Текст книги ""Сезам, откройся!""

Автор книги: Виталий Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 48 страниц)

В воспоминаниях приводятся различные примеры операций ТФП, ставшие известными мне за 50 лет профессиональной деятельности в различных регионах мира. Эта часть книги также является конкретизацией тех воспоминаний, которые были изложены ранее подчас схематически в книге «Полвека в разведке».

За свою полувековую службу в разведке мне довелось узнать много малых и больших секретов, которые мне не принадлежат и которые я как оперативный разведчик-офицер должен забыть и никогда не вспоминать. Это, однако, не означает, что эти порой весьма жгучие тайны совсем стерлись из моей памяти. Нет. Пожалуй, я помню их даже лучше, чем многие другие, о которых могу и хотел бы поделиться с читателем, хотя память и начинает давать сбои.

Из этих «забытых» секретов, как из сокровищницы пережитого опыта, вырастает ряд взвешенных умозаключений и выводов, переживаний и размышлений с самим собою, которые находят свое выражение в воспоминаниях.

Так что «забытое» не забыто мною совсем, но никогда не будет, да и не может быть изложено на бумаге.

Многие из проводившихся у меня на глазах операций ТФП как раз и относятся к «забытой» мною части секретов внешней разведки.

Но и то, о чем можно сейчас говорить и писать, достаточно для самых глубоких размышлений о сути нашей разведывательной профессии.

НЕМНОГО ПРЕДЫСТОРИИ

Выезжая в Польшу, я вспомнил не так давно прочитанную книгу французского писателя Андре Моруа и его тезис, импонирующий мне: «Бездействие противно человеческой натуре» (Моруа А. Вначале было дело. Париж, 1966).

Весну 1973 года я встретил на посту начальника Краснознаменного Института, высшего разведывательного учебного заведения, теперь Академии СВР им. Ю. В. Андропова. Шел тридцать пятый год моей разведывательной карьеры и третий год после возвращения из последней долгосрочной командировки в Австрию, где я был резидентом внешней разведки.

Я был полностью доволен своим положением и испытывал большое удовлетворение оттого, что мог реализовать свой опыт, готовя молодое пополнение для нашей службы.

Когда после моего возвращения из Австрии начальник внешней разведки Александр Михайлович Сахаровский предложил мне возглавить институт, я с готовностью согласился, тем более что в 1938 году я был слушателем первой школы особого назначения, из которой и вырос затем наш институт. В дальнейшем мне приходилось участвовать в работе КИ, читая там лекции, принимая экзамены, а в период, когда я был заместителем начальника разведки, возглавлял комиссию по приему новых слушателей и распределению оканчивающих курс обучения между подразделениями службы.

Институт встретил меня приветливо. Профессорско-преподавательский состав одобрил назначение на пост начальника разведывательного учебного заведения профессионала. Тем более что мой предшественник на этом посту вовсе не был разведчиком.

Слушатели также с интересом восприняли первые же мои выступления как на факультетах начинающих разведчиков, так и на спецфаке повышения профессионального мастерства, на котором проходили переподготовку уже понюхавшие порох кадры разведки, имеющие опыт практической работы за границей. Многие из слушателей этого факультета лично знали меня по работе в Центре. Не менее заинтересованно отнеслись ко мне на специальных факультетах для иностранных слушателей, где обучались представители спецслужб наших братских социалистических стран, среди которых оказалось также немало моих знакомых, особенно из состава руководства иностранных учебных групп.

С первых дней работы в КИ мне сразу пришлась по вкусу обстановка, царившая в слушательской среде. Молодые, жизнерадостные и весьма эрудированные, в большинстве вчерашние выпускники вузов, жаждали поскорее познать, что же такое разведка, какие жизненные сюрпризы она преподнесет им. Как хорошо понимал я их, вспоминая то далекое время, когда в 1938 году вот так же жадно вслушивался в каждое слово опытных разведчиков. Но какая огромная разница в том, как мы начинали познавать разведывательную профессию и какие условия представлены начинающему разведчику сейчас. Это вселяло уверенность в том, что если мы, неопытные новички, после трехмесячной учебы смогли со временем стать настоящими профессионалами, то эти молодые люди, многие из которых уже владеют иностранным языком, после годовой напряженной работы под руководством опытных разведчиков существенно подкрепят наши неизбежно стареющие кадры.

