Текст книги "Новая жизнь 8 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава 20

Глава 20

Школьная экскурсия и алкоголь, тайком пронесенный под одеждой… интересно, все школьники мира в этом одинаковы? Во всяком случае японские так почти не отличаются от наших… так же втихую разлили по чайным чашкам и сейчас делают вид что чай дуют. Томоко – раскраснелась и что-то втолковывает Птицу, края кимоно у нее на груди разошлись в стороны, бедный Птиц, помня, что все тут «девушки босса» – старается не смотреть туда и отводит глаза в сторону с вселенской тоской. Староста неожиданно нашла общий язык с Киоко, Самюэль ушел к себе в домик… Шизука куда-то исчезла. «Взрослые» в составе Мидори, Косум и Аримару – продолжали веселится, периодически восклицая «Кампай!» и поднимая плошки в воздух.

Я же пошел прогуляться… в туалет я пошел. Потому как павильончик на улице стоит и ближайший туалет – в нашем домике. Остро не хватало телефона в руке, в современном мире в туалет без телефона – значит быть обреченным читать надписи на освежителях воздуха и упаковках от туалетной бумаги… а тут у них правило, оказывается, цифровой детокс называется – служащие курорта вечером, перед купальней – собрали наши телефоны, уверили что они находятся в целости и сохранности и отдадут их нам только утром. Чтобы мы могли насладится вечером без погружения в сети интернета. Странное правило, как по мне, вечером уютнее со своим смартфоном… новости почитать, с родными списаться… с Бьянкой по видеосвязи поболтать. Опять-таки она фоточки мне присылает обычно в стиле «а вот я совсем-совсем голая на лабораторном оборудовании за четыре миллиона долларов»…

В туалете, что в нашем домике не оказалось даже баллончика освежителя воздуха, тут такая штуковина к стене прикреплена – сама по себе через равные промежутки времени воздух освежает. Так что я вынужденно изучал инструкцию по пользованию туалетом… а там было не так уж и много информации. Хотя довольно неплохие картинки. Или скорей пиктограммы. Судя по ним нельзя было смывать предметы женской гигиены, вставать на унитаз ногами и захватывать мир с помощью ершика. Хм.

Когда я шел обратно, к павильончику – я остановился на дорожке и подошел к скамейке неподалеку. Пирующие в павильончики были неожиданно тихими, видимо и на них повлияла магия ночи… наверное надоело орать «кампай!», утомились. Все-таки сперва горячие источники, помылись, распарили тело, потом – свежий воздух и хорошая еда с алкоголем… хотя от Косум я ожидал что та до утра будет в себя сакэ с пивом заливать, она может.

Что-то неуловимо изменилось в воздухе вокруг и я втянул его ноздрями… лавандовое мыло, запах чистого, выстиранного и ароматизированного постельного белья… или хлопчатобумажного кимоно? И… легкий хруст, шелест, которое издает это самое кимоно при движениях…

– Что не сидишь со всеми? – спрашиваю я, не поворачивая голову. Шизука – а это она уселась рядом со мной – пожимает плечами.

– Мне… не по себе… – признается она и кидает взгляд через забор в сторону кластера домиков «лакшери». Высокая стена отделяет нас, простых смертных из кластеров «эконом» и «стандарт» от райского баунти в стиле «лакшери». Там у них не просто гостевые домики, но настоящие особняки – из хорошего кирпича, несколько этажей, крыши, стилизованные под стиль Императорского дворца в Осаке, белые стены… словно замок сегуна Нобунаги, который готовится к осаде. Там у них – пруды по фен-шую, в которых плавают неизменные красно-золотые карпы кои, которые совсем не боятся человека и даются в руки… берега прудиков отделаны черным мрамором, а на дне выложена инкрустация… там своя кухня, звезды Мишлен и шеф-повар высшего класса… а еще там – вооруженная охрана и Зрячий из Общества Высшей Истины. Несмотря на это – я чувствую себя в безопасности. Мне невыгодно привлекать внимание полиции, а уж ему – тем более. Даже если он каким-то чудом знает кто я такой и что я тут делаю – он не будет ничего делать, потому что в его нынешнем положении обратить на себя еще одно расследование Главного Полицейского Управления – совершеннейшая глупость. Нет, я не ожидаю никакой атаки со стороны Зрячего сегодня, у нас что-то вроде Водяного Перемирия, описанного Киплингом, когда и тигр, и олень пьют рядышком, не пугаясь и не нападая друг на друга. Но на самом деле я думаю, что Зрячий вряд ли вообще знает мое имя. Возможно, знает о Бьянке… потому что она привлекала внимание Общества, молодец какая. Но и к ней он сейчас не притронется. Пыль должна улечься, люди должны забыть… и только потом они поднимут голову, уверенные в том, что месть должна быть холодной, а руки – развязанными для действий. Нет, для того, чтобы такую вот секту организовать вокруг себя – нельзя быть идиотом. Он – подождет. Пока все подозрения с его Общества Высшей Истины не снимутся… или забудутся.

