Текст книги "Новая жизнь 8 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 10

Глава 10

Что делает подросток, которому сказали «ни в коем случае не…» и далее по списку – не кури, не пей, не целуйся взасос с девушкой из соседнего подъезда, не прогуливай уроки и вынь руки из карманов? Конечно же сразу делает все наоборот. Из чувства противоречия, вот. Сам с усами и все такое.

Потому прямо сейчас я стою, сложив руки на груди и созерцаю обнаженную Натсуми, которая лежит на столе передо мной.

– У тебя хорошая фигура – говорю я: – просто великолепно.

– Это пока – отвечает она: – заболевание прогрессирует. Я, может потому и хочу вот тут голая лежать, что пока еще привлекательна. Ой! Щекотно!

– Лежи смирно – хлопает ее по животу Бьянка, и продолжает осматривать кожу на ее ногах: – я не настаивала, чтобы ты все с себя сняла. Мне достаточно открытых участков тела, но раз уж разделась, дай я тебя осмотрю как следует.

– И… хорошо. Просто мне доставляет удовольствие дразнить Кенту… хотя надо сказать, что ты здорово мешаешь мне это делать, Бьянка-сан. Потому что две голых девушки – это перебор. А у тебя халата нет? Был же тут где-то…

– Халат у меня есть, но одеваться мне запрещено. – отвечает Бьянка: – пока не осознаю. То есть во внешний мир я могу одеться, а в «Логове» я хожу так. Потому что мой puddin' таким образом напоминает мне о моей вине, а также чуть-чуть унижает меня по сравнению с другими, демонстрируя мой пониженный социальный статус. Прикладная психология так сказать. Мне нравится. Обожаю чувствовать себя немного… под давлением.

– Это нечестно – грустит Натсуми: – в кои-то веки лежишь перед парнем голой, а тут такая конкуренция. У тебя слишком красивая и большая грудь, Бьянка-сан. Дашь потрогать?

– Конечно. Как только все закончу. Ноги раздвинь.

– А… это обязательно? – Натсуми легко поднимает ноги в коленях и раздвигает их в стороны. Довольно непристойная позиция, я согласен.

– Ты сама сказала, что не имеешь ничего против осмотра и присутствия Кенты – указывает Бьянка: – стесняешься?

– Я могу выйти – говорю я: – если мешаю. Пойду… почитаю чего-нибудь там.

– Нет, нет, оставайся. Я действительно не имею ничего против. Даже как-то… волнительно. Времени стесняться у меня нет, есть время получить все необходимые острые ощущения, пока мое тело вызывает желание, а не жалость. Так что смотри внимательно, Кента-кун, смотри и запоминай. – говорит Натсуми и ее щеки слегка розовеют, а дыхание учащается.

– Если ты настаиваешь, то я обязательно запомню каждый изгиб твоего тела – отвечаю я, наблюдая как Бьянка наклоняется между раздвинутых ног Натсуми. Две обнаженные девушки, одна из них между ног у другой… именно так и проводится медицинский осмотр, верно?

– Хм. – говорит Кексик и задумчиво опирает свой подбородок на ладонь, глядя на открывающуюся перед ней картину: – патологий нет. Кожа чистая, гладкая. Слизистые тоже без изменений. Только вот… как ты себя чувствуешь?

– Н-нормально – отвечает Натсуми и прикусывает губу: – нормально… да.

– Вот как. – задумывается Кексик, оставаясь все в той же позиции офисного клерка, который выпал из реальности за своим столом. Если бы она была одета в одежду офисной леди, с этими юбками-карандашами, черными туфлями на низком каблуке и белой блузке с бейджиком… или хотя бы просто – одета… то эта позиция не вызывала бы вопросов. Но прямо сейчас это выглядело несколько странно.

– У меня что-то не так между ног? – спрашивает Натсуми поднимая голову: – проблемы с моей писей?

– Это называется вагина и проблем с ней нет. По крайней мере с первого взгляда. Но кое-что все же вызывает вопросы – кивает мой Кексик: – определенно. Дорогой, можешь подойти ко мне?

– Если На-тян не возражает, то подойду. – отвечаю я. Все-таки одно дело – стоять неподалеку с голой девушкой и совершенно другое – пялится на нее с такого близкого расстояния, да еще и находясь между ее раздвинутых ножек. Тут нужно уточнять уровень доступа.

