Текст книги "Новая жизнь 8 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 7

Глава 7

Где-то на свете есть люди, которые наверняка хотели бы просыпаться в окружении обнаженных девушек, и я не жалуюсь, чувство действительно приятное, однако последствия такого вот времяпровождения неминуемо начинают давить на плечи тяжким грузом ответственности. Как говаривала Царевна Лебедь – ведь жена не рукавичка, с белой ручки не стряхнешь, да за пояс не заткнешь. Вот просыпаешься ты такой в окружении прелестных нимф и наяд, а каждая из этих нимф и наяд – личность. Индивид, так сказать. И по случайному стечению обстоятельств как правило индивид с покалеченной психикой. Тут вообще таких много, а ко мне в принципе только такие и тянутся. Вот взять, например Мидори-сан, нашу школьную медсестру, женщину среднего возраста, таких называют милфами, все у нее на месте и это я не только про формы, выкипающие из белого халатика, но и в голове у нее все сложено и устойчиво. Нету кризисов, комплексов и заморочек с осознанием мира и своего места в нем. Женщина на своем месте. Все-то у нее по полочкам, все как надо. Результат – ноль заинтересованности во мне. Смеется, пальцем тыкает, дразнит, но дальше – ни-ни. Потому как необходимости нет.

– У меня другая теория – говорит Натсуми: – вот, смотри, персонажи женского пола наиболее привлекательны в юном возрасте, старшеклассницы и студентки первых курсов находятся на пике своей женской привлекательности. В то же время мужчины наиболее привлекают женщин не столько внешне, сколько своим статусом, уверенностью в себе, успешностью и спокойствием. А эти качества у них появляются годам к сорока… может к тридцати. Даже деньги не владеют такой притягательностью, хотя обычно все думают, что именно деньги делают мужчину успешным у девушек.

– Деньги это хорошо – возражает Юрико: – вон у Бьянки бывший парень – миллиардер. И чего? Ни у кого другого даже шансов с ней не было… если не считать Кенту. Ну… Кента исключение…

– Нету тут никакого исключения, Ю-тян – отвечает Натсуми, закидывая ногу за ногу и поднимая чашку с кофе, в этом движении есть что-то невероятно притягательное и эстетическое, так и охота записать его на телефон и потом наслаждаться этими плавными движениями Совершенного Хищника. Природа – лучший скульптор. Натсуми отпивает из чашки и ставит ее на стол, поправляет прическу и вздыхает.

– Ты сама подумай, Ю-тян, вот кто для тебя будет притягательней как партнер – юный мажор, неврастеник и истерик, малолетний эгоист у которого богатый папочка умер и оставил ему много миллиардов, или человек, в котором ты можешь быть уверена, спокойный, знающий тебя и себя, человек, который уверен в себе и который не обидит тебя почем зря. Который в то же время не станет терпеть от тебя всякие глупости.

– Конечно богатенький наследник! – выкрикивает Юрико, подняв руку: – Денежки, денежки, денежки мои! Когда я стану богатой, все сразу языки в жопы позасовывают!

– Ну да – хмыкает Косум: – ты просто оберешь его до нитки, а потом к Кенте вернешься. Я тебя, шаболду, сразу раскусила.

– Косум-сан права – кивает Натсуми: – деньги важны для тебя, это так. Но если выбирать на всю жизнь, именно партнера – кого ты выберешь? Конечно же второго.

– Ну… на всю жизнь это неинтересно – машет рукой Юрико: – может я раньше помру чем ты. У меня характер не сахар, знаешь ли.

– В любом случае возникает некий парадокс – говорит Натсуми: – девушкам нравятся именно такие мужчины, а их в юном возрасте как правило и не бывает вовсе. С другой стороны ничто человеческое нам не чуждо и охота молодого и привлекательного тоже… и тут на арену выходишь ты, Кента-кун, Любовный Зверь! Вот если бы вместо молодого парня, старшеклассника на сцене в «Кола Джап» стоял бы обрюзгший сорокапятилетний мужик, никто бы там себе даже верхнюю пуговичку на блузке не расстегнул. Так что ты у нас культурный феномен, Кента-кун, с одной стороны – молод и привлекателен, а с другой – надежен, спокоен, знаешь как устроены девушки и не злоупотребляешь этим, а помогаешь. Словом, мечта всех девушек с разбитым сердцем и самооценкой, а также с тараканами в голове. Что окружающие тебя только подтверждают.