– Божественной – поправляет меня Шизука: – не Высшей, а Божественной. Разные иероглифы.

– Да? – спрашиваю я и она кивает. Впрочем… какая разница. Мы здесь не для того, чтобы переодеваться в темные, немаркие и свободные одежды, вскрывать второе дно у чемодана и, прикрыв лица – переползать через стену. Потом – два охранника, один бродит по саду… тунц! тунц!… еще один – внутри дома… вряд ли больше. И ему тоже – тунц! тунц! – Шизука умеет обращаться с оружием, сам учил. Стреляные гильзы летят в сторону, остро пахнет пороховым дымом, растекаются лужи крови под ногами и Шизука удовлетворенно улыбается под своей маской. Потому – коридор, коридор, влево, еще раз влево и вот она – спальня и кабинет Зрячего. Внутри помещения, в самом центре дома, отгороженное от внешнего мира второй стеной… ему же не нужны окна, не так ли? В знакомом помещении, в темноте – у слепого преимущество… эдакое «Молчание ягнят»… но мы – включаем фонари, прикрепленные к планке Пикатини снизу и это преимущество сразу рассеивается как дым… а вот и Зрячий, он стоит в иссиня-холодном свете тактических фонарей и не видит собственной смерти… тунц! Посреди его лба возникает аккуратная дырочка, а его затылок разносит в куски утяжеленной пулей из пистолета Шизуки. Она опускает пистолет и наконец улыбается светлой и свободной улыбкой победителя. Ну что, Кларисса, ягнята перестали кричать у тебя во сне? Теперь ты можешь спать спокойно? Я открываю глаза и картинка Зрячего с дыркой во лбу – рассеивается как дым. Мы все еще сидим на скамейке вместе и смотрим вниз, в долину и на нас накрахмаленные хлопчатобумажные кимоно, которые похрустывают при каждом движении. На мне – бело-синее, на Ши-тян – бело-розовое.

– Я… я не знаю – говорит Шизука: – наверное мне было бы лучше забыть все. Но… мне страшно. Это иррациональный страх, я понимаю… сейчас он ничего не сможет мне сделать. Но как только я вспоминаю Темную Комнату… и понимаю, что она совсем рядом… Он совсем рядом… – ее бьет крупная дрожь. Я поднимаю голову. Как назло, небо заволокло тучами и не видно ни звезд, ни луны. Но мы сидим на скамейке, кругом горят фонари…

– Он – там, а я – тут – говорю я: – и сделать что-то с тобой он может только через мой труп. А я очень не люблю умирать. И приложу все усилия, чтобы померли те, кто за тобой придет. Если придет. И вообще… ты пережила это. На самом деле не так уж и сложно надеть темное и немаркое и перебраться через эту стену… но сейчас не время и не место.

– Я знаю – шепчет Шизука и прижимается ко мне: – знаю. Умом я это понимаю… просто…

– Мы можем подождать – говорю я: – не торопится. Уехать отсюда завтра. Жить обычной жизнью. Ходить в школу, готовится к экзаменам, завалится в гости к Наоми как в прошлый раз… Мико вон в Клуб хочет, чтобы демонов из нее изгнали… клубная деятельность. У меня тренировки в Школе Бокса начнутся… тебе тоже неплохо бы куда-нибудь пойти. Обычная жизнь… просто однажды вечером я стукну к тебе в окошко… или ты в мое. Мы все-таки наденем темное и немаркое, закроем лица накрутим на стволы глушители… и появимся… где-нибудь в Темной Комнате, но с приборами ночного виденья и с патроном в патроннике. Вот тогда ты сможешь закрыть свой гештальт окончательно. А пока – пока тренируйся. Может быть однажды тебе станет настолько спокойно, что тебе это и не понадобится.