Радостно мне было стать непосредственно сопричастным к подготовке молодежи. С величайшей готовностью передавал я им свой опыт и знания, надеялся, что в роли начальника института мне удастся максимально приблизить весь учебно-тренировочный процесс к реально существующим условиям работы разведчиков за границей.

В этом направлении я и начал свою работу с преподавательским и тренерским коллективом КИ.

Одной из главных задач, которые я поставил себе в КИ, являлась работа по пересмотру учебно-тренировочного процесса так, чтобы он вводил слушателей в мир разведывательной деятельности как теоретически, так и, особенно, практически.

Кроме приближения тренировочной практики к действительным условиям работы разведчиков за рубежом, я стремился к тому, чтобы вся теоретическая подготовка проходила не под знаком заучивания штампов, готовых решений и ответов, а требовала самостоятельного осмысления, приучала думать и находить свои решения в каждой конкретной ситуации.

Научить слушателя словесному определению, что такое агент – нетрудно, довести до него всю широчайшую гамму качеств, которые несет в себе это определение, понять потенциал способности агента решать различные задачи – это требовало от слушателей большой умственной работы с тем материалом, который давали им преподаватели – опытнейшие разведчики-профессионалы.

Но ведь это как раз и требовалось от будущего разведчика: способность думать и оригинально мыслить, не принимая ничего заранее на веру, без глубокого анализа сущности разведывательной работы.

Так я вместе со всем руководством учебных кафедр КИ приступил к пересмотру и переработке учебных программ. В первую очередь мы занялись программами разведывательных кафедр, а также кафедр оперативно-технической подготовки.

Я был приятно удивлен проявлением готовности и даже энтузиазма, с которым отнеслись к поставленной мной сложной и трудоемкой задаче большинство руководителей кафедр и преподавателей. Но не обошлось и без сопротивления отдельных из них, которое мне удалось быстро преодолеть при поддержке как самих кафедр, так и руководства ПГУ, куда были адресованы отдельные заявления не желавших перестраиваться. Так мы начали свою «перестройку», которую, однако, мне не довелось довести до конца.

СНОВА В БОЙ

В первые дни весны 1973 года мне поступило указание начальника внешней разведки генерала Ф. К. Мортина явиться в штаб ПГУ в Ясенево на прием к председателю КГБ СССР Ю. В. Андропову. Принимал председатель во время эпизодических приездов в Ясенево в специальном кабинете, отведенном для этой цели на втором этаже главного служебного корпуса.

Когда меня пригласили, у Юрия Владимировича уже находились Ф. К. Мортин и его первый заместитель Владимир Александрович Крючков. Председатель поздоровался и спросил, как у меня идут дела в КИ. Когда я начал отвечать, он тут же прервал меня и сказал, что учебными делами я еще успею заняться позже, а пока руководство Комитета и внешней разведки считает, что мне еще рано оседать надолго на работе в Центре и следует вернуться к активной деятельности.

«Есть потребность, – сказал Юрий Владимирович, – чтобы в качестве представителя КГБ в Польшу был направлен опытный разведчик. Мы считаем вас подходящим на эту должность».

Как ни был я ошарашен такой неожиданной перспективой, я все же попытался высказаться против этого назначения «Товарищ председатель, я, как вы знаете, недавно вернулся из долгосрочной заграничной командировки. Сейчас активно начал большую работу по перестройке учебного процесса и программ обучения молодых разведчиков. Эта работа мне нравится, она увлекла меня, и хотелось бы закончить ее…»

Прервав мои возражения против нового назначения, Ю. В. Андропов сказал, что еще успею продолжить эту интересную работу, когда вернусь из Польши, «через несколько лет». А сейчас, добавил он, подводя черту под разговором, мне следует сдать дела в КИ новому начальнику – генералу Зайцеву и в кратчайшие сроки выехать к месту назначения. Мне не оставалось ничего другого, как поблагодарить за доверие и заверить, что сделаю все, чтобы оправдать его.

Вышел я от Андропова, обуреваемый мыслями и о делах в КИ, которые я теперь брошу неоконченными, и о туманных и смущавших меня перспективах грядущей работы в Польше.