– Не уверен, что это так, но приятно слышать такие комплименты в свой адрес – говорю я, наливая сливки в утренний кофе. С каких пор я пью кофе со сливками? Мой отец всегда пил черный, сваренный в серебряной турке на огне, невероятно горький и очень ароматный. Когда его спрашивали бариста – какой кофе подать, он всегда отвечал – черный, как моя душа, горький как моя жизнь. А я слабак – мало того, что со сливками, так и с сахаром. Позор на мою голову.

– Никаких комплиментов я тебе не делаю – возражает Натсуми: – я просто выдвигаю теорию. Уверена, что Бьянка-сама могла бы выдвинуть научную теорию получше на этот счет, но она лежит в твоей кровати с кровоподтеками на заднице и спине в обнимку с Шизукой. Никогда бы не подумала, что увижу свою тихую одноклассницу в одной постели с селебрити. Жизнь интересная штука.

– Я могу сделать тебе комплимент – вызывает Юрико: – ты самый занудный и несносный человек на свете. И бабник еще. Я вот хотела ночью к тебе пробраться, а там лечь некуда. С одного боку одна, с другого – другая… вам надо кровать побольше купить. Между прочим, не забывай, кто была у тебя первой! Я сорвала вишенку и…

– Ой, да мы все помним что это была Мико Танн, телевизор все смотрят – хмыкает Косум: – но попытку засчитываем.

– Вот ты где!! – раздается голос от двери. Ах, да, двери… после вторжения армии сектантов у нас не работают электрические замки – ни на центральных воротах, ни на дверях в цех. И сигнализация сломана. И собачек нет, заходи, бери что хочешь… если мимо Шизуки пройдешь. И Юрико. И Бьянки, которая свой пулемет куда-то заныкала, но он у нее все равно есть. Мы мирные люди, но наш бронепоезд…

– Ты почему с больницы сбежал⁈ – вопрошает Сора, упирая руки в бока: – тебя там ищут! Ты вообще должен в кроватке лежать и поправляться!

– Доброе утро, Сора-тян – говорю я: – как я рад видеть тебя живой, здоровой и невредимой.

– А он в кроватке большей частью и валялся. – отвечает Соре Юрико, ухмыляясь своей ехидной ухмылочкой: – или скорей – Бьянку валял… но интенсивно так. Думала сперва даже музыку погромче сделать… или присоединится.

– Не дело из больницы бегать – рассудительно заявляет Сора: – у тебя могут быть неприятности. И потом, полицейского жалко, который у дверей твоей палаты стоял. У него-то точно неприятности будут.

– Сейчас я вернусь – отвечаю я, встаю и подхожу к Соре, она смотрит на меня серьезным взглядом, не отводя глаз. Я обнимаю ее, и она сперва немного вздрагивает от неожиданности, а потом – замирает в моих объятиях.

– Сора-тян у нас цундере – поясняет окружающим Юрико: – она только снаружи такая твердая и негостеприимная. А внутри у нее…

– Сейчас получишь… – говорит Сора в мое плечо: – по голове.

– И… ничего я не знаю, что у Соры внутри. Откуда мне знать? – пожимает плечами Юрико: – кто я такая? Сора – она загадочная как Северный Океан, холодная и неприступная и по ней айсберги плавают.

– Отпусти – отстраняется от меня Сора и снова смотрит своими серьезными глазами в упор: – если ты думаешь, что подкупил меня – то ошибаешься. Возвращайся в больницу. У тебя могут быть повреждения внутренних органов.

– У него в голове повреждения. Остальное все в порядке, но голову ему уже не вылечишь – ворчит Косум: – а ты чего с чемоданом, Сора-тян?