– Думаешь? – сонно бормочет Шизука и наваливается на меня.

– Тебе спать пора – говорю я: – с ног валишься уже… отнести тебя в домик?

– Не… я сама. – она встает и потягивается, зевает, мотает головой, прогоняя дремоту: – я дойду, не переживай. Тут рядом же… обещай, что постучишь в окошко… сенсей…

– Обещаю. Спокойной ночи…

– Ага. – она уходит, не исчезает в тени, не скрывается из поля зрения, а просто уходит. Даже энергичную Ши-тян укатали здешние горячие источники. Ну… хоть расслабится. Я откидываюсь на спинку скамейки и смотрю вверх. Никаких звезд, никакой луны на небе, совершенная темнота. Словно в мире есть только я, эта скамейка, несколько фонарей вокруг, город внизу в долине и эти трое, стоящие на дорожке… кто они?

Перевожу взгляд на вновь прибывших. Когда они успели подойти? Все-таки расслабился я тут с Ши-тян. Я встаю со скамейки и поправляю хлопчатобумажное кимоно бело-синего цвета.

– Добрый вечер! – кланяется девушка, она одета в шелковое кимоно темно-сиреневого цвета, крылья феникса охватывают ее плечи, нарисованные на тяжелой ткани… она выпрямляется и я вижу красивое лицо. Она напоминает мне лисичку с фарфоровой вазы, такие же легкие черты лица, так же застывшие в улыбке, те же приподнятые брови и наклон головы. Руки у Лисички сложены спереди в вежливом жесте. Но мой взгляд притягивает к себе не лицо Лисички, не ее руки, ни красивый рисунок на ее кимоно. Мой взгляд притягивают двое, которые стоят справа и слева от нее. Крепкие ребята, одеты в обычные брюки и белые рубашки. Мужчины среднего возраста, бычьи затылки, широкие плечи… секьюрити на курорте? Она что – рок-звезда? Не припомню такую… но я вообще за эстрадой не слежу.

– Добрый вечер и вам – кланяюсь в ответ я «неопределенным поклоном вежливости по отношению к человеку, в чьем социальном статусе я не уверен».

– Уважаемый Такахаси-сан, вы выиграли место на фестивале Истины… и приглашены на праздничный ужин! Прошу вас! – красавица-лисичка склоняется в поклоне снова и делает жест рукой, показывая дорогу.

– Праздничный ужин? Благодарю вас, я только что поел. Спасибо за приглашение… но я вынужден отказаться. – говорю я. Ситуация мне не нравится. Неужели Зрячий такой идиот, что решил разборками на своем же курорте заняться? Все-таки опять недооценил я степень человеческой глупости, нельзя полагаться на то, что люди кругом – не идиоты, они всегда найдут способ поразить вас своей непредсказуемой глупостью. Вот сейчас например – что это такое? Приглашать меня в свое логово и искренне надеяться, что я пойду с этими ребятами? Прямо тигру в пасть? Ну уж нет. Если моей встрече с ним и суждено состояться, то на моих условиях, а не тогда, когда у него все готово к демонстрации… чего бы то ни было. Или тем более – к моему захвату. С последующим шантажом Бьянки, например – сделай зарина цистерну, а то мы будем каждый день по пальцу посылать… а на двадцать первый день пальцы кончатся и… нет, спасибо, я уже поужинал.

– Вынуждена настаивать на своей просьбе – улыбается лисичка и один из крепких – делает шаг вперед, пытаясь схватить меня за руку. Он быстр, но я быстрее – вот как чувствовал подвох! Тут же отступаю назад, не давая ему осуществить захват. Да, я знаю все эти ваши коса-дори и кататэ-дори… и не имею никакого желания захват за предплечье от такого крепкого парня испытывать на шихо-нагэ, например. Сомневаюсь я что у меня получится, он руку сожмет и все…

– Вынужден настаивать на своем отказе! – говорю я, отпрыгивая подальше.