– На-тян не возражает – отмахивается рукой Кексик: – иди как сюда.

–… – молчит Натсуми. Ее щеки окончательно розовеют, она закрывает глаза и прикусывает нижнюю губу своими белоснежными зубами. И почему в такой момент я замечаю ее зубы? Подсознательное? Что – укусит?

– Ох… – говорю я: – ну… ладно. Если так надо. – я встаю рядом с Бьянкой. Прямо сейчас мы с ней находимся между ног у APEX PREDATOR… совершенного социального хищника моей бывшей школы… и на ней нет ни нитки одежды. Ее ноги согнуты, колени подняты, разведены в стороны, так лежат на гинекологическом кресле… чувствую себя немного неловко. Да, я много раз бывал у девушек между ног, но чтобы вот так… как-то по-медицински… такого не было.

– Смотри – Бьянка, которая прямо сейчас ни черта не Кексик а вовсе даже доктор Квинзель, только голая и без очков на переносице – указывает мне куда смотреть. Я смотрю.

– Как тебе? – спрашивает она и кладет два пальца на внутреннюю поверхность бедра Натсуми. Раздается странный звук. Как будто кто-то надавил на футбольный мяч с пробитым ниппелем и тот не то пискнул, не то взвизгнул… или словно маленькая зверушка голос подала. Неужели Натсуми умеет издавать такие звуки? Впрочем, не об этом сейчас думать надо. Доктор Фрэнсис Квинзель смотрит на меня строгим взглядом, и я опускаю свой взгляд на предмет дискуссии. Предмет дискуссии вполне себе. То есть я решительно не понимаю людей, которым нравиться вся это эротика крупным планом, прямо вот с мощным зумом на гениталии, нет у меня такого фетиша, но в целом вид очень даже приличный. Или скорее неприличный, но притягивающий. Можно посмотреть, да. Возможно не следует приглашать своих родителей на такие экскурсии в выходные, но самому полюбоваться такими видами – очень даже познавательно. Чувствую, как что-то внутри начинает просыпаться, требуя отодвинуть Бьянку в сторону и изучить предмет дискуссии более вдумчиво. С полным погружением, так сказать. Беру себя в руки и… надо же экспертное мнение выдать, вот.

– Очень даже хорошо. Отлично то есть. Просто прекрасно. У тебя замечательная… все там замечательно, На-тян. – говорю я. Бьянка хмыкает. Качает головой, так, как она обычно качает, если хочет сказать «я окружена идиотами».

– Ши-тян! – повышает голос она: – подойди-ка сюда!

– Сейчас! – раздается голос Шизуки: – я вазу на место поставлю! – раздаются легки шаги, открывается дверь и она появляется в комнате для осмотра: – Ой! Я… мне потом зайти?

– Иди сюда – манит ее Бьянка: – чего в дверях встала?

– У вам там моя одноклассница лежит. – отвечает Шизука: – совсем голая.

– В этом и смысл. Иди сюда, посмотри. Вот сюда иди.

– А… ну хорошо. – Шизука подходит к нам и между ног у Натсуми становится тесновато.

– Смотри. Смотри внимательно. Что ты видишь? – спрашивает у нее Бьянка, опираясь на поднятое бедро Натсуми и положив руку ей на низ живота.

– Вижу Натсуми-сан. Большие половые губы Натсуми-сан… вот эта складочка. А еще ноги. – моргает Шизука: – а мы сейчас Натсуми-сан наказывать будем, да? За то, что она над Кентой в школе издевалась? Мне сходить переодеться? У меня новые зажимы для сосков появились… Наоми нравятся.

– Вот! – поднимает палец вверх Бьянка: – есть человек, который прямо говорит что видит. Шизука, не отвлекайся! А… теперь что видишь?

– Ээ… малые половые губы? Когда вы так раздвигаете и… аааа! Вижу. Я поняла… – кивает Шизука. Натсуми снова издает тот самый звук, не то писк, не то, что еще. Она раскраснелась, у нее учащенное дыхание, волосы разметались по столу.

– Что ты поняла? – спрашивает Бьянка: – ну-ка говори.

– Не могу. – качает головой Шизука: – если сама На-тян не скажет.