– Я… из дома ушла. – говорит Сора: – после… ну после всего. Я зашла Кенту проведать, а сейчас поеду в гостиницу какую-нибудь. У меня деньги есть, после шоу остались. И…

– О. А чего в гостиницу? – моргает Косум: – у меня ж Общага есть как раз для беглянок. Оставайся приютим. И заставлять показывать сиськи на камеру не будем. Держись вне Красной Зоны и под камеры не попадай и все. Как раз комната Киоко освобождается…

– Но, но, но… – говорю я: – с Киоко вопрос не решенный еще. Зачем она мне тут нужна? Нет, девушка она симпатичная и… как это принято говорить – раскрепощенная, но куда мне ее пристроить⁈ Я как раз наоборот, для того все и затеял, чтобы было куда приткнуть беглянок. А ты, Сора-тян – можешь в «Логове» жить, если хочешь. Места тут у нас валом, комнату тебе обустроим. Конечно, в Общаге у Косум быт лучше устроен, но тут зато все под рукой. И тренироваться можно.

– Спасибо за предложение – кланяется Сора: – вынуждена отказаться…

– Ой, да хватит, а? Ты же сама тут жить хочешь! – откликается с места Юрико: – просто скажи «да». Не заставляй себя упрашивать!

– Я и не заставляю. Я просто не хочу причинять проблемы Бьянке-сан и…

– Она не хочет проблемы доставлять… а ты у нее самой спроси! Бьянка-сама! – поворачивает голову Юрико, вслед за ней я и имею удовольствие созерцать совершенно обнаженную Бьянку, которая умилительно трет свои глаза.

– Доброе утро – говорит она и зевает, делает шаг к кофейному столику, прихрамывая. Останавливается возле меня и целует меня в щеку, так, словно голубь клюнул.

– Доброе… – отзываюсь я, пока остальные хранят потрясенное молчание: – а чего это ты голая?

– Ты же сам сказал – удивляется Бьянка: – пока не заслужу доверие и прощение – буду голой ходить. В знак раскаяния и осознания того, что сделала неправильно. Вот я и хожу. Мой господин. – она хромает к столику и запускает кофе-машину. Садится в кресло рядом и сдержанно шипит от боли.

– Сильно болит? – сочувственно спрашивает Юрико и Бьянка мотает головой, мол нет. Закидывает одну голую ногу на другую и смотрит на Сору-тян.

– Что там у меня спросить хотели? – спрашивает она: – я с утра открыта к… всякому. После вчерашнего. Но, ты уж извини меня, puddin' такие вот ночки я могу только раз в месяц… максимум два раза. Сегодня я буду весь день в кровати лежать.

– Не будешь косячить – не будет наказания – отвечаю я на автомате. Бьянка поднимает голову вверх и беззвучно шевелит губами, что-то вычисляя.

– Ой, что я говорю-то – тут же хватаюсь за голову я: – но если будешь вести себя хорошо – то накажу как следует.

– Как бы я себя не вела – все равно меня накажут – делает вывод Бьянка: – поняла.

– Не шути так, у меня сердце слабое – предупреждаю ее я. Она улыбается и берет свою чашку с кофе. Сегодня впервые я вижу Бьянку такой – умиротворенной какой-то, что ли. Она наконец – спокойна. Даже движения у нее немного другими стали – более плавными, наполненными, уверенными. Удивительно, как некоторым людям немного для счастья надо – чтобы их кто-то всю ночь наказывал. С чувством так. Мы с Шизукой под утро из сил выбились, да.

– Сора-тян – говорит Бьянка: – как бы ни казалось со стороны, но я тут не принимаю решения. Решения принимает мой puddin'. А я – всего лишь инструмент в его руке. Любимый, чаще всего сжимаемый в этой руке… но всего лишь инструмент… – по губам скользит улыбка, дыхание становится прерывистым: – лишь бездушное орудие, которое он может употреблять так, как ему заблагорассудится… Ох! О чем это я? Ах, да… но если бы у меня было мое собственное мнение, то я с удовольствием бы пригласила Сору-тян жить в «Логове Злодейки», потому что ты мне нравишься.

– Как сложно и заморочено – качает головой Юрико: – а от того, что ты теперь его инструмент, наши с тобой договоренности по деньгам в силе останутся, или мне теперь с Кентой договариваться?

