Текст книги "Разведка была всегда..."

Автор книги: Виталий Шеремет

Соавторы: Владимир Плугин,Андрей Богданов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

СКАЗАНИЕ О ПЕРВОМ «ПЕРЕВЕТНИКЕ»

Предателей на Руси величали переветниками. «Держать перевет» означало «ссылаться с врагом, посылать ему вести, перебегать к нему», – словом, «изменять». Киевский летописец этого термина ещё не знал, но выразился резко, заклеймив Блуда и ему подобных как людей «неистовых» и «горших (то есть ещё более мерзких) бесов».

Однако писаного закона в Русской земле тогда, кажется, ещё не существовало. Либо он нам неизвестен. Правда Ярослава – древнейшая часть Русской Правды – возникнет почти полстолетия спустя. И ни в ней, ни в Правде Ярославичей, ни в законодательстве XII века ничего насчёт подобных преступлений сказано не будет. Соответствующая «статья» впервые (если судить по сохранившимся памятникам) появится в «Псковской Судной Грамоте», которая создавалась на протяжении XIII – XV веков. Если же письменного закона не было, то как же прикажете судить? Ну а брань (моральное осуждение) всяких там древних историков, она же на вороту не виснет... Может быть, так и рассуждал Блуд, внимательно слушая речи пробравшихся в Киев для встречи с ним агентов, которых летописец именует послами (свидетельство неразработанности специальной терминологии на этом раннем этапе развития секретных служб). А они были соблазнительны.

«Поприяй ми (поприятельствуй мне. – Авт.), — велел передать Владимир или его воевода от лица князя, – аще убью брата своего, имети тя хочю во отца место, и многу честь возьмёшь от мене; не яз бо начал братью бити, но он; аз же того убоявся придох на нь» (то есть – я, мол, испугался, что он и меня убьёт, поэтому вынужден был сам пойти на него. Логика в таком рассуждении, конечно, была, и Блуд быстро проникся ею, да и посул ведь был презаманчивый!). Впрочем, Блуд, кажется, не впервые получал от Владимира лестные предложения, и вербовка его произошла значительно раньше. Причём, вероятно, не его одного, а с сообщниками. Что касается последних, то их наличие обусловливалось уже самими специфическими особенностями «производства» таких деликатных дел. Вряд ли бы, например, без помощи выполнявших приказы Блуда людей посланцы Добрыни смогли наладить с ним прочный контакт. Да и летописец отметит, что во время осады сам Блуд «ела же к Володимеру часто» (собственных, очевидно, агентов). Возможно, что в своей обличительной филиппике против нечестивца, который «преда князя своего», средневековый книжник не случайно несколько раз употребил множественное число. Если так, то он, разумеется, имел при этом в виду не только мелких сошек, но и людей калибра самого Блуда. Не тех ли, о которых говорилось в Иоакимовской летописи? Не во время ли похода Ярополковой рати к Смоленску и Полоцку попал киевский воевода в расставленные Добрыней сети?

Всё это очень возможно, потому что и Никоновская летопись тоже утверждает, будто Блуд «бе уласкан и улщён Владимиром» задолго до того, как новгородские кони начали пастись на приднепровских лугах. По Никоновской, правда, вербовка произошла ещё в тот период, когда оба соперника сидели в своих столицах и острили боевые мечи. Но это и понятно, поскольку историк XVI века ничего не знал о походе войска Ярополка в землю кривичей. И следовательно, агенты Добрыни должны были добираться из Новгорода до самого Киева. У Татищева сказано несколько иначе и подробнее. Владимир, пополнив всё-таки свои войска полочанами и кривичами, то есть добившись одной из целей своего сватовства к Рогнеде, «пошёл к Киеву на брата Ярополка для мсчения убивства Олегова и своея обиды». Историк, видимо, излагает здесь события по одной из бывших в его руках летописей – «манускрипту Хрущева», который, с одной стороны, подтверждает связь Владимира с Олегом, а с другой – выдвигает новую причину вражды новгородского князя с Киевом. Вероятно, обида заключалась в посажении Ярополком в Новгороде своих посадников.