– Молодец – хлопает ее по плечу Бьянка: – растешь над собой. Уже межличностные аспекты социального взаимодействия так легко разрешаешь.

– А то. Я много книг по приемлемому поведению в обществе прочитала – кивает Шизука: – все равно не понимаю больше половины, но мне кажется, что такие вот сведения – это как раз называется тайна частной жизни. Вообще половое поведение у приматов табуировано – так Мастер Кента говорит, когда зажимы мне на грудь вешает…

– Видимо я тут один, кто не понимает, о чем речь – говорю я: – что тут не так?

– Вот. – Бьянка протягивает мне мощную лупу: – тебе нужно взглянуть внимательнее? На-тян, Кента сейчас внутрь тебя с увеличительным стеклом будет смотреть!

–…. ииить! – снова высокий звук, который Натсуми-тян не должна издавать. Не в этой вселенной. Она стесняется? Нет же, сама разделась, сама легла, сама ноги раздвинула, попросила меня не уходить… она же не привязана к столу в конце концов. В любой момент может встать, прикрыться, полотенце вон накинуть, нас всех извращенцами обозвать, мол под предлогом медицинского осмотра раздели и пялятся все втроем. Но нет, она лежит смирно, только покраснела вот и звуки какие-то издает.

– Так и не понял… смотри. – Бьянка прикасается к Натсуми и… вводит два пальца внутрь, неглубоко, буквально на два сантиметра.

– Это обязательно⁈ – вырывается у меня, но Натсуми – молчит, прикусывает губу и молчит. Дышит. Ее грудь вздымается вверх, словно у рыбы, выброшенной на берег. Хм… а как ведут себя на суше киты-убийцы?

Бьянка же извлекает свои пальцы из нее, смотрит на меня, тремя пальцами руки делает жест, словно итальянский шеф-повар, когда говорит о своей любимой пасте – «Белиссимо»! Проще говоря – складывает пальцы в щепоть а потом – медленно разводит в стороны. Между указательным и большим пальцами в воздухе повисает прозрачная нить. Я – молчу. До меня доходит. Правда каким образом это связано с лечением…

– На-тян, ты – эксгибиционистка. – заключает Бьянка, растягивая прозрачную нить, снова смыкая пальцы и снова разводя их в стороны.

– Вот и нет! – открывает глаза Натсуми, ан ее щеках цветут алые пятна и она тяжело дышит.

– Вот и да. – парирует Бьянка: – ей просто нравится когда на нее смотрят. Это ее заводит. Поэтому она так легко раздевается. Это ей в кайф… но она же приличная девочка и ей нужен предлог. Я не случайно вот сюда вас двоих загнала и даже увеличительное стекло тебе предложила. Ты просто подумай, На-тян, прямо сейчас у тебя между ног – три человека, а ты лежишь перед ними, совершенно голая, беспомощная… их похотливые взгляды скользят по твоим самым сокровенным местам… что бы подумали твои одноклассники, если бы они увидели тебя такую? Что бы подумали твои родители? Все вокруг? Тебе хочется, чтобы они все увидели тебя такой, какая ты есть? Такой, в непристойной позе, с разведенными в стороны ногами, с людьми, которые вплотную рассматривают твое тело, так, словно ты – просто дешевая игрушка на витрине магазина, которую каждый может купить и разглядывать и…

– Ооох! Н-не надо больше! – вдруг вскрикивает Натсуми и ее тело схватывает судорога, она выгибается дугой и будь я электрик и не знай ничего про внешнее проявление этого явления – я бы поискал на ней провод под напряжением, чтобы отбросить в сторону. Но я не электрик и я понимаю что сейчас происходит.

– Ногу держи! – командует Бьянка: – она сейчас ударится! Или со стола упадет! – я хватаю ногу Натсуми, Бьянка наваливается на вторую и мы не даем девушке повредить себе или упасть вниз, пока она бьется в судорогах.

– Боже! Аматэрасу! – стискивает зубы Натсуми: – Мать! Ааа…. – она наконец затихает и расслабляется. Наступает неловкая тишина. Я осторожно отпускаю ногу Натсуми-тян, отмечая что на ней остались отпечатки от моих рук, выгибало ее неслабо так.