– Даже не надейся, Пигги-чан – тут же срезает ее Бьянка: – все останется как прежде. Думаешь сможешь Кенте подлизать и проценты повысить? Даже не надейся.

– Черт – грустит Юрико: – а жаль. А то пробралась бы в спальню и стала богатой девочкой.

– Ты и так богатая – фыркает Бьянка: – наши акции растут, ситуация на рынке развернулась, иск о банкротстве отозвали, так что ты богатая. Не ной мне тут. Ты мой финансовый советник, мне нытики не нужны.

– Ну… в самом деле грех жаловаться – признается Юрико: – Сора-тян, если все еще хочешь в гостиницу, я могу оплатить. Вот прямо на год. В «Хилтоне».

– Никак не могу свои глаза от твоих титек оторвать – жалуется Косум: – у тебя там магия какая-то, что ли? Я вроде по парням… никакой бисексуальности… я проверяла.

– Магия? – Бьянка опускает взгляд и одной рукой проверяет свою грудь, сжимая и разжимая ее, в этот самый момент у окружающих и должны фонтаны крови из носа хлынуть, но мы сдерживаемся. Чудом.

– Нет никакой магии… – отвечает она, тщательно проверив правую грудь на наличие мистической тайной силы: – антинаучны такие вот заявления. Грудь как грудь. Хочешь потрогать?

– Я… пожалуй воздержусь… – гнусавит, запрокинув голову назад и придерживая нос салфеткой, Косум: – а то еще открою в себе наклонности… а у меня моральные принципы.

– А я бы потрогала! У меня принципов нет – говорит Юрико: – можно? Правда?

– Да пожалуйста… – пожимает плечами Бьянка, от чего предметы дискуссии – плавно качнулись из стороны в сторону, завораживая своим движением: – трогай. Мне не жалко. Мой puddin' вчера меня так мял, так мял… я думала выемки тут останутся. Или синяки.

– Как можно! – вскакивает с места Юрико: – на таком совершенстве синяки ставить! Это же национальное достояние, а он туда своими лапами! – она тянется к Бьянке и тут опять хлопает входная дверь.

– Вот ты где! – произносит голос и я морщусь. Все-таки надо снова сигналку проводить, замки ставить и собачек заводить. Собак, жалко. А голос, я кстати – не узнаю. Поворачиваюсь и вижу крепкого мужчину скорее средних лет, чем пожилого возраста. Седина тронула его виски, линия челюсти четко выделена, сама челюсть волевая, такое скорее ожидаешь у какого-нибудь Супермена встретить, чем на японце средних лет. Дорогой серый костюм, галстук, золотые часы на запястье, но не это привлекло мое внимание. Мое внимание привлекло то, что пиджак у незнакомца топорщился под левой рукой, в подмышке. Именно там, где люди, насмотревшиеся фильмов восьмидесятых, таскают пистолет в оперативной кобуре. Неудобно же. Есть поясные кобуры скрытого ношения… прогресс шагнул вперед с восьмидесятых, кто-то должен ему об этом сказать.

Я только открываю рот, чтобы вежливо спросить, какого черта ему тут надо и где у Бьянки пулемет, и что так пистолеты носить неудобно, как с места вскакивает Натсуми.

– Ну, папа! – говорит она и мы все замираем. Папа⁈ Это меняет дело… надо бы не только замки поменять и сигналку наладить, надо ров вокруг выкопать и крокодилов туда запустить.

– Немедленно домой! – провозглашает японец и обводит нас взглядом: – это что еще… – он наконец натыкается взглядом на совершенно голую Бьянку в кресле и лапающую ее Юрико, багровеет, демонстративно отворачивается в сторону: – домой! Ты же ранена!

– Да там же царапина! Я больше напугалась… – отвечает Натсуми: – и вообще врачи сказали что ничего опасного… меня кошка страшнее царапала! Можно я еще посижу?

– Вот ты где! – снова раздается незнакомый голос и рядом с отцом Натсуми появляется седой мужчина, будто отлитый из стали. Вот, отлили и в традиционное кимоно облачили. Твердый взгляд, уверенные движения и… руки. Перевитые канатами мышц и сухожилий, ни капельки жира. Мужчина в кимоно складывает руки на груди, становясь похожим на гранитный памятник.