– Вы усложняете мне выполнение моей работы – сокрушается лисичка: – я гарантирую вашу сохранность и безопасность.

– Что-то мне с трудом верится… после такого энергичного приглашения… – я поднимаю руки и чуть приседаю в стойке. Тот, что пытался схватить меня за предплечье – оглядывается на лисичку. Лицо лисички остается таким же бесстрастным и спокойным, но она отрицательно качает головой и делает жест рукой вниз, словно придавливает поднявшееся тесто – ладошкой. Крепкий парень делаешь шаг назад, оставляя попытки схватить меня и силой притащить на праздник жизни… или что там у них за шабаш. Быстрый анализ – двое кажутся опасными, крепкие ребята, но почему-то угрозой веет именно от лисички, то, как она стоит, сложив руки спереди и наклонившись вперед, как улыбается застывшей улыбкой, как внимательно изучает меня своими темными глазами… она же совсем неподвижна! Не понимаете? Никакой человек не может быть неподвижен совершенно, люди все время двигаются, пальцы, веки, наклон головы, перенос веса на другую ногу… никто не может быть так неподвижен и это бросается в глаза сразу же.

Так неподвижен может быть только человек, который в совершенстве владеет своим телом и сконцентрирован на происходящем, готов мгновенно развернуться атакующей пружиной… и это заставляет меня переоценить степень опасности, присвоив лисичке высшую, а двум крепким парням в белых рубашках и темных брюках – степенью пониже. Сколько времени прошло с момента попадания в это тело, это время и этот мир? Я стал крепче, плечи расправились, связки укрепились постоянными тренировками… коленки перестали подламываться от выпадов. Пожалуй изменения прошли слишком быстро… но я не собираюсь жаловаться на эту мистику попадания. Здесь и сейчас я вполне уверен в том, что два «бычка» ничего со мной сделать не смогут… а перейдут черту – так и вовсе останутся тут. Лежать на дорожке, вымощенной гладкими камнями. Потому что в уличной схватке побеждает тот, кто готов зайти дальше. Я – готов пройти до самого конца. И теперь у меня есть сила и выносливость, чтобы сделать это. А еще – моя паранойя заставляет меня всюду таскать с собой небольшой складничок с удобной клипсой… даже если в хлопчатобумажном кимоно нет карманов. Есть такая римская поговорка, что раба от свободного гражданина отличает только наличие ножа на поясе… потому что раб оружие не имеет. Поздний принципат изменил это и Рим пал… может потому, что граждане отказались носить оружие и доверили это рабам? Черт, о какой чепухе я думаю сейчас⁈

Бросаю быстрый взгляд на троицу потенциальных противников. Они снова ведут себя прилично, бугаи убрались за спину лисички и даже сделали два шага назад, так что сейчас на дорожке стоим мы вдвоем – я и она. Она стоит неподвижно, я – тоже. Но вот она выдвигает ногу вперед, ее ножка описывает идеальный полукруг по гладким камням дорожки… в разрезе кимоно мелькает ослепительно белая плоть бедер. Движение – слитное, единое, естественное как падение капель дождя… легкая улыбка скользит по ее губам, наконец ее фарфоровая маска дала трещину и я вижу ее настоящую. Не просто равнодушный инструмент в руках Зрячего, не просто вежливую куклу с нарисованной вежливой улыбкой, нет. Это – другая улыбка. Улыбка предвкушения. Улыбка превосходства. Уверенности в себе. Нетерпения. Желания. Мой Темный тут же узнает своих и делает стойку, он-то знает что скрывается за такой улыбкой. За такими вот движениями… человек изначально не любит насилия. Мы не любим боль – не только когда причиняют ее нам… но и когда мы причиняем ее другим. Сопереживание встроено в нас, но есть те, кому это нравится. Для кого не существует барьеров в том, чтобы сделать больно. Те, кому это – нравится. И сейчас передо мной стоит красивая девушка с кукольным, фарфоровым личиком и единственное, что отличает ее от обычных девушек ее возраста – эта улыбка. И то, как ее ножка описала полукруг, то, как она слегка присела, перенося вес тела… то, как ее рука скользнула по волосам вверх и вернулась вниз с длинной иглой серебристой заколки, как разметались ее волосы черным водопадам падая вниз, более не сдерживаемые вверху…