Возник вопрос, почему начальник разведки Мортин не захотел предупредить меня о предстоявшем разговоре, не дал мне возможности во всеоружии встретить предложение, обосновать более убедительно нецелесообразность срывать меня с начатого дела.

Пришла в голову малоприятная догадка, что, вероятно, Мортину, который около года руководил КИ, показалось неприемлемым то, что я начал ломать установившиеся при нем в институте порядки и программы, которые он ранее одобрил. Ведь не случайно отдельные протесты, исходящие из КИ против моих действий, шли как раз к нему, бывшему в то время первым заместителем начальника внешней разведки Сахаровского. Подумалось, что Сахаровский обязательно поговорил бы со мной и, я уверен, смог бы меня избавить от бесполезной попытки отказаться от назначения.

Более мрачные мысли мои касались характера предстоявшей работы. Еще со времени, когда я был заместителем начальника разведки и курировал так называемый международный отдел ПГУ, я хорошо узнал, что в представительствах КГБ в бывших социалистических странах основная работа состояла в координации деятельности подразделений КГБ с соответствующими службами спецорганов этих стран. То есть пассивная с точки зрения участия в оперативных делах, по существу, административная работа. А ведь я был разведчиком с 35-летним опытом оперативной разведывательной работы. Кроме того, все долгие годы моей разведывательной карьеры мне всегда больше всего импонировала активная деятельность. Так я вел себя на любом участке, 12 лет занимаясь в Центре организацией нелегальной разведки, много выезжал по конкретным делам в разные страны мира, в том числе и нелегально, для знакомства с положением и работой разведчиковнелегалов.

Когда ты еще полон сил и энергии, чувствуешь себя способным на многое, обидно становиться только координатором чужих действий, хотя эти «чужие» представлены опытными профессионалами, в том числе и нашей внешней разведки.

Так думал я тогда, готовясь к выезду в Польшу. Уже позже я понял, что во многом ошибался в части пассивности. Но это случилось, когда я нашел возможности активного применения своего разведывательного опыта в информационной деятельности по освещению положения в Польше, пусть и не путем классической разведки.

Но главное удовлетворение от нового места работы я стал получать, принимая участие в совместных с нашими польскими коллегами операциях и ТФП в различные западные объекты. Об этом и пойдет речь в моих настоящих воспоминаниях.

Перед моим отъездом в конце апреля 1973 года председатель КГБ принял меня уже как представителя КГБ и МВД СССР при МВД и МОН ПНР и дал напутственные указания, немало меня поразившие.

«Вы должны твердо запомнить, – говорил Юрий Владимирович, – что представительству КГБ и вам лично категорически запрещается заниматься в Польше, нашем верном союзнике, разведывательной деятельностью в ее классической форме. Никаких вербовок, конспиративных встреч и других подобных действий. В то же время, – продолжил председатель, – вы должны знать все, что происходит в стране, в ее руководстве, в политике, экономике, в партийных и общественных организациях, в рабочем классе и кругах интеллигенции. Мы ждем от вас исчерпывающей информации как по внутренним делам, так и об отношениях Польши с капиталистическим миром. Вы опытный разведчик и должны найти пути решения этой важнейшей задачи, не прибегая к разведке».

Вот так просто! Занимайся разведкой, не ведя разведку, отказавшись от ее основного средства – агентов, секретных информаторов, конспиративных средств связи. Было над чем задуматься.

О том, как мне удалось успешно справиться с этим сложным заданием, я подробно описал в своих воспоминаниях о работе в Польше в книге, изданной в Польше в 1994 году (Павлов В. Г. Я был резидентом КГБ в Польше. Варшава, 1994).

Для того чтобы представить, с какой озабоченностью я отправился в Польшу, нужно напомнить состояние мировой обстановки в тот далекий, двадцатилетней давности период времени. Шла, не снижая своего накала, «холодная война» между миром социализма во главе с СССР и Западом, возглавляемым и направляемым США.

Оборонительный союз социалистических стран Восточной Европы в лице Организации Варшавского Договора – ОВД, возглавлявшийся Советским Союзом и правящей в нем единолично КПСС, претендовал на монопольное право определения политики борьбы за мир, против гонки вооружений и опасности ядерной войны. Противостоявший ему Северо-Атлантический союз западных держав – НАТО – не скрывал своих агрессивных целей бескомпромиссной борьбы с миром социализма и, в первую очередь, с его лидером – СССР. «Холодная война» того периода олицетворялась жестким противоборством нашего государства с Соединенными Штатами практически по всем направлениям жизнедеятельности: в военной, политической, дипломатической, культурной и научно-технической областях международного взаимодействия.