«Но ведая брата Ярополка храбра и сильна, умыслил любимца Ярополкова и воеводу главнаго, Блюд имянуемаго, послал ко оному тайно склонить великими обесчаниями, чтоб Владимиру помочь брата Ярополка победить. Блюд же обнадёжил в том Владимира». Здесь мысль завербовать Блуда приходит к Владимиру и Добрыне как бы в начале марша на Киев. Причём подчёркивается исключительное положение Блуда при дворе киевского князя. По-видимому, он был чем-то вроде визави Добрыни при дворе Владимира. Два начальника тайной службы наверняка знали друг друга ещё по давним, Святославовым, временам, может быть, дружили домами и коротали вечера за медвяными чарами. Немудрено, что они быстро нашли общий язык и один разведчик начал работать на другого. Уговорить его, может быть, было и не так уж сложно. Блуд ведь выдвинулся на первые роли при Ярополке совсем недавно.

Читатели помнят, что ещё в 977 году молодого киевского князя опекал Свенельд. После битвы у Овруча он навсегда исчез с летописных страниц. Либо впечатлительный Ярополк не простил ему гибели брата («О люте ми, яко осквернился убийством брата моего, – восклицает Ярополк над телом Олега у Татищева, – лучше бы мне умереть, нежели тебя, брате, тако видети, еже злый клеветник учинил!» И к Свенельду: «Виждь, ты сего хотел, что тебе воздам за сию пагубу?»), либо он уже слишком одряхлел (служил ведь ещё Игорю), либо умер. Так что Блуд занимал сей высокий пост всего без году неделю. По летописи, Владимир осадил Киев в 980 году, а по «Памяти и похвале» Владимиру монаха Иакова – двумя годами раньше. Наверное, Блуд ещё не успел извлечь всех выгод из своего положения. А может быть, самое имя или прозвище нового баловня судьбы (от глагола «блудити» – блуждать, скитаться, плутать, заблуждаться, ошибаться, развратничать)[3]3
  Татищев, правда, считал, что его настоящее имя должно было происходить от глагола «блюсти» и звучать «Блюд». А «Блуд» – уничижительная переделка или позднейшая ошибка.


[Закрыть] свидетельствовало об определённых наклонностях характера. И «приобрёл» Добрыня Блуда не потому, что тот был идейным борцом за языческие ценности (как иногда пишут), а, как недвусмысленно указал летописец, – за посул ещё более тёплого местечка при новом дворе. Вербовка Блуда примерно совпала с изгнанием из Новгорода посадников Ярополка. Добрыня и Владимир использовали их в качестве своего рода послов, передавших киевскому князю дерзкие речи недавнего беглеца. Но кто знает, не взяли ли они на себя труд и пошептаться ещё раз с Блудом насчёт измены? Надо ведь было как-то отрабатывать милость вернувшегося новгородского властителя: мог запросто и живота лишить...

«Но зачем же было снова соблазнять Блуда в Киеве, если всё было улажено заранее?» – спросят читатели. – Видимо, его покупали не оптом, а в розницу, поэтапно. Сначала, может быть, на Друче или загодя на Днепре, потом проверили готовность Блуда «приятельствовать» и уточнили условия. Ясно, во всяком случае, что отправка к вражескому военачальнику в осаждённый город «посла» с более чем откровенными предложениями без какого-либо предварительного зондажа выглядела бы слишком рискованной.