– Ну папа! – говорит Сора-тян. Мужчина в кимоно натыкается взглядом на скульптурную группу «Обнаженная Бьянка дает лапать себя за грудь» и поспешно отворачивается в сторону.

– Приехали – спокойно замечает Юрико, продолжая массировать правую грудь Бьянки: – это еще хорошо что моего папашу из тюрьмы не скоро выпустят…

Глава 8

Глава 8

– И все. – говорю я, глядя честными глазами на следователя по особо важным делам Макото Сираи-сан. Она кивает и заканчивает писать. Ставит галочку на протоколе и протягивает мне на подпись. Я не испытываю иллюзий, через эту процедуру мне предстоит пройти еще раза два не меньше, потому что следствие само по себе дело не скорое, это только в кино пришедший на место происшествия детектив после краткого осмотра окурка сигареты выпрямляется и тычет пальцем «убийца дворецкий»!

В жизни же только для соблюдения процедур по оформлению протоколов осмотра места происшествия больше времени уходит. И не сказать, что все это – тупая бюрократия и глупость, эти правила придуманы для того, чтобы не совершить нелепых ошибок, не пропустить очевидных улик и чтобы на суде это все не было оспорено другой стороной. Нужная процедура в общем-то. Судя по тому, что я читал про японскую Фемиду в деле той же Невады-тан, она не очень-то и быстрая. Скорее даже медленная. И если в деле по «резне в Сейтеки» пройдет два года прежде, чем дело до суда доберется – я скорее удивлюсь почему так быстро.

– Еще один момент – говорит Макото-сан и достает из своего чемоданчика несколько стеклянных колб. Открывает пробку и достает палочку с ватным шариком на конце, такими тут уши чистят.

– Необходимо взять образец твоей ДНК – говорит она: – ты, конечно, можешь отказаться, но тогда…

– Конечно – отвечаю я: – а как…

– Открой рот… ага, вот так. – она быстро провела палочкой с ватным шариком внутри моего рта и закупорила палочку в колбе: – спасибо.

– Теперь… я выключаю запись – следователь нажимает на какую-то кнопку в своем диктофоне: – и позволь мне сказать пару слов без протокола.

– Э… конечно.

– Такахаси-кун, ты знаешь о том, что ты – приемный сын? – складывает руки на столе Макото-сан и строго глядит на меня. Новость слегка выбивает меня из колеи. Нет, все понятно, я вообще в это теле чужой, прибыл из другой вселенной, слегка отличающейся от моей… сама по себе теория о наличии параллельных миров, возможности перерождения, о том, что любая смерть не окончательна – уже должна мозг взрывать, но за это время я как-то привык к этому. Чудо стало обыденным. Ну, переродился и переродился. Здорово, надо бы пожрать чего-нибудь.

А вот то, что я – приемный… Хината же про это говорила, но я думал, что шутит. Или не шутит? А она-то откуда знает, я сам не знаю, а она… или нашла в спальне у родителей документы? Почему я – приемный? Вообще-то на отца я не похож (разве что такой же бабник – как мама говорит), и на маму тоже. Мама – красивая. Характер… а что характер. Прежний Кента вовсе был хикки и нерд, старался не отсвечивать и всего боялся. Социально неловкий был, скажем так. Но это все опыт, и я в свое время был таким же, так что «бытие формирует сознание» как говаривал дедушка Ренин.

Я задумываюсь. Нет никаких признаков того, что я – приемный сын в этой семье. Никаких. Возможно, генетический тест, но никаких иных признаков. Семья как семья. Даже больше скажу – хорошая семья, всякое бывает, но в этой семье они все друг друга любят и принимают, папа как и положено отцу – сильный, крепкий, уверенный в себе и финансово тащит на себе весь этот цыганский табор. Мама – социальный клей, основание, фундамент и капитан всего корабля, пусть порой и папа на капитанском мостике появляется, но он скорей адмирал на флагмане – так, посмотреть, что и как и с умным видом в бинокль попялиться. А мама отвечает за все остальное. И за чистоту в доме и за морально-психологическое состояние всех членов команды и за обеспечение белками, жирами, углеводами и необходимыми витаминами, а также за то, чтобы «без шапки не ходили, простудитесь!». И если что-то случается – то именно мама первая в линии Омега – последней линии обороны нашей семьи. Женская мудрость и твердая рука, вот так.