Это противостояние находило свое самое острое выражение в неутихающей борьбе специальных служб, проявляясь прежде всего в широкомасштабной подрывной деятельности разведок западных государств против нашей внешней разведки и ее союзников в социалистических странах.

Все возраставший накал этой борьбы Запада против нас, нашей разведки и вообще против всего советского непрерывно поддерживался ведущей западной разведкой – ЦРУ, которая осуществляла лидерство во всех антисоветских акциях.

Мне было известно, что Польша, как важнейший союзник СССР, являлась районом особого интереса ЦРУ и союзных ему спецслужб.

Внутриполитическое положение в этой стране непрерывно подвергалось воздействию со стороны этой американской службы, выполнявшей заказ американской администрации по отрыву Польши от социалистического содружества как наиболее слабого, по западным оценкам, звена Варшавского Договора.

«Холодная война», которую сейчас многие обозреватели не без основания рассматривают не холодной, а довольно теплой, была в тот период в разгаре. Это сейчас многое в ней кажется не таким серьезным и близким к горячей схватке двух противостоящих блоков государств.

А тогда эти два мира упирались грудь в грудь, вооруженные небывалой мощью самого современного оружия.

Серьезность угрозы ядерного нападения Запада на нашу страну для меня стала наиболее ясной и реальной после того, как я лично держал в своих руках материалы, добытые в результате ТФП в диспетчерский пункт американского военного ведомства во Франции, о котором я пишу подробно, как об операции «Карфаген».

Эта сложнейшая операция и ее замечательнейшие результаты явились одним из наиболее веских для меня доводов в пользу необходимости таких операций ТФП, моим моральным оправданием участия в ТФП в Польше.

Из этого следовало, рассуждал я, что мне предстояло использовать все возможности для мобилизации наших совместных с поляками усилий для выявления и разоблачения враждебных замыслов иностранных спецслужб против народной власти и социалистического режима в Польше, а также по использованию ими территории этой страны для подрывной деятельности против Советского Союза.

Значение и сложность этих задач вырисовывались передо мною, на фоне совсем недавних, конца 1970 года, широкомасштабных политических событий, повлекших смену высшего партийного и государственного руководства Польши. Отголоски этих событий, как мертвая зыбь в океане после пронесшегося шторма, продолжали давать о себе знать и на третьем году деятельности новой руководящей команды во главе с Первым секретарем ЦК ПОРП Е. Гереком.

Из короткой прощальной беседы с Ю. В. Андроповым я понял, что председатель КГБ придавал первостепенное значение задаче как можно скорее разобраться во внутриполитическом положении Польши, предупредив меня об ошибках нашего аппарата в Венгрии в 1956 году в оценке положения в венгерском обществе и, в первую очередь, в партии, рабочем классе и кругах интеллигенции.

Зная о личном опыте председателя, который в тот период был послом СССР в Будапеште, я ясно представлял себе его высокую требовательность по этому разделу моих обязанностей, которая меня ожидала после приезда в страну.

С ПОЗИЦИЙ СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ

Мои воспоминания по избранной мной узкой теме – о ТФП, по существу, затрагивают широкий спектр разведывательной деятельности любой специальной службы. Поэтому желательно посмотреть на эту область действий нашей советской внешней разведки в сопоставлении с действиями западных разведок с позиций сегодняшнего дня.

За прошедшее десятилетие после моего возвращения из Польши в мире, и особенно в бывшем социалистическом содружестве в Восточной Европе, произошли кардинальные изменения. Закончилась «холодная война», на протяжении долгих лет которой, как писал в американском журнале «Тайм» Брюс О. Нелан, «США и Советский Союз боролись за каждый квадратный метр в любом месте земного шара». Обе страны сосредоточивали «друг на друге практически всю свою шпионскую деятельность и использовали большую часть выделяемых на разведку средств».