– Повезло некоторым. – замечает Бьянка, делая шаг назад и смотря на вздымающуюся грудь Натсуми: – просто от слов. От каких-то своих фантазий. Вот она – сила воображения.

– Натсуми-сан всегда такая была. Что придумает – то и сбудется – замечает Шизука: – мне ей руки отпускать?

– Отпускай – командует Бьянка: – все равно она уже… лежит тут под нашими похотливыми взглядами, открывая сокровенную тайну… она же только что кончила прямо у нас на глазах и… навались!

– Ооо! Нет! Аматэрасу! – Натсуми снова стягивает пароксизм страсти и она бьется, словно рыба на песке, открывает рот и выдавливает из себя какие-то ругательства, мы придерживаем ее, Бьянка шипит что надо было бы ее связать, что она так себе затылок сейчас разобьет и что «подложи ей там что-нибудь»! Я держу Натсуми, но в ней прямо сейчас – сила былинных богатырей, она рвется и выгибается, ее мышцы и сухожилия режут мои ладони, словно стальные тросы. Наконец она затихает.

– Ого – позволяю себе отступить в сторону, придерживая ногу: – я такое только в фильмах видел. Не думал, что такое вообще возможно.

– Есть многое на свете, друг Горацио – отвечает мне Бьянка, утирая пот со лба: – что и не снилось нашим мудрецам, например – множественный оргазм… о… третья волна на подходе! Держитесь!

– Полундра! – кричу я в ответ хватая ногу Натсуми, упираясь в пол и чувствуя себя моряком на утлом суденышке в яростный шторм: – все по местам!

– Ай-ай, капитан! – отзывается Шизука и мы снова выдерживаем напор стихии… вот и соленые брызги в лицо… точно девятый вал с картин Айвазовского!

– Держитесь! – кричит Бьянка, отворачивая лицо от брызг: – не отпускайте ее!

– Дерьмо! Аматэрасу! Оооо!

Мы с Бьянкой сидим на полу, опираясь спиной на основание стола. Мне чертовски хочется закурить. Словно читая мои мысли рядом со мной садится Шизука и протягивает мне пачку сигарет и зажигалку. В ответ на мой молчаливый вопрос – она просто пожимает плечами. Да, уж, права Бьянка, растет Шизука, она вообще неглупая девочка всегда была, только тараканы ее сдерживали в развитии, а сейчас у нее нет всей этой внутренней борьбы, растет над собой. Я беру сигарету из пачки «Лаки Страйк» и проворачиваю колесико дешевой пластиковой зажигалки. Выпускаю дым вверх. Шизука протягивает пачку Бьянке и та мотает головой. Шизука снова опускается на пол рядом со мной.

– Как она там? – спрашиваю я Шизуку. Та пожимает плечами.

– Спит. – говорит она: – как убитая.

Мы молчим. Я смотрю вверх, в потолок. Интересно, а можно получить постравматический синдром от оргазма? И как это лечится? Конечно, теперь-то понятно, почему Натсуми так легко с себя все сбросила в тот раз в классе. И почему так раздосадована была появлением Мидори-сан. И вообще многое с ней понятно. Эта болезненная страсть всегда быть на виду, всегда быть лучше всех… и ее отношение к собственной смерти… кстати! Хорошо, конечно, что мы помогли Натсуми-тян так замечательно кончить… много раз. Но…

– Хотела бы я так кончать – говорит Бьянка, глядя вверх: – она же просто невероятна. Интересно бы ей в этот момент МРТ сделать. В следующий раз так и сделаем! Это же прорыв в науке получится, сразу энцефалограмму снимем и анализ крови на гормоны… сможем лечить людей с фригидностью. Знаешь сколько женщин страдают от невозможности испытать оргазм?

– Бьянка-сама у нас Робин Гуд – кивает Шизука: – отбирает оргазмы у тех, у кого они множественные и раздает тем, у кого нет.

– Натсуми-тян конечно поражает – говорю я: – но что ты скажешь о ее болезни.

– Нейрогенеративное аутоиммунное заболевание центральной нервной системы – отвечает Бьянка: – лечению не подлежит.

– Совсем? – спрашиваю я, чувствуя, как что-то обрывается в груди. Глупо, конечно, надеяться, что одна девушка, пусть и гениальная, пусть и невероятно умная – сможет сделать что-то там, где бьются лучшие умы человечества. Но надежда на Бьянку была последним рубежом, а человеку необходима надежда.

