно ратовал за освобождение друзей от земляной каторги и включение их в войско. Тем более что воины были нужны, и Махар дал милостивое согласие на восстановление отряда с целью отправки его на штурм Фанагории. Но то было до прочтения царевичем отцовского послания. Теперь обстановка менялась и это озадачило Асандра.

Освобожденные спросили, куда они должны идти. Асандр достал из кошелька несколько серебряных монет и дал Флегонту с наказом купить для всех хлеба и луку.

– Идите в город, к моему дому! – приказал он.

IV

Всадники обогнули бугор и оказались около каменоломни, имеющей вид глубокого грота, откуда валили клубы пыли и доносились удары кайл. Кандальные рабы, звеня цепями, выламывали и дробили серые глыбы. Им помогало до полусотни женщин, одетых в тряпье, одинаково серое от пыли и грязи. Они наполняли камнями плетенки из лозы и волоком тащили их в низину.

– Пантикапейские «бродячие козочки», – сказал кто-то со смехом. – Преславный царевич и их заставил строить лагеря!

Женщины закрывали головы и лица платками, стараясь сохранить волосы от выгорания, а лица – от загара.

Гиерон с любопытством рассматривал еле прикрытые плотные бедра и округлые руки женщин, испытывая сожаление, что их поставили на такую тяжелую и грязную работу.

И тут среди незнакомых фигур заметил одну, которая выглядела стройнее других. Женщина обматывала тряпками ладони, чтобы не натереть их о шероховатый камень.

– Кто это?.. Боги, не сплю ли я? – воскликнул он, натягивая поводья и отделяясь от других всадников.

Он подъехал ближе, боясь ошибиться. Но сомнения рассеялись. Это она, – но какая! Полураздетая, запыленная, немытая! Кто надел на нее эти старые кожаные скифские шаровары и постолы с мужской ноги?.. А руки, ее белые руки были обветрены, опалены солнцем, покрыты ссадинами!

– Евпория, это ты? – дрогнувшим голосом окликнул он.

– А кто же еще! – ответила женщина неприветливо, откидывая рукой волосы, упавшие на лоб.

– Как ты попала сюда?

Она поглядела на него отчужденно и неприязненно, как на человека, задающего праздные вопросы. Ответила язвительно, с горечью:

– Благодаря твоему подарку – накидке, которая принадлежала Миксту, рабу Парфенокла!

– Как так?

– Очень просто. Микст бежал, а хозяин мой Клитарх появился в его накидке. Подумали, что он помогал рабу бежать, а накидку взял в уплату за это!

– Ай-ай!.. Ну, что же дальше?

– Дальше? Жабу-Клитарха схватили и бросили в темницу. Хотели казнить, но пощадили. Лишили гражданства на время.

– Жаль, что не навсегда! Но при чем ты?

– А при том! Когда заимодавцы узнали, что Клитарх схвачен, то кинулись делить его добро! За долги! Мой домик разграбили, служанку Дидону увели, а меня заставили таскать камни. Теперь я черная рабыня!.. Тьфу!

Она отвернулась от нарядного и сытого Гиерона и сплюнула в сердцах. Ей было невыносимо чувствовать на себе его взгляд, ее мучили стыд за свою внешность и обида на безжалостную судьбу, которая низвергла ее в бездну беспросветного горя. Что ему надо, этому противному, самодовольному слуге, преуспевающему около хозяина? Не он ли повинен в том, что она оказалась в каменоломне?.. Не его ли подарки приносят несчастье?.. Краска залила ее лицо. Гиерон заметил, что она выглядит не хуже, чем раньше. Видимо, тяжелый труд, недоедание и скотские условия жизни еще не успели сломить ее сильной натуры.

Неясные мысли замелькали в голове сметливого слуги. Неожиданно он рассмеялся.

– Ты что, насмехаешься? – досадливо огрызнулась женщина, оправляя свой неприглядный наряд. – Блюдолиз хозяйский! Что тебе до черной рабыни!..

Но Гиерон не слушал ее. Следуя внезапному решению, он хлестнул коня и поскакал вперед. Поравнявшись с хозяином, зашептал ему торопливо:

– Господин, утром ты говорил, что царевичу надоели «козочки» из храма Афродиты Пандемос?..

– Ну, говорил, а ты подслушал?.. Чего тебе?

– А вот вернись назад, посмотри, как воспитанную и прекрасную Евпорию заставили таскать тяжелые камни!.. А она за свою красоту и здоровье заслужила лучшей участи! Если ее вымыть в бане и нарядить в заморское платье, она сойдет за наложницу самого Митридата!

Гиерон хитро сощурился, глядя в глаза Асандру.

– Ну, и что тогда? – спросил тот.

– Ты угодишь царевичу, и благо тебе будет за это!

– Гм…

Оба отстали от кавалькады и опять оказались у каменоломни. Асандр посмотрел на рабыню в кожаных рваных штанах и хотел обругать слугу за неудачную шутку. Но женщина выпрямилась и посмотрела на них ясными глазами. Асандр невольно остановил взор на свежем, красивом лице и пушистых волосах, оттеняющих молочную шею.