Но инерция в политическом мышлении государственных деятелей Запада уходит корнями в предыдущий этап международных отношений. Она никак не способствует быстрейшей перестройке деятельности государственных служб и, в первую очередь, западных специальных служб. Окончание «холодной войны» для многих западных политиков и правительственных чиновников «спутало представление о безопасности». Раньше, при противостоянии блоков, было ясно, где враг, где друг и союзник. Четкой была и граница между мирами. И вдруг «все перемешалось. Безопасность распалась на мозаику постоянно меняющихся размытых конфликтов и войн…» (Проэктор Д. Наследие «холодной войны» и политика безопасности. Сегодня. 1994. 12 февраля).

Наша теперешняя действительность такова, что «мертвый начинает хватать живого».

Как бы ни уверяли себя, что со старым уже все кончено и теперь все будет по-новому, мы сами в это не верим.

Да разве возможно мне, прожившему четыре пятых века, из них 65 лет при старом порядке, и верой и правдой отслужившему ему полвека, отказаться, по существу, от всей моей жизни?

Нет, тем более что подавляющая часть ее, система, в которой она протекала, была здоровой, позитивно-созидающей и исторически неопровержимой. Что же касается остальных ее теневых сторон, минусов, издержек, ущербности и даже преступности, то в оправдание можно спросить: а есть ли хоть одна страна в мире, где история не была омрачена кровавыми страстями?

Но не негатив, а исторический позитив является строительным материалом для будущего нашей Родины. Верю, что Россия, как Феникс, воспрянет из пепла сегодняшней разрухи и будет действительно Великим государством, достойным Великого народа. Ну, а сегодня нам надо сражаться сразу на двух фронтах: против остатков старого зла, идущего к нам с Запада, и против собственной склонности создавать себе образ новых врагов.

Известный польский писатель философ-фантаст Станислав Лем говорил: «В человеческой натуре все еще глубоко сидит потребность иметь врага – злого и грозного, который соблазняет и растлевает, обольщает и так или иначе вынуждает творить зло» (Выборча. 1994. № 42. 20 февраля).

Писатель замечает, что мы особенно легко склонны к нехорошим поступкам тогда, когда можно возложить ответственность за них на других, например в толпе.

В этом аспекте индивидуальные поступки и поведение людей для меня были предпочтительнее. Не случайно я никогда не отказывался от ответственности и не уважал тех, кто избегал ее. К сожалению, у нас в службе было немало таких руководителей, которые делали все, чтобы в случае неудачи ответственность за решение возлагалась на других. Характерен в этом отношении стиль многих указаний Центра в резидентуры с оговорками типа «смотрите, мы вас предупреждаем» и т. д.

Возвращаясь к дню сегодняшнему, нельзя не сказать о позициях западных спецслужб в условиях перехода в отношениях Запада и России от конфронтации к партнерству.

Здесь прежде всего хочу отметить, что все заявления на Западе о якобы ненужности разведки звучат чистой демагогией, рассчитанной на наивных людей. Теперь, после возникновения ряда серьезных региональных конфликтов (в Югославии, на Ближнем Востоке), они замолкают, но продолжаются дискуссии о том, какая разведка требуется в современных условиях.

Это последнее направление в выступлениях публицистов не находит поддержки со стороны разведчиков-профессионалов. Думаю, что они разумно не вступают в обсуждение того, что и как может и должна делать спецслужба. Ясно что все, необходимое государству для обеспечения своих собственных интересов.

Здесь уместно сравнить разведку с пресловутым чеховским ружьем, которое если висит на стене в первом акте пьесы, то обязательно выстрелит до конца спектакля. Так и разведка – она не может зря, ни для чего, просто существовать. Ее задача «стрелять», то есть действовать там и тогда, где и когда это востребуют события и интересы ее «автора» – государства.

Ни неудачи, ни провалы и измены, которые, к сожалению, сопутствуют активно действующей спецслужбе, не могут быть аргументом в дискуссии: следует ли избавиться от этих последствий разведывательной деятельности путем устранения самой разведки?

Ведь еще не было в мировой истории государства, не имевшего разведки. Пока государство будет оставаться фактом образования человеческих популяций, разведки будут его неизбежным атрибутом, нравятся они нам или нет.

Другое дело, если разведка действует вразрез с интересами своего государства. Тогда ее нужно реформировать, ставить под более жесткий контроль. В этой связи заслуживает нашего внимания пример деятельности ЦРУ в период афганской войны.