– Совсем – кивает Бьянка: – такое не вылечить. Никто не знает почему свои собственные клетки начинают воспринимать миелиновую оболочку нервов как вторжение, но раз уж это началось… рано или поздно все закончится смертью. Клетки атакуют оболочку, на нервных магистралях появляются рубцы… центральная нервная система человека – сложная и самонастраивающаяся структура, многое дублируется, что-то можно перенаправить… так что какое-то время это даже незаметно. Но потом… потом наступает критический, кумулятивный эффект. Накапливающиеся повреждения нервной системы начинают влиять на организм. Нарушаются функции. Сперва – движение. Потом – слепота. Снижение памяти, когнитивных функций. Здесь трудно прогнозировать, у каждого все происходит по своему… у кого-то отказывает тело, но он в состоянии мыслить. А у кого-то наоборот. Просто представь себе объем функций, которые исполняет центральная нервная система. А потом – в случайном порядке зачеркивай. Тут весь букет – от нарушения восприятия до разрушения личности.

– Твою же… – пораженно шепчу я.

– Да. Натсуми – умрет. Это неизбежно. – говорит Бьянка: – все что я могу сделать…

– Что?

– Я могу только облегчить этот процесс. Знаешь, мне отказали в регистрации препарата для паллиативной терапии раковых больных. Там слишком длительный процесс испытаний лекарства, а у меня денег тогда не было. – говорит Бьянка: – но я могу поднять свои старые записи и синтезировать некоторое количество. Это не вылечит ее, но поможет ей пройти этот путь без боли и улучшить качество жизни. Ах, да… еще не даст болезни развиваться некоторое время. Но в конце концов…

– Да, я знаю, она умрет.

– Да. К сожалению. Она интересная и… будет жаль. Но я ничего не могу с этим поделать. Даже с моим экспериментальным препаратом она не сможет протянуть больше семи…

– Месяцев?

– Семидесяти лет.

Глава 11

Глава 11

Наконец-то за все это время мне хорошо. Спокойно. Роберт Браунинг и институт НЕРВ правы в том, что God’s in his Heaven… all’s right with the world. Бог на небесах, все в порядке на земле. Чему быть, того не миновать и в бесконечной мудрости своей Он ведет нас всех по пути познания вселенной и самих себя. Если вы верите в Бога, например. Даже если не верите – есть случайности, которые выстраиваются словно жемчужины в ожерелье – слишком уж правильно и логично для того, чтобы быть просто случайностями. Как говорил старина Фрейд своей дочери про сон с бананом – понимаешь, доча, бывают и просто сны.

Вот мне например, опять какая-то чушь снилась, но как обычно – едва голову от подушки поднял, так и забыл. Пока я моргаю глазами – в голову загружается реальность. Кажется, что все, что произошло – не со мной. Как будто откроешь глаза и не было ничего – ни телевизионного шоу, ни Бьянки, ни Кумы и его Медвежьего Круга. Не было сектантов и якудза, не дымился раскаленным стволом пулемет в руках у Кексика, не стояла Сора-тян с окровавленным клинком, не было этого привычного спокойствия, отрешенности от своих чувств, когда каждое движение, каждый вздох – выверен и точен, когда все вокруг словно немного замедляется… не было лежащего на полу Кумы с растекающейся кровью и разбросанными деликатесами вокруг. Не было кабинета следователя по особо важным делам, не было ничего.

И поддаться этому чувству очень легко… потому что я сейчас сижу за своей партой в своей старой школе и передо мной на парту приземляется записка, на которой каллиграфическим почерком Наоми-тян выведено мое имя. Впереди, на втором ряду, у стенки – я вижу напряженную спину Томоко-чан, которая старается уловить каждое слово учителя. Урок уже заканчивается и скоро Наоми-тян вскочит на ноги и произнесет свое «Класс! Встать! Поклон!», учитель соберет свои вещи и поклонившись в ответ – выйдет. А ко мне обязательно подскочит Хироши, вот к бабке не ходи, начнет свои безумные проекты по захвату вселенной без привлечения внимания санитаров мне рекламировать. Да, конечно, приключение на пятнадцать минут, знаю, плавали.