Но вернёмся к событиям в Киеве. Блуд, как уже говорилось, благосклонно выслушал «послов» новгородского князя и велел передать ему: «Аз буду тебе в сердце и в приязньство». После чего тут же «лукавством» принялся дезориентировать «смутившегося» Ярополка, который начал было готовить войско к походу: «Княже, для чего хочешь войско трудить, я бо совершенно ведаю, что Володимер во своих войсках любви не имеет и яко робичич укоряем. И когда тебя увидят войска его, все без боя предадутся тебе; для сего нет нужды тебе противо его выходить, но жди его в Киеве». Так передаёт «льстивую» речь Блуда Татищев, подтверждая, что «главный воевода и любимец» Ярополка руководил киевской разведкой. И в приведённых только что выражениях докладывал своему князю новейшие агентурные данные. По Никоновской летописи, Блуд выразился иначе и красочнее: «Не может противу тебе стати брат твой меньший Володимер, якоже синица на орла брань сотворити, не смущайся убо боятися его, и не утруждай воиньства своего собирая». А сам начал регулярно посылать в стан новгородцев разведчиков или лазутчиков[4]4
  Лазутчик – по современной терминологии агент из числа гражданских лиц.


[Закрыть]. Естественно, не за свежими данными о противнике, а для обмена информацией и согласования с будущим «сыном» собственных действий. Прикрытие было безупречным. «Агент заработал».

Вскоре Добрыня и Владимир узнали, что воевода-переветник готовится взять на себя исполнение акции, необходимость которой в общей форме уже объяснили ему вербовщики. Летописец говорит: «Блуд затворися с Ярополком, льстя ему, слаше к Володимеру часто, веля ему пристряпати (устремиться, приступить, – Авт.) к граду бранью, а сам мысля убити Ярополка».

А вот как полтысячи лет спустя рассказывал об этом европейским читателям посол императора Священной Римской империи к великому князю московскому Василию III барон Сигизмунд Герберштейн, весьма внимательно знакомившийся с русскими историческими хрониками: «Осадив Киев, Владимир тайно послал гонца к Блуду, ближайшему советнику Ярополка... он просил его совета, как погубить брата. Вняв просьбе Владимира, Блуд обещал ему убить своего господина, Владимир же пусть-де пока штурмует крепость». По Татищеву, «начал Блуд часто ко Владимиру тайно посылать, показуя ему способы ко одолению и убийству Ярополка». То есть предложил на благорассмотрение начальства несколько вариантов осуществления акции. Но заговор не удался, и политическое преступление пришлось отложить до лучших времён. Блуду каким-то образом мешали горожане («гражаны же не бе льзе убити его»; «не можно было его тайно или явно убить»). Воевода не отчаивался и отрабатывал грядущие дивиденды тем, что удерживал Ярополка, который был «храбор вельми», от вылазок. «Блуд же не възмог, како бы погубити и, замысли лестью, веля ему не излазити на брань из града».

Можно подумать, что Блуд страховал Владимира от неудачи в открытом бою с Ярополком (ведь военное счастье неверно), неудачи, которая разрушила бы все предприятие. Но у Татищева намерения слуги двух врагов – «любимца» киевского князя и «приятеля» новгородского – разъяснены иначе. «Блюд же... умыслил Ярополка коварством к погибели привести, советовал ему не пусчать войска из града на брань, хотя умные советовали прилежно, чтоб Ярополк, не томя войска во граде, выступил в поле и, не страшася, на Владимира наступил. Но он, более веря оному коварному своему любовнику, того не учинил. Войско же Ярополково, видя, что их без пользы с великим утеснением во граде заперши держат, стали тайно ко Владимиру отходить, а Блюд посылал ко Владимиру, дабы ко граду неоплошно приступал».