Ни в коей мере не собираюсь оправдывать действия советской стороны, но не могу не осудить коварство и крайнюю близорукость Запада и, в первую очередь, американской администрации и ее спецслужб. В своей всеослепляющей ненависти к Советскому Союзу американские спецслужбы, и в первую очередь ЦРУ, воспользовались войной в Афганистане, чтобы наносить как можно больший ущерб и всевозможный вред нашему государству. В арсенал средств ЦРУ в этой деятельности входили, помимо снабжения афганских моджахедов (повстанцев) оружием, в том числе и таким современным, как «Стингеры», подготовка террористов и наводнение Афганистана наркотиками.

Последнее обстоятельство дало свои пагубные долголетние последствия не столько для нас, сколько для Запада и самих США в первую очередь.

Как заявил один американский эксперт, причастный к указанной политике и практике в Афганистане, «по сути дела, мы создали чудовище. А сегодня расплачиваемся» (За рубежом. 1994. № 3).

В чем же суть пагубных действий ЦРУ? Тысячи подготовленных и владеющих самыми совершенными средствами и способами терроризма исламских фундаменталистов-фанатиков из союзников и исполнителей замыслов ЦРУ превратились в заклятых врагов США, используя созданные с благословения американских властей центры вербовки добровольцев и их подготовки, они теперь совершают теракты против своего бывшего благодетеля. Об этом свидетельствует взрыв в международном торговом центре, стрельба из автомата перед штабом ЦРУ и их сорванные замыслы против ООН и ФБР в Нью-Йорке.

Другой эксперт США – Джек Блюм, в прошлом возглавлявший созданную конгрессом США группу по выявлению каналов финансирования наркобизнеса и терроризма, высказался предельно ясно: «По прошествии десяти лет активности в данном районе, после ослепления и пособничества мы преуспели в двух вещах – мы превратили этот регион в один из главных мировых центров торговли наркотиками и в центр международного терроризма».

Как теперь вскрывается, бывшие агенты западных спецслужб, в частности ЦРУ, используют свои контакты с этими спецслужбами для участия в терактах против Запада же. Так, один из участников взрыва в международном центре был в прошлом агентом ЦРУ.

Интересно, что французская разведка также сыграла свою коварную роль. Это она подала американцам мысль наводнить Афганистан наркотиками, с тем чтобы превратить солдат Советской Армии в наркоманов, ослабить их здоровье и лишить мужества и стойкости.

К сожалению, сейчас мало что изменилось в позициях западных спецслужб по отношению теперь уже не к СССР, а к России.

Поднятая в связи с арестом Эймсов в США шумная антирусская политическая кампания, которую, по существу, возглавил своим заявлением сам президент Клинтон, явно была инспирирована ЦРУ и ФБР, Эти службы хотели скрыть за громкими обвинениями в адрес России провал своих утверждений, что русская внешняя разведка слаба. И вдруг Россия сумела завербовать сотрудника ЦРУ, и не просто рядового, а одного из важных ее руководителей. К тому же использовала его, надо полагать, небезуспешно аж целых 9 лет.

Спрашивается, кто же слаб: наша внешняя разведка или ЦРУ и ФБР, которым давно хором пели дифирамбы публицисты и исследователи, такие, как Д. Баррон, Ч. Пинчер, Д. Мартин и многие другие, стремясь всячески опорочить наши спецслужбы? Никто из них при всех потугах не мог бы назвать когда-либо приобретенного западными спецслужбами «крота» во внешней разведке уровня Эймса. Стоило бы им заглянуть в историю нашей разведки и увидеть не только К. Филби, после которого, по их утверждению, новых достижений не было, но и X. Фельфе (БНД), который так же, как и Эймс, возглавлял отдел западногерманской разведки против нас. А каков уровень таких агентов-американцев, как Уокер или Ховард (также бывший сотрудник ЦРУ), чьи сведения на долгое время вывели из строя всю московскую резидентуру ЦРУ.