Вздыхаю и ищу глазами Шизуку. Как обычно – не нахожу ее. Ходит ли она в школу? Наверняка ходит. И как она умудряется быть такой незаметной? Во времена Сэнгоку, времена воюющих провинций, за такую куноичи сам Ода Нобунага левую руку отдал бы. Может и в самом деле ее предки из Ига были?

– Класс! Встать! Поклон! – вскакивает на ноги Наоми-тян: – спасибо, что позаботились о нас, Фудзивара-сенсей!

– Мммгм – выдает Фудзивара-сенсей и сгребает журналы в кучу, запихивает их под мышку и обозначает наклон головы. Выходит в дверь, не встречаясь взглядом ни с кем из класса и все наконец начинают говорить разом, поднимается привычный гвалт. Кто-то обсуждает то, что «A-girls» снова стадион в Токио собрали и скоро в мировое турне отправятся, кто-то – что Томоя-чан из параллельного такую скандальную юбку носит и вообще говорят что с какими-то босодзоку встречается, ее на мотоцикле какой-то лысый тип подвозил. Кто-то сокрушается что следующим уроком будет математика, у кого-то брат перевелся в другую школу…

Обычная школьная трепотня. Все как всегда. Даже такой… информационный вакуум вокруг меня присутствует, совсем как в старые добрые времена. Вот только сейчас мои одноклассники скорее делают вид, что меня не замечают, а раньше – на самом деле не замечали. И…

– И что? Так и не откроешь? – присаживается на парту рядом Хироши и улыбается своей вечной улыбкой Ичимару Гина – от уха до уха, но зубов не видно. Аж глаза прищуриваются. Он кивает на записку у меня в руке.

– Обязательно открою. Задумался я что-то… – отвечаю я, убирая записку в карман. Глаз у Хироши – как у орла, увидеть, что написано он и с другого конца класса может, а у меня с Наоми секретная переписка, мне только господина Хироши там не хватало. Потом прочту.

– Низведу гордых и возведу смиренных – докладывает мне Хироши: – хотя я понимаю. Трудно устоять перед соблазнами и не задрать голову, когда так фартит. Раньше я бы сказал – где Наоми-тян и где Кента… а теперь как бы не наоборот. Сколько у тебя всего девушек? Сотня? Ходит тут по городу одна сплетня…

– Интересно – говорю я: – вот в классе почти никто со мной не общается, и только ты, Хироши… что с тобой не так?

– Да я всегда такой был – улыбается он: – всегда видел, что ты – необычен. Так и подумал, что вырастешь и потом меня с собой возьмешь к сияющим вершинам власти и больших денег. Ко всем этим твоим яхтам, полуголым моделям и кокаину.

– Ну конечно… – качаю я головой. Хироши врет. Не было в Кенте ничего особенного. Да и во мне нет. И что же подталкивало его общаться с одним из низшего сословья социального бульона нашего класса? Просто жалость? Только вот он в этом никогда не признается.

– Ты просто мягкий внутри – вздыхаю я: – корчишь из себя хладнокровного интригана и манипулятора, а сам добрый и мягонький как сливочное масло под солнышком.

– Однажды… – прищуривает глаза Хироши: – однажды я втерусь тебе в доверие и злоупотреблю им. И буду злобно хохотать.

– Конечно. Постараюсь не забыть. Чего тебе нужно было? – спрашиваю я у него. Перемена не вечная, а у меня в кармане записка от Натсуми, а мне еще надо будет до аппарата с газировкой сходить и…

– Вот. – он ставит на стол банку с газированным напитком. На банке нарисован персик и логотип «Колы Джап».

– Знаю, ты к ним не равнодушен – прищуривается он: – и я тебя понимаю. Тебе все парни в школе завидуют, столько голых девушек в одном месте собрать. И раздеть. То есть сперва собрать, а потом раздеть. Кстати, ты в курсе, что твои фанатские клубы – самораспустились?

– Sic transit gloria mundi… – пожимаю я плечами: – и так проходит слава земная. Изекиль, глава четырнадцать, стих пять.

– Не говорил такого Изекиль… – морщится Хироши: – если уж латынь собрался цитировать, хоть сперва поинтересуйся откуда цитата… это ж Фома Кемпийский.