Улыбка скользит и по моим губам тоже, я чувствую, как неведомая сила тянет уголки губ вверх, я – счастлив. Трудно представить, да? Ночь, двое на дорожке, у меня куча проблем в школе, семье и личной жизни, надо мной висит расследование, по моему следу идут, вцепившись в след двое умных и безжалостных ищеек, одна из которых – умна так, что жутко становится. У меня сумасшедшая подружка, которая живет в мире комиксов и искренне считает себя персонажем с красочных страниц, а еще у нее есть пулемет и оружие массового поражения в пробирке. У меня есть умирающая одноклассница, которая до такой степени заигралась в свои игры, что не моргнув глазом – подставляет и меня и моих близких… и она тоже близка мне! У меня – Косум, Общага, какой-то вакагасира, который хочет выдвинуть меня на оябуна и стать регентом, у меня есть семья и там тоже много чего не так, одна Хината чего стоит, вот кого перевоспитывать надо, а мама с папой, которые говорят, но не слышат друг друга… но прямо сейчас ничто из этого не имеет значения.

Вспоминаем Киплинга – о, Запад, есть Запад, Восток есть Восток, и вместе они не сойдут… пока не предстанет небо с землей на страшный Господень суд…

Улыбка на лице у лисички становится шире и она наклоняет голову, разминая шею, словно агент Смит… вы слышите меня, мистер Андерсон⁈ Мы с ней – понимаем друг друга без слов, застывшие во временной петле, мы стоим, впаянные в это мгновение, словно мухи в кусочек янтаря и мне это нравится. Воздух вокруг искрится от напряжения, вот ее ножка – скрадывает еще несколько сантиметров, между нами. Я двигаюсь навстречу. Серебряная игла заколки спрятана в ее второй руке, убрана от взгляда, но я знаю, что она там – прижата к предплечью обратным хватом…

– Но нет Востока… и Запада нет… – шепчу я, улыбаясь: – что племя, Родина, род… коль сильный с сильным у края земли, лицом к лицу встают…

– Вы делаете мою работу сложней – откликается лисичка и придвигается еще ближе: – но я не жалуюсь. Мне… так даже интересней. Вы уверены, что хотите появится на празднике со сломанной рукой? Или ногой?

Очарование момента проходит, как только она открывает рот. Черт. Ну кто мешал ей – продолжить цитату, сказать что-нибудь про Киплинга, в конце концов Миямото Мусаси вспомнить?

– Хорошо – говорю я, вздохнув и выпрямившись: – праздник? Обожаю праздники. Ведите меня красавица.

– О? – хлопает ресницами лисичка.

– Кстати… а вы знаете Киплинга? Или Миямото Мусаси? Какой у вас стиль? И… классная заколка…

Глава 21

Глава 21

– Я привела его, Мастер – говорит Лисичка и кланяется. Кланяется низко, выражая почтение. Отходит в сторону и указывает мне направление рукой – вперед. Мы стоим перед Зрячим, который на самом деле слеп. Зрячий улыбается. Приветливо машет рукой. Прямо перед ним огромный стол, который просто ломится от деликатесов и яств. Удивительно, что за столом всего два места.

– О, это же просто замечательно. Садись, садись, Такахаси-кун. У нас был праздничный ужин, но ты на него опоздал. Все же негоже встречать гостя с пустым столом, и я распорядился оставить для тебя немного, садись…

– Гостя? – я наклоняю голову в сторону Лисички, которая смиренно стоит сбоку и немного сзади: – как по мне, это было весьма настойчивое приглашение. Мне даже пообещали что-нибудь сломать…

– Что? Это недоразумение, Такахаси-кун… Сайка-тян, ты опять кому-то угрожала?

– Он отказывался идти! А это было ваше распоряжение и… – выкрикивает Лисичка, сжимая кулаки и едва не топая ногой.

– Сайка, Сайка… – качает головой Зрячий: – зачем ты так? Я же сказал – пригласить, а не привести. Такахаси-кун мог отказаться, никто не имеет права насильно затаскивать другого человека на ужин. У людей должна быть свобода выбора своей трапезы. Может ему завтраки больше нравятся…

– Извините, Мастер… – склоняет голову Лисичка-Сайка: – я неправильно вас поняла.