Что до Хинаты, то мелкая приставала могла бы быть и поделикатней, но у нее возраст такой, а при наличии такой мамы она подсознательно подтягивает себя уровнем выше. И вообще, многие хотели бы такую младшую сестренку у себя в семье… в общем я не жалуюсь. С ней можно сладить, она чувствует, когда дело серьезное и надо хвост прижать. Но обычно размахивает им налево и направо, Сила Юности, что тут поделаешь…

Я наконец замечаю, что молчание в комнате затягивается, а следователь Макото – просто сидит и смотрит на меня. Откашливаюсь и мотаю головой.

– Нет – говорю я: – я ничего об этом не знаю и, честно говоря, не верю в такое…

– Понятно – кивает она: – тогда предлагаю забыть об этом разговоре. До свидания, Такахаси-кун.

–… – смотрю на нее. Издевается надо мной следователь по особо важным делам. Сама такая только что «а ты у нас оказывается приемный, Тахакаси-кун!» и тут же в кусты, мол не знаешь? Ах, не знаешь, ну и ладно, не знай себе дальше. Как так? Нельзя такую вот бомбу на человека обрушить, а потом «до свидания, Такахаси-кун». Я может теперь и не Такахаси вовсе, а какой-нибудь Судзуки. Или там, родной брат Натсуми… а что, я такое в индийском кино видел. Слава богу, что у меня с ней дальше лицезрения друг друга голышом ничего не было… и не только из-за возможного инцеста, а из-за ее папы, который шутить не любит. И сейчас снаружи меня ждет. Может меня все-таки в тюрьму посадят, а?

– Макото-сан – говорю я, проявляя упрямство и не вставая с места: – а у вас откуда такие сведения? И… если я приемный, то кто же тогда мои биологические родители.

– Знаешь, а ты интересный тип, Такахаси-кун – прищуривает глаз следователь: – и я не говорю о твоей популярности в сети или медиа. Видела я таких вот… звездочек. Все как один пустышки. Как только попадают в переделку – так истерика и начинается. Но ты… ты другой, Такахаси-кун. На твоих глазах умирали люди, совсем недалеко от тебя. В тебя и твою подругу стреляли. Настоящими пулями. Чуть левее, чуть правее – и ты бы не сидел тут со мной. Многих такое осознание приводит в ступор. Посттравматический синдром, близость смерти, понимание того, что жизнь – конечна. Но с твоей психикой все в порядке, ты адекватен, владеешь собой, откалываешь свои практические шуточки… и если раньше я бы сказала, что ты слишком зрелый для своего возраста, то теперь я скажу, что ты вообще не укладываешься в рамки психологического профиля подростка школьного возраста. Ты зрел не по годам, это да, но таких много. Ты циничен, но быть циником у подростков модно. Ты уверен в себе… и это не самоуверенность на пустом месте, вот что интересно. Что, если я спрошу у тебя, Такахаси-кун – кто ты такой на самом деле? – Макото-сан складывает свои руки перед собой, сплетая их пальцами и глядит на меня поверх, словно персонаж из аниме. Недооценивать следователя по особо важным делам из самого Токио – дурацкая затея. Она пусть и молодая, но с блестящим образованием и с кучей расследованных дел за плечами. И чему этих ребят и девчат учат с самого начала – это мотивации преступников. Психологическим профилям. Умению определить человека с первого взгляда… да, не у всех получается, но лучшие – делают карьеру… становятся старшими следователями по особо важным делам. Одно это должно было остановить меня от желания потроллить ее в первую встречу, но нет, не удержался. Все-таки повлияла на меня эта перестрелка и буйство Темного, легкая эйфория была от того, что в живых остался. Вот и показал себя не с той стороны, думал, что не заметит Макото-сан, ан нет.

– Я – Такахаси Кента. Студент Академии Белого Феникса. Сын своих родителей. – отвечаю я: – насколько мне известно. Это вы говорите о том, что я – приемный. Может… потрудитесь объяснить, почему вы так считаете?