Интересно отметить, что попытка американцев превратить дело Эймсов в уголовно-политическое напоролась на настоящую пощечину со стороны швейцарских властей. Как сообщало западное радио, они отказали американцам в предоставлении юридической помощи и, в частности, в замораживании счетов Эймса в швейцарских банках. «Шпионаж, – ответили швейцарцы, – не может рассматриваться как уголовное дело, это акт политический и, следовательно, не подпадает под соглашение о содействии в уголовном расследовании».

Действительно, трудно подводить разведывательную деятельность под уголовные преступления, так как она далеко выходит за их рамки.

Не случайно некоторые разоблаченные агенты предпочли бы отвечать за свои действия как за уголовное преступление, чем нести ответственность за шпионаж или измену родине в форме шпионажа, ибо наказание за первое во многих странах ниже, чем наказание за связь с иностранными спецслужбами.

Раз разведка – акт политический, то, очевидно, нельзя считать добычу разведками «чужих» секретов обычным воровством. И не следует присовокуплять к этой деятельности все те нравственные и этические следствия, что тянутся за таким обыденным нарушением законов, как воровство, хищения.

Итак, арест супругов Эймсов, Олдрича Хайзена и Марии дель Росарио Касос вызвал в США шумную кампанию против разнузданного шпионажа России. При этом пресса создавала видимость нарушения внешней разведкой какой-то договоренности (конечно же несуществующей) не вербовать видных чиновников.

В то же время американское общество не информировали, что ЦРУ вербовало и вербует в России агентов любого служебного положения. Уже упоминалось о вербовке американской разведкой в 1989 году полковника ГРУ Вячеслава Баранова, передававшего американцам информацию военного и оперативного характера.

По своему служебному положению Баранов вполне сопоставим с Эймсом, однако российская сторона не делала из этого провала шума, хотя Эймс был завербован внешней разведкой еще в то время, когда за нами числилось определение «империи зла» – в 1985 году, а Баранова ЦРУ вербовало уже в конце 1989 года. Так о каком согласии, пусть только молчаливом, может идти речь, кто его нарушает?

В своих комментариях по делу Эймса американская пресса и отдельные американские руководители договорились до абсурда: «Следить за друзьями и шпионить за соперниками – разные вещи, Россия не союзник… В лучшем случае – потенциальный партнер, но через много лет»; «Сейчас это соперник с иными, чем у нас, интересами»; «У России есть свои национальные интересы» (За рубежом. 1994, № 9) и т. д. Получается, что у Германии, Франции, Италии нет своих национальных интересов? А ведь они союзники США!

В общем, если Россия не будет послушной и не будет плясать под дудку США, то ату ее!

Шум вокруг дела Эймсов отнюдь не следует воспринимать только как претензию к нашей внешней разведке. Такие же примерно кампании сопровождали массовую высылку советских сотрудников в 1971 году из Англии, в 1983 году из Франции, позже – из США. Эти внешние действия были только предлогами для выражения недовольства по более основательным причинам.

Если же говорить об американских спецслужбах, то, упрекая Россию за активизацию разведывательной деятельности в США, они сами вели ее во все возрастающем объеме против нашего государства, и не только на его территории, но и в других независимых странах-членах СНГ.

На слушаниях комитета по разведке конгресса США в начале 1992 года представитель ЦРУ докладывал, что эта служба все больший упор в своей работе будет делать на человеческий фактор, то есть на работу с агентами. В конце того года американская газета со ссылкой на официальное лицо в руководстве США радостно сообщала, что ЦРУ ведет шпионскую деятельность против России «с помощью стран Восточной Европы и бывших республик Прибалтики». Благодаря усилиям ЦРУ, «Вашингтон уже имеет в своем распоряжении советские баллистические ракеты и новейшие боевые самолеты» (Бостон глоб. 1992. 16 ноября).

Уже в начале 1994 года на слушании все в том же комитете по разведке конгресса США тогдашний директор ЦРУ Джеймс Вулси фактически подтвердил, что его служба ведет чрезвычайно важную для США разведку в России. ЦРУ дает американской администрации исключительно ценные, а порою и уникальные данные политического и экономического характера, добываемые в России. При этом он излагал ряд основных задач, которые ЦРУ решает в своей шпионской деятельности в России. Среди них упоминались и поддержка российских политиков, способствующих созданию благоприятных условий для обеспечения интересов США в России, наблюдение за состоянием российской армии и обороны, за отношениями России с новыми независимыми соседями – бывшими советскими республиками.