– Погляди на ее стан, – подсказал Гиерон. – Пряма, как кипарис!

– Кто она? Откуда?

– Рабыня пьяницы Клитарха, прозванного Жабой! Он берег ее как зеницу ока!.. Хотел продать за большие деньги и поправить свои дела!.. Но когда он был схвачен за связи с беглыми рабами, она попала в каменоломню, вместо того, чтобы украшать собою дом богатого хозяина! Это все равно, как если бы взять драгоценный камень и заткнуть им дырку в полу дома!

– Ты говоришь мне правду?

– Сущую правду, господин, смею ли я врать тебе?

Они удалились. Но Евпория заметила, что Гиерон что-то предпринял для улучшения ее положения. И почти не удивилась, когда ее бывший дружок появился опять, теперь в сопровождении двух вооруженных всадников.

– Волею наместника! – важно сказал он, поднимая руку. – Рабыня по имени Евпория отныне взята служанкой во дворец! Эй, Евпория, бросай лопату и следуй за мной!

Теперь он разглядел начальника стражи, видного детину, в котором узнал ранее знакомого ему Митрааса. Бывший сотник отбывал здесь наказание, ночевал в мазанке, обедал с воинами у костра, рассказывая им о своей жизни при дворе великого царя. Он наметил Евпорию себе в подружки на следующую ночь и, услышав голос Гиерона, заупрямился, требуя отложить исполнение приказа на завтра. Гиерон скривился с надменностью и спросил многозначительно:

– Ты, доблестный воин, как я вижу, соскучился по деревянной кобыле и ясеневым палкам! Изволь, ты получишь то и другое еще до заката солнца! Или ты глух и не расслышал, что я действую именем царевича-наместника Махара?

Евпория послушно размотала тряпки на руках и пошла рядом с конем Гиерона, сопровождаемая завистливыми взглядами толпы невольниц. Раздосадованный Митраас изругался им вслед, но перечить не посмел.

«Гиерон стал важный, как военачальник, – подумала смягченная Евпория. – Он не забыл нашей дружбы!.. Напрасно я обидела его!»

И взглянула на него с уважением и надеждой, поражаясь его изворотливости и умению использовать обстоятельства.

V

Послание Митридата, написанное искусными переписчиками на дорогом пергаменте, явилось неожиданностью, оно сразу изменило обстановку.

До этого покорение Фанагории и Танаиса вкупе со всеми землями, к ним прилегающими, было основным требованием Митридата и входило в его замысел подчинения всего северного побережья Понта Эвксинского. Теперь он повелел прекратить воинственные речи и бряцание оружием. Более того – он приказал установить дружественные связи с этими городами, так же, как и с воинственными племенами, обитавшими к востоку от пролива. И развивать торговлю с ними. При этом не требовать за товары высоких цен, дабы привлечь сердца греков и варваров. А князей племен и лучших людей за проливом одарить ценными подарками, используя для этого те сокровища, которые отправлены на Боспор в трюмах кораблей Асандра.

Хлебную дань с Боспорского царства царь велел взыскивать в прежнем размере – сто восемьдесят тысяч медимнов пшеницы в год, что составляло четыреста пятьдесят тысяч пудов! Да еще двести талантов серебра в слитках!.. Это была тяжелая повинность, выполнимая с трудом. Она истощала хозяйство Боспора и легла очень тяжким грузом на плечи боспорских хлеборобов. Недовольство год от году разрасталось, ропот подневольных пахарей и стоны обездоленных рабов становились громче с каждым днем. Махару неоднократно намекали, что он должен считаться с настроениями черного люда и нуждами городов. Но он отмахивался с досадой. Для него Боспор был всего лишь понтийской колонией, взятой Митридатом на меч. Побежденные должны молчать и терпеливо трудиться на благо победителя!.. Ему грезились впереди великие победы над Римом, власть его отца над миром, которая в будущем перейдет по наследству в руки достойного!.. Это он, Махар, унаследует великую империю Митридата, станет царем над царями и будет обожествлен, подобно отцу-государю! Ради этого Боспор должен потерпеть. Боспорцы потом получат свою долю привилегий в могущественной державе Ахеменидов, властелином которой предстоит быть ему, Махару!

И сейчас, стоя перед аристопилитами с письмом Митридата в руках, он говорил возмущенно:

– Слепы и глухи боспорцы, если проявляют недовольство! Или они не хотят получить кусок шкуры, которую великий родитель мой готовится содрать с римской волчицы?.. Рим будет сокрушен очень скоро! Он уже получил первую кровавую рану в Вифинии. После взятия Кизика наступит очередь Лукулла, ему не удастся спрятаться в горном лагере. Это будет вторая рана, уже смертельная…

Аристопилиты склоняли головы, умащенные маслом, поднимали холеные руки в знак полной убежденности в победе Митридата. Наиболее усердные заглядывали в глаза наместнику и восхищенно чмокали губами.