– А если я этого не сделаю? – поднимает бровь следователь и я вижу, как у нее поднимается уголок рта в легкой усмешке: – что ты сделаешь?

– Ничего – признаюсь я. В самом деле, что я могу сделать госпоже старшему следователю? В теории – многое, я много чего умею и могу сделать так, чтобы она из этого кабинета не вышла, например. Или там отследить ее до гостиничного номера… или… но зачем? Я вполне могу жить и без всех этих ответов на многочисленные вопросы. Жизнь сама по себе полна вопросами, на которые мы можем не получить ответов никогда. Как говаривал Ходжа Насреддин – один дурак может задать тысячу вопросов, на которые и сто мудрецов не ответят. Жить в том числе означает принять неизведанное. Приемный я сын или нет – не имеет значения. Эти люди вырастили меня, воспитали, обеспечивали, любили и продолжают любить и это имеет значение. Они и есть моя семья, мой веселый и непосредственный отец, моя заботливая и любящая мать и моя непоседа сестренка. А со своими тайнами Мадридского двора – идите в жопу. Я знаю, кто я такой.

– Вот – говорит Макото-сан, внимательно следя за моей реакцией: – видишь? Это тоже нетипичная реакция, Такахаси-кун. Я могу называть тебя по имени? Хорошо. Так вот, Кента-кун, нас, следователей учат разным приемам и способам ведения допроса. Как подстроится под человека, дать ему возможность высказаться, или наоборот – войти в конфронтацию, начать спорить и тогда, желая доказать свою правоту – он начнет выдавать себя. Хороший полицейский, плохой полицейский… эти клише не на пустом месте появились. Ты можешь даже знать о них, но они все равно действуют. Это как голод – ты знаешь, от чего он у тебя, но ты ничего не можешь с ним поделать, все равно хочется есть. Так и с общением… все люди разные и в то же время все они – одинаковые, не так ли, Кента-кун?

– Откуда мне знать, Макото-сан – пожимаю плечами я: – если вы не собираетесь сказать мне ничего нового про мое происхождение… пожалуй я пойду.

– Конечно – кивает она: – конечно. Ты можешь идти. Я закончила протокол, выключила запись, взяла у тебя пробу ДНК… все что происходит сейчас – происходит не под запись. В любой момент ты можешь встать и пойти домой… вернее в больницу. Формальности – тебя сегодня выпишут. Так что ты свободен… разве что…

– Разве что? – клюю на расставленную следователем Макото ловушку. Слишком очевидная, чтобы быть ловушкой на самом деле.

– Разве что тебе будет интересно, почему я рассказываю тебе о приемах следователей во время допроса. Я не должна этого делать – она откидывается на спинку стула и барабанит пальцами по столу: – я не должна рассказывать о себе, например. Или… сведения о том, что ты – приемный, я тоже не должна была это разглашать. Если ты расскажешь об этом кому-нибудь – меня могут ждать неприятности.

– Вот как? – смотрю на слегка приподнятые уголки губ следователя Макото. Да она наслаждается этим, черт побери. Чем именно? Тем, что дразнит меня? Пытается вывести из равновесия? Старый трюк «я знаю все, просто играю с тобой, ну же, признайся, покажи себя, не заставляй меня взяться за тебя всерьез». Знаю, плавали.

– И что же именно заставило вас, госпожа следователь, нарушить инструкции? – спрашиваю я, знаю, что этот вопрос – должен был прозвучать. Подыграем госпоже следователю, раз уж ей так охота в Шерлока Холмса и его незадачливого партнера сыграть. Ожидаю реплику, начинающуюся со слов «элементарно, Ватсон».

– То, что эти инструкции для тупых – отвечает она: – для девяноста процентов населения они работают и этого достаточно. Для абсолютного большинства случаев они работают как надо. В первую встречу я оцениваю человека, какой он, какой у него психотип, насколько он контролирует себя, каковы его пределы и что именно для него неприемлемо. Затем я вырабатываю стратегию – как вести себя с ним. Что говорить. Как сидеть. Как влиять на него. Ты, наверное, удивишься, Кента-кун, но в этих самых девяноста процентов случаев – все происходит очень быстро. Люди на самом деле не умеют хранить тайны, людям нужно общение… с тем, кто их понимает. А никто не понимает преступников так, как… другой преступник… – легкая улыбка скользит по ее губам: – не так ли?