– Да я-то ладно – вздыхает Зрячий: – ты же не меня обидела. Ты обидела Такахаси-куна, вот перед ним и извиняйся.

Лисичка стоит, кусая губы и меняясь в лице, потом поворачивается ко мне и падает ниц в униженную позу смирения и покорности, на корточках, прижимаясь лбом к своим ладоням, в так называемом «земном поклоне», догедза.

– Прошу вас простить эту недостойную за самоуправство и грубость, Такахаси-сан! – выкрикивает она: – я искуплю свою вину!

– Все-то у тебя чересчур, Сайка-тян – качает головой Зрячий: – что скажешь, Такахаси-кун? Простим эту чересчур энергичную молодую особу, или…

– Ну… меня в большей степени интересует зачем я здесь – пожимаю я плечами. Меня этот маленький спектакль ни капельки не убеждает, я по-прежнему напряжен и готов к действиям. Знаю я эти трюки «слишком усердный исполнитель» и «хороший коп – плохой коп».

– Сайка, ты можешь идти – говорит Зрячий, поворачивая свое лицо к девушке. Она встает и нерешительно мнется на месте.

– Ну что такое, дорогая ты моя? – вздыхает он: – что такое?

– Мастер… вы остаетесь наедине с… ним! Это может быть опасно! – выпаливает она и Зрячий улыбается.

– О, поверь мне, я знаю, что Такахаси-кун – опасен. Очень опасен. Поэтому я и сердит на тебя – а что если бы он решил сопротивляться твоему приказу? Скорей всего ты бы не стояла сейчас тут. И все из-за простого каприза старого человека… тебе надо больше беречь свою жизнь, Сайка-тян, и меньше думать об этом старом и слепом человеке. Когда придет мой час – он придет в любом случае. И ни ты, ни я, ни этот… примечательный молодой человек не смогут ничего изменить. Судьба уже прописана, моя дорогая. Ступай. Я не боюсь смерти. И я не верю, что Такахаси-кун захочет навредить мне… а если захочет – значит такова судьба. Понимаешь? – снова улыбка. Лисичка мечет в мою сторону яростный взгляд, как будто хлыстом перетянула, кивает.

– Да, Мастер – говорит она и выходит. Дверь за ней закрывается.

– Я должен попросить за нее прощения – кряхтит Зрячий: – Сайка-тян – девушка прекрасной души, умная и энергичная… порой даже слишком. Но она слишком много времени уделяла совершенствованию своего тела, совсем забыв про душу. Молодые люди часто так поступают… не стесняйся, Такахаси-кун, наливай себе чаю… есть кофе, конечно же. Ты еще молод, алкоголь не предлагаю, хотя и его в достатке.

– Вы… позвали меня, чтобы поужинать вместе? – спрашиваю я у него и опускаю взгляд на стол. Боже, таких крупных креветок я в жизни не видел, с мое предплечье наверное… филе тунца, если бы на нем был ценник я бы сейчас подавился. Что же… налью себе чаю… раз уж Зрячий приглашает.

– Как-то неправильно мы с тобой начали – вздыхает он: – давай с начала. Меня зовут Тидзуо. А тебя – Кента, верно? Может будем без церемоний? Тидзуо и Кента, что скажешь?

– Мне без разницы – признаюсь я: – как вы меня называете, Тидзуо-сан.

– О и на «ты», по имени и без дурацких суффиксов. Как будто суффикс может изменить сущность человека – ворчит Зрячий: – словно от приставки «сама» у него мудрость отрастет вместе с бородой.

– Хорошо – пожимаю я плечами: – я могу и так. Что тебе от меня надо, Тидзуо?

– Прямолинеен, а? – улыбается Зрячий: – а и правильно, чего время терять. Что мне надо? Нет, Кента, вопрос стоит так – что нужно тебе? Именно тебе. Ни Натсуми-тян, ни Бьянке, ни Шизуке, ни твоим родителям, ни твоей сестренке или твоему другу Хироши. Что нужно именно тебе?