– Ого. Не знал. Думал, что так Цезарь говорил – удивляюсь я. Хироши разводит руками в стороны.

– Если речь идет о теологии, то тут тебе со мной не тягаться. Это тебе не девушек раздевать и непотребные вещи творить.

– А с чего ты это мне напиток решил принести? Отравлено? – я беру банку и принюхиваюсь: – как отравил? Шприц и тонкая игла? – внимательно рассматриваю банку в поисках следа от укола, заделанного… например жевательной резинкой. Ничего нет.

– Обижаешь. Я же все время о тебе заботился – говорит Хироши: – слушай, тут дело есть… Томоя-чан из паралелли…

– Нет. – отвечаю я и отодвигаю банку с напитком: – нет.

– Да ты выслушай сперва!

– Что бы там ни было – нет. Ты меня, Хироши, еще с шоу прокатил как на велосипеде.

– Слушай, ну тут уж ты сам виноват, никто тебя не просил таланты свои показывать на всю страну – отвечает Хироши: – все, что тебе надо было сделать – вылететь при первом голосовании и все. Но нет, ты начал курсы по личностному росту через сексуальное домогательство вести. Это ты мне должен… ты условия не соблюдал, а туда же, Хироши виноват.

– Виноват – киваю я: – я в деталях не разбираюсь. Ложечки у меня нашлись, а осадочек остался. Невезучий ты Хироши-кун, вот как с тобой свяжешься, так потом то Сомчай поколотит, то вообще из пулемета обстреляют.

– А как это? – задается вопросом Хироши: – ну, когда из пулемета по тебе? Не то, чтобы прямо интересно было, но никто же у тебя не спрашивает, они тебя боятся.

– Как? Ну… неприятно. Вообще не люблю, когда в меня стреляют – сознаюсь я: – а чего это они меня боятся?

– Ну как… ты же воплощение неудачи. Взлета и падения. Сам подумай – всего пару месяцев назад ты сидел за этой самой партой и ничего особенного из себя не представлял. Потом вдруг раз – и за Томоко постоял и с Дзинтой подрался. Сама Натсуми-сан тобой заинтересовалась. Потом – на ТВ попал! И показал себя там неплохо. Потом вообще – с самой Бьянкой встречался! В Академию Белого Феникса перевелся! Выше только звезды! И… – он обозначает ладонью движение вниз, словно бы планируя.

– И? – переспрашиваю я.

– И все. Из Академии выперли. Бьянка улетела в Токио и везде пишут, что она к тебе охладела. Что она какую-то фармацевтическую компанию покупает и не до тебя ей. По телевизору тебя не показывают, судебная тяжба какая-то пошла между владельцами «Токийского Айдола». Натсуми-тян под домашним арестом, говорят из-за тебя. Понимаешь? Кто высоко взлетает – тот больно падает – Хироши продолжает улыбаться, качая головой и становясь похожей на фигурку нэцкэ, такие эвенки из моржовых бивней вырезают – такие же тонкие улыбки и узкие щелочки глаз.

– Ну… – говорю я: – таки и что? Бывает в жизни всякое.

– Э, нет. Простаки обыватели думают, что неудача штука заразная – улыбается Хироши: – вот чихнешь ты и бациллы неудачи перенесутся к ним. А у них не такая уж и крутая жизнь, им такой размер неудачи выхватить – так это сразу под автобус попасть. Не, они от тебя подальше будут держаться.

– А ты чего – не боишься? – спрашиваю я у Хироши. Умный он, жуть порой берет. Но сам же своим советам не следует ни черта. Еще один…

– А я знаю – пожимает он плечами: – я знаю, что тебе в департаменте сказали тише воды и ниже травы быть, пока «Резню в Сейтеки» расследуют. Все знают, просто они выводы неверные делают. Они думают, что это конец, а я думаю, что это только начало. И я не слепой и не глухой. Что Академия от тебя отказалась, это да. А вот остальное… часть твоего плана по «сижу тихо, никого не трогаю». Думаю, ты месяца на два действительно тихо сидеть будешь… школа, дом, клуб. Все как у нормальных людей.

– Вот и хорошо, что ты понимаешь – говорю я: – какая тогда Томоя-чан?