Я смотрю на нее и понимаю, что следователь Макото – хороша в своем деле. Нет, правда, вот только начали разговор и она уже у меня в где-то внутри сидит. Вызывает доверие и желание наклонится к ней и поведать на ухо… что-нибудь. Ну вы же понимаете – и взгляд такой… да понимаем, да все правильно, да ты молодец. Что-то общее между нами происходит прямо сейчас.

– И я не могла бы понимать других, если бы сама не нарушала правила… и не преступала закон. Это в полиции сидят дуболомы, которые всегда поступают по инструкции. Но я рассказала тебе об этом не потому, что просто хотела нарушить свои должностные обязанности. А потому, что все эти инструкции – не сработают, если речь пойдет о тебе, Кента-кун. Ты – не такой как все, к тебе нужен особый подход. Ты умный и хладнокровный, ты умеешь просчитывать людей, ты наслаждаешься чувством своего превосходства… но в то же время ты не высокомерен и умеешь видеть в людях потенциал. Ты никогда не недооцениваешь своего оппонента… бывают у тебя минуты слабости, но в целом… в целом ты умеешь держать себя в руках. Меня удивляет не твой ум, молодые люди бывают невероятно талантливы. Меня удивляет именно эта способность держать себя в руках. Владеть собой. Мне пришлось потратить немало времени, чтобы научится такому… и мне немного завидно, когда я вижу школьника с таким уровнем самоконтроля – говорит следователь Макото.

Хороша. Ой, хороша. Умная, это точно. И с опытом. В коротком разговоре сделать так, чтобы у человека сложилось впечатление, что ты только о нем и говоришь, что он – исключительный и что она – понимает тебя. Хороша. Просто эмпатическая машина для раскалывания правонарушителей, уверен, что в разговоре с ней через некоторое время обычный менеджер уже сопли по щекам размазывает, потому что его – понимают! А уж если запереть человека в камеру и давать общаться только с ней… тут никто не продержится долго. Тут надо другие методы применять. Она могла бы быть психологом или контрразведчиком… но следователь по особо важным делам – место как раз для нее.

– Ты мне интересен, Кента-кун – продолжает следователь Макото: – и не только своей наготой и способностью бросить вызов устоям общества. Да, я посмотрела тот самый диск с твоим перфомансом на «Кола Джап». И знаешь, что я увидела? Большинство увидели просто клубничку. Голого молоденького парня и кучу голых же женщин… замечательно зрелище. Но я увидела там твое бесстрашие. В свое время я служила с парнями, которые прошли горячие точки, ветеранами… но не один из них не решился бы так сделать. Хладнокровие – у тебя не дрожали руки, ты не потел, ты улыбался. А ведь толпа – это страшно. Быть раздетым перед толпой – в разы страшнее. Ты – бесстрашен и хладнокровен, Кента-кун. А теперь… теперь зададимся вопросом – кто мог бы устроить такую резню в городе? Да, я понимаю, что это вопрос немного в сторону, но все же? Вот, посмотри… – она выкладывает на стол фотографии: – видишь? Следы. Да, они могут подойти кому угодно, людей с таким размером ноги миллионы. Но не это важно, Кента-кун. Важно то, что… вот, посмотри – шаг, рядом – стрелянная гильза, еще шаг и еще гильза. Убийца шел как на прогулке, не останавливался, не нервничал. Не переступал с ноги на ногу, не суетился, не прыгал, даже не дрожал. След четкий и уверенный. Он просто шел и делал свое дело. Знаешь какой вывод делаю отсюда лично я? Убийца – был хладнокровен и бесстрашен. Кого же мне это напоминает? – следователь Макото поднимает глаза к потолку, делая вид, что задумалась, а у меня внутри что-то обрывается. Все-таки не уследил. Что я там оставил такого, что привело ее прямо ко мне? Чертовы сектанты, если бы не они, никто бы на меня не подумал, Бьянка тут перемудрила со своим схематозом.