– Как… вы хорошо обо мне осведомлены… – стискиваю зубы я. Вот тут, на краю стола лежит столовый нож… да и у меня свой складник с собой… вскочить, перепрыгнуть стол и… а что толку? Не уйду потом, как пить дать не уйду… наверное и эта комната… где-то есть лючки под потолком, где сидит снайпер…

– Не беспокойся об этом – отвечает Зрячий и поворачивает лицо ко мне. Если бы он не был слеп, если бы щелочки его глаз не были совершенно сомкнуты – я бы решил, что он – изучает меня. Что он видит меня.

– Ты все-таки напряжен – вздыхает он: – давай мы с тобой сразу же решим все вопросы с доверием, хорошо? Я полагаю, что ты умеешь обращаться с… этим? – он извлекает откуда-то из-под стола коробку из красного дерева и протягивает ее мне. Поколебавшись – я беру коробку и открываю ее. Внутри, на выложенном бархатом ложе – блестит хромированной сталью револьвер. Под стволом – желтыми цилиндрами выложены шесть патронов, каждый в своем гнезде.

– Что это? – спрашиваю я.

– Я думал, что ты мне скажешь – внезапно развеселился Зрячий: – ты же умеешь стрелять… и довольно неплохо. Я знаю, что это – орудие убийства и не более. Я – слеп, как ты видишь и не могу прочитать название завода или мануфактуры на стволе оружия. Не могу прицелится. И когда люди называют меня Зрячим, они думают, что я вижу души людей, а не их плоть, одежду или орудие убийства. Знаешь что? Выбери любой патрон… любой из них. Выбрал?

– Да. – в моих пальцах зажат желтый цилиндрик с надписью на донышке «44. магнум».

– Заряди его. – предлагает мне Зрячий и я откидываю барабан револьвера и вкладываю патрон в камору. Защелкиваю обратно. Проворачиваю барабан так, чтобы следующим нажатием выстрелить.

– Заряжено – говорю я: – что ты хочешь этим сказать, Тидзуо?

– Выстрели – говорит он: – не стесняйся, жми на курок. Эта комната звукоизолирована. Стреляй куда хочешь.

– Точно? – я поднимаю револьвер и направляю его прямо в лоб Зрячему. Быть не может что в каморе – настоящий патрон. Муляж? Или его вскипятили? Просто вынули порох? Не знаю, но я никогда не дал бы в руки своему врагу заряженный пистолет.

– Точно – кивает тот: – стреляй, Кента. А потом мы…

– БАНГ! – в замкнутом помещении грохот выстрела бьет по ушам, оглушая и сотрясая… в стене позади Зрячего, чуть правее его головы – появляется дырка. Я ошеломленно смотрю на дырку в стене, понимая, что если бы я держал револьвер чуть крепче – сейчас эта дырка была бы в голове у Зрячего. Он идиот⁈

– Что⁈ – не понимаю я, видя, что он открывает рот. В ушах звенит.

– Я говорю, что теперь ты можешь зарядить все остальные патроны – говорит он и я слышу его словно через вату, набитую в уши: – ну же, не стесняйся.

– Хорошо – откидываю револьвер, вытряхиваю из барабана стрелянную гильзу, она остро пахнет порохом… набиваю каморы пятью патронами и движением кисти – вставляю барабан на место. У меня есть оружие. Да не просто оружие, а чертов револьвер сорок четвертого калибра Магнум. Эта штука пробьет сразу трех лидеров любого культа, будь они слепые или зрячие. Патрон на проверку выбирал я сам… так что…

– Ты можешь направить эту штуку на меня – говорит Зрячий: – и нажать на курок еще раз.

– Что?

– А можешь не нажимать. Теперь – ты можешь быть уверен в том, что это настоящий пистолет и что патроны в нем тоже настоящие. Даже если бы где-то были бы спрятаны снайперы – никто не успеет выстрелить в тебя раньше, чем ты убьешь меня. Моя жизнь – в твоих руках, Кента. Если ты и вправду так ненавидишь меня – стреляй. Но… я бы хотел для начала поговорить. Чтобы очистить наши разумы от вопросов.

– Что же – говорю я, направляя ствол револьвера в живот Зрячему: – давайте поговорим.

– Наконец-то! – хлопает он в ладоши: – откровенный разговор! Разговор по душам! Ты уже налил себе чаю? Наливай. И не стесняйся – спрашивай у меня все, что бы ты хотел знать.