– Ээ… не скажи. Я в рамках деятельности «Клуба Экзорцистов», демона изгонять – улыбается Хироши: – и не говори мне, что это Наоми-сан решает. Кто у нас тут главный экзорцист? Мы же с тобой два сапога пара – не понятые другими и гонимые обществом…

– Ничего не обещаю – отвечаю я: – хорошо, взгляну, но ничего не обещаю.

– Вот и замечательно! – кивает Хироши и его улыбка начинает меня раздражать. Самую чуточку.

– Тогда на выходных с ней в кафе встретитесь и поговорите – заканчивает он фразу: – я ей телефончик твой дал. Все, побежал! – он спешно ретируется, а я встаю из-за парты и намереваюсь дойти до автомата с газировкой. Пить то, что принес Хироши… ну уж нет. В классе уже почти никого нет, все убежали на перемену, большая перемена, кто-то уже в столовой. Я выхожу в коридор, обмениваюсь кивками головы с какими-то девушками, они убегают и из-за спины раздается смех и взволнованные голоса. Спускаюсь по лестнице и выхожу во двор. Сегодня в городе зарядил дождь и я забираю из своего шкафчика зонтик. Раскрываю его и смело шагаю под струи. Заворачиваю за школу. Обычное место для тусовки тех, кто предпочитает бенто, принесенное из дома – пусто. Скамейки и трибуны стадиона – пусты. В ясные дни там сидят кучками девчонки и кормят друг друга своими бенто, так принято – удивлять друг дружку изысками домашней кухни. Говорят даже, что была одна из королев школы, которая заказывала бенто в дорогом ресторане, а потом – просто перекладывала в свою коробочку. Ну или там ценник убирала. И выдавала за свою стряпню, дабы свой социальный рейтинг в глазах одноклассников поднять. Вот интересно, Натсуми так делала? Весточек от нее с тех самых пор нету, после памятной Ночи Бесконечных Оргазмов – она куда-то потерялась. Я сам не пишу, чтобы не навязываться, раз не пишет, значит не хочет. Бьянка рванула в Токио, ей новая лаборатория нужна, прежнюю сектанты разгромили нахрен, да так удачно, что оборудование теперь только на слом, удивительно, но вот как раз всякие колбы-реторты уцелели, а сложное оборудование… все покалечено, начиная с центрифуги. Юрико с ней поехала, говорит нашла призвание и человека еще более долбанутого чем я и она сама вместе взятые. Она теперь за Бьянкой хвостиком ходит, прямо в глазах восхищение читается. Ролевая модель для нее – девушка, которая тоже должна была быть изгоем в глазах окружающих – сделала себя сама. С учетом все еще ведущегося следствия, а также неожиданно пристального внимания к моей персоне со стороны старого детектива (оказывается, Оя-сан – его дочка, с ума сойти. Мир тесен…) – я решил и вправду на дно залечь. А то тут ко мне с одной стороны бывший вакагасира Кумы подкатывал – мол давай встретимся, есть предложение, с другой – Косум со своими терками… пришлось всем внятно сказать, что я пока хвост прижму. Буду тихо сидеть. Наслаждаться силой и красотой своей Юности. Проживать, так сказать, жизнь обычного японского школьника, а не это ваше все с взрывами, пожарами, перестрелками и прочими прелестями боевиков категории «Б».

Так что вот уже почти неделю как я живу дома, чему очень рад. В «Логове» Бьянка затеяла ремонт и сейчас я стараюсь держаться и от «Логова» и от «Общаги» подальше… неожиданно, но мне понравилось. Видимо уж слишком насыщенными предыдущие дни были. Так, неожиданно, стараниями одного детектива и одной следователя по особо важным делам – у меня вроде как отпуск образовался. Эх…

Я заворачиваю за угол и вхожу в здание старого корпуса. Перемена большая, времени еще много, но и медлить нельзя. Опоздавшему – кости, как говорят римляне. Э… Tarde venientibus ossa? Или все-таки – venitalus? Не помню. Поднимаюсь на второй этаж и любуюсь на красивую такую табличку с надписью «Клуб Экзорцизма». Наоми постаралась. Стучусь, потому как бывали уже прецеденты, что переодевались люди… неудобно. Хотя видел вроде все уже, ан нет. Разные ситуации…