То есть Блуд, как можно понять, попытался спровоцировать собранных Ярополком ратников из разных градов и весей, недовольных теснотой размещения, бездельем и длительным отрывом от домов, на измену. И преуспел. Если сведения историка верны, то воевода уже «заслужил» перед Владимиром. Ведь он постепенно лишал его соперника средств к сопротивлению, вязал его по рукам и ногам, одновременно усиливая осаждающих. Можно предположить, что «люди» Блуда провели в войсках Ярополка кое-какую разъяснительную работу. Не забыв и киевлян, многим из которых тоже не могло нравиться скопление в городе праздношатающихся военных. Словом, Блуд планомерно готовил капитуляцию Киева. И однажды почтительно доложил нервничавшему Ярополку (это был уже доклад начальника контрразведки): «Кияне слются к Володимеру, глаголюще: приступай ко граду, яко предамы ти Ярополка. Побегни за град». (У Татищева начало: «Ныне сведал...») Трудно сказать, насколько Блуд наклепал при этом на горожан, вложив в их уста собственные мысли и выдав своих агентов или бежавших от Ярополка воинов за киевских переветников. Но павший духом князь поверил. «Побегни за град», – нашёптывал «любимец». «Умные» на этот раз помалкивали. И Ярополк побежал. Он запёрся с «верным» воеводой в городке Родне. А Владимир после этого действительно беспрепятственно вошёл в Киев. Защищать горожанам было уже некого.

Блуд между тем продолжал зудеть над ухом Ярополка: «Видиши, колько вои (воинов. – Лет.) у брата твоего? Нама их не переборота; твори мир с братом своим». «Нама» – двойственное число от «мы». Блуд тщился показать, что вместе с князем героически руководит обороной. «Льстя под ним се рече», – напомнил летописец. Но Ярополк этих строк не читал. Поэтому он снова согласился: «Так буди». Донельзя довольный Блуд с чувством выполненного долга немедленно отправил донесение Владимиру (и Добрыне): «Яко сбысться мысль твоя, яко приведу к тебе Ярополка, и пристрой убити и». Значит, в процессе обмена информацией между «Центром» и агентом задание последнему было скорректировано: «объект» следовало доставить к победителю живым.

В ожидании скорой развязки Владимир приехал на теремной двор Святослава (видимо, тот самый, на котором при Ольге закопали в землю ладью с древлянами) и «сел» там с дружиной. Блуд в это время «дожимал» податливого как воск Ярополка: «Поиди к брату и рьци ему: что ми ни вдаси (взамен киевского стола. – Лет.), яз прииму». И Ярополк пошёл. Напрасно один из «умных» и верных ему людей – Варяжко, – сообразив наконец, к чему клонится дело, пытался удержать его от рокового шага: «Не ходи, княже, убьюття», – и советовал бежать к союзным Ярополку печенегам, чтобы набрать там новое войско. Ярополк потерял не только всякую способность к сопротивлению, но и инстинкт самосохранения. Да и Блуд был начеку. По словам одной летописи, он тут же вмешался. «То ти есть милостник у князя!» – внушительно заявил он Варяжко. То есть: «Перед тобой княжеский любимец» – а не кто-нибудь! Обеспокоенный воевода явно спешил одёрнуть непрошеного советчика, напомнить ему, чьё мнение он дерзает оспаривать. Варяжко ещё более дерзко ответил: «Всяк милостник подобен змеи запазушней!»

Можно представить, как ёкнуло сердце у Блуда. Неужели провал? В самый канун полного торжества! Но, судя по дальнейшему развитию событий, выдержка ему не изменила. Он не схватился украшенными жуковиньем пальцами за меч, не стал затравленно озираться по сторонам в поисках спасения. А у Варяжки, видимо (если этот эпизод не вымышлен), не было каких-либо доказательств своей правоты и предательства «милостника», кроме смутных подозрений. Ярополк ему не поверил. Он явился на теремной двор, и едва «полез в двери», как два варяга «подъяста» его мечами «под пазусе». (Владимир ведь не зря «сидел» с дружиной. На этом совете Ярополку, очевидно, был вынесен официальный приговор, который тут же и привели в исполнение). Блуд в это время быстренько прикрыл двери и «не да по нем (Ярополку. – Авт.) ити своим». Как точно сказано: «своим»... А впрочем, акция была разыграна как по нотам и сделала бы честь и современным службам. Видимо, всё было продумано до мелочей заранее (важно было, например, чтобы Блуд в нужный момент сумел отделить Ярополка от его свиты) и агентурная связь до самого конца работала бесперебойно.