– Я хочу знать про Шизуку. Про то, что у тебя тут девочек насилуют. Про детский ансамбль «Дети Истины», о котором говорят, что это твой гарем. – говорю я, чувствуя, как деревянная рукоять револьвера удобно лежит в руке.

– К сожалению это правда – вздыхает Зрячий: – и про Шизуку тоже.

– И ты еще называешь себя… – возмущаюсь я, но он поднимает руку.

– Погоди! Дай закончить – говорит он: – да, это было. Я – слепой и потому в каждой моей резиденции есть Темная Комната. Комната в которой нет света. Мне так удобно, мне свет не нужен и порой я стесняюсь своей беспомощности… и это привело… мне трудно об этом говорить. Мой… заместитель, человек, которому я доверял полностью – воспользовался Темной Комнатой для своих гнусных целей. Не раз и не два. От моего имени он вызывал девочек и мальчиков в Темную Комнату и от моего же имени использовал их, запугивая и принуждая терпеть! Признаюсь, что я чуть не приказал казнить его самостоятельно, отдать в руки жертвам, связать и запереть в Темной Комнате, предоставив им самим… но это не наш путь. Как бы ни было нам тяжело, мы не можем просто вымещать свою злость на людях. Пусть даже таких. Его выдали полиции и сейчас идет следствие. Он уже сидит в тюрьме, но, судя по всему, ему светит смертная казнь. – Зрячий тяжело вздыхает: – и это действительно моя вина. Я виноват в том, что эти девочки и мальчики были изнасилованы, искалечены морально и физически – в моем доме! Потому… если тебе нужен виновный в том, что Шизука-тян искалечена – то вот он я. Нажми на курок, если считаешь себя вправе вершить суд, Кента. Ты… решительный молодой человек, решительный и волевой, ты сможешь просить себя за это. А я себя никогда не прощу… я просто слепо верил ему. – он горько усмехается: – смешно, не правда ли? Меня называют Зрячим, потому что считают, что я вижу людей, вижу их души… но я не увидел гнили в своем ближайшем окружении… и я не могу выразить как мне жаль что с Шизукой такое случилось… хотя тогда ее звали иначе. Я бы хотел извиниться перед ней лично, если ты позволишь мне это.

– Хорошая отмазка. Какое замечательное оправдание – говорю я, стараясь, чтобы сарказм прямо-таки сочился из каждого слова: – а в тюрьме этот твой заместитель обязательно повеситься. Или вены вскроет.

– К сожалению у меня иного объяснения – отвечает Зрячий: – но если ты считаешь, что виноват я – стреляй. Я не знал об этом и у меня нет ни видеозаписей, ни фотографий, а сами жертвы не видели ничего – все происходило в Темной Комнате, помнишь? Мы уже и сами провели расследование и обнаружили мерзавца только по запаху. Да… особенный запах. Все жертвы указали на него. Впрочем, если я все равно тебя не убедил, что же… ты человек с револьвером, не так ли? Это ты принимаешь решения сегодня.

– Мне нужны все материалы расследования. И допуск к жертвам. – говорю я, удерживая револьвер направленным в живот Зрячего.

– Материалы – да. Допуск к жертвам – нет. Они и так настрадались. Я спрошу у них – если согласятся, то да. А если нет… это их воля. – пожимает плечами Зрячий, казалось совершенно не беспокоясь, что у меня в руках – заряженный револьвер. Сорок четвертый Магнум – серьезный калибр.

– Ну хорошо – говорю я: – допустим. Ладно. Но вооруженные люди, которые напали на Бьянку – разве это не твои люди⁈

– Конечно мои – кивает Зрячий: – еще как мои. Правда… они сами создали какое-то радикальное крыло и набрали оружия. Я… погоди, ты знаешь о чем я учу людей?

– О каком-то Апокалипсисе – отвечаю я: – что миру конец и прочая такая чушь…

– Да – не обижается на мои слова Зрячий: – верно. Вот скажи мне пожалуйста, Кента, если я верю, что миру скоро конец… а я в это верю – то зачем мне нужен нервнопаралитический газ или там ядерная бомба? Миру все равно конец, все мы умрем, какая разница? Зачем мне носить стаканами воду в море?