– Тем более странно, – продолжал Махар, сдвигая мохнатые брови, – что не все города боспорские радеют душой за дело Митридата! Они забывают, что великий царь взыщет со строптивых старые долги! Тогда как верным за каждый медимн зерна после победы отдаст талант чистого золота!..

На почтительные предупреждения о том, что скопление рабов за городом, на земляных работах, отсутствие хороших ночлегов и уменьшение хлебных выдач, равно как и общее ухудшение содержания рабов, могут привести к рабским волнениям, Махар ответил, смеясь:

– Вы боитесь, что найдется новый Савмак, который попробует захватить власть в свои руки?.. Этого нечего опасаться, восстания рабов не будет! Создавая сильное войско, мы берем в него не только свободных, но и лучших из рабов. Это мудрость Митридата! Он всем сильным и неспокойным рабам дает возможность не только стать свободными, но и взять военную добычу! Он рабское недовольство направляет в единый поток своего дела – великого дела покорения Рима и всей ойкумены! Нет, сейчас рабского бунта не может быть! Покажите мне самого сердитого из рабов! Я дам ему меч и щит и отправлю за море к отцу! Там его ждет удача, свобода, добыча!

– Но, отнимая рабов у хозяев, мы ухудшаем работу на полях и в мастерских!

– После победы у нас будет рабов больше, чем надо! И хозяева получат по десятку за каждого отданного сейчас! Пусть потерпят! Победа окупит все!.. Нет большего счастья, чем служить великому царю, который щедр на награды и озолотит после войны всех вас!..

Отпустив аристопилитов, Махар продолжал перечитывать и обсуждать послание Митридата наедине с Неоптолемом. При этом ерошил волосы и хмурился, пытаясь понять сокровенное значение отцовских предначертаний. Говорил с недоумением:

– Государь приказывает одарить золотом тех самых племенных царьков и даже фанагорийцев, которые в не столь далеком прошлом воевали против него. И мы собирались идти против них всеоружно… Или он решил подкупить их золотом, проявить милость, вместо того чтобы наказать? Какая нужда в этом сейчас, когда одержаны неслыханные победы, и сам Рим трепещет перед понтийской мощью?

Неоптолем почтительно внимал словам царевича и ответил с поклоном:

– Замыслы великого государя так глубоки и видит он так далеко, что сейчас трудно предположить, что именно он задумал!.. Но полагаю – все это он велит делать тебе не зря! А как он приказывает поступить с теми лагерями, которые мы достраиваем? И набирать ли войска?

– Набранные войска повелевает обучать всем видам боя! Лагеря строить! А когда будут готовы, начать большой набор пеших воинов!.. Для чего – не пишет!.. Может, для отправки за море?.. Войск у него там много! Неужели он продолжает лелеять давний замысел двинуться на Рим через Скифию? Это после того, как он занял берега Пропонтиды и Эгейского моря, разбил Котту, осадил Кизик и загнал Лукулла в горы!.. Осталось сделать предпоследний шаг – вторгнуться в Элладу и готовить флот для высадки, он не сможет отразить натиск великого войска! Какой же смысл теперь готовить северный поход, как ты думаешь?

– Думаю, что великий царь, невзирая на успехи, хочет оградить себя от каких-либо неожиданностей. Рим – сильный враг, и в борьбе с ним всегда надо иметь запасные войска на всякий случай!

И, подумав, добавил с осторожностью, выбирая слова:

– Не испросить ли тебе, царевич, волю богов и не оставить ли часть присланного золота про запас?.. Приберечь на черный день?..

– На черный день? – нахмурился Махар, испытующе взглянув на воеводу. – Нет, черного дня не будет! Указания Митридата должны быть выполнены!

Вскоре боспорцы узнали, что поход против Фанагории отложен на неопределенное время. Купцы встрепенулись, предчувствуя оживление торговли с азиатским берегом. За пролив были направлены послы, которые встретились с фанагорийскими архонтами и сообщили им о великих победах Митридата и о том, что царь милостив. Он требует от фанагорийцев немногого, в том числе восстановления торговли через пролив.

С великой осторожностью и оглядкой фанагорийцы восприняли неожиданные миролюбивые речи послов, опасаясь тайной каверзы. Но как бы то ни было, щедрые подарки и начало выгодной торговли оказались действеннее угроз. Отношения с азиатскими городами и племенами улучшились. И впоследствии, когда Митридату пришлось двигаться на север вдоль кавказского побережья с целью проникнуть на Боспор, дорогие подарки Махара племенным вождям дали свои всходы, как зерно, брошенное в жирную почву. Они облегчили поход, оказавшийся более успешным, чем предпринятый ранее, ибо тогда Митридат полагался лишь на силу оружия. Но это произошло в конце великой войны. Сейчас же, в начале ее, Махар старательно выполнял предписания отца, не всегда понимая их скрытый смысл.