Так произошёл второй государственный переворот в Киевской Руси. Читатели не забыли, наверное, что первый совершил почти за сто лет до этого вещий Олег. Кстати, не кажется ли вам, что они (эти перевороты) чем-то похожи? И тут и там – заговор с помощью импровизированной или заблаговременно созданной тайной службы; заманивание противника в ловушку; политическое убийство с использованием услуг «профессионалов»; войска, ожидающие в засаде или вступающие в дело; демагогическое обвинение соперников в нелегитимности или таком нарушении её, которое ставит их вне закона и вынуждает пламенных борцов за справедливость выступить на её защиту; нежелание слушать доводы обвиняемых, потому что речи о попранной справедливости – это так, для истории, это речи волка из крыловской басни. Помните, что сказал Олег Аскольду и Диру? «Вы не князья и не княжеского рода. А вот я княжеского рода». И тут же восстановил попранную справедливость. А Владимир так и вовсе без разговоров обошёлся. А может быть, все подобные перевороты, в сущности, близнецы-братья? Ведь и в наше время чуть ли не единственный аргумент победителя – что он «от роду княжа» (то есть что ему, по басне, хочется кушать). Разве что «пресса» вела себя по-разному. Действия Олега летописец оставил без комментария, а Владимира и вовсе осудил, хотя и ругал князя с умом, – не самого нового венценосца, а завербованного им агента-переветника. У нынешних же «летописцев» мёд каплет с языка при описании подвигов новых Блудов, а следовательно, и их хозяев. Впрочем, это только так, к слову. «Мы же на прежнее возвратимся», как говаривал древний летописец, когда ему тоже случалось отвлечься.

Остаётся сказать о странной позиции, занятой в отношении Блуда художником Радзивилловской летописи. Он посвятил войне Владимира с Ярополком пять миниатюр. Но при всём старании я не смог обнаружить ни на одной из них нашего героя. Вот, например, Ярополк с дружиной бежит в Родень. Конечно, Блуд где-то здесь. Но все дружинники – близнецы-братья. Любой из них может быть и не быть воеводой. Хотя странная маленькая фигурка на стене Родня, которая пальцами-граблями указывает на хлопающую крыльями «вещую птицу» на дереве, как бы вопиет: тут он, предатель! А вот Владимир с дружиной – и, кажется, с Добрыней – ждёт на теремном дворе. Справа Ярополк размышляет с кем-то из приближённых, что же ему делать в создавшейся ситуации. Однако стоящий перед ним очень симпатичный молодой человек в высокой круглой шапке, с приветливой миной на лице – это, конечно, не Блуд, а Варяжко, чья личность не могла не вызвать горячего сочувствия у художника. Вот, наконец, сцена убийства Ярополка. Несчастный князь как бы распят в проёме дверей, пригвождённый к ним мечами двух свирепого вида молодцев. Владимир, сидя на престоле, хладнокровно руководит трагическим действом. Рядом с ним какой-то простоволосый юноша всплёскивает руками, выражая потрясение происходящим. Но это лишь персонификация потрясения самого живописца, а не реальное действующее лицо и, конечно же, не Блуд, который, как помнят читатели, остался за дверьми.

Получается, что один из главных героев происшедших событий, без участия которого они протекали бы совсем иначе, оказался совершенно обойдённым художником. Его не пожелали «даже вставить в книжку». Точнее, однажды всё-таки вставили. Но это было уже в контексте событий 1018 года, о которых чуть позже. Блуд там настолько невыразителен, что его можно «вычислить» лишь по жесту, которым он сопровождает свою остроумную речь насчёт достоинств польского князя Болеслава. Главное же, Блуд в этом сюжете выступает в совсем иной роли – обычного дружинного воеводы.

А вот в основном качестве, тайного резидента Владимировой разведки, Блуд миниатюриста никак не заинтересовал. Или заинтересовал, так сказать, отрицательно. В чём тут дело? Ссылаться опять на соображения секретности как-то уже неудобно. Пожалуй, причина в другом. Средневековая живопись обладала гораздо меньшим набором средств для передачи психологии, вариаций душевного состояния людей, чем современная ей литература. Художники удовлетворительно, а в лучших образцах великолепно, справлялись с полярными характеристиками типа: «хороший» – «плохой». А промежуточные состояния были для них камнем преткновения уже потому, что они ещё долгое время не знали искусства портрета, не располагали арсеналом необходимых для решения столь сложных задач выразительных средств. Блуд относился как раз к числу таких персонажей, которые никак не вписывались в двухцветную шкалу. С одной стороны, он, конечно, был изменник и предатель, а с другой – служил будущему равноапостольному крестителю Руси, создателю могущественного православного славянского государства. Христианская мораль художника и восприятие им ценностей отечественной истории вступили в противоречие и не позволили Блуду «отметиться» в иллюстративном ряде летописи.

Следует оговориться, что оценка деятельности Блуда с нравственной, «общечеловеческой» точки зрения – не единственно возможная. Необходимо помнить, что как тайный резидент спецслужбы Владимира он оказал ему чрезвычайно важную услугу – преподнёс киевское княжение на блюдечке.

Таким образом, чисто профессионально отечественная разведка может гордиться тем, что второй государственный переворот в Киевской Руси, как и первый (при Олеге), был совершён, в сущности, сугубо агентурными средствами.

Трудился Блуд не зря. Владимир его не забыл, хотя и не считал пороком не сдерживать обещаний. Конечно, «вместо отца» новому киевскому князю Блуд не стал (чего не посулишь в борьбе за власть, не выполнять же в самом деле!). Ведь предателей всегда считают полезными, но никогда – уважаемыми. Не случайно, видимо, летописец обронил, что «послы» Владимира прибыли к Блуду в Киев «с лестью», и кто знает, какого смысла этого ёмкого слова было больше в их сладкозвучных речах – обольщения, соблазна, приманки или обмана, хитрости, коварства?.. Но «многу честь» от Владимира вчерашний «милостник» Ярополка «взял». Правда, рассказывают об этом двояко. У Татищева можно прочесть, будто Блуд «возносился три дни» оказываемым ему почётом. А на четвёртый Владимир приказал его... убить, пояснив остолбеневшему виновнику торжества: «Воздал ти честь аки приятелю, а сужу аки крамольника и убийца княжа».

Оставим в стороне ещё один оригинальный вариант историко-психологической загадки о Юпитере и быке. Ведь и до сих пор властители ищут виновников трагедий в ком угодно, только не в себе самих. Нас же по сюжету интересует лишь судьба резидента. Историки, начиная с Карамзина, обычно относятся к версии Татищева скептически. Хотя в позднем летописно-хронографическом сборнике уцелела такая не очень вразумительная запись: «Иде Владимир к Киеву и уби брата своего Ераполка, лукавого, господоубийственного Блуда». Вероятнее, конечно, что слухи о казни доблестного киевского воеводы проникли в средневековую книжность в результате порчи летописных текстов переписчиками, а ещё скорее – из-за нелепости дальнейшей судьбы Блуда, отражённой в списках «Повести временных лет». Если некоторые из них (например, Троицкий) упоминают (под 1018 г.) о Блуде как о кормильце и воеводе одного из многочисленных сыновей женолюбивого Владимира – Ярослава (хотя и не уточняют, действительно ли этот Блуд – знаменитый деятель времён минувших, а не соименник), то другие (например, Лаврентьевский, Радзивилловский) называют пестуна нового киевского князя иначе: Буды.

Поэтому личность Блуда и его участь, видимо, издавна стали притчей во языцех и обрастали легендами. Так, у Татищева приводятся сведения поздних источников, по которым Блуд – сын Свенельда (!). Имя его читается как Блют, Блюм, Блут, наконец, Лютр, то есть Лют. Между тем читатели знают, что Лют Свенельдич погиб ещё в 977 году... Похоже, что кто-то из древнерусских книжников-морализаторов решился внести ясность в оставшийся скрытым суд истории в соответствии с традиционными представлениями о неотвратимости скорого и правого Божьего суда над любым злодеем (помните: «Муж в крови льстив не припловит дний своих?»). И вот эти-то домыслы попали на страницы летописей, которыми пользовался Татищев. Поэтому, не считая известия «Истории Российской» совершенно неправдоподобными, я склонен более поверить составителю летописного «Тверского сборника» XVI века, который (то ли предвидя затруднения будущих историков, то ли полемизируя с современными ему толками о времени и обстоятельствах гибели первого переветника) счёл нужным пояснить, что Ярославу служил «дядька и воевода Блуд старой, иже был Владимиру», сохранив, таким образом, Блуду право продолжать свою многотрудную службу Отечеству.

Предположив, что всё это правда и что Блуд, как и положено тайному агенту, имел несколько прозвищ, откликаясь поэтому и на имя Буды, посмотрим, как же он воспользовался возможностью вплести новые лавры в свой пышный венок. Создаётся впечатление, что, обеспечив, так сказать, свою старость, Блуд об этом мало заботился (то есть он был не столько честолюбец, сколько стяжатель). А может быть, не представлялось случая?.. Когда же вострубили трубы и Блуд на боевом коне вновь въехал в историю, то насмешил целое царство.

Это произошло, как уже говорилось, в 1018 году. Узурпатор киевского стола Святополк Окаянный, разбитый Ярославом на Днепре, привёл на помощь поляков, и войска сошлись у реки Буг на Волыни. Неизвестно, какая муха укусила Блуда, только он вдруг начал задирать князя Болеслава Храброго, комплекция которого едва позволяла тому держаться на коне. Дескать, вот сейчас «ти прободем трескою (видимо, копьём. – Авт.) черево твоё толстое»[5]5
  В одном западнорусском хронографе XVI века, где Блуд представлен для понятности как «Ярославов секретар», его речь выглядит так: «Позбудешь того брюха тлустого».


[Закрыть]. Иначе говоря, выступил совершенно в том же духе, как лет через полтысячи, а может, и больше Демид Попович (см. «Тараса Бульбу»), который, как известно, «крепок был на едкое слово». Успех равно сопутствовал обоим ораторам. Болеслав взбеленился, как и тот хорунжий, из-за которого невозможно было достать кого-либо пикой. Но если готовые к бою запорожцы нарочно провоцировали врага, то Ярослав не успел «исполниться» (значит, Блуд не исполнил своей наипервейшей обязанности как воевода) и был разбит. Вот такой конфуз получился. К нашей теме он, на первый взгляд, не имеет отношения. Однако автору казалось невозможным утаить от читателей даже малейшие подробности биографии, а отчасти и внешности, столь колоритного лица – из его речи к Болеславу можно понять, что сам воевода и в старости был подтянут и строен. Главное же, биография Блуда на этом и завершилась. «И ту убиша Блуда, воеводу его (Ярослава)», – читаем в Никоновской летописи. Таков был конец «запазушной змеи».

Поучительная судьба, не правда ли? «Чем? – слышу недоумённый вопрос. – Вот если бы Владимир казнил Блуда через три дня после убийства Ярополка, тогда мораль напрашивалась бы сама собой. А если человек здравствовал после этого сорок лет и погиб из-за собственного легкомыслия, то что же тут поучительного? Что предательство далеко не всегда наказывается при жизни?» Да, именно так. Только это не всё. Важно понять, что возмездие неизбежно. Не на суде человеческом, так на суде истории. В конечном счёте на Высшем суде.